CC BY
28
DOI: 10.15643/libartrus-2021.5.4
Проблема государственного противодействия экстремизму: мировой и российский опыт
© В. В. Борисенков
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа,улица Заки Валиди, 32.
Email: [email protected]
Статья посвящена анализу мер, предпринимаемых государственными структурами для борьбы с экстремизмом. Обращение к зарубежному и отечественному опыту антиэкстремистских программ и организаций позволило обнаружить основные недостатки в этой области: слабую согласованность элементов антиэкстремистских программ разного уровня, отсутствие логики в правовом поле антиэкстремистских законов, неопределенность в постановке целей и задач, формальный характер ряда организаций, неадекватность принимаемых против экстремизма мер и даже самих политических институтов характеру формирующейся цивилизации, радикальность ряда государственных мер по борьбе с экстремизмом, провоцирующих эскалацию напряженности в обществе. Минимизировать недостатки возможно системностью в организации государственных мер и сочетанием четырех направлений: опорой на гуманизм в международном сотрудничестве; транснациональным характером преемственности нормативно-правового регулирования в борьбе с экстремизмом, основанным на принципе экстерриториальности прав и свобод личности; формированием антиэкстремистских центров; воспитанием граждан в духе взаимоуважения Я и Другого.
Ключевые слова: экстремизм, государство, право, противодействие экстремизму, международное сотрудничество.
Проблемы терроризма и роста экстремистских проявлении можно назвать сегодня одной из центральных и наиболее важных в мировом масштабе. Усилия мирового сообщества, направленные на обуздание этих проблем, к сожалению, не дают серьезного эффекта в силу большого количества факторов, обусловливающих эти феномены, разнообразия форм их проявления, а также изменчивости этих форм и мест проявления. Например, сегодня все больше становится случаев высокотехнологичного терроризма, направленного на причинение политического или экономического ущерба посредством нарушения работы сетевых структур, обеспечивающих функционирование производственных или политических процессов. Ряд терактов в западноевропеиских странах в течение последних нескольких лет показал, что театром таких событии могут оказаться и вполне благополучные регионы.
Еще одним фактором, привлекающим внимание, является то, что источником радикализации настроении в обществе, экстремистских тенденции и терроризма может становиться сама государственная система. Об этом свидетельствуют, например, недавние события в Афганистане, где движение «Талибан», признанное террористическим во многих странах, в т.ч. и в России, захватив контроль над всеи территориеи страны, создает правовое поле на основе положении, нарушающих установленные международными договорами права человека. События, происходящие в Республике Беларусь в течение последнего года, прошедшего с момента выборов на должность президента, породили ответную реакцию со стороны международного
сообщества, а миграционный кризис на границе этой страны и сопредельных стран Евросоюза, искусственно созданныи государственными структурами Беларуси, превратившеи свою территорию в место организованного контрабандного транзита тысяч мигрантов с Ближнего Востока в Польшу и Прибалтику, только усугубляет общую картину.
В связи с этим научное сообщество активно занимается исследованием различных аспектов проблемы. За последние пять лет только в БД Scopus, например, опубликовано более 2500 исследовании по теме экстремизма. Активно осуществляется анализ сущности и факторов возникновения экстремистских явлении в современном обществе [1-7] и радикализации социальных групп [8-13], а также динамики экстремизма, его видов и региональных особен-ностеи [11, 12, 14-18], не только политических и государственных мер противостояния экстремизму [3,19-23], но и способов борьбы с экстремизмом и его профилактики [24-31].
Можно сказать, что проблема экстремизма сегодня является однои из глобальных в силу процессов все более теснои интеграции различных регионов и культур. Можно утверждать, что «столкновение цивилизации» как сближение с Другим неизбежно будет порождать разные формы экстремистского поведения в силу различии: чем сильнее различия и теснее интеграция, тем более радикальными могут быть эти проявления. Как отмечает один из россии-ских мыслителеи, один из векторов развития цивилизации - это противопоставление и противостояние отсеков человечества в нынешнем веке, которые порождают цивилизацию неустроенности, бедности, агрессивности [32, с. 139-140]. Поэтому изолированные меры проти-водеиствия ощутимого результата дать не могут. Даже понимая, с чем связана эскалация экстремизма и каковы его наиболее опасные формы, невозможно представить успешное проти-водеиствие без активного участия государственных структур и координации усилии разных сил и ведомств.
Исходя из этои ситуации в нашем исследовании предпринимается анализ мер профилактики и противодеиствия, призванных снизить угрозу радикализации напряженности в отношениях с Другим в социокультурных процессах с целью выстроить оптимальныи вектор направления борьбы с экстремизмом в России. Для этого необходимо сопоставить опыт зарубежных структур и отечественных, используя как результаты исследовании, проведенных у нас и за рубежом, так и анализ самих мер по борьбе с радикальными движениями.
