ПРИНЦИП ВЗАИМНОГО ПРАВОВОГО ПРИЗНАНИЯ: РОССИЙСКАЯ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВАЯ ТРАДИЦИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЙ ПОДХОД К ПРАВУ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ПОЛЯКОВ

Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Российская Федерация, Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7/9 E-mail: [email protected] SPIN-код: 9899-2464 ORCID: 0000-0002-6078-3532

DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-polyakov

ПРИНЦИП ВЗАИМНОГО ПРАВОВОГО ПРИЗНАНИЯ: РОССИЙСКАЯ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВАЯ ТРАДИЦИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЙ ПОДХОД К ПРАВУ*

Аннотация. В статье на основе постклассического анализа отечественной правовой традиции, связанной прежде всего с российским феноменом «возрожденного естественного права» конца XIX — начала XX в., впервые в российской науке раскрывается смысл лежащего в основе естественно-правовых представлений принципа взаимного правового признания (взаимного признания правосубъектности) и вытекающих из него принципов равенства, свободы, справедливости, достоинства, ответственности, солидарности.

Для обоснования своих выводов автор использует постклассическую методологию, рассматривая право не как систему установленных государством норм, а как систему коммуникативных отношений, в которых право рождается из соединения ценностно значимых текстов, их легитимации в интерсубъективном сознании коммуникантов и последующего взаимодействия на основе субъективных прав и обязанностей. Такой подход к праву предполагает особое внимание к проблематике мотивов человеческого поведения, для объяснения которых используется методология теории рационального выбора и концепция максимизации благосостояния, разработанные в рамках Чикагской школы экономического анализа права. Данные идеи концептуально соединяются с идеями отечественной естественно-правовой традиции, пытавшейся обосновать справедливость права в единстве с нравственностью и правами человека.

В центре анализа находятся концепции В.С. Соловьева и И.А. Ильина. Установлено, что, несмотря на разность методологических подходов этих мыслителей, их отношение к естественному праву базируется на идеологии взаимного признания. Выявляется онтология отношений между правом и моралью

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-011-00493 «Экономический анализ права Чикагской школы: российский контекст». Автор благодарит И.В. Днепровскую, Д.И. Луковскую, И.И. Осветимскую, Ю.Е. Пермякова, Е.В. Тимошину, С.В. Тихонову за ценные замечания и идеи, высказанные при обсуждения текста статьи.

(нравственностью) на основе обозначенного верховного принципа. Раскрывается экзистенциальный, аксиологический и праксиологический смысл понятий «признание», «правовое признание» и «взаимное правовое признание». Доказывается неотъемлемость взаимного правового признания от самого понятия права.

На основе многочисленных исторических и современных источников классифицируются и анализируются различные способы (варианты) обоснования последнего: теологический, этический, иррационально-мистический, рациональный, естественно-научный, утилитарный, историко-социокультурный. Дается теоретическое объяснение связи между человеческим поведением, теорией рационального выбора, концепцией максимизации человеческого благосостояния и принципом взаимного правового признания. Обосновывается необходимость мыслить основные принципы права как иерархичную систему под управлением верховного принципа взаимного правового признания.

Ключевые слова: взаимное признание правосубъектности, возрожденное естественное право, коммуникативная философия права, максимизация благосостояния, принципы права, рациональный выбор

ANDREY V. POLYAKOV

Saint Petersburg State University

7/9 Universitetskaya embankment, St. Petersburg,

199034, Russian Federation

E-mail: [email protected]

SPIN: 9899-2464

ORCID: 0000-0002-6078-3532

THE PRINCIPLE OF MUTUAL LEGAL RECOGNITION: RUSSIAN PHILOSOPHICAL AND LEGAL TRADITION AND COMMUNICATIVE APPROACH TO LAW

Abstract. Based on the postclassical analysis of the domestic legal tradition, associated primarily with the Russian phenomenon of the "revived natural law" of the late 19th — early 20th centuries, for the first time in Russian science, the meaning of the principle of mutual legal recognition (mutual recognition of legal personality) and the principles of equality, freedom, justice, dignity, responsibility, solidarity arising from it.

To substantiate his conclusions, the author uses a postclassical methodology, where law is treated not as a system of state-established norms, but as a system of communicative relations in which law is born from a combination of value-significant texts, their legitimation in the intersubjective consciousness of communicants and

subsequent interaction based on subjective rights and obligations. Such approach to law presupposes special attention to the problems of the motives of human behavior, for the explanation of which methodology of theory of rational choice and the concept of wealth maximization, developed within the framework of the Chicago School of Economic Analysis of Law, are used. These ideas are conceptually combined with the ideas of the domestic natural-legal tradition, which attempted to substantiate the justice of law in unity with morality and human rights.

The analysis focuses on the concepts of V.S. Soloviev and I.A. Ilyin. It has been established that, despite the difference in methodological approaches of these thinkers, their attitude to natural law is based on the ideology of mutual recognition. The ontology of relations between law and morality is revealed on the basis of the indicated supreme principle. The existential, axiological and praxeological meaning of the concepts of recognition, legal recognition and mutual legal recognition is revealed. It is proved that the concept of mutual legal recognition is inseparable from the concept of law.

On the basis of numerous historical and modern sources, various ways (options) of justifying the latter are classified and analyzed: theological, ethical, irrational-mystical, rational, natural-scientific, utilitarian, historical and sociocultural. A theoretical explanation of the relationship between human behavior, the theory of rational choice, the concept of human wealth maximization and the principle of mutual legal recognition is given. The necessity to think of the basic principles of law as a hierarchical system under the control of the supreme principle of mutual legal recognition is substantiated.

Keywords: mutual recognition of legal personality, revived natural law, communicative philosophy of law, wealth maximization principle, principles of law, rational choice

1. Введение

Научные представления относительно основных проблем, существующих как в теории, так и в философии права, необычайно многообразны. Этому можно найти много объяснений, но само наличие многообразия не случайно. Поэтому вряд ли стоит надеяться на то, что только один человек из великого множества философов и правоведов прав, утверждая свою позицию по какому-либо вопросу, а все остальные, с ним не согласные, заблуждались и заблуждаются. Если бы это было так, то свет найденной истины в философии права открыл бы глаза всем на те проблемы, над которыми веками бьются лучшие умы человечества. Но этого не происходит. Каждая теория находит свои аргументы и контраргументы. В конечном счете предпочтение той или иной теории отдается специалистами и читателями зачастую не целиком, а «по частям»; признаются не только и не столько сами выводы, сколько подходы к ним, не вся система аргументации,

а те или иные аргументы, которые «встраиваются» в собственную картину мира, опирающуюся на определенные ценности, эстетику и психологию восприятия действительности. «Перекраивают» мировосприятие каждого человека и те исторические события, которые он лично переживает сегодня и которые заставляют переосмыслить то, в чем был уверен вчера. Но даже такое гуманитарное знание, собранное «по частям», имеет свой смысл, если оно не только служит почвой для произрастания нового знания, но и указывает на некие ориентиры практического поведения, помогающего людям решать свои насущные проблемы.

Поэтому правоведам правильнее было бы не столько говорить об истинности своих суждений и их безальтернативности, сколько пытаться найти такие варианты ответов на возникающие фундаментальные вопросы, которые будут наиболее оптимальными, т.е.ценност-но обоснованными, верифицируемыми, аргументированными здесь и сейчас с точки зрения максимизации нашего научного и общего благосостояния. И обращение к опыту тех, кто уже занимался решением этих или похожих проблем ранее, совершенно необходимо. Особый интерес здесь представляет отечественная философия права. Ее лучшие образцы должны вызывать наибольшее доверие, поскольку они созданы русскими учеными, но на основе диалога с мыслителями зарубежными, чьи идеи прошли определенный исторический отбор и сегодня включены в тот совокупный духовный опыт человечества, на который ориентируется подавляющее большинство людей, проживающих на земле.

Проблема осмысления равенства, свободы и справедливости права как раз относится к таким основным проблемам философии права, которые могут пролить свет и на решение других вопросов и которые имели и имеют свое специфическое истолкование в рамках российской традиции. Конечно, это означает, что сам перечень мыслителей, занимавшихся этой проблематикой, может быть весьма внушительным. Но в рамках журнальной статьи имеет смысл рассматривать эту проблематику не во всей ее возможной полноте, а исходя из значимости результатов, полученных ее исследователями. Особый интерес в этой связи вызывают фигуры В.С. Соловьева и И.А. Ильина. Для меня значение идей этих философов (в том числе, философов права) определяется в первую очередь тем, что они очень близко подошли к обоснованию (каждый на свой манер) того важнейшего правового принципа, который я называю принципом взаимного правового признания (принципом взаимного признания правосубъектности).

Опираясь на естественно-правовой принцип достоинства человеческой личности и взаимного признания, Соловьев и Ильин объясняли связь между справедливостью, свободой и равенством в единстве с такими, не менее важными правовыми и нравственными ценностями, как ответственность и солидарность, давая таким образом обоснование и тому, что сегодня называется правами и свободами человека и гражданина. Такой подход, основанный во многом на идеях классиков немецкой философской мысли, не являлся тогда и не является сейчас чем-то абсолютно новым для русской философии права1. Но современная постклассическая правовая наука 2 помогает найти новые грани в его интерпретации и основания для включения не только в теорию, но и в практику правового регулирования. Соответственно в настоящей статье будет предпринята попытка связать воедино понятия свободы, равенства, справедливости, достоинства, ответственности и солидарности через принцип взаимного правового признания как имплицитной составляющей правовой коммуникации.

Для этого используется постклассическая феноменолого-комму-никативная методология, позволяющая рассматривать право не как систему установленных государством норм, а как систему коммуникативных отношений, в которых право рождается из интерпретации и легитимации (признании) ценностно значимых (общезначимых и общеобязательных) текстов в интерсубъективном сознании коммуникантов и последующем их нормативном взаимодействии на основе субъективных прав и правовых обязанностей. Такой подход к праву предполагает особое внимание к рассмотрению проблематики мотивов человеческого поведения и оснований для целеполаганий. Пролить свет на это призвана теория рационального выбора и концепция

1 Исходные идеи можно найти уже в творчестве А.П. Куницына (см., например: Волкова С.В., Малышева Н.И., Поляков А.В., Юдина М.И. А.П. Куницын и проблемы формирования российской идеи правовой справедливости // Bестник ТГУ. Философия. Социология. Политология. 2020. № 56. С. 99—106). B советской и постсоветской теории и философии права схожая проблематика разрабатывалась в трудах Е.Б. Пашуканиса, С.С. Алексеева, Л.С. Явича и B.C Нерсесянца. Идеи этих замечательных правоведов являются составной частью задуманного синтеза, включающего наработки упоминаемых в тексте ученых.

2 На постсоветском пространстве в этой парадигме работают Ю.Е. Пермяков, Н^. Разуваев, И.Л. Честнов, И.Д. Невважай, E.B. Тимошина, B.^ Павлов, С.И. Максимов, А^. Стовба, Н.И. Сатохина, B.B. Архипов, И.И. Осветимская, B.B. Денисенко и многие другие. Особое значение имеет творчество «позднего» BA. Четвернина, чей подход к праву по ряду ключевых параметров близок к коммуникативному правопониманию.

максимизации благосостояния, разработанные в рамках Чикагской школы экономического анализа права. Данные идеи концептуально соединяются с идеями, сформировавшимися в рамках отечественной правовой традиции, пытавшейся обосновать справедливость права в единстве с нравственностью и правами человека.

В свое время лидер московской школы «возрожденного естественного права» П.И. Новгородцев отмечал, что идея естественного права всегда имела «двоякий состав»: она покоилась на практическом требовании более совершенного права и на теоретическом наблюдении естественной необходимости известных правоположений. «Эти два элемента, — отмечал правовед, — могли поддерживать друг друга, но не могли быть сведены один к другому: в первом случае естественное право ставится над положительным, во втором оно является лишь известной частью положительного»3.

Есть все основания рассматривать принцип взаимного признания, с одной стороны, и как правовой, и как нравственный идеал. В этом качестве он предстает аналогом естественно-правового идеала как ответ на практические запросы совершенствования правопоряд-ков. С другой стороны, тот же принцип взаимного признания, взятый в его теоретическом осмыслении, позволяет определить его как трансцендентальное условие любого правопорядка и позволяет обнаружить себя (с той или иной степенью осознания и институционализации) в рамках любых исторически известных правовых систем (правопо-рядков) как коммуникативных моделей поведения. И в этом своем качестве он выступает аналогом позитивного естественного права. Обоснование этого тезиса является одной из задач настоящей статьи.

2. Основной принцип нравственности и основной принцип права по учению В.С. Соловьева

В.С. Соловьев (1853—1900) является особо значимой фигурой в истории русской философско-правовой мысли. Его идеи находились в центре внимания представителей русского религиозного ренессанса рубежа XIX—XX в. и во многом формировали представления о возрождаемой в России философии естественного права4. Мысли-

3 Новгородцев П.И. Право естественное // Энциклопедический словарь. Т. XXIV-а. СПб., 1898. С. 885.

4 См.: Поляков А.В. «Возрожденное естественное право» в России (критический анализ основных концепций): Дисс. ... канд. юрид. наук. Л., 1987.

тель интересен в том числе тем, что показал возможность трактовки принципа взаимного признания и как основного и высшего принципа нравственности (морали), но также и как основного и высшего принципа права. Право, права человека и нравственность оказываются у философа связанными воедино благодаря принципу взаимного признания, но при этом и право, и нравственность получают известную автономию и не зависят, по Соловьеву, всецело от религии (так же как от гносеологии и метафизики). Не религия оправдывает право и нравственность, а право и нравственность, если они опираются на общий для них нравственный принцип (фактически — принцип взаимного правового признания), оправдывают религию (если и она этот принцип выражает)5. Такой подход, как представляется, имеет принципиальное значение и для современных философско-правовых построений, позволяя не выводить право из религии, а «подключать» религию к праву, если для этого будут найдены достаточные основания.

Данный комплекс идей нашел наиболее четкое изложение в поздней работе мыслителя «Оправдание добра. Нравственная философия» (1897). Человек в этой работе рассматривается Соловьевым как существо, имеющее основной признак, отличающий его от всех других живых существ и делающий собственно человеком. Этот признак состоит в том, что каждый человек есть «нравственное существо» и как таковой обладает «безусловным» достоинством и «безусловным правом» на «существование и на свободное развитие своих положительных сил»6. Право, о котором говорит мыслитель, несомненно следует понимать как такую конструкцию, которая на современном языке трактуется как права человека. Уже в трактовке В.С. Соловьева их не-

5 «...Когда нам указывают на религию как на нормальную нравственную основу общества, то нужно еще посмотреть, имеет ли сама эта религия нравственный характер, согласна ли она с нравственным началом; и значит, последним основанием и критерием остается это начало, а не религия как такая» (Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 348).

6 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 345. Идеи Соловьева, по мнению Е.А. Прибытко-вой, способствует более глубокому пониманию правового концепта человеческого достоинства «в двух взаимосвязанных аспектах: (1) в правовой сфере человеческое достоинство должно быть выражено в форме гарантированного правового притязания на достойное существование; и (2) человеческое достоинство является более релевантным критерием для справедливого распределения благ и зол в обществе, чем формальное равенство в свободе.» (Прибыткова Е.А. Человеческое достоинство и справедливость у И. Канта, Вл. Соловьева и Дж. Ролза // «Правда»: дискурсы справедливости в русской интеллектуальной истории. М., 2011. С. 205).

обходимо рассматривать как права неотъемлемые, необходимо связанные с самим представлением о человеческой личности. Они вытекают из присущего человеку и неотъемлемого от него человеческого достоинства7, на «формальной бесконечности разума во всяком человеке», на том, что «каждое лицо есть нечто особенное и незаменимое». Поэтому «права общества на лицо... обусловлены признанием личного права». «.Общество может обязывать лицо к чему бы то ни было лишь через акт его собственной воли, иначе это будет не обязательством лица, а лишь употреблением вещи»8. Из этого универсального «нравственного принципа» (лицо есть самоцель) Соловьев логически выводит все остальные права, включая «право каждого дееспособного лица свободно менять подданство, равно как и вероисповедание»9.

Как известно, стыд, жалость и благоговение рассматривались Соловьевым как основания нравственности10. Однако именно с жало-

7 Е.А. Прибыткова подчеркивает связь «морального» и «правового» в учении Соловьева и отсылает к аналогичным выводам, сделанным в современной зарубежной философии права. «Из приоритетного морального принципа уважения неотчуждаемого достоинства личности вытекает право требовать его практического воплощения в правовом порядке общества. Таким образом, человеческое достоинство выступает основанием правомочия, которому корреспондируют обязанности других субъектов. Следуя аргументации И. Канта, американский философ А. Гевирт утверждает, что человеческое достоинство является "антецедентом, легитимирующим базисом или основой прав человека". В этом же ключе американский философ Дж. Файнберг высказывает суждение о том, что человеческое достоинство есть не что иное, как "признанная способность к правовым притязаниям": "уважать личность или относиться к ней как к обладающей человеческим достоинством просто означает относиться к ней как к потенциальному субъекту притязания"» (Прибыткова Е.А. Указ. соч. С. 198).

8 СоловьевВ.С. Указ. соч. С. 345-346.

9 Там же. С. 346. На этом примере видно, как мыслитель, провозгласив высший принцип нравственности, в то же время фактически рассматривает его и как высший принцип права, выводя из него дедуктивно иные права человека, логически и ценностно подчиненные высшему принципу права.

10 Ср.: «В чувстве стыда человек впервые познал инаковость своего я. Это чувство открыло человеку новую перспективу развития. С чувствами стыда и совести человеку открылась новая сфера бытия — сфера «должного». Ведь «должное» несет в себе инаковость человека. «Должное», в отличие от сущего, стремится быть иным. Даже если сфера «должного» является лишь мечтой или идеей, человек все равно располагает всеми реальными инструментами для осуществления этой идеи — чувствами стыда и совести, являющимися, согласно Соловьеву, нравственными предпосылками дальнейшего развития как человека, так и человечества» (Буллер А. Понятие «совесть» в нравственной философии Владимира Соловьева // «Правда»: дискурсы справедливости в русской интеллектуальной истории. С. 176).

