CC BY
74
№ 1 - 2007 г. 22.00.00 социологические науки
УДК 398.22
ПРОБЛЕМА МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ВОСТОЧНЫХ ПРИТЧАХ
Ю.Я. Бондаренко
Костанайский государственный университет (г. Костанай, Казахстан)
Культура Востока - это та сфера духовной реальности, где строго научные изыскания постоянно сплетаются с животрепещущими проблемами, встающими и перед народами СНГ, и фактически перед каждым из нас. Особенно явственно острота этих проблем ощущается именно в последние десятилетия, когда усилиями СМИ в сознание самых широких масс настойчиво внедряется образ Запада как единственно верной, безальтернативной модели человеческого развития. В то же время и практическая психология Запада и западный деловой мир не чураются восточного опыта межличностного общения и соответствующих его задачам методов саморегуляции, одним из наглядных примеров чего служит бестселлер Д. Карнеги.
Ключевые слова: культура Востока, восточные притчи
Многоликая культура Востока уже не одно столетие чарует Запад своей экзотической образностью, переливами смыслов и психологической глубиной. В годы же, последовавшие за Второй мировой войной, среди определенной части представителей так называемого Западного мира началось своеобразное "паломничество на Восток", проявившееся в резком возрастании интереса к восточной культуре. Живейший интерес культура Востока вызывала в СССР и продолжает вызывать в СНГ и, в частности, в Казахстане, и интерес этот отнюдь не академический. Культура Востока - это та сфера духовной реальности, где строго научные изыскания постоянно сплетаются с животрепещущими проблемами, встающими и перед народами СНГ, и фактически перед каждым из нас. Особенно явственно острота этих проблем ощущается именно в последние десятилетия, когда усилиями СМИ в сознание самых широких масс настойчиво внедряется образ Запада как единственно верной, безальтернативной модели человеческого развития.
Однако даже в том мире, который, несколько условно и упрощенно мы привыкли именовать Западным, все очевидней становится неполнота и даже определенная ущербность, односторонность собственно западных ориентиров, особенно тогда, когда они очерчиваются как путеводители для всего человечества. В то же время и практическая психология Запада и западный деловой мир не чураются восточного опыта межличностного общения и соответствующих его задачам методов саморегуляции, одним из наглядных примеров чего служит бестселлер Д. Карнеги.
Не ставя перед собой задачи охватить основные аспекты той грани восточной культуры, которая сопряжена с проблемами межличностного общения, ограничимся лишь притчами - этими поразительными кристаллами народной мудрости. При этом коснемся лишь ряда ключевых моментов в притчах Китая и Индии - колоссальных поликультурных ареалов, демонстрирующих миру многотысячелетний опыт исследования человеческой души.
На что же здесь можно обратить внимание в первую очередь? Не претендуя на охват всех проблем, так или иначе звучащих в этически окрашенных сказках, историях, притчах, отметим несколько типов обозначенных в них проблемных ситуаций. Первая группа
Литература Востока оставила нам поэтичнейшие образцы восхищения женской красотой. Однако притчи и сказки рисуют нам как идеальные, так и иные типы особ женского пола, в том числе и таких, чьи прихоти могут быть не безвредными, а то и пагубными для их спутников жизни. Так, в замечательном памятнике индийской культуры - "Панчатантре", создание которой относят уже к 4 в. н. э., мы встречаем знакомую многим с детства историю обезьяны и дельфина (в известной нам <мультяшной> версии - крокодила), который по настоянию своей ревнивой жены готов был погубить дружившую с ним обезьяну. В другой же старинной индийской истории перед нами - жена бедняка, вынудившая мужа пойти на кражу, в результате чего тот был схвачен и казнен. Таким образом, в первом случае прихоть женщины разрушает дружбу, а во втором - губит супруга.
С другой стороны, неразумное поведение женщины может вредить и ей самой. Так, в одной китайской назидательной истории рассказывается о двух девушках. Одна была самой красивой в округе и, когда у нее заболел зуб, все стали жалеть бедняжку. Вторая же, решив, что страдание придает красоту, стала морщить лоб и закатывать, словно от боли, глаза, но люди только отворачивались от нее, так некрасиво она выглядела.
