CC BY
86
И. И. Бурдукова
Проблема правового нигилизма как особенность российской культуры
Высокие нравственные качества русского народа (его способность к состраданию, любви, прощению, терпению, самоотвержению, жертвенности, миролюбию, даровитости, ведущей к созданию непреходящих научных и культурных ценностей, бескорыстной щедрости притягивающей и объединяющей вокруг себя другие племена, нации, народы) давно отмечены и получили всемирное призвание.
Эти нравственные качества формировались особенностью русской культуры и эта особенность заключается в универсальном характере культуры, которая издавна была связана, формировалась и определялась культурами Скандинавии, Византии, южных и западных славян, Германии, Италии, народов Востока и Кавказа. Эту универсальность русской культуры четко охарактеризовал Достоевский в своей знаменитой речи на Пушкинских торжествах.
В основе Российской культуры, ее определяющим стержнем несомненно является европейский тип культуры как наиболее универсальный, наиболее открытый и восприимчивый к другим типам культуры и наиболее способный сам воздействовать и формировать другие культуры. Именно открытость европейской культуры делают ее культурой будущего. Это определяется тем, что европейская культура изучает и использует культуры других народов, тем самым обогащается сама и обогащает другие народы, сохраняя бережно все созданное.
Русская культура еще и потому европейская, что в своих истоках она всегда была предана идее свободы личности, как не удивительно это звучит. Исторический опыт свидетельствует что вечевое управление было не только опытом самоуправления, но и школой общественного мнения. Новгородских князей даже не пускали жить в пределах города, чтобы избежать возможной диктатуры и тирании. Люди свободно переходили из княжества в княжество, как и сами князья. А когда установились границы государства, началось бегство в казачество. Русский народ не только был покорен власти, но также породил из своих недр Стеньку Разина, воспетого в народных песнях, и бунтаря Пугачева. Народ с трудом терпел произвол государства, стремился к вольнице, это стремление привело к народному движению на Восток, в поисках свободы от государства и счастливого Беловодского царства. Север, Сибирь, Аляска были освоены и присоединены не столько властью государства, сколько крестьянскими семьями и их стремлением к вольнолюбию, в поисках новых земель и счастья. Колонизация была совершена в России вольным казачеством.
Ермак подарил русскому государству Сибирь. Казацкая вольница была замечательным явлением в русской истории. Она наиболее обнаруживает полярность, противоречивость русского характера. С одной стороны, русский народ смиренно помогал образованию деспотического государства, с другой стороны, он убегал от него в вольницу, бунтовал против него, жил в анархии вне всяких уставных законов. Стенька Разин характерно русский тип, представитель «варварских казаков», голытьбы. Именно казацкая вольница показала, что может быть уход от государства, ставшего невыносимым, в вольные степи. О стремлении сохранить свободу личных убеждений свидетельствуют северные гари, в которых сжигали себя сотни и тысячи людей. Рассуждения о старообрядчестве как не только религиозной свободе вероисповедания, но и социальной, а также культурной оппозиции имперскому государству восходят к XIX в., исследованиям А. П. Шапова, сохраняя свою актуальную значимость до
140
настоящего времени .
Ярким примером стремления к свободе личности может быть названо восстание декабристов, в котором руководители восстания действовали против своих имущественно-сословных интересов во имя социальной и политической справедливости. Б. П. Вышеславцев в качестве центральной темы мировоззрения и грациозного гения А. С. Пушкина выделяет идею свободы: «Пушкин дает, конечно, не философию свободы, а поэзию свободы, но его поэзия имеет в себе мудрость, и эту мудрость в одежде красоты легко угадать фило-софу»141. Русский народ талантлив и творчески одарен. Причина этого именно в свободе воли. Свободный, вольный народ всегда талантлив. Свободное сти-хиное проявление страстей есть условие всякого творчества, ибо космос творится из хаоса и это одинаково верно для абсолютного Божественного творчества, так и для человеческого.
Зачем крутится ветр в овраге Подъемлет лист и пыль несет Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел тяжел и страшен На черный пень? Спроси его, Зачем арапа своего Младая любит Дездемона Как месяц любит ночи мглу?
140 Соловей Т. Д. Старообрядчество: новый взгляд // Свободная мысль. 2008. № 7. С. 111-122.
141 О России и русской философской культуре философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 400.
Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона Гордись: таков и ты поэт, И для тебя условий нет142.
