CC BY
13
ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ
А.Ю. ДОЛГОВ
«ПРОБЛЕМА 2012» КАК ВЫЗОВ ДЛЯ РОССИЙСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ
ИНСТИТУТОВ
Институциональная среда по общему признанию обществоведов является одним из важнейших факторов, влияющих на успешность тех или иных изменений. Институты не только играют роль каркаса, который служит основой общественной системы, но также закладывают основу будущего развития.
Задача институциональных исследований - объяснить влияние институциональной среды на действия политических акторов, и наоборот - влияние политических акторов на институциональную среду, а также показать логику и закономерности институциональных изменений. Особенно актуальной задача понимать институты становится в свете «проблемы 2012», когда, возможно, возникнет перспектива институциональных изменений.
Россия постсоветского периода от «лихих 1990-х» до периода «политической стабильности 2000-х», от «берите суверенитета сколько хотите» до «парламент не место для дискуссий» проделала противоречивый путь политической институционализации: если в 90-е годы перспектива демократического развития сохранялась, то реформы 2000-х годов подобные ожидания фактически свели к нулю. Был взят курс на обеспечение стабильности политической системы через «теневые» неформальные практики с опорой на финансово-бюрократический аппарат и выхолащивание институтов.
В данной работе использовано определение институтов как совокупности механизмов и правил, структурирующих политическое пространство и влияющих на политических акторов в их действиях и решениях. В таком случае к политическим институтам можно отнести партийную систему как совокупность «правил игры» между партиями, а также между партиями и государством; избирательную систему как «правила игры», обеспечивающие доступ к политической власти через электоральные механизмы; федерализм как систему организации власти, как совокупность «правил игры» между федеральным центром и регионами и т.д. К понятию «политический институт» могут относиться и определенные акторы (например, институт президентства как актор, концентрирующий в себе принятие важнейших политических решений, влияющих на другие институты, и государство как совокупность политических институтов или некий «мегаинститут» власти). Политические институты связаны с действиями некоего «коллективного актора» политики, стремящегося через институты получить, сохранить, перераспределить и воспроизвести свою власть.
Для институциональных исследований принципиальным является вопрос о роли политических институтов в политическом процессе. Как отмечает П.В. Панов, если мы стремимся «исследовать влияние институтов на взаимодействие акторов, институты -независимая переменная. Если мы исследуем взаимодействие акторов с целью создания или изменения институтов, они - зависимая переменная, и представляют собой результат, последствие данного взаимодействия» [Панов П.В., 2006, с. 51]. Таким образом, институты выступают в качестве зависимой переменной, если мы стремимся рассмотреть действия акторов; и в качестве независимой, если стремимся определить возможные действия акторов в сложившейся политической системе.
Парадокс институциональных изменений заключается в том, что, по общему признанию институционалистов, политические институты являются результатом действия акторов политического процесса, но в то же время они действуют в рамках уже существующих институциональных матриц, и их стратегии построены с учетом уже существующих «правил игры». Следовательно, политические акторы не могут быть полностью самостоятельными в своих решениях. Эта дилемма является ключевой для двух основных направлений нового институционализма - институционализма
рационального выбора и социологического институционализма. Если с точки зрения институционализма рационального выбора новые институты есть реализованные стратегии политических акторов, которые стремились создать наиболее выгодные для себя позиции, то представители социологического институционализма считают, что «новые институты перенимаются из существующего мира институциональных шаблонов» [Hall P., Taylor R., 1995, p. 953]. Схожим образом создание институтов рассматривается в рамках исторического институционализма, где стратегии и решения акторов ставятся в зависимость от предыдущего политического развития.
Политическое развитие постсоветской России в ракурсе взаимозависимости институты / акторы целесообразно рассматривать, выделяя два основных периода. 1. Начало 1990-х, когда происходит выбор институционального дизайна и определяется вектор институционального развития (институты в данном случае являются зависимыми переменными и определяющую роль в процессе ин-ституционализации играют рациональные стратегии политических акторов, принимающих решение о том, какая «институциональная матрица» будет заложена в основу политической системы).
