CC BY
72
Вестник Самарской гуманитарной акалемии. Серия «Право». 2012. № 2(12)
= ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ = ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
ОТ СХОЛАСТИКИ К ДОГМАТИКЕ ПРАВА:
КУРС «ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА»
КАК ПРОЕКТ ПРОБЛЕМАТИЗАПИИ, МЕТОДОЛОГИЗАПИИ И ЮРИДИЗАПИИ ЯЗЫКА*
© С. Н. Касаткин
Касаткин Сергей Николаевич
кандидат юридических наук, доцент
заведующий кафедрой методологии и философии права Самарская
гуманитарная академия ка$а!ка [email protected]
В настоящей статье преллатается возможный вариант организации курса по лисииплине «Проблемы теории права и госуларства», описание его прелмета, целей и залач, места в системе высшего юрилическо-го образования, сложностей его освоения. На его примере исслелуются вопросы метолологии и значимости (современной российской) юриспрулениии, а равно обосновывается проект правовой теории как юрилической логматики и учения о юрилическом метоле. Основной акцент в работе ставится на практике прояснения языка рассужлений о праве, его пробле-матизаиии (постановки пол вопрос имеющихся интеллектуальных построений), метолологизаиии (вскрытия его философских, мировоззренческих и т. п. оснований) и конструирования в юрилическом ключе, в контексте перспективы официального права.
Ключевые слова: теория права,««проблемы теории права и госуларства», метолология юриспрулениии, юрили-ческая логматика, юрилический язык, юрилическое значение, юрилический метол.
Современная отечественная «Теория государства и права» как академическая дисциплина занимает неоднозначное и противоречивое место в системе юридического познания и механизмах передачи юридического
* В основу данной статьи положен материал, подготовленный для научно-практического семинара (круглого стола) «О старом и новом в преподавании теории государства и права» (27 декабря 2010 года, Санкт-Петербург, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге, кафедра теории и истории права и государства).
опыта. С одной стороны, она мыслится в качестве «царицы» юриспруденции, позиционируя себя в качестве универсальной, основополагающей, фундаментальной, методологической юридической науки и базовой учебной дисциплины1. С другой стороны, ее сегодняшние наработки зачастую малопригодны для их использования в юридической практике, современных юридических исследованиях, а на уровне юридического образования превращаются в набор схоластических положений с неясными основаниями и сомнительной значимостью. Последнее, как кажется, обусловлено как общим характером и структурой социальных практик в России и на постсоветском пространстве (где ценности права и законопослушания — в том числе институционально — проигрывают в конкуренции с другими ценностями и мотивами, что обусловливает снижение востребованности юриспруденции и юридического образования), так и кризисом самой общей теории права, выражающимся, в частности, в ее косности, догматизме и неинструментальности, отстраненности от решения актуальных практических проблем, непроясненности и забвении собственных оснований, релятивизме положений, смешении дискурсов и методологий, идеологизированное™ и мифологизированности и т. д., и т. п.2
Будучи ограниченными рамками статьи, вкратце отметим, что возможный выход из сложившейся ситуации видится нам на путях рефлексии и переосмысления самого статуса и оснований теории права, ее языка и методологии, логики определения понятий, построения и проверки ее суждений и проч., в контексте ориентации на решение актуальных проблем социальной/юридической практики («злобу дня») на базе достижений современной социогуманитаристики, интеграции положений и инструментария отечественной и современной западной правовой мысли, а также общего и отраслевого юридического знания.
С этих позиций, одним из возможных вариантов реформы статуса и значения теории права, который хотелось бы предложить вниманию читателей, может являться ее построение и преподавание в качестве юридической догматики и учения о юридическом методе, т. е. практически ориентированной систематической реконструкции (языка) официального права и логики принятия официального решения3. С одной стороны, ука-
1 См., например: Лазарев В. В, Лгтенъ С. В. Теория государства и права. 4-е изд. М., 2010; Проблемы общей теории права и государства / под ред. В. С. Нерсесянца. М., 2008; Проблемы теории государства и права / под ред. М. Н. Марченко. 2-е изд. М., 2008; Алексеев С. С. Общая теория права. 2-е изд. М., 2008; Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теория права и государства. М., 2010; Теория государства и права / под ред. В. Д. Перевалова. 3-е изд. М., 2006; Теория государства и права / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. 3-е изд. М., 2004 и др.
2 См., например: Пермяков Ю. Е. Философские основания юриспруденции. Самара, 2006. § 1.
3 В качестве русскоязычных работ, содержащих ключевые идеи, значимые для указанной трактовки курса, можно назвать следующие: Муромцев С. А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. Самара, 2010. С. 160—185; Келъзен Г. 1) Чистое учение
занная логика полагается как собственно/специфически юридическая, подлежащая обособлению от всех других языков рассуждения о праве и четкому осознанию учеными- (и учащимися-) юристами и юристами-практи-ками. С другой стороны, она не должна трактоваться как абсолютно верная и единственно возможная (в том числе в плане обновления отечественной правовой теории), но скорее рассматриваться в качестве способа изъяснения/теоретизирования со своими целями, задачами, инструментарием, базовыми презумпциями, логикой, сферой применения и т. д., всегда конкурирующего с другими дискурсивными образцами и практиками в социальном пространстве, а также в качестве языковой игры/дисциплины, освоение которой в рамках юридического образования должно обязательно сочетаться с постижением других логик рассуждения о праве. Вниманию и суду читателей предлагается возможный вариант реализации данного проекта на примере курса «Проблем теории права и государства».
