CC BY
235Принципы толкования притч Иисуса Христа и их понимание евангельскими христианами России
© в. Антоненко, 2004 Виктория АНТОНЕНКО, Россия, Краснодар
Виктория Антоненко
окончила Краснодарский Христианский университет в 1996 г. В настоящее время продолжает обучение по магистерской программе в Санкт-Петербургском Христианском университете (III курс). Член баптистской церкви. В течение многих лет преподавала в библейских группах, проводила занятия с молодежью в церкви. Ведет христианский сайт по литературно-музыкальной тематике, пишет богословские статьи, а также художественные произведения. Специализируется в области христианского душепо-печительства.
ВВЕДЕНИЕ
В этой статье речь пойдет о евангельских притчах, которые были используемы Христом. Многие столетия среди богословов и ученых не утихали споры по поводу принципов и методов их истолкования, а также их роли в учении Иисуса Христа и применении в современном мире в различных культурах. Такие богословы, как Иеремиас, Кроссан, Уайлдер, Фанк, Виа, внесли большой вклад в историю толкования притч. Хотя их исследования не лишены недостатков, они являются ведущими исследователями на сегодняшний день. Поэтому в первой части статьи дается обзор вышеперечисленных исследований, а во второй части использованы сведения на базе этих материалов и примеры. Речь пойдет также о текстуальном и историческом критицизме. Последний подразумевает связь с культурным контекстом иудеев и их религиозными ожиданиями на тот период времени. Немаловажную роль при этом играет понятие Царства Божьего, и поскольку мы имеем дело с символами в этом литературном жанре, то, определив функцию понятия Царства как символа, мы увидим ключ к пониманию сущности притч и их общей идеи. Это, в свою очередь, даст ключ к пониманию реакции первых слушателей и толкователей.
Однако выявить и проанализировать теоретические основы — это не конечная цель. Необходимо заставить текст заговорить с читателем, то есть сделать его актуальным. Это конечная задача толкователя, и она требует не только знания Писания, исторических условий и текстовых особенностей, но также посвящения Богу и доверия водительству Духа Святого. Чтобы избежать
п
голословности, необходимо соотнести сделанные выводы с реальной ситуацией в среде евангельских христиан, в нашей культуре и уяснить суть проблемы: чего же недостает российскому богословию и как необходимо дальше двигаться в области истолкования текстов Писания. Поэтому в третьей части на примерах представлены особенности понимания притч в евангельских церквях.
Цель автора - не убедить читателя в каком-либо «правильном» методе толкования, ведь любой метод не может быть абсолютно объективен, но через обзор главных принципов, а также трудностей интерпретации сформировать представление о возможностях текста и предостеречь от ошибок, которые чаще всего встречаются в «свободных» толкованиях.
1. Основа учения
1.1. Определение евангельской
притчи. Термин «притча» в греческом языке звучит как «лараРо^п» («шавЬа1» на древнееврейском) и может быть представлен в виде иронического высказывания или насмешки (Пс. 43:11), загадки (Пс. 48:4), образной речи (Мк. 7:14-17), расширенного сравнения (Мф. 13:33), повествования (Мф. 25:1-13), наглядного примера (Мф. 18:23-25) и даже как аллегория (Мк. 4:3-9,13-20)1. Для сравнения также можно привести слово а^еуорею, что означает «говорить иносказательно» (пример в Гал. 4:24). Ссылки на Ветхий Завет — неслучайны. Это существенный фактор для понимания этого жанра в те времена, кото-
рый, соответственно, имеет отношение к использованию притч самим Христом. Наряду с определенными различиями между этими литературными приемами, существует связующая нить, выраженная элементом сравнения. То, что очевидно или известно, сравнивается с тем, что неизвестно или малопонятно с целью объяснить главную мысль2.
1.2. Классификация притч. В
Новом Завете насчитывается от 45 до 60 притч в зависимости от того, какую классификацию принять. В общем, евангельские притчи можно классифицировать следующим образом: сравнения («Царство Божье подобно» — Мф. 13), афоризмы (Лк. 5:33; 4:23) и притчи, изложенные в виде историй (повество-вания)3. В. А. Попов подразделяет притчи также на простые и повествовательные. В первом случае «притча напоминает маленький этюд... знакомую всем историю, действие которой происходит в настоящем времени. рассказывающую о жизненном опыте простых людей (Мф. 13:44-45 — о сокровище, скрытом на поле; Лк. 15:3-7 — о потерянной овце). Во втором случае «притчи выстроены на каком-то особом случае, совершившемся в прошедшем времени. В них намечены контуры характеров действу-
1 Herrik G., Stein R. H, "The Interpretation of Parables: Exploring «Imaginary Gardens with Real Toads", www/bible.org/docs/nt/topics/ parables/para21.htm. (Biblical Studies Foundation, 1994), p.137.
2 Барнуэлл К., Поп Т., Дэнси П. Не искажая Слова Божия. - СПб.: Библия для всех, 1995. -С.290-296.
3 Keathley H. The parables. www.bible org/ docs/nt/topics/parables/para24.htm, 1998. (9 июля, 2003).
г
1
ющих лиц... используется закон повторения для акцентирования основополагающей мысли», то есть очевидно «развитие сложного драматического сюжета» (Лк. 15:11-32 — о блудном сыне; Лк. 16:1-8 — о неверном управителе; Мк. 12:1-9
— о злых виноградарях) (Попов, с.29). Впрочем, согласно комментариям Брайтчера (Вга'ЬсЬег) и Най-да (Nida) к Евангелию от Марка 4:11 «притча» также означает специальный христианский термин (2001, с.155).
Додд, как и многие другие богословы, считает центральной идеей притч наступление Царства Божьего, а сами притчи подразделяет на те, которые относятся к ожиданию Второго пришествия Иисуса Христа. Это так называемые «притчи кризиса» (о верных и неверных слугах — Мк. 13:34; о бодрствующих слугах — Лк. 12:35; о десяти девах
— Мф. 25:1), затем «притчи роста» (о сеятеле, о плевелах, о горчичном зерне).
1.3. Цель использования притч.
Цель и причина использования притч Иисусом Христом изложена в Евангелиях от Матфея 13:10-15 и Марка 4:9-13. Притчи служат средством для того, чтобы увидеть нечто важное и, в то же время, для того, чтобы скрыть это. Что именно? Тайны Царства. «Тайна (|а1СТ£р1^) в библейском контексте в сущности означает знание, которое не дано людям вообще, но открыто посвященным...», то есть это «не неизвес-
тный факт, сообщенный специфическим образом, но. то, что было скрытым.Таким образом, это тайны о Божьем правлении»4. Однако те, кто имеет жесткие сердца и слепые глаза, неспособны видеть духовные вещи. В этом и состоит причина непонимания. Но «вам дано знать тайны Царствия. ». И последнее. В отношении к доктрине притчи «не использовались для пояснения, но напротив: доктрина использует притчи как иллюстрации к ней» (Верк-лер Г.А., 1996, с.109).
