CC BY
40
торговле» подчеркивал актуальность борьбы с данным экономическим преступлением. Однако уже 25 декабря 1990 г. был принят, по сути, прямо противоположный по смыслу Закон РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности», окончательно открывший простор для частной инициативы.
На данной основе с рубежа 1990-х гг. в стране определился ряд областей деятельности, ранее недосягаемых для частника, а теперь легально осваивавшихся отечественными предпринимателями.
Литература
1. XXVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стеногр. отчет. Т. I. М., 1990.
2. Ведомости Верховного Совета СССР. 1988. № 22.
3. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1989. № 25.
4. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 16.
5. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 25.
6. Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1990. № 30.
7. Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1990. № 52.
Ст. 1867.
8. Масленников В.П. Кооперация наших дней. Опыт, проблемы, перспективы. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 1992.
9. Материалы объединенного Пленума Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии КПСС, 24-25 апреля 1991 г. М., 1991.
10. Материалы Пленума ЦК КПСС, 23 апреля 1985 г. М., 1985. С. 32.
11. Попов Г.Х. Блеск и нищета Административной Системы. М.: ПИК, 1990.
12. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 11. Д. 101. Л. 15.
13. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 20. Д. 68. Л. 13.
14. Российская газета. 1991. 29 окт.
15. Советская Россия. 1991. 29 окт.
ЛЕБЕДЕВА АЛЛА АЛЕКСАНДРОВНА - кандидат юридических наук, доцент кафедры частного права, Чебоксарский кооперативный институт, Россия, Чебоксары (lebedevarich@rambler. ru).
LEBEDEVA ALLA ALEKSANDROVNA - candidate of juridical sciences, associate professor of Private Law Chair, Cheboksary Cooperative Institute, Russia, Cheboksary.
УДК 338.43.02(470.62)”1918/1943”
Н.А. МАСЮКОВ
ПРИОРИТЕТЫ СОВЕТСКОЙ АГРАРНОЙ ПОЛИТИКИ И ИХ ВЛИЯНИЕ НА СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ОБЛИК КУБАНСКОГО КАЗАЧЕСТВА И КРЕСТЬЯНСТВА (1918-1943 гг.)
Ключевые слова: кубанская станица, советская аграрная политика, сельское хозяйство.
Рассмотрены социокультурные последствия аграрной политики большевистского государства в традиционно развитом аграрном регионе России в межвоенный период, показаны противоречивые тенденции эволюции настроений казачьего и крестьянского населения Кубани.
N.A. MASIUKOV
THE PRIORITIES OF THE SOVIET AGRICULTURAL POLICIES AND THEIR IMPACT ON THE SOCIO-CULTURAL APPEARANCE OF THE KUBAN COSSACKS AND PEASANTS (1918-1943)
Key words: kuban village, soviet agricultural policy, agriculture.
The article considers the socio-cultural implications of the agrarian policy of the bolshevik state in the traditionally well-developed agricultural region of Russia in the interwar period, shows the contradictory tendencies of the evolution of the sentiment of the cossack and peasant population of the Kuban.
Анализируя социокультурное развитие российского крестьянства в условиях становления большевистской государственности, нельзя не признать, что опре-
деляющее влияние на него оказали доминирующие тенденции аграрной политики, в собственно экономическом плане определяемой, в основном, как политика национализации. Наряду с этим, на наш взгляд, следует особо выделить и такой ее аспект, как превращение крестьянина в некое подобие индустриального рабочего, в последующем получившее свое определение как политика раскрестьянивания.
Становление большевистской политики раскрестьянивания было растянуто во времени. Первые документы новой власти - «Декрет о земле», «Закон о социализации земли» - шли в русле эсеровских представлений. Однако получив поддержку крестьян в России, на Кубани они изначально вызвали настороженное отношение со стороны казачества, категорически не приемлющего притязаний на общинные земли со стороны иногородних. В итоге неустойчивость землепользования, чрезвычайные конфискационные меры большевиков в 1918 г. привели к переходу основной массы казаков под белые знамена. Как следствие, курс 1917-1918 гг. на их широкое привлечение к советскому строительству в 1919 г. сменился политикой геноцида.
