CC BY
912
УЧЕНЫЕ
ЗАПИСКИ
Е.М. КОНЫШЕВ, канд. филол. н., доцент кафедры истории русской литературы Х1-Х1Х веков Орловского государственного университета
Тел. 8-910-206-64-64
ПРОБЛЕМА НИГИЛИЗМА В РОМАНЕ «ОТЦЫ И ДЕТИ»
Статья посвящена проблеме нигилизма в романе «Отцы и дети». Тургенев исследует различные направления развития идеи отрицания. С одной стороны, Базаров - это учёный. Как теоретик он принадлежит к философии Просвещения. Сущность такого нигилизма заключается в эмпиризме, в отказе от авторитетов и признании опыта. С другой стороны, Базаров - экстремист. Этот нигилизм ведёт не только к отрицанию принципов, но и разрушению всех имеющихся социальных институтов.
Ключевые слова: Тургенев, Базаров, Достоевский, нигилизм, отрицание, просвещение.
Как известно, шестидесятые годы девятнадцатого века ознаменовались стремительным распадом традиционного уклада русской жизни. Прежние, привычные нравственные нормы переставали действовать с обычной степенью эффективности, а другие, приходящие им на смену, ещё не обрели достаточной императивности. Процесс эмансипации личности неуклонно захватывал все слои общества. Особое значение в связи с этим в литературе приобретает проблема нигилизма. По общему признанию, первым, кто осуществил её художественное открытие, был Тургенев. Но если у критиков и читателей не возникало особых споров по поводу того, как относились к нигилизму Чернышевский, Лесков, Достоевский и другие писатели, то с Тургеневым такой ясности не существовало. Думается, что писатель был совершенно искренен, когда утверждал: «Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю, ибо я не знаю, люблю ли я его или ненавижу!»1. Для подобного заявления были серьёзные основания. Слишком сложен вопрос о том, что именно отрицает Евгений Базаров.
Характерно, что многие сцены, многие суждения в романе обладают исключительной многозначностью. Остановимся на том определении, которое сформулировано в первых главах романа: «Нигилист - это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружён этот принцип» [8, 216]. Весьма существенно, что здесь о разрушении не сказано ни слова, а всего лишь звучит призыв к каждому из нас быть самостоятельным и независимым в своих суждениях. Если такой призыв воспринимать в рамках обыденного сознания, то с ним вполне может согласиться любой цивилизованный человек. Но если речь идёт о христианских догматах, то они изначально считаются непостижимыми для разума, и в этом смысле нигилизм совершенно неприемлем для верующего.
Обратимся к другому примеру. Вспомним эпизод, когда Базаров заявляет, что он и его единомышленники всё отрицают:
— Как? Не только искусство, поэзию ... но и ... страшно вымолвить...
— Всё, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров [8, 243].
Вполне возможно, что в этой знаменитой сцене Базаров всего лишь выражает
своё скептическое отношение к дворянской культуре и утверждает положительную
© Е.М. Конышев
роль науки, труда, конкретной практической деятельности. Возможно, что ни о каких радикальных политических действиях он даже не помышляет. Но не исключено, что Базаров - это один из тех крайних радикалов, чьи настроения были выражены в прокламации «Молодая Россия», где говорилось: «Мы будем последовательнее не только жалких революционеров 48-го года, но и великих террористов 92-го года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка придётся пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах»2. Как мы видим, общественно-политический смысл, вложенный в реплику Базарова, можно истолковывать по-разному. То же самое относится и к её философскому содержанию. Если бы перед нами был роман Достоевского, то в приведённой сцене, без всякого сомнения, речь шла о Боге. Тургенев вообще-то этого не имел в виду. В письме к Фету он заявляет: «Вы упоминаете также о параллелизме; но где он - позвольте спросить, и где эти пары, верующие и неверующие? Павел Петрович - верит или не верит? Я этого не ведаю» [П., 4, 370]. И всё-таки глубина и многозначность художественного изображения таковы, что можно усмотреть в этой сцене наличие её религиозного подтекста. Павел Петрович потрясён, ему даже страшно вымолвить то, что осмеливается отрицать Базаров. Так может реагировать на слова нигилиста только верующий человек.