1.4. Краткая история толкования. Начиная со времен Нового Завета, притчи толковались как аллегории, то есть как совершенно мистические истории, где каждая деталь имеет самостоятельное значение. С того времени в истории было несколько важных периодов в развитии принципов толкования текстов5. Наиболее важную роль сыграл в этом историко-граммати-ческий метод, в рамках которого философы и теологи предприняли много исследований, в частности в период пострационализма. Хотя аллегорический метод подвергался критике задолго до этого, ученые, о трудах которых пойдет речь, проделали серьезную работу и достигли немалого прогресса, разработав определенные методы и принципы в толковании евангельских притч.
В первую очередь необходимо выделить труды Иоахима Иереми-аса и его предшественников — К.Додда и А. Юлихера. Юлихер
4 Брайтчер Р., Найда Ю. Комментарии к Евангелию от Марка. Пособие для переводчиков Священного Писания. - СПб.: Россий-
ское Библейское общество, 2001. - С.155.
5 Обзор по истории толкования Библии см. Верклер Г.А. Герменевтика: Принципы и процесс толкования. Гранд Рапидс: Бейкер, 1996. - С.29-45.
г
п
предпринял первые шаги в понимании притчи как литературной формы, хотя он игнорировал значение использование притч в иудаизме. Он начал рассматривать притчи с позиции классической античности (при этом отодвигая личность Христа на второй план) и пришел к выводу, что суть евангельских притч — это моральные наставления. Додд выявляет два важных пункта с позиции литературной критики. Его позиция лежит в интерпретации притч как метафор или сравнений, при этом он подчеркивает реализм первых, имея в виду непосредственную связь с жизненным опытом людей. Иеремиас внес свой вклад в области текстуальной критики, то есть в воспроизведении притч в их первоначальной форме — так, как их преподал сам Христос. Иереми-ас также признает тот факт, что в первых христианских общинах притчи были истолкованы заново, в частности при переходе из устной формы в письменную. Он понимал притчи в рамках употребления их раввинами в иудаизме и на этом основании сделал вывод, что целью притч Иисуса было иллюстрировать, пояснить и защитить Его учение (поскольку раввины использовали этот метод по отношению к закону). Однако ценность исторического подхода в позиции Иеремиаса не обусловливается контекстуализаци-ей, т. е. он считает, что тексты Писания говорят непосредственно к аудитории — к слушателям или к читателям, кто бы они ни были и в какое бы время ни жили6.
Другие богословы7 достигли немалых результатов в отношении разработки новых идей и принци-
пов понимания притч как на уровне литературного (в особенности, Виа и Кроссан) и исторического, так и текстуального критицизма. Например, Уайлдер, проводя различие между сравнением и метафорой, представляет притчу как образ, который открывает нечто. Он показывает важность литературных средств в провозглашении Царства Божьего и в самих притчах, именуя первое (сравнение) образом, а последнее — метафорой. Виа же представляет притчу как эстетический объект, делая акцент на тщательном анализе развития сюжета истории в тексте, выявлении главного действующего лица и места действия. Однако он мало уделяет внимания диалогу между текстом и интерпретатором. И, наконец, Кроссан понимает притчи как поэтические метафоры и расширенные повествования, рассматривая их (как и Юлихер) в контрасте с аллегорией. Также с позиции текстуального критицизма его (Кроссана) исследования получили наибольшее признание после Иеремиаса. Что касается исторического критицизма, то здесь немаловажную роль сыграла разработки Кроссана «притч — парадигм» и подразделений их на группы о пришествии (advent), обращении (reversal) и действии (action).
Итак, новые достижения в развитии герменевтики притч выражаются в следующем: притчи — это не аллегории (Юлихер); они помещены в эсхатологический контекст
6 Perrin N. Jesus and the language of the Kingdom. www.religion-online.org, July, 12th, 2003.
7 Амос Уайлдер, Дан Отто Виа, Джон Доме-ник Кроссан.
г
1
(Додд); должны восприниматься в свете оригинального культурно-исторического контекста (Иеремиас); являются эстетическими объектами (Виа); могут функционировать как поэтические метафоры.8 Как мы далее увидим, каждая из этих разработок способствует тому, чтобы открыть в притчах новую глубину и побудить читателя увидеть их ценность и переосмыслить собственный подход и понимание.
2. Принципы толкования
2.1. Текстуальный критицизм.
Первый шаг в процессе интерпретации (и не только притч, но и текстов вообще) — это работа непосредственно с самим текстом. Здесь мы имеем дело со структурой текста, со значениями слов, а также с развитием темы автором в связи с контекстом. И поскольку первоначально евангельские тексты существовали в устной форме, а затем были записаны и циркулировали в христианских общинах, как уже было упомянуто в предыдущем параграфе, то в результате произошли определенные изменения в понимании. Будучи помещены в контекст иудейской мудрости, притчи понимались, во-первых, как моральные наставления, а во-вторых, стали толковаться как аллегории. И теперь задачей толкователя является восстановление первоначального смысла текста. Тексты притч, в свою очередь, находясь в вербальном контексте, выражены с помощью определенных символов. Они несут ассо-
циативное значение и переходят из одного контекста в другой, но не создаются заново9.
2.2. Литературный критицизм.
Связь притч с темой Царства Божьего. Литературный анализ важен в процессе определения жанра и формы и, соответственно, выделения их особенностей в процессе толкования. Также этот подход помогает извлечь первоначальное значение в подлинном историческом контексте. Если мы говорим о притче как о литературном объекте, то в таком случае каким именно объектом она является? Целесообразно рассмотреть понятие символа языка, его значение и функции с этой точки зрения. Важным при этом является тот факт, что притчи — это не аллегории. Аллегории — это повествования, в которых различные элементы несут разную смысловую нагрузку. В притче же что-то одно становится ясным посредством сравнения с другим. Христос «учил их притчами. в учении. » (Мк. 4:12), то есть «в процессе учения.». В притче о сеятеле сказано, что семя — это Слово. Под «Словом» как раз и подразумевается христианское учение10. В чем его суть? Современные богословы сходятся во мнении, что главная идея притч — Царство Божье. Эта связь становится очевидной, поскольку учение Христа фокусируется на Царстве, а главным источником информации о нем являются притчи. К. Додд утверждает, что притчи содержат кульминационный момент и пришествие
8 Ibid.
9 Ibid.
10 Брайтчер Р., Найда Ю. Комментарии к 60
Евангелию от Марка: Пособие для переводчиков Священного Писания. - СПб.: Российское Библейское общество, 2001. - С.148, 159.
