CC BY
49
героем, все-таки отстраняется от него. И в этой ценностной амбивалентности и заключается сам пафос стихотворения.
Таким образом, психологически раздробленный герой Кибирова постфактум обретает целостность через соотнесение его с внеположным «образом» повествователя. Это свидетельствует о принципиально иной, центробежной, модели движения смысла, которая предполагает пафос собирания разъятого мира в единое целое через акт прощения и прощания (ср., например, эти мотивы в поэме «Сквозь прощальные слезы»). Эта модель движения коррелирует уже не с образом лирического субъекта стихотворения, имеющего символистский генезис, но с «голосом» повествователя, появление которого связано с мотивом приятия реальности. Поэтому в стихотворении Кибирова отношение к символизму можно назвать метатекстовым. Символизм здесь является, если использовать терминологию Р. Якобсона, «языком-объектом», который осмысляется уже в иных мировоззренческих координатах.
Примечания
1. См., например: Багрецов, Д. Н. Тимур Кибиров: интертекст и творческая индивидуальность [Текст] / Д. Н. Багрецов. Екатеринбург, 2005. С. 82-99.
2. Кибиров, Т. «Кто куда - а я в Россию...» [Текст] / Т. Кибиров. М., 2001. С. 110.
3. Там же. С. 66.
4. Кибиров, Т. Указ. соч. С. 64-65.
5. См., об этом: Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров [Текст] / Ю. М. Лотман // Семиосфера. М., 2001. С. 257-268.
6. Блок, А. Собр. соч. [Текст] : в 6 т. Т. 1 / А. Блок. Л., 1980. С. 143.
7. Кибиров, Т. Указ. соч. С. 67.
8. См. Жирмунский о Блоке: «Вместо восторженных взлетов первых страстных стихов - все усиливающееся гнетущее сознание душевной разорванности и падения» (Жирмунский, В. Поэзия Александра Блока [Текст] / В. Жирмунский // Поэтика русской поэзии. М., 2001. С. 295).
9. Кибиров, Т. Указ. соч. С. 69.
Е. Г. Озерова
ПРИНЦИПЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ КОГНИТИВНО-КОННОТАТИВНОГО ПРОСТРАНСТВА СТИХОТВОРЕНИЙ В ПРОЗЕ И. С. ТУРГЕНЕВА
В статье эксплицируются принципы лингвистического моделирования когнитивно-коннотативного пространства стихотворений в прозе И. С. Тургенева, среди которых основными являются: 1) принцип апперцептивной номинации; 2) принцип дискур-сивно-апперцептивной интерпретации внутренней
© Озерова Е. Г., 2008
речи; 3) принцип протодискурсивной интерпретации внутренней речи; 4) принцип эгоцентрической интерпретации.
The article deals with the principles of linguistic modeling of cognitive-connotative space in the prose poems by I. S. Turguenev. The basic principles are: 1) the principle of apperceptive nomination; 2) the princi ple of discoursive-apperceptive interpretation of endophasia; 3) the princi ple of protodiscoursive interpretation of endophasia; 4) the princi ple of egocentric interpretation.
Дискурсивная интерпретация текстов И. С. Тургенева позволяет выявить основные ког-нитивно-коннотативные регистры поэтической прозы данного автора. Цикл художественных произведений этого жанра создавался не для печати, может быть, поэтому в них заключён откровенный итог не только сугубо писательской деятельности, но и дана философская ретроспектива тем авторским переживаниям и размышлениям, которые всегда сопровождали писателя в принятии им жизненно важных решений. И это при том, что одной из особенностей рассматриваемого поэтического жанра является лаконичность текста, миниатюрность формы. Обращает на себя внимание тщательность отбора выразительных средств, метафор-символов, аллегорий, повторов, параллелизмов, образующих кольцевую композицию, замкнутость произведения.
Например, стихотворение в прозе «Разговор» имеет эпиграф: «ни на Юнгфрау, ни на Финсте-рааргорне ещё не бывало человеческой ноги», который раскрывает метафорический смысл всего произведения: насущные, мирские проблемы и заботы - это удел земного, а высшие, нравственные, духовные ценности - это небесное, где проходят тысячи лет: одна минута, где над горами бледно-зеленое, светлое, немое небо, где нет места суете и материальным приоритетам.