Однако знаменитая формула «недостатки - это продолжение достоинств» может быть нигде так неуместна, как в оценке российской культуры, российского национального характера и их философского осмысления. Отдельным лучшим качествам русского народа противостоят как некие противовесы и другие качества, их противоположности: щедрости - скупость (чаще всего неоправданная), доброте - злость (опять-таки неоправданная), любви к свободе и вольности - стремление к покорности и подчинение деспотизму власти.
Одной из характерных черт, давно подмеченных и русской философией и отечественной литературой, чертой, которая действительно составляет несчастье русских: это во всем доходить до крайностей, до пределов возможного, не зная удержа и меры, не задумываясь о последствиях, не зная границ дозволенного. (Гоголь о России). Ввязаться в драку, а потом ужаснуться от последствий.
Именно эту черту доведения всего до границ возможного и при этом в кратчайшие сроки можно увидеть в России во всем. Россия благодаря этой своей черте, всегда находилась на грани чрезвычайной опасности, не имела счастливого настоящего, а лишь мечтала о счастливом будущем, и чем отдаленнее было это будущее, тем опаснее были те, кто его обещал и организовывал движение к нему, забывая о том, что прошлого уже нет, будущее не определено, а человек живет сейчас. История России в XX веке -яркий тому трагический пример. О противоречивых и трагических чертах русских ярко написал Н. А. Бердяев: «Россия - страна бесконечной свободы и духовных далей, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности». И в то же время - «Россия - страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна лишенная сознания прав личности, страна инертного консерватизма, порабощения ре-
143
лигиозной жизни государством...» .
Проблема крайностей, края, пути, судьбы имеет в русской истории почти мистический характер. У замечательного религиозного философа и политического мыслителя - Максима Грека, переехавшего в Россию на рубеже XVI в., здесь из-за своих воззрений немало пострадавшего, но тем не менее глубоко понявшего и полюбившего Россию, есть поразительный образ ее. Он пишет о России как о женщине, сидящей на пути в задумчи-
142 Пушкин А. С. Соч. В 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 152.
143 Бердяев Н. А. Судьба России. М., 2000. С. 283.
вой позе в черном платье. Она чувствует себя при конце времен, думает о будущем и плачет.
Берег реки, моря, край света, путь, дорога в русской истории, литературе, поэзии представлены широко. Путь из варяг в греки - стратегическая экономическая магистраль. Путь за «камень» - в Сибирь. Петербург - новая столица российской империи, которую Петр I строит на самой границе своей огромной страны, на краю, у моря. У Петра I это рубеж не только земли, но и рубеж решительных преобразований, разрыв традиционности, решительный поворот во всех сферах жизни. Именно в этот период Европа «одарила» Россию просвещением. Кроме того: «Весь петровский период русской истории был борьбой Запада и Востока в русской душе»144. Борьбой прошлого и будущего.
Так же и обстоит дело и с тем, что многие достойные качества русского народа «продолжены» их другой, менее завидной характеристикой -дефицитом правосознания, правопонимания, наличием правового нигилизма, которые на протяжении многих веков компенсировались этикоцен-тризмом и проповедью абсолютного нравственного подхода к жизни.
Идеи особого предназначения России, ее всемирной миссии возникли в древние времена и веками укреплялись в общественном сознании.
В первых философско-политических сочинениях Киевской Руси, в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, в аллегорической форме, характерной для средневековой патристики - сочинений византийских отцов церкви, противопоставлен Ветхий завет и Новый завет. Иудаизму, Ветхому завету с его жесткими правовыми нормами, противопоставлена евангельская, христианская истина, сущность которой в благодати, в спасении не одного лишь народа, а всего человечества, а носителем истины и спасителем человечества призвана стать Русь. Здесь впервые было положено начало пониманию и стремлению соотнести организацию общества, его устройство не с рациональным законом, основанном на праве, который регламентирует свободу и справедливость, а с поисками всеобщего блага, проводником которого должна стать церковь. Это неприятие рациональности проявилось в основании русской жизни. Так герои русских народных сказок, былин, литературы (Илья Муромец, Иван-дурак, Обломов и др.) наглядно свидетельствуют о недоверии к рациональности, к поведению, состоящему из последовательности действий по заранее данным правилам. В то же время русские верят иррациональному бытию. Это доверие означает, что существует сверхрациональный космический процесс, который обладает собственными законами, в совокупности не доступными человеческому рассудку. Это процесс благоприятен в целом к человеку, который не суетится, не пытается навязать свое мнение миру, а ждет, когда волею судьбы цель будет достигнута.
144 Бердяев Н. А. Русская идея. М., 2000. С. 7.
