Проблема гетеротопии: эпистемологический контекст. (часть 2). (обзор) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ

2018.02.001. СКВОРЦОВ Л.В. ПРОБЛЕМА ГЕТЕРОТОПИИ: ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ. (Часть 2). (Обзор)1.

Ключевые слова: М. Фуко; гетеротопии; тюрьма; психиатрическая клиника; библиотека; кладбище; методология; археология знания; истина; реальность; дискурсивная объективность.

3. Утопия и гетеротопия

Существует точка зрения, что именно Мишель Фуко определил местоположение тех социальных смыслов, реальность которых оказывает влияние на общее упорядоченное поведение людей, отклонение от которого влечет за собой закономерное наказание. Исследуя типы наказания, Фуко выделяет три формы власти. В Средние века это была публичная казнь, которая происходила как театрализованное зрелище. Казнь рассматривалась как месть монарха своему врагу. Допрос и пытки были средствами выяснения истины. Этот взгляд казался вполне правомерным, поскольку власть монарха полагалась данной от Бога. В эпоху Просвещения публичная казнь уступает место мгновенной смерти, образцом которой становится гильотина. Законность казни теперь мотивируется не изменой монарху, а нарушением общественного договора. Это значит, что казнь совершается от имени сакральной воли народа. В современную эпоху наказание является следствием нарушения тех правил поведения, которые обеспечивают сохранение общественного порядка. Это предопределяет создание и совершенствование механизма надзора за повседневным поведением людей (1, с. 121122).

1 Работа подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 17 33 000 25.

Очевидно, что в этих структурах социальных отношений индивидуальность субъекта «испаряется», она перестает играть роль при принятии судьбоносных решений власти. Власть относится к индивидам как к абстрактным единицам - подданным или гражданам, следующим правилам установленного порядка или нарушающим эти правила. Соответственно, они либо находятся и живут в «нормальном» социальном месте, либо попадают в «другое место», отличающееся от нормального места.

Если требование общего упорядоченного поведения переносится на все человечество, на народы и государства, то тогда становится необходимой и глобальная система надзора за правильным поведением из одного центра. Центр и декларирует общие правила. Эта ситуация позволяет видеть периферию как своего рода безумие, а из периферии видится безумие центра.

Реализация системы надзора из одного центра, естественно, приводит к признанию в качестве нормы требований и образа жизни данного центра, тогда как иные образы жизни видятся как проявление «ненормальности», требующей упорядочивания и публичной казни нарушителей декларируемых правил.

Мишель Фуко, оценивая глобальную ситуацию второй половины XX в., естественно, не мог не видеть ее парадоксальности. Он пытался прояснить для себя сущность этой парадоксальности через осмысление исторических форм безумия в классическую эпоху. Анализируя историю безумия в классическую эпоху, он отмечал рождение опыта, пересечения патологий. «Возьмем наугад, -писал он, - несколько человек, подвергшихся изоляции из-за "повреждения" в уме и упомянутых в регистрационных книгах: это "закоренелый жалобщик", "величайший из сутяг", "человек весьма злобный и сварливый", "человек, днем и ночью докучающий прочим людям своими песнями и изрыгающий ужаснейшие богохульства», "расклейщик пасквилей", "большой лжец", "человек, умом беспокойный, угрюмый и нелюдимый"» (3, с. 147). Очевидно, что в этих характеристиках проявления умственного заболевания и проявления особенностей характера пересекаются, так что видение друг друга из центра, как носителя нормы, и периферии в равной степени представляет картину безумия.

Очевидно, что эта характеристика может быть отнесена не только к классической эпохе, к XVII в., но и к современной ситуа-

ции, эпохе тотальной информатизации и всеохватывающих информационных сетей, свободного в них самовыражения. Мы словно возвращаемся в мир глупости - «корифея в хороводе человеческих изъянов, в сумасшедшей пляске порочных жизней» (3, с. 148). В чем М. Фуко видит сущность этого вида безумия? Он иллюстрирует его понимание на примере аббата Баржеде, который был подвергнут изоляции и получал тот же уход, что и другие умалишенные. Баржеде умалишенный, он лишился рассудка, потому что, будучи служителем церкви, он наживался на самом отвратительном ростовщичестве, не проявляя никаких признаков милосердия и не испытывая угрызений совести. Он, таким образом, выпадает из установленного для него морального порядка, а восприятие его безумия оказывается возможным лишь в этических формах. Это безумие разрушает не рассудок, который ориентирован на максимальное получение финансового дохода, а мораль.

