CC BY
165
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2009 Юридические науки Выпуск 2 (4)
УДК 316.48:34
ПРОБЛЕМА ЭФФЕКТИВНОСТИ ПРАВОВЫХ НОРМ В КОНТЕКСТЕ ПРАВОВОЙ КОНФЛИКТОЛОГИИ
Л.Т. Бакулина
Кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Казанского государственного университета, 420008, Казань, ул. Кремлевская, 18.
Н.Р. Нугаева
Студентка 3 курса юридического факультета
Казанского государственного университета, 420008, Казань, ул. Кремлевская, 18.
Проблема эффективности правовых норм рассматривается через призму т.н. «интерсубъективного подхода», имеющего глубокие корни как в отечественных традициях, так и в западной философии права. Степень эффективности законодательства определяется мерой отклонения реального уровня конфликтности в урегулированной данным законом сфере общественной жизни от оптимального для данной сферы уровня конфликтности, рассчитанного по стандартным методикам.
Ключевые слова: эффективность правовых норм; интерсубъективный подход; правовые конфликты
В отечественной юридической науке устойчивый интерес к проблеме эффективности правовых норм сложился в начале 70х гг. прошлого века. Под эффективностью законодательства понимали «действенность, результативность, т. е. способность оказывать влияние на общественные отношения в определенном, полезном для общества направлении» [8. С. 3]; «отношение между фактически достигнутым результатом и той целью, для достижения которой были приняты эти нормы права» [7. С. 226]; определенную степень соотношения между целью и результатами [10. С. 44]. При этом отдельными авторами отмечалось, что понятием эффективности правовых норм фиксируется их определенное внутреннее свойство (а не соотношение цели и результата), а именно их способность оказывать реальное благотворное воздействие на объект в заданном направлении при данных конкретных социальных условиях [15. С. 318].
Доминировавшая в то время советская теория эффективности законодательства основывалась на инструменталистском подходе к праву. Право понималось как вспо-
© Бакулина Л.Т., Нугаева Н.Р., 2009
могательное средство достижения внешних по отношению к праву экономических, политических и социальных целей. Эффективность правовых норм рассматривалась как «соотношение между фактическим результатом их действия и теми социальными целями, для достижения которых эти нормы были приняты. Юридические цели всегда лишь одно из самых низших звеньев в той цепи непосредственных целей, которым служат данные нормы и институты» [19. С. 37].
В современной российской социологии и философии права все большее распространение получает интерсубъективный подход, имеющий глубокие корни, как в отечественных традициях [16], так и в западной философии права [9].
Интерсубъективный подход является частью «неклассической модели осмысления права», которая стала разрабатываться вместе с изменениями фундаментальных идей в западной философии права ХХ столетия. Эти изменения были обусловлены возросшим пониманием роли человеческой субъективности в социальных процессах наряду с одновременным более четким осознанием границ вмешательства во внутренний мир человека в современном обществе.
Характерной тенденцией в развитии постсоветской юридической мысли явилось стремление ученых выйти за рамки чисто правовых категорий, исследовать их в свете новейших достижений философии, социологии, кибернетики, языкознания и других наук [14. С. 20-25]. Например, один из выдающихся русских социологов - Питирим Александрович Сорокин рассматривал право как такие создаваемые и охраняемые государством общеобязательные правила поведения, в которых свобода одного лица согласуется со свободой других лиц в целях разграничения и защиты интересов человека. Целью развития права, считал он, является свобода личности, а критерием правового прогресса - мера раскрепощения личности, расширения ее основных прав и свобод [13].
Модернизация западного образа жизни и рационализация западного мышления привели к появлению целого ряда течений, отражающих принципиально новую картину правовой реальности. С точки зрения нового взгляда на мир права выделяют две основные тенденции: 1) концептуальный образ мира права, который предстает в единстве внутреннего и внешнего опыта права; 2) «идея интерсубъективности», выражающая тенденцию дальнейшей гуманизации и персонализации права. Последнее предполагает формирование новых качеств человека, в которые входят глобальность мышления, любовь к справедливости, отвращение к насилию. Право теперь мыслится как процесс, как социальное действие людей. Право реализуется в процессе толкования (интерпретации), применения (реализации) и создания социальных норм и поддерживается юридической силой действия, обеспеченного правовой санкцией политически организованного общества [16].