Вообще, следует заметить, что сварливые, легко раздражающиеся жены - это нередкая тема восточных притч и сказок, что невольно навевает мысль о частой относительности патриархальных отношений, казалось бы, столь типичных для Востока.
Однако реакция на недобрый нрав жен неоднозначна. Так, у замечательного китайского автора 17-19 веков - Пу Сунлина мы встречаем рассказ о селянине, который отвез свою бранчливую женушку к городскому судье, приговорившему ее к наказанию палками, да такому, что "мясо с ее ягодиц так и слезло". Видно зол был судья на свою собственную супругу - комментирует рассказчик жесткость этого наказания. Но вот в другой истории рассказывается о совсем иной реакции власть предержащих. Здесь живописуется, как жена одного магистра во время семейной ссоры схватила его шапку со знаками отличия и стала топтать. Обиженный муж написал об этом самому императору. И что ответил правитель Поднебесной? "Наше величество проявило снисхождение к этому проступку. Мы хотели вам сообщить, что супруга нашего императорского Величества обладает таким же раздраженным нравом, что и ваша. Не далее как вчера, когда она разговаривала с Нами, она сорвала с Нашей головы Наш форменный головной убор, который стоит намного дороже, чем шляпа обычного чиновника, и разорвала его на куски". Вывод один -супругу следует терпеть и быть сдержанным.
Вторая группа проблем межличностных отношений - это отношения правителей и подчиненных, царей, их слуг и подданных. При всем учете специфики исторических отношений, в условиях которых рождались повествования, назидательные истории и притчи, и сегодня было бы небезынтересно обратить внимание на их этикопсихологическую основу, не ограничивающуюся рамками конкретных стран и эпох.
Начнем с того, что мы не случайно обратили на взаимосплетение проблем первой и второй группы. Ведь правитель и вообще человек, обладающий достаточной полнотой власти, в силах претендовать и на жен своих подданных. Но эта тема занимает особое место в мировой культуре и требует отдельного рассмотрения. Здесь же отметим только, что мировая культура дает нам разнообразные варианты разрешения подобных внутренних и межличностных коллизий.
Остановимся на ином, на том, как притчи и назидательные истории, фольклор рисуют нам образцовых правителей - с одной стороны, и должное, либо не должное поведение слуг и их друзей - с другой.
Так, в "Панчатантре" мы встречаем следующее перечисление качеств достойного владыки. Он не злоупотребляет роскошью и пышными церемониями. Ведет себя безыскусственно и разумно, при этом отличается чрезвычайной отвагой. Горд, но не терпит высокомерия.
При этом могучий владыка не должен растрачивать силы - и свои собственные и своей страны - на недостойные, но требующие немалых затрат, цели:
"Гоняясь за мышью лишь когти Владыка зверей обломает.
И много ли радости, если Ничтожную цель он поймает?"
А каким же должен быть человек, приближенный к правителю? Прежде всего, он должен быть на своем месте. "Слуга и платье хороши, коль на своих они местах. Не носят на ногах того, что украшает голову".
В древнеиндийском эпосе "Махабхарата", вобравшем в себя копившуюся столетиями народную мудрость, мы встречаем целый набор рекомендаций для тех, кому приходится быть рядом с царями.
Прежде всего, нельзя быть нерадивым в своей службе. Следует избегать небрежности, непочтительности и гнева. Не следует болтать людям о том, что узнаешь в приватных разговорах с царем, включая и то ошибочное, что мог бы сказать царь. Никогда не следует навязывать царю свою волю. Придворный, который так поступает, не может долго оставаться на своем посту.
Как видим, очень существенным оказывается вопрос о том, что и как говорить государю. Согласно "Махабхарате", повелителю следует докладывать и то, что приятно, и то, что полезно, причем "о полезном следует говорить ему, даже если неприятно" [2].
Но как говорить? Конфуций, как считается, полагал, что служить государю следует, не обманывая и укоряя его в лицо. Однако так ли это просто и, главное, безопасно? Нет, конечно. Известна поучительная персидская история о том, как некий падишах написал стихи и показал их придворному "царю поэтов". Будучи честным ценителем искусства, последний сказал: "Ваше величество, спрячьте и никому не показывайте эти стихи, ибо они не достойны вашего величия". Разгневанный падишах повелел на три дня поставить "царя поэтов" к позорному столбу, чтобы у того было время поразмыслить о достоинствах царских стихов. Но спустя какое-то время падишаха опять посетило вдохновение, и он вновь сочинил стихи, которые показал придворному знатоку поэзии, полагая, что уж на этот раз создал шедевр. Но бедолага-поэт на просьбу-повеление оценить царские стихи лишь ответил: "Иду к позорному столбу".