При этом моральные структуры используются как средство возвышения себя по ступеням социальной лестницы. М. Фуко приводит пример графа д'Альтютера, которого в действительности звали Дуслен. Он объявил себя наследником Кастильской короны и при этом клятвенно уверял, что всякую неделю ему является Пресвятая Дева и что он нередко беседует с Богом. Возникает вопрос о том, умалишенный он или преступник или между ними существует связь, в силу чего выдвигались предложения заключить его пожизненно, оставить в Бастилии как первостатейного негодяя (3, с. 149).

Таким образом, если нет реального критерия различения двух типов безумия - безумия как следствия болезни и безумия как следствия выпадения человека из морального порядка, то их смешение может становиться прикрытием для притворства, позволяющего избежать правового преследования.

Человек, подверженный заболеванию, - Другой, но такой Другой, которым потенциально может стать каждый. Поэтому и происходит самоотождествление здорового человека с больным Другим, стремление оказать максимальную медицинскую и иную помощь этому Другому. Характерны в этом отношении инициативы квакеров. М. Фуко считает, что именно XIX век решил перевести «человека неразумного» в больницу: изоляция здесь - это терапевтическая мера, целью которой является излечение больного.

Иной же безумец является проявлением отчуждения среди соотечественников; его воспринимают как Другого, как Изгоя.

В этом анализе просматриваются формы оценок и самооценок цивилизационных субъектов современности, т.е. XX и XXI вв. Они становятся своего рода terminus a quo, т.е. исходным понятием, определяющим внутренний характер отношения к другому ци-вилизационному субъекту. Эмпирические описания, которым следует М. Фуко, стали тем основанием, на которых он сформировал свою концепцию гетеротопии. Подготовленный весной 1967 г. в Тунисе текст он разрешит опубликовать только в 1984 г. Это объясняется теоретической неопределенностью текста.

Современную эпоху он характеризовал как эпоху Пространства, представляющую из себя сеть взаимодействующих точек, образующих скорее конфигурацию, нежели развитие во времени. Ци-вилизационные образования оказываются помещенными в различные места, куда их помещали силой либо где они обрели естественное местоположение и покой. Это положение дел можно назвать «пространством локализации», которое распахнулось после построения Галилеем бесконечно открытого пространства.

Фуко утверждает, что наша жизнь руководствуется признанием пространственных оппозиций - между частным и публичным пространством, пространством семьи и социальным пространством, пространством досуга и пространством труда. Мы живем не в пустом пространстве, а в пространстве, заряженном определенными качествами, - пространстве верха, вершин жизни, и пространство низа, как «пространстве грязи». Если перенести это толкование заряженного пространства на современную глобальную ситуацию, то можно из определенного центра увидеть распространенную ненормальность жизни, которую и можно определить как «пространство грязи» (физическое и моральное). Естественно, что грязь нужно вычищать любыми доступными средствами. Такова логика гетеротопии.

Возможно ли ненасильственное очищение от «грязи»? Одним из ненасильственных средств преодоления низового пространства можно считать утопию. Фуко считает, что качественное деление пространства оказывается предпосылкой отталкивания от всякого места в нем и рождения утопии, местоположения без реального места, выражающего усовершенствованное общество либо изнанку

общества. Фуко считал, что в каждой культуре, в каждой цивилизации существуют места и институты, являющиеся фактически реализованными утопиями. Это места, которые являются абсолютно иными, нежели все места, которым они противостоят. В противоположность утопиям эти места Фуко называет гетеротопиями. Гетеротопия - это исключительное место по отношению к основным местам социума, воспринимаемым как нормальная реальность жизни. Между нормальной реальностью жизни и гетеротопиями Фуко помещает зеркало как своего рода смешанный, срединный опыт. В этом срединном опыте я вижу себя там, где меня нет; зеркало - это утопия, моя собственная видимость, которая воздействует на занимаемое мной реальное место. Я начинаю смотреть на себя и восстанавливать себя там, где я реально нахожусь.