Интерсубъективный подход создает такой концептуальный образ права, который выступает в единстве сущности и существования [18]. При этом подходе смысл права не растворяется в сознании субъекта или во внешнем социальном мире. Он рассматривается как результат коммуникации двух или нескольких субъектов. При этом человек выступает в качестве основополагающего элемента мира права, в котором
«идея права есть идея человека в качестве личности» [16]. В этой связи Ю. Хабермас, опровергая инструменталистский подход к праву, выступает с позиций традиционного гуманизма: целевой прагматизм, с его точки зрения, должен уступить место диалоговой практике, где каждая из сторон рассматривается противоположной как самоценность, а право приобретает коммуникативную функцию, выступая средством и формой цивилизованного общения между субъектами [17].
Происходившие в последние два десятилетия изменения в постсоветском обществе постепенно сформировали новый подход в отечественной юридической науке к пониманию права и правового регулирования. Существо этого подхода состоит в определении законотворчества как такого согласования различных социальных интересов, при котором свобода реализации интересов одних лиц не ущемляет интересов других лиц.
Будучи одним из сторонников указанного подхода, О.Э. Лейст под эффективностью права понимает его осуществимость, которая предопределяется общеизвестностью, понятностью и непротиворечивостью правовых норм, их системностью (хотя бы соответствующими связями материальноправовых и процессуальных норм), соразмерностью социальных целей норм и юридических средств достижения этих целей, обеспеченностью права действенной системой органов правосудия и других правоохранительных органов [6. С. 93].
В основе законотворчества лежит необходимость выявления и учета правообразующих интересов. Для того чтобы выявить эти интересы в каждом конкретном случае, недостаточно в акте правового рассуждения подняться над частными интересами. Надо суметь обнаружить в том или ином частном интересе общезначимый момент. Выявленный «правообразующий интерес» - это закономерный итог гармоничного согласования частных интересов.
Таким образом, задача правового регулирования сводится уже не к достижению внешних (по отношению к праву) и навязанных сверху административными структурами целей, а к постижению и согласова-
нию социальных интересов. Это согласование способствует нормальному, свободному развитию социальных отношений. Соответственно, все это требует пересмотра или уточнения отдельных положений теории эффективности законодательства.
Согласно современному подходу, эффективность законодательства следует измерять его вкладом в укрепление правовых начал общественного бытия, становление и развитие свободы личности. Эффективность законодательства - это успешность согласования социальных интересов на базе правообразующего интереса, а также обеспеченность максимально возможной всеобщей меры свободы в различных сферах общественной жизни.
Анализ понятия эффективности правовых норм как соотношения цели и результата делает необходимым анализ не только цели права, его норм и институтов, но и характера результатов, достигаемых посредством правового регулирования. Кроме того, этимологически слово «эффективность» толкуется как следствие, результат какой-либо причины, действий [13]. Следовательно, результат какого-либо действия может быть как положительным, так и отрицательным, негативным, что, в свою очередь, говорит о высокой или низкой степени эффективности произведенных действий. Однако в юридической науке мнения на этот счет разделились. Одни ученые полагают, что результативность законодательства в смысле его эффективности может быть как положительной, так и отрицательной [3. С. 55-56]. По мнению других авторов, понятие эффективности правовых норм связано только с положительными результатами воздействия на общественные отношения и на сознание их участников; оно соответствует только положительному эффекту, т.е. такому, который приближает полученный результат к намеченной в законе цели [5. С. 221]. «Поэтому под эффективностью права, - пишет Ф.Н. Фаткуллин,
- следует понимать его способность реально и с наименьшими издержками воздействовать положительно на общественные отношения и на установки их участников в заданном направлении при тех социальных
условиях, которые фактически существуют в период их действия в стране» [15. С. 321].
