CC BY
99
ЯЗЫКИ ДЛЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЦЕЛЕЙ
ББК Ш141.2-2+Ш103.2
ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ АМЕРИКАНСКОЙ СУДЕБНОЙ РЕЧИ XIX ВЕКА
А.П. Миньяр-Белоручева, А. А. Быкова, Е.А. Коробова
PRINCIPLES OF THE BUILDING AAMERICAN LAWYER'S SPEECH IN THE XIXth CENTURY
A.P. Miniyar-Belorucheva, A.A. Bykova, E.A. Korobova
Анализируются искусство убеждения и методы речевого воздействия в суде в США в XIX веке. Экспрессивно-эмоциональная сторона языка приобретает в данном случае особое значение. Следует отметить, что для юриста-правоведа безупречное владение нормами языка является одной из первостепенных профессиональных потребностей. Ведь право - это не что иное, как устанавливаемая и охраняемая государством совокупность правил и норм поведения, регулирующих общественные отношения между людьми и выражающих волю государства. А формирование и формулировка подобных правил предполагает всестороннее владение различными аспектами языковой культуры.
Ключевые слова: специфика юридической речи; судебная речь; стилистические и языковые нормы; убеждение и внушение судебной речи; убеждать аудиторию; основы красноречия; риторические теории; методы убеждения; средства убеждения; риторический вопрос; стилистический прием; метафора.
The article deals with the analysis of the lawyers’ speech in courts of law in the USA of the 19th century. Lawyers’ eloquence is regarded as an art of persuasion. The lawyers’ rhetoric is studied from different points of view. The power of the lawyers’ persuasive eloquence is of great significance, as only due to the perfect knowledge of the standard language the lawyers can help their clients not to be accused of law breaking. Law is nothing else but a verbalized system of rules developed by the government to deal with crime, business agreements, and social relationships. Rules and instructions that tell people what is allowed and what is not allowed to do require a superb mastery of language in general.
Keywords: lawyer’s speech; lawyer’s eloquence; standard language; persuasion and suggestion of a lawyer’s speech; to persuade the audience; rhetorical theory; methods ofpersuasion; means of persuasion; rhetorical question; a stylistic device; metaphor.
В настоящее время язык нормативного или процессуального акта судебной речи находится в центре профессиональных интересов как юристов, так и лингвистов, поскольку язык правоведения
как разновидность языка для специальных целей имеет свои особенности и не сводится к общим рассуждениям о точности, доходчивости и выразительности. Основа речи любого юриста - литера-
Миньяр-Белоручева Алла Петровна, доктор филологических наук, профессор кафедры английского языка исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. E-mail: ostvera@yandex.ru Быкова Анна Андреевна, соискатель кафедры иностранных языков исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор А.П. Миньяр-Белоручева.
Коробова Екатерина Андреевна, соискатель кафедры иностранных языков исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Научный руководитель - доктор филологических наук, про-фессор А.П. Миньяр-Белоручева.__________________
Alla P. Miniyar-Belorucheva, 2professor of the Department of Foreign Languages of the History Faculty at Moscow State University Author of more then 100 scholarly works and manuals. E-mail: ostvera@yandex.ru
Anna A. Bykova, candidate for a degree of the Department of Foreign Languages of the History Faculty at Moscow State University Scientific adviser -professor Alla P. Miniyar-Belorucheva.
Ekaterina A. Korobova, candidate for a degree of the Department of Foreign Languages of the History Faculty at Moscow State University Scientific adviser - professor Alla P. Miniyar-Belorucheva.
турный язык. Однако специфика юридической речи состоит в том, что в ней совмещаются элементы разных функциональных стилей: разговорного, художественного, публицистического и официально-делового1
Судебная речь, будучи одной из самых ярких, одновременно является и самой ответственной, поскольку от нее зависит жизнь и судьба человека. Коммуникативные качества судебной речи: ясность (доступность, простота), точность, убедительность, логичность, эмоциональность и экспрессивность позволяют судебному оратору сделать речь по настоящему доказательной2. Эти качества судебной речи находятся в тесной взаимосвязи и в диалектическом единстве.