Изображение действительности в поэтической прозе И. С. Тургенева абстрагировано от реального мира, отражая внутренний, субъективный опыт автора и эмотивное отношение к миру через поэтические образы-символы. Метафорическое концентрирование образов-символов имеет не только экспрессивную, но и коннотативную функцию. Рефреном произведения является образный повтор проходят еще тысячелетия: одна минута, в котором заключена антитеза вечного и преходящего.
Метафорические антропонимы Юнгфрау и Финстерааргорн представляют женское и мужское начало, соединившиеся в Царствии Небесном, где царит спокойствие и благодать, образным противопоставлением представлена земная, материальная жизнь «там внизу всё то же: пёстро, мелко... копошатся козявки, знаешь, те двуножки, что ещё ни разу не могли осквернить ни тебя, ни меня. - Люди? - Да; люди. Проходят тысячи лет: одна минута».
Рассмотрим важнейшие принципы структурирования дискурсивно-коннотативного пространства стихотворений в прозе И. С. Тургенева.
1. Для языка поэтической прозы И. С. Тургенева, прежде всего, характерна апперцептивная номинация, под которой понимается обозначение объема вторично воспринимаемых субъективных понятий и представлений, чувственного впечатления, способствующего познаванию.
Апперцептивная номинация смерти, определяющая зависимость от прошлого опыта, от запаса знаний и общего содержания духовной жизни человека в момент восприятия, в заключительном предложении раскрывает эготоп (субъективно-индивидуальное восприятие действительности, соотнесенность действительности с «Я-лич-ностью», создание определенных эго-смыслов, эго-воспоминаний, эго-оценок) повествования: земная, материальная жизнь перешла в другой мир - мир вечности и покоя. Спят громадные горы; спит зеленое светлое небо над навсегда замолкшей землей». Ещё Платон говорил о том, что на протяжении земной жизни разум несёт на себе печать своего особого происхождения и, даже обитая в телесных оковах, не теряет изначальных свойств. Способность человека познавать высшее есть припоминание того, что душа вынесла из запредельных сфер. В частности, по Платону, и мысль о божественном Единстве является именно припоминанием того, что «некогда видела наша душа, когда она сопутствовала Богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия» [1].
Дискурсивно-апперцептивная интерпретация поэтической прозы имеет когнитивную преамбулу, под которой мы понимаем восприятие действительности в зависимости от жизненного, духовного опыта писателя, а также от психического состояния автора в момент субъективного восприятия действительности.
Последние годы жизни И. С. Тургенев болел раком спинного мозга, и в стихотворениях в прозе эксплицированы интимные переживания больного человека. Следует отметить, что вначале автор называл их «Старческими раздумьями», «БепШа» - старческое: «Собственно говоря, это не что иное, как последние тяжкие вздохи... старика». Впоследствии, когда издатель М. Стасю-левич, познакомившись с некоторыми набросками, посоветовал опубликовать написанное, писатель отправил рукопись в «Вестник Европы» уже с подзаголовком «40 стихотворений в прозе».
2. Вторым принципом лингвистического моделирования когнитивно-коннотативного пространства стихотворений в прозе И. С. Тургенева является дискурсивно-апперцептивная интерпретация внутренней речи. Тематическая
контрастность поэтической прозы эксплицирует наметившиеся во внутренней речи когнитив-но-коннотативные установки автора: антитезу добра и зла, жизни и смерти, счастья и горя, старости и молодости. Для И. С. Тургенева истина заключается в противопоставлении. Поэтому, с одной стороны, истина - это любовь: «...любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и двигается жизнь», с другой стороны, -смерть в образе старухи: «...и вот опять слышу я за собой те же легкие, мерные, словно крадущиеся шаги. Опять эта женщина! - подумалось мне. - Что она ко мне пристала?.. Но странное беспокойство понемногу овладело моими мыслями: мне начало казаться, что старушка не идет только за мною, но что она направляет меня, что она меня толкает то направо, то налево, и что я невольно повинуюсь ей...». Обращение к внутренней речи, как видим, позволяет проникнуть в философско-психологи-ческую сущность поэтической прозы.