К концу гражданской войны казаки рассматривались большевистской властью как крайне реакционная сила. Политика проведения жестких карательных и репрессивных мер по отношению к населению на территории Кубано-Черноморья оформилась с первых дней становления советской власти, о чем свидетельствуют, в частности, такие источники, как доклады ревкомов, политических отделов и военных комиссариатов. Так, на заседании Кубано-Черноморского областного комитета РКП(б) 14 июня 1920 г. заместитель председателя Ревсовета Кавказской трудовой армии Белобородов поставил вопрос о том, «что по имеющимся сведениям многие ЧК и Особые отделы становятся на путь политической мести к рядовому казачеству, которое хотя бы косвенно было причастно к контрреволюционной власти и активного участия не принимали, несмотря на постановление Центральной власти о категорическом запрещении всякой мести к казачеству» [19. Л. 48-г]. Как отмечалось в письме, отправленном 30 июля 1920 г. Я.В. Полуяну рядовым партийцем со станции Батраки Северо-Кавказской железной дороги, такие действия власти по отношению к населению вели к возврату ситуации начала гражданской войны. В письме отмечалось: «каждый казак и большинство иногороднего населения (собственники) и в сравнении с центральными губерниями РСФСР у нас на Кубани все кулаки да еще какие, вот тут то и нужна осторожность и осмотрительность дабы не повторилось», как в 1918 г. [3. Л. 163 об.].
Однако эти реалии учтены не были. Так, на I Кубано-Черноморской конференции РКП(б) (31 октября 1920 г.) явно прослеживалась установка, отразившаяся в докладах и прениях - использовать Кубань с целью «изъять из этой окраины хлеб и другие предметы» для укрепления советской власти [18. Л. 3-8]. В итоге, из-за ряда таких непопулярных мер, как продразверстка, ликвидация частной собственности, национализация земли и т.д., росло и недовольство местного населения, вылившееся в скором времени в широкое вооруженное противостояние части населения и новой власти. Повстанческое движение 1920-1922 гг., получившее на Кубани чрезвычайно широкий размах, свидетельствовало о том, что в отношении власти было настроено весьма критично не только более традиционалистское казачество, но и крестьянство. Так, в «Воззвании крестьян Черноморской губернии» говорилось: «Мы, с оружием в руках, выгоняли и коммунистов, и добровольцев - и те и другие хотели загнать нас, крестьян, палками и плетками в рай, одни в коммунистический, другие в монархический» [1. Л. 32].
Положение в кубанской станице позволил стабилизировать лишь переход к последовательной реализации принципов нэпа. При этом отказ от крайностей антиказачьей политики стал реальностью только в контексте курса «Лицом к деревне», когда было решено активнее использовать кадры казаков-ком-мунистов, ускорить проведение землеустройства, широко привлекать казаков
к работе земельных комиссий и т.д. Однако он оказался ограниченным во времени. Уже октябрьский (1925 г.) пленум ЦК ВКП (б) снял лозунг поддержки крепких хозяйств. Ограничивались аренда земли, наем рабочей силы, стали расти налоги. Кстати, закрепление данного курса в общероссийском масштабе в немалой степени было связано именно с анализом в ЦК ВКП(б) и ВЦИКе кубанской практики 1925-1926 гг. [10. Л. 72, 164; 4. л. 2, 492 и др.].
Репрессивная политика достигла крайних форм в годы «форсирования» строительства социализма. Результаты борьбы с «кулачеством» оказались особенно трагичными для Кубани, где на основе «союза иногородней и казачьей бедноты» [6. С. 15] селян вначале «взяли» «мерами экономического порядка и на основе советской законности» [13. С. 311].
Уже выборы в Советы, проведенные в декабре 1926 г. - январе 1927 г., создали принципиально новую реальность. Характеризуя ее, один из делегатов IV Армавирской окружной конференции ВКП(б) (5-10.12.1926 г.) отмечал: «В прошлом году при перевыборах советов мы допустили некоторое ослабление по части выборов советов, и дали право голоса довольно широко. Со стороны бедноты шли крики «кулаки захватили всю власть» и т.д. теперь же при ярко классовой инструкции о перевыборах советов я боюсь как бы не получилось зажима некоторой части трудового казачества и крестьянства, тем более, что в наших Северо-Кавказских условиях крестьянин казак - воспитан на кругу, на сходах и т.д. Я боюсь, что это вызовет большие осложнения. Могут получиться такие моменты, что казак, для того, чтобы получить право гражданства, ликвидирует свое хозяйство, что, безусловно, нам экономически и политически невыгодно, а потому со стороны крайкома и мест необходимо сугубое внимание и осторожность при проведении этого дела» [14. Л. 17].