Отдельно необходимо сказать о том, что понятие экстремизма до сих пор не имеет четкои правовои и научнои формулировки, которая бы включала в себя определение не только самых общих признаков экстремистских настроении и деиствии, но и радикализирующих факторов, субъекта, объекта и т.д. Понимание экстремизма тем или иным образом зависит от того, каков статус прав человека в мировоззренчески системе исследователеи и правоведов. Хотя понятие экстремизма в любои трактовке содержит в себе стремление к достижению своих целеи при помощи краиних мер, оно подразумевает акцент либо на агрессии против приоритета прав личности как основы общественного согласия, либо агрессии против интересов сообщества в том варианте, как их видит обладающая властным ресурсом элита, часто отождествляющая себя в таких случаях с обществом в целом. Таким образом, размытость этого понятия, с однои стороны, снижает эффективность международных усилии по борьбе с экстремизмом, а с другои - может сама быть источником радикализации настроении при расхождении приня-тои государством доктрины и общественными взглядами. В нашем исследовании под экстремизмом подразумеваются деиствия с использованием краиних мер (агрессия, насилие, разжигание розни по различным основаниям), создающие ущерб для осуществления гражданских прав и свобод личности.
Поскольку основным гарантом и защитником гражданских прав и свобод должна являться государственная система, государства должны предпринимать системные меры для борьбы с экстремизмом. Как показывает практика, усилия, предпринимаемые госструктурами, не всегда дают необходимый результат. Об этом свидетельствуют работы ряда зарубежных исследователей Например, П. Чеини и С. Саху отмечают, что в Бангладеш, несмотря на принятие 185 рекомендации Комитета ООН по борьбе с экстремизмом и развитию гражданского общества, десять из которых касаются свободы религии, правительство в целом не справилось с задачами в связи с тем, что внутреннее законодательство не соответствует международным договорам и ограничивает права и свободы граждан [19, с. 204]. В Нигерии программа дерадикализации недостаточно эффективна из-за структурных ошибок самои программы, не предусматривающеи эффективную реинтеграцию бывших участников террористических отрядов «Боко Харам» и их жертв [16].
Но и в развитых и более благополучных странах программы противодеиствия экстремизму и превентивные меры также подвергаются критике. Недостатки, которые могут вызвать серьезные негативные последствия, связаны с отсутствием четких представлении о целях таких программ, как в Нидерландах [30, с. 504-505]; расхождениями в представлениях о задачах программы в Австралии между сторонами, реализующими ее, и теми, кто отвечает за национальную политику [21]; отсутствием интеграции таких программ по дерадикализации в систему государственнои политики, как в британскои программе «Prevent» [13], и даже самои государственнои политики, не учитывающеи политическую природу экстремизма и порождающеи своими же решениями недовольство и противостояние в обществе [13, 33].
В России вопросы безопасности граждан и целостности государства вызывают не меньшую озабоченность. И вопрос методологии борьбы с экстремизмом не менее важен. Согласимся с В. П. Назаровым, что традиционно используемые подходы в борьбе с экстремизмом в рамках национально-правовых систем не обладают эффективностью, поскольку изрядно устарели [34].
На наш взгляд, для решения проблемы необходима определенная философско-правовая база. Довольно перспективно в этом отношении выглядит концепция социальнои защиты [35], которая заключена в понимании человека, демонстрирующего свободную волю и регулирующего свои деиствия. Законодательство в неи выступает ограничением свободы. В целом концепция не предполагает уничтожение экстремизма, а лишь обеспечивает меры наказания за нарушение социального порядка, прав и свобод людеи. В рамках концепции используются две теории: исправления и устрашающего возмездия.
Практическое назначение возмездия - в удержании людеи от желания осуществить и повторить антисоциальные деяния, для чего создается перспектива жесткого наказания, лишения свободы.
Но чрезмерное усиление наказания не слишком эффективно, поскольку страх обладает способностью притягивать, а наказанный может выглядеть героем в глазах общества [36, с. 121]. Не является эффективным средством и угроза смерти, т.к. экстремисты - особенно фанатичного толка - рассматривают смерть в качестве доминанты [37, с. 305]. Ценности экстремиста инвертированы по отношению к ценностям общества. Кроме того, смерть единственная, как справедливо замечает Ж. Бодриияр, не входит в систему обмена общества симуля-кров [38, с. 102], поскольку ни один государственный институт не гарантирует защиты от
смерти, что создает перспективу социального кризиса, и мы видим это на примере массы событии: от террористическои атаки 11 сентября 2001 года в США до серии терактов в Западнои Европе и России.
«Теория исправления» заключается в предупреждении антисоциального деиствия экстремистски настроенного субъекта и укреплении в законопослушном поведении. Но изменение экстремиста (переход его из Другого, противостоящего социальнои группе, в Мы) может произоити исключительно при смене мировоззрения, а это представляется проблематичным. В условиях лишения свободы экстремисты становятся еще опаснее: согласно исследованиям А. М. Сысоева, 8% из них привлекают к своим идеям новых будущих экстремистов, 27% - получают криминальньш опыт [39, с. 89].
Сложность и многообразие конфликтов с Другим, обретающих экстремальный характер, показывает необходимость серьезнои корректировки теории устрашающего возмездия и исправления. Направления этои корректировки представляются следующими:
- в основе международного сотрудничества в области безопасности граждан должна лежать концепция гуманизма;
- преемственность нормативно-правового регулирования в борьбе с экстремизмом должна носить транснациональный характер;
- необходимо формирование антиэкстремистских центров;
- мировоззрение граждан должно формироваться в духе взаимоуважения Я и Другого.
