CC BY
81
Рахманинова Мария Дмитриевна
ПРОБЛЕМА ОТНОШЕНИЯ "ВЛАСТЬ - ТЕЛО" В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ ФЕНОМЕНА ФАШИЗМА
Настоящая статья посвящена анализу специфического подхода социалистических теорий к осмыслению опыта фашизма. В ней предпринимается попытка установить, что нового привнесли эти теории в традиционные подходы к работе с данным феноменом, почему они в качестве значимых для этой работы выделяют категории тела, телесности и власти, и в чём особенность интерпретации этих категорий социалистическим дискурсом - на примере неофрейдистов, философов Франкфуртской школы, постструктуралистов и специалистов по гендерной теории.
Адрес статьи: \м№^.агато1а.пе1/та1епа18/3/2016/3-2/37.11^1
Источник
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2016. № 3(65): в 2-х ч. Ч. 2. C. 127-132. ISSN 1997-292X.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/3.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/3/2016/3-2/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.aramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
на выводы Н. А. Бердяева о том, что свобода человека связана с вопросом о доверии индивидуума самому себе, В. Н. Никитин считает, что стремление к свободе «выражается в акте принятия человеком своей индивидуальной телесной формы, в его намерении совершенствовать эту форму путем самопознания» [Там же, с. 16].
Кроме того, тематика свободы в контексте проблематики телесности представлена у М. Мерло-Понти. Тема свободы неотделима у М. Мерло-Понти от двойственного характера телесности, то есть когда тело рассматривается и как видящее, и как видимое [1, с. 278]. По мнению М. Мерло-Понти, восприятие собственного тела человеком не может существовать вне его отношения к «Другому». Однако, воспринимая собственное тело, человек видит его не таким, какое оно есть, а как проекцию его отношения к телу «Другого». Тогда получается, познавая свою собственную телесность, человек познает тело «Другого» и, наоборот, воспринимая тело «Другого», он видит в нем отражение своего тела [Там же, с. 305].
Именно телесной воплощенностью обеспечена жизнь индивида: быть индивидом, быть живым и быть воспринимающим - одно и то же. По этому поводу М. Мерло-Понти пишет: «Мы - тела... сами существуем в мире посредством нашего тела и воспринимаем мир при помощи нашего тела. Но, вновь обретая, таким образом, контакт с телом и с миром, мы обретаем и самих себя, поскольку, если я воспринимаю при помощи тела, тело - это естественное "я" и, так сказать, субъект восприятия» [Там же, с. 265].
Пожалуй, каждый человек ставит перед собой цель самосовершенствования, что предполагает не просто осмысление, но разработку собственной модели личного духовного роста и физического развития. В процессе формирования этой модели, человек интерпретирует представления о природе творческого самовыражения, о многообразии форм телесных репрезентаций, о соотношении телесного и духовного начала бытия. Чтобы расставить приоритеты и наметить ориентиры социокультурного развития, как человека, так и общества, необходимо осмысление и понимание таких категорий как «тело», «душа», «телесность».
Список литературы
1. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента; Наука, 1999. 608 с.
2. Муратова И. А. Телесность как доминанта культуры постмодерна // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 1 (27): в 2-х ч. Ч. I. C. 143-146.
3. Никитин В. Н. Человеческая телесность: онтогносеологический анализ: автореф. дисс. ... д. филос. н. М., 2007. 37 с.
4. Осинцева Н. В. Танец в аспекте антропологической онтологии: автореф. дисс. ... к. филос. н. Тюмень, 2006. 22 с.
5. Подорога В. А. Феноменология тела. М.: Ad Marginem, 1995. 339 с.
CORPOREALITY WITHIN THE LIMITS OF HUMAN EXISTENCE
Osintseva Nadezhda Vladimirovna, Ph. D. in Philosophy, Associate Professor Tyumen State University of Architecture and Civil Engineering ossintseva2002@mail. ru
The article compares the status and role of corporeality in the philosophical, aesthetic and social aspects of the history of western culture. The phenomenon of the body is considered as an essential element of human existence. Corporeality is represented as an integral, independent human characteristic in the process of the identification, self-cognition and comprehension of the external world. The status and meaning of the human body in the unity of his/her inner and outer existence are studied.
