CC BY
74
Мамаш и общество
Анастасия БОРДОВСКИХ
ПРИРОДА ПОЛИТИЧЕСКОГО РИСКА В УСЛОВИЯХ ПЕРЕХОДА ОТ МЕЖДУНАРОДНОГО К ГЛОБАЛЬНОМУ МИРОУСТРОЙСТВУ
Если открыть сегодня даже самое небольшое пособие по риск-менеджменту, в оглавлении наряду с индустриальными, экологическими и инвестиционными рисками будет располагаться категория риска политического, который требует совершенно особого подхода к анализу и специальных методик оценки. Большую роль в популяризации данного феномена сыграли международные консалтинговые агентства, начавшие во второй половине XX в. публиковать рейтинги стран по уровню политического риска на основе технологий, разработанных еще 60-е гг.
Вместе с тем результаты, публикуемые в широком доступе рейтинговыми агентствами, играют не последнюю роль в присваивании «ярлыков» политического климата тем или иным странам. Вопрос, который мы задаем себе, — соответствуют ли по-прежнему модели второй половины ХХ в. сегодняшним реалиям и, соответственно, насколько правомочны выводы рейтинговых агентств, принимаемые во внимание операторами международных рынков.
На протяжении как минимум тридцати лет ученые самых разных областей пытались вывести модель оценки политического риска, которая базировалась бы на совершенно определенном наборе факторов. В 70-е — 80-е гг. Жан де ла Торре и Чарльз Кеннеди сделали первую попытку классифицировать политические риски, что позволило впоследствии сгруппировать и источники их возникновения, а следовательно, выработать пригодные для прикладных исследований методы их диагностики. Стоит отметить наиболее применяемые сегодня разработки Ж. де ла Торре и Д. Некара1, которые первыми сгруппировали риски по источникам возникновения, и Жан-Поля Ламберта2, классифицировавшего политические риски по объекту воздействия. Данные классификации прекрасно дополняют друг друга — первая позволяет сформировать полный список политических рисков, присущих той или иной среде, вторая же сужает его до интересующих исследователя областей коммерческой деятельности. Результатом всех этих отдельных изысканий стало создание вполне конкретных моделей анализа. Наибольшее распространение получила так называемая «модель принца», которую часто еще называют по имени ее разработчиков — американских ученых Уильяма Коплина и Майкла О’Лири»3. Данная технология позволяла исследовать политический риск, с которым сталкиваются коммерческие структуры и их сотрудники в условиях развитых трансграничных взаимосвязей. Анализ ведется по четырем основным направлениям хозяйственной транснациональной деятельности — движению финансовых средств
1 De la Torre J., Neckar D. Forecasting political risk for international operations. — International journal of forecasting, 1988.
2 Lambert J.-P Operations internationals et risques politiques. — Paris: L’Argus, 1984.
3 About “PRS” and the Coplin—O’Leary System. Methodology. http://www.prsgroup. com/PRS_Methodology.aspx
БОРДОВСКИХ Анастасия Николаевна, кафедра политического анализа факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова
между границами государств, инвестиционной активности, экспортным операциям и торговле. В основе оценки лежит стабильность политического режима; соответственно, чем меньше вероятность смены политического режима, тем ниже уровень политического риска в данном государстве.
Практически все подходы к определению, классификации и оценке политических рисков были разработаны в период с 60-х до 90-х г. XX в., и с тех пор установившаяся система анализа не претерпела каких-либо серьезных изменений. Однако очевидно, что за последние 10—15 лет в обществе произошли серьезнейшие трансформации, которые, может быть, не оказывают прямого воздействия на политические риски, но, тем не менее, меняют поле его возникновения. Когда мы говорим о «поле», мы прежде всего подразумеваем совокупность взаимосвязей политического характера в том или ином исследуемом пространстве. Суть подхода всех существующих на сегодняшний день систем оценки состоит в том, что основная ответственность за риск возлагается на национальное государство, которое до сих пор сохраняло за собой роль главной политической арены. Государство представляло собой своего рода институциональную матрицу для возникновения и развертывания внутренних политических конфликтов, а его внешний контекст определяла биполярная структура международных отношений1.