3. Внутренняя речь поэтической прозы И. С. Тургенева подвергается также интерпретации протодискурсивной среды, где зарождается философско-психологический смысл произведения, который для автора становится основным предметом художественной вербализации, а для читателя - главным предметом декодирования.
Образы-символы расширяют когнитивное пространство номинативных единиц: И. С. Тургенев долгое время жил в Германии, в совершенстве владел немецким языком, знание которого и помогло в создании метафорических образов поэтической прозы. Обратимся к Большому немецко-русскому словарю, чтобы раскрыть составляющие дефиниции антропонимов: Jungfrau: дева, девственница die Allerheiligste [Heilige] Jungfrau -Пресвятая дева (Мария); Богородица. Finsternis: 1. темнота, мрак, тьма; 2. перен. мрак, безысходность. Arg: высок. зло, злонамеренность. Horn: вестник. Таким образом, интерпретация метафорической антитезы раскрывает и когнитивные, и коннотативные коды: девственное, чистое, непорочное противопоставлено вестнику мрака, тьмы и зла (ср.: рай и ад).
Интерпретация образа-символа Юнгфрау в поэтической прозе И. С. Тургенева имеет и второй смысловой план: в религиозном значении эта дефиниция олицетворяет Деву Марию, Сын которой, как известно, победил смерть, воскрес из мертвых, поэтому образ смерти в таком контексте может обозначать не разлуку, а соединение: (Кондак 9) Всякое естество ангельское превозносит Тя, Богородице, человечестии же роди вси Матерь Тя Божию славим, и почитаем пречестное Твое Успение, Царице: Тебе бо ради земнии небесным сово-
купляются, согласно поющее Богу: Аллилуиа!. Смерть становится радостной встречей, продолжением жизни души: «.по рождестве Дева, и по смерти - жива», «в рождестве Ты сохранила девство, а в успении мира не оставила».
Следует отметить, что образы-символы, отражающие психологический настрой автора, эксплицируются на апперцептивном уровне. Когнитивными смыслами наполнен и жанр стихотворений в прозе, который реализуется в системе культурных кодов (ассоциативные смыслы, воспроизводящие этнокультурные образы), а внутренний характер предопределён дискурсивной действительностью. Стихотворения в прозе И. С. Тургенева - это философско-культурные поэтически образные системы, кодирующие субъективный генотип автора. Но вместе с тем это «произведения словесного искусства, в которых читателем эксплицируется скрытый эмо-тивный регистр русского менталитета, так как, только становясь «интерпретированным» [читателями], произведение преодолевает время и включается в движение общественного сознания, а внутри него оно становится значимым для индивидуального сознания. Интерпретация определяет направленность понимания текста и обозначает онтологическую связь языка и мира» [2].
Основу лингвокультурологической интерпретации этого речевого жанра составляют два доминирующих механизма - когнитивный и эмо-тивный - в их дискурсивно-коннотативном взаимодействии. Единство умственных и чувственных регистров, отражающих жизненный опыт и личностную деятельность автора, проявляется во внутренней речи повествовательного нарратива, содержащей размышления о смысле жизни, быстротечности времени. Ср.: Как пуст и вял и ничтожен почти всякий прожитой день! Как мало следов оставляет он за собой! Как бессмысленно глупо пробежали эти часы за часами! И между тем человеку хочется существовать; он дорожит жизнию, он надеется на нее, на себя, на будущее... О, каких благ он ждет от будущего! Но почему же он воображает, что другие, грядущие дни не будут похожи на этот только что прожитой день? Да он этого не воображает. Он вообще не любит размышлять - и хорошо делает. «Вот завтра, завтра!» - утешает он себя, пока это «завтра» не свалит его в могилу. Ну -а раз в могиле - поневоле размышлять перестанешь («Завтра, завтра!»).