стью связывал мыслитель генезис представлений о справедливости. При этом жалость философ понимал не как снисходительное сострадание, сопровождаемое чувством дискомфорта, а скорее как эмпатию, как внутреннюю солидарность с другими, влекущую за собой альтруизм. Эта трактовка, развернутая в своем логическом смысле, и оказывается воплощением того, что я обозначил выше как принцип взаимного правового признания.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вдуматься в следующие строки, где Соловьев, в частности, пишет: «Истинная сущность жалости не есть простое отождествление себя и другого, а признание за другим собственного (ему принадлежащего) значения — права на существование и наибольшее благополучие. Эта идея жалости... взятая логически, а не психологически. есть правда и справедливость: правда, что и другие существа однородны и подобны мне, и справедливо, чтобы я относился к ним, как к себе»11. В этом пассаже жалость не просто связывается с признанием другого, но с признанием его прав, в первую очередь права на существование и права на наибольшее благополучие. Право на благополучное существование может основываться только на признании достоинства человека, а право на наибольшее благополучие есть не что иное, как право на максимизацию своего благосостояния12. И то, и другое невозможно без взаимного признания (отношения к другому как к себе, воспринятое каждым).

Мыслитель отвергает эгоизм как неправду, поскольку «единичное я вовсе не имеет в самом деле того исключительного и центрального значения, которое оно себе усвояет в эгоизме»13. Человеческое я должно получить, следуя этой логике, то, что можно назвать включитель-ным значением, т.е. само я становится возможным в своем человеческом качестве лишь через признание этим я других (включая правовые и нравственные обязанности по отношению к ним) и ответного признания со стороны этих других.

Соловьев формулирует два правила — правило справедливости: никого не обижать и правило милосердия (альтруизма): всем помо-

11 Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия. С. 54.

12 Эту концепцию я буду связывать с теорией максимизации благосостояния Р. Познера (см., например: ДорохинВ.С. Ричард Познер и его теория максимизации благосостояния // Правоведение. 2017. № 3. С. 28—45; Дорохин В.С., Поляков А.В. О некоторых идейных источниках теории максимизации богатства Ричарда Познера: Адам Смит и Иеремия Бентам // Актуальные проблемы экономики и права. 2020. Т. 14. № 4. С. 683-696).

13 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 54.

гать. При этом философ подчеркивает, что было бы ошибкой «разобщать» и «противопоставлять» справедливость и милосердие, которые есть лишь разные стороны одного нравственного чувства — жалости. Нравственное начало в форме справедливости требует, по мысли фило-софа,«не материального, или качественного, равенства всех субъектов. а лишь того, чтобы при всех необходимых и желательных различиях, сохранялось нечто безусловное и единое для всех — значение каждого как самоцели, т.е. того, что не может быть сделано лишь средством для чужих целей»14. Эти слова можно прокомментировать с позиций коммуникативного подхода следующим образом. Люди равны не только в своей правосубъектности, но и как нравственные (моральные) личности. Отношение к другому человеку как к цели, с одной стороны, вызывает нравственные обязанности, в том числе обязанность всячески содействовать реализации собственных интересов другого (принцип милосердия — «всем помогать»). Это, прежде всего, некая направленность на нравственное содействие интересам другого. Но, с другой стороны, тот же принцип отношения к другому как к цели, вызывает и правовые обязанности — воздерживаться от действий, посягающих на само существование человека и его экзистенциальных интересов (принцип справедливости — «никого не обижать»). Если нравственные обязанности относятся целиком к внутренним установкам личности, исполнение которых нельзя потребовать на основании нарушения чьего-либо права, то правовые обязанности коррелируют правам других лиц и их нарушение неисполнением обязанности всегда будет связано с требованием (реальным или потенциальным, личным или институциональным) восстановления нарушенного права и возмещения в той или иной мере причиненного такими действиями вреда («обиды»).

Использование Соловьевым терминов «право» и «обязанность» также нуждается в комментариях. Мыслитель использует понятие «нравственное право» и понятие «право как таковое» или право «в собственном, или тесном, смысле»15. Праву «в собственном смысле» нравственный характер «не принадлежит как его прямое и ближайшее определение»16. Такое «юридическое» право имеет форму «принудительного закона»17. Но у Соловьева фактически присутствует еще и понятие «естественное право» (аналог «моральных прав» в современной

14 СоловьевВ.С. Указ. соч. С. 55.

15 Там же. С. 447, 448.

16 Там же. С. 447.

17 Там же. С. 450.

западной философии права), не совпадающее по смыслу с понятием «нравственное право». Соловьев приводит такие примеры, поясняющие суть последнего: «Я сознаю свою обязанность воздерживаться от всего постыдного, или, что то же, признаю за человеческим достоинством (в моем лице) право на мое уважение; я обязан по мере сил помогать своим ближним и служить общему благу, т.е. мои ближние и целое общество имеют право на мою помощь и службу; наконец, я обязан согласовать свою волю с тем, что считаю безусловно-высшим, или, другими словами, это безусловно-высшее имеет право на религиозное отношение с моей стороны.»18. Наиболее выразительный пример — любовь к врагам. «Что может быть дальше. от всего юридического, как любовь к врагам? — вопрошает мыслитель. — И, однако, если высший нравственный закон обязывает меня любить врагов, то ясно, что мои враги имеют право на мою любовь. Если я им отказываю в любви, то я поступаю несправедливо, нарушаю правду»19.

Во всех этих примерах слово «право» используется не в качестве того, что именуется в теории права правом субъективным, а в качестве аналога нормы, выражающей требования нравственного закона. Нравственной обязанности не коррелируют никакие права, которые имеют свой смысл, не сводимый к обязанности. Таким специфическим смыслом субъективного права является его притязательный характер, исходящий от самого носителя субъективного права. Он может требовать от носителя правовой обязанности ее исполнения, и это требование легитимируется (оправдывается и признается другими) не только рациональными аргументами, но и институциональными механизмами (включая государство или надгосударственные образования).

Иначе обстоит дело с «объектным» пониманием права. Действительно, в каком смысле враги могут иметь право на любовь со стороны лица, считающего для себя обязательным исполнять эту нравственную обязанность? Очевидно, что точно в таком же, в каком нищий, сидящий на паперти, имеет право на получение милостыни от прохожих. Это право означает лишь то, что такая милостыня, как и любовь, не противоречит соответствующей норме нравственности и просящий может ее принять и распорядиться по своему усмотрению. Такое нравственное «право» лишено «субъектности».

Человеческое достоинство как раз и определяется тем, что человек может самостоятельно притязать на то, что соответствует его ком-

18 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 446.

19 Там же. С. 447.

муникативной природе, т.е. выступать носителем субъективных прав. Об этом пишет и сам Соловьев, именуя основной принцип нравственности (фактически, принцип взаимного правового признания) принципом права: «Принцип права может рассматриваться отвлеченно; и тогда он есть лишь прямое выражение справедливости: я утверждаю мою свободу как право, поскольку признаю свободу других как право. Но в понятии права непременно заключается. элемент объективный или требование реализации: необходимо, чтобы право имело силу всегда осуществляться, т.е. чтобы свобода других, независимо от моего субъективного ее признания. всегда могла на деле ограничивать мою свободу в равных пределах со всеми. Это требование справедливости принудительной привносится из идеи общего блага или общественного интереса, или — что то же — интереса реализации добра, для чего непременно нужно, чтобы справедливость была действительным фактом, а не идеей только. Таким образом право естественное становится правом положительным..»20. Изложенное понимание права Соловьевым (вполне в духе возникшего позже «возрожденного естественного права) облегчало его задачу сближения права и нравственности, но даже при ограничительном толковании права в рамках коммуникативного подхода принцип взаимного правового признания (основной принцип нравственности по Соловьеву21) является связующим звеном для права и нравственности (морали). Основанием для этого в учении русского мыслителя выступают идеи, связанные с концепцией категорического императива И. Канта.

Характеризуя этическую философию знаменитого немецкого мыслителя, Соловьев в одной из своей поздних статей, написанных уже в конце его жизни, в частности, констатирует следующее: «Его выведение и троякое определение категорического императива дали этике основание, равное по достоверности аксиомам чистой математики»22. Через несколько страниц он не просто повторяет эту мысль, но и пишет о «безукоризненной» и «окончательной» формуле нравственного принципа, созданного Кантом23.

20 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 452—453.

21 Признание наличия коммуникативных оснований морали в философии В.С. Соловьева можно найти, например, у Р.Г. Апресяна (см.: Апресян Р.Г. Коммуникативный источник морального долженствования // Этическая мысль. Вып. 11. М., 2011. С. 12).

22 Соловьев В.С. Кант // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 473—474.

23 Там же. С. 478. Первоначально опубликовано: Соловьев В. Кант // Энциклопедический словарь. Т. XIV. СПб., 1895. С. 335, 337.

Именно в этой связи Соловьев пришел к закономерному выводу, согласно которому никакие общественные учреждения, включая государство, не имеют «верховного», «решающего» значения «сами по себе». Безусловное значение имеет лишь «лицо», т.е. человек. Именно этот принцип достоинства человеческой личности, которое должны признавать все и в отношении всех, Соловьев и считает «нравственной нормой общественности». Обоснованию этого положения посвящена, в частности, глава тринадцатая его фундаментального исследования «Оправдание добра»24. Сюда Соловьев включил следующие знаменательные строки, подтверждающие, что в основе его этики и права лежит один основной принцип, который вполне может быть истолкован как принцип взаимного признания, хотя именно так Соловьев его и не называет. «Религия, семья, собственность, — пишет наш философ, — сами по себе, то есть одним фактическим своим существованием, не могут быть, как мы знаем, нормальными нравственными основами общества, и задача не в том, чтобы поддерживать эти учреждения во что бы то ни стало в их statu quo, а в том, чтобы сделать их сообразными с единственною нравственною нормой, чтобы всецело прониклись они единым истинным началом. Это начало по существу своему универсально, одно для всех»25. Далее и само это начало еще раз конкретизируется: «.нравственный принцип, безусловно, требует, чтобы мы во всех и каждом уважали человеческое достоинство, на всех и каждого смотрели как на цель, а не как на средство только»26.

Из этого принципа, полагал философ, вытекает и прямая обязанность (правовая по сути) любого общества — обеспечить «всем и каждому некоторый minimum благосостояния, именно то, что необходимо для поддержания достойного человеческого существования»27. Решение этого вопроса Соловьев отводил экономической политике, напрямую связывая нравственность, право и экономику. Отметим, что, признавая обязанность общества поддерживать минимум благосостояния каждого своего члена, мыслитель тем самым признавал и возможность цели максимизации благосостояния, если эта максимизация соответствует достоинству человека.

24 См.: СоловьевВ.С. Оправдание добра: Нравственная философия. С. 341-357.

25 Там же. С. 354.

26 Там же. С. 356. Кантовская максима, в соответствии с которой человек является целью, а не средством только, есть иная формулировка того же принципа взаимного признания.

27 Там же.

Философ признает человека высшей ценностью в соотношении с государством и обществом (ведь и сама человеческая личность есть, по Соловьеву, «сжатое, или сосредоточенное, общество» и наоборот, общество есть «расширенная личность»228). «Принцип безусловного права человеческой личности, — пишет мыслитель, — ни от кого и ни от чего не зависит, но лишь в зависимости от него общества и учреждения получают нравственный характер»29. Более того, самого добра нет там, «где нет его носительницы — свободной личности»30. Таковы вкратце некоторые идеи В.С. Соловьева, позволяющие понять его вклад в развитие российского концепта взаимного правового признания.

3. Принцип взаимного духовного признания как основной принцип права по учению И.А. Ильина

Мне представляется важным подчеркнуть связь коммуникативно-правовой модели интерпретации данного принципа, представленного в настоящей статье, также и с философией права одного из наиболее известных учеников П.И. Новгородцева — И.А. Ильина (1883—1954)31, тем более что истоки философствования Ильина имеют не кантианскую, а скорее феноменолого-гегельянскую «окраску». Но недаром существует пословица «все дороги ведут в Рим». Поэтому какими бы ни были исходные методологические идеи того или ино-

28 См.: Соловьев В.С. Оправдание добра: Нравственная философия. С. 286. Представляется, что и идея всеединства, развиваемая В.С. Соловьевым, является, прежде всего, нравственной идеей, которая реализуется также и через право, но не принадлежит к существу права как таковому. Ведь характеризуя право как «определенный минимум нравственности» (Соловьев В.С. Оправдание добра: Нравственная философия С. 448), мыслитель и видел этот минимум в реализации того, что я называю принципом взаимного правового признания (взаимного признания прав и свобод человека), но не в реализации нравственного принципа взаимного признания, идеалом которого является совершенная любовь в рамках человечества.

29 Там же. С. 349.

30 Там же.

31 Лишь ограниченный объем статьи не позволяет включить в обзор в полном объеме релевантные идеи Б.Н. Чичерина, П.И. Новгородцева, Н.Н. Алексеева, С.Л. Франка, Б.А. Кистяковского, да и многих других представителей российской школы «возрожденного естественного права». Но их интенция может быть передана мыслью П.И. Новгородцева: «.Обязанность взаимного признания не может быть ограничена никакими пределами и различиями» (Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 111).

го философского подхода к праву, если они служат поиску наилучшего результата, то этот результат оказывается связан с обсуждаемым принципом. Творчество И.А. Ильина является хорошим подтверждением данного тезиса.

Принцип взаимного правового признания был положен в основу теории правосознания этого мыслителя. Так, взаимное духовное признание рассматривается философом и правоведом как третья аксиома правосознания. Ильин не без оснований полагает, что как раз осознание собственных прав и обязанностей уже свидетельствует о духовной природе человека. А это означает наличие в человеке «безусловного» достоинства и способности к автономному самоопределению32. Поэтому, по Ильину, любое правоотношение покоится на взаимном духовном признании людей, которое понимается философом в коммуникативном духе: «Кто говорит о своем полномочии, тот подразумевает соответствующую ему обязанность другого, но признать за кем-нибудь правовую обязанность — значит утвердить его правоспособность, т.е. признать его духовную природу. И точно так же, кто говорит о своей обязанности, тот признает соответствующие ей полномочия другого; а это значит утвердить его правоспособность, т.е. его духовную сущность»33.

В основе всякого правоотношения лежит, по Ильину, троякое признание, дважды осуществленное. «Во-первых, каждый из субъектов, вступая в правоотношение, признает право как основу отношения, как форму жизни, как объективно значащую идею. Во-вторых, каждый из субъектов признает свою духовность, т.е. свое достоинство и свою автономию как правотворящую силу. В-третьих, каждый из субъектов признает духовность другого субъекта, т.е. его достоинство и его автономию как силу, способную к правотворчеству»34. Стоит отметить, что Ильин отнюдь не полагал, что все эти акты признания всегда и во всем объеме фактически присутствуют в правоотношениях, т.е. имеют индивидуальную психическую природу. Он придавал им значение, близкое к понятию правовой презумпции и одновременно принципа права. Именно поэтому«акты признания, не требуются формально; и в действительности они могут отсутствовать; они как бы молчаливо предполагаются, но именно это молчаливое предположение содействует забвению о них, их утрате, их жизненному бес-

32 См.: Ильин И.А. О сущности правосознания // Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 363.

33 Там же.

34 Там же. С. 364.

силию и вырождению. Однако в строении правосознания все эти акты не только необходимы, но составляют самую глубокую сущность пра-воотношения»35.

Понимание правовых норм и согласие подчиняться им предполагает в живом существе, по мысли правоведа, не только наличность духовной силы вообще, но и значительную умственную и духовную зрелость. Именно поэтому «в основе всякого нормального правоотношения лежит взаимное духовное признание... Поэтому правопорядок должен рассматриваться как система взаимного духовного признания»36. Такое признание осуществляется, по мысли Ильина, не только через право. Оно лежит в основании всего духовного общения людей, всякого религиозного общения, «возможного только между людьми, способными к молитве и ищущими подлинного благовосприятия»37.

Но правовое общение, убежден Ильин, есть именно духовное общение; поэтому оно является разновидностью такого признания. В этом мыслитель видел глубочайший смысл всякого правового и политического единения. Ведь такое понимание права и государства вновь обнаруживает «духовное братство всех людей». Более того, Ильин убежден, что оно подтверждает также отсутствие принципиального расхождения между правопорядком и евангельским учением о любви, ибо «отношение "в праве" и отношение "в любви" являются одинаково разновидностью духовного признания»38. Таким образом,

35 См.: Ильин И.А. О сущности правосознания // Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 364

36 Там же. С. 365.

37 Там же.

38 Там же. С. 365. С.Л. Франк также сближал любовь и взаимное признание. Он полагал, что речь здесь идет «об основоположном общем явлении, управляющем всей человеческой жизнью: ибо некоторым образом и в какой-то мере усмотрение и признание "ты" как равноценной мне и по характеру своего бытия мне однородной реальности образует основу всей человеческой жизни как непосредственного самобытия. Любовь в этом ее существе обнаруживается не только в эротической или супружеской любви, в материнской любви, в любви к родителям, братьям и сестрам, в истинной интимной дружбе, но и во всяком вообще отношений к "ты" как однородной мне подлинной реальности, — во всяком отношении к "ты" как к "ближнему". Всякое "сочувствие" — сострадание и сорадова-ние, — как бы поверхностно и мимолетно оно ни было, и даже простая улыбка привета — в конечном счете даже простая "вежливость", поскольку она не есть внешняя, заученная манера, а истекает из непосредственного "уважения" к человеческой личности, — есть проявление любви в. метафизической ее сущности» (Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С. 376—377).

и у Ильина мы находим такое же двойственное назначение принципа взаимного признания, какое имело место и у В.С. Соловьева, — право и нравственность находят свое обоснование в этом принципе.

4. Понятие взаимного правового признания в современной философии права

Рассмотренные выше выводы русских философов-правоведов дают основания считать, что идея взаимного признания, не будучи формализована лингвистически, концептуально не просто находила в России своеобразное выражение, но являлась центральной для либерально-консервативной правовой философии. Ее даже можно считать квинтэссенцией «возрожденного» естественного права и важнейшей составной частью философско-правовой традиции российского юснатурализма. Но истоки этой традиции все же следует искать не в России. Предпосылки для подобного, по сути коммуникативного, понимания права можно найти уже в философии Аристотеля и Г. Гроция. Значительный вклад в ее развитие сделали немецкие мыслители И. Кант, И.Г. Фихте и особенно Г.Ф.В. Гегель. В современной западной социальной философии и философии права данную проблематику в самых разнообразных контекстах успешно разрабатывали и разрабатывают М. Вебер, М. Бубер, А. Кожев, Г. Мид,

3. Левинас, Ж.-П. Сартр, Л. Фуллер, Дж. Ролз, П. Рикёр, Р. Дворкин,

4. Тейлор, Ю. Хабермас, А. Хоннет, О. Хёффе, Р. Познер, Ф. Фукуя-ма и др. Растет и число аналитических исследований сделанных раз-работок39. Тем не менее я буду отталкиваться, прежде всего, от идей

39 См., например: Sigwart H.-Y. Axel Honneth, Kamf um Anneгkennung (1992) II Geschishte des politichen Denkens. Das 20 Jatahundeit | Herausgeg. von M. Brocken Bedin, 2018. Р. 789—804; Ван ден Бринк Б. Парадигма признания в современной философии II Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 5—15; Заковоротная М.В. Стратегии социального и культурного признания в эпоху постмодерна || Ценности и смыслы. 2016. № 6. С. 27—35; ИсаковА.Н. Человек как признание Другого: проблема интерсубъективности в философской антропологии. URL: httpyIanthropology.mImItextIisakovI chelovek-kak-pгiznanie-dгugogo-pгoblema-inteгsubektivnosti-v-filosofskoy-antгopologii (дата обращения: 14.08.2021); КожуховскийП.С. Признание и культурная деформация личности в философии Нэнси Фрейзер || Философская мысль. 2017. № 11. С. 77-82. DOI: 10.25136|2409-8728.2017.11.21107; Кожуховский П.С. Концепция трех измерений Акселя Хоннета || Философская мысль. 2016. № 2. С. 91-104. DOI: 10.7256|2409-8728.2016.2.17717; Лехциер В.Л. Bступление в разговор: заметки о коммуникативном признании || Bестник Самарского государственного университета. 2014. № 5 (116). С. 37-44; Михайлов И.А. «Борьба за признание». Идея

собственной коммуникативной концепции права и пытаться обосновывать необходимость выделения самостоятельной разновидности взаимного признания — взаимного правового признания (наряду с взаимным нравственным признанием), а также самостоятельное значение принципа взаимного правового признания. Для этого необходимо обратиться еще раз к основным понятиям, на которых будет строиться аргументация.