Концепция гуманизма обусловливает сегодня международное сотрудничество по вопросам экстремизма и терроризма в рамках ряда организации: Организации объединенных нации, Шанхаискои организации сотрудничества, Ассоциации государств по безопасности (Юго-Восточная Азия), Межпарламентски ассамблеи государств, входящих в СНГ.
Организация объединенных нации (ООН) - это универсальный форум, наделенный легитимностью, один из главных элементов международного взаимодеиствия. Идеи философскои концепции гуманизма озвучиваются представителями ООН систематически [40]. Эта интенция относится и к проблеме отношении к экстремистским движениям. При всех сложностях функционирования ООН способна быть центром в регулировании международных отношении в XXI в. Россиискои сторонои делаются шаги в повышении эффективности ее работы со стороны Совета Безопасности. В частности, в решении проблем, связанных с неприятием к инаковости и проявлением экстремизма.
Региональный форум Ассоциации государств Юго-Восточнои Азии по безопасности (АРФ) представляет собои многосторонний общерегиональный политическии диалог, касающиися обеспечения мира и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Форум вместе с Россиеи составляют 26 стран. Основными задачами являются: конструктивный диалог, политические консультации и обеспечение безопасности; создание доверия в отношениях и превентивная дипломатия в регионе.
Одним из механизмов дерадикализации в рамках этои ассоциации могут служить лагеря для перевоспитания в КНР, где реинтеграция экстремистских элементов проводится посредством лекции о политике страны, повышения уровня их социальных и религиозных знании.
Вместе с тем АРФ также не лишена слабых мест. Форум испытывает трудности с решением сложных региональных проблем, с использованием превентивных мероприятии и др. [41]. Еще однои возможнои причинои является слабость лидера, роль которого выполняет Ассоциация государств Юго-Восточнои Азии (АSEАN), не обладающая достаточнои мощью и полити-ческои волеи.
Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), основанная в 2001 г., занимается укреплением стабильности и безопасности в странах-участниках; ведением общеи борьбы с терроризмом, сепаратизмом, экстремизмом; экономическим и энергетическим сотрудничеством, научным и культурным взаимодеиствием. Представители ШОС экстремизм рассматривают в качестве насильственного захвата или удержания власти, влияния на конституционный строи государства. Основными задачами и функциями ШОС являются следующие:
- координационно-оперативная (координация компетентных органов стран ШОС, направленных на борьбу с экстремизмом);
- международно-правовая (разработка документов и практические деиствия, касающиеся международнои борьбы с экстремистскими организациями);
- информационно-аналитическая (доступ к банку данных Региональнои антитеррори-стическои структуры, расширение его информации) [42, с. 65].
Но эффективность этои организации тоже вызывает сомнения и нарекания, и есть мнения, что сотрудничество стран в неи носит в большеи степени декларативный и консультативный характер [43, с. 259; 44].
Говоря о преемственности нормативно-правового регулирования в борьбе с экстремизмом, имеющеи транснациональный характер, мы подразумеваем согласованность и последовательность юридических актов для борьбы с экстремизмом, базирующиеся на философском фундаменте и разделяемые с сообществом государств. Правовые нормы должны эффективно регламентировать поведение субъекта в обществе, ограничивая поведение, которое может стать угрозои для общества. Но чрезмерная регламентация может привести, наоборот, к росту радикальных настроении, если в правовом поле отсутствует логика, а также не учитывается допустимое разнообразие моделеи поведения и подавляются модели, альтернативные доминирующей Современный мир, где традиции перемешиваются все сильнее, требует формирования культуры поведения по отношению к инаковости окружающих, что невозможно без адекватных правовых норм. В России существует нормативно-правовая база по борьбе с экстремизмом, в которую входят как международные резолюции, протоколы, договоры, постановления, так и внутрироссииские: Конституция, концепции, Федеральные законы, кодексы, Указы Президента.
Вместе с тем антиэкстремистская законодательная база, как и любая другая правовая база, не должна содержать возможности неоднозначных трактовок и двусмысленности. Также сегодня необходимо учитывать новые реалии - современное медиапространство и коммуникации, предоставляющие новые способы влияния на общество и способы радикализации. Для нормативно-правового аспекта важно освоение этих реалии посредством исследовании. Но, как отмечается в однои из публикации, в россиискои науке концепции радикализации вообще и онлаин-радикализации в частности отсутствуют и слабо развита междисциплинар-ность в этом поле исследовании [31, с. 164-165]. Думается, что устранение неоднозначности и расплывчатости правовых основ противодеиствия экстремизму должно быть основано на принципе экстерриториальности прав человека, т.е. права и свободы личности должны быть приоритетом при формировании законодательных инициатив всех государств, заинтересованных в уменьшении радикальных настроении.
Третье направление - формирование антиэкстремистских центров - предполагает изучение не только экстремистских деиствии, но и идеологического компонента, являющегося пи-тательнои средои для радикалов. Экстремизм предполагает наличие мотива и средства к сплочению экстремистов в виде идеологии.