До сегодняшнего дня политические риски анализируются в контексте двухуровневой системы взаимосвязей «государство — хозяйствующий субъект» через рассмотрение условий и факторов политической институционализации, прежде всего, на микро- и макроуровнях. Данный вывод мы делаем на основе списка факторов, которые принимаются к рассмотрению при построении той или иной модели политического риска. Как группа внутренних, так и группа внешних факторов принимают государство за некий центр, ядро, от которого и к которому тянутся те или иные взаимосвязи. Модель Коплина О’Лири строится по тому же принципу и до сих пор остается основной технологией исследования политических
1 Глухова В. Политическая конфликтология перед вызовами глобализации // Социальные исследования, №6. - М., 2005, стр. 102.
рисков в таких лидирующих аналитических агентствах, как PRS Group (Political Risk Services), Global Insight, Inc. и др.
Рассмотрение структуры политической матрицы в эпоху глобализации отвечает на вопрос, эффективны ли по-прежнему применяемые методики анализа политического риска, или же технология требует коренного пересмотра.
Весьма интересен тот факт, что глобализация, явившаяся следствием, прежде всего, процессов экономического характера, породила крайне политизированную общественную структуру. Сегодня субъектами принятия политических решений являются не только правительства национальных государств, но и ряд международных правительственных и неправительственных организаций, различные коммерческие структуры, которые обладают подчас большими финансовыми возможностями, чем отдельно взятые государства. С этой точки зрения можно говорить о размытости центра политического влияния, а точнее — о существовании нескольких таких центров. Их определение становится отправной точкой модификации моделей оценки политических рисков.
В матрице современного мира переплетены индивиды, национальные государства, надправительственные структуры и транснациональные корпорации. Для сгущения красок к списку можно также добавить наднациональные (региональные) объединения и, наоборот, активизирующиеся более мелкие, чем государство, политические единства. Ответственность за политические риски в основном возлагается на национальное правительство, однако процессы глобализации дают сильные рычаги контроля институтам, никак не связанным с ними. Принципиальное значение при анализе политического риска имеют, прежде всего, сами государства, а также различные неправительственные организации (национального и глобального уровня), межправительственные объединения и союзы, транснациональные корпорации и банки. Коротко рассмотрим перечень вышеупомянутых транснациональных акторов.
С позиции оценки политического риска интересно наблюдать за изменением положения национального государства. Политический риск возникает при нали-
чии зависимостей властно-административного характера, поэтому традиционно его исследовали в области взаимоотношений национального правительства с его хозяйствующим субъектом. Однако если раньше государство было исключительно субъектом принятия решений в данной взаимосвязи, то сегодня оно само становится одним из хозяйствующих лиц в рамках глобального «мира без границ»1. Из этого следует, что в настоящее время каждое государство как целое сталкивается с понятием политических рисков. Вопрос состоит в том, кто является субъектом политических решений в данном случае. Соответствующий ресурс в определенных ситуациях есть у международных организаций, в некоторых случаях — у транснациональных корпораций, а иногда — у других более сильных государств. В связи с третьей альтернативой распространение получила модель «центр — периферия», в которой «центр» оказывает влияние посредством своих финансовых возможностей на остальное пространство. «Центр» дает инвестиции, в которых так сильно нуждается «периферия». Зачастую это приводит к резкому реформированию экономики — повышается напряженность внутри страны, что приводит к повышению внутреннего политического риска, а определенный временной лаг — и к повышению внешнего. Так возник один из самых опасных в настоящее время политических рисков, который условно называют «подкрадывающейся экспроприацией» (creeping expropriation)2.
