Проблема квалификации сделочных условий в качестве нормативных положений Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 347.4 Ю. С. Поваров

ББК 67.304 кандидат юридических наук, доцент

Самарский государственный университет

проблема квалификации сделочных условий в качестве нормативных положений

В статье выявляются и критически анализируются основные подходы к освещению нормативности (общего характера) правовой нормы; поднимаются вопросы о допустимости признания предписания нормативным при его частичной (а не полной) неперсонифици-рованности, а также о целесообразности (нецелесообразности) пересмотра традиционных представлений относительно многократности применения и неперсонифицированности нормы права; обосновывается поднормативный (индивидуальный) характер сделки как правового акта — регулятора общественных отношений.

Ключевые слова: норма права; правовой акт; сделка; публичный договор; нормативность.

Yu. S. Povarov

Ph.D. in Law, Ass. Professor Samara State University

THE iSSuE of QuALiFYiNG TRANSAcTIoN TERMS

as regulatory provisions

The author identifies and analyzes major approaches to describing the normativity (the general character) of a legal provision; he discusses the possibility of treating an order as a normative one when it is partially (and not fully) non-personified and whether it is reasonable (or not) to reconsider the traditional ideas regarding the multiple application and non-personification of a legal provision; the author also argues for the sub-normative (individual) character of a transaction as a legal act regulating social relations.

Keywords: provision of law; legal act; transaction; public contract; normativity.

-o-о

Важнейшим регулятором обществен- буленко, «в отличие от иных юридиче-

ных отношений, фундирующихся на ра- ских фактов, которые влекут только уста-

венстве и автономии воли их участников, новление, изменение или прекращение

выступает сделка, прежде всего, договор. гражданских правоотношений, договор,

«Главное свойство договора как юриди- кроме того, непосредственно и регулиру-

ческого средства, — отмечает Б. И. Пу- ет поведение сторон» [9, с. 357]; С. Н. Мыз-

гинский, — возможность решения на его ров констатирует, что договор является

основе, т.е. правовым способом, широко- «одним из важнейших средств правового

го круга вопросов, возникающих во взаи- регулирования в имущественной сфере»

моотношениях контрагентов... Указанное [8, с. 131]; о многоаспектном регулятивном

свойство может быть определено как ре- потенциале договора пишет О. С. Ерах-

гулятивные возможности договора в ор- тина [10, с. 122-130]. В свете изложенного

ганизации взаимосвязанной деятельности ремарка В. А. Белова по поводу того, что

субъектов» [19, с. 116]. регулятивное значение юридических ак-

Тезис о регламентационном функцио- тов «прямо почти никем в литературе не

нальном предназначении договора являет- признается» [5, с. 177], кажется несколько

ся общепризнанным и в науке практически преувеличенной; скорее, следует сожа-

не подвергается сомнению: Р. О. Халфина леть о том, что «исследовательская мысль

подчеркивает, что качество средства ре- за редким исключением не простирается

гулирования поведения сторон присуще дальше констатации регулирующей роли

всем договорам [25, с. 112]; В. А. Семеусов гражданско-правового договора» [12, с. 5]. прямо указывает, что у договора есть, в том Регулятивная «ипостась» сделки пред-числе, регулятивная функция и функция полагает восприятие ее условий (всех или

локального регулирования общественных некоторых) в качестве обязательных (по

отношений [21, с. 83]; по мнению З. И. Цы- крайней мере, для участников сделки)

© Ю. С. Поваров, 2013

правил поведения, что свидетельствует о нормативности (пускай, и в «усеченном» варианте) сделки как правового акта. Но можно ли (а точнее — стоит ли) в этой связи ставить вопрос о придании сделке статуса акта, содержащего нормы права?

Вообще, характеристика нормативности (или его «аналога» в случае неиспользования термина «нормативность») как имманентного свойства (наряду с формальной определенностью, ясностью и т. д.) нормы права (особенно, с учетом интерпретационного «отягощения» юридическими моментами) является достаточно имплицитной. Позволительно выделить следующие получившие широкое распространение в литературных источниках основные направления, отражающие существующую терминологическую «разноголосицу» (в содержательном же плане, подчеркнем, представленные подходы во многом перекликаются):

1) установка на указание в составе признаков нормы права именно нормативности (И. Ш. Муксинов [24, с. 33]), причем нормативность порою прямо отождествляется с общеобязательностью поведенческого правила (В. А. Белов [5, с. 138]); иногда же, напротив, упоминается наряду с общеобязательностью (В. С. Белых [6, с. 96]), тем самым, подразумевается размежевание данных понятий;

2) «линия», исходя из которой речь ведется не о собственно нормативности, а об общем характере нормы права (О. Э. Лейст [15, с. 154], В. С. Нерсесянц [14, с. 394], В. Д. Попков [18, с. 707] и др.) либо общеобязательности (М. И. Абдулаев [1, с. 203]);

3) подход, при котором признаки правовой нормы дробятся, не подвергаясь укрупнению: например, А. Б. Венгеров, не прибегая к понятиям «нормативность» и «общий характер», относит к числу признаков нормы права их общеобязательность, неперсонифицированность, неоднократность (или многократность) действия и т. д. [7, с. 362-366].