На территории Россиискои Федерации с 2006 г. функционирует Национальный антитер-рористическии комитет (НАК). Основные задачи комитета: разработка и осуществление мер по борьбе с терроризмом и экстремизмом, международное сотрудничество в этои сфере, реализация связи с президентским аппаратом, координация территориальных органов по профилактике терроризма, информирование людеи о профилактике и защите от террористических и экстремистских атак [46].
По нашему мнению, в деятельности антиэкстремистских центров чаще всего осуществляется интенсивная работа по принципу «постслучившегося реагирования». Но на практике требуется обращение к системе «предупреждения», заключающеися в тесном взаимодеиствии органов государственного аппарата, социальных институтов, религиозных объединении и т.п. Такои подход должен прослеживаться в деятельности всех организации по противодеиствию экстремизму:
- координирующих деятельность органов исполнительнои власти - НАК и Антитерро-ристическии комитет;
- осуществляющих организацию необходимых мероприятии - Федеральный оперативный штаб и оперативный штаб конкретного региона.
В некоторои степени об эффективности антиэкстремистских государственных мер может говорить статистика преступлении в области экстремизма за последние несколько лет. Исходя из официальных данных Генеральнои прокуратуры РФ в 2016 г. было зарегистрировано 1450 преступлении по стране, в 2017 г. - 1521, в 2018 г. - 1265, в 2019 г. - 585, в 2020 г. -833, за половину 2021 г. - 687 [47]. В целом наблюдается некоторый спад, что может говорить о том, что профилактические мероприятия и системная работа антиэкстремистских структур дает положительные результаты.
Вместе с тем, когда выстраивается система превентивных деиствии и подходов, необходимо учитывать, что «краине важно, чтобы подходы... были сосредоточены на верховенстве закона, демократии, правах человека и нормативных концепциях, которые включают правосудие, толерантность и разнообразие. Только так может быть реализовано сообщество ценностей в основе которого лежат демократия и верховенство закона и к чему призывает Глобальная стратегия Европеиского Союза. Потому что не существует такои вещи, как эффективность любои ценои - по краинеи мере, в демократическом обществе, где применяется верховенство закона» [30, с. 505].
Четвертое направление - осознание гражданами РФ толерантности как фундирующеи ценности, основаннои на уважении Я и Другого - исходит из того, что именно инаковость структурирует общество и позволяет человеку осуществлять самоидентификацию, необходимую для личностного становления. Это обуславливает равноправность Я и Другого, а толерантность выступает способом взаимодеиствия с Другим.
Но толерантность обладает неустоичивостью, поскольку проявляется в конфликте Я и Другого. В этои ситуации возможна эскалация конфликта, поскольку не затронута его причина. Но остается и вероятность перехода к бесконфликтности (мирному сосуществованию Я и Другого). Интолерантностьже как демонстративное пренебрежение Я к инаковости Другого скрывает в себе угрозу для общества, провоцируя радикализацию конфликтных настроении и развитие экстремизма. К сожалению, модель интолерантности, пренебрежения правами человека может транслироваться самои государственнои машинои, как отмечают Эдвард Лемон и Олег Антонов [47]. В такои ситуации международные и внутренние усилия по дерадикализации
не только не будут эффективными, но и могут сами провоцировать эскалацию экстремистских настроении в случае уничтожения правовых способов отстаивания гражданских прав и свобод.
В России довольно распространены ксенофобные настроения. Причин тому несколько: падающии уровень образованности населения, сложные миграционные процессы; экономи-ческии кризис и падение уровня жизни; недостаточно развитая система просветительских мероприятии, касающихся гуманитарнои сферы, которые могли бы раскрыть потенциал дружелюбия нашего народа.
Таким образом, мы можем заметить, что ситуация, складывающаяся с мерами государственного противодеиствия экстремизму и в России, и за рубежом, далека от идеала, а существующие программы и работа соответствующих структур страдают подчас серьезными недостатками, ставящими под угрозу результативность мероприятии и провоцирующими радикализацию настроении. Эти недостатки связаны, в первую очередь, с раздробленностью и фрагментарностью усилии, нехваткои системности и скоординированности правовых, силовых, исследовательских, организационных, образовательных аспектов. Но, помимо этого, слабость заключается в неадекватности политических систем формирующеися социокультурнои реальности, только начинающееся осмысление роли таких факторов радикализации, как он-лаин-коммуникации, и поиск технологии, способных дать ключ к борьбе с распространением экстремизма посредством виртуальных сетеи. Как отмечает В. В. Ильин, конвергентные технологии, разрабатываемые в последнее время и все шире влияющие на общество, обладают двоиственным характером, происходит стирание границы между военным и гражданским применением технологии, что провоцирует неэффективность имеющихся средств контроля и предотвращение негативных последствии, к числу которых можно отнести и всплеск экстремизма [32, с. 145]. Поэтому предложенные нами четыре направления корректировки мер противодеиствия экстремизму: концепция гуманизма как основа международного сотрудничества в области безопасности; транснациональный характер преемственности нормативно-правового регулирования в борьбе с экстремизмом на основе экстерриториальности прав человека; формирование антиэкстремистских центров; взаимоуважения Я и Другого как основа мировоззрения граждан, - должны дополниться модернизациеи политических институтов общества в духе баланса технологии с гуманитарнои областью.