Key words and phrases: corporeality; cognition; human being; existence; vitality; freedom; perception of body; phenomenology of body.
УДК 17.022.2 Философские науки
Настоящая статья посвящена анализу специфического подхода социалистических теорий к осмыслению опыта фашизма. В ней предпринимается попытка установить, что нового привнесли эти теории в традиционные подходы к работе с данным феноменом, почему они в качестве значимых для этой работы выделяют категории тела, телесности и власти, и в чём особенность интерпретации этих категорий социалистическим дискурсом - на примере неофрейдистов, философов Франкфуртской школы, постструктуралистов и специалистов по гендерной теории.
Ключевые слова и фразы: власть; тело; телесность; либидо; фашизм; социалистическая теория; левый дискурс; отчуждение.
Рахманинова Мария Дмитриевна, к. филос. н.
Национальный минерально-сырьевой университет «Горный» Nordseeinsel@yandex. т
ПРОБЛЕМА ОТНОШЕНИЯ «ВЛАСТЬ - ТЕЛО» В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ ФЕНОМЕНА ФАШИЗМА
Опыт фашизма, несомненно, - один из самых радикальных, жестоких и иррациональных опытов автократии в европейской истории. Представители множества философских школ и направлений не одно десятилетие
бились над осмыслением того, как вообще стало возможным распространение тотальной иррациональности фашистских диктатур в традиционно рациональном и логоцентричном Западном мире. В сущности, это был один из центральных вопросов европейской философии XX века.
Над ним работали как специальные комиссии [11], так и крупнейшие мыслители: Ханна Арендт, Ж.-П. Сартр, В. Райх, Э. Фромм, М. Фуко и многие другие. За годы изучения феномена фашизма сформировалось несколько основных историографических подходов к этой проблеме: либеральный, советский, неомарксистский, неофрейдистский, а чуть позже - гендерный (последние три будут подробно рассмотрены ниже). Настоящая статья посвящена исследованию того, что прояснили в вопросах отношения «власть-тело» подходы к изучению фашизма, относящиеся к социалистическому дискурсу.
Врач и основатель психоанализа З. Фрейд, как известно, не был ни социалистом, ни сочувствующим социалистическим концепциям. Напротив, он разделял большинство консервативных и конформистских установок по вопросам общества, морали, политики и гендерных отношений, которые были присущи его классу в соответствующий исторический период. Однако это парадоксальным образом не помешало ему создать концепцию, которая впоследствии не только была переосмыслена и раскрыта левыми теоретиками (а также послужила развитию левого дискурса в целом), но и повлияла на становление эмансипаторных гендерных теорий - в противовес патриархальным взглядам самого З. Фрейда. В сущности, З. Фрейд создал нечто, явно выходящее за пределы того, что он сам мог помыслить из современной ему исторической перспективы. Впоследствии открытия З. Фрейда оказались принципиально значимыми и для изучения феномена фашизма -в рамках разнообразных социалистических учений.
В тексте «Массовая психология и анализ человеческого "Я"» З. Фрейд расширяет своё обычное поле исследования и в не вполне типичной для себя манере обращается к анализу общества. В этом тексте З. Фрейд анализирует влияние Эдипова комплекса на становление личности не столько в ситуативном и индивидуальном, собственно медицинском смысле, сколько в исторической перспективе [8].
С этой точки зрения З. Фрейд выступает здесь скорее как антрополог и культуролог, нежели как невролог и психоаналитик. В рамках этого подхода он расширяет концепцию Отца до символического уровня, на котором этот образ может быть экстраполирован на любые другие фигуры - помимо собственно родителя, в отношении которого индивид с детства приобретает определённые психосексуальные установки и фиксации. На макроуровне З. Фрейд проводит параллель между массой и ребёнком, находящимся в эдипальной фазе отождествления с Отцом и формирования собственного Сверх-Я. В такой ситуации символическая роль отца будет отводиться предводителю массы, фигура которого, подвергаясь идеализации со стороны эди-пального субъекта массы, в свою очередь будет интроецирована им в качестве абсолютного идеала и справедливого начала власти. Этой операцией объясняется, по З. Фрейду, инфантильность массы и неспособность её к пассионарности: фиксация на Отце, адаптация к ситуации подчинения ему и его эдипальное обожествление делают невозможным народ как осознанный политический субъект.