Богословские размышления #4, 2004
г
п
Царства прямо или косвенно играет в этом роль. Скрытое сокровище и жемчужина (Мф. 13:44-46) - обладание самым ценным — настоящая реальность. Строитель башни и царь, отправившийся в далекую страну представлены как люди, идущие на риск. Притчи о вине и мехах говорят о невозможности приспособить это учение к традиционному иудаизму. И главный признак пришествия — это забота о потерянных. Непосредственно о пришествии сказано в притче о десяти девах, о верных и неверных слугах, о воре ночью (цит. Perrin N. по кн.: Dodd, The Parables of the Kingdom [«Притчи Царства»], 1961, c. 139-156).
По мнению Нормана Перрина Царство Божье — не концепция, но символ, который содержит в себе ряд концепций, но все же если мы говорим о концепции Царства в учении Христа, так или иначе это выражается в природе и форме Божьих действий посредством языковых символов или образов. «Символ же, согласно Рикеру, — это знак, который указывает на нечто большее»11. На самом ли деле это лишь знак, или же нечто большее? Использование Христом языка и символики древнеиудейской апокалиптики связано с существованием «мифа»12 (см. Пс. 135), и эсхатологические ожидания определялись к тому времени как сформировавшаяся традиция. Кроме того, это совершение Богом истории спасения — от сотворения мира до избрания народа Божьего. Подтверждение этому мы
11 Цит. Perrin N. по кн. P.Riqoeur, The
Symbolism of Evil [«Символизм зла»]. - 1969. - Р.15.
находим в псалмах 46, 92, 98, 100, где повторяющееся выражение «Господь царствует» на самом деле означает «Господь стал царем», и Израиль был научен воспринимать Его именно в этом ракурсе. Также в Пятикнижии повествуется о делах, явленных в истории Богом как Царем Израиля (например, Исход, 15 — песнь Моисея), который находится на их стороне, защищает, оказывает благодеяния и обещает избавление от языческого ига. Итак, представления израильского народа о Царстве Бога, а также связанные с этим ожидания выражались в следующем: Царство Божье — символ, выраженный в принадлежности народа Богу, находится в контексте мифа, где Бог совершает деяния в истории на стороне своего народа. Это в свою очередь привело к формированию эсхатологических ожиданий ко времени прихода Христа на землю (Регпп Ы.).
Далее, в речах Иисуса Христа тема Царства затрагивается в контексте молитвы «Отче наш», в различных высказываниях (см. Лк. 11:20); апеллирует к личному опыту — «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), что делает очевидным возвращение к «мифу». Тем самым слушатели призываются к обновлению в сознании этой реальности через личный опыт. И притчи, представляющие Царство Божье, — символ, имеющий непосредственное отношения к этому «мифу» и таким образом несущий в себе большее значение, чем просто знак, — функционировали как
12 Миф в данном случае означает собрание историй, где человек является внешним отображением внутреннего смысла жизни на земле.
г
1
средство для провозглашения Божьих замыслов.
Притча (в отличие от аллегории) имеет одну главную мысль. Однако поскольку притча может быть передана в различных ситуациях, то количество главных идей будет меняться пропорционально количеству ситуаций. Таким образом, в исторической обстановке она имела не только одно оригинальное значение, но также и серию последующих значений. Однако при этом толкователь должен быть осторожен с новыми значениями. Перевод определенной идеи притчи в моральный, эсхатологический или христо-логический аспект неверен, поскольку в этом случае изменится смысл метафоры, которая должна оставаться неизменной13.
Исследования в области семантики показывают, что метафора включает в себя также тему и образ, причем фигура речи, содержащая образ, может быть «живой» и «застывшей» и «являться тематическим образом или символом... Например, в притче о сеятеле Слово — это тема метафоры, а посеянное — образ»14. При застывшей фигуре важна тема, а не образ (образ может при этом меняться или опускаться), а при живой — образ также сохраняется. Но здесь важно найти точку подобия. Примером живой фигуры речи может быть притча о неводе, о плевелах, а также о мехах и вине. Однако «если образ имеет несколько значений, то слушатель может неверно понять метафору (на-
пример, если речь идет о свете, о соли, о крещении)...» То есть «должна быть основа для сравнения»15.
Помимо этого, притча по своей природе может быть представлена как поэтическая метафора. Последняя же существует в двух формах: предшествующая действию — иллюстрация, преподанная как педагогический урок, и наоборот, когда участие предшествует информации, цель которой — вовлечь в действие. При этом метафора оживает, когда посредством ее мы проникаем в новое измерение реальности, в мир Бога. Таким образом, притчи, автором которых является Иисус, становятся также ключом к пониманию Его личности. Кроме того, Кроссан, как уже было упомянуто, выделяет три ключевые притчи, содержащие в себе «притчевую мелодию»: о жемчужине, о сокровище и о большой рыбе (от Фомы). В притче о сокровище и жемчужине глаголы идут в порядке «находит — продает — покупает», а в притче о рыбе — «нашел — забросил — вытащил». Здесь мы видим человека, которые сталкивается с определенным событием или обстоятельством, в силу которого он решает изменить свое прошлое, что, в свою очередь, побуждает его к дей-ствиям16. В этом есть свой смысл, поскольку центральной идеей притч является Царство Божье и сами притчи имеют непосредственное отношение к обращению человека и заключают в себе призыв к действию (Регпп Ы.). Кроме того,
13 Цит. Perrin N. по кн.: Funk R. Language, Hermeneutics and Word of God [«Язык, герменевтика и Слово Божье»]. - 1966. - Р.151-152.
14 Бикман Дж, Келлоу Дж. Не искажая слова
Божия: Принципы перевода и семантического анализа Библии: Пер. с англ. - СПб.: Ноах, 1994. - С.160, 162. 15 Там же. - С.154.
г
п
используя литературно-критические средства, притчи могут быть подразделены на два типа сюжетов: комический и трагический. Примером первого может служить притча о неверном управителе и о блудном сыне, а примером второго — о талантах, о десяти девах, о брачном пире, о не простившем слуге. В этом случае для понимания притчи необходимо анализировать главный сюжет истории, его развитие, принимая в расчет действующие лица, главный персонаж, место действия и его функции. При этом нужно учитывать, что в основе сюжетов лежит конфронтация или столкновение между двумя персонажами, и затем раскрываются последствия этого столкновения17.
Итак, можно заключить, что мнения большинства богословов сводятся к тому, что в евангельских притчах заложен некий конфликт и они носят «провокационный характер», заставляя увидеть реальность по-новому, что подталкивает слушателя не только стать участником этой реальности, но также переосмыслить свои взгляды и принять решение.
2.3. Исторический критицизм. В
этой структуре анализ лежит в области языка, среды автора и первоначальной аудитории, включая культурные особенности и обстоятельства, при которых был создан текст, цели автора и различные детали, относящиеся к тому времени и месту.