Заметим, что вовлечение в «орбиту» нормативности критерия общеобязательности (причем единообразия в установлении соотношения признака общеобязательности с иными свойствами нормы права не наблюдается — общеобязательность рассматривается и как самостоятельный признак, и как синоним или компонент нормативности, и в одном ряду с неперсо-нифицированностью) видится не совсем органичным: принимая во внимание нацеленность термина «обязательность нормы»

на фиксацию безусловности следования предписанию и его властного характера (например, раскрывая признак общеобязательности, А. Б. Венгеров отмечает, что «норма права — это общеобязательное веление, выраженное в виде государственно-властного предписания» [7, с. 362]; по мысли М. Ю. Тихомирова и И. В. Котелевской, общеобязательность правового акта означает, что «акт официально признан государством и его институтами. Его обязаны исполнять физические и юридические лица, которым он адресован» [23, с. 18]), уместнее, полагаем, говорить об обязательности наряду с нормативностью (более того, в дополнительном обсуждении нуждается и вопрос о корректности универсализации признака общеобязательности с позиции признания существования рекомендательных правовых норм).

Довольно традиционным стало освещение нормативности (либо общего характера) юридической нормы с помощью двух ключевых параметров — ситуационного и субъектного; причем подразумеваемым, но фактически никогда прямо не оглашаемым является положение о необходимости их одновременного наличия для признания правила нормативно-правовым.

Ситуационный момент обычно сводится к заключению, в соответствии с которым нормативное правило предполагает возможность его неоднократного (в неограниченном количестве случаев) применения. Нередко также разбираемый ракурс нюансируется вспомогательными замечаниями темпорального порядка (непосредственно вытекающими из неоднократности применения) — положениями о том, что норма права действует непрерывно [15, с. 165] и после реализации в индивидуальных отношениях, т. е. не исчерпывается разовым применением. Кроме того, в рамках «ситуационного» или дополнительного аспекта заявляется о направленности нормы права на регламентацию не единичного (конкретного) отношения, а вида общественных отношений [22, с. 119].

Субъектный аспект нормативности принято раскрывать через констатацию неопределенности круга лиц, на который рассчитано нормативное положение, при этом:

- как правило, обозначается персональная (условно — качественная) неопределенность, выражающаяся в неконкретизи-рованности (неперсонифицированности, обезличенности) субъектного состава (что, конечно, не исключает фиксации тех или иных, вполне конкретных, требований к

лицам, на которые ориентируется правовая норма). Так, «юридические нормы, — по словам Л. С. Явича, — создают целый комплекс неперсонифицированных масштабов поведения» [27, с. 118]; В. М. Сырых называет одним из критериев и внешних признаков нормативности «неперсонифи-цированность (неконкретность) адресата нормы» [22, с. 119]; признаком нормы права рассматривает неперсонифицирован-ность и А. Б. Венгеров [7, с. 363]. По мнению О. Э. Лейст, «общий характер нормы означает персональную неконкретность ее адресатов — она распространяет свое действие не на индивидуально-определенных, а на любых лиц, которые вступают или могут вступать в правоотношения на ее основе» [15, с. 154]; признак нормативности И. Ш. Муксинов усматривает, в том числе, в отсутствии конкретного адресата [24, с. 33]; «в отличие от команд, велений, распоряжений по конкретным вопросам, норма, — доказывает В. Д. Попков, — адресована не отдельному лицу, а кругу лиц, определяемых типическими признаками» [18, с. 707]. Из постулата, в соответствии с которым нормативный правовой акт содержит правила поведения, адресованные персонально неопределенному кругу лиц, исходит Конституционный Суд РФ (см., к примеру, определение от 2 марта 2006 г. № 58-О);

- иногда же акцент переносится на количественный аспект: в частности, по мысли Д. Н. Бахраха, нормативный правовой акт (в отличие от индивидуального, правоприменительного) «рассчитан на неопределенное число лиц» [4, с. 26]. М. Ю. Тихомиров и И. В. Котелевская, вообще, нормативным называют акт «адресованный к широкому кругу лиц — субъектов права» (курсив наш. — Ю. П.) [23, с. 29]. Однако данное утверждение, как представляется, не может претендовать на статус дефинитивно-критериального, ибо «широта» субъектного состава не предопределяет в обязательном порядке его качественную и (или) количественную неопределенность, а признак значительности (либо незначительности) множественности лиц лишен должной смысловой четкости.