Литература
1. Brückner M., Grüner H. P. Economic growth and political extremism // Public Choice. 2020. Vol. 185. No. 1-2. Pp. 131-159. DOI: 10.1007/s11127-019-00745-w.
2. el-Ojeili C., Taylor D. The Extremism Industry: A Political Logic of Post-Hegemonic Liberalism // Critical Sociology. 2020. Vol. 46. No. 7-8. Pp. 1141-1155. DOI: 10.1177/0896920520912459.
3. Graham M. H., Svolik M. W. Democracy in America? Partisanship, Polarization, and the Robustness of Support for Democracy in the United States // American Political Science Review. 2020. Vol. 114. No. 2. Pp. 392-409. DOI: 10.1017/S0003055420000052.
4. Jensen M. A., Atwell Seate A., James P. A. Radicalization to Violence: A Pathway Approach to Studying Extremism // Terrorism and Political Violence. 2020. Vol. 32. No. 5. Pp. 1067-1090. DOI: 10.1080/09546553.2018.1442330.
5. Pavlovic T., Wertag A. Proviolence as a mediator in the relationship between the dark personality traits and support for extremism // Personality and Individual Differences. 2021. Vol. 168. DOI: 10.1016/j.paid.2020.110374.
6. van Prooijen J.-W., Kuijper S. M. A comparison of extreme religious and political ideologies: Similar worldviews but different grievances // Personality and Individual Differences. 2020. Vol. 159. DOI: 10.1016/j.paid.2020.109888.
7. Vergani M., Iqbal M., Ilbahar E., Barton G. The Three Ps of Radicalization: Push, Pull and Personal. A Systematic Scoping Review of the Scientific Evidence about Radicalization Into Violent Extremism // Studies in Conflict and Terrorism. 2020. Vol. 43. No. 10. P. 854. DOI: 10.1080/1057610X.2018.1505686.
8. Arjona-Pelado I., Atnashev V. Challenges of migration into the european union and proposal of solution through education // Proceedings of Topical Issues in International Political Geography. Cham: Springer, 2020. DOI: 10.1007/978-3-030-58263-0_2.
9. Golec de Zavala A., Lantos D. Collective Narcissism and Its Social Consequences: The Bad and the Ugly // Current Directions in Psychological Science. 2020. Vol. 29. No. 3. Pp. 273-278. DOI: 10.1177/0963721420917703.
10. Jasko K., Webber D., Kruglanski A. W., Gelfand M., Taufiqurrohman M., Hettiarachchi M., Gunaratna R. Social context moderates the effects of quest for significance on violent extremism // Journal of personality and social psychology. 2020. Vol. 118. No. 6. Pp. 1165-1187. DOI: 10.1037/pspi0000198.
11. Kavanagh C. M., Kapitany R., Putra I. E., Whitehouse H. Exploring the Pathways Between Transformative Group Experiences and Identity Fusion // Frontiers in Psychology. 2020. Vol. 11. DOI: 10.3389/fpsyg.2020.01172.
12. Posiuszna E. A prognostic view on the ideological determinants of violence in the radical ecological movement // Sustainability (Switzerland). 2020. Vol. 12. No. 16. DOI: 10.3390/su12166536.
13. Skoczylis J., Andrews S. A conceptual critique of Prevent: Can Prevent be saved? No, but... // Critical Social Policy. 2020. Vol. 40. No. 3. Pp. 350-369. DOI: 10.1177/0261018319840145.
14. Ozer S. Globalization and radicalization: A cross-national study of local embeddedness and reactions to cultural globalization in regard to violent extremism // International Journal of Intercultural Relations. 2020. Vol. 76. Pp. 26-36. DOI: 10.1016/j.ijintrel.2020.02.007.
15. Kyaw N. N. The Excuse of (Il)legality in Discriminating and Persecuting Religious Minorities: Anti-Mosque Legal Violence in Myanmar // Asian Journal of Law and Society. 2021. Vol. 8. No. 1. Pp. 108-131. DOI: 10.1017/als .2020.50.
16. Onapajo H., Ozden K. Non-military approach against terrorism in Nigeria: deradicalization strategies and challenges in countering Boko Haram // Security Journal. 2020. Vol. 33. No. 3. Pp. 476-492. DOI: 10.1057/s41284-020-00238-2.
17. Omenma J. T., Onyango M. African Union Counterterrorism Frameworks and Implementation Trends among Member States of the East African Community // India Quarterly. 2020. Vol. 76. No. 1. Pp. 103-119. DOI: 10.1177/0974928419901197.
18. Rieger D., Frischlich L., Bente G. Dealing with the dark side: The effects of right-wing extremist and Islamist extremist propaganda from a social identity perspective // Media, War and Conflict. 2020. Vol. 13. No. 3. Pp. 280-299. DOI: 10.1177/1750635219829165.
19. Chaney P., Sahoo S. Civil society and the contemporary threat to religious freedom in Bangladesh // Journal of Civil Society. 2020. Vol. 16. No. 3. Pp. 191-215. DOI: 10.1080/17448689.2020.1787629.
20. Glusac L. Criminalization as anxious and ineffective response to foreign fighters phenomenon in the Western Balkans // Journal of Regional Security. 2020. Vol. 15. No. 1. Pp. 39-74. DOI: 10.5937/jrs15-24025.