Как уже было упомянуто, Иоахим Иеремиас внес большой вклад в исследования притч с позиции как текстуального критицизма, так и исторического, внимательно изучив исторические особенности и сложившиеся ситуации в контексте служения Иисуса, используя древнееврейскую, в особенности, раннюю равви-нистическую литературу. Этот подход имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, рассматривая учение исторического Иисуса, Иере-миас стремится к одной цели: побудить современного читателя услышать и понять весть, переданную Христом так, как это понимали первоначальная аудитория и современники. С другой стороны, возникает проблема взаимодействия между текстом и толкователем, то есть тот самый мост, который необходимо преодолеть в процессе герменевтики. Текст же для Иеремиаса служит лишь средством для восстановления вести Христа.
Там, где Иеремиас учил о ценности исторического подхода, Виа выделил четыре критических замечания в этом отношении. Они состоят в следующем:
Во-первых, нельзя накладывать на притчи элементы учения и служения Христа. Другими словами, необходимо уделять внимание в первую очередь самому тексту, учитывая, конечно, исторические особенности, но настолько,насколькоэто-го требует текст.
Во-вторых, чрезмерно строгий исторический подход игнорирует че-
16 Цит. Perrin N. по кн.: Crossan, In Parables:
The Challenge of the Historical Jesus [«Притчи: Проблема исторического Иисуса»]. - 1973. - Р. 96-120.
17 Цит. Perrin N. по кн. Dan O.Via, The Parables: Their Literary and Existential Dimension, [«Притчи: литературное и экзистенциальный аспект»]. - 1967. - p. 96-97.
г
1
ловеческий фактор. Здесь имеется в виду то, что притчи не являются народными сказаниями и не могут расцениваться как воззвание к нации или общенациональным идеям, но к отдельным группам людей (например, в притче о добром самарянине — к тем, кто живет в опасной местности, в притче о потерянной овце — к людям, занимающимся скотоводством и т. д.).
В-третьих, исторический подход обращен лишь к прошлому, но не к нынешним ситуациям.
В-четвертых, исторический подход игнорирует эстетическую функцию и природу притч.
Учитывая эти замечания, мы приходим к выводу, что толкование необходимо начинать с самого текста, а не с исторических посылок и понимать его (текст) как совокупность различных элементов, составляющих единое целое, — то, что Виа называет «эстетическим объектом». Это, в свою очередь, приносит новое понимание бытия в наше сознание и открывает сущность веры и неверия18.
2.4. Примеры толкования некоторых притч. В этом параграфе рассмотрим примеры с применением принципов, изложенных выше. Первой проанализируем притчу о добром самарянине (Лк. 10:25-37) в интерпретации Д. Кроссана. Традиционное понимание этой истории заключается в том, что в ней представлен пример того, как следует поступать с ближним (метафорический пункт), и дается образец для подражания (литературный аспект). Однако Кроссан опровергает это мнение, утверждая, что литера-
18 Там же. - С. 88, 93-95.
турный и метафорический аспекты действуют на разных уровнях. Первый заставляет слушателя сделать невозможное заключение, тем самым перевернув его взгляды, а второй в том, что Царство Божье так же вторгается в сознание человека и побуждает его к переоценке ценностей. Итак, согласно классификации притч, которые предлагает Крос-сан, эта притча принадлежит ко второму типу (reversal). Далее по структуре текста выделяются три части: ст. 25-28 — вопрос о вечной жизни; ст. 29 — вопрос о ближнем; ст. 36-37 — завершающий диалог. Нужно заметить, что слово «ближний» используется в пассивном смысле, то есть означает того, кому оказана помощь. Стих 29 является связующим между двумя частями. Между реакцией действующих лиц
— священник, левит и самарянин
— наблюдается определенная связь, что выражается в первой кульминационной точке, где представители священства противопоставляются самарянину. Следующая кульминационная точка — в риторическом вопросе в стихе 36. По мере развития сюжета, на второй план отходят разбойники, затем и священники, и остается один человек, с которым теперь слушатель имеет дело. Это заставляет его вынести суждение: как поступил самаря-нин? Он поступил правильно. С литературной точки зрения слушателю предлагается, а точнее, ему брошен вызов в том, чтобы сопоставить невозможные сочетания: «самаря-нин» и «ближний», а затем «самарянин» и «добрый». Таким образом, становится очевидной идея «переворота», изменения сознания. По-
г
п
ложительное (священники) становится отрицательным, а отрицательное — положительным (самаря-нин). Итак, Кроссан главным образом сосредоточивает внимание на структуре повествования и идее изменения (reversal).
Здесь следует принять во внимание иерархическую структуру иудейского общества, согласно которой самаряне находились между язычниками и сборщиками податей. Для иудеев эти люди были изгоями. Задавая вопрос о ближнем, законник тем самым спрашивал о том, как далеко следует заходить по этой иерархической лестнице. Следующий шаг в толковании — проследить развитие сюжета, который определяется главными действующими лицами. При этом некоторые детали становятся важными в той мере, в какой они имеют отношение к главной мысли. Во-первых, жертвой нападения был, скорее всего, иудей, поскольку рассказ предназначен был для иудеев. Во-вторых, греческое слово KaiePaivev означает то, что и священник, и левит шли «вниз» по дороге, из Иерусалима, а не наоборот. Так что они не могли бы оправдаться тем, что, посчитав лежащего у дороги мертвым, по закону не имели права прикасаться к нему, ведь им уже не нужно было совершать служение в храме. Этим показывается их лицемерие. Служа Богу в храме, они пренебрегли нуждающимся человеком. Наконец, главный пункт в этой притче в том, что то, как человек любит другого человека, являет его истинные взаимоотношения с Богом. Согласно К. Бломбергу, в притче может быть столько главных
пунктов, сколько персонажей задействовано в ней. Итак, мы получаем следующую картину: первое — даже наши враги являются нашими ближними; второе — этническая или социальная принадлежность не дает перед Богом никаких преимуществ; поступок самарянина демонстрирует пример истинной любви. Теперь необходимо проследить связь притчи с темой Царства Бо-жия. Наследование жизни вечной означает вход в это Царство. На вопрос, что для этого нужно делать, Христос отвечает неожиданным образом, показывая, каким должен быть человек, входящий в Царство. Последнее — принципы для применения. Прежде всего, любя ближнего, мы проявляем тем самым любовь к Богу. Любовь нелицемерна, то есть не отдает кому-либо предпочтения. Участие в церковном служении или членство в церкви еще не является заменой или непосредственным выражением любви к Богу и ближнему. Нужно идти навстречу нуждам людей, хотя это не всегда удобно19.