Требование Конфуция, прозвучавшее столетия спустя в чеканных строках Киплинга:
"будь прям и прост, беседуя с царями" оказывалось на практике очень и очень трудно выполнимым. Не случайно еще древнегреческие философы заметили, что мудрецы не могут быть подле царей, ибо те нуждаются в лести. В истории же о китайском философе Чжуан-цзы рассказывается, как тот, в ответ на приглашение стать царским советником, спросил об участи священной черепахи, которую так чтили, что панцирь ее повесили на стене дворца: "А не лучше ли было бы черепахе живой волочить хвост по земле, нежели стать украшением царских апартаментов?" "Конечно, лучше!" - воскликнул приглашавший. На что философ сказал: "Вот и я хочу живым волочить хвост по земле", намекая на то, что отказывается от почетной, но не всегда благодарной и опасной должности царского советника.
Однако в истории мировой культуры, неотделимой, как известно, от истории социальной, эта, казалось бы, ставящая в тупик задача все-таки не раз находила свое решение. Решением этим нередко становилась шутка, иносказание, а теми, кто его давал - шуты, а на Руси - юродивые, которые порою были вправе говорить и без обиняков. Иными словами, люди, стоявшие как бы вне иерархии, вне рангов и сословных условностей. Но и это - отдельная, хотя и очень благодатная тема.
Особое место в притчах занимает и то, кто именно и при каких обстоятельствах мог бы быть советником правителя. Так, в одной китайской истории рассказывается о старике и лодочнике. Лодочник перевозил старика, призванного стать советником правителя, через широкую реку. У старика закружилась голова, он упал в воду. Лодочник вытащил его и самодовольно сказал: "Как несправедлив мир! Ты, дряхлый старик, даже плавать не умеешь, а тебя приглашают быть советником. Я же за свою жизнь перевез через эту реку столько людей, а меня вот никто не приглашает". Старик же ответил: "Ты считаешь свое ремесло самым главным, потому так и останешься лодочником. Я же понимаю, что государству нужны и лодочники, и воины, и земледельцы, и многие иные, потому-то меня и зовут к царю".
Еще тоньше притча о царе, возжелавшем получить самого лучшего скакуна. Ему порекомендовали знатока. По совету последнего разыскали требуемое. Но царь был разгневан, ибо тот, кого назвали знатоком, неверно назвал не только масть, но и пол скакуна - таковым оказалась лошадь. "Что же это за знаток, если он путается в таких вещах?" Но царский советник ответил: "Этот знаток истинен и несравненен, ибо он видит сущность, не обращая внимание на второстепенное". Лошадь-то оказалась уникальной, а значит, задание было выполнено. То же, что относилось к ее полу и масти, по отношению к самому заданию было несущественно.
Перед нами - замечательная грань восточного мировосприятия, такой подход к миру, который выводит познание его сущности за четкие рамки слов, которые всегда ограничены. Более того, этот подход сопряжен с осознанием того, что умение назвать, разложить по словесным полочкам, далеко не всегда связано с пониманием сути. Не о похожем ли феномене размышляет китайский философ Мо-цзы, когда пишет, что и слепой способен назвать белый мрамор белым, а черный - черным, однако, стоит перед ним положить оба куска камня, и он не сможет дать верного ответа [3]?
Но и мудрец не всегда может быть востребован. Тут уж многое зависит и от устремлений правителя, и от времени. Об этом нам рассказывает окрашенная грустью притча о молодом императоре, которому порекомендовали в советники мудрого, но уже состарившегося ученого мужа. "Как так получилось, что столь мудрый и ученый человек никогда не был на государственной службе? - спросил его император. - Ваше величество, -
ответил старый ученый, - ваш дед интересовался гражданскими делами, а я занимался военными. Ваш отец искал в качестве советника старого человека, а я тогда был молод. Теперь вы хотите брать на службу молодых людей, а я уже стар" [1].
