ПРОБЛЕМА ФОРМИРОВАНИЯ НАДНАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ (НА ПРИМЕРЕ ЕС)
В статье рассматривается проблема построения наднациональной политической идентичности. На примере ЕС раскрывается вопрос о соотношении национального и наднационального. Особое внимание уделяется тому, как попытки построения наднациональной политической идентичности опосредуются в массовом сознании. На основе данных социологических опросов анализируется состояние и динамика общественного мнения по различным аспектам евроинтеграции. Отмечается, что основная проблема в том, что европейская политическая проблематика крайне далека от повседневной жизни граждан, а потому европейские политические институты не встраиваются в систему акторов, к которым обращаются требования и ожидания со стороны граждан, и которые, в свою очередь могут влиять на повседневную повестку дня.
Ключевые слова: европейская политическая идентичность, наднациональная идентичность, Европейский союз, политическая идентичность, повседневность, акторы идентичности.
Границы национальных государств были и остаются наиболее привычными зонами, внутри которых функционирует повседневная (в том числе политическая) жизнь людей. Социальные группы и отдельные индивиды в рамках государств помещены в определенную сложившуюся более или менее жесткую «координатную сетку» взаимодействий с теми, кто находится внутри сообщества и вне его. Эта координатная сетка прочно связывается с повседневной жизнью граждан и воспринимается как ее неотъемлемая часть. В результате формируется определенная политическая идентичность — особый вид социальной идентичности, связанный с самоопределением сообщества и индивида в политических категориях в процессе соотнесения с определенными политическими институтами и имплицитно подразумевающий и специфическую для данного сообщества и его членов форму участия в политическом процессе. Политическая идентичность не всегда означает государственный патриотизм, однако государственные институты практически всегда вовлечены в ее структуру либо как акторы, ее формирующие и задающие угол рассмотрения политической повестки дня (и саму эту повестку), либо как объекты, относительно которых формируется негативная («против») политическая идентичность.
© Е. С. Крестинина, 2011
Построение наднационального уровня политической идентичности становится актуальным в том случае, если наднациональное образование претендует на то, чтобы определять политическое поведение граждан, и рассчитывает на их политическое участие. Именно такая ситуация на сегодняшний день сложилась в Европейском союзе, изменение политической идентичности в котором ставит вопрос о перераспределении национального и наднационального в структуре новой идентичности.
Первый раз понятие европейской идентичности появилось в официальных документах в 1973 г., когда министры иностранных дел подписали Декларацию о европейской идентичности. Однако в рамках данного документа идентичность выступала как один из инструментов, который позволит подписавшим его 9 странам «добиться более четкого определения отношений с другими странами, обязанностей по отношению к ним и друг другу, и осознать место, которое они занимают в системе международных отношений» (Declaration on European Identity, 1973). Основной целью данной декларации было осознание государствами в лице их представителей наличия общих интересов и необходимости стремиться к большему сближению. Но за годы своего существования европейская полития прошла достаточно существенный путь от чисто межгосударственной организации (intergovernmental) до организации с явными наднациональными (supranational) чертами и полномочиями. В этом развитии ЕС достигла определенного предела, преодоление которого зависит от возможности построения европейской гражданской и политической идентичности: формирования у граждан государств-членов ЕС стойкого чувства общности и признания субъективной значимости европейских институтов, а также закрепления этой связи в поведении граждан. В формировании практик активного гражданства (active citizenship) и «европейского видения» проблем. Это важно в силу того, что в результате глобального экономического кризиса, усиленной миграции в европейские страны, а также «амбиций» развития ЕС, на повестку дня поднимаются болезненные для национальных государств вопросы социального обеспечения и социального неравенства, миграционной политики и иные вопросы, требующие возможного «тактического» ухудшения жизни граждан ради развития сообщества.