2. 2000-е годы, когда акторы действуют в сложившейся институциональной среде, и их стратегии во многом определяются установившимися в начале 90-х правилами игры. Акторы продолжают вносить изменения в политическую систему, но при этом действуют в рамках заданного вектора. Фактически это означает, что акторы вынуждены ужесточать политический режим и еще интенсивнее выхолащивать содержание закрепленных демократических норм, все больше опираясь на неформальные институты. Такая стратегия опасна тем, что, не создав прочного институционального фундамента и не определив вектор дальнейшего институционального развития, политическая система в любой момент рискует оказаться в затяжном кризисном состоянии.
Среди основных причин необходимости институциональных изменений современные исследователи называют снижение уровня политической неопределенности. Институты - один из важнейших механизмов преодоления неопределенности. Как отмечает Д. Норт, «изменение институционального каркаса влечет за собой изменение в структуре стимулов и является существенным условием для уменьшения неопределенностей окружающей среды с течением времени» [Норт Д., 2010, с. 34]. Институты фактически
составляют каркас политической системы, и от устойчивости и эффективности институтов зависит эффективность политической системы в целом.
Если институты не могут обеспечить работоспособность политической системы, это означает, что в процессе их создания либо в условиях их деятельности присутствует тот или иной дефект. Дефективность политических институтов может быть связана с различными факторами - от рациональных стратегий политических акторов до зависимости от предшествующего развития и выбора институциональной матрицы в прошлом. Следуя логике инсти-туционализма рационального выбора, акторы должны отказаться от таких институтов и создать новые. Однако на практике неэффективные институты могут существовать довольно продолжительное время, и акторы никак не могут их «улучшить» либо, что особенно актуально для России, даже не стремятся этого сделать.
Безусловно, создание и поддержание эффективности институтов требует политической воли тех, кто принимает стратегические решения. Нужна стратегия долгосрочного развития, нацеленная на создание эффективных демократических институтов. Хотя на начальном этапе их создания для политических акторов это будет сопряжено с большими издержками, по прошествии периода институционализации политическая система приобретет черты работоспособной и управляемой с наименьшими политическими и экономическими затратами. Хотя еще раз стоит отметить, что такой вариант возможен только при условии направленных на это реальных политических стратегий и периода контроля и поддержки создаваемой институциональной среды со стороны политических акторов.
Практически любой аспект политических изменений имеет свои формально-правовые особенности. Когда официальные нормы превращаются в фикцию, а правила устанавливаются и меняются в зависимости от интересов правящей группировки, тогда начинается господство неформальных институтов. В таком случае демократия признается «дефектной», и причиной повреждения либерально-конституционных, легитимных и легально установленных норм часто является вытеснение формальных институтов неформальными правилами [Меркель В., Круассан А., 2002, с. 20]. Исследователи выделяют несколько возможных сочетаний взаимодействия формальных и неформальных институтов [Helmke G.,
Ьеу^ку 8., 2004, с. 728] либо отмечают «подрывной» характер неформальной институционализации в рамках «симбиотического» взаимодействия формальных и неформальных институтов [Гельман, 2010Ь, с. 10]. В любом случае, признавая существование неформальных институтов как неизбежного феномена политики, исследователи сходятся в том, что в ходе постсоветских трансформаций эти институты приобрели характер дисфункции, порождающей такие негативные явления, как коррупция, клиентелизм, клановость, правовой нигилизм и т. д.
Поэтому следует выделить две ключевые проблемы изменений политических институтов в России: формально-правовой институциональный дизайн, ограничивающий политическую конкуренцию, и сложившуюся систему неформальных институтов, препятствующую эффективному действию институтов в целом. Две эти тенденции, сознательно заложенные в ходе реформ в 1990-е, впоследствии только усиливались и в итоге подвели страну к своеобразному институциональному коллапсу, когда институты перестали выполнять основообразующую для общества функцию, в связи с чем последствия любого политического или социально-экономического кризиса становятся непредсказуемыми.
