CC BY
24
УДК 341.018
DOI: 10.12737/jflcl.2022.014 Принуждение до нашей эры
Иосиф Иосифович Грунтовский1, Владимир Серафимович Моисеев2
''Международный юридический институт, Москва, Россия, grunt63@mail.ru
2Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, Москва, Россия, serafim.moiseev@yahoo.com
Аннотация. Предложенный авторами метод дифференциации исторических событий по правовой, экономической и социальной составляющей применен к древнейшим историко-археологическим памятникам взаимодействия народов. Полученные результаты рассмотрения принуждения в международных отношениях проанализированы с точки зрения его интеграционного и дезинтеграционного влияния. Это дает авторам основания полагать, что международно-правовое принуждение есть сознательное влияние, оно является проявлением насилия, понимаемого в широком плане. Принуждение возникает при конкуренции субъектов за жизненно важные ресурсы и ведет к интеграции — империалистической интеграции при восприятии их народов друг другом как родственных, а в противном случае — к дезинтеграции субъектов — геноцидной идентификации.
Ключевые слова: принуждение, военное принуждение, экономическое принуждение, культурно-информационное принуждение, интеграция, геноцид
Для цитирования. Грунтовский И. И., Моисеев В. С. Принуждение до нашей эры // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2022. Т. 18. № 1. С. 93—102. DOI: 10.12737/jflcl.2022.014
Duress BC
Josef J. Gruntovskiy1, Vladimir S. Moiseev2
1International Law Institute, Moscow, Russia, grunt63@mail.ru
institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russia, serafim.moiseev@yahoo.com
Abstract. The method of differentiating historical events according to the legal, economic and social components proposed by the authors is applied to the most ancient historical and archaeological monuments of the interaction of peoples. The obtained results of considering coercion in international relations are analyzed from the point of view of its integration and disintegration influence. This gives the authors reason to believe that international legal coercion is a conscious influence, it is a manifestation of violence, understood in a broad sense. Coercion arises when subjects compete for vital resources, and leads to integration — imperialist integration, when their peoples perceive each other as related, and — to disintegration of subjects — genocidal identification, otherwise.
Keywords: coercion, military coercion, economic coercion, cultural and information coercion, integration, genocide
For citation. Gruntovskiy J. J., Moiseev V. S. Duress BC. Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2022, vol. 18, no. 1, pp. 93—102. (In Russ.) DOI: 10.12737/jflcl.2022.014
Введение. В целях настоящего исследования рассмотрим все военные и невоенные столкновения между государствами, народами, государство-подобными образованиями и даже племенами как проявление принуждения в международном плане. Причину принуждения, декларируемую субъектом, инициатором принуждения, будем считать правовой оговоркой, отражающей понимание справедливости данным субъектом на тот момент. Экономические причины принуждения, если их возможно предположить, будем считать истинными причинами принуждения. Письменные и археологические подтверждения войн и договоров между субъектами будут являться фактической базой нашего исследования, позволяющей отследить эволюцию самого понятия и механизмов международно-правового принуждения.
Главным критерием нашего исследования, позволяющим судить, вело ли осуществляемое принуждение к интеграции субъектов (империалистическая интеграция) или же к их обособлению (геноцидная идентификация), будет отношение субъектов к народам противной стороны. Если сторона, осуществляющая принуждение, по возможности сохраняет жизнь и социальный уклад другой стороны, будем считать, что это международно-правовое интеграционное принуждение. Если же принуждающая сторона неоправданно жестока и предпринимает действия, ведущие к уничтожению населения другой стороны и разрушению ее социального уклада, то, на наш взгляд, это пример геноцидной идентификации, ведущей к обособлению субъектов. Другими словами, к геноцидной идентификации мы относим принуждение, при котором достижение поставлен-
ной цели для принуждающей стороны важнее сохранения существования принуждаемой (при таком подходе геноцидом будет являться истребление и своего, и чужого народа; т. е. иезуитское «цель оправдывает средства» и есть пример геноцидной идентификации).
В результате данного исследования нам удастся подтвердить или опровергнуть предположение, что международно-правовое принуждение возникает как насилие, понимаемое в широком плане, при конкуренции субъектов за жизненно важные ресурсы на текущем этапе их развития, ведущее к интеграции при восприятии населения противной стороны в качестве ценного человеческого капитала и определяющее обособление субъектов в противном случае.
Месопотамия. 3100 г. до н. э. Города-государства Умма (Umma) и Лагаш (Lagash) скрепили договоренность о прохождении границы установлением пограничного камня с нанесением на него свидетельств своего волеизъявления (условные «подписи сторон»)1.
Очевидно, что в качестве жизненно важного ресурса, за который стороны конкурировали, выступала территория проживания. Надписи на камне подтверждают, что стороны говорили на одном языке или понимали друг друга и, возможно, исповедовали одну или родственные религии. Выбор камня в качестве пограничной отметки, видимо, свидетельствовал о нерушимости их договоренностей (прообраз будущих печатей), а нанесение на него надписей от каждой из сторон — о принятии ими на себя ответственности в случае нарушения договора.
Можно предположить, что в качестве санкции за нарушение договора выступало божественное возмездие, так как в противном случае вообще не было бы необходимости в материальном свидетельстве договоренности — пограничном камне.
Таким образом, в данном случае жизненно важным ресурсом выступает территория проживания. Правовым основанием (правовой оговоркой) для применения принуждения является факт нарушения стороной договора согласованной границы. В качестве принуждения выступает общая или родственные религии, что в дальнейшем нами будет рассматриваться как информационно-культурное принуждение. При этом стороны рассматривают друг друга как религиозно родственные народы, поэтому и договорные отношения сторон, и военные действия между ними в случае нарушения границы будут вести к их взаимной интеграции и в дальнейшем способствовать возникновению империалистической интеграции.