Особенности юридической речи как разновидности устных публичных выступлений определяются общими целями и конкретными задачами правосудия. Высокий профессиональный уровень судебной речи может быть достигнут только в том случае, если оратор соблюдает не только правовые, но и стилистические, языковые нормы. На качество произнесения юридических речей влияют: общая эрудиция и профессиональное мастерство оратора, его умение публично выступать и его подготовка к речи. Оратор должен учитывать время и место произнесения речи, состав и настроение аудитории. Только настоящий оратор всегда знает, когда надо строго соблюдать правила, а когда их можно слегка нарушить.
На содержание и форму юридической речи оказывают влияние характер и объем дела, личность оратора и судебная аудитория. Все это также определяет ее построение и изложение.
Судебная речь обращена не только к разуму, но и к чувствам аудитории: суда и остальных слушателей. В ней используются убеждение и внушение, которые тесно взаимосвязаны и дополняют друг друга. Убеждение обращено к сознанию слушателей, подкреплено аргументами, фактами и доказательствами.
В судебной речи широко используются логические доводы, аргументы, доказательства. Чтобы убедить аудиторию, надо заставить ее согласится с мнением, взглядами, выводами оратора и заставить их принять как собственные. Оратор должен строить свою речь и располагать доказательства так, чтобы убедительность речи возрастала по мере ее произнесения.
Стремление убедить судей и максимально воздействовать на разум и чувства присутствующих в зале судебного заседания граждан требует знания сложнейших языковых средств, которые способствовали бы четкой СМЫСЛОВОЙ связности речи и выражали бы логику изложения. Важным средством выражения логических связей между композиционными частями и отдельными высказываниями являются специальные средства связи, указывающие на последовательность развития мысли (at first, in the beginning above all, first of all;
primarily, chiefly, mainly, so, then, well, consequently, therefore, hence, now etc.), противоречивые отношения (as has been said above; as it has been pointed out, therefore, and so, owing to the fact that, due to the fact that, m conformity (with), in accordance (with), etc.), итог, вывод (thus, so; so then; well, then, now, in that way, so, in such a way; consequently, accordingly, hence; In conclusion it should be said that; In closing I want to say that; Summing up it should be underlined that; In the end / finally / in the long run / in the final analysis it should be pointed out that). В качестве средств связи могут использоваться местоимения, прилагательные и причастия, а также логические вопросы. Роль вопросительных конструкций определяется как их местом в структуре текста судебной речи, так и коммуникативным заданием. В форме вопроса осуществляют постановку проблем, получают новую информацию. Проблемный вопрос, употребленный во вступлении судебной речи, формулирует цель оратора в конкретном процессе, определяет задачу, стоящую перед ним. Вопросительная интонация позволяет более экспрессивно определить проблему всего судебного заседания и способствует установлению психологического контакта между коммуникатором и адресатом.
Искусство публичного выступления играло чрезвычайно большую роль в общественной жизни США в XIX веке. Умение грамотно строить свое выступление и убеждать аудиторию было насущной необходимостью как для юристов, так и для политических деятелей, мечтавших сделать успешную карьеру.
Ораторика расценивалась, прежде всего, как судебная дисциплина и основывалась на многовековых традициях публичных выступлений со времен Демосфена до Дэниэла Вебстера. Как в средние века, так и в ХЕХ веке ораторское искусство являлось неотъемлемой частью высшего образования. Владение основами красноречия было признаком образованности и просвещенности. Доказательством того, насколько высоко ценился ораторский талант, служит факт, что председателем адвокатской коллегии штата Вирджиния стал Патрик Генри, человек, блестяще владевший наукой красноречия, но при этом зачастую обнаруживавший некомпетентность в отношении знания технической стороны законодательства.
Наряду с профессиональными юристами и политиками способность убедительно говорить приветствовались и среди простых граждан. Удачная речь на городском собрании или празднике могла способствовать продвижению оратора по социальной лестнице. Иными словами публичное выступление было неотъемлемой частью жизни американцев.