Важнейшей характеристикой таких отношений, с точки зрения постфрейдиста В. Райха, является некритичность массы в восприятии своего символического Отца. Эта некритичность представляет собой симптом стремления к нетравматичному принятию собственной беспомощности: согласно З. Фрейду, активность и пассивность к Отцу всегда находятся в антагонизме, но Отец неизменно оказывается сильнее, а значит, возникает необходимость ему подчиниться. Такое подчинение, в свою очередь, становится возможным только через идеализацию его образа, т.к. в противном случае оно оказывается слишком мучительным и в конечном итоге неприемлемым. Именно поэтому, с точки зрения В. Райха, масса всегда стремится к подчинению Отцу и приемлет любое его обличье, даже если он - диктатор. Такова её плата за возможность позволить себе инфантильную беспомощность и неготовность к автономии [6]. Всё это становится питательной средой для фашистских режимов. Характерно, что эти качества массы выражены тем более, чем более общество патриархально, т.к. в нём гипертрофирована власть отцовского начала ("патриархат" - от pater - лат. Отец) - как в семье, так и во всех прочих институциях. Эта связь является прямой, поскольку семья представляет собой не некую абстрактную ячейку общества, но ячейку существующего государственного аппарата, полностью отражающую его структуру [9, с. 218].
Во многом именно по этой причине в XVIII и XIX вв., несмотря на распространяющуюся либеральную риторику о правах, чрезвычайно сильным оставалось общественно-политическое сопротивление женской эмансипации и субъективации: это могло привести к ослаблению доминирующей роли отца, что, в свою очередь, повлияло бы и на положение дел во всём государстве. Даже либералы оказались не готовы так рисковать: ведь одно дело - локальные правовые реформы, и совсем другое - сформированный за века общественный порядок. По этой и другим причинам европейское общество оставалось патриархальным вплоть до второй половины, а в некоторых странах - и до последней четверти XX века. Таким образом, условия эдипальной ориентации общества - как её понимали Фрейд и постфрейдисты - сохранялись очень долго, что создавало благоприятную среду для диктатур.
Яркий представитель Франкфуртской школы Г. Маркузе был одним из тех, кто направил фрейдовский анализ резко влево. Синтезировав марксизм и феноменологию, осмыслив экономические проблемы европейского общества в экзистенциалистской перспективе, он также предложил оригинальную концепцию рассмотрения феноменов тела и власти. В её рамках производился анализ того, как открытая З. Фрейдом инстанция тела становится точкой приложения экономико-политических процессов и, в свою очередь, определённым образом конституирует специфический социальный субъект, впоследствии встраиваемый в ткань повседневного социально-политического бытия. Например, в тексте «Эрос и цивилизация» Г. Маркузе развивает фрейдовскую идею недовольства культурой и приходит к тезису о том, что современная ему культура не только и не столько выступает в качестве запрещающего и регламентирующего Супер-Эго, патерналистски дисциплинирующего
«Я», сколько монополизирует инстанцию желания субъекта, его фантазию и, тем самым, его способность и готовность к свободе [5, с. 127]. Таким образом, в любом дисциплинарном обществе масса дополнительно удерживается в состоянии покорной пассивности, безмыслия и аполитичности (которые впоследствии были названы важнейшими условиями фашистского общества [2, с. 256]). Это состояние общества Э. Фромм в «Анатомии человеческой деструктивности» характеризует как важнейшую предпосылку фашизма: с его точки зрения, оно лежит в основе так называемого «некрофилического» типа характера.
Наиболее хрестоматийными представителями этого типа психической конституции Э. Фромм называет Гитлера и Гиммлера. Он подробно описывает обстоятельства их социализации и обусловленные ею специфические особенности их психосексуальной организации. Он отмечает, что «Социальный климат, способствующий развитию некрофилии в обществе, по очень многим критериям напоминает атмосферу в семьях, которые оказались "шизогенным" фактором для кого-то из своих членов» [9, с. 465]. Речь идёт здесь, прежде всего, о патриархальной модели воспитания, в качестве приоритетов определяющей дисциплину, послушание, подавление прямых либидных побуждений.