Предлагаемый учебный курс посвящен ключевым проблемам современной теоретической юриспруденции. Его можно представить в качестве целенаправленной и институционализированной совокупности практик прояснения, анализа, обобщения и систематизации теоретико-правового (юридического и не-юридического) знания, проблематизации и деконст-
о праве : сб. переводов. Вып. 1. М., 1987. Вып. 2. М., 1988; 2) Чистое учение о праве: введение в проблему науки о праве // Ежегодник российской теории права / под ред.
А. В. Полякова. 2011. № 4. (выход в свет в 2013 году); Харт Г. Л. А. 1) Приписывание ответственности и прав // Юриспруденция в поисках идентичности... С. 242—270;
2) Определение и теория в юриспруденции // Правоведение. 2008. № 5. С. 6—32; Дворкин Р. О правах всерьез. М., 2004; Пермяков Ю. Е. 1) Правовые суждения. Самара, 2005; 2) Юриспруденция как строгая наука // Юриспруденция в поисках идентичности. С. 101—158; Бьдлински Ф. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. 2006. Том 6. ц 1-2., 2007. Том 7. № 1; Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2006; Хесселинк М. Европейский юридический метод? О европейском частном праве и научном методе // Юриспруденция в поисках идентичности. С. 199—230; Михайлов А. М. Генезис континентальной юридической догматики. М., 2012; и др. См. также собственные работы автора: Касаткин С. Н. 1) Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики // Юриспруденция в поисках идентичности. С. 10—25; 2) Проблемы обоснования и дифференциации языка правовых теорий. Проект юридической догматики // Наследие юридической науки и современность. Материалы заседаний V Международной школы-практикума молодых ученых-юристов (Москва, 26-28 мая
2010 г.) / отв. ред. В. И. Лафитский. М., 2011; 3) Правосубъектность как категория / практика юридического языка // Вопросы экономики и права. 2009. № 9,
4) На пересечении факта, нормы и языка: понятие действия в концепции Герберта Л. А. Харта // Проблема правосубъектности: современные интерпретации: Материалы международной научно-практической конференции. Вып. 9. Самара, 2011. С. 139—153; 5) Значимость правовой теории: интегративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : матер. VII-х философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца (Москва, ИГП РАН, 2-3 октября 2012) (выход в свет в 2013 году).
рукции основополагающих положений — прежде всего отечественной — теории права и государства как дисциплины, претендующей на фундаментальный характер и методолого-мировоззренческое первенство среди других юридических дисциплин, на определяющую роль в процессах конструирования и воспроизводства государственных и правовых явлений.
В определении значимости «Теории государства и права» как академической дисциплины сегодня фигурируют противоположные (и крайние) позиции. Одной из таковых — представленной, как правило, среди студентов, практиков и представителей отраслевых юридических наук — является отрицание ее ценности, что, как полагаем, опять-таки связано с ее, отмеченной ранее, низкой практической пригодностью, невостре-бованностью, «паразитизмом» в отношении отраслевых наук и проч. Мы готовы согласиться со многими из подобных замечаний в отношении современной российской правовой теории, настаивая, при этом на одном принципиальном тезисе: можно отрицать важность конкретных концептуальных положений и инструментов применительно к тем или иным задачам, субъектам и ситуациям, однако, это вовсе не отменяет значимости вообще любой рефлексии и общих систематических построений (объяснений, программ, ценностно-регулятивных комплексов и т. п.) в рамках той или иной социальной практики. То же верно и в отношении юридической теории, если институт официального права, его надлежащее и эффективное существование и использование, в принципе представляет для нас какую-либо ценность. Определенная теория оказывается встроенной в структуры деятельности, зачастую «растворяется» в ней. Ее значимость и фундаментальность — или наоборот, слабость, несостоятельность — ощущается, как правило, именно в случаях столкновения с непредвиденной практической проблемой, прерыва нормального течения жизни и смысла. Это могут быть ситуации пробела («молчания законодателя»), противоречия и терминологической многозначности, отсутствия общих оснований («инстанции», нормы, языка) для общения и взаимопонимания социальных деятелей, государств, культур. Это могут быть как периоды коренной трансформации всего общества, парадиг-мальных изменений в стереотипах восприятия, мышления и поведения, ревизии оснований правовой системы и юридической мысли, так и нестандартные случаи в нормотворческой и правореализационной практике, требующие для своего разрешения технологий более высокого порядка, не ограниченных возможностями отраслевых юридических дисциплин. Даже диагностируемый кризис отечественной теории права и государства не устраняет потребности в теоретической юриспруденции как определенном проекте и исследовательской структуре, в рамках которой осуществляется конкуренция и диалог мировоззренческих и регулятивных схем (как собственно «академических», так и обыденных, практических, субкультурных), выстраивается (реконструируется) официальная/юридическая перспектива, специфическая логика авторитетных правовых суждений. Неслучайно поэтому, что деградация и забвение правовой теории как академической дисциплины неизменно сказы-
вается как на качестве выпускаемых вузами юридических кадров и профессионального юридического сообщества, так и на общем состоянии правовой системы и культуры в государстве в целом.