Создаваемый во внутренней речи обобщённый образ земного человека подчинён законам бытия, за которым неумолимо стоит призрак смерти. Стихотворением в прозе «Завтра, завтра!» И. С. Тургенев продолжает тему суетности земной жизни: «...пуст, вял и ничтожен почти всякий прожитой день!». Когнитивно-дискурсивный
анализ поэтической прозы И. С. Тургенева позволяет провести параллель с текстом одного из фрагментов Ветхого Завета, называемым Книгой Екклесиаста: Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? (Еккл. 1,3); Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета! (Еккл. 1,2). Таким образом, всё земное - суета сует, только в Боге смысл и предел человеческого бытия: возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его (Еккл. 12:7).
Интерпретация образа смерти в поэтических миниатюрах эксплицируется когнитивной метафорой, которая «выступает средством создания нового смыслового содержания» [3]: Я оглянулся - и увидал маленькую, сгорбленную старушку, всю закутанную в серые лохмотья. Лицо старушки одно виднелось из-под них: желтое, морщинистое, востроносое, беззубое лицо («Старуха»); Мне сдается: стоит возле моей кроватки та неподвижная фигура... В одной руке песочные часы, другую она занесла над моим сердцем... («Песочные часы»); Мне почудилось, что между нами сидит высокая, тихая, белая женщина. Длинный покров облекает её с ног до головы... Никуда не смотрят её глубокие, бледные глаза; ничего не говорят её бледные строгие губы... Эта женщина соединила наши руки... Она навсегда примирила нас. Да. Смерть нас примирила... («Последнее свидание»).
Образ смерти является междискурсивной константой. Как известно, он нередко встречается в русских народных сказках: «...солдат пошел себе дальше. Вот шел и шел он так долгонько, и до дому уже недалеко осталось, всего три дня ходьбы! Вдруг повстречалась с ним старуха, такая худая да страшная, несет полную котомочку ножей, да пил, да разных топориков, а косой подпирается. Загородила она ему дорогу, а солдат не стерпел этого, выдернул тесак да и закричал: - Что тебе надобно от меня, старая? Хочешь, тебе голову раскрою? Смерть (это была она) и говорит: - Я послана Господом взять у тебя душу! Вздрогнуло солдатское сердце, упал он на колени да и говорит: - Смилуйся, матушка-смерть, дай мне сроку только три года; прослужил я королю свою долгую солдатскую службу и теперь иду с родными повидаться. - Нет, -говорит смерть, - не видаться тебе с родными и не дам я тебе сроку три года. - Дай хоть на три месяца. - Не дам и на три недели. - Дай хоть на три дня. - Не дам тебе и на три минуты, - сказала смерть, махнула косой и уморила солдата» («Солдат и смерть»). Образ смерти близок народнопоэтическому творчеству и других народов. Достаточно ярко он используется в венгерских сказках: Но хоть и старость пришла, а старуха эта никогда не думала о том,
что может однажды наступить и ее черед - что к ней постучится смерть. День и ночь не разгибала она спины, по хозяйству хлопотала, убирала, стирала, шила, мыла. Такая она была неуемная, на работу горячая и неугомонная. Но однажды смерть вывела на дверях мелком и старухино имя и постучалась к старухе, чтобы забрать ее с собой. А старухе невмоготу было расставаться с хозяйством, и стала она смерть просить-умолять, чтобы еще сколько-нибудь не трогала, дала бы ей хоть немного, если уж не с десяток лет, то хотя бы годик пожить. Смерть никак не соглашалась. А потом все-таки расщедрилась: - Ладно уж, дам тебе три часа. -Почему ж так мало? - взмолилась старуха. -Ты меня хоть нынче не трогай, завтра забери с собой. - И не проси! - сказала смерть. - А все-таки! - Никак нельзя. - Да полно! - Ладно, - сказала смерть. - Коли так просишь, пусть будет по-твоему. Старуха обрадовалась, но виду не подает и говорит: напиши на дверях, что до завтра не придешь. Тогда, как увижу твою руку на двери, спокойнее буду. Надоели смерти старухины причуды, да и времени не хотелось зря терять. Вытащила она мелок из кармана да на дверях им написала: - "Завтра" («Старуха и смерть»).