В каждом обществе существует потенциал рефлексии, самокритики, открывающей путь к возможным радикальным изменениям. Исследование гетеротопии открывает возможности влиять на характер изменения данного общества. Фуко стремился дать эмпирическое описание форм гетеротопий и классифицировать их различия. Он выделял два типа гетеротопий. Это, во-первых, так называемые кризисные гетеротопии, т.е. священные, запретные места, которые оказываются в кризисном состоянии по отношению к той среде, в которой они находятся. Так, например, изменяются особые условия и место жизни юношей, попадающих на военную службу. Изменяется традиция «свадебного путешествия», обязательного для начала сексуальных отношений девушки со своим женихом, и т.д. Кризисные гетеротопии замещаются так называемыми девиантными гетеротопиями, которые предназначены для индивидов, чье поведение является отклонением от требований нормы. Это - психиатрические клиники, тюрьмы, дома престарелых.

Гетеротопия обладает способностью функционировать по-разному. Такой, например, является гетеротопия кладбища. До конца XVIII в. кладбище располагалось рядом с церковью в центре города. С XIX в. кладбища стали создавать у внешней границы города. Теперь кладбища образуют иной город, где каждая семья обладает своим «черным жилищем». Гетеротопия в одном месте может сопоставлять несколько пространств. Так, театр сменяет на сцене несколько различных мест. То же самое происходит и в кинотеатре.

Сад обладает способностью соединять различные смыслы как своего рода ковер.

Гетеротопии обладают свойством накапливать время, они открыты в сторону гетерохронии. Так, на кладбище фиксируются утрата индивидом жизни и переход в квазивечность. Такие гетеро-топии, как музеи, библиотеки, накапливают в себе время, запирают в одном месте все времена, все эпохи. Существуют и временные гетеротопии, такие как ярмарки или деревни для проведения отпусков. Роль гетеротопии могли играть и колонии. Так, например, пуританские общества, основанные в Америке англичанами, были совершенно иными местами, как и колонии иезуитов в Южной Америке. Гетеротопией по преимуществу Фуко считает и корабль как плавучий кусок пространства, который плывет от одного публичного дома к другому, из порта в порт. Используя свойства гете-ротопии и потенциал их внутренних трансформаций, можно наладить каналы влияния на внутреннее состояние тех или иных народов и стран в нужном направлении.

Мишель Фуко применяет эмпирический подход к рассмотрению форм и типов гетеротопий. При этом он, естественно, обнаруживает разрывы между гетеротопиями, разрывы скорее пространственные, нежели временные. Первостепенная задача, считает он, заключается в том, чтобы узнать, как одна и та же модель может реализовываться в едином горизонте для разделенных во времени умов и народов.

4. Непрерывность и прерывность как концепт методологии гуманитарного знания

Феномен гетеротопии, как его толкует М. Фуко, утверждается как явление, имеющее фундаментальное значение для легитимации принципиально нового методологического подхода к интерпретации исторического цивилизационного процесса. Имплицитно исторический цивилизационный процесс воспринимается как общечеловеческое восхождение к универсалиям доблести, определенным философской мыслью, к мудрости, здравомыслию, мужеству, справедливости, благочестию. Гетеротопия свидетельствует об отсутствии такого восхождения. Гетеротопия - это основа множественности страт, требующих для своего истолкования членения

и хронологической спецификации. И таким образом вместо непрерывной единой работы разума возникают краткие очередности, восстающие против единого закона. Принятие этой методологии делает легитимным понятие прерывности, которое должно теперь занять важнейшее место в исторических и гуманитарных дисциплинах. Фуко считал, что прерывность должна из препятствия исследованию превратиться в практику и восприниматься как необходимый концепт. Так должна родиться тотальная история, которая видит мир в виде рассеяний. Гетеротопия размещает массу людей в фиксируемые формы рассеяния. Человек концептуально превращается в носителя качеств этих форм. Вместе с тем в системе отношений обнаруживаются формы, которые М. Фуко фиксировал применительно к безумию классической эпохи; для них характерно пересечение проявлений умственного заболевания и особенностей характера. С этим связана классификация отношений к Другому и Изгою, которая в современную эпоху переносится и на систему международных отношений.

Исторический опыт действительно подтверждает истину античной философии: как трудно стать хорошим человеком, подняться до вершин нравственной универсальности. Это относится и к системе международных отношений: как трудно признать в системе человеческих отношений обязательность категорического императива. Однако отрицание его истины и есть проявление безумия в современную эпоху. Из гетеротопии кладбища или корабля нельзя вывести факт возникновения цивилизации как целого. Методология рассеяния здесь не действует. Рождение цивилизации объясняет феномен прабытия, мимо которого проходит рассеяние. Но именно прабытие и является истоком универсальности цивили-зационного движения, системы устойчивых отношений. Этим объясняются неудачи многочисленных попыток избавить гуманитарное знание от «всякой антропологической зависимости», изгнать сами понятия «ментальности» или «духа» как «нечистую силу».