Противоположной позицией (крайностью) является — традиционное, в частности, для учебной литературы по дисциплине — утверждение безусловной значимости «Теории государства и права», ее постулирование без сколько-нибудь серьезных аргументов. Между тем, по нашему убеждению, теория не имеет заданной ценности сама по себе; последняя раскрывается как пригодность/эффективность предлагаемого интеллектуального инструментария для конкретного субъекта, обращающегося к данной теории, принимающего ее «на вооружение», по отношению к характеру решаемых с ее помощью задач, определенному социальному, мировоззренческому контексту и т.д. Отсюда, собранные под рубрикой «Теория государства и права» разнородные концептуальные построения требуют специального и четкого обоснования своей ценности, нужности и с необходимостью будут иметь для разных ситуаций и адресатов различное значение (включая возможность того, что они вообще не будут представлять сколь-нибудь серьезного интереса, и даже более того — будут играть в тех или иных контекстах негативную, запутывающую, контрпродуктивную роль).
С этих позиций, конструирование теории права как интересующей нас юридической догматики и учения о юридическом методе имеет значение для воспроизводства и развития института официального права и подготовки профессиональных юристов, способных понимать и использовать его «правила игры». Истолкованная подобным образом теория права (и государства) имеет целью обеспечить обоснование и инвентаризацию ключевых правовых категорий, удержание критериев и логики юридического (официального), направлена на то, чтобы опосредовать, обобщать и стимулировать построения отраслевых юридических наук. Она призвана формировать язык, на котором говорят юристы и который делает возможным их ремесло, обуславливает специфически юридическое описание, объяснение и легитимацию социального мира, определение юридических ситуаций и их последующее разрешение, соучаствует в выборе адекватной стратегии и тактики правового поведения и, в более широком контексте, в выстраивании целостной, непротиворечивой и эффективной правовой политики, законодательства, правоприменительной практики. В этом смысле так понимаемая теория права и государства выступает не просто неким «внешним описанием» объективных правовых данностей, но важной составляющей национальной (и наднациональной) юридической доктрины и правовой культуры, включенной в конструирование и удержание юридического поля, официального права как социальной институции и выступающей общей частью/прологом любого правового решения.
В связи с вопросом о значимости правового теоретизирования, необходимо указать и на важные ограничения юридико-догматического (юридико-аналитического) способа рассуждения и конструирования правовой
теории4. Будучи призванной раскрыть полноту языковой игры официального права, юридическая догматика воспроизводит его «внутреннюю» мифологию, картину мира, тем самым обеспечивая ее (скрытую) объективацию и легитимацию, эффект реальности, присутствия. Возможная критика официального нормативного материала осуществляется здесь лишь с позиций его (минимальной) функциональности и системности, формально-логических параметров и т. п.; это критика права с точки зрения самого же права, его же средствами, критика части в перспективе целого, конкретного проявления — с позиций идеи, надлежащего образца, типа. Ориентируясь на официальное право как основу/принцип построения и верификации собственных понятий и заключений, юридическая догматика во многом воздерживается от рассуждений и оценок, базирующихся на критериях социальной действенности и ценностной правоты (в том числе в отношении структур официального права). Тем самым она «нейтрализует» альтернативные языки рассуждения о праве, вытесняя за границы собственного рассмотрения как анализ домини-рующих/«реально» действующих в неком сообществе/сфере нормативных образцов и практик (в том числе, анализ практической востребованности законных инструментов), так и проблематику их ценностной квалификации, легитимности, воспроизводства на их основе структур символической власти. Как следствие, ее внутренняя логика вступает в противоречие с потребностью, с одной стороны, в теории, способной гарантировать социальную эффективность предлагаемых ею инструментов, подтвержденную эмпирически (и способной, в свою очередь, обеспечить успешность профессионального юриста), с другой — в теории, представляющей средства идеально-сущностной и ценностной интерпретации феноменов/знаков права, обеспечивающей критерии различения официально установленного и справедливого, учреждающей позицию нетождественности с политической властью и возможности независимых оценок и суждений.
Вместе с тем, как представляется, указанные опасности и ограничения, при всей их важности и серьезности, полностью не устраняют значения юридической догмы как языка правоговорения и способа правового теоретизирования. Еще раз подчеркнем, что такое значение обусловлено как потребностью в существовании и гарантировании института официального права, связанной с этим публичной власти и порядка (юридичес-
4 Ср., например, с пониманием и критикой юридико-догматического подхода в следующих работах: Мамут Л. С. Юриспруденция и легалистика // Юриспруденция XXI века: горизонты развития: Очерки / под ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник. СПб., 2006. С. 7—23; Варламова Н. В. Предметно-методологическое единство и дифференциация теоретического знания о праве // Ежегодник либертарно-юридической теории. 2007. № 1. С 9—25; Поляков А. В. Энциклопедия права или интегративная юриспруденция? // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика
В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания: Тезисы участников. С. 6—9; Честнов И. Л. 1) Практическая, человекоцентристская юриспруденция — выход из тупика дог-матизации права // Там же. С. 10—11; 2) Постклассическая теория права: монография. СПб., 2012; и др.