Эту проблему ещё в начале тридцатых ставил В. Райх, отмечая, что главное, чему учат индивида в любой консервативной семье - это быть послушным и заискивать перед старшим. По мысли В. Райха, это как раз то, на чём строится авторитарное производство (то есть то, что Г. Маркузе впоследствии назовёт принципом производительности). В итоге категория семьи начинает экстраполироваться на всё, и из неё рождается идея так называемой «"большой семьи" - нации» [6].
Это же обстоятельство подробно описал М. Фуко в тексте «Психиатрическая власть», где он определил семью как последний сохранившийся институт власти-господства среди дисциплинарных институтов. С точки зрения М. Фуко, нельзя сказать, что семья - это прототип фашистских институтов (как считают, например, Э. Фромм и отчасти В. Райх). Что делает семья, так это поставляет индивидов дисциплинарной машинерии, и в этом состоит её основная функция. Сама же она основана на принципе господства, в то время как фашизм - это, прежде всего, система дисциплинарной власти, для которой власть-господство не является определяющей: «семье принадлежит двойная роль: она выдает индивидов дисциплинарным системам и обеспечивает передачу, циркуляцию индивидов от одной дисциплинарной системы к другой. И поэтому, я думаю, можно сказать, что семья, будучи ячейкой господства, необходима для функционирования дисциплинарных систем точно так же, как тело короля, множественность тел короля были необходимы для сочленения гетеротопных аппаратов в обществах господства» [10, с. 102], - пишет Фуко.
В этом смысле семьи Гитлера и Гиммлера являлись типичным примером климата, в котором формируется невротичный и покорный индивид с некрофилической конституцией психосексуальности (либидо). Рассмотрим теперь особенности некрофилической конституции характера.
Некрофилическая установка - это антижизненная, антивитальная и часто - достаточно агрессивная и обескураживающая установка. Однако к этому типу личности Э. Фромм относил отнюдь не только непосредственно Гитлера и Гиммлера, но и в целом тип современного ему общества - атомизированного, нарциссич-ного, механистичного.
В своём исследовании фашизма и фашизоидной личности Т. Адорно и М. Хоркхаймер называли представителя такого общества «человеком-роботом», или «кибернетическим человеком» [1]: через регламентированные режимы репрессивного социального и производственного бытия он отчуждён от собственного тела и самого себя, вследствие чего не способен понять чужого страдания (к которому, напротив, он в силах испытывать только любопытство) [Там же]; он консервативен и питает отвращение ко всему живому и новому; он преисполнен слепого почтения к прошлому (то есть к «мёртвой» части истории), и всякие перемены воспринимаются им как преступление против «естественного» порядка. С точки зрения философов Франкфуртской школы, именно такой человек и есть главное действующее лицо любой фашистской (и любой другой автократической) диктатуры.
Таким образом, люди с заблокированными всем порядком общественного бытия фантазией и способностью к сопереживанию - не просто обречены становиться бюрократами с душевной импотенцией [9, с. 382], но и составляют основную группу риска оказаться в числе пламенных сторонников диктатуры, при которой необходимость принимать собственные решения и нести ответственность за свою жизнь снимается общим режимом повсеместной дисциплины и наличием отеческой фигуры вождя.
Следующая важнейшая проблема, напрямую связанная с отчуждением фантазии, впервые артикулируется в творчестве В. Беньямина. Речь идёт об эстетизации фашизма, при помощи которой он мобилизует пролетарские массы, не затрагивая напрямую экономических и политических вопросов. Именно эстетизация фашизма даёт возможность направлять к единой цели массовые движения и задействовать все ресурсы техники при сохранении существующих имущественных отношений. По мысли В. Беньямина, именно отвечая на фашистскую эстетизацию, «коммунизм политизирует искусство» [3].