На сегодняшний день, если говорить об ожиданиях, обращенных к наднациональному уровню, то пессимизм относительно европейской интеграции и ее политического значения в большей степени проявляется у граждан стран, которые давно членствуют в ЕС. Это, в частности, было отмечено в ходе обширного качественного
исследования, проводимого Евробарометром в 2006 г.: «Чувства относительно ЕС выражают в основном страх и тревогу почти во всех странах, хотя и с различной интенсивностью. Причем тревоги и страхи артикулированы значительно четче и выражаются с гораздо большей убежденностью, чем надежды, которые высказываются крайне расплывчато и неохотно. Тревоги респондентов тесно связаны с объективной реальностью, в то время как надежды, выражают скорее индивидуальные склонности и темперамент респондентов» (The European citizens..., 2006, р. 15). Большинство страхов и опасений связаны с растущей неопределенностью и опасностями, которые меняющаяся экономическая и политическая ситуация несет для конкретного человека: возможное сокращение рабочих мест, рост конкуренции на рынке труда, снижение социальной защищенности. Сам имидж ЕС, отраженный в массовом сознании, весьма неоднозначен. По признанию 45% респондентов этот имидж в их глазах положителен, у 36% — нейтрален, у 16% — негативен (Standard Eurobarometer 71, 2009, р. 130).
Вопрос наличия некоей европейской идентичности постоянно проблематизируется исследователями. Результаты исследований противоречивы. Так, в 2000г. в ходе опроса Eurobarometer респондентам предложено было согласиться или не согласиться с тем, что существует некая культурная идентичность, разделяемая всеми европейцами. Большинство респондентов (49%) не согласились с данным утверждением, свое согласие в той или иной мере выразили 38% (Standard Eurobarometer 52, 2000, р. 10-11). Но в общественном сознании постепенно формируется «портрет» европейца и требования, предъявляемые к нему. В ходе опроса весной 2009 г. респондентам предлагалось назвать два наиболее важных составных элемента европейской идентичности, 41% опрошенных назвали «демократические ценности», остальные популярные ответы (география, высокий уровень социальной защищенности, общая история, общая культура) назвали 23-24% опрошенных (Standard Eurobarometer 71, 2009, р. 39).
С 1992 г. респондентам задавался вопрос: «В ближайшем будущем вы будете ощущать себя: только представителем своего государства (nationality); представителем своего государства и европейцем; европейцем и представителем своего государства; только европейцем». Два ответа, которые на протяжении всего периода опроса набирали более 40% каждый, были «только представителем своего государства» и «представителем своего государства и европейцем». Популярность данных ответов варьировалась в зависимости от ситуации внутри ЕС. Так, например, в период наиболее динамичного поступательного развития союза с 2001 по 2005 г. более
популярным был ответ «представителем своего государства и европейцем» — он набирал от 46,9% в 2001 г. до 48% в 2005 г.; столь же высокие проценты самоидентификации в том числе и с Европой были в 1992-1995 гг., т. е. сразу после образования Европейского союза. В 2010 г., когда этот вопрос снова был задан респондентам, процент тех, кто считал себя исключительно представителями своего государства (46%), был выше процента тех, кто считал себя представителем своего государства и европейцем (41%)1. Подобное распределение ответов подтверждает тезис о том, что европейская идентичность носит не вложенный (т. е. не надстроенный над национальным европейский уровень), а пересеченный характер. Европейское «вкладывается», частично пересекаясь с национальным.
Существующая европейская идентичность зачастую не касается политических аспектов. Так при ответе на вопрос «Что значит быть европейцем? Назовите самые важные, по вашему мнению, характеристики (максимум 3 ответа)», 41% назвали вариант ответа «чувствовать себя европейцем», 39% — «быть рожденным в Европе», 31% — «разделять европейские культурные ценности». Ответ «реализовывать гражданские права, например, голосовать на европейских выборах» указали 29% опрошенных (Там же, р. 47). Итак, основные признаки европейского определяются через характеристики национальных политических режимов его составляющих, а не через действия, направленные по отношению к ЕС.