кая теория соучаствует в конструировании и воспроизводстве присущих данному социальному институту образцов восприятия, суждения, поведения, системы правил, ролей и статусов, необходимых компетентных агентов, способных изъясняться на ее языке), так и определенным мировоззренческим, ценностным, социальным выбором/позицией (ориентацией на «высокую планку» в ситуации нигилизма, лицемерия и двойных стандартов, несводимостью «социального субъекта» к наличной практики, означенной по отношению к ней отстраненностью, дистанцией). При этом ограничения юридической догмы, полагаем, можно преодолеть через ее включение в более широкий контекст исследовательских и образовательных дисциплин, при прояснении и удержании ее специфики, несводимости к иным формам/логикам рассуждения о праве.
Как известно, изучение общей теории права в вузе обладает своей спецификой на разных этапах и в разных моделях юридического образования. В рамках специалитета она традиционно преподавалась на первом курсе («Теория государства и права»), выступая юридической пропедевтикой, т. е. введением в изучение юриспруденции, и энциклопедией права, т. е. обобщением и кратким изложением основных понятий и положений отраслевых юридических наук, а также на заключительном курсе («Проблемы теории государства и права») — в качестве некой обобщающей дисциплины, венчающей завершение высшего юридического образования. В рамках модели бакалавриата-магистратуры государственно-правовая теория преподается как правило в начале соответствующей ступени обучения5.
В качестве основной цели интересующей нас здесь дисциплины «Проблемы теории государства и права» следует назвать подведение теоретических итогов предшествующему обучению, углубление и систематизация юридических знаний и соответствующих навыков, представление целостной «картины» юридического мира (при этом, для студентов специалитета курс «Проблем» призван обеспечить подготовку к сдаче итогового государственного экзамена, для учащихся в магистратуре — сформировать более серьезную базу для последующей самостоятельной исследовательской и возможной педагогической деятельности).
В качестве задач предлагаемого курса можно назвать следующие:
— обновление и упорядочение знаний и навыков, приобретенных как при изучении «Теории государства и права», так и при последующем освоении соответствующего материала по другим — юридическим и неюридическим — дисциплинам;
— освещение наиболее актуальных, фундаментально и практически значимых дискуссий в современной теоретической юриспруденции, их всесторонняя и комплексная проработка;
5 Идея сквозного преподавания теоретической юриспруденции на каждом курсе, сочетающая более глубокое исследование проблематики (изучаемых на каждом соответствующем этапе) отраслевых юридических наук и последовательное синтезирование и развитие на этой основе общетеоретических построений, в отечественной образовательной системе не практикуется.
— обеспечение и углубление систематической и методологической связи материала теоретических и отраслевых юридических наук, в сочетании с прояснением концептуально-методологических/доктринальных основ для решения практических (юридико-отраслевых) проблем и обогащением (коррекцией) теоретических конструкций данными отраслевых и специальных юридических дисциплин;
— расширение/переосмысление исследовательского поля и инструментария сегодняшней российской теории права и государства на базе достижений современной социогуманитаристики, а равно современной западной и дореволюционной отечественной политико-правовой мысли;
— активизация навыков теоретической и методологической подготовки студентов, включая навыки самостоятельной работы с научными и философскими текстами, постановки и решения фундаментальных и прикладных юридических проблем, аргументации и презентации собственной позиции, а также расширение возможностей их практического применения.
В отечественной системе юридического образования сложилось две основных модели преподавания/освоении дисциплины «Проблем теории государства и права». Первая — господствующая — модель заключается в систематическом изложении предмета дисциплины в более расширенном, подробном и всестороннем (по сравнению с первым курсом) виде. В противоположность этому вторая модель ориентирована на рефлексию наиболее основополагающих и значимых понятий и положений теоретической юриспруденции, на проблематизацию ее оснований, логик и объяснительных схем, выдвигаемых выводов и рекомендаций. Как представляется, такая форма в наибольшей степени соответствует целям актуализации/реконструкции теории как «живого» знания/общения, взятых в контексте официальной практики/языка, юридического спора, теоретического осмысления «злобы дня», выработке навыков аналитики, аргументации, обретению понимания релятивности, конструктивности и инст-рументальности категориального аппарата теоретической и практической юриспруденции, методологической дистанции по отношению к официальным позициям, идеологическим постулатам и теоретическим выкладкам. Кроме того, она видится более эффективным в силу необходимости применения интерактивных методик, обязательности диалога и борьбы обоснований, стимулирования активности и самостоятельности участников образовательных практик. Наконец — что важно в силу небольшого количества часов, отведенных на данную дисциплину — подобная модель требует существенно меньших затрат аудиторного времени, основная часть которого посвящена разбору и обсуждению именно ключевых и проблемных моментов, составляющих/проявляющих основания, содержание и систематику теоретической юриспруденции, тогда как акцент в освоении традиционных положений последней (презюмируемых более-менее известными) и альтернативных им позиций переносится на самостоятельное внеаудиторное изучение учащимися. По названным причинам именно вторая модель видится нам более предпочтительной для построения курса.