В контексте смены научных парадигм и с учетом интерсубъективного подхода к осмыслению проблем эффективности законодательства наибольший интерес, на наш взгляд, представляет позиция В.В. Лапае-вой, которая в качестве общего методологического принципа оценки эффективности правовых норм рассматривает выявление «показателей конфликтности», которые характеризуют меру удовлетворения правомерных интересов участников регулируемых данной правовой нормой общественных отношений [4].
Традиционно юридический конфликт, являясь разновидностью социального конфликта, определяется как ситуация, в которой две (или более) стороны противостоят друг другу, спорят по поводу юридических прав и обязанностей. Юридический конфликт может возникнуть по поводу признания, восстановления, нарушения юридических прав, неисполнения юридических обязанностей.
Наиболее распространенным в современной конфликтологии является подход, разработанный американским социологом Льюисом Козером, определяющим социальный конфликт как «борьбу за ценности и претензии на определенный статус, власть и ресурсы, в которой целями противников являются нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника». При этом Л. Козер опирается на традиционные для западной конфликтологической парадигмы тезисы о неустранимости конфликтов из социальной жизни и о способности межсубъ-ектных столкновений выполнять интегрирующие и стабилизирующие функции [3]. Конфликт, вне зависимости от его формы, -это всегда социальное взаимодействие. Данное обстоятельство является одним из важнейших существенных признаков социального конфликта и, как следствие, конфликта юридического.
Л. Козер выделяет два идеальных типа социальных систем, которые отличаются друг от друга отношением к социальным конфликтам. Системы первого типа - это тоталитарные системы, внутри которых существуют жесткие табу на какие-либо упо-
минания о существовании внутренних конфликтов. В таких обществах практически отсутствуют отработанные, институциональные механизмы политико-юридического характера, предназначенные для разрешения социальных конфликтов. Соответственно, реакция государства на отдельные вспышки конфликтных отношений носит репрессивный характер. В тоталитарных обществах как у отдельных субъектов, так и у разнообразных социальных групп не культивируются навыки конструктивного самостоятельного поведения в условиях конфликтов.
В обществах второго - демократического - типа существуют легитимные и открыто практикуемые институциональные средства регулирования конфликтов. Гибкие демократические системы в силу их большей приспособленности к разрешению конфликтных ситуаций, оказываются более долговечными [2]. Поэтому именно коммуникативная функция права в современных постиндустриальных обществах должна стать предметом пристального научного анализа.
Эта функция проявляется в двух основных видах - координации и трансляции. Но в отличие от непосредственной и неформальной коммуникации, правовая коммуникация носит строго формальный и ан-тидеструктивный характер. С другой стороны, трансляционная коммуникация позволяет передавать социально-нормативную информацию как в синхронном, так и в диа-хронном диапазоне [1].
Следовательно, в современном обществе право - это, прежде всего, важнейшее средство объективного, справедливого для всех конфликтующих сторон разрешения социальных конфликтов. Действенность права в реализации этой функции по урегулированию и разрешению конфликтных ситуаций и, следовательно, по справедливому удовлетворению правомерных интересов сторон конфликта и есть основной показатель эффективности права. Поэтому основным, эмпирически верифицируемым индикатором эффективности нормы законодательства является такой правовой показатель, как «мера конфликтности» регулируемых правовой нормой общественных отно-
шений. Этот индикатор может быть «замерен» путем применения стандартных социологических методов - анкетирования, экспертного опроса, социального эксперимента [14].
Например, в случае вводимой в качестве эксперимента нормы трудового законодательства можно отметить следующее. Мера конфликтности в регулируемых этой нормой общественных отношениях должна измеряться, с одной стороны, легко фиксируемым эмпирически уровнем нарушения трудовой дисциплины. Но с другой стороны
- различными показателями активной конфликтности, которые характеризуют меру активного несогласия работников и работодателей с положениями закона. В этом плане эффективными показателями являются не количество нарушений трудовой дисциплины, а количество жалоб, забастовок, выступлений профсоюзов; возросшая активность лоббистских групп и т.п. В данном случае необходимо привлекать эмпирические методы конфликтологии для выявления уровней потенциальной и латентной конфликтности, состояния социальнопсихологического климата трудового коллектива, оценки работниками самих норм как справедливых или несправедливых и т.д.