В журнале «The United States Democratic Review», в статье «Американское красноречие» (июль 1854 г.) приводится следующая характеристика свойственной американским ораторам риторики:
«American eloquence is directed chiefly to the feelings of those to whom it is addressed and to the sense of national honor The strongest and noblest sentiments in man to which the appeals of eloquence can be addressed are, first, the sense of right and wrong, and next, the love of country and of kindred.
.. Powerful and effective eloquence has always been and always must be addressed, mainly, to the passions or feelings in man's heart. What could all the metaphysical subtleties of Thomas Aquinas and Duns Sco-tus effect, in impelling men to action, or in accomplishing any great and grand end, when compared with that warm, gusing eloquence, coming from the heart, and going to the heart? We care not how powerfully the intellect is addressed and stimulated, enlightened and convinced, by argument. But let us remember, the work is not effectually done, the grand end and aim of eloquence is not attained, till the consenting sympathies of the inner man of the heart are touched, roused, and brought into action. True eloquence—effective, useful eloquence—must appeal to the heart, through the understanding and the conscience. It must open the floodgates of sensibility within us, and thus bring into exercise our active powers for the promoting of good or the preventing of evil, or else, its real power and utility will be of a very small amount And such, we think, in a very grand degree, is the character of American eloquence»3
Многие риторические теории, существовавшие в США в XIX веке, были основаны на двух трудах XVIII века, авторами которых были шотландцы: Джордж Кемпбелл, создавший в 1776 году «Философию риторики» и Блэр, выпустивший «Лекции по риторике и художественной литературе». До XVIII века большинство работ в области риторики основывались на идеях Аристотеля, методы убеждения которого, в основном, строились на принципах логики. Кемпбелл и Блэр отвергали подобную установку, полагая, что единственный способ убедить аудиторию, заключается в том, чтобы дать слушателям возможность на собственном опыте убедиться в истинности того или иного предположения. Донести этот опыт до публики можно было лишь, воссоздав картину происшествия в умах слушателей. Именно поэтому американские ораторы делились со слушателями историями, основанными «на их собственном опыте» или рисовали «словесные картины», стараясь передать нужный настрой аудитории. Таким образом, хороший оратор должен был убедить слушателей, апеллируя, в первую очередь, к эмоциям, заставить присяжных идентифицировать себя с подзащитным.
Те, кому это удавалось лучше других, становились настоящими «знаменитостями». Судебные ораторы, наряду с политиками, пользовались большой популярностью. Их выступления печатались в газетах и журналах, часто публиковались отдельными сборниками.
С целью определить, риторические приемы и методы убеждения, применяемые в американской
адвокатской практике в конце XIX начале XX веков, был проведен анализ выступления Джорджа Декстера Робинсона, адвоката защиты по делу Лиззи Эндрю Борден, обвиняемой в 1893 году в совершении двойного убийства, а именно, в убийстве своего отца Эндрю Джексона Бордена и своей мачехи Эбби Дарфи Борден.
Защитительная речь Робинсона, построенная в соответствии с общепринятыми канонами судебного выступления адвоката XIX века, четко делится на три части: вступительную, основную и заключительную.
Вступление является одним из самых важных элементов судебной речи, поскольку именно от первого впечатления присяжных зависит дальнейший исход дела, то крайне важно было правильно начать выступление.
Робинсон начинает с уважительного обращения к судье и присяжным: «Your Honor, Mr. Foreman and Gentlemen!»4
Как и предполагается по правилам построения защитительной речи, далее адвокат высказывает свою точку зрения по поводу предмета судебного разбирательства и, фактически, в общих чертах демонстрирует линию защиты, которой он собирается придерживаться. В деле Лиззи Борден Робинсон уже во вступительной части четко обозначил свою позицию: подсудимая, будучи кроткой и богобоязненной женщиной, никак не могла совершить два столь дерзких и безжалостных убийства, совершить которые под силу лишь крепкому и, очевидно, невероятно жестокому мужчине.
Робинсон, начиная со вступительной части и далее по ходу всего выступления, при каждом удобном случае старается вызвать у присяжных воспоминания о доме, об их собственных семейных очагах, проводя параллель между Лиззи Борден и их собственными дочерьми и женами. Адвокат каждый раз подчеркивает, что в данный момент они, двенадцать мужчин-присяжных, ответственны за судьбу женщины-подсудимой:
«You, Mr Foreman and Gentlemen, are now in charge of her».