Как было заявлено ранее, в основу предлагаемого здесь курса положена интерпретация правовой теории прежде всего как юридической догматики (аналитической юриспруденции), нацеленной, с одной стороны, на рефлексию и реконструкцию (формально-логическую обработку и систематическое изложение) официального права, легитимно-юридического метода нахождения/обоснования правильного ответа на любой юридический вопрос, с другой — выстраивание на базе официально-правовой логики особого смыслового пространства/языка, конструирование социального/юридического поля6. Соответственно, центральным объектом и главной целью проблематизации в рамках курса полагается юридическое словоупотребление/дискурс — и как специфическая, несводимая к другим языковая игра официального права со своими основаниями, смыслами, правилами, конвенциями, терминологией, и как одна из разновидностей сосуществующих и конкурирующих лингвистических практик, встроенная в социальные связи и институты, и доступная переинтерпретации/ критике/«терапии» в контексте иных социальных языков — повседневности, экономики, политики, морали, философии и проч. Это, в свою очередь, обусловливает основную направленность курса, во-первых, на ак-центацию и обоснование юридического значения употребляемых в рассуждениях понятий и тезисов, трактуемого здесь как критерий/метод выстраивания и верификации теоретико-юридических построений, во-вторых, на прояснение/экспликацию оснований и специфической логики юридического/официального словоупотребления.
В предлагаемом формате курс «Проблем теории права и государства» имеет определенную специфику и сложность для своего успешного преподавания и изучения, что в свою очередь требует учета ряда обстоятельств:
1. Данный курс ориентирован прежде всего на проблематизацию имеющегося теоретического материала (в том числе усвоенного и принятого в качестве само собой разумеющегося в ходе предыдущего обучения как студентами, так и теоретиками и преподавателями), артикуляцию и обоснование позиции, удержание ее онтологических, гносеологических и ценностно-практических оснований (допущений).
2. Подобный акцент на проблематизацию, как представляется, в целом не характерен для сегодняшней отечественной теории права, во многом косной и мифологизированной, не осознающей собственных мировоззренческо-методологических оснований, не дифференцирующей различные парадигмы и дискурсы рассуждений о праве, вбирающей в себя скорее набор мнений и «исповеданий веры», нежели систему позиций, четко аргументированных и верифицируемых, идеологически проясненных, методологически нагруженных, практически/юридически адекватных и значимых. Как кажется, в сегодняшней российской теории права по большому счету отсутствуют споры, имеющие организующий, структурирую-
6 Подробнее об этом см.: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 3.
щий по отношению к ней характер, соответственно, многие проблемы остаются просто не поставленными и/или не получившими широкого признания и разработки. Отсюда также следует преимущественно авторский характер любого сколько-нибудь серьезно и логически связно построенного курса «Проблем теории государства и права».
3. Направленность курса на выстраивание правовой теории как юридической догматики, будучи, с одной стороны, приближена к официальному праву и юридической практике, с другой — вступает в определенное противоречие с существующей отечественной государственно-правовой теорией, основанной на восприятии различных дискурсов о праве как описаниях некой единой объективной данности, отсутствии спецификации юридического словоупотребления, верифицированности собственных утверждений официальным правом. А потому, достижение целей курса требует усилий его участников по рефлексии/ревизии сложившегося общего строя правового рассуждения, инвентаризации, дифференциации и юридизации существующего категориального аппарата теории государства и права.
4. (Пере)осмысление проблематики и инструментария правовой теории в контексте достижений современной социогуманитаристики наиболее эффективно при соответствующем владении современной методологией, что по большому счету не обеспечивается сегодняшним российским правоведением, зачастую продолжающим — при смене идеологической и терминологической риторики — воспроизводить схематизмы классической рациональности.
5. Упоминавшийся ранее не-проблемный и скрыто эклектичный характер отечественной юриспруденции, присущая ей методологическая не-проясненность (а порой и неадекватность) обуславливает и низкое качество учебной литературы по курсу и/или ее несоответствие заявленному ранее видению курса как проблемного, методологического и юридико-догматического: так, практически во всех имеющихся сегодня учебниках по дисциплине «Проблемы теории государства и права» отсутствует четкая дифференциация юридического языка, верификация собственных положений официальной юридической практикой, всем им так или иначе недостает практической ориентированности, проблемности, систематичности в изложении материала, проясненности и обоснованности собственных методоло-го-мировоззренческих оснований и выводов, достаточного учета достижений зарубежной юриспруденции, современной социогуманитаристики, а также отраслевых юридических наук. Отсюда, применительно к каждой теме, проблеме или позиции предпочительнее обращаться к рекомендованным изданиям, а имеющиеся учебники либо использовать как дополнительные пособия, положения которых требуют своей проблематизации, переосмысления и верификации на соответствие официальному праву, либо не использовать вовсе. Как следствие, это порождает необходимость проработки студентами существенного числа дополнительной литературы и нормативного материала, больший акцент на самостоятельную активность и соответствующую подготовку, а также повышенную значимость совместной работы учащихся и ведущего данный курс преподавателя.
6. Освоение указанного курса в частности, как и юридическое теоретизирование в целом, предполагает определенный уровень общеобразовательных и специально-юридических знаний и навыков, который, увы, не всегда присутствует у студентов даже на заключительном курсе спе-циалитета или на первом курсе магистратуры.
Для успешного преподавания и изучения данного курса представляются важными и ряд рекомендаций методолого-методического характера, посвященных формам и процедурам изложения/освоения материала.