В романе вообще немало таких высказываний, которые приобретают особый смысл в контексте произведений Достоевского. Над многим заставляют задуматься слова Базарова об одном из своих последователей: «Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, — мне необходимы подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!..» [8, 304]. Нельзя не заметить, что именно Тургенев первым показывает, как зарождаются те самые мысли, которые Раскольникова приведут к теории деления людей на два разряда, а Петра Верховенского — к созданию своих пятёрок.
Отмеченная многозначность толкования нигилизма в романе «Отцы и дети» имеет особое художественное значение. Нам кажется, что идея нигилизма, изображаемая в романе «Отцы и дети», занимает в его структуре достаточно своеобразное место, чтобы выйти из той схемы монологического романа, которую даёт М.М. Бахтин. Разве нигилистическая идея является только простой художественной характеристикой Базарова? Не только. В какой-то степени можно
сказать, что сам Базаров нужен Тургеневу для испытания идеи. Она представляет собой объект полемики, которую ведёт Тургенев, она проверяется теми событиями, которые описаны в романе, и тем самым в какой-то степени организует его сюжет. Автор не разделяет этой идеи, но и не отрицает её, он изображает её, сохраняя всю полнозначность как идеи, и в этом смысле Тургенева, как и Достоевского, можно назвать «художником идеи». Тургенев нигде не излагает идеи Базарова в монологической форме, не показывает и её психологического становления в одном индивидуальном сознании. Мы впервые знакомимся с содержанием идеи Базарова в её пересказе Аркадием Кирсановым, одновременно свои определения нигилизма дают Николай Петрович и Павел Петрович. Затем она возникает в немногословных, но афористических репликах Базарова, всё время перебиваемого провоцирующими вопросами и замечаниями его противников. Наконец, она понижается до пародийного выражения («Долой авторитеты!» — закричал Ситников.») [8, 262]. Идея раскрывает разные свои грани, оттенки, возможности. Следует отметить также, что, хотя роман направлен к тому, чтобы утвердить многие из тех духовных ценностей, которые отвергались Базаровым, в нём немало таких страниц, на которых идея отрицания получает эмоциональную поддержку. «Вся моя повесть направлена против дворянства как передового класса» [П., 4, 379], - признавал сам Тургенев. Во всяком случае, несомненно одно: идея нигилизма живёт в «Отцах и детях» подлинно живописной жизнью, на всём протяжении романа она вступает в соприкосновение с различными явлениями жизни, испытывается, проверяется или опровергается ими. Во всём этом есть нечто напоминающее поэтику Достоевского.
Особенно хотелось выделить слова М.М. Бахтина о том, что Достоевский «часто угадывал, как при определённых изменившихся условиях будет развиваться и действовать данная идея, в каких неожиданных направлениях может пойти её дальнейшее развитие и трансформация»3. Нечто аналогичное можно с полным правом сказать и об авторе романа «Отцы и дети». Тургенев угадывает в мировоззрении своего героя различные возможности, различные тенденции развития.
Каким же именно предстаёт нигилизм в романе Тургенева? Прежде всего несомненно, что взгляды Базарова близки к идеологии Просвещения. И в свете этого становятся понятны из-
вестные слова Тургенева о Базарове: «... за исключением воззрений на художества, я разделяю почти все его убеждения» [14, 102]. Известно, что просветительские задачи стояли перед русской общественной мыслью вплоть до шестидесятых годов девятнадцатого века. Отражение их в тургеневском творчестве давно отмечено нашими литературоведами. Об этом писали в своих работах С.М. Петров, Г.Н. Поспелов, П.Г. Пустовойт, Ю.Г. Нигматуллина. В 1984 году вышла монография В.Н.Тихомирова «Тургенев и просветительство». Следует отметить, что иногда мы делаем чрезмерный акцент на ограниченности просветительских идеалов, на их неспособности разрешить социально-философские и моральные проблемы человечества. Между тем если мудрость здравого смысла трезво осознаёт пределы своих возможностей, то она не враждебна общественным интересам и Базаров, постоянно толкующий о пользе для Ыеп риЬИк» [8, 242], действительно мог быть нужен России.
В тургеневском нигилисте заметно стремление утвердить положительные жизненные ценности. Не случайно он так не любит всяких отвлечённых мечтаний и так внимателен к практической деятельности. Базаров призывает отказаться от мнимых, как он считает, ценностей дворянской культуры и вернуться к реальности: «Вы, я, надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлечённостей!» [8, 243].