Еще один пример — притча о работниках в винограднике (Мф. 20, 1-16) в интерпретации Д. Виа. Эта притча относится к жанру «трагических». С позиции историко-литературного критицизма рассматриваемый контекст отражает реальные для слушателей события. Возможно, притча была рассказана в ответ на возражения оппонентов относи -тельно общения Христа с мытарями и грешниками, а также для того, чтобы показать несостоятельность за-коннического подхода. Кроме того,
19 Keathley H. The parables. www/bible org/ docs/nt/topics/parables/para24.htm, 1998 (9 июля, 2003).
г
1
в Ветхом Завете образ виноградника ассоциировался с Израилем (см. Ис 5). Главные действующие лица — недовольные работники, проработавшие весь день. Они помогают раскрыть идею притчи. Притча считается трагической именно по причине того, что эти персонажи в конце оказались исключенными из общества хозяина. Наибольшего развития история достигает тогда (20,12), когда недовольные работники настаивают на применении к ним справедливого воздаяния, то есть по их мнению, плата должна быть пропорциональна заслугам. Отстаивая свои права, они должны принять вызов от хозяина, поскольку они посчитали его не великодушным, а несправедливым. Таким образом, притча учит о том, что виноградари оказались вне источника благодати из-за их законнического понимания действительности. При этом главный принцип толкования заключается в том, что Божьи измерения проникают в нашу повседневную жизнь, чтобы произвести важнейшие переосмысления среди обычных обстоятельств20.
Рассмотрев различные позиции в толковании притч, мы приходим к выводу, что они дополняют друг друга и в целом предоставляют возможность увидеть притчи на разных уровнях, что является хорошим средством для избежания субъективности взглядов, хотя и оставляет еще много нерешенных вопросов. Притчи имеют непосредственную связь с Царством Божьим,
20 Цит. Perrin N. по кн. Via, The Parables:
Their Literary and Existentional Dimension [«Притчи: их литературное и экзистенцио-нальное измерение»]. - 1967. - Р. 147-155.
которое представляет собой символ, извлекающий на поверхность миф. Кроме того, они функционируют как метафоры. Но поскольку главной целью герменевтики является диалог текста и толкователя, необходимо также понять, как применить это к современному миру, учитывая то, что миф теряет свое значение и актуальность, а метафора может быть «мертвой» или «застывшей. К тому же ее действенность в культурной и социальной сферах сейчас отличается от подобного воздействия в Палестине во времена Христа21.
3. Понимание притч евангельскими христианами
3.1. Причины трудностей и различий в толковании. Теперь рассмотрим особенности понимания притч евангельскими христианами в соответствии с изложенными выше принципами, а также трудности и противоречия, связанные с этим процессом. В качестве примеров представлены толкования некоторых притч или важные для понимания этого отрывки.
Итак, первой причиной проблем, на наш взгляд, является использование так называемого метода читательской реакции. В этом случае игнорируется «научный подход» и выделяется «духовное понимание», что включает в себя поиск подтекста в словах, применение текста непосредственно к себе, минуя весь процесс толкования. Та-
21 Perrin N. Jesus and the language of the Kingdom. www.religion-online.org, July, 12th, 2003.
г
п
кого рода толкование также часто называется личным исследованием Библии по откровению свыше. Другой аргумент состоит в том, что «духовные истины нельзя уместить в богословские рамки» (хотя большинство толкователей соглашается с наличием связи притч с темой Царства и необходимостью разъяснять те или иные исторические особенности используемых Христом образов). Утверждается, что Библия
— универсальна, и там можно найти ответы на все вопросы, главное
— читать и молиться, а Дух Божий просветит, как и написано в цитируемых приверженцами этого метода отрывках22. В результате поиска откровений и ответов на вопросы происходит привнесение нового смысла в текст, что таит в себе немалую опасность. Если смысл текста при толковании меняется (или варьируется), то и применение извлеченного смысла также будет просто отличаться разнообразием, но будет противоречивым. Однако если мы подходим к Писанию как к богодухновенному Божьему Слову, содержащему в себе истину, то как же истина может иметь столько значений? С одной стороны субъективность в большей или меньшей степени присуща каждому, но с другой, настаивать на том, что это и есть единственно правильное решение — неразумно.
Вторая причина тесно связана с первой и заключается в понимании текста вне контекста (метод дока-зующего текста), хотя иногда и присутствует описание исторической обстановки того времени примени-
22 См. подробнее п. 3.3. о действии Духа Святого.
тельно к аудитории Христа. Однако это приносит мало пользы по третьей причине, суть которой лежит в аллегоризации, то есть в придании особого смысла деталям и истолковании их в самостоятельном значении, что можно охарактеризовать как тяготение к мистическому восприятию духовных вещей. Это происходит посредством того же личного откровения или цитирования других отрывков из Писания, то есть соединения параллельных мест снова без учета контекста каждого отрывка. В этом случае приоритет отдается словам, которые содержат в себе некий символ, например, масло — Дух Святой, светильник — Слово Божье и т. д. Основания для этих утверждений можно увидеть в примерах, приведенных ниже.
В качестве первого примера приведем толкование притчи о неверном управителе (Лк. 18:1-8) В.Я.Канатушем из книги «Притчи Иисуса Христа».
«Вдова из притчи символизирует всех бедных и беззащитных. А кто в этом мире более беден, беззащитен и раним, как не христиане, истинные дети Божии?»
И далее. Судья и соперник. «Кого под ними подразумевает Христос? С ними мы уже встречались в Нагорной проповеди (Мф. 5:25), где Господь призывает мириться с соперником... Мириться означает «освободиться» он него. Словом, соперник — это наш противник. В притче соперник символизирует дьявола, главного врага верующих. Если сатана вас. одолевает, тотчас же освободитесь через молитву. Наша задача - понять главный смысл. притчи — о необходимости постоянства в молитве»23.
г
1
Из этой цитаты видно, что толкователь не только представляет детали с разными значениями, основанными скорее на церковном учении, нежели на принципах исследования текстов, но и разворачивает проповедь на каждый из используемых образов, что свидетельствует об игнорировании заложенной в тексте мысли. Кроме того, цитирование фразы «хотя и медлит защитить их» ассоциируется им с отрывком из 2Пет. 3:9, где «.не медлит Господь исполнением обетования., но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб.». Если сопоставить контекст того и другого с этим отрывком, то станет понятно, что к притче он не применим. В последнем говорится в противовес словам противников, что суд Господень не замедлит прийти, а задержка во времени является милостью Божьей для людей, чтобы дать им время раскаяться.
Учение поместных церквей евангельских христиан, особенно старшего поколения, оказывает очень сильное влияние на понимание верующими текстов Библии, в том числе и притч. Проповеди, произносимые с кафедры служителями, имеющими большой авторитет в церкви, считаются словами, исходящими от Бога, воспринимаются беспрекословно и не подвергаются сомнению основной массой прихожан. Всякое же новое толкование почитается оскорблением для всей церкви и чуждым Богу. Итак, наблюдается тенденция не просто получить откровение от Бога, сразу выводя соответ-
23 Канатуш В.Я., Притчи Иисуса Христа. www.caw.dem.ru/books.htm, 6 июля 2003.
ствующее применение, но также сопоставлять и таким образом ограничивать это откровение учением церкви. Следующие два примера иллюстрируют этот факт.