Одной из основополагающих для содержания и построения курса является идея специфичности социальности и обусловленное этим признание специфики социогуманитарного знания. С этих позиций представляется необоснованным трактовать социальный мир (право) как некую систему вещей, имеющих собственную пред-данную, объективную сущность, границы, свойства, закономерности, а язык (теорию) — как совокупность закрепленных за ними знаков-указателей с фиксированным значением, как их истинностное или ложное описание. Социальность интерпретатив-на: ее можно представить как смысловое пространство, как «поле» смыслов, ценностей, норм, поведенческих образцов, существующее постольку, поскольку активно разделяется или пассивно признается людьми, невидимое/непонятное вне определенного «культурного инструментария», «внутренней перспективы». Социальность конструктивна и интерсубъективна: она есть человеческое творение, изобретение, артефакт, нечто, что совместно создается и воспроизводится людьми. Социальность процессуальна: она существует в рамках и в силу практик сообщества, в том числе как практика самовоспроизводства. Язык здесь — не внешнее описание (дескрипция), но фундаментальная и неотъемлемая часть социальных феноменов. Последние не существуют сами по себе, они конституируются и удерживаются в языке, манифестируются (т.е. проявляются, обнаруживаются) посредством словоупотребления, «языковых игр», которые «встроены» в институты и практики сообщества, фиксируют важные взаимосвязи и различия между социальными явлениями/концептами, выступают «ключами» к их «обостренному восприятию». Лингвистические единицы не имеют четких, устойчивых «фактуальных» аналогов/референтов (т. е. обозначаемых объектов), но обретают их «внутри» социальной практики: значение знака есть «конвенция», способ (практика, традиция) его употребления. Таким образом, получается, социальность непонятна и невозможна вне своего описания/означивания, она существует как производство и воспроизводство описаний, их принятие и вменение, конкуренция, борьба за них; давая описания, мы в определенном смысле соучаствуем в создании, продлении, изменении социального. Множество языковых игр рождает многообразие социальных миров. Социальная теория, следовательно, выступает в качестве рефлексии языка, «конструкта второго порядка», выстраивается в контексте и в отношении к практикуемым смысловым/дискурсивным образцам, и сама реализуется как новояз, имеющий собственную логику употребления и вступающий в конкуренцию с другими языковыми играми.
С этих позиций, право и его теория, представляют собой не данность («вещь») и его отражение, но конструкты, «конвенции», объяснительные и интерпретативные схемы/традиции, разворачивающиеся в пространстве того или иного языка/методологии; они суть особые языковые игры, правила/практики словоупотребления, реализуемые в определенном контексте определенной социальной общностью. Социальная, лингвистическая, идейно-методологическая разнородность воспроизводит неустранимую (возможную и действующую) множественность трактовок и практик права, в частности, существование множества теорий — в том числе объединенных под (вводящей в заблуждение) официальной рубрикой «Теория государства и права» — с различными, несводимыми друг к другу целями, вопросами, референтами, инструментарием, аксиомами и т. п.
Таким образом, признание отсутствия очевидной предметности права, его конструктивности, конвенциональности, лингвистической заданно-сти, возможность и существование множества языков/методологий концептуализации «правового» ведет к тому, что построение любой правовой теории (как и теории государствоведческой) предполагает рефлексию, спецификацию и критику словоупотребления, поиск (создание/выбор) и обоснование собственного языка рассуждений о праве7.
Отсюда основополагающим в рамках представляемого курса является характерный для современного социогуманитарного мышления поворот от объекта к методу, от содержания — к языку, от выводов — к основаниям и процедурам аргументации. Одними из ключевых компетенций, которые должен владеть ведущий курс преподаватель и которые должны обрести учащиеся, — это методологическая рефлексия (т. е. обращенность внимания не столько на то, что говориться, на содержание понятий и высказываний, сколько на то, кто, как, для чего и в какой ситуации говорит, в частности, на условия и специфику употребления, на язык, с помощью и в пространстве которого осуществляется конструирование и воспроизводства смысла/предметности) и методологическая дистанция (осознание ограниченности, контекстуальной обусловленности, релятивности, инструментальности любых концептуальных построений, непогло-щенность их «предметом», «языковой игрой», удержание возможности иной перспективы/языка). Важная задача курса — деконструкция правовых теорий/методологий (в том числе юридического словоупотребления), т. е. «расколдовывание», вскрытие их явных и неявных оснований, логик, инструментов, мифологем, чему, как отмечалось, уделяется чрезвычайно мало внимания в сегодняшнем российском правоведении.
Сообразно этому, выстраивание и освоение языка права, правовой теории, обоснование того или иного концепта/утверждения требует удержания контекстуальности и функциональности последних, их значимости, вплетенности в общую ситуацию и логику словоупотребления, а соответ-
7 См.: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 1 и др. См. также: Пермяков Ю. Е. Философские основания юриспруденции. Самара, 2006.