Египет. III тысячелетие до н. э. Египет являлся одним из крупнейших государств Древнего Востока
1 См.: Буткевич О. У истоков международного права. СПб., 2008. С. 764.
и пытался завязать отношения с соседними странами. Он посылал посольские экспедиции и вел переговоры с вождями местных племен.
Результаты изучения Эль-амарнской переписки позволили сделать вывод, что причинами такой дипломатической активности Египта являлись заботы о своей территориальной безопасности и экономической независимости. Он стремился заручиться дружбой Вавилона и Митании, высылая им золото, чтобы сохранить и упрочить свою власть над Сирией и Палестиной.
Вот что писал древнеегипетскому фараону Аменхотепу III вавилонский царь Кадашман-Харбе: «Что касается золота, шли мне золото, много золота, шли его до прибытия посольства. Пришли его теперь же, как можно скорей, в эту жатву»2. И с аналогичной просьбой обращался царь Митанни Тушратта к Аменхотепу IV: «Итак, пусть брат мой пришлет мне золото в таком большом количестве, которое нельзя было бы и исчислить... Ведь в стране моего брата много золота, столько же, сколько и земли. Боги да устроят так, чтобы его было еще больше в десять раз»3.
Таким образом, данный пример показывает, что власть Египта над жизненно важным ресурсом — территорией Сирии и Палестины основывалась на экономическом «принуждении» (в данном случае поддержка является позитивным принуждением к желательной политике) дружественных государств Вавилона и Митанни и являлась интеграционным механизмом, тем более что Египет мог себе это позволить, ведь, по словам современников, он был очень богат: «Золота же в Египте так много, как песка»4. И можно утверждать, что уже тогда подобное экономическое принуждение соседних государств вело к интеграции их народов. Вот слова царя Митанни Тушратта фараону Египта Аменхотепу IV: «Если брат мой чего-либо пожелает для своего дома, я отдам в десять раз больше, чем он требует. Моя земля — его земля, мой дом — его дом».
XVI в. до н. э. Кочевники-гиксосы захватили северную часть страны. Им противостояли фиванские цари. Вождь гиксосов предъявил царю Фив невыполнимое требование, угрожая в случае отказа начать войну. Это древнейший известный случай предъявления ультиматума в международных отношениях5.
В данном случае жизненно важным ресурсом выступало население, используемое в качестве рабов. Политической оговоркой, легализующей принуждение, являлось невыполнимое требование вождя гик-сосов. Само принуждение выражено угрозой применения силы — это военное принуждение. Поскольку выдвинутое требование невыполнимо, можно заклю-
2 История дипломатии. М., 1959. Т. I. С. 13.
3 Там же. С. 14.
4 Там же. С. 13.
5 Там же. С. 12.
чить, что гиксосы ценили население Фив исключительно в качестве рабов и не были заинтересованы в сохранении их жизни и социального уклада, а значит, в данном случае мы видим пример геноцидной идентификации, ведущей к обособлению народов как способу сохранения жизни.
1296 г. до н. э. Египетский фараон Рамзес II и царь хеттов Хаттушиль III подписали договор о мире и дружбе6. Этому предшествовали длительные войны, которые в значительной степени истощали обе стороны. В результате они были вынуждены пойти на взаимные уступки и заключить мирное соглашение.
Инициатива исходила от царя хеттов, который после длительных переговоров прислал Рамзесу проект договора, выгравированный на серебряной доске, где на передней стороне в подтверждение подлинности изображен сам царь хеттов рядом с богом ветра и молнии Тешубом, а на обратной стороне — царица с «солнечной богиней Аринны». Рамзес принял предложение мира и в знак согласия выслал Хат-тушилю другую серебряную доску с текстом договора, причем обе доски были скреплены печатями и подписями сторон.
В данном договоре кроме обязательств мира и дружбы стороны заключали и военный союз, который обязывал их прийти на помощь друг другу в случае военной необходимости: «Если пойдет какой-либо враг против владений Рамзеса, то пусть Рамзес скажет великому царю хеттов: иди со мной против него со всеми твоими силами»7. А гарантией выполнения сторонами своих обязательств выступали клятвы богам: «Все, начертанное на серебряной доске, тысяча богов и богинь страны хеттов обязуются исполнять по отношению к тысяче богов и богинь Египта. Они свидетели моих слов»8. И проклятия нарушителю договора: «Да сгинут дом, земля и рабы того, кто нарушит сии слова»9.
Таким образом, в данном договоре жизненно важным ресурсом выступала взаимная безопасность сторон от усиливающейся угрозы со стороны Ассирии. Правовой оговоркой принуждения являлась святость клятв богам родственных религий. А само принуждение являлось информационно-культурным и вело к взаимной интеграции народов, что нашло подтверждение и в тексте договора: «Да будет прекрасный мир и братство между детьми детей великого царя хеттов и Рамзеса, великого царя Египта. Египет и страна хеттов да пребывают, подобно нам, в мире и братстве на все времена»10.
Примечательно, что после смерти египетской царицы союз между Египтом и хеттами был скреплен
6 См.: История дипломатии. С. 14.
7 Там же. С. 15.
8 Там же.
9 Там же. С. 16.
10 Там же. С. 15, 17.