В. Куликов, объясняя притчу о драгоценной жемчужине, в первую очередь идентифицирует жемчужину с Христом, поскольку «Он является драгоценностью для нас (1Пет. 2:6). прекраснее всех сынов человеческих. (Пс. 44:3). в нем заключена совокупность совершенства». Далее поясняется идея поиска (Христа): «Ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога» (Кол. 3:1) и «.взыщете Меня и найдете, если взыщете меня всем сердцем.» (Иер. 29:13), то есть «Господа можно найти везде.». Однако для этого необходимо заплатить цену: «от многого отказаться.от-вергнуть себя.оставить все грехи и всякое нечестие.». И, наконец, последняя деталь относительно местонахождения жемчуга: «Жемчуг образуется на морской глубине: там он приобретает свои замечательные свойства. Подобно этому наш Господь. три дня и три ночи находился в сердце земли. (Мф. 12:40)» (В. Куликов, 1981, с. 19-21).
Другой пример — толкование притчи о работниках в винограднике (Мф. 20:1-16) в интерпретации, предложенной пастором Шатровым. В этой притче он сразу выделяет семь принципов, важных для христианина. В контексте наших рассуждений обратим внимание на четвертый и седьмой принципы. При этом делается вывод о «сострадании Божьем к безработным, стоящим на рыночной площади», а также о том, что «когда христианин
г
п
входит в Божью семью, он также становится работником в Его винограднике, неся порученное служение» (Шатров П.К., 2000, с. 419). В свете вышесказанного интересно сравнить толкование этой же притчи, предложенное другим автором — В.Я. Канатушем в книге «Притчи Иисуса Христа». Сначала он «расшифровывает» образы основных персонажей притчи: хозяин — это Христос, суверенный и справедливый. Виноградник — это «дом Божий: в Ветхом Завете это Израиль (Ис. 5:1-5), а в Новом — Церковь Христова. В Церкви Господь поставил пять категорий служителей: Апостолы, пророки, евангелисты, пасторы и учителя (Еф. 4:113). Все это, согласно притче, нанятые Им работники для труда в Его винограднике. Для работников же очень важно быть верными. (Лк. 16:1-12)». Далее, объясняя главную мысль притчи, Канатуш определяет вопрос, заданный Петром, как основу для притчи (Мф. 29:27) и делает вывод, что «духовный работник, извлекающий выгоду из двух миров, неблагонадежен для Царства Божия». При этом «в вечности Он оценит не по объему, а по качеству выполненной работы». В заключение слова Христа «так первые будут последними, и последние первыми» интерпретируются следующим образом:
Первыми можно назвать также тех, кто был призван в юности, а последними — тех, кто был призван в пожилые годы. Господь предостерегал и тех, и других, чтобы не гордились своим первенством.24.
Из этих примеров можно выделить еще один принцип, использу-
емый евангельскими христианами при толковании, — смешивание самого толкования и применения. Так О.А. Тярк указывает на следующие правила, которые необходимо учитывать:
во-первых, «понять содержание притч»;
во-вторых, «знать обычаи того времени»;
в-третьих, уяснить, какая мысль является центральной;
в-четвертых, притчи, в которых мы не можем определить фон событий, «необходимо объяснять с точки зрения общего учения Христа»;
в-пятых, «понять, какая часть относится только к содержанию притчи, а какая к толкованию.
в-шестых, принять во внимание факт, что «Дух Святой — лучший истолкователь»25.
Можно сказать, что эти принципы весьма существенны, хотя бы теоретически, пусть даже на начальном уровне. Они требуют развития, поскольку, чтобы их применять, необходимо знать, как это делать, и иметь необходимую информацию, то есть достаточно вспомогательного материала.
3.2. Значение деталей. Последний распространенный принцип, который стоит рассмотреть отдельно — это аргумент, используемый толкователями в защиту упомянутого выше «аллегоризирования» деталей притч. Суть его в том, что сам Христос использовал этот метод в притче о сеятеле, о неводе, и о плевелах, тем самым дав нам при-
24 Там же.
25 Тярк О.А. Притчи Иисуса Христа. — М., 1999. - С.122.
мер поступать также. При этом толкователи даже в эти притчи вносят новые детали, изменяя первоначальное значение, либо извлекая новые принципы для применения. Рассмотрим пример толкования притчи о бесплодной смоковнице.
«...Смоковница имела хороший уход—То же Господь делает и для нас, своих детей—Почва. удобряется. И происходит это через чтение и изъяснение Священного Писания, через посредство пения хора. Ветви, не приносящие плод, Он отсекает (Ин. 15:2-3) и совершается это отсечение опять-таки посредством Слова Божия (Иак. 1:21-24), или через беседу с опытными служителями и членами церкви, о чем мы читаем в послании к Галатам, 6:1.». Завершается толкование тем, что хотя «виноградари продолжают ходатайствовать— перед Богом: "Оставь ее еще на год". придет день, когда отнята будет Божья ограда (Ис. 5:5-6) и будет убрана бесплодная смоковница. Подобно этому Христос ходатайствует о нас перед Отцом Небесным.»26.
В соответствии с толкованиями самого Христа различные детали имеют такое значение, которое непосредственно относится к главной идее притчи. Помимо того, акцент на некоторых деталях позволяет не только заострить внимание на важном, но и усиливает воздействие самой притчи на слушателей. Например, О.А. Тярк дает объяснение притчи о заблудшей овце, в которой, по его мнению, основная мысль —
радость обретения. При этом он выделяет следующие принципы для применения. Первый — «пропавшего человека всегда можно снова найти.». Второй — «Христос имеет силу вернуть его». Третий — «каждый человек достоин, чтобы его найти»27. Эти принципы не бесспорны относительно главной идеи притчи, однако они не противоречат ей как взятые на основании отдельных слов или образов текста. Важно помнить о структуре текста, а также учитывать особенности языка оригинала. При этом детали окажутся важными не относительно смысла непосредственно, но в процессе изучения отрывка. Например, в притче о неверном управителе (Лк. 16:1-13) в ст. 9 использован семитический пассив (iva... Se^roviai - «чтобы они приняли»). Согласно этой конструкции, заимствованной из еврейского языка, слово «друзья» не может быть подлежащим. Принимающим лицом является Бог. Кроме того, в ст. 8 слово «похвалил» (греч. 9povi^o^), которое непонятно с морально-этической точки зрения, тем более в изложении самого Христа, на самом деле «относится не к моральному аспекту действия управителя. Скорее оно подразумевает то, что управитель знал, как действовать перед лицом неминуемого кризиса. В этом и состоит смысл притчи»28.
В притче о блудном сыне также есть интересная деталь, которая иллюстрирует отношение старшего сына к отцу. Во фразе «Я столько
26 Колесников Н.А. Бесплодная смоковница 27 Тярк, О. А. Притчи Иисуса Христа. — М.,
// Братский вестник. — 1986. — №6. — 1999. - С. 219-220. 1986, С. 21.