Подобная эстетизация (и даже эротизация) фашизма со временем стала доброй традицией и в итоге выродилась в целый эстетический жанр, который получил название "Nazi exploitation", а впоследствии и вовсе интегрировался в мейнстримный дискурс эстетики (и в целом идеологии) гламура. В качестве центрального элемента избрав сексуальность и определённый ряд телесных практик, жанр Nazi exploitation оказался чрезвычайно привлекательным для мира, якобы преодолевшего фашизм. В особенности - для экономически депрессивных регионов бывшего советского блока. Это обстоятельство вполне объяснимо: в результате победы над Германией во Второй Мировой войне и последующего разделения Западного мира надвое произошло мощное вытеснение «фашизоидности» [1] населения из вербальной и легитимной сферы в своего рода бессознательные общества - поскольку военное поражение фашизма по понятным причинам не привело к ликвидации климата, благоприятного для его происхождения, и условий его принятия населением.
Именно по этой причине некоторые исследователи фашизма говорили впоследствии о проблеме консенсуса по данному вопросу. А именно о том, что никакого консенсуса так и не было достигнуто. Напротив, представление о таком консенсусе насквозь мифологично и ничем не подтверждено - даже применительно к Германии [7].
Идея о том, что фашизм побеждён раз и навсегда, глубоко укоренилась в сознании большинства европейских обществ, но именно за ней так успешно удаётся скрываться реальному положению вещей. И в этом смысле каким бы безобидным, аполитичным и декоративным ни пытался казаться жанр "Nazi exploitation", уже сама склонность симпатизировать ему указывает на то, что теперь это - лишь безопасный и якобы невинный способ заигрывать всё с той же темой - отчего-то по-прежнему не теряющей привлекательности. Впрочем, причина здесь ясна: фашизоидность общества никуда не делась. Изменились лишь политический реалии и этический регламент. Носить свастику на рукаве стало не слишком прилично. Зато любоваться ею в свободное от гражданского бытия время - вполне.
С точки зрения современных левых теорий в этом тезисе есть одна проблема: эстетика никогда не бывает просто эстетикой, а личное - просто личным. И то, и другое продиктовано открытыми или скрытыми политическими и мировоззренческими склонностями, сформированными определёнными внешними индивиду процессами. Именно поэтому эстетизация фашизма никогда не сможет окончательно освободиться от привкуса политического, ведь "Nazi exploitation" - это, в сущности, как раз и есть более наглядная конкретизация того, как восприняли Рейх немецкие домохозяйки и рабочие: зрелищная эстетика, убедительность, мощь, а собственно политическая программа - на втором плане. История убедительно продемонстрировала, в какой мере такое представление о соотношении эстетики и политики отражает реальную ситуацию и к каким это может привести последствиям.
Не в последнюю очередь эта проблема обусловлена феноменом подавления и строгой регламентации либидо. Именно это подавление и представляет собой третью важную проблему, которая является в высшей степени значимой для понимания тех предпосылок фашизма, которые связаны с телесностью. Наиболее подробно эту проблему разбирал В. Райх в тексте «Психология масс и фашизм».
Он отмечает, что укрепление сексуальной морали консервативного общества приводит к вытеснению сексуальности, т.е. прямых либидных побуждений. Как следствие, авторитарные стремления получают энергию от вытесненной сексуальности, что способствует успешной воинской службе, подчинению и дисциплинированности личности. В свою очередь, сексуальное торможение меняет структуру личности, вследствие чего человек становится настолько подавленным, что приобретает способность действовать, чувствовать и мыслить вопреки своим собственным интересам. Именно с этим В. Райх связывает то обстоятельство, что многие рабочие в итоге поддержали фашизм.
Согласно В. Райху (а также Ф. Энгельсу, И. Блоху, Г. Лернер и другим исследователям), впервые сексуальность стала подавляться при установлении авторитарного патриархата и при начале разделения общества на классы главным образом в связи с формированием моногамной, а затем и патриархальной семьи. Ограничение сексуальности привело к изменению характера человеческих чувств, что впоследствии обусловило возникновение религии, отрицающей существование секса. Постепенно в условиях этого отрицания религией была создана собственная «сексуально-политическая организация, ставящая своей целью не что иное, как искоренение сексуальных влечений человека, а следовательно, и того малого счастья, что существует на земле» [6].