В итоге уже настроения начала 1927 г. характеризовало широкое неприятие новой политики большевиков. Так, в ст. Воронцово-Дашковской, один из середняков заявил: «Одних поощряют, а другим в рожу плюют, бедноте разрешают собираться на собрании, а другим нет, почему другому крестьянскому населению не разрешается, почему не разрешает государство создание Крестьянского союза». В другой станице в частном разговоре было заявлено: «Нам говорить не разрешают, за наши выступления нас арестовывают» - и, выругавшись матом - говорят пусть выбирают коммунисты бедноту и пусть она работает в советах» [16. Л. 2-3].
Эскалация политической борьбы крайне негативно сказалась на экономических процессах. К тому же в 1927 г. государство понизило розничные цены на сельскохозяйственную продукцию и увеличило цены на промтовары. Анализ архивных документов показывает, что, начиная с конца 1926 г. началось сокращение темпа заготовок сельскохозяйственной продукции. При этом, уже в декабре 1926 г. население, воздерживаясь от продажи хлеба, заявляло: «если продавать за существующую цену, то пусть хлеб лежит в амбарах, ведь он есть не просит, да и налог за него не придется платить, так что нечего торопиться с продажей» [9. С. 967-968]. Выход из кризиса хлебозаготовок власть нашла на пути наращивания репрессий. Повальные обыски, облавы, запрет местной торговли, конфискации внезапно вернули деревню к периоду 1920-1921 гг. [2. Л. 2, 3, 5, 7] Большинству крестьян был нанесен очень сильный психологический удар. Привыкнув к определенным советским гарантиям, они неожиданно обнаружили, что их больше не существует. Власти прямо запрещают земледельцам распоряжаться плодами своего труда.
Данная политика нашла свое логическое завершение в эпоху тотального обобществления и массового террора 1929-1933 гг., отмеченную ростом крестьянского сопротивления. Крестьянство не было безропотным сословием, умеющим лишь приспосабливаться к сложным коллизиям аграрной политики госу-
дарства. Беззакония властей рождали протест. В большинстве своем это были такие пассивные формы борьбы, как свертывание сельскохозяйственного производства, посылка ходоков в столицу с жалобами, утаивание хлеба, забой скота и т.п. С 1928-1929 гг. все более энергичное неприятие населения вызывали попытки создания коллективных хозяйств. К примеру, «в станице Афипской среди группы казаков и середняков имеются такие настроения и разговоры: ... лучше пропадем сами, но в колхоз не пойдем» [17. Л. 4].
В сложившейся ситуации власти вновь прибегли к чисто силовым методам. «Массовые выселения.в отдаленные северные районы СССР и конфискация имущества» [11. Л. 17] на Кубани приобрели характер репрессии в отношении целых станиц. К примеру, первый зампред ОГПУ Г. Ягода в письме М. Горькому от 29 октября 1932 г. писал: «Десять дней и ночей летал по степям и станицам кубанским. Казаки - народ крепкий, хитер уж больно - простачком прикидывается. Вот мы и поговорили с ним. Слов нет - умен. Хотел перехитрить, но не вышло» [12. С. 44].
Карательная политика власти ударила не только по казакам, зажиточным крестьянам. В конечном счете она изменила жизнь всего населения региона. Особо отметим, что одним из наиболее трагических последствий карательных мер стал голод 1933 г., демографические последствия которого сказывались в течение всего XX в. Лишь после этого масштабы террора были реально ограничены.
Отмеченная политика не только подорвала экономический потенциал Кубани, но, что особенно важно, закрепила индифферентность, пассивность сознания сельского населения и, в то же время, его нестабильность, конфликтность, укоренившиеся еще с гражданской войны. Это дало плоды уже в годы войны Отечественной, когда немцы весьма активно привлекали на свою сторону недовольных обещаниями «нового земельного порядка» [7]. К примеру, разведывательная опергруппа Управления НКВД по Краснодарскому краю, вернувшаяся в начале сентября 1942 г. из оккупированного фашистами Краснодара в донесении руководству сообщала: «На улицах развешены портреты Гитлера и плакаты, изображающие русского крестьянина со снопом и надписью: «Фюрер дал мне землю» [5. С. 65]. Профашистски настроенные главы административно-территориальных центров в своем стремлении привлечь на сторону фашистов казачество играли и на их национально-патриотическом духе [8].
Нельзя не признать, что в определенных слоях данная пропаганда нашла отклик. После освобождения от оккупации, только с 1 января по 1 июля 1943 г. в крае было задержано 2959 человек изменников и пособников фашистов [15. Л. 80]. Впрочем, важно видеть и то, что в деле их выявления огромную роль сыграла помощь широкой общественности.