В целом выступая за развитие и расширение ЕС, европейцы не демонстрировали готовности усиливать политические связи на низовом уровне. Так, на вопрос, должен ли гражданин одной страны члена ЕС, проживающий на территории другой, иметь право участвовать в местных выборах в качестве избирателя, 47% респондентов ответило «должен», 46% — «не должен». На вопрос, должен ли гражданин одной страны-члена сообщества, проживающий на территории другой, иметь возможность быть избранным на местных выборах, большинство респондентов, 55%, ответило «нет». А вот право голосовать на европейских выборах за человеком, проживающим не на территории своей страны, признало 65% респондентов. Примечательно, что право быть избранным на европейских выборах вне своей страны признало 58% респондентов (Standard Eurobarometer 37,1992, р. 51-52).
1 Данные получены на основе опросов Eurobarometer с использованием Eurobarometer Interactive search system (http://ec.europa.eu/public_opinion/cf/showchart_line.cfm?keyID=266& nationID=16,&startdate=1992.04&enddate=2010.06).
____________________________________________________________________________ 55
Объединяющим фактором, способствующим как активизации совместных усилий, так и выработке общей позиции, а, в конечном счете, и чувства общности, является наличие и признание проблем, которые гораздо эффективней решаются на уровне ЕС. К числу таких проблем (стабильно более чем 50% респондентов определяют их как проблемы, которые надо решать на уровне ЕС или совместно с ЕС) относятся: вопросы защиты окружающей среды, вопросы взаимоотношения со странами третьего мира, в том числе оказание гуманитарной помощи и защита от угроз наркотрафика и международного терроризма (вопрос терроризма появился в повестке дня в начале 2000-х годов), экономическое и торговое регулирование, а также научно-техническое развитие. Практически весь набор данной проблемной карты относится к проблемам внешнего характера, при решении которых европейским странам надо контактировать с неевропейскими (т. е. с «другими»). Причем уровень данных проблем весьма далек от уровня повседневной реальности большинства европейских граждан. А такие вопросы как свобода прессы и регулирование в области СМИ, социальная политика, культурная политика и вопросы образования традиционно относятся общественным мнением к сферам, которые должны подлежать регулированию на национальном уровне.
Связь европейского и повседневного не всегда ощущается даже там, где она должна быть достаточно ярко выражена. В коллективной монографии «Транснациональные идентичности: становясь европейцами в Европейском союзе» приводятся данные углубленных интервью жителей приграничных районов. Согласно первоначальной гипотезе исследования, люди, живущие в приграничных районах, должны были бы более других ощущать изменения в своей повседневной жизни в связи с углублением интеграции и, как следствие, иметь более четкие представления и мнения о ее ходе и перспективах. Однако исследования «обнаружили полное отсутствие как позитивных, так и негативных маркеров европейской идентичности в спонтанных нарративах респондентов. До того как были заданы прямые вопросы, европейское никаким образом не проявлялось в описании повседневности интервьюируемых. А отвечая на прямые вопросы, респонденты использовали слова "Европа” и "Европейский союз” без четкого значения и в различных контекстах» (Herrmann et al, 2004, p. 216).
Одним из важных составляющих идентичности, в том числе и политической, является мифо-символический базис. Однако если говорить о Европе, точнее, о ЕС, можно отметить, что четкого представления о том, каков же этот базис для ЕС, нет. Единственным специфическим именно «евросоюзовским» символом, имеющим
серьезную связь с повседневной жизнью, является евро. При ответе на вопрос, «какое персонально для вас имеет значение ЕС», большинство респондентов (46% в августе 2009 г.) дают ответ «свобода путешествовать, работать, учиться по всей территории ЕС» (Standard Eurobarometer 72, 2009, р. 138). Т. е. ЕС рассматривается главным образом как инструмент реализации тех или иных интересов, а не как актор, оказывающий влияние на эти интересы.