«Who are you twelve men, and how come you here? Selected out of 150 that were drawn from the body of this county, passing the gauntlet of criticisms, questions, and objections put upon you by the Court or the attorneys, you are sworn here in this cause. Who are you? Men. Bristol County men. Men with hearts and men with heads and men with souls and men with rights. You come here in obedience to the law that we prescribe for the orderly administration of our courts. You come here because, in answer to the demand, you feel that you must render this great service, unpleasant and trying as it may be, exhaustive as are its labors; you come here because you are loyal men to the State. Nay, more. You are out of families, you come from firesides, you are members of households, you have wives and daughters and sisters and you have had mothers, you recognize the bond that
unites and the flash that plays throughout the household' Now bring your hearts and your homes and your intellects here, and let us talk to you as men, not as unmeaning things
Далее, переходя к основной части, Робинсон описывает место преступление и начинает подробно анализировать факты, предъявленные обвинением в качестве доказательства вины подсудимой.
В течение всего выступления адвокат периодически прибегает к различным средствам убеждения, как к явным, так и скрытым приемам речевого воздействия на аудиторию.
Одним из самых распространенных приемов в речи Робинсона является риторический вопрос, функции которого определяются его местом в структуре текста судебной речи и коммуникативным заданием. Риторический вопрос, употребленный во вступлении, используется для постановки проблемы, формулирования цели оратора в конкретном процессе, определения задачи, стоящей перед ним. Вопросительная интонация позволяет более экспрессивно определить проблему всего судебного заседания, кроме того, способствует установлению психологического контакта между коммуникатором и адресатом. Поскольку риторический вопрос позволяет привлечь внимание и одновременно воздействовать на аудиторию, то именно этим приемом адвокат Робинсон начинает свое выступление:
«Who could have done such an act?»
«In the quiet of the home, in the broad day light of an August day, on the street of a popular city, with houses within a stone's throw, nay, almost within touch, who could have done it?»
«Who are you twelve men, and how come you here? Selected out of 150 that were drawn from the body of this county, passing the gauntlet of criticisms, questions, and objections put upon you by the Court or the attorneys, you are sworn here in this cause. Who are you?»
Примечательно, что в последнем примере защитник использует древнеанглийскую форму построения вопроса «how come you here», для которой характерно отсутствие вспомогательного глагола. Если принять во внимание следующую далее метафору «the gauntlet of criticisms» («gauntlet» -рыцарская перчатка), то можно предположить, что оратор тем самым стремится вызвать у присяжных ассоциации с древнеанглийскими традициями рыцарства и справедливости.
Язык адвоката довольно выразителен. Робинсон прибегает к художественному описанию, свойственному литературному жанру, для создания у присяжных необходимого настроя:
«The terrors of those scenes no language can portray. The horrors of that moment we can all fail to describe».
Кроме того, в своем выступлении защитник периодически, хотя и не столь часто, как риторические вопросы, использует метафоры:
«And so we are challenged at once, at the outset, to find somebody that is equal to that enormity, whose heart is blackened with depravity, whose whole life is a tissue of crime, whose past is a prophecy of that present».
«And the murders did not tell any tales on her, either There was no blood on her, and blood speaks out, although it is voiceless. It speaks out against the criminal».
Следует отметить, что для усиления эффекта воздействия автором используется довольно распространенный в английском языке прием персонификации неодушевленных предметов: blood speaks out; murders did not tell any tales.
Рассуждая о сомнительной доказанности преступления, Робинсон умело использует в своей речи всевозможные местоимения. С одной стороны, для активизации социального плана, он использует прием интимизации, оказывающий косвенное воздействие на слушателей и максимально сближающий план оратора и аудиторию. Этот прием позволяет адвокату вовлечь своих слушателей в процесс его логических рассуждений, приводящих к определенным, нужным данному адвокату выводам, с которыми согласились бы все его слушатели.