Понятие признания. Взаимное признание и коммуникация. Человеческая жизнь и деятельность в целом протекает в двух формах, двух аспектах, двух ипостасях: познание себя и окружающего мира и отношение к себе и к окружающему миру. Знание (познание) определенных фактов окружающего мира может быть связано с их признанием через определенные языковые игры. Можно, например, спросить другого человека: ты признаешь, что 2 х 2 = 4? И получить ответ, подтверждающий признание этого факта. В подобном утверждении уже в слабой форме содержится отношение к этому факту как к достоверному, что является ценностным отношением (см. проблему перлоку-тивного акта в теории речевых актов40), подтверждающим признание.

признания в социально-критической теория А. Хоннета // Западная философия конца XX — начала XXI в. Идеи. Проблемы. Тенденции / Отв. ред. И.И. Блауберг. М., 2012. С. 64—102; Слыщенков В.А. Право и нравственность: различия понятий. М., 2020; Смирнова Т.В. Концепция признания в свете христианской антропологии // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 30—38; Татарникова Ю.М. Теория признания в соотношении морали и права в немецком идеализме: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. М., 2009; Тетеркин А. Анализ нормативной грамматики социальной жизни в теории борьбы за признание // Топос. 2009. № 1 (21). С. 60—76; Тухикян В.А. Проблема признания в политической философии Ч. Тэйлора // Вестник РУДН. Серия Философия. 2016. № 4. С. 161—163; Феррони В.В. Признание как путь к Другому (концепт признания и фигура Другого в философии П. Рикера) // Вестник ВГУ. Серия: Философия. 2019. № 3. С. 76—89; Фурс В.Н. Борьба за признание и моральный прогресс общества в концепции А. Хоннета // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 159—171; Фурс В.Н. Социальная философия в непопулярном изложении. Вильнюс, 2006; Фурс В.Н. Феменистски-социалистическая критическая теория позднего капитализма Н. Фрейзер // Полис. Политические исследования. 2004. № 6. С. 89—226; Циплакова Ю.В. Установка признания как ответ на вызов индивидуализма // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 18—29; Шавеко Н.А. Категорические правовые принципы в эпоху постмодерна. Интервью с профессором Отфридом Хёффе // Кантовский сборник. 2018. Т. 37. № 1. С. 62—73.Б01: 10.5922/0207-6918-2018-1-4.

40 См., например: ОстинДж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике / Под ред. Б.Ю. Городецкого. М., 1986. Вып. 17: Теория речевых актов. С. 22—130.

Отношение к себе и к окружающему социальному миру уже непосредственно выводит на проблему признания. Ведь такое отношение может быть либо позитивным, либо негативным. Таким образом, признание, в самом общем виде, представляет собой позитивное ценностное отношение субъекта к явлениям внутреннего и внешнего мира.

Согласно П. Рикеру, термин «признание» получает свой смысл в зависимости от того, применяют ли его к предметам, к себе или к взаимному отношению людей. «Признание предметов есть их идентификация в суждении и памяти; признание себя есть удостоверение того, что мы являемся субъектами собственных опытов, слов и деяний; наконец, взаимное признание связывает это удостоверение с одобрением другими»41. Взаимное признание основано на долженствовании, требует соответствующих коррелятивных действий от признающих субъектов, и само взаимодействие является подтверждением взаимности признания. Взаимность в отношениях между людьми, как и феномен признания, являются следствием коммуникативной природы человека.

Если рассматривать социальную коммуникацию не просто как передачу информации от одного субъекта к другому, а как такой обмен информацией, который нацелен на взаимодействие, то подобное понимание коммуникации (межличностного общения) позволяет раскрыть понятия обмена, взаимности и признания. Сама передача в этом случае осмысленной информации от человека к человеку представляет собой обмен сообщениями. Это означает, что в ответ на переданное сообщение адресант ожидает ответное сообщение (ответную реакцию). Даже если информация имеет не прескриптивный (нормативный), а дескриптивный (описательный) смысл, например, сообщение о погоде на сегодня, адресованное конкретному лицу, то ответное сообщение адресата должно подтвердить получение и правильное понимание переданной информации. Таким образом, все коммуникации между людьми представляют собой обменные операции на основе взаимности. Взаимность, как и обмен, «встроена» в саму структуру коммуникации42. Но также в структуру межчеловеческой коммуникации

41 Вдовина И.С. Признание — категория духовная // Рикер П. Путь признания. Три очерка / Пер. с фр. И.И. Блауберг, И.С. Вдовиной. М., 2010. С. 253.

42 Как пишет Р.Г. Апресян, взаимность выступает «социально-коммуникативным механизмом, обеспечивающим удовлетворение потребностей и интересов одного социально-коммуникативного агента при условии прямого или косвенного содействия другого/других» (Апресян Р.Г. Феномен взаимности: коммуникативные и нормативные предпосылки исторического формирования морали // Вестник Российского университете дружбы народов. Серия: Философия. 2012. № 1. С. 76).

имплицитно «встроено» и взаимное признание. Дело в том, что человеческое текстуальное (языковое, знаково-символическое) общение (межличностная коммуникация) является тем необходимым и самодостаточным «инструментом», при помощи которого можно убедиться в том, что субъекты коммуникации (общения) способны друг друга понимать и тем самым демонстрировать свою общую природу. Признание и означает в этой ситуации понимание другого как "alterego" и перенесение ценности собственной личности на ценность личности другого (осознание равноценности)43. Поэтому понимание всегда присутствует в признании как его основа, а взаимное признание является первоначальным актом сугубо человеческой коммуникации44.

Но от взаимного признания как интеллектуально-эмоционального (духовного) и психологического акта (о чем пойдет речь ниже) следует отличать индивидуальное признание как акт сугубо интеллектуальный (признание по расчету) и взаимное признание как нравственный и правовой принцип. В последнем случае идейные составляющие данного принципа не только представлены доктринально (на фило-

43 А. Хоннет утверждал в этой связи, что мы в рамках социальной интеракции обычно сначала воспринимаем в другом «ценностные качества интеллигибельной личности, и только лишь когнитивная идентификация человека представляет собой особый случай нейтрализации первоначального признания. Приоритету признания в нашей социальной жизненной форме соответствует особая значимость тех жестов и выражений лица, которыми мы всегда демонстрируем друг другу мо-тивационную готовность ориентировать наше поведение на моральный авторитет другого» (Хоннет А. Невидимость. О моральной эпистемологии признания // Кан-товский сборник. 2009. Вып. 1 (29). С. 90).

44 О связи человеческой коммуникации с естественным правом, основным принципом «человеческих устремлений» и принципом взаимного признания выразительно пишет в своей полемике с Г.Л.А. Хартом американский философ права Л. Фуллер. Коммуникацию он понимает не просто как условие появления и выживания человечества, но и как важнейшую предпосылку его дальнейшего развития. «Если в будущем человеку удастся выжить, преодолев собственные способности к саморазрушению, это произойдет благодаря тому, что он может общаться и достигать взаимопонимания с себе подобными. Коммуникация есть нечто большее, чем способ оставаться в живых. Это способ быть живым. Если бы меня спросили о том, как распознать центральный и неоспоримый принцип того, что можно назвать материальным естественным правом — Естественным Правом с большой буквы — я бы нашел его в указании: устанавливать, поддерживать и охранять целостность каналов коммуникации, посредством которых люди передают друг другу то, что они воспринимают, ощущают и желают» (Фуллер Л.Л. Мораль права / Пер. с англ. Т. Даниловой; под ред. А. Куряева. М., 2007. С. 220—221). Если рассмотреть поближе «неоспоримый принцип» Фуллера, то совершенно понятно, что за его «спиной» стоит все тот же принцип взаимного правового признания, без которого никакая коммуникация невозможна.

софском и теоретическом уровне), но находят свое отражение в социальных институтах, в том числе в общественной нравственности и существующем правопорядке, несмотря на отдельные факты, демонстрирующие нарушения данного принципа, его «усеченное» понимание или даже его временную недееспособность в рамках каких-либо социальных отношений45.

Коммуникативный подход к пониманию признания не является единственно возможным, иные варианты уже были частично рассмотрены в рамках настоящей статьи и будут еще рассмотрены в ходе дальнейшего изложения. Само их наличие говорит о значимости этой проблематики. Однако, несмотря на серьезную философскую и научную ее проработку, даже само понятие признания продолжает ставить в тупик некоторых исследователей. Один из авторов, например, пишет о том, что «понятие признания отличается удручающей неопределенностью, которая, кажется, должна была бы поставить под вопрос саму его эпистемологическую оправданность, эвристичность»46. Исследователь обращает внимание на то, что если всякое человеческое сосуществование являет собой некое признание, то «границы применимости данного понятия, очевидно, совпадают с границами человеческого (гуманного) как такового: за исключением зверских преступлений (бесконтрольного истребления "без суда и следствия") оно оказывается применимо. всегда, когда речь идет о человеческих взаимоотношениях»47.

И в такой оценке есть своя «правда». Эта правда как раз и заключается в том, что границы человеческого (гуманного), как это было хорошо прояснено уже В.С. Соловьевым и его последователями, определяются как раз наличием или отсутствием взаимного призна-

45 Принцип взаимного признания не выдумывается теоретиками, а открывается из наблюдений, из опыта человеческого общения, из анализа исторических источников, из данных современных наук. В этом смысле он похож на естественные законы, которые также проявляют себя и открываются человеческому сознанию постепенно. Но это не отменяет их неуклонного действия, которое можно использовать себе на пользу, а можно пытаться им сопротивляться себе во вред. Представляется, что непонимание значения данного принципа для представлений об истоках права и морали является одной из проблем теории максимизации благосостояния Р. Познера, который ссылается на моральные интуиции, но не видит их генезиса и онтологии, не признает их рационального смысла и экзистенциальное значение (см., например: Познер Р.А. Утилитаризм, экономика и теория права. С. 55, 67, 77, 79).

46 См.: Щитцова Т.С. За границами признания: к хоннетовской актуализации Гегеля // Топос. 2009. № 1. С. 34.

47 Там же.

ния. Интересно и точно писал об этом М. Бубер, несмотря на то, что взаимное признание лишь имплицитно присутствует в его диалоги-ке, весьма близкой к коммуникативному подходу48. Он, в частности, утверждал, что фундаментальным фактом человеческого существования является не отдельный человек, взятый сам по себе, а такое его бытие, которое можно обозначить как «человек с человеком». Мир людей характеризуется тем, «что возникает здесь между существом и существом, подобного чему нигде в природе не найти. Язык для него только знак и коммуникативное средство, вся духовная работа пробуждена через это. Оно делает человека человеком. Оно коренится в том, что существо имеет в виду другое как другое, как это определенное другое существо, чтобы коммуницировать с ним в общей для обоих, но выходящей за собственные области обоих сфере»49.

Помимо Другого для коммуникации и взаимного признания необходимо также существование самосознания человека в виде «Я» (самоидентификация, идентичность). Сложность структуры самосознания включает в себя также осознание своей конечности и не самодостаточности. Только в этом случае возможно адекватное понимание и Другого и взаимопонимание с ним.

Очевидно есть необходимость в определении своеобразного «пограничного» минимума реализации взаимного признания для того, чтобы можно было вообще говорить о человеческих отношениях, и лишь затем обсуждать его максимизацию через различные фор-мы50. Таким минимальным уровнем реализации взаимного признания

48 Ср.: «В диалоге происходит утверждение чужого Я, а следовательно, и утверждение собственного Я. Утвердить чужое Я не как объект, а как другой субъект — это принцип, лежащий в основе диалога, в основе бытия, в основе самосознания» (Зиновьева А.А. Диалог с Другим: М. Бубер и М.М. Бахтин // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2011. № 1. С. 45). Уже у К. Маркса в «Капитале» можно встретить мысль о том, что «.человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь относясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к себе как к человеку» (Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 1. М., 1955. С. 59).

49 Бубер М. Проблема человека / Пер. с нем. Н. Кушнира. Киев, 1998. С. 93. В другой его работе можно найти и такую сентенцию, проясняющую приведенные выше рассуждения: «Не пытайтесь выхолостить смысл отношения: отношение есть взаимность» (Бубер М. Я и Ты / Пер. с нем. Ю.С. Терентьева, Н. Файн-гольда. М., 1993. С. 9).

50 Для А. Хоннета, например, такими формами являются любовь, право и солидарность (см.: Honneth A. Kampf um Anerkennung. Zur moralischer Grammatik sozialer Konflikte. Frankfurt/M., 1992).

и в правовом, и в моральном (нравственном) смысле можно считать наличие правовой системы, в рамках которой признается (защищается на уровне закона) правосубъектность каждого члена данного общества, его основных прав и свобод51. В этом случае можно говорить не просто об актах признания на уровне межсубъектных отношений (уровне сущего), но и о существовании принципа права — принципа взаимного правового признания (реализуемого на уровне должных отношений). Максимизация степени реализации принципа взаимного правового признания выражается в максимизации возможностей реализации всех прав и свобод, принадлежащих членам общества, следствием чего является и максимизация благосостояния всех52. Максимальным уровнем реализации принципа взаимного морального (нравственного) признания может явиться деятельная любовь как высшее чувство, связывающее членов общества в «царство целей»53.

Взаимное правовое признание. Принцип взаимного правового признания нельзя, как уже было отмечено, отождествлять с индивидуальным психологическим переживанием каким-либо лицом ценности другого лица. Само существование этого принципа не зависит от того, как конкретное лицо относится к другим лицам. Это может быть и искренняя любовь к ближнему у одних и холодное интеллектуальное понимание того, что у другого человека есть неотъемлемые

51 Представляется, что подобный подход к данному принципу позволил

B.С. Соловьеву считать право «минимумом нравственности» — минимум, чего можно требовать от права, чтобы оно было правом — признание человека как цели, а не средства только, т.е. признание его автономии на уровне правосубъектности.

52 Этим предлагаемый вариант максимизации благосостояния отличается от концепции максимизации благосостояния Р.А. Познера (см., например: Познер Р.А. Утилитаризм, экономика и теория права // Правоведение. 2017. № 3.

C. 46—89). У Познера и мораль, и право выводятся из экономической эффективности. В предлагаемом подходе экономическая эффективность подчинена высшим ценностям взаимного правового признания, в том числе основным правам и свободам человека, включая право на достойное существование.

Под максимизацией благосостояния в коммуникативном смысле можно понимать процесс социальной жизнедеятельности человека, направленный на аккумулирование основополагающих ценностей, позволяющих человеку и его социальным агентам (коммуникативным акторам) достигать поставленных целей наиболее оптимальным образом.

53 Ср.: «Смысл и достоинство любви как чувства состоит в том, что она заставляет нас действительно всем нашим существом признавать за другим то безусловное центральное значение, которое, в силу эгоизма, мы ощущаем только в самих себе» (СоловьевВ.С. Смысл любви // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. С. 511).

права, включая право на жизнь, которые признаются всеми и на которые нельзя покушаться под страхом наказания, — у других. Возможно даже незнание этого принципа вовсе в его языковой формулировке, но фактическое признание его будет иметь место, исходя из внутреннего понимания невозможности посягать на личность другого человека, присваивать ее себе как вещь. Предпосылкой для конструирования и реализации данного принципа является существование Другого как любого, кто отличен от меня, но принадлежит к человеческому роду54.

Такая принадлежность определяется не только морфологическими признаками. Другой — это прежде всего человек, от которого ты ожидаешь признания твоей личности, т.е. твоей правосубъектности, твоей свободы, твоей ответственности, твоего достоинства и в самом этом признании — утверждения и своей, и твоей суверенности. Это тот, кого ты сам готов признавать как правосубъектное лицо, т.е. такое лицо, которое обладает правовым иммунитетом против любых произвольных действий и которое может требовать от любого другого действий, которые необходимо совершить для реализации прав этого лица. Тем не менее подобное признание, как уже было отмечено, является не только и не столько фактом определенных межсубъектных отношений, сколько нормативным правовым принципом, закрепленным (прямо или опосредованно) в конкретной правовой системе55. Хотя такое признание, прежде всего презюмируется в общественном сознании и объективируется в правовых и нравственных нормах, но оно также актуализируется и при непосредственном межсубъектном взаимодействии — в коммуникативном правовом акте встречи двух говорящих и понимающих друг друга людей.

54 В этой связи может возникнуть вопрос относительно того, возможно ли взаимное признание между Богом, ангелом, демоном, инопланетянином, зверем или даже природой в целом и человеком. Ответ будет отрицательным и с отсылкой к Аристотелю, который, как мы помним, именно Богам и зверям отказывал в настроенности на общение, а следовательно, делаю вывод, и на возможность взаимного признания. Взаимное признание возможно только между равными по своим коммуникативным способностям и психофизиологическим параметрам людьми. Но это не мешает человеку признавать Бога, ангелов и демонов, инопланетян, зверей и окружающую природу и ценить их, даже придавая им высшую ценность в определенных случаях (каждому — по вере его).

55 Если в правовой системе имеются нормы, запрещающие произвольное лишение жизни человека, посягательство на его здоровье, собственность и безопасность, признающие его право на самостоятельное развитие и реализацию своих потребностей, то само наличие этих норм отражает принцип взаимного признания как идеологическое основание, на котором если не эксплицитно, то имплицитно вырастает данный правопорядок.