1990-е: Выбор траектории развития
Первые годы постсоветских трансформаций открывали перед реформаторами своеобразные «двери» институциональных возможностей, когда существовало довольно большое количество альтернатив политического развития. Перестройка оживила политическое пространство в СССР, и существовавшие до этого политические институты, обеспечивавшие воспроизводство политической системы, изменили свое содержание. Теперь они стали использоваться для политической борьбы, поэтому прежние «выборы без выбора» трансформировались в альтернативные и частично свободные выборы, а представительные институты наполнялись реальными полномочиями и из декоративного политического института становились реальной политической силой. Верховный совет РСФСР вполне мог претендовать на роль базообразующего института в условиях неопределенности.
Именно в эти годы определялись основополагающие «правила игры» - устанавливался формальный институциональный
дизайн и складывались неформальные практики российской политики. Перспективы демократизации в России казались весьма благоприятными, и у российского демократического транзита существовал определенный «задел» для развития.
Произошедшие в 90-е годы перемены во многом определили вектор дальнейшего развития российской политики. Институциональные изменения 90-х стали фундаментом, на котором в дальнейшем эволюционировал политический режим. Поэтому при попытке создать «мостик» между политическими преобразованиями 1990-х и политическими преобразованиями 2000-х годов целесообразно использовать идею исторического институционализма -«path dependency», т.е. «зависимость от траектории предшествующего развития».
Пожалуй, наиболее важным для будущего политического развития страны стал выбор институционального формата разделения властей, обеспечивающего доминирование исполнительной власти над законодательной. В начале 90-х в условиях жесткой политической борьбы сохранялась альтернатива выбора более демократического варианта взаимодействия законодательной и исполнительной власти.
Начальный этап построения демократических институтов во многом был дефектен, поскольку отсутствовала ситуация взаимозависимого выбора. Ситуация взаимозависимого выбора должна включать в себя следующие элементы: множество участников, принимающих решения; множество действий, доступное для каждого из этих участников; последовательность, в которой эти действия могут быть предприняты; непрерывно поступающая информация о уже принятых решениях; а также результаты, соответствующие каждому возможному набору действий, предпринятых индивидами в данном обществе [Ордешук П., 1994, с. 29].
Закрепление нового институционального порядка произошло с принятием Конституции 1993 г. Но Конституция не была результатом основного механизма демократии - «переговорного процесса» [Сергеев В.М., 1999]. Она стала закреплением полномочий стороны, победившей в противостоянии законодательной и исполнительной власти.
Рассматривая содержание Конституции РФ с точки зрения неоинституционализма, стоит отметить, что ее нормы благоприятствуют существованию доминирующего игрока, но при этом сохра-
няют ключевые элементы демократического политического устройства. Подобное рассогласование приводит к тому, что политические институты на практике становятся декорациями, «квазиинститутами».
Существующая в начале 90-х годов политическая ситуация требовала снижения уровня конфликтности между властями, а также между властью и обществом. Для этого было необходимо создать мощный политический институт с широчайшими полномочиями, доминирующий над всеми другими институтами. Такое содержание было вложено в институт президента. Конституция закрепила полномочия Ельцина и заложила основы формирования «суперпрезидентского» режима, что, кстати, станет основой для политических трансформаций в 2000-е годы.
Нормативное положение, что президент «назначает с согласия Государственной Думы Председателя Правительства Российской Федерации» и «принимает решение об отставке Правительства Российской Федерации» (ст. 83 Конституции РФ), ставит исполнительную власть почти в полную зависимость от решения президента. В данном случае институт президента ограничивает и направляет деятельность правительства, и правительство вряд ли пойдет на конфликт со своим «патроном». Поэтому исполнительная власть в РФ является монолитным образованием с иерархич-ной структурой: президент - председатель правительства - кабинет министров.
При этом широким кругом полномочий обладает и председатель правительства как глава исполнительного органа. Это создает благоприятную почву для развития в будущем политического конфликта «президент-премьер». Фактически сильный президент, формально обладающий большими полномочиями, просто не сможет пойти на конфликт с председателем правительства, в чьих руках на самом деле находится больший объем властных ресурсов.