В соответствии с классической методологией Э. Дюркгейма определенное число девиантных поступков является показателем здорового состояния данной социальной группы. В противном случае процесс оптимизации, нормального развития коллектива исключается. Поэтому для любого социального института характерен свой нормальный порог конфликтности, ниже которого она опускаться не должна [1]. Этот нормальный порог конфликтности любого социального института может быть оценен, например, по количеству судебных исков, поданных в органы юстиции за определенный срок. Схожую точку зрения высказывает Л. Козер, понимая конфликт не как социальную аномалию, а как необходимую, естественную форму существования и развития социальной жизни [2].
Таким образом, под степенью эффективности законодательства, на наш взгляд, следует понимать отклонение реального
уровня конфликтности в урегулированной данным законом сфере общественной жизни от оптимального для данной сферы уровня конфликтности, рассчитанного по стандартным методикам. Причины низкой эффективности некоторых правовых норм действующего законодательства состоят в низком качестве их социального содержания, в их неспособности служить средством справедливого согласования интересов различных социальных субъектов на основе правообразующего интереса. В таких ситуациях задача конкретных социологических исследований эффективности законодательства состоит в том, чтобы найти причины рассогласования социальных интересов, которые блокируют действие данного закона.
Библиографический список
1. Бачинин В.А. Энциклопедия философии
и социологии права. СПб.: Изд-во
Р.Арсланова «Юридический центр Пресс», 2006.
2. Козер Льюис А. Мастера социологической мысли. Идеи в историческом и социальном контексте. М.: Норма, 2006.
3. Кудрявцев В.Н., Никитинский В.И., Са-мощенко И.С., Глазырин В.В. Эффективность правовых норм. М., 1980.
4. Лапаева В.В. Социология права. М.: Норма, 2004.
5. Лебедев М.П. Государственные решения в системе управления социалистическим обществом. М., 1974.
6. Лейст О.Э. Сущность права. М., 2002.
7. Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право. М., 1973.
8. Пашков А.С., Чечот Д.М. Эффективность правового регулирования и методы ее выявления // Советское государство и право. 1965. №8. С. 3.
9. Правовая мысль ХХ века: сб. обзоров и рефератов. М.: ИНИОН РАН, 2002.
10. Проблемы эффективности работы управленческих органов / под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 1973.
11. Русская философия и социология права. Изд. 2-е. Ростов н/Д: Феникс; Краснодар: Краснодар. акад. МВД России, 2005.
12. Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А.М. Прохоров. 4 изд. М.: Сов. энцикл., 1989.
13. Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права. Ярославль, 1919.
14. Ушаков А. А. О науке законографии, ее содержании и задачах // Правоведение. 1975. №4. С. 101-102.
15. Фаткуллин Ф.Н. Проблемы теории государства и права: курс лекций. Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 1987.
16. Философия права / под ред. О.Г. Дани-льяна. М.: Изд-во Эксмо, 2005.
17. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2006.
18. Хайдеггер М. Бытие и время. СПб: Наука, 2002.
19. Эффективность правовых норм. М., 1980.
THE LEGAL NORMS EFFICACY'S PROBLEM IN THE CONTEXT OF LA W THE CONFLICTOLOGY
L.T. Bakulina, N.R. Nugaeva
Kazan State University, 420008, Kazan, Kremlevskaya str., 18
We study the legal norms efficacy’s problem in the light of intersubjective approach that is deeply rooted in Russian spiritual traditions and at the same time in Western philosophy. The legal norms efficacy that measured by standard methods should be calculated on deviations of the conflicts level from the average.
Keywords: legal norms efficacy; intersubjective approach; law conflicts