Соответственно Другим может выступать также и юридическое лицо, и государство, поскольку во всех подобных случаях и юридическое лицо, и государство персонифицированы и представляют собой коллективных субъектов права. Между этими субъектами права и человеком (гражданином) также устанавливаются (должны устанавливаться) правовые отношения на основе принципа взаимного правового признания. Гражданин также вправе и от государства ждать признания своей правосубъектности, признавая правосубъектность государства.

Итак, признание человека человеком означает и признание его прав и обязанностей (его правовую субъектность), которые конституируются понятием «человек», поскольку само это понятие всегда указывает на взаимные отношения между людьми56. Эту идею можно найти и у Акселя Хоннета. Смысл взаимного правового признания раскрывается им в следующем тезисе, который оказывается очень созвучным по сути рассмотренным выше выводам В.С. Соловьева и И.А. Ильина: «Мы можем считать себя носителями права, только если мы одновременно усваиваем нормативные обязательства по отношению к другому»57.

Комментируя эту мысль, Поль Рикер говорит о двоякой ориентации признания: к Другому и к норме. «Если говорить о норме, то признание, в лексическом значении слова, означает "считать ценным", "принимать за правильное"; если говорить о человеке, то признавать означает идентифицировать каждую личность как свободную и равную любой другой личности»58. Утверждение верное, но и в нем нет ничего нового по сравнению с теми положениями, которые уже были сформулированы в русской философско-правовой мысли.

Признавая других людей участниками правового взаимодействия, мы необходимо признаем их разумность, свободу, ответственность, изначальное человеческое достоинство и общее формальное равенство (равенство правосубъектности). Достоинство человека вытека-

56 Ср.: «Дедукция права является у Фихте доказательством того положения, что взаимоотношение я и ты. есть прежде всего правоотношение. Если этика выставляет требование, что «с другим нужно обращаться как с свободным существом, а не как с вещью. то это значит, что к нему следует относится как к субъекту права» (Вышеславцев Б.П. Этика Фихте: Основы права и нравственности в системе трансцендентальной философии. 2-е изд. М., 2010. С. 396).

57 Цит. по: Рикер П. Путь признания. Три очерка / Пер. с фр. И.И. Блауберг, И.С. Вдовиной. М., 2010. С. 186.

58 Там же. С. 187. Отсюда проистекает и идея легитимности правовых текстов и легитимности права как такового (см.: Денисенко В.В. Легитимность права: теоретико-правовое исследование: Дисс. . докт. юрид. наук. СПб., 2021).

ет из его способности подниматься над миром природы и действовать на основании разума и ценностных представлений. Другой ипостасью достоинства являются способность и стремление человека отстаивать свои права 59. Формальное правовое равенство определяется общей принадлежностью к человеческому роду, пониманием и усвоением основополагающих ценностей, одинаковыми (равными) возможностями для коммуникативного взаимодействия на основе взаимного правового признания, способностью отвечать за свои действия60. Неспособность понимать смысл норм и смысл своих действий исключает возможность правовой коммуникации.

Ответственность применительно к коммуникативному подходу и принципу взаимного признания играет основополагающую роль. Она неотделима от понимания права как правовой коммуникации, т.е., прежде всего, коррелятивной (коммуникативной) связи между носителями субъективных прав и исполнителями правовых обязанностей. Чтобы подтвердить возможность такой логики, обращусь за поддержкой к авторитету Дж. Финниса. Философ и правовед в диалоге со студентами Санкт-Петербургского университета, в частности, сказал следующее: «.Категория права — права других лиц на исполнение мной обязанности по отношению к этим лицам — возникает в качестве коррелята обязанности (responsibility). Итак: моя обязанность заключается в том, чтобы дать вам то, на что вы имеете право — мое уважение, мое необходимое содействие: вы можете быть моим ребенком или незнакомцем на улице, обязанности в этих случаях сильно отличаются, но в принципе это все те же обязанности перед другими людьми. Мои обязанности существуют не только для меня, но и для других, и это позволяет нам говорить о правах. У другого есть право требовать, чтобы я выполнил свою обязанность перед ним»61. Отмечу, что

59 В данном контексте характерна мысль, которая принадлежит Хоннету и которую цитирует Рикер: «То, что называют человеческим достоинством, не может быть не чем иным, кроме признанной способности отстаивать свои права» (см.: Рикер П. Путь признания. С. 190). Эту сентенцию можно найти у многих авторов, в том числе, у Г.Ф.В. Гегеля.

60 Речь идет о равенстве основных способностей к пониманию и коммуникации, которые не исключают того, что одни понимают лучше, тоньше, вариативнее, чем другие. Равенство в этом смысле не исключает «инаковость». Именно поэтому коммуникация, основанная на полном понимании невозможна, но она невозможна и при полном непонимании. Нормальная коммуникация — это и есть коммуникация на среднем уровне, уровне равенства возможностей для взаимодействия.

61 Finnis J.M. Law and moral truth: a philosophical response to seven questions // Правоведение. 2017. № 5. С. 212-213.

английское слово responsibility имеет значение как обязанности, так и ответственности. А это означает, что правовые обязанности не исполняются «сами собой» или от страха перед возможным наказанием. Исполнение обязанности предполагает осознанный и свободный ответ на притязание управомоченного. И в этом смысле ответственность как необходимая составляющая правовой коммуникации является важнейшей ее частью, свидетельствующей о достоинстве самих коммуникантов62.

Это означает, что ни государство, ни общество не могут считать граждан своей собственностью (вещами, инструментами, средствами для достижения политических целей), как не могут произвольно ограничивать их свободу и присваивать себе функции определения их намерений, желаний, возможных действий. Человек в этом контексте принадлежит самому себе («сам себе господин»). Это и есть его изначальное суверенное право, которое можно трактовать и как право на свободу, свободу от любого произвольного вмешательства и свободу для реализации своих целей и замыслов63.

62 Ср.: «В широком плане проблематика признания конгруэнтна проблематике морали, по крайней мере, с коммуникативной ее стороны, в частности, проблеме ответственности. Ответственность сопряжена со свободой. Но, вместе с тем, представляет своего рода зависимость человека от того, что воспринимается им в качестве определяющего основания для принятия решений и совершения действий. Человек ответствен перед теми, зависимость от кого/чего он чувствует. Человек ответствен за то, что, как он полагает, от него ожидается, что он сам от себя ожидает как от потенциально совершенной личности, предстоящей нравственному идеалу. Это отношение зависимости невозможно без признания источника зависимости. Человек отвечает за себя и за других в той мере, в какой он признает других своими-другими. Он не может отвечать за тех, кого он не признает в качестве своих других. Такая постановка вопроса позволяет конкретизировать ответственность как нравственную задачу человека и увязать ее с кругом реальных отношений человека — отношений, признаваемых и принимаемых им» (Апресян Р.Г. Важность идеи признания для понимания морали // Философско-этический альманах. Вып. V. Материалы конференции «Моральная ответственность в современном мире», посвященной 75-летию академика РАН А.А. Гусейнова. М., 2015. С. 55).

63 Здесь появляется повод еще раз вернуться к высказанному мною ранее в другой статье тезису о том, что право не стоит уподоблять бочке с медом, которую можно испортить ложкой дегтя. Рассуждать о том, может ли ложка дегтя испортить бочку меда имеет смысл тогда, когда в бочке действительно находится мед. Но возможна и такая ситуация, когда в бочке с надписью «мед» находится совсем другая субстанция, хотя и похожая на мед по каким-то внешним параметрам. В случае с правом таким критерием является наличие или отсутствие в взаимоотношениях между людьми принципа взаимного правового признания. О его отсутствии

5. Признание другого как духовный акт

Человеческая личность, как высшая ценность, получает такое значение не сама по себе, а в специфическом модусе социальных отношений, которые были обозначены выше как отношения взаимного признания. В своем эгоистическом самолюбовании или в состоянии войны «против всех» человек отнюдь не представляет собой искомую высшую ценность. Свобода не есть вседозволенность, формальное равенство не есть дар небес, человеческое достоинство не проистекает из вертикального способа передвижения и способности издавать определенные звуки. Ответственность не предполагает бездумное следование инстинктам. Свобода появляется тогда, когда человек познает и признает границы своего произвола в существовании личности другого человека, ничем принципиально от него не отличающегося. На этой коммуникативной основе взаимного признания рождается и идея формального равенства — равенства в основных и взаимообусловленных правах и обязанностях, и равенства неформального, основанного на духовном единстве всех людей и их солидарности, несмотря на все возможные отличия в их физической и даже интеллектуальной природе. Человеческое достоинство является следствием этих сугубо человеческих качеств — признания своей свободы и свободы другого как ответственного, духовного по своей сути выбора, предполагающего наличие не только прав, но и обязанностей по отношению к обобщенному Другому.

Как уже было показано выше, русские мыслители (но не только они) уделяли духовному аспекту признания особое внимание. Способ-

на уровне системы отношений общества свидетельствует непризнание суверенитета человеческой личности и ее основных прав. Суверенитет в этом контексте понимается не как сила произвола, а как свобода от произвола, когда никто не может по своему усмотрению распоряжаться другим человеком как вещью, включая распоряжение его жизнью. Права человека при таком подходе являются основой правовых законов, и эти законы являются обязательными для всех, включая власть в государстве. Существование многих политических систем в мире исторически представляли собой системы именно произвола, когда не только имущественное и семейное положение, социальный статус и возможности самореализации, но и сама жизнь любого человека, от обывателя до высшего чиновника государства, в конечном счете зависела от «милости» (произвола) царя, императора, диктатора, фюрера, вождя и т.д. Наибольшая замаскированность под правовой «мед» имеет место тогда, когда сами правовые законы в государстве, номинально провозглашенные и юридически действующие, получают такое извращенное истолкование со стороны власти, что утрачивают свою связь с принципом взаимного правого признания, или просто перестают применяться на практике, превращаясь в пресловутое «право в книгах».

ность видеть в Другом человека — это не только рациональная способность, а эмоционально-ценностная восприимчивость, эмпатия, некий духовный акт64. Он не совершается одноразово, а проявляется в человеческой жизни через поведение и взаимодействие с другими людьми65. Готовность к такого рода актам признания формируется на протяжении человеческой жизни, начиная с кормления и ухода матерью за ребенком. Первое, что человек осознает в окружающей его жизни, является не познание врага, а полное и безусловное признание своей личности со стороны матери. Отсутствие или неполнота такого признания является одной из наиболее серьезных проблем деформации личности формирующегося подростка. Осознавая себя, ребенок осознает свои возможности и свои ограничения, которые постепенно трансформируются в его сознании во взаимные права и обязанности. Дальнейшая жизнь человека — это стремление раскрыть себя в своей правосубъектности, а значит, это и борьба (в том числе, духовная, интеллектуальная) за признание в окружающем мире, которая осуществляется на всех уровнях и во всех формах человеческой организации, в первую очередь через реализацию основных прав и приобретение прав вторичных. Сюда же входит борьба за свои и чужие права, если эти права нарушаются. Борьба за признание занимает большую часть человеческой жизни66; это и политическая борьба, направленная против различных форм дискриминации, и стремление реализовать себя в какой-либо профессии или роде деятельности, это и спортивные со-

64 Именно поэтому правосубъектностью не могут обладать ни искусственный интеллект, ни животные, ни вещи: они лишены способности признавать. Б. Латуру и его последователям никогда не удавалось придать объектам/вещам хотя бы подобия правосубъектности, хотя в других отношения объектно-ориентированная философия заслуживает внимания.

65 Признание укорененности человеческого бытия в со-бытии с Другими можно найти и в творчестве М. Хайдеггера. Философ, в частности, писал: «В отношениях обстоятельств дела уже заключено понимание способности быть, присущей вот-бытию (Dasein) как совместному-бытию с другими. Это понимание, как вот-бытие (Dasein), сущностным образом открыто бытию-рядом других. Фактичное Dasein, явно или неявно, есть ради способности бытия друг с другом. Но это возможно лишь потому, что Dasein как таковое исконно определено через совмест-ное-бытие с другими» (Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии / Пер. с нем. А.Г. Чернякова.. СПб., 2001. С. 393).

66 Борьба за престиж, о которой повествует М. Мосс и его последователи и которая лежит в основе становящихся человеческих обществ, также является разновидностью борьбы за признание (см.: Мосс М. Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии / Пер. с фр. А Б. Гофмана. М., 2011. С. 134-285).

ревнования, и научное творчество, это и война, но это и мир: любовь, семья, воспитание детей и т.д. Такая борьба может носить не только личный характер, но и коллективный67. В то же время правовое признание включает в себя и другую составляющую, которую можно обозначить как солидарность. Солидарность можно рассматривать как модификацию ответственности. Она предполагает осознанное исполнение правовых обязанностей в интересах управомоченных и стремление при реализации своих прав максимизировать блага других участников правовой коммуникации.

6. Способы (варианты)обоснования принципа взаимного (правового) признания

Взаимное признание как имплицитная идея разума или эксплицитная философская или религиозная установка, моральное требование или этический постулат существует в человеческом обществе на протяжении тысячелетий (хотя только в последнее столетие произошел коренной перелом в его осознании на уровне всех человеческих обществ).Поэтому существуют исторически различные варианты его обоснования в качестве основы человеческого общения68. Эта основа выступала как моральным (нравственным), так и правовым принципом разной степени формализованности. Попробую эти варианты представить в систематизированном виде, не претендующем на законченность. При этом сразу отмечу невозможность на данный момент выделения «чистых» способов (вариантов) обоснования взаимного признания. Один способ (вариант, тип, форма) неизбежно перекликается, пересекается, а то и частично входит в другой.

67 Начиная с Гегеля, диалектике борьбы за признание уделяется в литературе особое внимание. См., например: Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Пер. с нем. Г.Г. Шпета. М., 2000. С. 97—104 и сл.; КожевА. Очерк феноменологии права: глава I // Кожев А. Атеизм и другие работы / Пер. с фр. А.М. Руткевича. М., 2006. С. 295—322; Рикер П. Путь признания: три очерка; Honneth A. Kampf um Anerkennung. Zur moralischer Grammatik sozialer Konflikte; ГадамерХ.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / Пер. с нем., общ. ред. и вст. ст. Б.Н. Бессонова. М., 1988. С. 420—426. Фактически на эту же тему написана книга Ф. Фукуямы (см.: Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М., 2004).

68 Ср.: «Необходимо задаться вопросом, является ли потребность людей в особых отношениях признания антропологической данностью или специфическим феноменом нашего историко-культурного развития» (Ван ден Бринк Б. Парадигма признания в социальной философии // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3, Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 11).

Теологическое обоснование. Религия и богословие являются традиционными и наиболее древними источниками для утверждения нормативности взаимного признания. Это можно показать на примерах самых различных религий. Так, одной из основных заповедей христианства является заповедь любви к ближнему: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:37-40). Любовь к ближнему в данном контексте можно рассматривать как версию взаимного признания. Она не предполагает исключительной индивидуализации объекта любви («ближний» существует не в единственном экземпляре) и чувственного с ним общения. Любовь к ближнему означает признание его (ближнего) принципиальной однородности с любящим, признание за ним всех атрибутов свободной личности, включая права, отказ от любых форм агрессивного воздействия на него, стремление содействовать его правомерным целям69. Это означает и признание взаимного равенства. Евангельская заповедь «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12) находится у истоков «золотого правила» морали и также предполагает взаимное признание70.

Апостол Павел в «Послании к Римлянам» писал о том, что чувство «законного» и «беззаконного» вложено всякому человеку Создателем в его сердце вне зависимости от правильности его веры (Послание к Римлянам святого апостола Павла. 2:15). Тот же апостол Павел писал: «.Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Послание к Колоссянам святого апостола Павла. 3:11). В этих заповедях помимо религиозного призыва легко читается идея взаимного равенства и взаимного признания. Интересным в этой связи является и предположение о том, что признание Другого требует веры. «Вера же по сво-

69 Интересно, что и любовь, по В.С. Соловьеву, имеет схожие характеристики: «Это отношение полного и постоянного обмена между двумя, построенное на взаимодействии и общении, на способности жить не только в себе, но и в другом, на признании за другим центрального значения» (Апресян РГ. Коммуникативный источник морального долженствования. С. 11—12).

70 Р.Г. Апресян подчеркивает, что «золотое правило» формируется постепенно — «в ходе практического взаимодействия и общения людей, на основе накапливаемого коммуникативного опыта (опыта конфликтов, страданий от их углубления и облегчений от их разрешения — благодаря взаимопониманию, компромиссам, согласованию интересов), в результате одухотворения и возвышения этого опыта» (Апресян Р.Г. Генезис золотого правила // Вопросы философии. 2013. № 10. С. 47—48). Тем самым подчеркивается универсальность принципа взаимного признания, который имеет и моральное (нравственное), и правовое измерение.

ей изначальной сути есть отношение взаимности: с миром, с богом, с самим собой или в обобщенной форме — с бытием как таковым»71.

Этическое обоснование. Человек в этом варианте рассматривается как высшая ценность. Каждый человек переживает уникальность собственной личности, ощущает ее неповторимость, конечность и не желает для себя зла, страданий и смерти. Защиту от внешних угроз, включая проблему выживания, человек может получить только от других людей, с которыми находишься в состоянии мира и взаимодействия. Способность человека переносить свои ценностные представления на другого (эмпатия) убеждает его в том, что другой — такой же человек, способный вступать в коммуникацию, т.е. понимать и сопереживать. Другой становится или является альтер-эго, ценностное признание которого нравственным сознанием так же необходимо, как признание собственного Я.

В качестве примера обратимся еще раз к идеям В.С. Соловьева. Как было продемонстрировано выше, В.С. Соловьев связывал принцип взаимного признания с моральным чувством жалости. Он, в частности, писал: «Когда я жалею другого человека или животное, я вовсе не смешиваю себя с ним, не принимаю его за себя и себя за него, а только вижу в нем сродное и однородное со мною, подобное мне существо, одушевленное, как и я, желающее, как и я, жить и наслаждаться благами жизни. Признавая за самим собою право на исполнение такого желания, я признаю его и за другими <...> Это уравнение (а не отождествление) между другим и собою, сразу и безотчетно совершаемое в чувстве жалости, возводится разумом на степень ясной и разделенной мысли»72.

В такой же парадигме решал данную проблему И.Г. Фихте. Так, П.П. Гайденко отмечала, что «согласно Фихте мы не познаем, а признаем существование других подобных нам существ; с теоретической точки зрения никогда нельзя доказать этого, но нравственный закон, т.е. наша совесть, категорически требует признания в других людях таких же свободных и самостоятельных субъектов, как и мы сами»73. Приведу еще некоторые из его рассуждений на этот счет в переводе и изложении еще одного представителя российской школы «воз-

71 Исаков А.Н. Человек как признание Другого: проблема интерсубъективности в философской антропологии.