В. Райх подчёркивает, что моральное сдерживание естественной сексуальности у ребёнка с неизбежностью приводит к развитию у него робости, пугливости, страха перед авторитетом, покорности и готовности к беспрекословному послушанию. Поэтому он утверждает, что главная задача морали состоит в формировании покорных личностей, которые, несмотря на нищету и унижение, не станут противиться авторитарному строю, нарушающему их интересы [Там же].
Отдельного упоминания заслуживает гендерный аспект отношений «власть-тело» применительно к феномену фашизма: именно этот аспект традиционно рассматривался исследователями крайне редко, и лишь в последние годы ситуация начала меняться.
С точки зрения гендерной теории именно господствующая в обществе гендерная политика делает возможными ультраправые режимы, в том числе такой перверсивный режим, как фашизм. Это связано, прежде всего, с тем, что мужчины становятся жертвами патриархатно-капиталистической социальной системы (угнетающей, как становится ясно благодаря феминистским исследованиям, не только женщин).
Подробно этот вопрос исследовал М. Киммел, специалист по проблемам и истории маскулинности. Изучая основания западноевропейской культуры, М. Киммел отмечает их явственно мачистский характер. Он подчёркивает, что именно культ мужской силы, господствующий в рамах этой культуры, постоянно побуждает мужчин чувствовать себя неуверенно и бояться [4, с. 41, 42]. В крайних формах это обстоятельство находит отражение в феномене тюрьмы, где процветает мужское насилие над мужчинами, а также формируется особый сексуально унизительный язык, выстраивающий чёткую классификацию сексуальных ролей, предполагающих, что всегда есть тот, кто унижает, и тот, кого унижают. Таким образом, в условиях тотального культа мужской силы от мужчин исходит опасность сексуального насилия, побоев и убийства - причём не только для женщин, но и для мужчин.
Причина воспроизведения этой опасности состоит в страхе мужчин самим оказаться на месте жертвы, и, в сущности, сводится к выбору «либо ты, либо тебя». Эта дилемма составляет в конечном счёте тот психологический и поведенческий диапазон, в котором мужчина обречён тщетно пытаться найти себя, постоянно доказывая окружающим своё право на подобающий «настоящему мужчине» онтологический статус и постоянно оказываясь недостаточно способным его доказать. Проблема состоит лишь в том, что на языке категорий, доступных этому примитивному и редукционистскому диапазону, быть - неизменно означает так или иначе ставить под сомнение чужое бытие.
Эти механизмы работают во всех гендерно стратифицированных обществах (что прекрасно видно на примере дедовщины, армии, тюрьмы или просто вечерней улицы). И именно они ложатся в основу тендерной политики фашистской диктатуры, в качестве идеала предъявляя мужчинам образ гротескной «мужественности», но при этом - эмоциональной тупости и полной человеческой бесчувственности. В этом аспекте как нельзя лучше видна смычка феномена власти и феномена тела.
Подведём итоги.
В начале XX века психоанализ сделал важные для дальнейших социалистических теорий открытия: тела, телесности и психосексуальности - как принципиально значимого для понимания окружающей реальности проблемного поля, в существенной степени определяющего судьбу индивида и в конечном итоге общества. Однако над пониманием того, как эти инстанции вписаны в контекст детерминирующего их общественно-политического бытия - позже работали уже другие исследователи: постфрейдисты, философы Франкфуртской школы, постструктуралисты и представители гендерной философии.
В частности, им удалось углубить тезис З. Фрейда о значимости символической фигуры Отца и возможности экстраполирования этой символической фигуры на какие-либо другие фигуры и явления - например, на фигуру вождя. Так, благодаря этому тезису В. Райх открывает не только причины готовности общества принять и поддержать любое правительство - даже диктатуру, но и механизмы аддиктивности общества в отношении диктатора, то есть в отношении власти Отца и патерналистского порядка организации общественно-политической жизни. Эти механизмы, по его мысли, становятся одной из важнейших причин, по которым фашистская диктатура была принята обществом.