21. Harris-Hogan S. How to evaluate a program working with terrorists? Understanding Australia's countering violent extremism early intervention program // Journal of Policing, Intelligence and Counter Terrorism. 2020. Vol. 15. No. 2. Pp. 97-116. DOI: 10.1080/18335330.2020.1769852.
22. Lemon E., Antonov O. Authoritarian legal harmonization in the post-Soviet space // Democratization. 2020. Vol. 27. No. 7. Pp. 1221-1239. DOI: 10.1080/13510347.2020.1778671.
23. Riedel R. Religion and Terrorism: The Prevent Duty // Ecclesiastical Law Journal. 2021. Vol. 23. No. 3. Pp. 280293. DOI: 10.1017/S0956618X21000363.
24. Aziz S. F., Beydoun K. A. Fear of a black and brown internet: Policing online activism // Boston University Law Review. 2020. Vol. 100. No. 3. C. 1151-1191.
25. Fomenko A., Marchenko E., Sydorov O., Zhuravlov D. International regime of counteraction to laundering of proceeds of crime and financing of terrorism: Two vectors of evolution // Economic Annals-XXI. 2020. Vol. 181. No. 1-2. Pp. 28-43. DOI: 10.21003/ea.V181-03.
26. Hoffman A. J. Community service activities reducing hate crimes and extremism: A "green intervention" approach // Journal of Prevention and Intervention in the Community. 2020. Vol. 48. No. 3. Pp. 207-209. DOI: 10.1080/10852352.2019.1625606.
27. Ozer S., Bertelsen P. The moral compass and life skills in navigating radicalization processes: Examining the interplay among life skills, moral disengagement, and extremism // Scandinavian Journal of Psychology. 2020. Vol. 61. No. 5. Pp. 642-651. DOI: 10.1111/sjop.12636.
28. Skiple A. The Importance of Significant Others in Preventing Extremism: The Philosophy and Practice of the Swedish Tolerance Project // Young. 2020. Vol. 28. No. 4. Pp. 422-438. DOI: 10.1177/1103308820914828.
29. Sj0en M. M., Mattsson C. Preventing radicalisation in Norwegian schools: how teachers respond to counter-rad-icalisation efforts // Critical Studies on Terrorism. 2020. Vol. 13. No. 2. Pp. 218-236. DOI: 10.1080/1753 9153.2019.1693326.
30. Weert A. v. d., Eijkman Q. A. Early detection of extremism? The local security professional on assessment of potential threats posed by youth // Crime, Law and Social Change. 2020. Vol. 73. No. 5. Pp. 491-507. DOI: 10.1007/s10611-019-09877-y.
31. Карпова А. Ю., Савельев А. О., Вильнин А. Д., Чайковский Д. В. Изучение процесса онлайн-радикализации молодежи в социальных медиа (междисциплинарный подход) // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2020. №3. C. 159-181. DOI: 10.14515/monitoring.2020.3.1585.
32. Ильин В. В. Философия технонаучной цивилизации // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Философские науки. 2019. №1. C. 136-147. DOI: 10.18384/2310-7227-2019-1136-147.
33. Shaban H. The heavy burden of democracy: Where is salvation? Democracy between perspective and prohibited // Philosophy and Social Criticism. 2020. Vol. 46. No. 5. Pp. 523-538. DOI: 10.1177/0191453720916905.
34. Назаров В. Глобальный экстремизм - угроза миру, региональной и международной безопасности // Международное сотрудничество евразийских государств: философия, политика, экономика, право. 2015. №3. C. 7-16.
35. Анненков А. Государственно-правовое принуждение: философско-правовые основы понимания // Известия ТГУ. 2017. №3-2. C. 52-60.
36. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство: безумство гениев. М.: АСТ, 2019.
37. Ломброзо Ч. Человек преступный. М.: Алгоритм, 2018.
38. Бодрийяр Ж. Матрица Апокалипсиса. Последний закат Европы. М.: Родина, 2019.
39. Сысоев А. Личность экстремиста. М.: ПЕР СЭ, 2008.
40. Глава ООН очертил четыре направления борьбы с экстремизмом и терроризмом. URL: http://www.uni c.ru/event/2015-02-19/v-mire/glava-oon-ochertil-chetyre-napravleniya-borby-s-ekstremizmom-i-terrorizmom.
41. Коротич С. Момент истины для АРФ. URL: https://russiancouncil.ru/blogs/dvfu/32176/.
42. Будаева С., Дегтярева Н. Международное сотрудничество в области борьбы с терроризмом // Вестник Забайкальского государственного университета. 2014. №4.
43. Власов А. ШОС и стратегии безопасности в Центрально-Азиатском регионе: проблемы и перспективы. URL: https://ia-centr.ru/experts/iats-mgu/shos-i-strategii-bezopasnosti-v-tsentralno-aziatskom-regione-pro blemy-i-p erspektivy.
44. Кольтюков А. Влияние Шанхайской организация сотрудничества на развитие и безопасность Центрально-Азиатского региона // Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития. М.: Институт Дальнего Востока РАН, 2008.