династическим браком между Рамзесом и дочерью Хаттушиля, который лично приехал в Египет и присутствовал на свадьбе. Это было первое дипломатическое свидание правителей двух крупных государств, подтверждающее интеграционную роль информационно-культурного принуждения как гарантии выполнения договора.
Ассирия. Занимая стратегически важное торговое положение в Древнем мире, Ассирия, первоначально представлявшая собой небольшое княжество в среднем течении Тигра в Месопотамии с главным городом Ашур, превратилась в одно из самых сильных государств Древнего Востока. Однако платой за это стали постоянные военные и дипломатические конфликты с независимыми городами и соседними государствами, сопровождаемые военным, экономическим и информационно-культурным принуждением и способствующие ввиду религиозной близости их народов взаимной интеграции.
XIV в. до н. э. Ассирийские послы прибыли в Египет к Аменхотепу IV, чтобы заручиться нейтралитетом фараона в их взаимоотношениях с Вавилоном. Аменхотеп нарушил заключенный Рамзесом II с царем Вавилона Хаттушилем III договор и принял послов невзирая на протест царя Вавилона Бурна-Бу-риаша, который считал себя главой Ашура: «Зачем они пришли в твою страну? Если ты расположен ко мне, не вступай с ними в сношения. Пусть они уезжают, ничего не добившись. Со своей стороны шлю тебе в подарок пять мин голубого камня, пять конных упряжек и пять колесниц».
В данном случае стороны договаривались о таком жизненно важном для них ресурсе, как безопасность. Поэтому на фоне усиливающегося экономического и военного влияния Ассирии Египет вынужден был нарушить договор с Вавилоном и принять враждебных ему послов. Со стороны Ассирии имела место угроза экономического и военного принуждения, которая легализуется правовой оговоркой о дипломатической неприкосновенности послов и их притязанием на право суверенитета внутри всей территории Ассирии, в том числе в Вавилоне. Такое принуждение вело к еще большей интеграции народов Египта и Ассирии, поскольку, нарушая договор, Египет втягивался в затяжной конфликт между Ассирией и Вавилоном.
VIII в. до н. э. Против усиливающейся Ассирии образовывались военные коалиции. Одну, на юго-западе, возглавил Египет, вторую, на юго-востоке, — Элам, и третью, на севере, — Урарту. Военной и экономической силы Ассирии было недостаточно, чтобы бороться сразу со всеми, поэтому она была вынуждена воспользоваться неоднородностью союзников и различными видами принуждения, чтобы с ними справиться.
Так, сначала Ассирия использовала армию (военное принуждение) против Египта и его союзников и,
одержав победу, таким образом заставила их не вмешиваться в дальнейшие события.
Затем ассирийцы применили информационно-культурное принуждение против эламско-халдей-ской коалиции. Воспользовавшись недовольством халдейских городов вавилонским царем Мардук-Бе-лиддином, Ассирия пообещала вернуть им их вольности. В результате вавилонский царь лишился союзников, а вместе с тем и власти, а Ассирия получила контроль над Вавилоном и даже образовала личную унию Ашура и Вавилона11.
Таким образом, конкуренция государств за территорию осуществлялась через применение военного и информационно-культурного принуждения в комплексе и вела к империалистической интеграции государств в силу религиозного родства их народов. При этом правовой оговоркой, легализующей принуждение, являлась религиозная отсылка к воле богов и историческая ретроспектива прошлых веков.
701 г. до н. э. Ассирийский царь Синаххериб заключил мирный договор с Египтом и осадил Иерусалим. Под угрозой полного уничтожения он заставил иудейского царя Езекию заплатить огромный по тем временам выкуп: 30 талантов золота и 300 талантов серебра12.
В данном случае имеет место экономическая причина применения военного принуждения. Для продолжения военных действий Ассирии нужно было золото и серебро, поэтому она сначала нейтрализовала заключением мирного договора иудейского союзника — Египет, затем под угрозой геноцида заставила царя Иерусалима отдать практически все ценности, что были в городе. Причем правовой оговоркой, позволяющей уничтожить народ целого города, послужило участие Иерусалима в недружественном Ассирии союзе с Египтом. Но в отличие от Египта, чьи народы, как и народы Ассирии, в большинстве исповедовали многобожие, народы Иерусалима, исповедующие единого бога, представлялись ассирийцам не родственными им, а значит, заслуживающими истребления.
Возможно, это был один из ключевых моментов в истории не только Древнего Востока, но и всего человечества. Если бы Ассирия уничтожила Иерусалим и всех его жителей, возможно, не возникли бы христианство и ислам, а сохраняющееся и развивающееся многобожие позволяло бы применять геноцидную идентификацию и уничтожать целые народы, ссылаясь на их иноверность.
Бесконечные войны требовали от Ассирии все больших ресурсов, поэтому с целью их экономии ассирийцы повсеместно использовали шпионов и наемных убийц (информационно-военное принуждение), а также подкупали приближенных вельмож других
11 См.: История дипломатии. С. 18.
12 Там же. С. 19.
правителей. Так, эламский царь, пытавшийся вторгнуться в Вавилонию, чтобы помочь своему союзнику вавилонскому царю, был умерщвлен сторонниками ассирийского царя: «умер, не будучи болен, в своем дворце»13.
Таким образом, конкуренция за жизненно важный ресурс — территорию привела к возникновению информационно-военного принуждения — политического убийства. Правовой оговоркой, легализующей его применение, послужила ссылка на несправедливость действующего монарха: «Я обращаюсь к вам по поводу пустых слов, сказанных вам лживым человеком, именующим себя моим братом. Я знаю все, что он говорил вам. Все его слова пусты, как ветер. Не верьте ему ни в чем»14.