Противополагание персональной неопределенности количественной, думается, не носит антагонистический характер (первая предполагает вторую и наоборот), вследствие чего теоретически уместными оказываются оба изучаемых ракурса, а равно их совместное использование. Вместе с тем, с точки зрения словесного отражения

сущности «безликости» нормативных положений все-таки первостепенным полагаем фокусирование внимания на неперсо-нифицированности их адресата.

Неясность сохраняется по вопросу о достаточности частичной неперсонифици-рованности для квалификации правила в качестве нормы. Нам импонирует подход, в соответствии с которым конкретизиро-ванность какого-либо субъекта (при условии неопределенности «противостоящего» ему круга лиц) сама по себе не должна приводить к отрицанию нормативности. Так, В. М. Сырых рассматривает как нормативные «все предписания, которыми устанавливается правовой статус конкретных предприятий, организаций, учреждений» («...например, уставы юридических лиц»): «нормативный характер таких предписаний, — на взгляд автора, — выражается в том, что в них определен индивидуально лишь один субъект правоотношения. В то же время субъекты, с которыми конкретное юридическое лицо . будет вступать в правоотношения, уставами . неперсонифицированы» (курсив наш. — Ю. П.) [22, с. 120]. Оставляя за скобками проблематику правовой природы учредительных документов юридических лиц (сопряженную с освещением целого ряда дополнительных моментов — возможность правотворчества со стороны частных лиц, сущность и вариации санкционирования норм государством и пр.), подчеркнем лишь целесообразность принципиальной допустимости трактовки предписания, пусть и с неполной субъектной неперсонифицированностью, в качестве нормативного (с учетом того, что такое правило в целом не утрачивает персональную неопределенность, а выведение еще одной группы предписаний, помимо нормы, которое бы отразило частичную неперсонифицированность, повлечет едва ли рациональное «утяжеление» терминологического аппарата).

Попутно укажем, что оба затронутых момента нормативности (и ситуационный, и субъектный) с отграничением их, кстати, от признака общеобязательности оказались задействованными разработчиками законопроекта «О нормативных правовых актах в Российской Федерации» (сотрудниками Института государства и права РАН) при формулировании понятия правовых норм, под которыми предлагается понимать «общеобязательные правила постоянного или временного характера, адресованные неопределенному кругу лиц и рассчитанные на многократное применение» [16, с. 84].

Вне всяких сомнений, «.той неопределенности круга адресатов и числа случаев применения — свойств, присущих постановлениям нормативных актов, — у условий односторонних сделок и договоров не наблюдается (курсив наш. — Ю. П.); соответственно на эти условия, — совершенно обоснованно заявляет В. А. Белов, — не может сослаться никто, кроме участников гражданских правоотношений, порожденных соответствующими сделками, и лишь в споре с себе подобными.» (важно учитывать при этом, что определенность круга субъектов «.отнюдь не означает неизменности этого круга») [5, с. 138, 182].

Сказанное в полной мере относится и к публичному договору, хотя в литературе представлено и иное видение вопроса. Так, В. С. Нерсесянц считает, что нормативно-правовое значение (в смысле договорного источника права) имеет публичный договор в области гражданского права...», поскольку «положения публичного договора (его условия и т. п.) распространяются на неопределенное множество лиц и обязательны для сторон всех конкретных договоров, которые могут быть заключены на основе общих положений (норм) соответствующего публичного договора», причем «по существу под публичным договором имеется в виду типовой или примерный договор, напротив, обычный договор в области гражданского права» есть акт реализации действующих норм права, имеющий индивидуальный характер и значимый лишь для конкретно определенных лиц, а не акт установления новых норм права. Подобные договоры являются актами индивидуального, а не нормативного (нормоустанавливающего) характера, а потому они не являются источниками права» (курсив наш. — Ю. П.) [14, с. 413-414]. Полемичность приведенного высказывания [см.: 6, с. 96-97] обусловлена, среди прочего, тем, что:

- нормативно предусмотренная обязанность установления условий публичного договора одинаковыми для всех потребителей (п. 2 ст. 426 ГК РФ), опосредуя известную стандартизацию содержания конкретных договоров, не делает, тем не менее, условия последних неперсонифи-цированными (они касаются только сторон заключенных соглашений);

- типовые (примерные) договоры, которые вправе издавать уполномоченные государственные органы в соответствии с п. 4 ст. 426 ГК РФ (на которую ссылается ученый), действительно, содержащие

правовые нормы, не являются собственно публичными договорами, заключаемыми конкретными субъектами гражданских правоотношений.