45. Национальный антитеррористический комитет. Цели и задачи. URL: http://nac.gov.ru/nak/celi-i-zadachi.html.
46. Показатели преступности России. Динамика. URL: http://crimestat.ru/offenses_chart.
47. Lemon E., Antonov O. Authoritarian legal harmonization in the post-Soviet space // Democratization. 2020. Vol. 27. No. 7. Pp. 1221-1239.
Поступила в редакцию 26.09.2021 г. После доработки - 11.10.2021 г.
DOI: 10.15643/libartrus-2021.5.4
The problem of state countering extremism: world and Russian experience
© V. V. Borisenkov
Bashkir State University 32 Zaki Validi Street, 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Email: [email protected]
Extremism is one of the global problems of our time. The international community is making serious efforts to solve this problem at the state and interstate levels. An appeal to foreign and Russian experience of antiextremist programs and organizations made it possible to reveal the main shortcomings in this area: weak coordination of elements of anti-extremist programs of different levels, contradictions between the laws regulating anti-extremist activities at the state and international levels, inconsistency in understanding the goals and objectives of the struggle at different levels of the system, the formal nature of the activities of a number of antiextremist structures, inadequacy of measures taken against extremism, the radical nature of a number of state methods to combat extremism, provoking an escalation of tension in society. Political institutions also reveal their inconsistency with modern conditions and can be a source of tension that creates conditions for radicali-zation. Consistency in the organization of government measures and a combination of four directions could minimize the shortcomings. These directions imply the following: the reliance on humanism in international cooperation; the transnational nature of the continuity of legal regulation in the fight against extremism, based on the principle of extraterritoriality of the rights and freedoms of the person; the formation of anti-extremist centers; educating citizens in the spirit of mutual respect for I and the Other.
Keywords: extremism, state, law, countering extremism, international cooperation.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article.
Please, cite the article: Borisenkov V. V. The problem of state countering extremism: world and Russian experience // Liberal Arts in Russia. 2021. Vol. 10. No. 5. Pp. 330-341.
References
1. Brückner M., Grüner H. P. Public Choice. 2020. Vol. 185. No. 1-2. Pp. 131-159. DOI: 10.1007/s11127-019-00745-w.
2. el-Ojeili C., Taylor D. Critical Sociology. 2020. Vol. 46. No. 7-8. Pp. 1141-1155. DOI: 10.1177/089692052/ 0912459.
3. Graham M. H., Svolik M. W. American Political Science Review. 2020. Vol. 114. No. 2. Pp. 392-409. DOI: 10.101 7/S0003055420000052.
4. Jensen M. A., Atwell Seate A., James P. A. Terrorism and Political Violence. 2020. Vol. 32. No. 5. Pp. 1067-1090. DOI: 10.1080/09546553.2018.1442330.
5. Pavlovic T., Wertag A. Personality and Individual Differences. 2021. Vol. 168. DOI: 10.1016/j.paid.2020.110374.
6. van Prooijen J.-W., Kuijper S. M. Personality and Individual Differences. 2020. Vol. 159. DOI: 10.1016/j.pai d.2020.109888.
7. Vergani M., Iqbal M., Ilbahar E., Barton G. Studies in Conflict and Terrorism. 2020. Vol. 43. No. 10. Pp. 854. DOI: 10.1080/1057610X.2018.1505686.
8. Arjona-Pelado I., Atnashev V. Proceedings of Topical Issues in International Political Geography. Cham: Springer, 2020. DOI: 10.1007/978-3-030-58263-0_2.
9. Golec de Zavala A., Lantos D. Current Directions in Psychological Science. 2020. Vol. 29. No. 3. Pp. 273-278. DOI: 10.1177/0963721420917703.
10. Jasko K., Webber D., Kruglanski A. W., Gelfand M. Journal of personality and social psychology. 2020. Vol. 118. No. 6. Pp. 1165-1187. DOI: 10.1037/pspi0000198.
11. Kavanagh C. M., Kapitany R., Putra I. E., Whitehouse H. Frontiers in Psychology. 2020. Vol. 11. DOI: 10.3389/fp syg.2020.01172.
12. Posiuszna E. Sustainability (Switzerland). 2020. Vol. 12. No. 16. DOI: 10.3390/su12166536.
13. Skoczylis J., Andrews S. Critical Social Policy. 2020. Vol. 40. No. 3. Pp. 350-369. DOI: 10.1177/0261018 319840145.
14. Ozer S. International Journal of Intercultural Relations. 2020. Vol. 76. Pp. 26-36. DOI: 10.1016/j.ijintre l.2020.02.007.
15. Kyaw N. N. Asian Journal of Law and Society. 2021. Vol. 8. No. 1. Pp. 108-131. DOI: 10.1017/als.2020.50.
16. Onapajo H., Ozden K. Security Journal. 2020. Vol. 33. No. 3. Pp. 476-492. DOI: 10.1057/s41284-020-00238-2.
17. Omenma J. T., Onyango M. India Quarterly. 2020. Vol. 76. No. 1. Pp. 103-119. DOI: 10.1177/0974928419901197.
18. Rieger D., Frischlich L., Bente G. Media, War and Conflict 2020. Vol. 13. No. 3. Pp. 280-299. DOI: 10.1177/17506 35219829165.