Что касается законодательной власти, то парламент также зависим от президентских решений. В случае с назначением председателя правительства «после трехкратного отклонения представленных кандидатур Председателя Правительства Российской Федерации Государственной Думой Президент Российской Федерации назначает Председателя Правительства Российской Федерации, распускает Государственную Думу и назначает новые выборы» (ст. 111 Конституции РФ). Это означает, что депутаты просто не
заинтересованы идти на конфликт с президентом по вопросу о формировании нового правительства, ибо рискуют потерять свои полномочия. Президент, таким образом, благодаря механизму роспуска Госдумы «в случаях и порядке, предусмотренных Конституцией Российской Федерации» (ст. 84 Конституции РФ) является доминирующим актором.
В политической системе РФ складывалась ситуация, когда институты стали ограничивать политическую конкуренцию благодаря преимуществу и доминированию определенных игроков -«вето-игроков» [Т8еЬеН8 О., 2002, с. 19]. Монопольное право устанавливать «правила игры» получает один актор. Остальные акторы вынуждены подстраиваться под существующие стратегии «институционального победителя». Фактически это означает, что политические институты действуют «предвзято» и избирательно, обеспечивая безоговорочную победу вето-игрока и не допуская до властных позиций всех остальных.
Существующие конституционные нормы обозначили тенденцию к властному моноцентризму. Политическим институтам представительной власти в таких условиях отводилась надстроечная функция - они должны были обеспечить видимость конкурентной борьбы. В 90-е годы из-за «слабости государства» эта конкуренция все же существовала. Однако столь значительные полномочия президента и исполнительной власти в целом привели к тому, что формирование и деятельность всех остальных институтов фактически полностью зависят от решений и действий доминирующего актора.
Другим важным фактором становления институциональной среды российской политики стали электоральные нормы. Институциональным механизмом, созданным для обеспечения доминирования в электоральном процессе, стала «партия власти» как «стратегия, обусловленная необходимостью адаптации элит, не имеющих опыта участия в выборах, к новым институциональным условиям» [Голосов Г.В., Лихтенштейн А.В., 2001, с. 6]. В 90-е годы эти структуры создавались под конкретную задачу - обеспечить лояльность парламента за счет действия в электоральном пространстве партии, поддерживаемой государством. Такими партиями в 90-е годы были: «Выбор России» (1993), «Наш дом Россия» (1995) и «Единство» (1999). Именно с помощью этих партий президент пытался уменьшить нестабильность в отношениях с парла-
ментом, который, несмотря на ограниченный круг полномочий, стремился конкурировать с исполнительной властью.
Помимо политических партий существовала и иная самостоятельная политическая сила - губернаторский корпус. Будучи всенародно избранными в своем регионе губернаторы обладали собственной легитимностью и могли вступать в торг с Москвой по поводу установления «правил игры» с большими полномочиями. Взаимодействуя на федеральном уровне, например через Совет Федераций, они создавали реальную политическую силу, способную бороться за свои интересы. Таким образом, демонтированную Б.Н. Ельциным в 1993 г. систему разделения властей по горизонтали отчасти компенсировало «разделение властей по вертикали», когда региональные власти служили противовесами по отношению к властям федеральным [Петров Н., 2007, с. 23].
В целом отношения центр-регионы требовали определенной институциональной системы. Но мощнейшие социально-политические процессы начала 90-х и центробежные тенденции заставили Центр искать консенсуса и определять условия договора с каждым регионом по отдельности, особенно если регион был экономически развит. В условиях жесткой конкурентной борьбы на федеральном уровне региональные элиты нужны были Ельцину «не как соперники, а как союзники, которым он готов был идти на уступки» [Ковалев В. А., 2010, с. 92]. Поэтому основной институциональной практикой, с помощью которой разграничивались полномочия центра и регионов в начале 90-х, стал Федеративный договор от 31 марта 1992 г.