Греция. Расцвету культурно-исторического значения Греции во многом способствовало языковое и религиозное единство населявших ее народов, но оно же послужило причиной их бесконечной конкуренции друг с другом, давшей нам многообразные образцы международно-правового принуждения. Можно сказать, что Греция стала той почвой, на которой в дальнейшем и выросло древо международного права.
XII—VIII вв. до н. э. В Греции складывался институт гостеприимства — проксении, обязывающий послов и представителей других городов-полисов и государств заручаться поддержкой кого-либо из местных жителей и обращаться к руководству города-государства исключительно через него. Проксен брал на себя защиту интересов иноземцев и нравственное обязательство быть посредником между властями своего города-государства и частными лицами или послами другого города-государства. Взамен он пользовался экономическими и политическими привилегиями в том полисе, чьи интересы защищал. Институт проксении имел религиозную основу: все чужестранцы в городе находились под покровительством Зевса-Ксениоса (Зевса-гостеприимца)15.
Таким образом, в целях урегулирования жизненно важных вопросов войны, мира и торговли послы других государств были вынуждены «пролезать через угольное ушко» проксении и, находясь под экономическим принуждением государственного института, задабривать проксенов в свою пользу. При этом правовой оговоркой, легализующей данное экономическое принуждение, служило религиозное почитание Зевса-Ксениоса, а истинной причиной — экономическая необходимость пополнения казны города-государства. Данный вид принуждения не только способствовал религиозно-культурной интеграции народов различных городов-государств, но и вел к их экономическому «связыванию», создавая личные экономические интересы граждан на территории других го-
13 История дипломатии. С. 19.
14 Там же. С. 21.
15 Там же. С. 32.
родов-государств. Можно сказать, что проксения закладывала механизм интеграции «снизу» всего Средиземноморья.
В то же время в Греции возникли религиозные союзы — амфиктионии (вокруг живущие), объединяющие народы, живущие вокруг святилища какого-либо особо почитаемого божества. Самой древней и влиятельной являлась Дельфийско-Фермопильская амфиктиония. Ее верховным органом было общее собрание членов, голосовавшее по принципу: один член — два представителя и два голоса, а главнейшей обязанностью — соблюдение «божьего мира»16. Эта цель достигалась через установление общегреческих — международных правил, которые распространялись на всех членов амфиктионии: «Не разрушать никакого города, принадлежащего амфи-ктионии; не отводить воды ни во время мира, ни во время войны; общими силами выступать против всякого нарушителя присяги, разорять его город; наказывать всеми средствами, имеющимися в распоряжении, всякого, дерзнувшего нарушить достояние бога рукой или ногой»17.
Нарушивший обязательства подвергался суду амфиктионии и мог быть подвергнут наказанию — от выплаты пени до объявления «священной войны».
В данном случае вопрос обеспечения коллективной безопасности решался за счет угрозы применения коллективного принуждения с использованием любых средств, имеющихся в распоряжении других членов амфиктионии. Это был очень эффективный механизм, поскольку все греческие договоры так или иначе утверждались дельфийскими жрецами, которые, кроме религиозного (культурно-информационного) принуждения, могли использовать и экономическое принуждение, так как обладали огромными капиталами, складывающимися из взносов городов-государств, входящих в амфиктионию, и ростовщических операций18.
Таким образом, механизм коллективного принуждения амфиктиониями своих членов к «божьему миру» как к жизненно важному ресурсу декларативно опирался на правовую оговорку почитания Дельфийского оракула, а практически являлся следствием во -енного и экономического принуждения членов союза, построенного по демократическому принципу подчинения меньшинства большинству. Такое международно-правовое принуждение вело к интеграции городов-государств «сверху» в одну греческую метрополию.
Одновременно с институтами проксении и амфиктионии, хотя бы формально опирающимися на религиозную общность населявших Грецию народов, формируются институты военно-политических сою-
16 См.: История дипломатии. С. 33.
17 Aeschines. De male gesta legatione. 115. In Ctesiphontem, 10.
18 См.: История дипломатии. С. 34.
зов — симмахий и договоров. Они уже не декларируют религиозную общность сторон, а заявляют о совпадающих интересах.
Крупнейшими симмахиями были Лакедемонская во главе со Спартой и Афинская, или Делосская, сим-махия, объединяющая города-государства вокруг Афин. Высшим органом в обоих союзах было общее собрание, голосовавшее по принципу: один город — один голос и принимавшее решение простым большинством голосов.
Города-государства, входящие в симмахии, были заинтересованы в этом членстве, так как оно уменьшало их расходы на содержание войска и обеспечение безопасности и, кроме того, позволяло мирно решать конфликты с соседями, однако они находились под военно-экономическим принуждением города-гегемона, образовавшего симмахию и взявшего на себя основные военные расходы. Поэтому как Лакедемонская, так и Афинская симмахии способствовали дальнейшей интеграции греческого населения. А в связи с тем что Афинская симмахия предусматривала еще и уплату особого членского взноса — фороса в общественную казну союза, она со временем переродилась в Афинскую державу — ар-хэ19. Таким образом, военно-экономическое принуждение религиозно-родственных народов, воспринимающих друг друга как ценный человеческий капитал, явилось интеграционным механизмом создания единого государства.