В целом, изученные материалы показывают, что радикальная аграрная политика большевиков стала причиной развития ряда деструктивных социокультурных тенденций, серьезно трансформировавших ментальное поле сельского населения Кубани, усиливших социальную конфликтность, деформировавших общественную нравственность и правосознание.
Литература
1. ГАКК. Ф. 1542. Оп. 1. Д. 111.
2. ГАКК. Ф. 1594. Оп. 1. Д. 492.
3. ГАКК. Ф. Р-158. Оп. 1. Д. 867.
4. ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 340. Л. 492.
5. Доронина Н.В. Нацистская пропаганда на оккупированных территориях Ставрополья и Кубани в 1942-1943 гг.: цели, особенности, крах: дис. ... канд. ист. наук. Ставрополь, 2005.
6. Известия Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). 1927. № 19(29).
7. Кубань. 1942. 20 дек.
8. Майкопская жизнь. 1942. 7 окт.
9. Обзор политического состояния СССР за декабрь 1926 г. Приложение № 4. Хлебозаготовительная кампания // «Совершенно секретно»: Лубянка-Сталину о положении в стране (19221934 гг.). М., 2001. Т. 4. Ч. 2.
10. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 69. Д. 72.
11. РГАЭ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1944.
12. Соколов Б.В. Наркомы страха. Ягода, Ежов, Берия, Абакумов. М.: АСТ-Пресс, 2001.
13. Сталин И.В. Сочинения. Т. 10.
14. ЦДНИКК. Ф. 12. Оп. 1. Д. 57.
15. ЦДНИКК. Ф. 1774-А. Оп. 2. Д. 1143.
16. ЦДНИКК. Ф. 2816. Оп. 1. Д. 254.
17. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 578.
18. ЦДНИКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2.
19. ЦДНИКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 7.
МАСЮКОВ НИКОЛАИ АЛЕКСАНДРОВИЧ - кандидат педагогических наук, доцент кафедры психологических и педагогических наук, Институт международного права, экономики, гуманитарных наук и управления имени К.В. Россинского, Россия (g197412@yandex.ru).
MASIUKOV NIKOLAY ALEKSANDROVICH - candidate of pedagogical sciences, associate professor of Psychological and Pedagogical Sciences Chair, Institute of International Law, Economics, Humanities and Control named after K.V. Rossinsky.
УДК 902.26 (чув.)
Н.С. МЯСНИКОВ
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ИЗУЧЕНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ I-VIII вв. н.э.
В ЧУВАШСКОМ ПОВОЛЖЬЕ: ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Ключевые слова: археология, археологические памятники, ранний железный век, раннее средневековье, Чувашское Поволжье.
Сделана попытка подвести итог изучению археологических памятников I-VIII вв. в Чувашском Поволжье за все время их исследования по литературным и архивным данным. Составлена археологическая карта данных памятников. Намечены наиболее актуальные научные проблемы в их дальнейшем изучении.
N.S. MYASNIKOV
CURRENT STATE OF STUDYING OF ARCHAEOLOGICAL SITES I-VIII CENTURIES AD IN THE CHUVASH VOLGA REGION: RESULTS AND PROSPECTS
Key words: archeology, archaeological sites, early Iron Age, early Middle Ages, Chuvash Volga region.
The paper is devoted to the study of archaeological sites I- VIII centuries AD in the Chuvash Volga region and based on literary and contemporary records. For descriptive reasons was made the archaeological map of the given sites. In the article have been formulated the most actual scientific problems in further studying of this sites.
Среди ученых-археологов Волго-Уральского региона сложилось мнение о том, что территория Чувашского Поволжья1 является своеобразным ключом к решению многих проблем, касающихся этнокультурных взаимодействий, происходивших в Среднем Поволжье в I тыс. н.э., так как Чувашский край в рассматриваемый период был контактной зоной многих этнокультурных образований.
Целью данной статьи является попытка обобщить данные по историографии вопроса, особенно в свете появившихся в последние годы концепций развития археологических культур I-VIII вв. на сопредельных территориях, и наметить перспективы для дальнейшего исследования памятников Чувашского Поволжья пока без детального анализа конкретного археологического материала.
Период I-VIII вв. н.э. не случайно стал объектом нашего внимания. В научной литературе до сих пор преобладает мнение о том, что до прихода в Чувашский
1 Под Чувашским Поволжьем в статье понимается территория современной Чувашской Республики. Понятия Чувашское Поволжье, Чувашия и Чувашский край мы считаем тождественными.