Во внутренней речи дискурсивно-смысловые коннотации поэтической прозы И. С. Тургенева превалируют над узуальным значением образного слова. Эта закономерность подтверждается и исследованиями психологов. Во внутренней речи, по утверждению Л. С. Выготского, происходит обогащение слов смыслом и преобладание смысла над значением достигает предела. Объясняется это двумя факторами. Во-первых, согласно учению А. Р. Лурия, «мысленная речь навевается и моментами разного рода раздумий...». Сравним первоначальное название стихотворений в прозе И. С. Тургенева «Старческие раздумья». Во-вторых, внутренняя речь является, как видим, речью «для себя» и «про себя», в то время как внешняя (озвученная) - это речь для «других».
4. Четвертым принципом моделирования когнитивно-дискурсивного пространства произведений И. С. Тургенева является интерпретация эгоцентрической речи, под которой Жан Пиаже понимает «речь для себя», так как эта речь не обращена к другим людям, не имеет коммуникативной функции. Следует заметить, что данный термин Ж. Пиаже рассматривал, анализируя развитие онтогенеза речи. Ученый приходит к выводу о том, что человек меняет свое отношение к предметному миру, в результате чего происходит переход от эгоцентризма к объективности восприятия. В дискурсивной интерпретации поэтической прозы читателями, как показывают психолого-лингвистические наблюдения, происходит об-
ратный процесс: переход от объективного восприятия действительности к эгоцентризму, позволяющему пропустить воспринимаемое через собственный опыт. Такое сопоставление не является ни случайным, ни единичным: особенности одинаковости восприятия действительности стариками и детьми имеют лингвокультурологическую и когнитивную закреплённость в русских паремиях: старый - что малый; старый как малый; старый что малый; что старый, что малый.
Внутренняя речь стихотворений в прозе нередко базируется на идиоматичности словесных значений. Семантика номинативных единиц глубоко индивидуализирована, поскольку анализируемые художественные тексты, как признавался сам писатель, написаны им для самого себя, однако, с другой стороны, поэтическое сознание автора и читателя, представляя собой систему смыслов и значений, как бы накладывается на создаваемую в произведении действительность и в этом плане является частью художественного восприятия.
Таким образом, интерпретация поэтической прозы относится к рефлективной деятельности субъекта: это не только восприятие внутренних смыслов, но и сопереживание тем мыслям, которые появляются и воссоздаются в процессе порождения художественного текста. С этой точки зрения интерпретация стихотворений в прозе И. С. Тургенева - это поэтические рефлексемы -раздумья автора о своём внутреннем состоянии, интроспективный анализ собственных переживаний. Поэтическая рефлексема - это своего рода дискурсивно обусловленное сканирование действительности, пропущенное через призму её экспрессивно-образного восприятия. Г. И. Богин отмечает, что «рефлексия потому и дает новое отношение к опыту, что интенциональность несет в себе появление новых направленностей рефлексии». Из разномодальной интенциональности создаются разные разновидности рефлексии - желание, другие собственно человеческие чувства, воображение, суждение, мнение. «Смысл характеризует одну ситуацию, не распространяясь на другие, поэтому считается, что смысл интенсионален, тогда как значение экстенсионально» [4]. Интенциональность тургеневской поэтической прозы - это интроспективно осмысленное представление земного бытия, эксплицируемого презентациями действительности.
Таким образом, основными принципами моделирования дискурсивно-коннотативного пространства поэтической прозы И. С. Тургенева являются принцип апперцептивной номинации; принцип дискурсивно-апперцептивной интерпретация внутренней речи; принцип протодискурсив-ной интерпретации внутренней речи и принцип эгоцентрической интерпретации.
О. М. Шукова. Специфика выражения категорий целостности и завершенности 6 «Изборнике 1076 г.»
Список источников
1. Тургенев, И. С. Полное собрание сочинений и писем [Текст] : в 30 т. / И. С. Тургенев. М., 1978.
2. Библия. Книги Священного Писания, Ветхого и Нового Завета [Текст] / Библия. М., 2007.
Примечания
1. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид [Текст] / Платон. М., 1999. С. 158.
2. Доманский, В. А. Литература и культура: Культурологический подход к изучению словесности в школе [Текст] / В. А. Доманский. М., 2002. С. 14.
3. Алефиренко, Н. Ф. Язык, познание и культура: Когнитивно-семиологическая синергетика слова [Текст] / Н. Ф. Алефиренко. Волгоград, 2006. С. 171.