Параллельно с бурным развитием в Греции института союзов происходит и столь же стремительное формирование института международных договоров. При этом хотя стороны декларируют общность интересов и приносят клятвы богам в присутствии магистратов города-государства, где подписывается договор, а также произносят проклятия на голову нарушителя договора, эти договоры уже не являются в чистом виде религиозно-правовыми, подкрепленными только религиозным — культурно-информационным принуждением. Все споры по ним передаются на рассмотрение третейской комиссии, которая имеет право налагать на нарушителя пени до 10 и более талантов, а в случае упорного нежелания нарушителя подчиниться требованию суда может объявить нарушителю «священную войну»20.
Таким образом, религиозно-правовая природа первых международных договоров под влиянием интеграционного эффекта военно-экономического принуждения родственных народов трансформировалась в Греции в экономически-правовую, подкрепленную экономическим и военным, т. е. силовым, принуждением со стороны остальных, заинтересованных в выполнении договора, городов-государств.
19 См.: История дипломатии. С. 35.
20 Там же. С. 37.
Основной причиной, препятствующей объединению Греции в единое государство, была непрекращающаяся конкуренция союзов, возглавляемых Афинами и Спартой. Оба города-государства прибегали к различным формам принуждения, чтобы подчинить себе другую сторону.
Так, после победы над персами в 478 г. до н. э. спартанцы предложили всем греческим городам, в том числе Афинам, разоренным войной, при восстановлении городов не возводить крепостных стен, мотивируя, что они будут это рассматривать как враждебный акт против себя и других общин. Однако с учетом того, что Спарта в тот момент обладала сильнейшей сухопутной армией, отсутствие крепостной стены фактически ставило любой город в подчиненное ей положение. Поэтому Афины не выполнили этого условия, построили стены для защиты от военно-экономического принуждения со стороны Спарты21.
В данном случае правовая оговорка Спарты по по -воду общих интересов лишь маскировала их притязание на первенство в Греции, а действия Афин дезавуировали ее, чем еще больше накалили обстановку и вызвали затяжной военный конфликт, закончившийся в 445 г. до н. э. заключением Тридцатилетнего мира, окончательно закрепившего политический дуализм в Греции и создавшего предпосылки для ее завоевания в будущем. Таким образом, контрдействия Афин позволили на время сохранить республику, но таким образом, однако, в долгосрочной перспективе уменьшили интеграционный эффект принуждения и способствовали обособлению территорий и их общему ослаблению.
Возможно, если бы Афины поддались принуждению и согласились на условия Спарты, уже в V в. до н. э. возникло бы единое греческое государство, которое хотя и утратило бы на время республикан-ско-афинскую модель управления, но тем не менее не имело бы равных в экономическом и культурном отношении.
В свою очередь, Афины попытались объединить Грецию, проведя панэллинский конгресс в 448 г. до н. э. Формальной правовой оговоркой для его проведения объявлялись три цели: восстановление разрушенных персами храмов, обеспечение свободы мореплавания и упрочение мира в Элладе. Действительной же причиной служили необходимость пополнения казны города-государства после продолжительных войн и постоянно растущие расходы на строительство и содержание флота.
Города-государства и в первую очередь Спарта отказались от предложения Афин22. Они опасались дальнейшего усиления государства и считали проведение конгресса дипломатической уловкой Афин
21 См.: История дипломатии. С. 40.
22 См.: Plutarchus. Pericles, 17.
для собственной выгоды: «Афиняне всегда выступают против войны; на самом же деле они усиленно к ней готовятся»23.
Поэтому в данном случае попытка объединить Грецию, используя военно-экономическое принуждение, прикрытое культурно-информационной правовой оговоркой, не увенчалась успехом. Предложение Афин сулило выгоды только Афинам, распространяющим свою модель управления за счет образования панэллинского союза, и возлагало новые экономические тяготы на его будущих членов.
Соперничество Афин и Спарты обогатило палитру международно-правового принуждения многочисленными примерами военно-экономического косвенного принуждения. Например, царь Персии Дарий II попеременно экономически поддерживал то одних, то других, получая взамен контроль над городами в Малой Азии и возможность регулярно взимать с них дань: «Царь, лакедемоняне и их союзники обязуются общими силами препятствовать афинянам взимать эти деньги и все остальное»24. При этом персы сами не участвовали в военных действиях, выступая в роли международного банкира, финансирующего международно-правовое принуждение в личных экономических целях, завуалированных ссылкой на историческую справедливость.
Так, согласно договору 412 г. до н. э. между Спартой и Персией персидскому царю передавались «вся страна и города, какими ныне владеет царь и какими владели его предки»25. По мнению древнегреческого историка Фукидида, это хотя и усиливало Спарту в конкуренции за панэллинское влияние, было крайне невыгодно для Греции, так как ставило ее в зависимость от инородцев: «По смыслу этой статьи лакедемоняне вместо обещанной всем эллинам свободы вновь наложили на них персидское иго»26.
Но экономические причины, побудившие Персию финансировать принуждение в Греции, служили и естественным ограничителем целесообразности масштабов их влияния, так как получаемая дань не могла компенсировать слишком щедрую оплату чужих войск и покрыть расходы на ведение собственных военных действий в чужой стране: «Лакедемоняне не оспаривают у царя греческих городов, которые находятся в Малой Азии. С них достаточно и того, чтобы прочие города получили автономию. Раз мы согласны на эти условия, ради чего царь станет воевать с нами и расходовать деньги?»27
Все греческие города-государства были согласны на военно-экономические союзы с варварскими государствами в целях увеличения собственных воз-
23 Thucydides. Historiae. I, 68.
24 История дипломатии. С. 47.