19. Chaney P., Sahoo S. Journal of Civil Society. 2020. Vol. 16. No. 3. Pp. 191-215. DOI: 10.1080/17448689. 2020.1787629.
20. Glusac L. Journal of Regional Security. 2020. Vol. 15. No. 1. Pp. 39-74. DOI: 10.5937/jrs15-24025.
21. Harris-Hogan S. Journal of Policing, Intelligence and Counter Terrorism. 2020. Vol. 15. No. 2. Pp. 97-116. DOI: 10.1080/18335330.2020.1769852.
22. Lemon E., Antonov O. Democratization. 2020. Vol. 27. No. 7. Pp. 1221-1239. DOI: 10.1080/13510347.2020.17 78671.
23. Riedel R. Ecclesiastical Law Journal. 2021. Vol. 23. No. 3. Pp. 280-293. DOI: 10.1017/S0956618X21000363.
24. Aziz S. F., Beydoun K. A. Boston University Law Review. 2020. Vol. 100. No. 3. Pp. 1151-1191.
25. Fomenko A., Marchenko E., Sydorov O., Zhuravlov D. Economic Annals-XXI. 2020. Vol. 181. No. 1-2. Pp. 28-43. DOI: 10.21003/ea.V181-03.
26. Hoffman A. J. Journal of Prevention and Intervention in the Community. 2020. Vol. 48. No. 3. Pp. 207-209. DOI: 10.1080/10852352.2019.1625606.
27. Ozer S., Bertelsen P. Scandinavian Journal of Psychology. 2020. Vol. 61. No. 5. Pp. 642-651. DOI: 10.111 1/sjop.12636.
28. Skiple A. Young. 2020. Vol. 28. No. 4. Pp. 422-438. DOI: 10.1177/1103308820914828.
29. Sj0en M. M., Mattsson C. Critical Studies on Terrorism. 2020. Vol. 13. No. 2. Pp. 218-236. DOI: 10.1080/175 39153.2019.1693326.
30. Weert A. v. d., Eijkman Q. A. Crime, Law and Social Change. 2020. Vol. 73. No. 5. Pp. 491-507. DOI: 10.1007/s10 611-019-09877-y.
31. Karpova A. Yu., Savel'ev A. O., Vil'nin A. D., Chaikovskii D. V. Monitoring obshchestvennogo mneniya: ekonomich-eskie i sotsial'nye peremeny. 2020. No. 3. Pp. 159-181. DOI: 10.14515/monitoring.2020.3.1585.
32. Il'in V. V. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: Filosofskie nauki. 2019. No. 1. Pp. 136-147. DOI: 10.18384/2310-7227-2019-1-136-147.
33. Shaban H. Philosophy and Social Criticism. 2020. Vol. 46. No. 5. Pp. 523-538. DOI: 10.1177/0191453720916905.
34. Nazarov V. Mezhdunarodnoe sotrudnichestvo evraziiskikh gosudarstv: filosofiya, politika, ekonomika, pravo. 2015. No. 3. Pp. 7-16.
35. Annenkov A. Izvestiya TGU. 2017. No. 3-2. Pp. 52-60.
36. Lombroso Ch. Genial'nost' i pomeshatel'stvo: bezumstvo geniev [Genius and madness]. Moscow: AST, 2019.
37. Lombroso Ch. Chelovekprestupnyi [Criminal man]. Moscow: Algoritm, 2018.
38. Baudrillard J. Matritsa Apokalipsisa. Poslednii zakat Evropy [Matrix of the Apocalypse. The last sunset of Europe]. Moscow: Rodina, 2019.
39. Sysoev A. Lichnost' ekstremista [The personality of an extremist]. Moscow: PER SE, 2008.
40. Glava OON ochertil chetyre napravleniya bor'by s ekstremizmom i terrorizmom. URL: http://www.unic.ru/eve nt/2015-02-19/v-mire/glava-oon-ochertil-chetyre-napravleniya-borby-s-ekstremizmom-i-terrorizmom.
41. Korotich S. Moment istiny dlya ARF. URL: https://russiancouncil.ru/blogs/dvfu/32176/.
42. Budaeva S., Degtyareva N. Vestnik Zabaikal'skogo gosudarstvennogo universiteta. 2014. No. 4.
43. Vlasov A. ShOS i strategii bezopasnosti v Tsentral'no-Aziat-skom regione: problemy i perspektivy. URL: https://ia-centr.ru/experts/iats-mgu/shos-i-strategii-bezopasnosti-v-tsentralno-aziatskom-regione-problemy-i-perspektivy.
44. Kol'tyukov A. Shankhaiskaya organizatsiya sotrudnichestva: k novym rubezham razvitiya. Moscow: Institut Dal'nego Vostoka RAN, 2008.
45. Natsional'nyi antiterroristicheskii komitet. Tseli i zadachi. URL: http://nac.gov.ru/nak/celi-i-zadachi.html.
46. Pokazateli prestupnosti Rossii. Dinamika. URL: http://crimestat.ru/offenses_chart.
47. Lemon E., Antonov O. Democratization. 2020. Vol. 27. No. 7. Pp. 1221-1239.
Received 26.09.2021. Revised 11.10.2021.