J
г
п
лет служу тебе.» (Лк. 15:29) глагол «служить» — бои^ею в соединении с фразой «столько лет» (тосаша етп) в винительном падеже со значением длительности в греческом языке означает «служить в качестве раба или слуги». В ст. 30 — «проевший твое имение» Рю^ «.употребляется в гиперболическом смысле, поскольку младший сын мог потратить лишь собственную долю из состояния отца. а фраза «сын твой этот» окрашена презрением». И наконец в ст. 32 глаголы «радоваться» и «веселиться» — еuфpаv0nvаl и %ар^аг ебег означают внешнее веселье и внутреннюю радость соответственно29.
Еще одна важная деталь, присущая притчам — использование риторических вопросов — вопросов, на которые ответ не ожидается или уже ясен. Как уже было сказано выше, притчи содержат в себе скрытый конфликт, удивляя слушателя, ставя его в тупик и побуждая к переоценке. Риторические вопросы также служат этой цели. Например, в притче о башне (Лк. 14:28) — «кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек.?», о потерянной драхме (Лк. 15:8), или в притче о злых виноградарях (Лк. 20:15). «Этот вопрос разрывает повествование притчи, поскольку обращен прямо к слушателям. и призван лишь оживить притчу и привлечь внимание к самому главному в ней. Вопрос задан в будущем времени, как если бы Иисус и его слушатели
28 Рейлинг Дж., Свелленгребель Дж. Коммента-
рии к Евангелию от Луки: Пособие для перевод-
чиков Священного Писания. - СПб.: Российск.
были непосредственными очевидцами описываемых событий»30.
Фактически все описанные выше причины или препятствия для более объективного толкования лежат в одной плоскости и представляют собой две стороны проблемы — трудности понимания. Это чрезмерное обобщение или же чрезмерное детализирование, когда толкователь, углубляясь, ищет смысл там, где его нет. Возможно, это отчасти проблема старшего поколения, закаленного в гонениях и испытаниях, их желание сохранить чистоту учения вполне закономерно. Новое понимание текста для них — своего рода признак лжеучения. С другой стороны, нельзя игнорировать особенности русской культуры и менталитета, которые побуждают русского христианина-протестанта (представляющего собой своеобразное сочетание западной и восточной культур) искать мистический («духовный») смысл. Другие представители христианских конфессий ищут его в обрядах или чудесах, или в особых переживаниях. Так или иначе, не зная особенностей древних языков и литературных приемов, свойственных тому времени, можно легко заблудиться и принять истинное за ложное, и наоборот.
Итак, что же играет решающую роль: крайности, различие во мнениях, обусловленные культурой, возрастом и социальным статусом? В любом случае, главное в том, что люди уже имеют определенные предпосылки для толкования, нежелание признать себя недостаточно
Библейское общ-во. - 2000. - С. 663-664.
29 Там же. - С. 655-656.
30 Там же. - С. 754.
г
1
сведущим (да и кто может утверждать, что достиг вершины познания чего-либо?), чтобы переоценить свои позиции и стремиться учиться большему.
3.3. Роль Святого Духа в толковании. Как уже было замечено в третьей главе, многие христиане считают, что достаточно просто молиться, и Дух Святой откроет им Писание (при этом, текст говорит непосредственно к интерпретатору). Другая крайность состоит в излишнем рационализме, хотя она присуща скорее богословам. Таким образом, процесс толкования совершается или, точнее, ограничивается непосредственным применением текста в жизненных ситуациях, либо изучение происходит преимущественно на уровне интеллекта без воплощения теории в практику и изменения личности.
В качестве главных аргументов для первого случая евангельскими христианами используются отрывки из Писания 1Кор. 2:12-14 и 1Ин. 2:20. В первом отрывке использован глагол 5е%ета1 от 5е%оцаг (в отличие от ^ац^а^, значение которого больше относится к опыту), что означает принимать с одобрением, радушно. Это слово имеет отношение к волеизъявлению человека. Другой глагол уу^аг от у1^оскю — «знать» относится к разумному принятию. При этом между предложениями использована структура контраста. Таким образом, не-возрожденный от Духа человек (в противоположность духовному, то есть возрожденному) не хочет, не знает и поэтому не понимает духовных вещей, он живет в соответствии
со своей грешной природой, и это закрывает от него истину. Да, отчасти неверующий человек способен понять смысл текста, но дойти до глубины он не может, поскольку этот уровень доступен только Богу, и только Он просвещает. Идея другого отрывка также лежит в противопоставлении, но уже еретическому учению, в котором утверждается обратное тому, что говорит апостол, а именно: Христос пришел во плоти, и Он вернется снова. Так как адресаты послания являются детьми Божьими, то они должны это знать и различать посредством Духа, Которым Бог наделил их. Таким образом, понятие «внутреннее свидетельство Духа» невозможно интерпретировать вне контекста послания, придавая ему универсальное значение31. Это справедливо также и для первого отрывка.
На основании вышесказанного очевидно, что Дух Святой не замещает процесс толкования, но работает в наших сердцах, давая уверенность и понимание важных принципов, касающихся нашего спасения и отношений с Богом. При этом нужно учитывать, что есть вопросы менее важные, на которые нет прямого ответа в Писании, например, за какое правительство голосовать или является ли теория отложенного царства верной. Это, в свою очередь, не означает, что мы не можем найти на них ясный ответ. Но в подобных случаях Бог дает нам возможность самим проводить исследования и делать выводы. Это первый аспект.
31 Robertson A. T. Word Pictures in the New Testament. (Nashwill, Tenessi: Broadman Press, 1863-1934), Vol. IV, p. 216; Vol. VI, p.87-89.
г
п
Второе. Наши убеждения или предрассудки влияют на наше восприятие, в частности, когда речь идет о «церковном консерватизме», если выразить обобщенно. В этом случае мы сами ограничиваем действие Духа Святого и не даем Богу возможности изменять нас так, как Он этого желает.
Третье. Дух Святой не привносит откровения в текст, поскольку последний является самодостаточным, но помогает понять его. При этом Дух воздействует скорее на наши внутренние убеждения, чем только на знания в рамках интеллекта.
Четвертое. Непослушание или несогласие с истиной, изложенной в Писании (что не исключает его авторитетность в глазах человека), также снижает способность последнего интерпретировать текст без искажений (см. 2 Пет. 3:15-16).
Пятое. Тот, кто открыт к принятию истины и воспринимает тексты как написанные Божьими людьми, имеет больший шанс на успех. Несомненно, верующий человек в первую очередь является таковым.
Итак, свидетельство Духа содержит в себе непосредственное, упорядоченное сверхрациональное откровение истины в отношении главных догм и принципов. Дух убеждает нас не через экзегетику, но выше этого уровня. Конечная же цель всегда остается одинаковой: принять от Него истину, применить Его откровения, изменяющие жизнь32.