Употребляя «инклюзивное» местоимение «мы» (we), Робинсон таким образом подсознательно объединяет себя с присяжными, ставит себя и их на одну сторону, одновременно, противопоставляя себе, а соответственно и присяжным обвинение, обозначает прокурора и его сторонников местоимением «они» (they).
С другой стороны, рассуждая о возможных причинах, способных побудить человека на совершение подобного преступления, Робинсон сознательно, даже гипотетически рассуждая о мотиве, использует неличное a person, под которое можно подвести воображаемого коммуниканта, на месте которого может быть любой человек. Далее, продолжая рассуждения о мотивах этого гипотетического преступника, защитник использует личные и притяжательные местоимения 3-го лица единственного числа, мужского рода. С другой стороны, как только речь заходит о подсудимой и несправедливости обвинений в отношении нее, в речи фигурируют личные и притяжательные местоимения того лица и числа, но, исключительно, женского рода.
Таким образом, Робинсон проводит четкую грань, он - вероятный преступник, она - невинная жертва.
«If a person commits a murder like this, and we know it, we have no occasion to inquire for what reason he did it If he did it, then it does not make any difference whether he had any motive or not. He might have done it for pure deviltry, without a motive. He may have done it in insanity, and then the law comes in in another way to intervene in his behalf But if it is proved - proved' 1 say, not guessed, but proved that
he did it, it is not of the slightest importance whether he had a motive or not If he did it, that is all there is about it Now why is the Commonwealth bound in this case to attempt to show a motive for doing it? Merely for this, gentlemen: because they say, Here are the crimes—there are the crimes there, there sits the defendant—you see her over there. Now in order to hold her responsible for the crimes, we have got to bind her up to the crimes. We have no direct evidence that puts her there; we have some circumstances that look as if she might get there; and so in order to bring her to it, we must show a reason why she would do it,—what moved her to do it; and that is the motive. That is to say, the motive in this case is only to explain the evidence. You get my idea, I think. It is only to tell you how you can explain her acts or her words. If you can explain them in a reasonable and honorable way, then she is entitled to that. But if they cannot be explained except that you find a criminal thought running through them, then that motive operates against her, not to make her commit the crime, but to show you that what is said about it is a reasonable construction - that she was led to do it».
Кроме того, довольно сильное воздействие на аудиторию способен оказать прием противопоставления «Неге» - «There». «Здесь» - невинная жертва обстоятельств, «там» - преступление и связанные с ним ужасы.
Одним из любимых приемов автора можно назвать иронию. Особенно остро автор иронизирует в отношении прокурора и полиции города Фолл-Ривер, места, где произошло преступление, и доказательств виновности мисс Борден:
«In the first place, they say she was in the house in the forenoon. Well, that may look to you like a very wrong place for her to be in. But it is her own home. I suspect you have a kind of an impression that it would be a little better for her than it would be to be out traveling the streets. I don't know where I would want my daughter to be, at home ordinarily, or where it would speak more for her honor and care, and reflect somewhat of credit upon me and her mother, (who is my wife, I want to say), than to say that she was at home, attending to the ordinary vocations of life, as a dutiful member of the household, as belonging there. So I do not think there is any criminal look about that. She was at home?».
В приведенном выше отрывке одним из способов достижения эффекта иронии является употребление сослагательного наклонения. Рассуждая по поводу одной из теорий, выдвинутой полицией, Робинсон откровенно издевается над стороной обвинения:
«Well, we thought the handle was in there. We thought that was the plan, that the Government possessed itself with the idea that that handle was rolled up by the defendant in a piece of paper and put down in there to burn, and it had all burned up except the envelope ofpaper Did you ever see such a funny fire in the world? What a funny fire that was! A hardwood
stick inside the newspaper, and the hard wood stick would go out beyond recall, and the newspaper that lives forever would stay there! What a funny idea! What a theory that is!».
Таким образом защитник дискредитирует обвинение в глазах присяжных.
«Well, they will go another step yet in their theory, I think likely. I would not wonder if they are going to claim that this woman denuded herself and did not have any dress on at all when she committed either murder The heart waits to learn what theories they will get up about this woman without evidence. First, create your monster, and then put into him the devil's instincts and purposes, and you have created a character But start with a woman, with woman's impulses and a daughter's love, and your imaginings are foreign and bas».