Не сложившаяся политическая идентичность отражается на уровне и характере политического участия, в том числе на электоральном поведении. За 30-летнюю историю прямых выборов в Европарламент явка на них неуклонно снижалась с 62% в 1979 г. до 49,5% (первый раз, когда в выборах приняло участие менее половины избирателей) в 1999г. На прошедших в 2009 г. выборах явка составила 43% (Project Europe 2030, 2010, р. 50). Некоторое снижение электорального участия наблюдается и на национальных выборах в странах Западной Европы, однако объемы снижения активности избирателей не столь масштабны. Во-первых, если смотреть на уровень явки на парламентских выборах, средний уровень участия в них с 1945 г. в странах Западной Европы не опускался ниже 70%. Во-вторых, явка от цикла к циклу колебалась, то возрастая, то уменьшаясь. Объемы колебаний зависят от страновой специфики, но в целом, если общее снижение электоральной активности и наблюдалось, то не более чем на 8-10% относительно самых высоких показателей во второй половине ХХ в. (Voter Turnout., 2004, р. 78-91).
Важны не только абсолютные показатели явки на европейские выборы, но и причины, по которым избиратели пришли на участки. Тем респондентам, которые заявили о том, что они принимали участие в выборах, был задан вопрос: «Какие главные причины вашего участия в выборах в Европейский парламент вы можете назвать? (максимум 3 ответа)». Самыми популярными ответами были — «Это мой гражданский долг» (43%) и «Я всегда принимаю участие в выборах» (40%). 24% набрал ответ «поддержать политическую партию, близкую мне по взглядам». А такие ответы, как «повлиять на положение дел в ЕС», «потому что ощущаю себя гражданином ЕС», «вижу пользу в ЕС», набрали меньше 20%. Самый непопулярный ответ (6%) — «ЕС играет важную роль в моей повседневной жизни» (Special Eurobarometer 320, 2009, р. 54). Даже участие в выборах не продиктовано наличием некоей особой европейской политической идентичности. Отсутствие интереса имеет следствием то, что среди граждан ЕС наблюдается низкий уровень знаний о европейских институтах и невысокий уровень вовлеченности в их деятельность. Так, в ходе исследования «Граждане Европы и будущее Европей-
ского союза» отмечалось, что «недостаток знаний о принципах работы Европейских институтов представляется значительным, часто — очень значительным, иногда — неподдающимся измерению» (The European citizens., 2006, р. 58).
Незначительные знания о деятельности евроинститутов приводят к тому, что граждане не видят каналов обращения в них и представления там своих интересов. Так, большинство европейцев (53%) считает, что их голоса не слышны на европейском уровне, а 41% полагает, что интересы их страны не учитываются в ЕС (Standard Eurobarometer 71, 2009, р. 99-105). Субъективные ощущения от обсуждаемой повестки дня и презентуемых на европейском уровне требований и ожиданий, подтверждает и анализ СМИ. Среди акторов европейского уровня наибольшая представленность (96,7% от всех публикаций) у государственных, партийных и исполнительных европейских институтов, в то время как доля представленности акторов гражданского общества (НКО, ученых и исследователей, представителей мелкого бизнеса) на европейском уровне всего 3,1% (Koopmans, 2007, р. 195). Применительно к НКО на европейском уровне надо отметить, что их меньший, чем ожидалось, вклад в формирование европейской политической идентичности и практик активного гражданства обусловлен не только недостаточной медийной представленностью, но и тем, что НКО не стремятся формировать европейскую повестку дня. «Всего несколько организаций, таких, как Transparency International или European Citizen Action Service (ECAS), провозглашают своей целью развитие публичной сферы как таковой» (Kohler-Koch, 2006, р. 19), большинство организаций решают «нишевые» вопросы, не ведущие к формированию наднациональной оптики.
Необходимость выстраивать отношение с ЕС осознается и используется крупными бизнес-структурами, но их действия не способствуют усилению европейской политической идентичности, так как данные группы продвигают свои интересы посредством лобби-сткой деятельности, носящей законный, но не публичный характер. Попытки со стороны евроинститутов переопределить и канализировать взаимодействие с гражданским обществом через усиление взаимоотношений с его организованными представителями зачастую означает усиление именно лоббистских бизнес-структур (Ibid., р. 7).