25 Thucydides. Historiae. VIII, 18.
26 Thucydides. Historiae. VIII, 43.
27 Xenophon. Historiae graeca. IV, 8.
можностей для оказания принуждения на своих греческих конкурентов, что емко выразил царь Спарты Архидам: «Не следует ни проявлять слишком много военного задора, ни обнаруживать излишней уступчивости. Нужно умело устраивать собственные дела, заключая союзы не только с греками, но и с варварами. Главное, всеми способами необходимо увеличивать свою денежную и военную мощь»28.
Однако такая греческая «всеядность» при получении экономической и военной помощи для оказания принуждения на соседей вела к утрате независимости и дала основание царю Персии Артаксерксу прямо указать в договоре Анталкидова мира 387 г. до н. э., что он окажет экономическую и военную поддержку любому греческому городу, отстаивающему интересы персов: «Той из воюющих сторон, которая не примет этих условий, вместе с принявшими мир объявляю войну на суше и на море и воюющим с ней государствам окажу поддержку кораблями и деньгами»29.
IV в. до н. э. У северных рубежей политически раздробленной и экономически ослабленной Греции усиливалось Македонское царство. Его царь Филипп II стремился присоединить и объединить Грецию. Он пытался применить весь арсенал средств международно-правового принуждения, чтобы достичь цели.
Умело используя взаимные претензии греческих городов, Филипп II, выступая сначала союзником бо -лее слабого города, захватывал более сильный, а затем брал под контроль своего уже бывшего союзника. Причем все результаты такого военного принуждения оформлялись привычными для греков союзными договорами.
Таким образом, военное принуждение, завуалированное под помощь союзнику, не только вело к расширению Македонского царства, но и способствовало его культурной и экономической интеграции со всей Грецией.
Кроме того, для снижения экономических расходов на ведение военных действий Филипп II активно использовал культурно-информационное принуждение. Он называл себя филэллином, т. е. другом Эллады, и рассуждал о благе для всей Греции. Его пропаганде противодействовала антимакедонская группа во главе с Демосфеном, заявлявшим, что это обман и филэллином царь быть не может хотя бы в силу своего варварского происхождения: «Он не эллин и ни в каком родстве с эллинами не состоит, он даже не ино -родец добропорядочного происхождения»30.
Однако на стороне царя кроме красноречия было еще и экономическое принуждение, поэтому выиграть спор в ораторском искусстве у Филиппа было невозможно.
28 Thucydides. Historiae. I, 79.
29 Xenophon. Historiae graeca. IV, 14.
30 Demosthenes. Orationes. XI, 31.
Более того, македонский царь повсюду рассылал «письма Филиппа», сулящие материальную и моральную поддержку греческих «друзей Македонии», формирующих культурно-информационную поддержку македонской оккупации внутри Греции, что наглядно демонстрирует «Панегирик» Исократа: «Объединенная Греция предпримет поход против исконного врага эллинов — Персии. Счастливая война с Персией откроет простор предпринимательскому духу и освободит Грецию от массы бедного люда, дав работу бродячим элементам, угрожающим самому существованию Эллинского государства и куль-туре»31.
Филипп использует созыв и проведение мирных переговоров как возможность увеличить свои завоевания, применив военное и культурно-информационное принуждение, пока к нему едут послы, уже давшие предварительное согласие на более ранние захваты. Он вынуждает греков заключить с ним Филократов мир и легализовать оккупацию, что «друзьями Македонии» внутри Греции преподносилось словами Исократа так: «Ты освободишь эллинов от варварского деспотизма и после этого осчастливишь всех людей эллинской культуры»32.
Таким образом, культурно-информационное принуждение не только снизило расходы Македонии на непосредственно военное принуждение, но и легализовало оккупацию, существенно уменьшив затраты на сохранение власти на захваченных территориях.
Однако ни военное, ни культурно-информационное принуждение было бы невозможно, если бы Македония экономически не превосходила раздробленные греческие города-государства, не способные к объединению даже перед угрозой захвата чужеземцами.
Ввиду этого лучшей стратегией ведения войны Филипп II считал подкуп и везде использовал его как позитивное экономическое принуждение прежде применения других средств. Он экономически мотивировал власти городов не слушать «продажных ораторов», призывающих к панэллинской войне против Македонии. После чего смог вообще дискредитировать их, говоря: «Ведь сами ваши граждане говорят, что мир для них — война, а война — мир. Поддерживая вояк, они за это получают от них, что нужно, а пороча лучших граждан и нападая на людей, пользующихся доброй славой и за пределами Афинского государства, они делают вид, будто служат интересам народа»33.
Логичным результатом такого экономического и культурно-информационного принуждения стало избрание Филиппа в 346 г. до н. э. членом Дельфийско-Фермопильской амфиктионии и арбитром в спорах
31 История дипломатии. С. 52.
32 Там же. С. 53.
33 Там же. С. 55.
между городами. Это дало ему возможность представить борьбу со своими противниками в Греции как «священную войну» и разбить войска Греческой союзной лиги, созданной Демосфеном.
Таким образом экономическое превосходство Македонии было умело использовано Филиппом II для оказания как чисто экономического, так и культурно-информационного принуждения, для дальнейшего военного завоевания всей Греции. Это явилось интеграционным фактором, объединившим греческий и македонский народы и позволившим в будущем сыну Филиппа Александру Великому в течение лишь 10 лет завоевать всю Персию от берегов Эгейского моря до Индии. Можно процитировать самого Филиппа II, утверждавшего, что «осел, груженый золотом, возьмет любую крепость»34; так и золото Македонии сумело заполонить Грецию и объединить ее.