32 D.B. Wallace. The Holy Sprit and Hermeneutics. www.bible.org, July, 9th, 2003.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Евангельские притчи многогранны и представляют обширную сферу для изучения. Одна лишь их классификация значительно варьируется и дает право выбора толкователю. Можно рассматривать притчи как сравнения, метафоры, афоризмы, расширенные истории, причем каждая из перечисленных форм может быть трансформирована или подразделена на другие. Кроме жанровых, выделяются также и тематические разделения. Цель притч раскрывается самим Христом, и на этот счет большинство мнений совпадает: они открывают или наоборот скрывают «тайны Царствия» от тех, которые пренебрегали истиной и были неспособны понять ее. Символ, который представляет собой Царство Божье, имеет корни в понятиях и эсхатологических ожиданиях евреев, но возвещается Христом в совершенно новом ракурсе.
С позиции текстуального, литературного и исторического критицизма рассмотрены наиболее значительные выводы американских и немецких богословов. Каждый из них внес свой вклад в понимание притч с разных точек зрения, выявляя различия между притчей и аллегорией (Юлихер), сравнением и метафорой (Уайлдер), поэтической метафорой и расширенным повествованием (Кроссан). Наряду с этим, практически каждый подход имеет свои недостатки или упущения, особенно, относительно применения притч в современном обществе и построения моста между текстом и читателем. Так богословы выводили из текстов притч моральные
г
1
уроки или проповеди (Юлихер, представители «новой герменевтики») или же относили первоначальный смысл для оригинальной аудитории непосредственно к современному читателю (Иеремиас, Виа).
Говоря о нынешних богословских позициях евангельских христиан, в частности, в сфере толкования притч, и сопоставляя их с рассмотренными исследованиями, можно выявить определенные проблемы и противоречия. На основании примеров интерпретации и учета особенностей учения в евангельских церквях выделяются следующие тенденции.
Во-первых, процесс толкования как таковой отсутствует, или, по крайней мере, учитываются лишь некоторые его пункты, такие как контекст притчи и описание исторически сложившейся ситуации.
Во-вторых, существует ряд препятствий, не позволяющих увидеть и учесть рассмотренные принципы. Эти препятствия или причины выражаются в следующем:
• поиск в тексте скрытого смысла и непосредственное применение к личной ситуации;
• исследование текста вне контекста;
• аллегоризация слов и персонажей;
• авторитет церковного учения и как следствие, возникновение консерватизма и предубеждений против всего нового;
• смешивание толкования и применения;
На вопрос о роли Духа Святого в толковании, волнующий каждого верующего человека, можно ответить как с позиции богословов, так
и с позиции большинства верующий евангельского толка. Эти аргументы, приведенные на основании цитат из Писания, можно опровергнуть, исследовав эти отрывки, извлекая их первоначальную идею и ценность. При этом следует учитывать следующие факторы.
• В Библии даются основополагающие принципы и ответы на важнейшие вопросы, касающиеся нашего спасения и жизни во Христе, но не более. Поэтому искать ответы на вопросы о «правильной» деноминации, вреде или пользе телевизора неправомерно.
• Дух Святой влияет на наши внутренние убеждения, а не на знания.
• Дух Святой не привносит откровение в текст, но и не замещает процесс толкования. Он действует посредством и сверх того.
• Наши предубеждения препятствуют Его действию в нас и, соответственно, духовному росту и изменениям в жизни верующего.
• Послушание и открытость к принятию истины положительно влияют на процесс и результат толкования и, соответственно, на применение.
Итак, проблемы толкования притч не исчерпаны ни на уровне богословия, ни в практике евангельских верующих. Изучение результатов проведенных исследований и применение главных принципов толкования дает возможность не только более объективно увидеть текст, но и переоценить свою позицию, открывшись Духу Святому для понимания важных духовных истин.
г
п
БИБЛИОГРАФИЯ
Барнуэлл К. Дэнси П., Поп Т. Ключевые понятия Библии. — СПб.: Библия для всех, 1995. - С.290-296.
Бикман Дж., Келлоу Дж. Не искажая слова Божия: Принципы перевода и семантического анализа Библии. / Пер. с англ. — СПб.: Ноах, 1994.
Брайтчер Р., Найда Ю. Комментарии к Евангелию от Марка: (Пособие для переводчиков Священного Писания) / Пер. с англ. под ред. А. Л. Хосроева. — СПб.: Российское Библейское общество, 2001.
Верклер Г. А. Герменевтика: Принципы и процесс толкования Библии: Пер. с англ. — Гранд Рапидс: Бейкер, 1996.
Жидков М.Я. Две притчи Иисуса Христа // Братский вестник. — 1971. - №5. - С.58-62.
Канатуш В. Я. Притчи Иисуса Христа. www.caw.dem.ru/books.htm, July, 6th, 2003.
Канатуш В.Я. Семь притч о Царстве Божием // Одесса: ОБС «Богомыс-лие», №1. 1991. www.OdessaSem.com.
Колесников Н.А. Бесплодная смоковница // Братский вестник. - 1986. - №6. -С.21-23.
Кузнецова В.Н. Евангелие от Матфея. Комментарий. - М., 2002.
Куликов В. Драгоценная жемчужина // Братский вестник. - 1981. - №4. -С.19-21.
Попов В.А. Исследуйте Писание. — СПб., 1999.
Рейлинг Дж., Свелленгребель Дж. Л.
Комментарии к Евангелию от Луки: Пособие для переводчиков Священного Писания / Пер. с англ. под ред. А.Л. Хосроева. — СПб.: Российское Библейское общество. - 2000.
Ринекер Ф. Майер Г. Библейская энциклопедия Брокгауза / Пер. с нем. -Кременчуг: Христианская заря, 1999. - С.784-785.
Тярк О.А. Притчи Иисуса Христа. — М., 1999.
Хендриксен У., Джексон Г. Изучение, толкование и применение Библии / Пер. с англ. - СПб.: Мирт, 1995.
Шатров П. К. Пособие для изучающих Священное Писание. — СПб.: Библия
для всех, 2000.
* * *
Henry, Matthew. Matthew Henry's Concise Commentary on the Bible. Oak Harbor,
WA: Logos Research Systems, Inc., 1997.
Herrick G. The Interpretation of Parables: Exploring «Imaginary Gardens with Real Toads». www/bible.org. Biblical Studies Foundation, 2001.
Jamieson, Robert; Fausset, A.R.; and Brown, David. Commentary Critical and Explanatory on the Whole Bible. Oak Harbor, WA: Logos Research Systems, Inc.
Keathley H. The parables. www/bible org, 1998.
Kimble E. Biblical Theology: hermeneutical principles of progressive revelation. www.bsmi.org. July, 8th, 2003.
Perrin N. Jesus and the language of the Kingdom. www.religion-online.org, July, 12th, 2003.
Robertson A. T. Word Pictures in the New Testament. Vol.IV. - Р. 216; Vol.VI. -Р. 87-89. Nashwill, Tenessi: Broadman Press, 1863-1934.
Wallace Daniel B. The Holy Sprit and Hermeneutics. www.bible.org, July, 9th, 2003.