В целом система управления и взаимодействия институтов ЕС, гражданского общества и бизнес сообществ носит не иерархический, а сетевой характер. Причиной тому является относительная слабость и размытость европейского центра власти. Иначе чем через систему политических сетей невозможно поддержание политической легитимности наднациональной политии и связей нацио-
нального и наднационального уровней. Вместе с тем сетевой принцип препятствует образованию европейского демоса и укреплению общей политической идентичности, так как, во-первых, в случае значительных уступок и компромиссов, направленных на поддержание равновесия действительно значимые, способные привести к построению идентичности вопросы, не затрагиваются. Во-вторых, число участников, включенных в политические сети и интересы, представляемые ими, тем не менее, все равно уже, чем разнообразие интересов и акторов на национальном уровне, т. е. некоторые группы остаются не представленными (или недостаточно представленными) на европейском уровне, что создает дефицит демократии (см.: Стрежнева, 2009).
Образ европейских институтов и события, связанные с европейским уровнем политики, которые транслируют национальные медиа, в целом достаточно негативен. Анализируя содержание статей, в которых затрагивалась деятельность европейских институтов, можно заметить, что общий уровень оценки деятельности евроинститутов-------0,30 (где -1 — полностью негативная оценка; 0 —
нейтральная; +1 — положительная). При этом оценка интеграционных процессов как таковых, даваемая медиа, — +0,13, т. е. положительная (см.: Koopmans, 2007, р. 183-210).
Возможно, некоторая неудовлетворенность формами евроинтеграции привела не только к тому, что явка на выборах в Европарламент была достаточно низкой, но и к тому, что в нынешнем созыве значительное количество мест получили правые партии. Вместе с тем уровень доверия европейским институтам в целом выше (42% против 29% и 31% в 2010 г.), а недоверия — в целом ниже (47% против 66% и 62%), чем для национальных правительств и парламентов соответственно (Standard Eurobarometer 73, 2010, р. 15). А в докризисный период уровень доверия европейским институтам был еще выше. Так, с 1999 г. уровень доверия Европарламенту не опускался ниже 50%, а уровень доверия Еврокомиссии с 40% в 1999 г. поднялся и удерживался в районе 45-52% в 2000-2007 гг. (Standard Eurobarometer 67, 2007, р. 26-28). Таким образом, в глазах большинства европейских граждан свои, национальные правительства предстают как образования, во многом уже не способные защитить граждан в требуемом объеме. При этом европейские институты пусть и не особо хорошо известны, они еще не способны стать гарантом интересов граждан, но все же на них возлагаются надежды (хотя и достаточно неконкретные). Это вызывает в гражданах чувство тревоги и потерянности от нарушения привычных связей и границ без построения и укрепления новых.
Говоря о построении наднациональной идентичности и роли в этом процессе институтов, часто цитируют фразу Ж. Монне: «Если бы пришлось снова выстраивать европейское сообщество, то следовало бы начать с культуры». Подтверждения тому, что эта фраза действительно была произнесена Монне, нет — она существует лишь в цитатах-пересказах, что позволяет некоторым авторам сомневаться в том, что она вообще была сказана2. Но даже если в реальности Монне никогда не произносил того, что во многом противоречило его предыдущей деятельности, сам факт того, что подобную сентенцию приписывают институционалисту, говорит о том, что европейское общество действительно испытывает потребность в создании единого культурного пространства, которое затем можно было бы наполнить, в том числе, и политическим смыслом.
В настоящее время для наднациональной политической идентичности нет ни «души», т. е. запроса со стороны общества на ее формирование и поводов для появления данного запроса, — каких-либо явлений достаточно актуальных и часто проблематизируемых в повседневной жизни, которые бы подталкивали к осознанию необходимости сближения в рамках «европейского дома», ни «тела» — структур и акторов, способных оформлять и укреплять европейскую повестку дня. Это осложняется значительной разницей в характере политических культур стран-членов ЕС, а также в их экономических различиях. Также неопределенными во многом остаются масштабы и формы возможной наднациональной политической идентичности. Представляется, что ни национальные, ни наднациональные силы не рассчитывают на то, что европейское полностью вытеснит и заменит национальное. Скорее речь идет об усилении связи в сознании граждан развития их национальных государств с развитием и углублением евроинтеграции. А именно о формировании в массовом сознании представления о новой системе политических взаимоотношений и акторов, с одной стороны, и месте индивидов и социальных групп в этой системе — с другой. То есть речь идет о своего рода реиерархиизации национального и наднационального и преодолении вышеуказанного чувства потерянности, возникающего в условиях ослабления национального уровня принятия решений при недостаточном количестве знаний о наднациональном.