Одним из итогов политической институционализации 90-х было то, что государство стало не социальным институтом, а институтом, обеспечивающим максимизацию власти и финансовых ресурсов правящим группам. С.М. Елисеев в связи с этим отмечает актуальность теории «эксплуататорского государства», согласно которой «государство, используя монополию на насилие, пытается максимизировать собственные доходы и/или доходы группы, обладающей наибольшим потенциалом насилия и контролирующей государственный аппарат в ущерб благосостоянию общества» [Елисеев С.М., 2002, с. 76]. В условиях властного доминирования доступ к институтам могут иметь только лояльные власти акторы. Институционально это означает то, что к участию в политике стремятся акторы, главной целью которых является получение
прибыли, при этом акторы полностью лояльны доминирующему игроку, поскольку понимают, что если они выступят против него, они потеряют доступ к благу. Таким образом, полностью выхолащивается идея политического института, который должен служить каналом аккумуляции и принятия политических решений в интересах широких общественных слоев.
2000-е: Монополизация и «вертикализация» власти
В начале «нулевых» новому президенту досталось та же модель «слабого государства» при доминирующем его (президента) институциональном положении. Институт президента обладал по сравнению с другими институтами большими полномочиями, но существовала сложившаяся система неформальных институтов (крупный бизнес, регионы), играющих на определенную децентрализацию управления. В. В. Путин имел возможность использовать договорную стратегию с акторами политического процесса, но он предпочел «силовой» вариант, убрав с политического поля всех альтернативных игроков, которые потенциально могли угрожать в борьбе за власть.
Задачей государства стала защита приватизации и ее последствий. Политические элиты в первую очередь были нацелены на сохранение и укрепление сложившегося порядка. Стратегия «слабого государства» при Б.Н. Ельцине поставила под угрозу существование такого порядка, потребовалось сильное государство, чтобы избавить политический процесс от неопределенности. Именно политическое развитие 90-х годов позволило провести ряд изменений в 2000-е, которые усилили позиции доминирующего актора.
За первое десятилетие институциональных трансформаций в России образовалось два новых актора, способных участвовать в борьбе за власть на общероссийском уровне, - это крупный бизнес и губернаторский корпус. Главный удар новой власти пришелся именно на эти центры власти. Если Ельцин ввиду фрагментации политического поля и сложной экономической ситуации вынужден был идти на переговорные стратегии, то при Путине такие соглашения приобрели характер «предложения, от которого невозможно отказаться» или «навязанного консенсуса» [Гельман В.Я., 2010а, с. 27].
В годы президентства В. В. Путина изменились отношения между институтами федеральной и региональной власти. При этом федеральный центр использовал как формальные, так и неформальные рычаги давления в процессе централизации. Региональные институты потеряли всякую возможность торга с федеральными, превратившись в «институциональные фасады».
Публичное пространство политики и политическая конкуренция обеспечиваются такими важнейшими демократическими институтами, как политические партии и выборы. Именно эти институты являются, с одной стороны, основными каналами попадания во власть, а с другой - каналами контроля и связи гражданского общества с государственной властью. В то же время для доминирующего политического актора эти институты являются основными источниками политической конкуренции и, следовательно, создают риски и неопределенность в борьбе за власть. В «путинскую эпоху» тенденция на моноцентричность власти была усилена. Президент, как и прежде, выступает гарантом и арбитром, но при этом его реальный политический вес сильно увеличивается, все политические институты иерархизируются в отношении доминирующего актора.
Важнейшим шагом в институциональном строительстве «нулевых» годов стали избирательная и партийная реформы, проводимые в комплексе с другими нововведениями, ограничивающими и сужающими пространство политической борьбы в России. Вместе с «послушными» государственными органами нужно было иметь
и послушные институты гражданского общества, ограниченные в участии во власти.
Партии - это институт, который в принципе сложно контролировать, даже имея экономические рычаги влияния. Связано это с тем, что политические партии могут создаваться непосредственно ассоциациями граждан, т.е. свободно. Поэтому одной из первых институциональных мер начала 2000-х стала «зачистка» партийного пространства. Для этого были использованы как формальные, так и неформальные институциональные механизмы.