Изложенное (а равно иные аргументы, не ставшие предметом обсуждения в настоящей работе) дает повод для заявлений не о нормативном, а о поднормативном и (или) индивидуальном, автономном, иногда — локальном1 регулятивном значении сделок. Так, М. В. Батянов усматривает в договоре «средство поднормативного регулирования» [3, с. 45]; С. С. Алексеев пишет о договоре как средстве индивидуального (автономного) регулирования [2, с. 56]; В. Б. Исаков причисляет договор к индивидуальным правовым актам [11, с. 69]; В. Р. Шарифуллин указывает на то, что «.индивидуально-правовое регулирование осуществляется в форме специального вида — индивидуально-договорного регулирования, основанного на индивидуальном договоре, заключенном сторонами» [26, с. 53]; С. Т. Максименко рассматривает договоры и односторонние сделки в качестве «источника индивидуальных норм» [13, с. 130]; В. Ф. Попондопуло обозначает актом локального правотворчества «...договоры, в которых по соглашению сторон устанавливаются локальные предписания, учитываются индивидуальные интересы сторон» [17, с. 61]. Принципиальным здесь видится то, что различие в терминологии выражает идею отграничения норм права, имеющих общий характер, от сделочных условий. В частности, А. А. Серветник специально подчеркивает, что «определяющим для всех отраслей права способом регламентации общественных отношений является их нормативное регулирование. В то же время не исключается и поднорма-тивное, индивидуальное регулирование, которое наиболее яркое выражение находит в гражданско-правовых обязательствах. Особая роль в этом отношении принадлежит договорам» [20, с. 114].

Вместе с тем, в литературе все чаще звучат предложения о пересмотре традиционных представлений о сущности нормативности правовых предписаний и отказе от субъектного и (или) ситуационного признаков (что дает «шанс» для иного понимания сделки, в том числе и как нормативного правового акта, а также источника права). К примеру, В. А. Белов гипотетически до-

1 Термин «локальный» обычно употребляют применительно к актам, принимаемым организациями (уставы юридических лиц и т. п.).

1=1 О

о п 0) ■о о п

о

■о о

о\ >

№

0)

к

га 0) л

35 0) е

о д

л

о

о

о п

п

к

0) £ № О т я №

О ■о

0)

п

X ой п

л

е

О 00

с ш

о

X

о

пускает возможность отрешиться от указанных свойств правовой нормы и считать таковой юридически обязательное (неважно, для сколь широкого круга лиц) правило поведения, тогда условия односторонних сделок и договоров будут играть самую непосредственную роль в гражданско-правовом регулировании конкретных общественных отношений [5, с. 182]. Заметим, что в русле обозначенного подхода сделка должна интерпретироваться в качестве источника именно правовых норм (это, однако, вступает в определенное логическое противоречие с авторской мыслью о том, что «источниками гражданского права должны быть признаны внешние формы выражения не одних только правовых норм — общеобязательных универсальных (абстрактных) правил поведения государственного происхождения, но и всяких вообще суждений юридического значения...» [Там же, с. 177], ибо рассмотрение в качестве норм права лишь универсальных (абстрактных) предписаний исключает возможность квалификации условий сделки как правовых норм).

С точки зрения М. Ф. Казанцева, «для признания правового акта нормативным достаточно того, что акт рассчитан на неоднократную реализацию. При подобном

подходе нормативные правовые акты могут быть как общеобязательными, так и необщеобязательными, в том числе индивидуальными (свойства индивидуальности и ненормативности не тождественны)» [12, с. 102-103]; таким образом, автор «выдворяет» субъектный аспект за пределы нормативности (и признаков нормы права в целом), что служит ему логичным поводом для рубрикации договоров на нормативные, ненормативные и нормативно-ненормативные.

Не отвергая приведенные рассуждения, все же заметим, что, учитывая необходимость весьма серьезной модернизации соответствующего терминологического ряда («норма права», «нормативный правовой акт» и др.) в случае конвенционального признания предлагаемой трактовки нормативности, а равно неумаление и при сегодняшнем подходе регулятивной силы сделок (бесспорно отличающейся от регулятивного воздействия нормативных правовых актов), рассмотренные «обновленческие» устремления (несколько «затушевывающие» самобытность нормативного правового акта, с одной стороны, и индивидуального юридического акта, с другой) видятся не совсем очевидными.