Когда звучат подобные рассуждения, то Базарова можно упрекнуть в определённой ограниченности его требований, но здесь нет бессмысленного отрицания с хохотом и свистом. Напротив, здесь проявляется желание как можно прочнее укрепиться на земле, стать ближе к почве, к народу. Вовсе не случайно в Базарове часто ощущается нечто крестьянское, нечто сближающее его с героями «Записок охотника». Ю.В. Лебедев указывает: «Нетрудно заметить в Хоре (очерк «Хорь и Калиныч») и в родственных с ним характерах будущие базаровские черты. Хорь — это тип практика, реформатора, русского человека с государственным складом ума. Тургенев с гордостью пишет, что «русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперёд. Что хорошо - то ему нравится, что разумно - того ему и подавай, а откуда оно идёт, — ему всё равно» [4, 18]. По существу, здесь уже прорастало
зерно будущей базаровской программы и даже базаровской теории ощущений, основанной на доверии к непосредственности демократических чувств»4. Аналогичные наблюдения делает Г.Б. Курляндская: «Однодворец Овсяников -тоже носитель практического сознания, которое сказалось в способности понимать новое и прогрессивное, критически относиться к действительности. Он видит распад прежних феодально-крепостнических отношений: «времена подошли другие», но вместе с тем свою эпоху он считает безвременьем: «старое вымерло, а молодое не нарождается!»5. Если вдуматься в это тонкое наблюдение, получается, что в Овсяни-кове тоже проступает что-то базаровское. Здесь и практическое сознание, и критическое отношение к действительности, и отрицательная оценка современности. Вспомним утверждение Базарова, что в современном быту, в семейном или общественном, нет ничего, что не заслуживало бы отрицания.
Тургенев соглашался с определённой справедливостью такого требования, так как оно до известной степени соответствовало его собственным взглядам. Е.М. Ефимова указывала: «Поступательное движение вперёд может осуществляться, по Тургеневу, только через отрицание, вызванное самим этим движением. В ходе развития отрицание отрицается новым, противоположным явлением, и наступает синтез на более высокой основе.»6. В свете таких историко-философских воззрений Тургенев изображает базаровский нигилизм как болезненный, но необходимый и полезный этап на пути развития как отдельной личности, так и всего общества. Н.Ф. Буданова подчёркивает, что «Тургенев признаёт необходимость и полезность (в известных границах) нигилизма как отрицания устаревших устоев и форм жизни, мешающих общественному прогрессу»7. Можно сказать, что это нигилизм, направленный на утверждение.
Но Тургенев был близок не только к просветителям. Ещё в молодости он прошёл школу романтизма и поэтому прекрасно осознавал односторонность всех рационалистических концепций. В отношении к прекрасному и будет выявлено то глубинное противоречие между кабинетной теорией и живой жизнью, с которым столкнётся тургеневский Базаров.
Оправданно ли с точки зрения разума существование искусства? Вовсе нет. То, что в искусстве непереводимо на язык отвлечённых логических понятий, разум отбрасывает, а то, что остаётся, оказывается рационалистической идеей,
которую образ лишь иллюстрирует. Произведение искусства превращается в наглядный пример к отвлеченному рассуждению, нужный лишь потому, что не всегда люди хотят или умеют логически ясно и последовательно рассуждать, и поэтому истину им следует подносить, как детям, в форме сказки, басни и т.д. В этом случае разум признаёт пользу искусства, но всё же при таком подходе польза его предстаёт не очень значительной, так как олицетворяет собой знание низшего типа. Нельзя в данном случае не вспомнить Чернышевского с его «Эстетическими отношениями искусства к действительности». Когда рационалист признаёт искусство, то оно, с его точки зрения, не более чем «суррогат действительности». И это не ошибка в рассуждениях, а неизбежный вывод из последовательно проведённого до конца просветительского взгляда на искусство. Базаров соглашается: .рисунок наглядно представит мне то, что в книге изложено на целых десяти страницах» [8, 276], но всякие художества он тем не менее не признаёт. Здесь нет противоречия, так как иллюстрация может быть полезна, поучительна, но это всё же не искусство.