Если же ожидание «авось» не срабатывает, тогда наступает время кратковременного напряженного действия, ударного труда; к юбилею, дате, в последний момент. Иррациональному и даже мессианскому обоснованию предназначения России и жизни каждого человека в ней способствовала теоретическая концепция «симфонии» светской и религиозной власти, впервые сформулированная в VI веке в Византии (6 Новелла Юстиниана Великого) и воспринятая на Руси в X веке.
Здесь уместно упомянуть такой законодательный памятник, как «Устав» св. Владимира, определявший место Церкви в жизни страны145.
Принятие «Устава» было первым опытом по осуществлению концепции византийской симфонии светской и религиозной власти на Руси. Из «Устава» следовало верховенство христианских законов над светскими они провозглашались более значимыми, чем воля князя - «нарядника» земли. «Устав» ранжировал преступность. Прежде всего подведомственными суду епископа были преступления против Церкви (ересь, соблюдение языческих обрядов и т. п.), затем церковному суду подлежали и преступления относящиеся к сфере гражданско-правовых отношений (похищение жен, обиды и др.).
Таким образом власть князя оказывалась ограниченной христианскими правилами.
«Устав» распространялся первоначально только «на христианскую территорию» Руси. По отношению к языческому населению Древнерус-
«146
ского государства власть князя оставалась неограниченной .
С принятием христианства пришло понимание предела княжеской верховной власти. Христианские законы, нравственные нормы определяли границы власти князя. В древнерусских памятниках литературы отмечена эта новая взаимосвязь власти и религии. Так в «Поучении» князя Владимира Мономаха описывался образ идеального князя, который следует в своей жизни христианским правилам, традициям и тем самым определяет жизнь поданных и развитие государства.
Таким образом, после принятия христианства Евангельская, христианская истина, божественная благодать снизошла на Русь и ее правителей.
Так постепенно обосновывался тезис о новой исторической судьбе и предназначении России, как некоего особого христианского государства в его наиболее полном воплощении.
Этот тезис, прозвучавший в период становления русской философской, политической мысли, в разных формах варьировался в последующие времена и объяснял многое в будущих философско-политических
145 Щапов Я. Н. Княжеские Уставы и Церковь в Древней Руси. М., 1972. С. 12.
146 См.: Гулян Э. К. К вопросу о влиянии византийской христианской традиции на формирование русской государственности // Право и политика. № 4. 2008. С. 956-958.
концепциях (утопизм и романтизм, правовой нигилизм и дефицит правосознания, противопоставление морали и права).
В 40-е гг. XIX в. в русской философской и социально-политической мысли сложилось особое направление, исходившее в своих воззрениях на Россию преимущественно из христианско-провиденциалистской методологии.
В России ХУШ-Х1Х веков в философских, социально-политических работах мыслителей не появилось сочинений, которое по масштабу воздействия на общественную мысль можно было бы сравнивать с работой Дж. Локка «Два трактата о правлении», с «Общественным договором» Ж.-Ж. Руссо во Франции, с юридически манифестом «О преступлениях и наказаниях» Ч. Беккарла в Италии, философско-правовыми работами В. Гумбольдта и Г. Гегеля в Германии. В России существовал скорее публицистический интерес к праву у А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина, у декабристов и П. Я. Чаадаева и др., а философия права в научно-теоретическом смысле, надо признать, отсутствовала. И только во второй половине XIX в. такие работы стали появляться.
Определеннее многих нигилистическое отношение к праву, закону, выразили славянофилы. В то время как западное человечество, писал К. С. Аксаков, двинулось путем «внешней правды, путем вексельной честности, русский народ сохранил верность «внутренней правде». Поэтому отношения между государем и народом в России (особенно допетровской) суть отношения отечески-сыновние, основанные на бездоговорном взаимном доверии. «Однако, - рассуждал Аксаков, - нам скажут: или народ, или власть могут изменить друг другу. Гарантия нужна! И отвечал на это: «Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там уже нет добра; и пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет добра, чем стоять с помощью зла».