ственно нуждается в изменении общей последовательности шагов в построении понятия. Вместо традиционно используемых абстрактных вневременных вопросов («Что это такое?»), непроясненного постулирования «естественных» данностей, овеществления доктринальных и обыденных суждений и т. п. следует делать акцент на осознании значения/значимости конструируемого понятия, задающего горизонт (цели, методологию) рассуждения, критерии выбора из потенциального множества трактовок и проведения границы понятия/явления, установления его дефиниции и иных характеристик (признаков, сущности, структуры, функций, классификации, действия, идеала, нормы и патология и проч.), иначе говоря, на прояснение и обоснование значимого — в том или ином контексте, с точки зрения той или иной цели, ценности, позиции — употребления лингвистической единицы: [многообразие контекстов и интерпретаций] о значение ^ [цель, методология] ^ определение ^ иные характеристики8.
Заявленная выше ориентация предлагаемого курса на построение правовой теории как юридической догматики и учения о юридическом методе, нацеленных на рефлексию и реконструкцию официального права и конструирование на этой основе юридического поля, своим непосредственным предметом имеет юридический язык как языковую игру официального права. В качестве метода (критерия, процедуры) спецификации догмы права можно назвать постановку вопроса о юридическом значении определяемого понятия/характеризуемого утверждения, т. е. связанных с ним различении/изменении в правовой квалификации, правовом статусе/ режиме, гарантированности правомочий, обязательности и принудительности юридических следствий и т. п. («Имеет ли данное употребление термина (например, “естественное право”, “правовая норма”, “фикция”, “источник права”, “правовой акт”, “доктрина”, “отрасль права”, “пробел”, “государство”, “суверенитет” и проч.) юридическое значение?», «Какое. ?», «При каких условиях. ?», «Какое/при каких условиях употребление данного термина будет иметь юридическое значение?», «Как это подтвердить/проверить?» и т. д.). Отсюда, в рамках освоения курса его участникам следует уделять первоочередное внимание, во-первых, удержанию специфичности юридического языка, его несводимости к иным системам словоупотребления (обыденному языку, специальным языкам логики, философии, науки, политики, морали и т. д.), способным выступать фоном/инструментарием его прояснения и критики (но не устраняющих его), во-вторых, обоснованию юридически значимого употребления используемых теоретико-юридических построений, что с учетом сегодняшнего положения отечественного правоведения требует (пере)осмысления и дифференциации (юридизации) ее категориального аппарата. Базой для названной юридизации конструируемых понятий и тезисов, а также для их верификации/фальсификации — проверки на истинность/ложность — является официальное право, юридическая доктрина и практика. Этим
8 См: Касаткин С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догматики. Пар. 3.
обусловлена ориентации правовой догмы прежде всего на реконструкцию конкретной правовой системы, ее логики, юридического метода, инструментария, в нашем случае, системы российского права. Соответственно, весьма значимым для освоения курса является обращение преподавателей и студентов к материалам отечественной (а также зарубежной и международной) правотворческой и правореализационной практики, что в свою очередь также способствует устранению голословности, схоластического характера концептуальных построений, повышению практической ценности юридической теории как общей/доктринальной части любого официального решения, ее интеграции с положениями отраслевых юридических наук, не говоря уже о повышении интереса к предмету со стороны учащихся. Выступая реконструкцией официального права, юридическая догматика сама нацелена на (нормативное) решение вопросов права, что зачастую ведет к сближению (отождествлению) методов юридического исследования и принятия (судебного) решения («нахождения права для конкретного случая»). В этом отношении догма выступает отрефлексированной рационализированной технологией ответа на вопросы о праве (особенно ценной в «трудных случаях», когда официальные правоположения не дают четких ориентиров для ответа), выстраиванием логически стройной, легитимной процедуры принятия решения. Отсюда возможным значимым ориентиром/вариантом структурной организации правовой догмы — помимо деления на общую и особенную часть — видится модель юридического метода (силлогизма), где большой посылкой выступает норма (нормативный тип), малой посылкой — юридический факт, надлежащий знак/проявление нормативного типа, с которым связываются юридические последствия, а выводом — сами нормативные следствия, соответствующие изменения в сфере официального должного, в действующем субъективном и/или объективном праве.
В завершении своего сообщения, еще раз обратим внимание на характеристику проблемности курса. В отличие от трактовки, принятой в философии науки, под «проблемами» здесь предлагается понимать актуальные вопросы, не имеющие однозначного решения, предполагающие различные формы своей мировоззренческой, теоретико-методологической постановки и обоснования. В качестве предпочтительной схемы изложения и анализа проблемы можно порекомендовать следующую структуру/ последовательность операций: 1) общая постановка (обоснование) проблемы, обоснование ее смысла, содержания и значения, социальных, методологических и мировоззренческих оснований (как, в силу чего она стала возможной), динамики (исторических форм и современного состояния) и 2) обоснование решения проблемы, подробный разбор существующих решений, доводов «за» и «против», представление собственной артикулированной (т. е. осознанной и четко выраженной) и аргументированной позиции, видение возможных будущих перспектив проблемы. Различаясь по своему характеру, содержанию, сложности и проч., разбираемые здесь проблемы зачастую взаимосвязаны и имеют различные уровни, аспекты, пути своего понимания и решения. Вместе с тем, еще раз подчеркнем, что центральной для курса полагается именно юридическая и связанная с ней
не-юридическая проблематика, а посему целый ряд дискуссионных вопросов и их решений (в том числе отраженных в традиционной программе дисциплины и учебной литературе) будут в лучшем случае иметь лишь периферийное значение, а в худшем — осложнять и запутывать базовую проблематику данного курса. Заметим также, что помимо «собственно проблемной» структуры — приоритетной в рамках курса — последнему также присущи, условно, «догматический», исторический и сравнительно-правовой элементы, носящие вспомогательный характер: первый предполагает овладение студентами сложившимися в теории государства и права понятиями и категориями, шире — также различными точками зрения по тому или иному вопросу, образующими материал для последующей проблематизации; второй и третий демонстрируют названные построения как плод конкретного этапа развития и социокультурной специфики теории (шире — общества, права и государства), раскрывая обусловленность объяснительных и нормативных схем определенным социальным и методолого-мировоззренческим контекстом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев, С. С. Общая теория права : учебник для вузов. — 2-е изд — М., 2008.