Монопольное право государства контролировать игроков политической арены было реализовано в ФЗ «О политических партиях». Как отмечает А. Кынев, предусмотренный в этом федеральном законе механизм их создания предусматривает создание пар-
тий не путем постепенного аккумулирования местных инициатив (т. е. снизу вверх), а путем фактического найма региональных структур федеральными органами партии (т.е. сверху вниз) [Кы-нев А.В., 2006, с. 120].
В 90-е годы феномен «партии власти» не имел устойчивого характера. Для обеспечения лояльного большинства в нижней палате «партия власти» создавалась под конкретные выборы и носила промежуточный характер. В 2000-е годы возобладала другая стратегия - создание постоянной партийной силы в электоральном пространстве, полностью лояльной и подотчетной исполнительной власти. Созданная в 2001 г. партия «Единая Россия» должна была играть роль проекции государства в гражданском обществе, обеспечивая его доминирующее положение во всех выборных органах. Остальные партии в такой ситуации выполняют функцию оппозиционного фасада, и вынуждены играть по правилам доминирующего игрока. Если же они займут позицию, не приемлемую для доминирующего актора, они рискуют оказаться «вне закона» -действующие политические институты и административное давление не позволят существовать такой политической силе.
Для еще большего контроля партийного пространства под конкретные выборы создавались не только «партии власти», как это было в 90-е, но подконтрольные партийные проекты (своеобразные «спарринг-партнеры», а также «спойлеры»), главной целью которых было «оттягивать» голоса оппозиционных партий и обеспечивать видимость конкуренции. Таким образом, ликвидировав партийную конкуренцию, доминирующий актор снизил риски попадания в парламент каких-либо оппозиционных элементов.
Следует отметить, что В.В. Путин действовал в рамках существующего общественного запроса. «Дефицит государства» и демократия «лихих 90-х» были удачно заменены стабильностью и огосударствлением. Стабильность политических институтов зависит от уровня консенсуса между властью и обществом, а также от единства в элитных группах. Причем отсутствие стабильности в одной связке может повлиять на стабильность другой. В 2000-е годы, во время президентства Путина, стабильность была обеспечена высокими ценами на энергоресурсы, что в свою очередь создавало видимость благополучия. Однако упор на развитие ресурсодобывающей экономики в целом ведет к снижению стимулов к демократизации, усилению авторитарных тенденций с целью обеспе-
чить / сохранить политический контроль над природной нефтью [Щербак А Н., 2007, с. 303].
Институты при Путине перестают играть роль «снятия напряжения» и разрешения конфликтов. Как итог, в условиях любого кризиса (экономического, политического, социального) это может привести к тому, что борьба за ресурсы будет усиливаться, а политических механизмов ее урегулирования не будет. К тому же доминирующий актор выбирает стратегию «кнута», ужесточая «правила игры». Для легитимации режима правящие группы в электоральном пространстве активно внедряют неформальные институты («национальный лидер», «Общероссийский народный фронт» и т.п.). Однако это только усугубляет проблему управляемости политической системы, поскольку последствия таких нововведений в условиях отсутствия эффективных институтов порой могут быть непредсказуемыми. Таким образом, в ходе институциональных изменений 2000-х сложилась ситуация «институциональной ловушки» [см.: Гельман В., 2010а].
Российские политические институты в свете «проблемы 2012»
Проблема институтов вновь актуализируется. Нарастает потребность в изменении ввиду растущей социальной напряженности. Политические институты в нынешнем состоянии препятствуют полноценному развитию общества. Правящие группы вне зависимости от признания или непризнания этого факта не будут стремиться провести серьезные изменения политической системы, поскольку в таком случае это чревато потерей власти. Однако и оставить все как прежде чревато потерей контроля над ситуацией. В этом и заключается суть «институциональной ловушки», в которую завели Россию институциональные трансформации двух последних десятилетий. В такой ситуации единственной рациональной стратегией акторов для сохранения status quo, по-видимому, будет дальнейшее ужесточение режима. От того, какие политические решения будут приняты в ближайшие годы, будут зависеть дальнейшие альтернативы развития России.