В рамках анализа межправительственных организаций мы столкнемся с той же проблемой «центр — периферия». Государства со слабыми политическими и финансовыми возможностями нередко оказываются «за бортом» даже в тех организация, которые принципиально не имеют ограничений по принятию в свое членство. Даже если экономически слабое государство становится в один ряд с могущественными державами, реально оно имеет мало возможностей для влияния на принятие того или иного решения. Данную асимметрию очень важно
1 Глухова В. Политическая конфликтология перед вызовами глобализации // Социальные исследования, №6. - М., 2005, стр. 102.
2 Стиглиц Дж. В тени глобализации. //Проблемы
теории и практики управления, №2, 2003.
учитывать при анализе политического риска. Государство, не имеющее представительства в «открытой» организации, волей-неволей становится ей «оппозиционным», а, как известно, наличие конфликта и столкновение властных интересов стразу порождает риски политического свойства.
Транснациональные корпорации (ТНК) и транснациональные банки (ТНБ) вообще имеют краеугольное значение в исследуемом нами предмете. Именно с их развитием теоретические исследования получили ценнейшую практическую основу верификации сформулированных ранее подходов. Изначально ТНК представляли собой в чистом виде экономическую мощь. Они как раз и являлись главным объектом трансграничного политического риска. Деловые интересы ТНК подчас вступают в противоречие не только с иностранными государствами, на территории которых они ведут свою деятельность, но и с «родными» странами, которые могут иметь сложные межправительственные отношения с территориями, где ведется реальная производственная деятельность. Географический охват вкупе с финансовыми рычагами дал возможность ТНК действовать весьма активно на международной политической арене и сегодня, волей-неволей, правительствам приходится считаться с их позициями, что говорит о весьма серьезном сдвиге властно-административного акцента в их отношениях.
В последние годы объектом пристального изучения стали взаимоотношения транснациональных корпораций с международными неправительственными организациями (МНПО), которые также являются одними из акторов глобального пространства. По свидетельствам канадской нефтяной компании «Талисман», обвинения со стороны различных МНПО в нарушении прав человека на предприятиях в Судане привели, помимо потери огромных инвестиций в этой стране, еще и к многомиллионным убыткам на территориях, «сочувствующих» Судану3. Если еще в шестидесятые годы прошлого века таких примеров насчитывалось десяток, то сегодня их тысячи. Сила МНПО состоит в том, что они чаще всего руководствуются неэкономическими сообра-
3 Sudan, Oil, and Human Rights // Human Rights Watch. - NY, 2003.
жениями, а это позволяет им получить поддержку широких слоев населения и государства.
Наряду с так называемыми «традиционными элементами» сегодня наращивает свое влияние новый актор международных отношений. Он не имеет никакого четкого институционального оформления, не имеет «аппарата» управления, структуры и прописанного функционала, но при этом является одним из основных центров влияния. Речь идет о процессах регионализации глобального пространства и развитии «ворот глобализации». Термин принадлежит отцу и сыну Андерссонам и закрепился в литературе после выхода в свет в 2002 г. их совместной статьи под названием «Ворота в глобальную экономику» (Gateways to the Global Economy)1. Этот элемент к настоящему времени настолько оформился и набрал политическую силу, что игнорирование его при проведении диагностики риска становится невозможным. Под воротами глобализации подразумеваются тесно взаимодействующие между собой системы небольшого числа небольших по размеру регионов, которые концентрируют в себе все основные финансовые, интеллектуальные, экономические и коммуникационные ресурсы. Через эти регионы проходят все основные финансовые и товарные потоки. К таким центрам относятся «Большой Лондон» (Юго-Восток Англии), «Большой Франкфурт», «Бостон —Нью-Йорк», «Токио — Осака» и т.д. Они начинают реально конкурировать с национальными правительствами не только стран периферии, но и центра. Не всегда совпадая с центрами государственной власти, они, тем не менее, концентрируют в себе важнейшие экономические интересы, одновременно становясь и не последними субъектами политического влияния. Учитывая, что благосостояние данных «ворот» гораздо выше общего уровня благосостояния государственной территории, на которой они находятся, правительственный аппарат сталкивается с проблемами экономической неоднородности, которые обычно отличают такие страны, как Россия, Индия, Китай, а также приводят зачастую к обострению политической напряженности. В неко-
1 Andersson A. Andersson D. Gateways to the Global Economy // Journal of Housing and Built Environment, Volume 17, Number 2, April 2002 , pp. 199—201.