2. Быдлински, Ф. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. — 2006. — Том 6. № 1-2; 2007. — Том 7. ц 1.
3. Варламова, Н. В. Предметно-методологическое единство и дифференциация теоретического знания о праве // Ежегодник либертарно-юридической теории. —
2007. — № 1. — С. 9—25.
4. Дворкин, Р. О правах всерьез : пер. с англ. — М., 2004.
5. Касаткин, С. Н. Значимость правовой теории: итеративность, догматика, вызовы контекста // Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : матер. УП-х философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца (Москва, ИГП РАН, 2-3 октября 2012) (выход в свет в 2013 году).
6. Касаткин, С. Н. На пересечении факта, нормы и языка: понятие действия в концепции Герберта Л. А. Харта // Проблема правосубъектности: современные интерпретации : матер. международ. науч.-практ. конф. Вып. 9. — Самара, 2011. — С. 139—153.
7. Касаткин, С. Н. Правосубъектность как категория / практика юридического языка // Вопросы экономики и права. — 2009. — № 9. — С. 15—20.
8. Касаткин, С. Н. Проблемы обоснования и дифференциации языка правовых теорий. Проект юридической догматики // Наследие юридической науки и современность. Материалы заседаний У Международной школы-практикума молодых ученых-юристов (Москва, 26-28 мая 2010 г.) / отв. ред. В. И. Лафитский. — М., 2011.
9. Касаткин, С. Н. Юриспруденция и словоупотребление. Проект юридической догмати-ки // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., перев., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 10—25.
10. Кельзен, Г. Чистое учение о праве : сб. переводов. Вып. 1. — М., 1987; Вып. 2. М., 1988.
11. Кельзен, Г. Чистое учение о праве: введение в проблему науки о праве // Ежегодник российской теории права / под ред. А. В. Полякова. — 2011. — № 4 (выход в свет в 2013 году).
12. Лазарев В. В, Липень С. В. Теория государства и права : учебник для вузов. — 4-е изд. — М., 2010.
13. Мамут,, Л. С. Юриспруденция и легалистика // Юриспруденция XXI века: горизонты развития: Очерки / под ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник — СПб., 2006. —
С. 7—23.
14. Михайлов, А. М. Генезис континентальной юридической догматики: монография. — М., 2012.
15. Муромцев, С. А. Что такое догма права? // Юриспруденция в поисках идентичности: сборник статей, переводов, рефератов / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 160—185.
16. Пермяков, Ю. Е. Правовые суждения : монография. — Самара, 2005.
17. Пермяков, Ю. Е. Философские основания юриспруденции : монография. —
Самара, 2006.
18. Пермяков, Ю. Е. Юриспруденция как строгая наука // Юриспруденция в
поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара,
2010. — С. 101—158.
19. Поляков, А. В. Энциклопедия права или интегративная юриспруденция? // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : тезисы участников. — М., 2012. — С. 6—9.
20. Проблемы общей теории права и государства : учебник для вузов / под ред.
В. С. Нерсесянца. — М., 2008.
21. Проблемы теории государства и права : учебник для вузов / под ред М. Н. Марченко. — 2-е изд. — М., 2008.
22. Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теория права и государства : учебник для вузов. — М., 2010.
23. Теория государства и права : учебник для вузов / под ред. В. Д. Перевалова — 3-е изд. — М., 2006.
24. Теория государства и права : учебник для вузов / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. — 3-е изд. — М., 2004.
25. Харт, Г. Л. А. Определение и теория в юриспруденции // Правоведение. —
2008. — ц 5. — С. 6—32.
26. Харт, Г. Л. А. Приписывание ответственности и прав // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 242—270.
27. Хесселинк, М. Европейский юридический метод? О европейском частном праве и научном методе // Юриспруденция в поисках идентичности : сб. ст., пер., реф. / под общ. ред. С. Н. Касаткина. — Самара, 2010. — С. 199—230.
28. Честнов, И. Л. Постклассическая теория права : монография. — СПб., 2012.
29. Честнов, И. Л. Практическая, человекоцентристская юриспруденция — выход из тупика догматизации права // Седьмые философско-правовые чтения памяти академика В. С. Нерсесянца. Энциклопедия правоведения или интегральная юриспруденция? Проблемы изучения и преподавания : тезисы участников. — М., 2012. — С. 10—11.
30. Шапп, Я. Система германского гражданского права : пер. с нем. — М., 2006.