72 Соловьев В.С. Оправдание добра // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 1. С. 165.

73 Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. М., 1979. С. 125. Труды Института государства и права РАН. 2021. Том 16. № 6

рожденного естественного права» Б.П. Вышеславцева, который, будучи учеником П.И. Новгородцева, посвятил свою магистерскую диссертацию 1914 г. этому немецкому мыслителю. И.Г. Фихте, в частности, утверждал, по Вышеславцеву, следующее: «Система индивидуумов (или "система многих я"...) представляет собою одно из расчленений объективного мира. и является основной формой наличного бытия. Система интеллигенций представляет собой. взаимодействие противопоставленных и сопоставленных элементов. Но взаимодействие я и ты есть нечто совсем особое. Ведь каждое из этих действующих лиц есть свободный субъект, действующий по целям и обладающий способностью выбора. Поэтому отношение между ними есть свободное взаимодействие. и оно отличается от того взаимодействия, которое существует в царстве природы. Обращаясь к кому-либо (к "ты"), я предполагаю в нем свободу и разумность, способность понимать мой призыв (Aufforderung); я не просто воздействую на него (Handlung), я обращаюсь с ним (Behandlung) как с личностью. И взаимодействие лиц покоится на принципе строгой взаимности: только потому я обращаюсь с этим индивидуумом как с личностью. что и он со своей стороны обращается со мною так же. Откуда иначе могу я узнать, что предо мною свободно-разумное существо, а не зоологический индивидуум, не стихийная природа? Я признаю его за разумное существо, так как и он признает меня за таковое; но это взаимное признание может выразиться только в действии: "Что я думаю, другой не может знать"; "если я признаю другого как разумное существо, то это значит, что я обращаюсь с ним как с таковым — ибо только действие является таким общезначимым признанием". Только потому, что я говорю ему "ты", что и он говорит мне "ты", и разумное слово, обращенное к человеку, есть уже действие, взаимодействие интеллигенций, обращение с индивидуумом как с лицом, а не с вещью. Так создается общение лиц. своеобразная сеть, сотканная из действий, система интеллигенций, различных и связанных друг с другом, своеобразное единство противоположностей»74.

Иррационально-мистическое обоснование. Человек тяготеет к себе подобным и не может жить в одиночку (даже религиозные отшельники не одиноки — они общаются с Богом). Но в основе такого тяготения находится некая нематериальная сила, свидетельствующая о духовном

74 Вышеславцев Б.П. Этика Фихте: Основы права и нравственности в системе трансцендентальной философии. С. 378—38. См. также: Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. С. 132—136.

единстве всех людей. Русский мыслитель-правовед А.С. Ященко писал об этом так в начале ХХ в.: «В сфере социальных явлений необходимо допустить существование некоторой первоначальной силы, постоянно действующей на образование различных общественных форм и устанавливающей связи и соединения между отдельными индивидами и их совокупностями. Эта первоначальная сила соединения есть необходимое условие общественной жизни и нечто постоянно проявляющееся в человеческом мире, подобно силе физического тяготения, неизменно действующей во всех материальных частицах и способствующей образованию разнообразных видимых материальных форм. Эту силу влечения, притяжения, существующую между психическими элементами, индивидами, и создающего разнообразие социальных форм, можно назвать силой социально-психического тяготения ("общежительной природой")»75.

Хорошей иллюстрацией к такому обоснованию взаимного признания является и диалектика «Я» и «Мы», развиваемая С.Л. Франком. Мыслитель, в частности, писал: «Лишь проникая к невидимой глубине сущности и жизни человека, мы можем воссоздать его адекватную картину. Сколь ни значим. тот факт, что люди в своей чувственно-эмпирической жизни привязаны к отдельным телам и, тем самым, неизбежно отделены друг от друга, что они узнают друг друга лишь извне и могут извне воздействовать друг на друга, существует, однако, и другой слой человеческого бытия, его иное, глубинное измерение, в котором все совершенно иначе. В этом глубинном измерении, которое доступно другому, интуитивному рассмотрению "я", люди срастаются в общей почве благодаря подземным ходам или корням, через которые протекает одна жизнь. Указание на пространственную раз-деленность человеческих тел, а тем самым и связанных с телом "человеческих душ" не может опровергнуть духовное единство, в котором и через которое люди живут внутренне и которое одно лишь делает возможным осуществление их внешней связности»76.

Таким образом, доверие, симпатия, уважение, подчинение, дружба, поклонение, восхищение, любовь — это все формы признания, неотъемлемые компоненты человеческого общения и общества, иррациональная основа его существования. Чем меньше в человеке го-

75 Ященко А.С. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. СПб., 1999. С. 176—177.

76 Франк С.Л. «Я» и «Мы» (К анализу общения) // История философии. 2010. № 15. С. 262-263. Первоначально: Frank S. "Ich" und "Wir" // Der russische Gedanke. Bonn, 1929. Heft I. S. 49-62.

товности признавать других (в любых формах), тем меньше в нем человечности.

Рациональное обоснование. Признание другого выступает в этом случае необходимым требованием разума. Если другой ничем не отличается от меня по своим основным человеческим качествам и способностям (в этом легко убедиться вступив с ним в коммуникацию), то признание его свободы, ответственности и равного достоинства есть требование практического разума, который подчиняется не природным инстинктам и наклонностям, а лишь собственному категорическому императиву (философия практического разума И. Канта77).

Именно право в трудах немецких мыслителей оказывалось неразрывно связанным с исходным началом взаимного признания, и можно вслед за Г.Ф.В. Гегелем сказать: право — это и есть взаимное признание. Гегель объяснял эту сентенцию требованиями разума и аргументировал следующим образом: «Право есть отношение лица в его поступках к другим, всеобщая стихия его свободного бытия, или же определение, ограничение его пустой свободы. Это отношение, или ограничение, я не должен для себя высиживать или заимствовать, но предмет сам есть это порождение права вообще, то есть отношения признания. В признании самость перестает быть отдельным (индивидом), она есть правовая в признании, то есть уже не в своем непосредственном наличном бытии. Признанное признано как непосредственно значащее, благодаря его бытию, но именно это бытие порождено из понятия; это — признанное бытие. Человек необходимо признается (другими) и необходимо признает (других людей). Эта необходимость есть его собственная, а не необходимость нашего мышления в противоположность содержанию. Как признание он сам есть движение, и именно это движение снимает его естественное состояние: он есть признание; естественное лишь есть, оно не есть духовное»78.

И.А. Ильин добавляет новые аспекты для понимания связи личности с правом по Гегелю: «Лицо есть свободная, бесконечная и, в то же

77 См., например: Кант И. Основы метафизики нравственности // Кант И. Соч. в 6 т. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 219—310. Хотя Кант и не говорит прямо о взаимном признании как о требовании категорического императива, но его идея «царства целей» представляет собой парафраз концепта взаимного признания. В литературе, тем не менее, возникновение самого концепта взаимного признания связывают чаще всего с именами Фихте и Гегеля (см., например: Татарникова Ю.М. Теория признания в соотношении морали и права в немецком идеализме: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. С. 13 и др.).

78 Гегель Г.В. Ф. Работы разных лет: В 2 т. Т. 1. М., 1970. С. 315-316.

время, ограниченная и конечная человеческая монада. С одной стороны, личность есть самоопределяющаяся духовная единичность, сознающая себя "бесконечным, всеобщим и свободным" началом. Личность начинается там, где самосознание овладело всеми своими внутренними определениями и где воля утвердила себя как чистое мышление своей тождественности. Такая воля доросла до правового состояния, т.е. до права: личность способна жить в праве, или "правоспособна".»79. О необходимости взаимного признания по Гегелю Ильин пишет следующее: «Понятно, что лицо как "внутренне-духовно-правое" начало есть existenz-minimum объективного духа и основа всей первой ступени его — "абстрактного права". Все дальнейшее развитие ведет свое начало от "личности", творится ею и в ней. Человек, если он не "личность", не способен быть "правом", не может углубиться до морального состояния и возвыситься до нравственности; ему нет, следовательно, и пути к прекрасному искусству, истинной религии и абсолютной философии. Поэтому голос всеобщей, субстанциальной воли человека, т.е. "право само по себе" зовет человека к тому, чтобы он стал личностью. "Правовое повеление" гласит: "будь лицом и уважай других, как лиц". Это необходимо потому, что вне этого нет путей к духу. Это включено уже в субъективно-зрелый modus vivendi потому, что самосознание, испытав всю горечь "естественной покорности", научилось уже создавать свою внутреннюю свободу через признание чужого самосознания.: лицу, не признающему "личность" в другом, пришлось бы опять вынести борьбу на жизнь и на смерть и пройти через школу рабства. Вот откуда вытекает и основное запрещение естественного права поражать. личность, ее жизнь, ее деятельность и сферу ее свободы. Это запрещение Гегель считает лежащим прямо в основании всех правовых явлений.»80.

Естественно-научное обоснование. У социального «тяготения» есть и естественно-научное объяснение. Например, современный немецкий ученый-нейробиолог И. Бауэр в своих исследованиях утверждает и доказывает, что человек по своей биосоциальной природе склонен к кооперации (за которой, как было обосновано выше, стоит взаимное признание). Если генетические структуры человека поддерживаются соответствующими условиями окружающего мира, то чело-

79 Ильин И.А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека: В 2 т. СПб., 1994. С. 316-317.

80 Там же. С. 317-318. Отсюда становится понятной связь принципа взаимного правового признания через В.С. Соловьева с И. Кантом, а через И.А. Ильина — с Г.Ф.В. Гегелем.

век, благодаря определенным системам, имеющимся в его организме, предстает существом, «ориентированным на кооперацию и "человечность"»81. Человеческая агрессия с этих позиций рассматривается как защита от боли, возникающей в виде реакции организма на социальную изоляцию, на разрушение социальных коммуникаций82.

С несколько других позиций, но по сути к аналогичным выводам пришел один из родоначальников Чикагской школы экономического анализа Г.С. Беккер. Беккер, в частности, высказал мысль о том, что у альтруистов в процессе естественного отбора больше шансов на выживание. Создавая семьи, именно альтруисты стремятся иметь больше детей, чем эгоисты; они больше вкладывают в своих детей и получают большую отдачу от них, когда они становятся взрослыми. Поэтому, по мнению Беккера, альтруизм должен с течением времени распространяться на все большее количество семей83.

Эти выводы, как полагают многие исследователи, дают дополнительные основания к тому, чтобы и саму природу права стараться понять не просто как инструмент власти, господства и подавления, но как средство для развития человеческой личности, для разрешения социальных конфликтов, средство, настроенное (благодаря взаимному правовому признанию) на справедливость и взаимодействие (коммуникацию).

Утилитарное обоснование. Взаимное правовое признание в этом варианте рассматривается как наиболее оптимальный путь к счастью и процветанию. Оно выгодно всем участникам такого взаимодействия и способствует максимизации благосостояния каждого. Отсутствие взаимного признания ведет к «войне всех против всех», что создает чрезмерные риски и грозит слишком большими (транзакционными) издержками. На основе взаимного признания и доверия работает рыночная экономика и демократия. Непризнание другого (обобщенного

81 Бауэр И. Принцип человечности. Почему мы по своей природе склонны к кооперации / Пер. с нем. И. Тарасовой. СПб., 2009. С. 42-43. Борьба с человеческой деструктивностью (в том числе с агрессией) возможна и даже необходима, считал, например Э. Фромм, но успех такой борьбы определяется наличием тех же компонентов принципа взаимного правового признания: правового порядка, опирающегося на закон и отвергающего произвол в отношении личности. См.: Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / Пер. с нем. Э.М. Телятнико-вой. М., 2016. С. 389.

82 См.: Бауэр И. Указ. соч. С. 45-55.

83 См.: Becker G.S. Altruism, Egoism and Genetic Fitness: Economics and Sociobio-logy // Journal of Economic Literature. 1976. Vol. 14. No. 3. Р. 817-826.

другого) означает и собственное пребывание вне права. Но вне права и общения могут жить либо боги, либо звери 84. Человек рациональный в этом смысле призван к признанию другого.

Близкой к такому варианту обоснования принципа взаимного правового признания является и концепция трансцендентального обмена О. Хёффе. Трансцендентальный обмен, по мысли Хёффе, заключается во взаимном отказе посягать на чужую неприкосновенность и жизнь, но также на свободу совести и мнений, личную собственность и т.д. Можно сказать, что это есть отказ от посягательства на чужую правосубъектность или, что фактически то же самое, признание чужой правосубъектности на основе признания собственной правосубъектности. Фактически это означает и признание взаимных прав и обязанностей всех людей. Обменом это, по мысли Хёффе, является потому, что человек может получить чью-то обязанность соблюдать его права только при наличии ответной обязанности соблюдать права этого человека. Соблюдение прав другого есть отказ от посягательства на его права. Такой отказ возможен только в том случае, если и другой отказывается от посягательств на права своих визави. Обмен таким образом совершен. Это обмен собственной безопасности на безопасность другого. Трансцендентальным такой обмен (взаимный отказ или, что то же, взаимное признание) именуется потому, что без этой предпосылки (обмена/взаимного признания) само право, по мысли немецкого ученого, оказывается невозможным. Необходимость такого обмена является предпосылкой существования и человеческой личности, и самого понятия субъекта права — физического лица.

Кроме того, для оправдания социальной власти нужна, по Хёффе, гарантия того, что социальная власть в принципе выгодна, т.е. дает прибыль, которая впоследствии, будучи распределенной среди членов данной группы, хотя бы потенциально может быть полезной каждо-му85. Слово «прибыль», судя по всему, у Хёффе синонимично слову

84 «А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством» (Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения в 4 т. Т. 4. М., 1983. С. 379). Общение у Аристотеля выступает аналогом коммуникации. При этом и «государство» у Аристотеля скорее выступает организованным общением — обществом общающихся.

85 Изложенные идеи О. Хёффе сформулированы им в ряде работ. См.: Хёффе О. Справедливость: Философское введение / Пер. с нем. О.В. Кильдюшова под ред. Т.А. Дмитриева. М., 2007. С. 99-102; он же. Справедливость как обмен? О политическом проекте современности // Политическая философия в Германии: Сборник статей. М., 2005. С. 274-286; он же. Политика. Право. Справедливость. Осново-

«благо». И вследствие этого можно сделать вывод, что политическая власть в государстве призвана максимизировать (увеличивать) благосостояние субъектов. Благосостояние максимизируют любые правомерные действия субъекта, результатом которых является получение, достижение, приобщение к определенной ценности, материальной или духовной, т.е. приобщение к благу. Таким образом, в концепции Хёффе мы видим интересную попытку связать принцип взаимного правового признания с меновой теорией86 и теорией рационального экономического выбора, показывая, таким образом, еще один аспект, сближающий право и экономику.

Историко-социокультурное обоснование. Все развитие человеческого общества свидетельствует о постепенном утверждении принципа взаимного признания в качестве основы и права, и морали. Уже у самых древних народов мира можно найти мысли, свидетельствующие о постепенном формировании идеологии взаимного признания. Об этом говорит и «золотое правило нравственности»: не делай другим того, чего не желаешь, чтобы делали тебе 87. Христиан Тома-зий выводил из этого правила принцип права: человек не должен делать никому другому того, чего он не желает, чтобы другой сделал ему. Иногда выделяют два аспекта этого правила: отрицательный (отрицающий не должное поведение) «не делай» и положительный (утверж-

положения критической философии права и государства / Пер. c нем. Вл.С. Малахова при участии Е.В. Малаховой. М., 1994. С. 241-247; Шавеко Н.А. Категорические правовые принципы в эпоху постмодерна: интервью с профессором Отфри-дом Хёффе. C. 62-76.

86 Меновая теория отсылает нас к концепции Е.Б. Пашуканиса. См., например: Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М., 1980. Как заметил Л. Фуллер, Пашуканис даже категорический императив Канта трактовал с позиции взаимных обменных отношений, поскольку «мы можем заставить других служить нашим целям и в то же время служить целям этих других, лишь вступив в отношения обмена. Любой вид взаимности, каким бы окольным путем он ни действовал через социальные формы, приговаривает людей к двойной роли: как целей-в-себе и как средства для целей других людей» (Фуллер Л.Л. Мораль права. С. 37-38). О понятии взаимности по Фуллеру см.: там же. С. 30-38.

87 «Золотое правило формируется постепенно — в ходе практического взаимодействия и общения людей, на основе накапливаемого коммуникативного опыта (опыта конфликтов, страданий от их углубления и облегчений от их разрешения — благодаря взаимопониманию, компромиссам, согласованию интересов), в результате одухотворения и возвышения этого опыта. Описывая таким образом генезис золотого правила, я предполагаю, что оно еще и тем "золотое", что всецело представляет феномен морали» (Апресян Р.Г. Генезис золотого правила. С. 49).

дающий должное) «делай». По верному замечанию Р.Г. Апресяна, В.С. Соловьев как раз отрицательный аспект «золотого правила» называл правилом справедливости, а положительный аспект — правилом милосердия88.

О значении взаимного признания для формирования человеческого общества свидетельствуют и этнографические, культурологические, антропологические исследования. Значительный вклад в раскрытие этой проблематики именно с этой стороны внес современный французский исследователь Марсель Энафф. Как и другие, упоминавшиеся уже мыслители, Энафф старается понять, «что связывает одно человеческое существо с другим человеческим существом? Откуда берется само желание установить такую связь? Каким образом сосредоточенное в себе существо, каким является каждый из нас, может принять другого, жаждать его присутствия, его уважения? Благодаря каким мыслительным или аффективным процессам, каким средствам коммуникации или объединения? Каким институтам? Почему все это может сохраняться во времени и обновляться? Что заставляет нас жить вместе и образовывать сообщества, политические объединения, нации?»89. М. Энафф полагает, что ответы на эти вопросы следует искать не в психике людей и не в специфике социальных отношений, а в изучении онтологических (и символических) социальных структур, свойственных всему человеческому роду90.

Критикуя мировоззренческую позицию эпатажного писателя и философа М. де Сада, ученый отмечает, что сексуальные извращения и антирелигиозные выпады у Сада — не самое в ней существенное. Важнее то, что она разрушает саму возможность взаимности и признания людьми друг друга. Центр этого разрушения, его движущая сила — отрицание запрета инцеста. Этот запрет, убежден Энафф, является тем, что привело к созданию собственно человеческого общества. Его функция изначально была позитивной: обязать любую группу единокровных родственников выйти за свои пределы, исключить супружеский союз с дочерью или сестрой и тем самым обеспечить продолжение жизни, принуждая всю группу к союзу с другой группой. Однако это обязательство искать супругу на другой стороне было

88 См.: Апресян Р.Г. Золотое правило // Этика: новые старые проблемы. К шестидесятилетию Абдусалама Абдулкеримовича Гусейнова / Отв. ред. Р.Г. Апресян. М., 1999. С. 25.