Являясь на протяжении многих веков ареной применения всех видов и форм принуждения, народы Греции были вынуждены определить границы такого принуждения, заложив для будущих поколений основы законов войны и мира. Так, греки считали недопустимым применять в войне отравленное оружие. Они полагали обязательным возвращать на родину военнопленных, если за них предлагали выкуп. Кроме того, у них действовал запрет вероломства, обязывающий государства объявлять о начале войны. Очень важным считалось показать соседним странам, что государство, начинающее войну, вынуждено это сделать и сослаться на «исторические права»35.
Все эти правила свидетельствовали, что греки воспринимали жителей других городов-государств как себе подобных, умышленно стремились уменьшить страдания войны, чем еще больше способствовали развитию интеграционной составляющей всех форм применяемого принуждения.
Рим. «Римляне никогда не нарушат первыми условий, начертанных на этих таблицах, которые я вам сейчас прочел... если же они их нарушат, то тогда пусть поразит их Юпитер так, как я сейчас поражаю это жертвенное животное, но во столько раз сильнее, во сколько бог сильнее человека»36. Такими словами заканчивались римские договоры, и именно их произносил святой отец (pater patratus) коллегии фе-циалов, зачитывая текст договора перед гражданами города.
Остающаяся декларативная, религиозно-культурная составляющая принуждения в заключаемых Римом договорах была лишь данью язычеству и знаком уважения к социальному укладу варварских племен. Само волеизъявление сторон, достигнутая ими договоренность и гарантии ее выполнения уже давно стали результатом военно-экономического компро-
34 История дипломатии. С. 51.
35 Там же. С. 59.
36 Titus Livius. Ab urbe condita libri. I, 32.
мисса. А в дальнейшем соблюдение или нарушение такого договора было лишь следствием сохранения или нарушения условий, вызвавших необходимость его заключения.
Следствием увеличивающейся важности точной оценки военного и экономического принуждения в заключаемых Римом договорах стали значение и роль самих послов, направляемых для их заключения, личная компетенция послов и умение быстро оценить и соотнести желания Рима с его фактическими возможностями. Поэтому вопрос назначения послов обсуждался в Сенате и требовал специального сенатского постановления ^епа^ со^иЬит): «Слышал ли кто-либо, чтобы когда-нибудь в Риме послы избирались без сенатского постановле-
ния?»37.
При этом решаемые в договорах вопросы настолько усложнились, что стороны, желая сохранить мир и согласованный баланс интересов, указывали в договоре как решенные вопросы, по которым они смогли договориться, так и нерешенные, но тем не менее осознанные ими и указанные в договоре как требующие решения (таков, например, договор Рима с царем Персии Хосровом I)38. Таким образом, вся сила и разнообразие средств международно-правового принуждения уже защищала не только согласованные интересы сторон договора, обязательные для соблюдения, но и не согласованные, но требующие, на взгляд сторон, их сознательного влияния для урегулирования. То есть международные договоры уже фиксировали вопросы, не решаемые в данный момент и требующие в будущем применения той или иной формы принуждения для их разрешения.
III в. до н. э. Пунические войны Рима с Карфагеном. Роль принуждения в мире возросла до того, что, применяя военное или экономическое принуждение против одного противника, государство осознанно или неосознанно стало влиять в силу торгово-экономической связанности и на остальной средиземноморский и древневосточный мир. Древнегреческий историк Полибий отмечал: «Раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец, начиная же с этого времени, история становится как бы одним целым: события в Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводится к одному концу»39.
Таким образом, принуждение в международных отношениях приобрело роль всеобщего фактора, оказывающего прямое или косвенное воздействие на все вовлеченные в межгосударственные отношения тер-
37 Cicero. Pro Sestio. 14, 33.
38 См.: Menander Protector. Fragmenta historicorum Graecorum. IV, 218.
39 Polybius. Historiae. I, 3.
ритории. Оно стало определять как экономическое состояние государств, так и их культурно-информационный настрой, предопределяющий в силу приме -ра их будущую социально-интеграционную или со-циально-геноцидную по отношению к другим странам модель поведения.
Наглядным примером взаимозависимости государств может служить борьба за власть в III в. до н. э. между нумидийскими царями Сифаксом и Масиниссой. Последний при военной помощи Рима сумел одолеть соперника, пользующегося поддержкой Карфагена, и получить контроль над всем Ну-мидийским царством. В результате Риму предоставили в распоряжение нумидийскую конницу — одну из лучших в то время, что оказалось решающим фактором победы римлян в битве при Заме в 202 г. до н. э., где армия Публия Корнелия Сципиона смогла разбить армию Ганнибала и заставить его заключить невыгодный для Карфагена мир.
Таким образом, экономические и военные возможности Рима влиять на захват власти в одном государстве позволили ему оказать военно-экономическое принуждение на другое государство, связанное с первым как экономическими, так и военными интересами40.
Еще одним примером использования военного и экономического принуждения Римом являются его взаимоотношения с соседними государствами. Не имея решающего военного преимущества, римляне заключали с ними договор о мире, чтобы связать их дипломатическими обязательствами, усыпить бдительность и ограничить возможности к защите. После этого они начинали активно экономически поддерживать их исторических соперников за территорию или доступ к морю, осуществляя таким образом позитивное экономическое принуждение. Имея такое подкрепление, соперничающее с первым государство начинало проявлять военную активность, истощая и ослабляя соперника так, что через некоторое время оба государства оказывались не в состоянии противостоять римскому завоеванию.
Именно таким способом Римом были завоеваны Карфаген, Македония и Греция. Именно об этой форме применения экономического принуждения — косвенном экономическом принуждении сказал Ганнибал: «Могущество Рима состоит не в его военной мощи, а в его способности разъединять противников»41.