Не имея ни стимулов, ни возможности для реальных институциональных преобразований, правящие группы вынуждены идти на всевозможные политтехнологические ухищрения, призванные обеспечивать существующее политическое равновесие. Так, «про-
блема 2008» была решена «тандемократией» - неформальным соотношением нового президента и «национального лидера», обладающего несравненно большим политическим ресурсом. В период президентства Д. А. Медведева реальных структурных изменений не последовало, а позиция доминирующего актора только усилилась (в частности, был увеличен срок президентских полномочий с четырех до шести лет).
Сама «проблема 2012» с точки зрения политических институтов представляется не как выбор альтернатив политического развития, а ожидание того, к каким последствиям приведет страну существование неэффективных политических институтов и что станет импульсом политических изменений. К тому же принципиальной разницы в том, кто станет очередным президентом Российской Федерации, в сложившихся институциональных условиях фактически нет.
По сути, система российских политических институтов представляет собой сегодня сложнейший клубок противоречий и проблем, связанный как с зависимостью от предшествующей ин-ституционализации, так и с рациональными стратегиями акторов. И для любых серьезных изменений системы «гордиев узел» политических институтов просто не приспособлен. В связи с этим давление на институты, а точнее, на необходимость их изменения или даже полной смены, будет только нарастать. В любом случае и стратегия дальнейшей консервации режима, и стратегия «закручивания гаек» со стороны правящих групп рано или поздно приведут к необходимости масштабных политических изменений. Однако откуда последует импульс этих изменений, пока остается неясным.
Список литературы
Гельман В.Я. (a) Россия в институциональной ловушке // Pro et Contra. - М., 2010. - Т. 14, № 4-5. - С. 23-38.
Гельман В.Я. (b) «Подрывные» институты и неформальное управление в современной России // Полития. - М., 2010. - № 2 (57). - С. 6-24.
Голосов Г.В., Лихтенштейн А.В. «Партии власти» и российский институциональный дизайн: Теоретический анализ // Полис. - М., 2001. - № 1. - С. 6-14.
Елисеев С.М. Выйти из «Бермудского треугольника»: О методологии исследования посткоммунистических трансформаций // Полис. - М., 2002. - № 6. - С. 71-82.
Ковалев В.А. Политические альтернативы в современной России. - Сыктывкар: Изд-во Сыктывкарского ун-та, 2010. - 204 с.
Кынев А.В. Избирательная реформа Владимира Путина и региональные выборы // Неприкосновенный запас. - М., 2006. - № 6 (50). - С. 117-129.
Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях // Полис. - М., 2002. - № 2. - С. 20-30.
Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. - М.: Изд. дом Гос. унта - Высшей школы экономики, 2010. - 256 с.
Ордешук П. Эволюция политической теории Запада и проблема институционального дизайна // Вопросы философии. - М., 1994. - № 3. - С. 24-36.
Панов П.В. Институционализм рационального выбора // Институциональная политология: Современный институционализм и политическая трансформация России / Под ред. С.В. Патрушева. - М.: ИСП РАН, 2006. - 600 с.
Петров Н. Субституты институтов // Отечественные записки. - М., 2007. - № 6. -С. 93-104.
Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. - М.: МОНФ, 1999. - 147 с.
Щербак А.Н. «Нефтяное проклятье» и постсоветские режимы: Политико-экономический анализ // Новые направления политической науки: Сб. статей / Под ред. С.Г. Айвазовой, С.В. Патрушева и др. - М.: РАПН: РОССПЭН, 2007. -С. 301-322.
Hall P., Taylor R. Political science and the three new institutionalism // Political studies. - Guildford, 1995. - Vol. 55, N 1. - P. 936-957.
Helmke G., Levitsky S. Informal institutions and comparative politics: A research agenda // Perspectives on politics. - Cambridge, 2004. - Vol. 2, N 4. - P. 725-740.
Tsebelis G. Veto players: How political institutions work. - Princeton: Princeton univ. press, 2002. - 320 p.