С точки зрения разума Базаров пытается подойти и к романтической любви. Он вовсе не аскет и нисколько не отрицает естественного влечения мужчины к женщине. Другое дело - иррациональная, роковая страсть. Для тех, кто стоит на позициях здравого смысла, она нелепа и неразумна: «Нет, брат, это всё распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду?» [8, 276]. Рационалист Базаров совершенно последователен, когда отрицает роковую любовь. Она противоречит его взглядам на мир, она не входит в его стройную систему воззрений на жизнь, общество и человека. И когда он полюбит, начнут рушиться основы его миросозерцания. Как пишет Ю.В. Лебедев, «... для Базарова, демократа и естествоиспытателя, любовь к Одинцовой - не рядовое чувство, а событие, потрясающее основы его убеждений, ставящее под сомнение его философскую систему»8. Базаров победил свою страсть к Одинцовой или, точнее сказать, не стал рабом этой страсти. Но он узнал, он почувствовал возможность роковой, иррациональной любви. Он прикоснулся к иному миру, о котором и не подозревала его философия. Самоуверенный разум обнаружил себя ограниченным рас-
судком. Теперь Базаров знает, что в жизни существуют иррациональные стихии, которые можно подавить силой воли, но которые не подчиняются логическим доводам.
Жизнь, загадочная, сложная, таинственная, постоянно опровергает тургеневского героя. В результате Базаров оказывается в состоянии духовного кризиса, глубокого нравственного смятения. По мере развития сюжета Тургенев изображает уже не самоуверенного, а, как писал Достоевский, «беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм»9. Именно этому Базарову становятся свойственны тоска, скука, меланхолия и разочарование в жизни:«Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет.» [8, 323]. Чтобы понять, почему именно так теперь начинает воспринимать мир Евгений Базаров, надо вспомнить следующее. Гуманисты эпохи Возрождения считали, что Бог поместил человека в центре мира и что этот мир соизмерим с человеком, вполне может быть им освоен. Гуманисты были так восхищены мощью и достоинством человека, что Бог для них становился чем-то второстепенным. Просветители восемнадцатого века допускали Бога лишь в качестве первопричины всего сущего. А человек воспринимался ими только как разумное животное. Такое животное хорошо вписывалось в мир природы, где царят законы разума. Но если гуманисты и просветители были полны оптимизма, то тургеневский Базаров с необычайной остротой начинает воспринимать свою затерянность и одиночество в том мире, где нет Бога. Романтик Тургенев передаёт здесь герою не только свои мысли и чувства, свои настроения космического пессимизма, но и ту мировую скорбь, которая впервые была отражена в творчестве Байрона.
Размышляя о нигилизме Базарова, следует выделить ещё один аспект данной проблемы. Тургенев называл себя атеистом, но при этом не был враждебен к религии и не был к ней равнодушен. В творчестве своём он испытал несомненное влияние христианских традиций. Думается, что именно это позволило ему на интуитивном уровне уловить в рассуждениях Базарова то направление нигилизма, которое ведёт ко всеобщему разрушению. Просветитель подобной опасности не видит и не понимает. Человек
христиански ориентированный в этом отношении является более чутким, более проницательным. Тургенев размышлял в 1860 году в статье «Гамлет и Дон-Кихот»: «Но в отрицании, как в огне, есть истребляющая сила - и как удержать эту силу в границах, как указать ей, где ей именно остановиться, когда то, что она должна истребить, и то, что ей следует пощадить, часто слито и связано неразрывно?» [5, 340]. Думается, что строки эти были навеяны не только раздумьями над образом Гамлета. Несомненно, что перед мысленным взором писателя уже возникали и первые контуры такого героя, как Евгений Базаров. А ему как раз свойственным оказывается стремление именно к абсолютному отрицанию.
Г.Б. Курляндская пишет: «Нигилизм в изображении Тургенева - это отрицание, прежде всего, духовного первоисточника жизни, стремление абсолютизировать преходящие, конечные формы существования»10. Это глубокая мысль, с которой нельзя не согласиться. Но хотелось бы развернуть её более подробно. Дело в том, что отрицать Бога можно с разных мировоззренческих позиций. Просветители часто ожесточённо нападали на Церковь, обвиняя её в корыстном стремлении сохранить невежество и предрассудки, но к идее Бога они были в общем-то равнодушны. Если Бога нет, то и бросать вызов некому и незачем. Гораздо более религиозны были романтики, но именно они, увлёкшись идеей отрицания, скатывались к демонизму и богоборчеству.