89 Энафф М. Дар философов. Переосмысление взаимности / Пер. с франц. И.С. Вдовина, Г.В. Вдовина, Л.Б. Комиссарова. М., 2015. С. 6.

90 См.: там же.

возможно лишь при одном простом и всеобщем условии: оно должно быть взаимным. Стало быть, по Энаффу, человеческие общества рождаются вместе с требованием обоюдного признания, т.е. благодаря союзу, в соответствии с которым «каждая группа дает другой группе и получает от нее существо, через которое претворяется сама жизнь: супругу, которая, как говорит Леви-Строс, конституирует "дар как таковой"»91. Ученый имеет в виду не милосердный, или беспричинный, дар, а дар взаимный, дар как договор. «Это — основополагающий договор, делающий так, что для нас, человеческих существ, тождественное держится только благодаря посредничеству другого. Идентичность предполагает различие. Для нас, человеческих существ, сама биологическая жизнь никогда не бывает непосредственной: она всегда производится при условии существования инаковости»92.

Многообразие возможных вариантов обоснования принципа взаимного признания (в его правовой и нравственной разновидностях) лишь подчеркивает его значимость в эволюции человеческого общества. Сегодня можно констатировать, что от локального действия принципа взаимного признания (семья, община, род, нация) человечество постепенно переходит к универсальному его пониманию и отрицанию того, что ему противоречит, включая захватнические войны, господство в обществе произвола, применение жестоких наказаний, дискриминацию по различным основаниям, нетерпимость к другим,

91 Энафф М. Дар философов. Переосмысление взаимности / Пер. с франц. И.С. Вдовина, Г.В. Вдовина, Л.Б. Комиссарова. М., 2015. С. 6.

92 Там же. С. 8. М. Энафф полагает, что в матримониальном союзе ему удалось выявить факт того, что любая человеческая группа предполагает неявное соглашение, договор о признании между «я» и другим, между Мы и Они. С возникновением государств публичное признание гарантируется всем с помощью закона. Вместе с тем, полагает ученый, наблюдается умножение полезных обменов и увеличение благ, которые имеют отношение не к формированию «общностных связей», а к достижению богатств. Эти богатства повсюду становятся средствами господства. Энафф предлагает переосмыслить проблему торгового обмена, прибыли, богатства и их претензию на то, чтобы стать целостным проектом общества. Мыслитель видит опасность в том, что основополагающее отношение людей — отношение взаимного признания — в механизме власти стремится стать второстепенным и изменчивым. Отсюда возникает необходимость вернуться к основополагающим процедурам любого общества, каковыми, по его мнению, являются процедуры церемониального дара (квинтэссенцией которого выступает экзогамный союз), и показать, что «наше человечество не переставало осмыслять себя родившимся от взаимного признания. Иначе говоря, могущество ничего не стоит без уважения, богатство — ничто без достоинства, господство без справедливости заслуживает презрения» (Энафф М. Указ. соч. С. 9).

нищету населения и т.д. — все, что можно определить как практику нарушения прав и свобод человека93.

7. Почему люди следуют нормам права?

Разумность человека имеет много проявлений. Одними из главных являются рациональность мышления и рациональность поведения. Рациональность правового мышления и правового поведения проявляется в способности осознавать правовые тексты, выводить из них релевантные нормы права, оценивать эти нормы и следовать им на основе своего ценностного выбора. Если бы нормы права и следование этим нормам не имели бы ценностного значения в глазах тех, кому эти нормы адресуются, то и права как социального института, реально воздействующего на общественные отношения, не было бы в помине. Смешно и даже нелепо думать, будто бы угроза применения санкций к нарушителям нормы сама по себе могла бы быть достаточным основанием для того, чтобы этой норме всегда следовали. Ведь и установление санкций за совершение каких-либо действий представляет собой акт ценностного выбора, за которым стоят определенные люди со своими ин-тересами94. Конечно, угрозами, или даже силой можно заставить людей совершить определенные действия. Но если эти действия, как и применение силы, не имеют никакого ценностного оправдания, они никогда не станут и правовыми действиями, как не станут правовыми действия бандитов, которые с применением силы отбирают чье-то имущество.

Ценностное значение нормы права связывается с должным содержанием самого правила, должным его оформлением (объективацией) и должной его реализацией. Только совокупность или комбинация перечисленных «долженствований» позволяют признать норму и следовать ее предписаниям. Но поскольку и само признание есть, как уже было определено выше, позитивное ценностное отношение субъекта к явлениям внутреннего и внешнего мира, то и правовое призна-

93 Еще раз обращу внимание на то, что принцип взаимного признания раскрывается в истории человеческого общества постепенно. Долгое время он может существовать в своем несовершенном и усеченном виде. От этого он не перестает быть принципом взаимного признания. Как уже было отмечено выше, этот принцип есть везде, где жизнь, свобода и другие основные права признаются за субъектами правовой коммуникации. Но насколько широк будет круг этих участников — это уже проблема раскрытия (осознания и осуществления) данного принципа.

94 Любые правовые санкции имеют правовой смысл и оправдание только в том случае, если они вытекают из правовых ценностей и направлены на их защиту.

ние не может быть исключением и также может быть определено как позитивное ценностное отношение к праву, к его установлениям и к его субъектам.

Если человек есть существо разумное (рациональное), то и его поведение так же должно быть рациональным, т.е. основанным не на эмоциях и инстинктах, а на ценностном выборе, в рамках которого высшие (наиболее значимые) ценности предпочитаются низшим (менее значимым). Теория рационального (ценностного) выбора разработана и применяется, прежде всего, в экономической теории. С ней тесно связан экономический анализ права, в том числе, теория максимизации благосостояния Р. Познера95. Рациональное поведение означает, что человек выбрал тот вариант действия, который он считает необходимым для себя, т.е. наиболее значимым, наиболее ценным здесь и сейчас. Поэтому рациональное поведение — это поведение оптимальное в стратегическом смысле. Оно способствует приобщению к ценностям, а в идеале увеличивает благосостояние человека (максимизирует его благосостояние), дает ему наибольшее количество благ, как духовных, так и материальных96.

Под благом как ценностью можно понимать то, что способно удовлетворять запросы, интересы, потребности человека. При этом вопрос о том, в какой степени эти запросы удовлетворяются и на какое время, тесно связан с вопросом о том, существуют ли иерархии ценностей и насколько такие возможные иерархии «объективны»? Представляется, что «объективность» каких-либо ценностей определяется научными данными (в первую очередь — нейронаук), моральной интуицией за «вуалью неведенья», аксиологической очевидностью, рациональной непротиворечивостью.

Ориентация на ценности свойственна любому варианту рационального поведения97. В праве мы также имеем дело с рациональным

95 См. выше. Особый интерес теория рационального выбора применительно к праву представляет в связи со взглядами Г.С. Беккера, одного из ключевых мыслителей, связанных с Чикагской школой экономического анализа права (см., например: БеккерГ.С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории / Пер. с англ., сост., научн. ред., послесл. Р.И. Ка-пелюшникова. М., 2003).

96 Рациональное поведение предпочтительнее по сравнению с иррациональным, но оно не является гарантией того, что максимизация благосостояния всегда будет успешной сама по себе как для отдельного человека, так и для общества в целом.

97 Даже в учении Канта о необходимости следовать категорическому императиву исключительно из чувства долга, даже если человек испытывает отвращение

поведением по преимуществу. Право рассчитано на такое поведение, поскольку оно оперирует понятием должного и недолжного (запрещенного), вводит понятия вины и ответственности. Тот, кто находится в сфере права, должен понимать смысл и значение своих действий, соотносить их с нормами права (делать ценностный выбор), руководить своими действиями (волей) и нести ответственность в том случае, если эти действия являются правонарушающими.

Иногда возникают сомнения в том, что любой человек, исполняющий свои правовые обязанности или даже реализующий свои субъективные права, осуществляет ценностный выбор. В качестве примера приводят действия людей, которые вообще не знают действующее законодательство или ведут себя так, как ведет себя большинство, ни на минуту не задумываясь о том, почему они так поступают, и т.д. Но и в этих случаях ценностный выбор неизбежно присутствует. Человек, который действует тем или иным образом, не будучи досконально знаком с законодательством, поступает так потому, что следует своему ценностному выбору, который предписывает ему экономить силы, не тратить их на бесполезное изучение законов, потому что выгоднее (проще и эффективнее) действовать так, как действуют окружающие его люди в подобных ситуациях98.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что должное в праве определяется не волей законодателя, а соответствием этой воли тем основополагающим ценностям, без которых само право превращается в ничего не значащий набор знаков на казенной бумаге. Если пра-

к объекту его приложения, его поддерживает получаемая при этом ценность — собственное достоинство, честь и самоуважение (см.: Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения в шести т. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 415).

98 В этой связи возникает вопрос о том, в каком степени поведение людей может быть нерациональным или иррациональным. Представляется, что иррациональность поведения в сфере права сильно преувеличена. Имеет смысл говорить не об иррациональности того или иного правового поведения, а о неинформированном ценностном выборе конкретного человека. Например, тот факт, что обыватель чаще всего голосует за популистские законы, говорит не об иррациональности его выбора, а о недостаточном знании подлинного ценностного «веса» предлагаемых популистами мер. Неумение самостоятельно «взвешивать» ценности и видеть их реальный «вес» большинством граждан предполагает существование в любом обществе определенных делиберативных процедур, помогающих находить выход из подобных ситуаций через анализ необходимых аргументов в процессе общественного диалога. Интересные размышления относительно рациональности человеческого поведения можно найти у Г.С. Беккера. См., например: Becker G.S. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago. 1976; Беккер Г. С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории).

во неразрывно связано с поведением и без своего признания (легитимации) нормы права не могут в полной мере быть таковыми (могут не стать действительными), то говорить о состоявшемся праве надо не тогда, когда текстуальное правило создается, формализуется и доводится до сведения адресатов, а тогда, когда адресаты предписанным образом на него отреагируют, т.е. вступят в правовую коммуникацию. Такое возможно в том случае, если ценностное содержание нормы, релевантное и другим нормам правопорядка, будет преобразовано в связанное поведение участников коммуникации на основе их субъективных прав и правовых обязанностей, и уже это поведение позволит переинтерпретировать смысл правовых предписаний99.

Конечно, у людей могут существовать и существуют весьма разные ценностные представления. Это факт, с которым невозможно не считаться. Более того, наличие у людей разных ценностей является необходимым и даже желательным обстоятельством, но до известных пределов. Таким пределом являются те ценности, без признания которых невозможно существование самого человеческого общества, включая и всех граждан с их разнообразными ценностями100. Парадоксально, но верно утверждение, согласно которому само существование разных ценностей у членов общества возможно только при наличии у них и определенных общих ценностей, обеспечивающих не просто выживание людей (тезис Г.Л. Харта101), но достойное выживание, способствующее их развитию и процветанию102. Только в этом случае возможно развитие и процветание общества, государства, нации, национальной культуры. Если разнообразие ценностей повлечет за собой «войну всех против всех», то этому разнообразию неминуемо при-

99 См.: Поляков А.В. Общая теория права: проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. 2-е изд. М., 2016.

100 Изложенный здесь подход можно сопоставить с экономической теорией поведения Г.С. Беккера. Для последнего «максимизирующее поведение» (максимизация благосостояния) и «стабильность предпочтений» (основные жизненные ценности) являются, наряду с «рыночным равновесием» основой экономического подхода в рамках современного развития идей Чикагской школы экономического анализа права. По Беккеру, и «максимизирующее поведение», и «стабильность предпочтений» могут быть выведены из «концепции естественного отбора пригодных способов поведения в ходе эволюции человека» (БеккерГ.С. Указ. соч. С. 33).

101 См.: Харт Г.Л.А. Понятие права / Пер. с англ. СПб., 2007. С. 194-195.

102 Об этом писал уже А. Смит, который связывал само существование общества не только с принципом взаимного признания, но и с необходимостью поддерживать на этой основе экономические, моральные и политические отношения. См., например: Смит А. Теория нравственных чувств. М., 1997. С. 103 и сл.

дет конец, и утвердится монополия той ценности, которая, победив в этой войне силой, не будет нуждаться и в каком-либо ценностном разнообразии. Но без такого разнообразия невозможно нормальное развитие общества и государства. Поэтому ценностный релятивизм должен иметь границы, за которые ему нельзя переступать103. Философия права призвана эти границы определять, выявляя общезначимые ценности, обосновывать, демонстрировать и содействовать их наиболее полной реализации в правовой системе104.

8. Иерархия принципов права

Как уже было пояснено выше, такими естественными границами права выступают его основные принципы, которые имеют иерархическую структуру. Это означает, что и ценности, которые неразрывно

103 Признание этого вывода можно найти и в поздних трудах Г. Кельзена, в которых мыслитель причисляет себя к сторонникам «релятивистской философии справедливости», обладающей «особыми» моральными принципами. В частности, таким принципом Кельзен объявляет принцип относительной толерантности. Он пишет следующее: «Совершенно ясно, что релятивистская философия ценностей не может предписывать абсолютной толерантности; речь может идти только о толерантности в рамках некоего существующего правопорядка, который гарантирует мир путем запрета и предотвращения использования силы теми, кто принадлежит этому правопорядку, но который не запрещает или не препятствует мирному выражению идей. Если демократия является справедливой формой правления, то только потому, что она означает свободу, а свобода означает толерантность. Если демократия перестает быть толерантной, то она перестает быть демократией. Но может ли демократия быть толерантной, защищаясь от антидемократических тенденций? Это возможно в определенных пределах — демократия не должна подавлять мирное выражение антидемократических идей. Именно за счет такой толерантности демократия отличается от автократии» (Кельзен Г. Что есть справедливость? // Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. С. 372, 373). Если релятивистская философия ценностей основана на принципе толерантности, который включает ценностные различия, но при условии признания общей всем ценности — взаимного правового признания (нечего иного не может стоять за понятием мира, основанного на неприменении силы и свободе личности), то что можно возразить против такого «позитивистского» подхода? Он ничем принципиально не отличается от концепций «возрожденного естественного права» — естественного права с изменяющимся содержанием.

104 Судя по всему, такой подход весьма близок методу нормативной реконструкции, на который опирался А. Хоннет. Последний признавался, что принадлежит к традиции, в которой «общественные порядки или общества понимаются как объединяемые общими для всех людей нормами, которые они стремятся удержать, .мы можем понять различные социальные подсистемы, только учитывая руководящие ими имманентные нормы и принципы» (Honneth A. Das Recht der Freiheit:

или относительно связаны с правом, также структурированы и имеют определенную иерархию. Например, нормы закона запрещают покушаться на чужую собственность и предоставляют право заключать сделки; запрещают применять произвольно насилие и предоставляют право свободно выбирать свой образ жизни, сферу интересов и т.д. Эти правила устанавливаются не произвольно, как результат случайного ценностного выбора, а как логические следствия, выводимые из вышестоящих ценностных принципов. Собственность является ценностью и защищается не потому, что когда-то в прошлом имел место факт такой защиты, который впоследствии стал повторяться, а потому, что ценность собственности является производной от ценности человеческой личности, чья способность использовать предметы материального мира в личных целях и придает этим предметам искомую ценность. Но из этого вытекает и то, что ценность человеческой жизни является высшей по сравнению с зависимой от нее и относительной ценностью вещи. Соответственно и право заключать сделки является ценностью не потому, что кто-то когда-то подобные сделки стал заключать, а потому, что такое право логически вытекает из изначальной свободы человека и способности договариваться с другими относительно обмена ценностями, призванными увеличивать (максимизировать) благосостояние каждого участника сделки. Ценность человеческой свободы является основанием для закрепления ценностного значения за правом на заключение сделок. Эту логику можно продолжить в отношении всех правовых норм. Все нормы права как ценностные предписания должны подчиняться (т.е. логически развивать и не противоречить) тем вышестоящим нормам и принципам, которые придают им правовой ценностный смысл. Но и вышестоящие нормы и принципы сами должны иметь нормативное основание для своего существования (действительности), каковым и является принцип взаимного правового признания. Этот принцип не обосновывается никаким высшим принципом. Именно поэтому он играет фактически ту же роль, что и основная норма в «Чистом учении о праве» Ганса Кельзена 105. Но в отличие от представлений Кельзена относительно Огипёпогш, принцип взаимного признания имеет отчетливый нормативный смысл и высшую правовую ценность.

Grundriss einer demokratischen Sittlichkeit. Berlin, 2011. Р. 28. Цит. по: Кукарцева М.А. Аксель Хоннет — социальный теоретик и социолог // Социологические исследования. 2014. № 4. С. 40).

105 Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливости и естественное право. С. 168-170.

9. Справедливость как принцип права

Как уже было отмечено, являясь основой права и правопорядка, коммуникативный принцип взаимного правового признания выступает и как основной принцип справедливости права. Можно согласиться с Г. Кельзеном в том, что справедливость есть соответствие некоей норме, которая предусматривает определенное поведение, т.е. устанавливает его в качестве должного. При этом такое поведение состоит «в обращении с другими людьми»106. Этим критериям вполне соответствует принцип взаимного правового признания, при этом данный принцип необходимо рассматривается как высший, т.е. определяющий собой и справедливость выводимых из него принципов. Поэтому право справедливо в той мере, в какой оно следует принципу взаимного правового признания, в какой оно его развивает и реализует.

Можно ли данный принцип считать пустым и бессодержательным, как полагал Кельзен, приписывая эти качества любым ценностным принципам, претендующим на универсальное значение в праве 107? Думается, что нет. Ведь из этого принципа, в соответствии с логикой того же Кельзена, можно вывести все остальные принципы права, соответствующие его представлению о статичной правовой системе 108.

106 Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливости и естественное право. С. 378.

107 См.: Поляков А.В. Чистое учение о праве Ганса Кельзена, естественное право и справедливость: взгляд коммуникативиста // Мир человека: нормативное измерение — 6. Нормы мышления, восприятия, поведения: сходство, различие, взаимосвязь: Сборник трудов международной научной конференции. Саратов, 2019. С. 205—224. Как представляется, аргументы Кельзена против справедливости, определяющей собой право, и изложенные им в своих основных трудах, «не работают» применительно к обсуждаемому принципу взаимного правового признания. См., например: Кельзен Г. Что есть справедливость? // Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. С. 339—374; Кельзен Г. Проблема справедливости // Там же. С. 375-496.