Развивая тезис З. Фрейда о противостоянии принципа удовольствия и принципа реальности, представитель Франкфуртской школы Г. Маркузе вводит понятие «принцип производительности», и, работая с ним, с его помощью раскрывает специфику подавления индивида не абстрактной (как у Фрейда), но репрессивной капиталистической реальностью, влияющей отнюдь не только на характер отношения Сверх-Я и Я индивида, но и на функционирование всей его личности в целом. С точки зрения Г. Маркузе, именно капиталистическая формация становится наиболее питательной средой для фашизма - не только по экономическим причинам (как это утверждалось, к примеру, в ортодоксальной советской риторике), но и по причинам, связанным с прямыми трансформациями психосексуальной организации общества и индивида.
Анализируя специфику психической конституции как среднестатистического человека XX века, так и видных политиков фашизма, Э. Фромм находит между ними нечто принципиально общее, что предлагает называть некрофилическим типом характера. Именно этот тип, по мысли Э. Фромма, производится господством власти символического Отца и патерналистского порядка, с одной стороны, властью капитализма - с другой, и господством консервативной общественной морали (то есть властью над телом и гендерной сегрегацией) -с третьей. Преобладание такого типа личности в обществах первой половины XX века Э. Фромм расценивает как обстоятельство, благоприятное для установления фашистских диктатур.
Аналогичную попытку установления обстоятельств, благоприятствующих фашизму, предпринимают другие представители Франкфуртской школы - М. Хоркхаймер и Т. Адорно. Исследуя феномен авторитарной личности при помощи статистического анализа, опросов и ретроспективного пересмотра оснований западноевропейской культуры, они приходят к выводу о формировании к моменту XX в. принципиально специфического типа личности - так называемого «кибернетического человека», «человека-робота», обделённого эмоциональной жизнью и редуцирующегося к механистическому бытию. Появление такого человека они связывают с монополистическим характером западной культуры, построенной на культе господства и насилия: со стороны правителей и правительств, государственного аппарата и институтов, науки и техники. Эти формы власти с неизбежностью приводят к формированию именно того типа личности, который рано или поздно без каких-либо сомнений примет фашистскую диктатуру. Особенно учитывая то, что в этих условиях и в нём самом формируется стремление к власти и насилию, господству и угнетению - по принципу идеализации фигуры Большого Другого и задействования механизмов подражания ему.
Представитель постструктурализма М. Фуко, посвятивший существенную часть своей жизни проблеме отношений власти и тела, обнаруживает, что в значительной степени фашизм проистекает из особого способа организации общества, построенного по принципу дисциплинарной власти. В рамках этого общества ключевым институтом, снабжающим дисциплинарную машину послушными кадрами, является семья, организованная не дисциплинарно, но по архаичному принципу власти-господства. Здесь он сближается с тезисами В. Райха и представителей Франкфуртской школы - об авторитарной роли отца как представителя государства.
Ещё одним значимым аспектом специфического для фашизма алгоритма взаимодействия в рамках отношения «власть-тело» является эстетизация фашизма. При ближайшем рассмотрении она оказывается политическим методом адаптации фашизма к реальности, в которой иные формы эстетизации не легитимированы через какой-либо иной привлекательный политический дискурс, а телесность и сексуальность - строго регламентируются через такие инстанции дисциплинарной власти, как церковь, образование, армия и так далее. В конечном счёте, с точки зрения неофрейдистов, представителей Франкфуртской школы и пострструктура-листов, именно подчинение телесности и психосексуальности и отчуждение их в милитаризм, деструктив-ность и агрессию - становятся одним из главных условий привлекательности фашизма для масс.
Следующим важным аспектом в рамках отношения «власть-тело» с точки зрения анализа фашизма левыми теориями становится гендерная проблематика. Ещё в 1950-е годы стали обращать внимание на маскулинную ориентированность фашизма, на присущий ему псевдогероический мачизм. В этой связи вначале стали выдвигаться идеи о том, что гендерная сегрегация создаёт благоприятные условия для формирования садистической маскулинности, требующей непрерывного самоутверждения за счёт отрицания бытия Другого.
После Фуко гендерные и квир-теоретики уточнили этот тезис критикой не просто гендерной сегрегации и репрессивной гендерной нормативности, но уже критикой репрессивности самой бинарной системы восприятия проблематики гендера и сексуальности. По их мнению, этот способ мыслить пол, гендер, тело и социальные практики отнюдь не априорен и не истинен, но сам становится продуктом предшествующих ему механизмов организации общественно-политического и экономического бытия.