I век до н. э. Гай Юлий Цезарь возглавил галльскую кампанию Рима. Он блестяще использовал межплеменные и социальные противоречия местного населения, а также поддержку «римских друзей» и организовал общегалльскую конференцию. На ней ему удается то, что не удалось 400 лет назад в Греции Периклу — объединить галльские племена.
40 См.: История дипломатии. С. 68.
41 Там же. С. 69.
Самого Юлия Цезаря провозгласили вождем и защитником всех галлов. Он стал третейским судьей в спорах галльских племен, получил полную осведомленность об их внутренних делах, а также возможность вмешиваться в них. Он разделил силы противников Рима и объединил его союзников. В результате в 52 г. до н. э. Цезарь победил ополчение галльских племен и полностью подчинил Галлию.
Таким образом, Цезарю удалось в чистом виде использовать интеграционную составляющую культурно-информационного принуждения, чтобы взять под информационный контроль огромную территорию, включающую Францию, Бельгию и часть Германии, и сформировать условия для ее дальнейшего присоединения за счет военного принуждения. В данном случае как начальное культурно-информационное принуждение, так и дальнейшее военное принуждение вели к интеграции народов римской республики и Галлии, поскольку римляне рассматривали варваров в качестве ценного человеческого капитала, необходимого как для мирной жизни, так и для войны42.
Заключение. Представленная ретроспектива взаимодействия субъектов международного права показывает, что принуждение всегда является сознательным влиянием, возникающим в результате конкуренции субъектов за жизненно важные ресурсы на данном этапе их развития. Оно всегда представляет собой насилие, направленное на установление эффективного контроля над требуемыми ресурсами.
При этом если народы конкурирующих субъектов воспринимают друг друга как родственные, то осуществляемое принуждение будет являться интеграционным фактором — империалистической интеграцией, ведущей к объединению субъектов. В противном случае оно является обособляющим фактором — геноцидной идентификацией, ведущей к взаимной изоляции субъектов.
Наблюдаемое усиление глобализации является прямым следствим интеграционного фактора принуждения, оказываемого друг на друга государствами в их конкуренции за ресурсы (в том числе рынки сбыта). При этом любое усиление конкурентоспособности и обогащение одного государства в силу экономического и культурного связывания достигается за счет ослабления конкурентоспособности и обеднения другого, что продолжается до тех пор, пока более слабое государство не будет присоединено к более сильному, либо же будет подвергнуто обособлению и по прошествии времени прекратит свое существование. Это было отмечено одним из отцов «современного гуманизма и демократии» Бенджамином Франклином в отношении индейцев: «Быть может, таков был замысел Провидения — искоренить этих дика-
42 История дипломатии. С. 77.
рей, чтобы освободить землю, которую можно обрабатывать»43.
Таким образом, существующая цивилизация как дитя jus civile — права силы44 будет способ-
43 См.: Дженкинс Ф. Войны за бога: Насилие в Библии. М., 2013. С. 214.
44 Мартенс Ф. Современное международное право цивилизованных народов. М., 2018. Т. I. С. 49.
ствовать интеграции народов до тех пор, пока будет сохранять социальную память о том, что прообразом английского devil был латинский закон Цезаря de vi — силы, т. е. закон о насилии45, и что «прошлое никогда не мертво. И оно даже не прошлое»46.
45 См.: НисенбаумМ. Латинский язык. М., 2003. С. 49.
46 Фолкнер У Реквием по монахине. М., 1997. С. 26.
Список литературы
Aeschines. De male gesta legatione. 115. In Ctesiphontem, 10. Cicero. Pro Sestio. 14, 33. Demosthenes. Orationes. XI, 31.
Menander Protector. Fragmenta historicorum Graecorum. IV, 218.
Plutarchus. Pericles, 17.
Thucydides. Historiae. I, 68.
Titus Livius. Ab urbe condita libri. I, 32.
Xenophon. Historiae graeca. IV, 8.
Буткевич О. У истоков международного права. СПб., 2008. Дженкинс Ф. Войны за бога: Насилие в Библии. М., 2013. История дипломатии. М., 1959. Т. I.
Мартенс Ф. Современное международное право цивилизованных народов. М., 2018. Т. I. Нисенбаум М. Латинский язык. М., 2003. Фолкнер У Реквием по монахине. М., 1997.
References
Aeschines. De male gesta legatione. 115. In Ctesiphontem, 10. Butkevich O. U istokov mezhdunarodnogo prava. St. Petersburg, 2008. Cicero. Pro Sestio. 14, 33. Demosthenes. Orationes. XI, 31.
Faulkner W. Requiem for a Nun. Moscow, 1997. (In Russ.) History of diplomacy. Moscow, 1959. Vol. I. (In Russ.) Jenkins F. Voyny za boga: Nasilie v Biblii. Moscow, 2013.
Martens F. Sovremennoe mezhdunarodnoe pravo tsivilizovannykh narodov. Moscow, 2018. Vol. I.
Menander Protector. Fragmenta historicorum Graecorum. IV, 218.
Nisenbaum M. Latin language. Moscow, 2003. (In Russ.)
Plutarchus. Pericles, 17.
Thucydides. Historiae. I, 68.
Titus Livius. Ab urbe condita libri. I, 32.
Xenophon. Historiae graeca. IV, 8.
Информация об авторах
И. И. Грунтовский, заведующий кафедрой Международного юридического института, кандидат социологических наук, доцент
В. С. Моисеев, студент магистратуры Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ
♦