108 См., например: Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. С. 165-166. В этой связи интересны поздние (послевоенные) размышления австрийского правоведа, дополнительно проливающие свет на его представления о справедливости: «Я не знаю, — пишет Кельзен, — и не могу сказать, что есть справедливость — та справедливость, по которой тоскует человечество. Я вынужден согласиться на относительную справедливость и могу лишь сказать, что является справедливостью для меня. Поскольку моей профессией является наука и поскольку она — важнейшая вещь в моей жизни, то справедливостью является тот социальный строй, под защитой которого может процветать поиск истины. Тогда "моей" справедливостью является справедливость свободы, справедливость мира, справедливость демократии — справедливость терпимости»

Кратко об этом уже было сказано выше. Отмечу еще раз, что взаимность правового признания предполагает ценность каждой человеческой личности в качестве высшей правовой ценности именно потому, что само существование права невозможно без признания уникальной человеческой личности в качестве автономного правового центра, чья автономия поддерживается и определяется солидарной автономией всех других таких же личностей.

Отсюда же, как было показано выше, выводятся правовая свобода (права человека109) и формальное (правосубъектное) равенство, достоинство и разновидности правовой справедливости: ответственность (обязанности человека), солидарность и сама идея правопорядка110.

Все эти принципы являются основаниями для своей конкретизации как в отношении определения границ человеческой свободы и представлений о равенстве, так и при определении человеческого достоинства и взглядов на правовую и социальную справедливость. Этот же принцип является основанием для понимания меры и границ

(Кельзен Г. Что есть справедливость? // Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. С. 374). Мне представляется, что и эти представления о справедливости Кельзена могли бы быть реализованы там, где принцип справедливости как взаимного правового признания был бы полноценно реализован. Действительно, поиск истины может процветать только при том условии, если в соответствующем обществе защищается свобода такого поиска как право каждого человека. Но свобода поиска истины в качестве права человека на свободу слова, мнений и совести возможна, в свою очередь, только при взаимном признании правосубъектности каждого как условии существования любого правопорядка.

109 Ср.: «Понятие прав человека тем и было дорого, что оно указывало на такую безусловность, на такой неотъемлемый признак в субъекте прав — на нечто такое, из чего все требования справедливости могли выводиться с внутренней обязательностью нормальной логики» (Соловьев В.С. Идея человечества у Августа Конта // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. С. 565).

110 Ср. с определением права Р. Алекси: «Право — это система норм, которая 1) содержит в себе притязание на правильность; 2) состоит из совокупности норм, которые принадлежат в общем и целом к социально действенной конституции и не являются крайне несправедливыми, а также из совокупности установленных в соответствии с этой конституцией норм, которые обладают определенным минимумом социальной действенности или потенциальной возможности такой действенности и не являются крайне несправедливыми; и, наконец, 3) включает в себя принципы и иные нормативные аргументы, на которых основывается и/или должна основываться процедура правоприменения, чтобы соответствовать притязанию на правильность» (Алекси Р. Понятие и действительность права (ответ юридическому позитивизму) / Пер. с нем. А. Лаптева, Ф. Кальшойера. М., 2011. С. 157). Притязание на правильность можно рассматривать как слабый аналог принципа взаимного правового признания.

человеческой ответственности и правовых обязанностей, отражающих принцип солидарности111.

10. Заключение

Справедливость применительно к праву в рамках коммуникативного подхода следует понимать как необходимость следовать принципам права. Если все принципы права выводимы из основного принципа, то и следование этим принципам будет выражением справедливости. И наоборот, любое нарушение принципов права будет проявлением несправедливости и правонарушающим действием.

Признание трансцендентальной (статичной — в терминологии Кельзена) системы основных принципов права позволит дедуцировать из них вторичные принципы и нормы права, в том числе применительно к российской правовой системе. В настоящий момент, анализируя действующее российское законодательство и правоприменительную практику, сложно понять, какие представления о системе принципов права в них воплощены. Об этом же говорит и анализ существующих учебников по теории государства и права. Какие-то принципы присутствуют у большинства авторов, какие-то встречаются эпизодически или игнорируются. Между обозначенными принципами нет ни единства аксиологического, ни единства онтологического. Само наличие тех или иных принципов права в этих учебниках никак не объяснено, не лучше обстоят дела и в серьезных монографиях.

Вариантом выхода из этой ситуации могло бы быть переосмысление самого понятия «принцип права» на основе коммуникативного подхода и идеологии взаимного правового признания. Культуры взаимного правового признания явно не хватает российскому правосознанию. По-видимому, настало время продолжить то дело, которое не успели завершить российские сторонники «возрожденного естественного права» более 100 лет тому назад. К самой идее «ребрендин-га» естественного права можно относиться по-разному. Можно видеть в естественном праве определенную философскую концепцию, которая должна служить оправданием праву позитивному и являться для него своеобразным компасом, по которому необходимо всегда сверяться. Можно придавать естественному праву непосредственно пра-

111 См., например: ПоляковА.В. Основной принцип права и проблема обоснования универсальных правовых ценностей // Философия и психология права: современные проблемы. Сборник научных трудов / Под общ. ред. В.И. Жукова. Отв. ред. А.Б. Дидикин. М., 2018. С. 159-162.

вовой смысл, реализующийся помимо воли государства в основных принципах и институтах права и естественных правах человека. Можно эти идеи даже совмещать, что имеет место в коммуникативном подходе. С ними нельзя сделать только одно — их нельзя «закатать в асфальт» и тем самым «поставить на них крест». Все попытки, которые имели место в этом отношении в России, начиная со времен А.П. Ку-ницына и заканчивая сегодняшним днем, приводили лишь к тому, что сквозь «асфальт» самовластия все равно рано или поздно пробивались живые ростки человеческой свободы, равенства, ответственности, достоинства — всего того, что является следствием взаимного признания. Чтобы ускорить этот процесс, сделать его перманентным, идея должна стать идеологией. Одного формального закрепления в Конституции РФ ряда статей, соответствующих представлению о правовом государстве, в частности, ст. 2, провозглашающей права и свободы человека высшей ценностью, а обязанностью государства — их признание, соблюдение и защиту, явно недостаточно. Нужны серьезные усилия на уровне общества и самой власти для того, чтобы «взращивать» в нем идеологию прав и свобод человека как идеологию взаимного правового признания, рассматривая ее как одну из основ российской духовной и интеллектуальной жизни, вектор совершенствования российского законодательства и правоприменительной практики.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Алекси Р Понятие и действительность права (ответ юридическому позитивизму) / Пер. с нем. А. Лаптева, Ф. Кальшойера. М.: Инфотропик Медиа, 2011.

Апресян Р.Г. Важность идеи признания для понимания морали // Проблемы этики: Философско-этический альманах. Выпуск V. Часть I: Материалы конференции «Моральная ответственность в современном мире», посвященной 75-летию академика РАН А.А. Гусейнова / Философский факультет МГУ имени М.В. Ломоносова / Под ред. А.В. Разина, И.А. Авдеевой. М.: Издатель Воробьев А.В., 2015. С. 55-67.

Апресян Р.Г. Генезис золотого правила // Вопросы философии. 2013. № 10. С. 39-49.

Апресян Р.Г. Золотое правило // Этика: новые старые проблемы. К шестидесятилетию Абдусалама Абдулкеримовича Гусейнова / Отв. ред. Р.Г. Апресян. М.: Гар-дарики, 1999. С. 9-29.

Апресян РГ. Коммуникативный источник морального долженствования // Этическая мысль. Вып. 11. М.: Институт философии РАН, 2011. С. 5-29.

Апресян Р.Г. Феномен взаимности: коммуникативные и нормативные предпосылки исторического формирования морали // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2012. № 1. С. 75-90.

Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 375-644.

Бауэр И. Принцип человечности. Почему мы по своей природе склонны к кооперации / Пер. с нем. И. Тарасовой. СПб.: Издательство Вернера Регена, 2009.

БеккерГ.С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории / Пер. с англ., сост., научн. ред., послесл. Р.И. Капе-люшникова. М.: ГУ ВШЭ, 2003.

Бубер М. Проблема человека / Пер. с нем. Н. Кушнира. Киев: Ника-Центр, Вист-С, 1998.

Бубер М. Я и Ты / Пер. с нем. Ю.С. Терентьева, Н. Файнгольда. М.: Высшая школа, 1993.

Буллер А. Понятие «совесть» в нравственной философии Владимира Соловьева // «Правда»: дискурсы справедливости в русской интеллектуальной истории / Под ред. Н.С. Плотникова. М.: Ключ-С, 2011. С. 173-184.

Ван ден Бринк Б. Парадигма признания в современной философии / Пер. с англ. А.С. Меньшикова // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 5-15.

Вдовина И.С. Признание — категория духовная // Рикёр П. Путь признания. Три очерка / Пер. с фр. И.И. Блауберг, И.С. Вдовиной. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 249-261.

Волкова С.В., Малышева Н.И., Поляков А.В., Юдина М.И. А.П. Куницын и проблемы формирования российской идеи правовой справедливости // Вестник ТГУ. Философия. Социология. Политология. 2020. № 56. С. 99-106.

Вышеславцев Б.П. Этика Фихте: Основы права и нравственности в системе трансцендентальной философии. 2-е изд. М.: КРАСАНД, 2010.

Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. М.: Мысль, 1979.

ГадамерХ.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / Пер. с нем., общ. ред. и вст. ст. Б.Н. Бессонова. М.: Прогресс, 1988.

Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1970.

Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа / Пер. с нем. Г.Г. Шпета. М.: Наука, 2000.

Денисенко В.В. Легитимность права: теоретико-правовое исследование. Дисс. ... док. юрид. наук. СПб., 2021.

Дорохин В. С. Ричард Познер и его теория максимизации благосостояния // Правоведение. 2017. № 3. С. 28-45.

Дорохин В.С., Поляков А.В. О некоторых идейных источниках теории максимизации богатства Ричарда Познера: Адам Смит и Иеремия Бентам // Актуальные проблемы экономики и права. 2020. Т. 14. № 4. С. 683-696.

Заковоротная М.В. Стратегии социального и культурного признания в эпоху постмодерна // Ценности и смыслы. 2016. № 6. С. 27-35.

Зиновьева А.А. Диалог с Другим: М. Бубер и М.М. Бахтин // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2011. № 1. С. 40-49.

Ильин И.А. О сущности правосознания // Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4. М.: Русская книга, 1994. С. 149-414.

Ильин И.А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. СПб.: Наука, 1994.

ИсаковА.Н. Человек как признание Другого: проблема интерсубъективности в философской антропологии. URL: http://anthropology.ru/ru/text/isakov/ chelovek-kak-priznanie-drugogo-problema-intersubektivnosti-v-filosofskoy-antropologii (дата обращения: 14.08.2021).

Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 4. Ч. 1. М.: Мысль, 1965. С. 311-504.

Кант И. Основы метафизики нравственности // Кант И. Соч. в шести томах. Т. 4. Ч. 1. М.: Мысль, 1965. С. 219-310.

Кельзен Г. Проблема справедливости / Пер. с нем. М.В. Антонова // Ганс Кель-зен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. СПб.: Издательский дом «Алеф-пресс», 2015. С. 375-496.

Кельзен Г. Что есть справедливость? / Пер. с нем. М.В. Антонова // Ганс Кельзен: чистое учение о праве, справедливость и естественное право. СПб.: Издательский дом «Алеф-пресс», 2015. С. 339-374.

Кожев А. Очерк феноменологии права: глава I // Кожев А. Атеизм и другие работы / Пер. с фр. А.М. Руткевича. М.: Праксис, 2006. С. 295-322.

Кожуховский П.С. Признание и культурная деформация личности в философии Нэнси Фрейзер // Философская мысль. 2017. № 11. С. 77-82. DOI: 10.25136/24098728.2017.11.21107

Кожуховский П.С. Концепция трех измерений Акселя Хоннета // Философская мысль. 2016. № 2. С. 91-104. DOI: 10.7256/2409-8728.2016.2.17717

Кукарцева М.А. Аксель Хоннет — социальный теоретик и социолог // Социологические исследования. 2014. № 4. С. 38-45.

Лехциер В.Л. Вступление в разговор: заметки о коммуникативном признании // Вестник Самарского государственного университета. 2014. № 5 (116). С. 37-44.

Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1955.

Михайлов И.А. «Борьба за признание». Идея признания в социально-критической теория А. Хоннета // Западная философия конца XX — начала XXI в. Идеи. Проблемы. Тенденции / Отв. ред. И.И. Блауберг. М.: ИФРАН, 2012. С. 64-102.

Мосс М. Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии / Пер. с фр. А.Б. Гофмана. М.: КДУ, 2011. С. 134-285.

Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991.

Новгородцев П.И. Право естественное // Энциклопедический словарь. Т. XXIV-а. Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Эфрон. СПб., 1898. С. 885-890.

Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике / Под ред. Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. С. 22-130.

Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по общей теории права и государства. М.: Наука, 1980.

Познер Р.А. Утилитаризм, экономика и теория права // Правоведение. 2017. № 3. С. 46-89.

Поляков А.В. «Возрожденное естественное право» в России (критический анализ основных концепций): Дисс. ... канд. юрид. наук. Л.: ЛГУ, 1987.

Поляков А.В. Общая теория права: проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. 2-е изд. М.: Проспект, 2016.

Поляков А.В. Основной принцип права и проблема обоснования универсальных правовых ценностей // Философия и психология права: современные проблемы. Сборник научных трудов / Под общ. ред. В.И. Жукова. Отв. ред. А.Б. Ди-дикин. М., 2018. С. 159-162.

Поляков А.В. Чистое учение о праве Ганса Кельзена, естественное право и справедливость: взгляд коммуникативиста // Мир человека: нормативное измерение — 6. Нормы мышления, восприятия, поведения: сходство, различие, взаимосвязь: Сборник трудов международной научной конференции. Саратов: Изд-во ФГБОУ ВО «Саратовская государственная юридическая академия», 2019. С. 205-224.

Прибыткова Е.А. Человеческое достоинство и справедливость у И. Канта, Вл. Соловьева и Дж. Ролза // «Правда»: дискурсы справедливости в русской интеллектуальной истории / Под ред. Н.С. Плотникова. М.: Ключ-С, 2011. С. 196-220.

Рикёр П. Путь признания. Три очерка / Пер. с фр. И.И. Блауберг, И.С. Вдови-ной. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.

Слыщенков В.А. Право и нравственность: различия понятий. М.: Юрлитинформ, 2020.

Смирнова Т.В. Концепция признания в свете христианской антропологии // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 30-38.

Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1997.

Соловьев В.С. Идея человечества у Августа Конта // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 562-581.

Соловьев В.С. Кант // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 441-479.

Соловьев Вл. Кант // Энциклопедический словарь. Т. XIV. Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Эфрон. СПб., 1895. С. 321-339.

Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 47-580.

Соловьев В.С. Смысл любви // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 493-547.

Татарникова Ю.М. Теория признания в соотношении морали и права в немецком идеализме: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук. М.: РУДН, 2009.

Тетеркин А. Анализ нормативной грамматики социальной жизни в теории борьбы за признание // Топос. 2009. № 1 (21). С. 60-76.

Тухикян В.А. Проблема признания в политической философии Ч. Тэйлора // Вестник РУДН. Серия: Философия. 2016. № 4. С. 161-163.

Феррони В.В. Признание как путь к Другому (концепт признания и фигура Другого в философии П. Рикёра) // Вестник ВГУ. Серия: Философия. 2019. № 3. С. 76-89.

Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Франк С.Л. Сочинения. М.: Правда, 1990. С. 183-559.

Франк С.Л. «Я» и «Мы» (К анализу общения) // История философии. 2010. № 15. С. 246-264.

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности / Пер. с нем. Э.М. Телят-никовой. М.: Издательство АСТ, 2016.

Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: ООО «Издательство ACT»; ЗАО НПП «Ермак», 2004.

Фуллер Л.Л. Мораль права / Пер. с англ. Т. Даниловой под ред. А. Куряева. М.: ИРИСЭН, 2007.

Фурс В.Н. Борьба за признание и моральный прогресс общества в концепции А. Хоннета // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 159-171.

Фурс В.Н. Социальная философия в непопулярном изложении. Вильнюс: ЕГУ, 2006.

Фурс В.Н. Феменистски-социалистическая критическая теория позднего капитализма Н. Фрейзер // Полис. Политические исследования. 2004. № 6. С. 89-226.

Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии / Пер. с нем. А.Г. Черняко-ва. СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 2001.

Харт Г.Л.А. Понятие права / Пер. с англ. СПб.: Изд-во С.- Петербургского ун-та, 2007.

Хёффе О. Справедливость: Философское введение / Пер. с нем. О.В. Кильдю-шова под ред. Т.А. Дмитриева. М.: Праксис, 2007.

Хёффе О. Справедливость как обмен? О политическом проекте современности // Политическая философия в Германии: Сборник статей. М.: Современные тетради, 2005. С. 274-286.

Хёффе О. Политика. Право. Справедливость. Основоположения критической философии права и государства / Пер. c нем. Вл. С. Малахова при участии Е.В. Малаховой. М.: Гнозис, 1994.

Хоннет А. Невидимость. О моральной эпистемологии признания // Кантов-ский сборник. 2009. Вып. 1 (29). С. 79-91. DOI: 10.5922/0207-6918-2009-1-8

Циплакова Ю.В. Установка признания как ответ на вызов индивидуализма // Известия Уральского федерального университета. Сер. 3. Общественные науки. 2014. № 2 (128). С. 18-29.

Шавеко Н.А. Категорические правовые принципы в эпоху постмодерна. Интервью с профессором Отфридом Хёффе // Кантовский сборник. 2018. Т. 37. № 1. С. 62-73. DOI: 10.5922/0207-6918-2018-1-4

Щитцова Т.С. За границами признания: к хоннетовской актуализации Гегеля // Топос. 2009. № 1. С. 33-52.

Энафф М. Дар философов. Переосмысление взаимности / Пер. с франц. И.С. Вдовина, Г.В. Вдовина, Л.Б. Комиссарова. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2015.

ЯщенкоА.С. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России, изд-во «Алетейя», 1999.

Becker G.S. Altruism, Egoismand Genetic Fitness: Economics and Sociobiology // Journal of Economic Literature. 1976. Vol. 14. No. 3. Р. 817-826.

Becker G.S. The Economic Approach to Human Behavior. Chicago, 1976.

Finnis J.M. Law and moral truth: a philosophical response to seven questions // Правоведение. 2017. № 5. С. 202-217.

FrankS."Ich" und "Wir" // Der russische Gedanke. Bonn, 1929. Heft I. S. 49-62.

Fuller L.L. The Morality of Law. Revised edition. New Haven and London: Yale University Press, 1969.

Honneth A. Das Recht der Freiheit: Grundriss einer demokratischen Sittlichkeit. Berlin: Suhrkamp, 2011.

Honneth A. Kampf um Anerkennung. Zur moralischer Grammatik sozialer Konflikte. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1992.