Показательно в этом отношении «Оправдание добра» В. С. Соловьева, сочинение в котором осуществлено мировоззренчески-систематическое осмысление правовой, юридической проблематики. Право определяется здесь как инстанция «принудительного осуществления минимального добра», необходимая для того, чтобы «мир, лежащий во зле, до времени не превратился в ад. Закон, правовые нормы в понимании В. С. Соловьева не имеют никакого отношения к личным и гражданским свободам, записанным в конституциях. Это просто подвид нравственных норм, простейшие заповеди, запреты (не убий, не укради, не обманывай и т. д.), которые поддерживаются с помощью государственного насилия и предъявляются подданным в форме того или иного сборника законов, «уложения о наказаниях». Вне исследований В. С. Соловьева остается та содержательная сторона права, которая в Западной Европе вырастала в ходе борьбы с авторитарной церковью и абсолютной государственной властью и, которая начиналась с ограничения и регламентации именно самой государственной и церковной власти. Развитая система права и законов по
происхождению своему антидеспотична и антитоталитарна. Эта система и есть самоограничение государства в пользу отдельного гражданина, гражданского общества, к которому государство как институт власти было приведено долгой борьбой за политическую и хозяйственную независимость, борьбой за признание прав и свобод подданных.
В настоящее время в отечественных юридических, политических, философских работах рядом авторов возрождается противопоставление «неприемлемых» для России западных идей правового государства и гражданского общества и обосновывается во многом традиционная для российской историософии идея православного государства147.
Укоренившиеся в сознании представления о том, что для России является благом отсутствие традиций законодательства, основанного на римском праве, и особой богоизбранности сохранились до настоящего времени.
«Национальная замкнутость, византийско-православная вера и культура существенно повлияли на последующий ход развития русского права как права преимущественно духовного и душевного, не слишком интеллектуально рационализированного, права сердечных и эмоциональных переживаний русских людей.
Возможно, именно в этом и кроется высокая чувствительность, трансцендентность и непредсказуемость русской души, которой чужды всякие излишне рационализированные запретительные либо ограничи-
148
тельные нормы .
С тех пор как инок Филофей (ок. 1465 - ок. 1542) назвал Москву Третьим Римом, который никогда не будет сменен Четвертым, видение Святой Руси не переставало занимать и тревожить отечественную историософскую мысль, наших писателей и поэтов. Славянофилы и Ф. М. Достоевский неоднократно именуют Россию Святой Русью: «Русское общество выросло самобытно и естественно под влиянием одного внутреннего убеждения, церковью и бытовым преданием воспитанно-го»149. Великий русский философ В. Соловьев, веря в религиозное призвание России, ставит ей задачу объединения обезбоженной культуры Запада с враждебной человеческому творчеству религией мусульманско-
147 См.: Баранов П. П., Верещагин В. Ю. Русская православная государственность: миф или реальность? // Философия права. 2007. № 4; Лукьянов А. И. О русской православной государственности и православном государстве с точки зрения юриста // Философия права. 2008. № 4. С. 7-13.
148 Осипян Б. А. Истоки русского правосознания // Современное право. 2008. № 3. С. 57.
149 Киреевский И. В. «О характере просвещения Европы и его отношение к просвещению России // Киреевский И. В. Эстетика и критика. М.: Искусство. 1979.С. 279.
102
го Востока: «Россия не призвана быть только Востоком, что в великом споре Востока и Запада она не должна стоять на одной стороне, представлять одну из спорящих партий, что она имеет в этом деле обязанность посредническую и примирительную, должна быть в высшем смысле третейским судьей этого спора»150. История России как бы готовила ее к этой миссии. 250 лет татаро-монгольского господства несомненно повлияли на этногенез русского народа. Не случайно существует поговорка: «Поскребите русского и вы получите татарина». Если представить возможную правоту прогноза философа, то происходящей сегодня процесс глобализации и формирования единства, но не единообразия, не исключающий конфликтов, вполне вписывается в возможности России с учетом ее геополитического расположения и таким образом по-новому могут быть осмыслены идеи С. Хангтингтона, развитые им в известной книге «Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка» изданной в Нью-Йорке в 1996 году151. Важно лишь не упустить самой России этот реальный шанс: рационально-прагматически, созидательно выстроить свои отношения с Западом, мусульманским Востоком и новыми сверхдержавами Китаем и Индией. Не реваншизм и ностальгия по советской империи152, а кропотливая работа по сохранению, сбережению своего многонационального и многоконфессионального народа, который должен «вписаться» в реалии XXI века - века глобальных миграционных процессов, новых суверенитетов, унификационных процессов в культуре и построению будущего открытого мира без границ. Уместно здесь вспомнить Достоевского, утверждающего, что быть русским значит «быть всечеловеком».
150 Соловьев В. С. Соч. в 2 т. М., 1989. Т. 1. С. 276-277.
151 Hungtinton S. The Clach of Civilizations and the Remar King of World Order, N. Y., 1996, Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / пер. с англ. Т. Велишева, Ю. Новикова. М.: Изд-во АСТ, 2003.
152 См. Дугин А. Г. Проект империя // Философия права. 2008. № 3. С. 7-15.