торых случаях даже на территориях развитых стран можно наблюдать подобные асимметрии на примере Центральной Англии, экономика которой вот-вот придет в упадок на фоне развитого Лондона и окрестностей2, или отдельных территорий Восточной Германии, где ряд городов теряет до 20% населения в год3.
Структуру современного «поля», области формирования политического риска можно изобразить в виде трехуровневой композиции. Учитывая, что здесь мы большей частью говорим о риске, с которым сталкиваются нерезиденты — юридические и физические лица — в стране своего временного пребывания по экономическим причинам, то первый, или микроуровень, составят филиалы транснациональных корпораций и их сотрудники. Второй, или макроуровень, — это уровень самого государства со всеми присущими ему институтами власти и гражданского общества, включая национальные неправительственные организации, местные средства массовой информации и т.д. Третий уровень, или, как мы его условно назвали ранее, гигауровень, составляют организации наднационального характера, к которым относятся опять же транснациональные корпорации и банки, но уже выступающие как «отправители», а не «получатели» риска, международные правительственные и неправительственные организации, регионы, образованные как по экономическому, так и по территориальному признакам, международные каналы передачи информации, включая Интернет и т.д.
В чем же отличия современного поля возникновения политического риска от того, каким оно принималось за основу в исследованиях конца ХХ в.? Попробуем сформулировать основные из них.
1. Изменение положения национального государства в структуре субъектов принятия политических решений.
Важно отметить, что государство, представляя собой сегодня институт с наиболее серьезными, прежде всего административными, ресурсами политического влияния имеет совершенно особое положение в описываемой нами структуре.
2 Сергеев В.М. Экономические центры силы на пороге XXI в.// http://rami.ru/publications/ gorchakov/sergeev.rtf
3 Deutshe Bank Research // Housing Finance in Germany: Four major trends // 1 Nov., 2007, p.6.
На протяжении долгого времени действия государственного аппарата являлись практически единственным источником политического риска. В настоящее время государство по-прежнему остается самой серьезной административной силой, однако оно не имеет сегодня возможности абстрагироваться от влияния других транснациональных акторов, располагающихся в приведенной схеме на гигауровне.
2. Усиление влияния со стороны транснациональных акторов и выделение их в отдельный уровень политическое матрицы.
В структуре нескольких центров политического влияния транснациональные акторы могут оказывать воздействие на уровень политического риска для конечного реципиента (в нашем случае это филиалы ТНК) напрямую или опосредованно через национальные правительства и неправительственные институты макроуровня. Сильнейшими рычагами «прямого» влияния являются современные информационные технологии и свобода передвижения. Такое положение вещей в значительной степени ослабляет возможность контроля со стороны национального правительства за всеми процессами, происходящими внутри государства.
3. Государство как целое может трактоваться как хозяйствующий субъект и сталкиваться с «новыми» политическими рисками.
В ряде случаев, обычно в странах со слабым экономическим развитием и слабой нестабильной властью, субъектом политического риска может становиться государство как целое и, как мы уже говорили ранее, государство в таком случае выступает единым хозяйствующим субъектом глобального пространства, а политические риски, которым оно подвергается, можно назвать «новыми» политическими рисками.
Политический риск парализует развитие этого государства и источники его лежат уже не столько в плоскости взаимосвязи макро- и микроуровней; напротив, макроуровень теряет рычаги управления ситуацией под воздействием акторов, которые, согласно приводимой нами структуре, располагаются на самом верхнем — гигауровне.
Даже бегло сделанное нами рассмотрение центров политического влияния в современном мире свидетельствует о значительных изменениях природы политического риска.
Схема 1. Структура поля политического риска