А как всё это соотносится с Базаровым? В споре с Павлом Петровичем Кирсановым тургеневский герой стоит на просветительских позициях. И как это типично для просветителя: провозглашая свой лозунг всеобщего отрицания, он не испытывает какого-либо религиозного беспокойства. Вопрос о существовании Бога, столь волнующий героев Достоевского, его в этот момент явно не интересует. В дальнейшем, когда Базаров открывает для себя романтическое восприятие жизни, у него намечаются байронические настроения, но именно тогда его отрицание приобретает какие-то демонические черты. Чувствуется, что Базарова начинает ув-
лекать отрицание ради отрицания. Не случайно он признаётся приятелю: «.я придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен и баста!» [8, 325]. В этом высказывании, с одной стороны, проявляется вполне позитивистская система мышления, а с другой - нечто демоническое. И та идея вселенского уничтожения, которую затем будут проповедовать Ставрогин и Пётр Верховенский, впервые зарождается в сознании именно тургеневского героя.
Следует отметить чрезвычайно характерную особенность описания Базарова. В тексте постоянно встречаются такие штрихи его портрета, как с «надменной гордостию», «холодная усмешка», «гордость почти сатанинская». Тургенев отмечает в своём герое сатанинское, бесовское начало. Скорее всего, это происходит подсознательно. Писатель прежде всего использует тот языковой код, который был привычен для него как для человека, воспитанного в традициях православной культуры. Эта чуткость Тургенева к демоническим проявлениям в жизни и человеке избавляла его от просветительской односторонности и создавала почву для переклички с Достоевским. В образе Базарова временами ощущается какая-то особая иррациональная глубина.
Подводя общий итог, хочется ещё раз подчеркнуть, что идея отрицания изображается Тургеневым в её движении и в разных тенденциях её развития. С одной стороны, она предстаёт как необходимый этап в поступательном развитии общества. Отсюда вполне закономерным является сочувствие, которое вызывают у читателя многие суждения Базарова. С другой стороны, Тургенев показал, как жажда отрицания влечёт его героя перейти допустимые границы, как нигилизм постепенно, но неизбежно превращается в болезнь духа. Подобная болезнь проявляется в утрате связей с другими людьми, в богооставленности, в ощущении своего космического одиночества, в утрате чувства того, что мироздание вообще имеет какой бы то ни было смысл. В этом плане автор «Отцов и детей» предвосхищает важнейшие открытия Достоевского.
Примечания
1 Тургенев И.С. Полное собр. соч. и писем.: в 28 т. - П. Т.4. — С. 370. Все дальнейшие ссылки даются в тексте по этому изданию.
2 Политические процессы 60-х годов / Под ред. Б.П. Козьмина - М.-Пг. : Гиз, 1923. - С. 264.
3 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского - М.: Советский писатель, 1963. - С. 121.
4 Лебедев Ю.В. Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». — М.: Просвещение, 1982. — С. 24.
5 Курляндская Г.Б. Человек в природно-нравственных и эстетических измерениях в произведениях Тургенева // Спасский вестник. — № 8. — 2001. — С. 5.
6 Ефимова Е.М. К проблеме революции в романах «Отцы и дети» И.С. Тургенева и «Обрыв» И.А. Гончарова // Уч. зап. Орловского гос. пед. института. Кафедра литературы. Вып. 4. - Орёл, 1964. - С. 236.
7 Буданова Н.Ф. Тургенев и Достоевский. Творческий диалог. - Л.: Наука, 1987. — С. 41.
8 Лебедев Ю.В. Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети». — М.: Просвещение, 1982. — С. 100.
9 Достоевский Ф.М. Полное собр. соч.: в 30 т. - Л.,1973. - Т. 6. С. 59. Дальнейшие ссылки даются в тексте с указанием тома и страницы.
10 Курляндская Г.Б. И.С.Тургенев. Мировоззрение, метод, традиции. - Тула, 2001. - С. 184.
KONYSHEV E.M.
PROBLEM OF THE NIHILISM IN TYRGENEV’S NOVEL «FATHERS AND CHILDRENS»
The article provides problem of nihilism in novel «Father and Sons». Tyrgenev researches different directions development idea of dethroning. Side on the one hand, Bazarov is the scientist.How theorist he belong to philosophy of Enlightenment. In essence such nihilism is an elementary empiricism, a refusal to accept any authority but that of experience. Side on the other hand, Bazarov is the extremist. This nihilism entailed not only the dethroning of principles but the distruction of all accepted social institutions.
Key words: Tyrgenev, Bazarov, Dostoevsky, nihilism, dethroning, enlightenment.