Третья проблема - проблема соперничества сильных оказывается особенно многогранной и в социально-этическом, и в психологическом отношениях. Во-первых, здесь можно было бы отметить такую ее грань, как разжигание конфликта. В той же "Панчатантре", получившей впоследствии широкое распространение на персидском и арабском языках уже под названием "Калила и Димна" мы встречаем наглядные образцы доведения интригами до вражды двух сильных, но прежде дружных животных. Животные эти - те земные владыки, которых их корыстное окружение толкает на путь войны и усобиц.
Другая грань проблемы - это разрешение уже начавшегося конфликта. Характерный пример видения этой проблемы глазами тонкого политика и одновременно даосского мудреца дает нам старинная китайская история некого царя, войска которого уже пошли на штурм осажденного вражеского города, когда неожиданно рухнула часть городской стены. К недоумению военачальников царь не стал повторять действия тех, кто с боем захватил библейский Иерихон, а повелел остановить наступление, чтобы дать осажденным возможность восстановить рухнувшую стену. Последние же, увидев в действиях царя гуманность и справедливость, сдались без боя. Таким образом, умение отступить или приостановиться, когда некто чувствует свою силу, тоже усматривается как то, что может принести свои плоды.
Третья грань - это способность в случае неизбежности столкновения достигать результата с наименьшими затратами сил. Она рельефно продемонстрирована в китайской притче об охотнике, победившем двух тигров. Согласно притче, этот охотник увидел в джунглях двух, изготовившихся к схватке тигров. Обычная логика героического эпоса потребовала бы немедленного боя. Ведь чем сильнее и многочисленнее враг, тем достойнее победа. Но не такова логика притчи, пронизанной светом даосской идеи недеяния. Следуя этой логике, охотник подождал конца схватки разъяренных зверей; и когда более сильный загрыз того, что оказался слабее, добил израненного победителя, вернувшись в деревню героем, одолевшим двух тигров.
Четвертая группа проблем - это, как уже было замечено, проблемы взаимосвязи и нередкого несовпадения внутреннего и внешнего, сути и кажимости. В притчах, посвященных этой тематике, мы встречаем немало резких насмешек над ханжеством и показной религиозностью. Наглядный пример такого рода являет притча о коте, на которого мальчуган в шутку надел четки. Увидев это, мыши пришли в восторг и решили отпраздновать такое событие, устроив хоровод вокруг кота. Ведь разве неясно, что, став набожным, кот уже не будет поедать мышей, как прежде? Кот же, воспользовавшись случаем, наелся до отвала. Уцелевшие мыши, вернувшись в нору, стали обсуждать случившееся. "Ах, - сказала одна мышь, - в годы моей молодости все было по-другому. А в наше время те, кто громче всех заявляет о своих религиозных убеждениях, бесчинствует больше других" [1].
Такого же рода насмешку над назойливой показной религиозностью мы встречаем и в притче о монахе и тигре. Здесь рассказывается, как монах, повстречавший тигра на лесной тропе, с перепугу бросил в того кимвалы, а затем и молитвенник. Тигр убежал и, вернувшись в свое логово, поведал жене-тигрице: "Только что я встретил человека, который выглядел, как буддийский монах, но он оказался ужасно невоспитанным. Сперва он кинул в меня два своих кимвала, а потом свиток со своими молитвами. Хорошо еще,
что я вовремя успел от него удрать, в противном случае он мог попросить у меня пожертвование" [1].
Все, здесь упомянутое, являет лишь крохотную часть сокровищницы мудрости народов Востока. Сокровищницы, которая, как нам представляется, все еще недостаточно полно и разнообразно используется в плане психологического анализа, в плане рассмотрения психологических типов, характеров и коллизий в их многообразии и полноте. Думается, что здесь, несмотря на то многое, что уже сделано, - перед нами огромное поле возможностей, которые могли бы быть учтены и в методической, учебной, работе в вузах, а также при организации творческой и в том числе научно-исследовательской деятельности студентов.
* В сборе материала участвовала Саврей О., студентка психологического отделения КГУ. Список литературы
1. Книга дракона // Ростов-на-Дону: Феникс, 2002. - С. 219.
2. Махабхарата. Виратапарв // Л.: Наука, 1966. - С. 12.
3. Таранов П.С. 106 философов / П.С. Таранов // Т.1. - Симферополь: Таврия, 1995. -С.162.