При всех различиях, при всей исключительности индивиду -альных форм цивилизационного поведения нельзя не видеть повторяемости типов этого поведения. И в этой повторяемости наблюдается влияние внутренней ценностной иерархии, определяющей мотивацию как индивидуальных, так и социальных форм человеческого поведения. Неспособность к восприятию нравствен-

ных универсалий - это проявление неспособности к восприятию универсалий человеческих реалий - реалий жизни и смерти. Иными словами, процесс повторяемости является процессом формирования человеческого объекта знания, который объединяет исторически возникающие различия феноменов жизни. Если константность этих свойств не подлежит «разрыву», то она формирует и определяет мотивы и качества поведения человека. Человек мотивирует свое поведение самыми различными способами, чтобы создать ту сеть, в которой лично он сохраняет себя или возвышает свой статус. Объяснение его поведения требует обращения к знаниям лингвистики, этнологии, экономики, литературы и даже теории мифа.

Вместе с тем, когда все человечество оказывается перед реальной угрозой самодеструкции, массы людей независимо от их специфических особенностей будут проявлять идентичные тенденции поведения. Это значит, что существуют некие привилегированные типы исторической объективности, которые диктуют идентичные формы поведения людей.

Фуко, исходя из своей концепции рассеяния в качестве истины, приходит к противоположному заключению. Так, применительно к психиатрическому дискурсу XIX в. он делает вывод, что этот дискурс характеризуется не существованием какого-либо привилегированного объекта, а тем, как этот дискурс формирует свои объекты, которые при этом остаются рассеянными... Любой объект исследуемого дискурса обретает там свое место и законы своего появления (2, с. 44).

Если, например, психиатрия XIX в. может что-то сказать о связях между семьей и преступностью, то она не воспроизводит взаимодействия действительной зависимости, а представляет все анализируемое пространство возможных описаний. Такой подход можно было считать продуктивным по отношению к гипотетической виртуальной реальности. Но вместе с тем происходит размывание границ между объективной истиной и многообразием фантазий медицинского текста. Очевидно, что тем самым легализуется создание рассеянных «гетеротопий» медицинских текстов, как и гуманитарных текстов вообще. «Нами, - утверждал Фуко, - введено единство совершенно иного типа, способное свидетельствовать о совокупности объектов, для которых понятие психопатологии -не более чем просто мыслительная рубрика» (2, с. 47).

Если иметь в виду возможность различной интерпретации исторических документов в силу их смысловой неоднозначности, то тогда и исторические факты можно рассматривать с позиций различных мыслительных рубрик. Такой подход открывает, по сути дела, неограниченные возможности для «перелицовки» истории и исторических фактов для всей системы глобальной информационной войны. Так, например, если мыслительная рубрика будет ограничиваться победоносными действиями западных союзников в годы Второй мировой войны, то тогда форсирование Ла-Манша и открытие второго фронта в 1944 г., в канун разгрома армий вермахта советскими вооруженными силами, можно представить как то «решающее сражение», которое стало критической точкой в разгроме германского нацизма.

Фуко считает, что необходимо заменить сокровенные сокровища вещей дискурсом, регулярной формацией объектов. Так создается современная история дискурсивных объектов, которые не погружаются в глубины общей первоначальной почвы, а приводят отдельные рассеянные регулярности в определенную связь, соответствующую не менее определенным интересам и целям. Фуко считает, что установление такого рода объектов дискурса не требует исследования их смысла, поскольку сама эпоха характеризовала этот смысл как «тихое помешательство». Подобного рода анализ Фуко считал излишним. Дискурс - это тонкая контактирующая поверхность, сближающая язык и реальность, смешивающая лексику и опыт (2, с. 47-48). Дискурс создает свои объекты, не погружаясь в глубины общей первоначальной почвы. Он создает новую реальность, которая, при наличии общего согласия, может претендовать на статус признанной истины, в отношении которой истина, опирающаяся на реальность общей первоначальной почвы, может подвергаться скептическому отрицанию как индивидуальная, а значит, субъективная точка зрения.

(Продолжение в следующем выпуске РЖ)

Список литературы

1. Автономова Н.С. Познание и перевод: Опыты философии языка. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 736 с.

2. Фуко М. Археология знания. - Киев: Ника-центр, 1996. - 208 с.