-о

О

си

и

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОМ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абдулаев М. И. Теория государства и права : учеб. для вузов. — СПб., 2003. — 397 с.

2. Алексеев С. С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Антология уральской цивилистики. 1925-1989 : сб. ст. — М., 2001. — С. 54-68.

3. Батянов М. В. Срок действия гражданско-правового договора. — Самара, 2013. — 146 с.

4. Бахрах Д. Н. Признаки нормативного правового акта. Очерки теории российского права. — М., 2008. — 288 с.

5. Белов В. А. Гражданское право. Общая часть. Введение в гражданское право : учеб. : в 3 т. — М., 2011. — Т. 1. — 521 с.

6. Белых В. С. Правовое регулирование предпринимательской деятельности в России. — М., 2010. — 432 с.

7. Венгеров А. Б. Теория государства и права : учеб. для юридических вузов. — М., 2000. — 528 с.

8. Гражданское право (краткий курс) / отв. ред. Н. М. Коршунов. — Ульяновск, 2011. — 264 с.

9. Гражданское право России : учеб. / под ред. З. И. Цыбуленко. — М., 2000. — 464 с.

10. Ерахтина О. С. Проблема оптимизации регулирующей функции гражданского договора // Вестник Пермского университета. — 2012. — Вып. 2 (16). — С. 122-130.

11. Исаков В. Б. Юридические факты в советском праве. — М., 1984. — 144 с.

12. Казанцев М. Ф. Договорное регулирование: Цивилистическая концепция. — Екатеринбург, 2005. — 452 с.

13. Максименко С. Т. К вопросу об особенностях частноправовой сферы регулирования // Актуальные проблемы частного права в России : межвуз. сб. науч. ст., посвящ. 75-летию З. И. Цыбуленко / отв. ред. Т. И. Хмелева. — Саратов, 2012. — С. 128-133.

14. Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства : учеб. — М., 2010. — 560 с.

15. Общая теория права : учеб. для юридических вузов / под общ. ред. А. С. Пиголкина. — 2-е изд., испр. и доп. — М., 1995. — 384 с.

16. О проекте Федерального закона «О нормативных правовых актах в Российской Федерации» // Журнал российского права. — 2013. — № 3. — С. 84-99.

17. Попондопуло В. Ф. Коммерческое (предпринимательское) право : учеб. — М., 2005. — 668 с.

18. Проблемы теории государства и права : учеб. / под ред. М. Н. Марченко. — 2-е изд., перераб. и доп. — М., 2008. — 637 с.

19. Пугинский Б. И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. — М., 1984. — j—|

224 с. Р

20. Рузанова В. Д., Серветник А. А., Хмелева Т. И., Цыбулевская О. И. Проблемы эффективности при- U менения гражданского законодательства. — Саратов, 2004. — 196 с.

21. Семеусов В. А. Функции хозяйственного договора : учеб. пособие. — Иркутск, 1979. — 86 с.

22. Сырых В. М. Теория государства и права : учеб. для вузов. — 3-е изд., перераб. и доп. — М., 2007.

23. Тихомиров М. Ю., Котелевская И. В. Правовые акты. — М., 1999. — 381 с.

24. Управленческие процедуры / отв. ред. Б. М. Лазарев. — М., 1988. — 272 с.

25. Халфина Р. О. Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве. — М., 1954. — 237 с.

26. Шарифуллин В. Р. Индивидуально-договорное регулирование как характерная особенность частноправового регулирования // Актуальные проблемы гражданского права и процесса : материалы Междунар. науч.-практ. конф. г. Казань, 12-13 окт. 2006 г. / отв. ред. Д. Х. Валеев, М. Ю. Челы-шев. — Казань, 2006. — Вып. 2. — С. 52-54.

27. Явич Л. С. Общая теория права. — Л., 1976. — 286 с.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Поваров Юрий Сергеевич (Самара) — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права. ФГБОУ ВПО «Самарский государственный университет» (443011, г. Самара, ул. Академика Павлова, д. 1, e-mail: cl@ssu.samara.ru)

О п

S)

■о

iNFORMATiON ABOUT THE AUTHOR g

Povarov, Yuriy Sergeyevich (Samara) — Ph.D. in Law, Ass. Professor, Chair of Civil and Business Law. Samara State University (Akademika Pavlova st., 1, Samara 443011, e-mail: cl@ssu.samara.ru) q

•a

о

o\ >

CD

Z

S)

к

n s> л

35 s> J=

о д

л

о

о

о п

п к

S) £ (D О т я (D

О ■о

S)

п

X ой п

л

е