4. Богин, Г. И. Обретение способности понимать: Введение в герменевтику [Текст] / Г. И. Богин. М., 2001. С. 186.
О. М. Шукова
СПЕЦИФИКА ВЫРАЖЕНИЯ КАТЕГОРИЙ ЦЕЛОСТНОСТИ И ЗАВЕРШЕННОСТИ В «ИЗБОРНИКЕ 1076 г.»
В статье рассматривается реализация текстовых категорий целостности и завершенности в «Изборнике 1076 г.»; характеризуются языковые и экстралингвистические средства их выражения на трех уровнях - микротекстовом, макротекстовом и мегатек-стовом; дается авторская классификация древнерусских текстов по особенностям реализации категорий целостности и завершенности. Сделан вывод о специфике способов и форм экспликации данных категорий в тексте средневекового сборника, обусловленной ментальностью русского средневековья.
The article deals with realizing the textual categories of integrity and completeness in «Izbornik for 1076»; linguistic and extralinguistic means of their expression are considered on three levels -microtextual, macrotextual and metatextual; an original classification of early Russian texts is put forward based on particularities of realizing the categories of integrity and completeness. The conclusion of the article highlights the ways and forms of explication of the mentioned categories in the medieval text as well as their being determined by the Russian medieval mentality.
Древнерусский текст как объект изучения представляет собой значительный интерес для гуманитарных наук. Являясь культурным и языковым знаком, текст имеет как универсальные, так и специфические национальные черты структурной организации. История языка во многом может найти свое объяснение в истории текста.
Общеизвестно, тем не менее, что в историческом языкознании лингвистика текста как самостоятельное научное направление еще не сформировалась. Важнейшая задача диахронических исследований в рамках лингвистики текста состоит в изучении особенностей реализации тек-
© Шукова О. М., 2008
стовых категорий. Особый интерес представляют для исследователей древнерусские сборники устойчивого/неустойчивого состава, например «Изборник Святослава 1073 г.», «Изборник 1076 г.», «Успенский сборник», «Пчела». В них наиболее ярко отражается такая характерная черта древнерусских памятников, как анфилад-ность (термин Д. С. Лихачева), или открытость.
Цель статьи - рассмотреть особенности реализации категорий целостности и завершенности в «Изборнике 1076 г.» как одном из наиболее ранних древнерусских сборников.
Категории завершенности (замкнутости) и целостности (цельности) текста признаются лингвистами одними из самых важных и основополагающих категорий текста. В диахроническом аспекте категории целостности и завершенности требуют внимания по двум причинам. Во-первых, мы предполагаем, что реализация данных категорий в древнерусских сборниках существенно отличается от их реализации в современных письменных текстах. Во-вторых, анализ категорий целостности и завершенности позволяет выявить специфику средневекового сознания и особенности процесса отражения и познания средневекового мира в форме текстов.
Под целостностью мы понимаем подчиненность содержательной и структурной организации текста авторскому замыслу. Завершенность текста -это исчерпанность имплицитно или эксплицитно выраженной идеи произведения. Отметим при этом нетождественность понятий «завершенность» и «формальная законченность» текста. Завершенность ставит предел развертыванию информации текста, а формальная законченность - это концовка текста, своеобразная «точка текста». Маркированность начала и конца - обозначение формальной законченности произведения, при этом завершенность текста может остаться нереализованной.
Категории целостности и завершенности в «Изборнике 1076 г.» следует рассматривать на трех основных текстовых уровнях - микротекстовом, макротекстовом и мегатекстовом. Под микротекстом понимается текст каждой отдельной статьи сборников устойчивого или неустойчивого состава безотносительно к другим статьям произведения; макротекст - это текст всего памятника; мегатекст - это совокупность всех средневековых письменных текстов [1].
На микротекстовом уровне целостность реализуется имплицитно и эксплицитно. Имплицитная реализация заключается в разного рода ассоциативных связях, благодаря которым читатель объединяет воедино все части текста. Эксплицитные средства выражения целостности разнообразны: средства семантической связи (разного рода повторы: синонимический, антонимический, ассоциативный); совокупность ключевых слов текста;