2 См., например, работу Ф. Майор Сарагоса «Европа и культура». По его мнению, «эта апокрифическая декларация делает Жана Монне, — огромные заслуги которого неоспоримы, — предвестником Европы общей культуры, которым он, конечно же, не был, так как интеллектуалов, воспитателей, политиков со всех концов Европы, отважно и упорно пытавшихся на самом деле “начать с культуры”, он отодвигал на задний план» і nstesw. ebox. Ш in.pl/ed/0Zmayor html.ru).
60 _____________________________________________________________________________________________
Успех построения европейской политической идентичности зависит в большей части от деятельности национальных правительств и парламентов как основных сил, формирующих повестку дня (agenda setters). А также от того, насколько слаженно и громко смогут о себе заявить некоммерческие организации, формулирующие свои ожидания и требования, в том числе и в адрес европейских властей. Однако одних ожиданий и требований недостаточно: даже если они будут осознаны и сформулированы, то очень многое будет зависеть от того, сможет или нет европейская полития дать на них адекватный ответ. То есть, сложится ли в итоге такая институциональная структура, в которой смогут эффективно развиваться и межгосударственные, и наднациональные политические процессы. Иными словами, успех формирования европейской политической идентичности связан не только с тем, какое место в «координатной сетке» повседневной (в том числе и политической) жизни граждан европейскому дадут занять национальные силы, но и с тем, какое место в итоге европейское сможет занять и удержать.
Литература
1. Стрежнева М. В. Сетевой компонент в политическом устройстве Европейского союза // Международные процессы. 2005. № 3 (9). Сентябрь-декабрь // http://www.intertrends.ru/nineth/005.htm
2. Declaration on European Identity (Copenhagen, 14 December 1973) // http://www.ena.lu/ declaration_european_identity_copenhagen_14_december_1973-020002278.html
3. Kohler-Koch B The Organization of Interests and Democracy in the European Union // http://www.mzes.uni-mannheim.de/projekte/typo3/site/fileadmin/research%20groups/ 4/workshop%20mannheiiTi%20oct05%20papers/Kohler-Koch%20Interest%200rganisations% 20and%20Democracy. pdf
4. Koopmans R. Who inhabits the European public sphere & Winners and losers, supporters and opponents in Europeanized political debates // European Journal of political research. 2007. Vol. 46. P. 183-210.
5. Project Europe 2030: Challenges and Opportunities. A report to the European Council by the Reflection Group on the Future of the EU 2030 // http://www. reflectiongroup.eu/wp-content/uploads/2010/06/project-europe-2030-en.pdf
6. Transnational identities: becoming European in the EU (Governance in Europe) - 2004 / Ed. by R. K. Herrmann, T. Risse-Kappen, M. B. Brewer. Lanham MD: Rowman & Littlefield, 320 p.
7. Special Eurobarometer 320. Autumn 2009.
8. Standard Eurobarometer 37, Spring 1992.
9. Standard Eurobarometer, 52, Spring 2000.
10. Standard Eurobarometer 67, Spring 2007.
11. Standard Eurobarometer 71, Spring 2009.
12. Standard Eurobarometer 72, Autumn 2009.
13. Standard Eurobarometer 73, Autumn 2010.
14. The European citizens and the future of Europe. Qualitative study. May 2006 // http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/quali/ql_futur_en.pdf
15. Voter Turnout in Western Europe since 1945: A Regional Report. Stockholm: International IDEA, 2004, 92 p.