Помимо прочих приемов речевого воздействия, автор активно использует религиозные чувства присяжных, в частности страх расплаты за свои ошибки в загробной жизни:
«But it is the doubt of such men as I take you to be, with your home influences, with your church belongings, with your business associations, with your social relations, with all that binds you up to each of us».
«You will go to your graves thinking of how you performed this task, and it ought not to be that you can have any compunctions that you made a mistake which nobody could retrieve».
В заключительной части своего выступления Робинсон еще раз подчеркивает положительные качества Лиззи Борден, в первую очередь, указывая на ее набожность и неспособность к насилию.
«Gentlemen, murderers do not talk that way. Criminals are not so situated as to have concocted this great and monstrous wrong and then have had that superb quietness of spirit and that confident feeling that wrong has been done her in the charge that is made and the assurance within herself that, God knowing it, she is free and pure».
Итак, судебная речь Робинсона характеризуется структурной четкостью и логичностью перехода от одного пункта к другому, в которой функционирует незначительное количество метафор и описательных приемов.
Следует отметить, что в США в XIX веке наблюдался подъем общественного интереса как к искусству публичного выступления вообще, так и к судебным ораторам в частности. Судебные прения пользовались повышенным интересом зрителей, а защитники и прокуроры были в центре внимания общественности. Ораторы уделяли большое внимание эмоциально-психологическому аспекту. Стремясь заставить присяжных сопереживать подзащитному, они при этом старались сохранить логическую структуру выступления, которая служила, своего рода, «путеводной нитью», приводившей слушателей к нужному заключению.
Среди стилистических приемов воздействия на аудиторию, использовавшихся в судебных ре-
чах, можно выделить риторический вопрос и метафору. Используя изобразительные средства, судебный оратор не забывал, что они являлись вспомогательным материалом дела, не целью, а средством, подчинены замыслу оратора и обусловлены содержанием речи. Эмоциональное воздействие судебной речи являлось ее необходимым, рабочим компонентом: ведь оратор должен не только выразить мысль, но и вызвать нужные эмоции у слушателей. Объективный и беспристрастный прокурор не должен был оставаться равнодушным. Адвокат не мог лишать свою речь обвинительной силы и гражданского пафоса, превратив ее в скучный доклад. Судебная речь, обладающая всеми названными качествами, воспринималась как воздействующая. Только при этом условии она могла выполнить свою общественную функцию.
Обращенная, прежде всего, к суду судебная речь осуществлялась в условиях непосредственного контакта, была ориентирована на установление истины и характеризовалась наличием замысла, который в каждом случае обусловливался особенностями конкретного уголовного дела. Замысел судебной речи требовал таких характеристик, как протяженность речевого отрезка, целенаправлен-
ность, композиционная организованность, пред-метно-смысловая завершенность, то есть исчерпывающее выражение замысла, которое обеспечивает возможность ответа. Своеобразным ответом на речи судебных ораторов служил постановленный судом приговор, в котором аргументированная, убедительная речь находила отражение в квалификации преступления и в определении меры наказания.
1 Роман Л.В. Метаязыковая субстанциональность языка судопроизводства и речевые аспекты ее реализации: автореф. дис.... канд. филол. наук. Краснодар, 1999.
2 Алексеев Н.С., Макарова З.В. Ораторское искусство в суде. JL, 1989; Губаева Т.В. Практический курс русского языка для юристов. Казань, 1990; Ивакина Н.Н. Культура судебной речи. М., 1995; СемиковаН.И. Педагогические аспекты судебной риторики // Актуальные вопросы научных исследований. Вып. 2, часть 1. Гуманитарные науки. Саратов, 1998. С. ЗФ46.
3 Making of America: American Eloquence http://
www.law.umkc.edu/faculty/project/ftrails/ftrails.htm
4 Lizzie Andrew Borden Virtual Museum and Library http://www.lissieandrewborden.com/LizzieABorden.htm
5 Там же.
Поступила в редакцию 30 октября 2009 г.