Таковы некоторые основные идеи и проблемы, значимые для понимания отношения «власть-тело» в контексте феномена фашизма с точки зрения социалистического дискурса.
Список литературы
1. Адорно Т. Исследование авторитарной личности [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/ Sociolog/Adorno/index.php (дата обращения: 24.01.2016).
2. Арендт Х Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме / пер. с англ. М.: Европа, 2008. 424 с.
3. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости [Электронный ресурс]. URL: http://forlit.philol.msu.ru/Pages/Biblioteka_Benjamin.htm (дата обращения: 25.01.2016).
4. Киммел М. Маскулинность как гомофобия: страх, стыд и молчание в конструировании гендерной идентичности [Электронный ресурс]. URL: http://rakurs.ucoz.com/biblioteka/kimmel_m-maskulinnost_kak_gomofobija.pdf (дата обращения: 04.02.2016).
5. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества / пер. с англ. М.: АСТ, 2003. 528 с.
6. Райх В. Психология масс и фашизм [Электронный ресурс]. URL: http://lib.ru/POLITOLOG/RAJH_W/raihdd.txt (дата обращения: 24.01.2016).
7. Соловьёв С. Лекция «Фашизм и мифы о нём» [Электронный ресурс]. URL: http://www.youtube.com/watch?v=gYSA3 X2hDPg (дата обращения: 26.01.2016).
8. Фрейд З. Массовая психология и анализ человеческого «Я» (1921) [Электронный ресурс]. URL: http://psychoanalysis. pro/1248/freud-massovaya-psihologiya-analiz-ya (дата обращения: 24.01.2016).
9. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / пер. с нем. М.: АСТ, 2015. 640 с.
10. Фуко М. Психиатрическая власть: курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1973-1974 учебном году / пер. с фр. А. В. Шестакова. СПб.: Наука, 2007. 450 с.
11. Эволюция буржуазной и реформистской историографии фашизма [Электронный ресурс]. URL: http://www.katyn-books.ru/library/istoriya-fashizma-v-zapadnoy-evrope60.html (дата обращения: 24.01.2016).
PROBLEM OF RELATION "POWER - BODY" IN SOCIALISTIC ANALYSIS OF FASCISM PHENOMENON
Rakhmaninova Mariya Dmitrievna, Ph. D. in Philosophy National Mineral Resources University (Mining University) Nordseeinsel@yandex. ru
The article analyzes a specific approach of socialistic theories to the comprehension of the experience of fascism. The author attempts to determine new aspects that these theories brought to traditional approaches to dealing with this phenomenon, why they single out the categories of body, physicality and power relevant for this work, and what is peculiar about the interpretation of these categories by the socialistic discourse - by the example of neo-Freudians, philosophers of Frankfurt School, post-structuralists and specialists in gender theory.
Key words and phrases: power; body; physicality; libido; fascism; socialistic theory; left discourse; alienation.
УДК 783.2 Искусствоведение
В статье рассматривается жизненная и творческая деятельность духовного композитора, педагога и члена Общества любителей церковного пения Василия Федоровича Комарова. Творчество В. Ф. Комарова занимает заметное место в истории церковного пения и до настоящего времени остается малоизученным. Существенную часть его творческого наследия составляют учебно-методические пособия, дающие основы преподавания церковного пения для детей. В настоящей статье предпринята попытка восстановить творческий образ В. Ф. Комарова и дать характеристику его творчеству.
Ключевые слова и фразы: Василий Федорович Комаров; церковное пение; духовный композитор; учебно-методические пособия; Общество любителей церковного пения.
Рыбакова Надежда Эдуардовна
Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет [email protected]
ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВАСИЛИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА
Василий Федорович Комаров (1838-1901) относится к числу музыкальных деятелей, оставивших заметный след в истории церковного пения, наследие которых до сих пор остается мало изученным. Духовный композитор и педагог, Василий Федорович в свое время пользовался особым признанием и уважением современников, которые часто подчеркивали его педагогический талант, проявлявшийся в самых различных формах.