Sigwart H.-Y. Axel Honneth, Kamf um Annerkennung (1992) // Geschishte des poli-tichen Denkens. Das 20 Jahrhundert / Herausgeg. von M. Brocker. Berlin: Suhrkamp, 2018. S. 789-804.

REFERENCES

Alexy, R. (2011). Ponyatie i deistvitel'nost'prava (otvet yuridicheskomu pozitivizmu) [The Concept and Validity of Law (Response to Legal Positivism)]. Translated from German by A. Laptev, F. Kalshoyer. Moscow: Infotropik Media. (in Russ.).

Apresyan, R.G. (1999). Zolotoe pravilo [Golden Rule]. In: R.G. Apresyan, ed. Eti-ka: novye starye problemy. K shestidesyatiletiyu Abdusalama Abdulkerimovicha Guseinova [Ethics: New Old Problems. On the Occasion of the Sixtieth Birthday of Abdusalam Ab-dulkerimovich Huseynov]. Moscow: Gardariki, рр. 9-29. (in Russ.).

Apresyan, R.G. (2011). Kommunikativnyi istochnik moral'nogo dolzhenstvovani-ya [A communicative source of moral obligation]. Eticheskaya mysl', Vypusk 11 [Ethical Thought, Issue 11]. Moscow: Institute of Philosophy RAS, рр. 5-29. (in Russ.).

Apresyan, R.G. (2012). Fenomen vzaimnosti: kommunikativnye i normativnye pred-posylki istoricheskogo formirovaniya morali [The Phenomenon of Reciprocity: Communicative and Normative Preconditions for the Historical Formation of Morality]. Vestnik Rossiiskogo universitete druzhby narodov. Seriya: Filosofiya [Bulletin of the Peoples' Friendship University of Russia. Series: Philosophy], (1), pp. 75-90. (in Russ.).

Apresyan, R.G. (2013). Genezis zolotogo pravila [Genesis of the Golden Rule]. Vo-prosy filosofii [Philosophical Issue] (10), pp. 39-49. (in Russ.).

Apresyan, R.G. (2015).Vazhnost' idei priznaniya dlya ponimaniya morali [The Importance of the Idea of Recognition for Understanding Morality]. In: A.V. Razin, I.A. Avdeeva, ed. Problemy etiki: Filosofsko-eticheskii al'manakh. Vypusk V. Chast' I: Ma-terialy konferentsii «Moral'naya otvetstvennost' v sovremennom mire», posvyashchennoi 75-letiyu akademika RAN A.A. Guseinova [Problems of Ethics: Philosophical and Ethical Almanac. Release V. Part I: Proceedings of the Conference "Moral Responsibility in the Modern World" Dedicated to the 75th Anniversary of the Academician of the Russian Academy of Sciences A.A. Huseynov]. Moscow: Publisher A.V. Vorobiev, pp. 55-67. (in Russ.).

Aristotle. (1983). Politika [Politics]. In: Aristotel'. Sochinenija v 4 tomah. T. 4. [Aristotle. Works in 4 volumes. Vol. 4]. Moscow: Mysl', pp. 375-644. (in Russ.).

Austin, J. (1986). Slovo kak deistvie [Word as Action]. In: B. Yu. Gorodetsky, ed. No-voe v zarubezhnoi lingvistike. Vypusk 17 [New in Foreign Linguistics.Edition 17]. Moscow: Progress, pp. 22-130.

Bauer, I. (2009). Printsip chelovechnosti. Pochemu mypo svoeiprirode sklonny kkoope-ratsii [The Principle of Humanity. Why We are Inherently Cooperative]. Translated from German by I. Tarasova. St. Petersburg: Publ. Vernera Regena. (in Russ.).

Becker G.S. (1976). Altruism, Egoism and Genetic Fitness: Economics and Sociobio-logy. Journal of Economic Literature, 14, (3). pp. 817-826.(in Eng.).

Becker, G.S. (2003). Chelovecheskoepovedenie: ekonomicheskiipodkhod. Izbrannye trudy po ekonomicheskoi teorii [Human Behavior: An Economic Approach. Selected Works on Economic Theory]. Translation from English, compilation, scientific. ed., afterword. R.I. Kapelyushnikova. Moscow: State University Higher School of Economics. (in Russ.).

Buber, M. (1993).Ya i Ty [Me and You]. Translated from German by Yu. S. Terent'ev, N. Feingold. Moscow: Higher School. (in Russ.).

Buber, M. (1998). Problema cheloveka [Human Problem]. Translated from German by N. Kushnir. Kiev: Nika-Centr, Vist-S. (in Russ.).

Buller, A. (2011). Ponyatie «sovest'» v nravstvennoi filosofii Vladimira Solov'eva [The Concept of "Conscience" in the Moral Philosophy of Vladimir Solovyov]. In: N.S. Plot-nikov, ed. «Pravda»: diskursy spravedlivosti v russkoi intellektual'noi istorii ["Pravda": Discourses of Justice in Russian Intellectual History].Moscow: Kljuch-S, pp. 173-184. (in Russ.).

Denisenko, V.V. (2021). Legitimnost'prava: teoretiko-pravovoe issledovanie [Legitimacy of Law: Theoretical and Legal Research]. The Doctor of Legal Sciences Thesis. Saint Petersburg: Saint Petersburg State University. (in Russ.).

Dorokhin, V.S. (2017). Richard Pozner i ego teoriya maksimizatsii blagosostoyani-ya [Richard Posner and His Theory of Wealth Maximization]. Izvestiya vysshikh ucheb-nykh zavedenii. Pravovedenie. [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovede-nie], (3), pp. 28-45. (in Russ.).

Dorokhin, V.S., Polyakov, A.V. (2020). O nekotorykh ideinykh istochnikakh teo-rii maksimizatsii bogatstva Richarda Poznera: Adam Smit i Ieremiya Bentam [On Some Ideological Sources of Richard Posner's Wealth Maximization Theory: Adam Smith and Jeremiah Bentham]. Aktual'nye problemy ekonomiki i prava [Actual Problems of Economics and Law],14 (4), pp. 683-696. (in Russ.).

Ferroni, V.V. (2019). Priznanie kak put' k Drugomu (kontsept priznaniya i figura Drugogo v filosofii P. Rikera) [Recognition as a Path to the Other (the Concept of Recognition and the Figure of the Other in the Philosophy of P. Ricoeur)]. Vestnik VGU. Seriya: Filosofiya. [VSU Bulletin. Series: Philosophy], (3), pp. 76-89. (in Russ.).

Finnis, J.M. (2017). Law and moral truth: a philosophical response to seven questions. Jurisprudence, 5, pp. 202-217. (in Eng.).

Frank S. (1929). «Ich» und «Wir» ["I" and "We"]. Derrussische Gedanke [Russian Thought]. Bonn, v. 1, pp. 49-62. (in Germ.).

Frank, S.L. (1990). Nepostizhimoe. Ontologicheskoe vvedenie v filosofiyu religii [Incomprehensible. Ontological Introduction to the Philosophy of Religion]. In: S.L. Frank. Sochineniya [Essays]. Moscow: Pravda Publishing House, pp. 183-559. (in Russ.).

Frank, S.L. (2010).«Ya» i «My» (K analizu obshcheniya) ["I" and "We" (To the Analysis of Communication)]. Istoriya filosofii [History of Philosophy], (15), pp. 246-264. (in Russ.).

Fromm, E. (2016). Anatomiya chelovecheskoi destruktivnosti [Anatomy of Human De-structiveness].Translated from German by E.M. Telyatnikova. Moscow: Publishing House AST. (in Russ.).

Fukuyama, F. (2004). Doverie: sotsial'nye dobrodeteli i put' kprotsvetaniyu [Trust: social virtues and the path to prosperity]. Translated from English by D. Pavlova, V. Kiry-ushchenko, M. Kolopotin.Moscow: OOO «Publishing House ACT»; ZAO NPP «Ermak». (in Russ.).

Fuller L.L. (1969). The Morality of Law. Revised edition. New Haven and London: Yale University Press.

Fuller, L.L. (2007). Moral'prava [The Morality of Law]. Translated from English by T. Danilova, edited by A. Kuryaev. Moscow: IRISJeN. (in Russ.).

Furs, V.N. (2004). Femenistski-sotsialisticheskaya kriticheskaya teoriya pozdnego ka-pitalizma N. Freizer [The Femenist Socialist Critical Theory of Late Capitalism N. Fraser]. Polis. Politicheskieissledovaniya. [Policy. Political Studies], (6), pp. 89-226. (in Russ.).

Furs, V.N. (2005). Bor'ba za priznanie i moral'nyi progress obshchestva v kontseptsii A. Khonneta [Struggle for Recognition and Moral Progress of Society in the Concept of A. Honnett]. Voprosy filosofii [Philosophy Questions], (1) pp. 159-171. (in Russ.).

Furs, V.N. (2006). Sotsial'naya filosofiya v nepopulyarnom izloZhenii [Social Philosophy in an Unpopular Explanation]. Vilnius: EGU. (in Russ.).

Gadamer, H.-G. (1988). Istina i metod: Osnovy filosofskoi germenevtiki [Truth and Method: Fundamentals of Philosophical Hermeneutics]. Translation from German, general edition and introductory article by B.N. Bessonov. Moscow: Progress. (in Russ.).

Gaidenko, P. P. (1979). Filosofiya Fikhte i sovremennost' [Fichte's Philosophy and Modernity]. Moscow: Mysl'. (in Russ.).

Hart, H.L.A. (2007).Ponyatieprava [The Concept of Law]. Translation from English. St. Petersburg: Sankt-Peterburgskij universitet Publ. (in Russ.).

Hegel, G.V.F. (1970). Raboty raznykh let. [Works of Different Years]. In 2 volumes. Vol. 1. Moscow: Mysl'. (in Russ.).

Hegel, G.V.F. (2000). Fenomenologiya dukha [Phenomenology of Spirit]. Translated from German by G.G. Shpet. Moscow: Nauka. (in Russ.).

Heidegger, M. (2001,). Osnovnye problemy fenomenologii [The Main Problems of Phenomenology]. Translated from German by A.G. Chernyakov. St. Petersburg: Higher Philosophical School. (in Russ.).

Henaff, M. (2015). Darfilosofov. Pereosmyslenie vzaimnosti [The Gift of the Philosophers. Rethinking Reciprocity]. Translated from French by I.S. Vdovina, G.V. Vdovin, L.B. Komissarov. Moscow: Humanitarian Literature Publishing House. (in Russ.).

Höffe, O. (1994). Politika. Pravo. Spravedlivost'. Osnovopolozheniya kriticheskoifilosofii prava igosudarstva[Politics. Law. Justice. Foundations of Critical Philosophy of Law and State]. Translated from German by Vl. S. Malakhov with the participation of E.V. Mala-khova. Moscow: Gnozis. (in Russ.).

Höffe, O. (2005). Spravedlivost' kak obmen? O politicheskom proekte sovremennos-ti [Justice as an Exchange? About the Political Project of Our Time]. In: Politicheskaya filosofiya v Germanii: Sbornikstatei [Political Philosophy in Germany: Collected Articles]. Moscow: Modern Notebooks, pp. 274-286.(in Russ.).

Dmitrieva, T.A. ed. (2007). Höffe, O. Spravedlivost': Filosofskoe vvedenie[Justice: A Philosophical Introduction]. Translated from German by O.V. Kildyushov. Moscow: Prak-sis. (in Russ.).

Honneth, A. (2009). Nevidimost'. O moral'noi epistemologii priznaniya [Invisibility. On the Moral Epistemology of Recognition]. Kantovskii sbornik [Kantian Collection], 1 (29), pp. 79-91. DOI: 10.5922/0207-6918-2009-1-8(in Russ.).

Honneth, A. (1992). Kampf um Anerkennung. Zur moralischer Grammatik sozialer Konflikte. Frankfurt/M.: Suhrkamp. (in German.).

Honneth A. (2011). Das Recht der Freiheit: Grundriss einer demokratischen Sittlichkeit. Berlin: Suhrkamp. (in German.).

Ilyin, I.A. (1994) O sushchnosti pravosoznaniya [On the Essence of Legal Consciousness]. In: Il'in, I.A. Sobraniesochinenij: V101. [Ilyin I.A. Collected works: In 10 volumes]. V. 4. Moscow: Russian Book, pp. 149-414. (in Russ.).

Ilyin, I.A. (1994). Filosofiya Gegelya kak uchenie o konkretnosti Boga i cheloveka.a [Hegel's Philosophy as a Doctrine of the Concreteness of God and Man]. St. Petersburg: Nauka. (in Russ.).

Isakov, A.N. Chelovek kakpriznanie Drugogo:problema intersub"ektivnosti v filosofskoi antropologii [Man as recognition of the Other: the problem of intersubjectivity in philo-

sophical anthropology] [online]. Available at: http://anthropology.ru/ru/text/isakov/ chelovek-kak-priznanie-drugogo-problema-intersubektivnosti-v-filosofskoy-antropologii [Accessed: 14.08.2021]. (in Russ.).

Kant, I. (1965). Kritika prakticheskogo razuma [Criticism of Practical Reason]. In: Kant, I. Sochinenija v shesti tomah [Works in Six Volumes]. V. 4. P. 1. Moscow: Mysl', pp. 311-504. (in Russ.).

Kant, I. (1965). Osnovy metafiziki nravstvennosti [Foundations of the Metaphysics of Morality]. In: Kant, I. Sochinenija vshesti tomah [Works in Six Volumes]. V. 4. P. 1. Moscow: Mysl', pp. 219-310. (in Russ.).

Kelsen, G.(2015). Chto est' spravedlivost'? [What is Justice?].Translated from England by M.V. Antonov. In: Gans Kel'zen: chistoe uchenie oprave, spravedlivost' i estestven-noepravo [Hans Kelsen: Pure Doctrine of Law, Justice and Natural Law]. St. Petersburg: Alef-Press, pp. 339-374.

Kelsen, G. (2015). Problema spravedlivosti [The Problem of Justice]. Translated from German by M.V. Antonov, S.V. Lyozov. In: Gans Kel'zen: chistoe uchenie oprave, spravedlivost' i estestvennoepravo [Hans Kelsen: Pure Doctrine of Law, Justice and Natural Law]. St. Petersburg: Alef-Press, pp. 375-496.

Kojöve, A. (2006). Ocherk fenomenologii prava: glava I [Essay on the Phenomenology of Law: Chapter I]. In: Kojöve, A. (2006). Ateizm i drugie raboty [Atheism and other Works] Translated from French by A.M. Rutkevich. Moscow: Praksis, pp. 295-322. (in Russ.).

Kozhukhovsky, P.S. (2016). Kontseptsiya trekh izmerenii Akselya Khonneta [Axel Honneth's Concept of Three Dimensions]. Filosofskaya mysl' [Philosophical Thought], (2), pp. 91-104. DOI: 10.7256/2409-8728.2016.2.17717(in Russ.).

Kozhukhovsky, P.S. (2017). Priznanie i kul'turnaya deformatsiya lichnosti v filo-sofii Nensi Freizer [Recognition and Cultural Deformation of Personality in the Philosophy of Nancy Fraser]. Filosofskaya mysl' [Philosophical Thought], (11), pp. 77-82. DOI: 10.25136/2409-8728.2017.11.21107 (in Russ.).

Kukartseva, M.A. (2014). Aksel' Khonnet — sotsial'nyi teoretik i sotsiolog [Axel Honneth — Social Theorist and Sociologist]. Sotsiologicheskieissledovaniya [Sociological Research], (4), pp. 38-45. (in Russ.).

Lehtsier, V.L. (2014). Vstuplenie v razgovor: zametki o kommunikativnom prizna [Entering a Conversation: Notes on Communicative Recognition]. Vestnik Samarsko-gogosudarstvennogo universiteta [Samara State University Bulletin], 5 (116), pp. 37-44. (in Russ.).

Marx, K. (1955). Kapital [Capital]. In: Marx, K. and Engels, F. Sochineniya [Works]. 2 ed. Vol. 1.Moscow: Gospolitizdat. (in Russ.).

Mikhailov, I.A. (2012). «Bor'ba za priznanie». Ideya priznaniya v sotsial'no-kritiches-koi teoriya A. Khonneta["Struggle for Recognition". The Idea of Recognition in the Social-critical Theory of A. Honnett]. In: Blauberg, I.I. (2012). Zapadnayafilosofiya kontsa

XX — nachala XXIv. Idei. Problemy. Tendentsii [Western Philosophy of the late XX — early

XXI century. Ideas. Problems. Trends]. Moscow: IFRAN, pp. 64-102. (in Russ.).

Moss, M. (2011). Opyt o dare. Forma i osnovanie obmena v arkhaicheskikh obshche-

stvakh [Experience about the Gift. Form and Basis of Exchange in Archaic Societies].

In: Moss, M. Obshchestva. Obmen. Lichnost'. Trudy po sotsial'noi antropologii [Society. Exchange. Personality. Works on Social Anthropology]. Translated from French by A.B. Hoffmann. Moscow: KDU, pp. 134-285. (in Russ.).

Novgorodtsev, P.I. (1898). Pravo estestvennoe [Natural Law]. In: Brockhaus, F.A. and Efron, I.A. (1898). Entsiklopedicheskii slovar' [Encyclopedic Dictionary]. V. XXIV-a, pp. 885-890. (in Russ.).

Novgorodtsev, P.I. (1991). Ob obshchestvennom ideale [On the social ideal]. Moscow: Press. (in Russ.).

Pashukanis, E.B. (1980). Izbrannyeproizvedeniyapo obshchei teoriiprava igosudarst-va [Selected Works on the General Theory of Law and State]. Moscow: Nauka. (in Russ.).

Polyakov, A.V. (1987). «Vozrozhdennoe estestvennoe pravo» v Rossii (kriticheskii analiz osnovnykh kontseptsii) ["Revived Natural Law" in Russia (Critical Analysis of Basic Concepts)]. The Candidate of Legal Sciences Thesis. Leningrad: Leningrad State University. (in Russ.).

Polyakov, A.V. (2016). Obshchaya teoriya prava: problemy interpretatsii v kontekste kommunikativnogo podkhoda. 2-e izd [General Theory of Law: Problems of Interpretation in the Context of a Communicative Approach. 2 ed.]. Moscow: Prospect. (in Russ.).

Polyakov, A.V. (2018). Osnovnoi printsip prava i problema obosnovaniya univer-sal'nykh pra-vovykh tsennostei [The basic principle of law and the problem of substantiating universal legal values]. In: Didikin, A.B. ed. Filosofiya ipsikhologiyaprava: sovre-mennyeproblemy. Sborniknauch-nykh trudov [Philosophy and psychology of law: modern problems. Collection of scientific works]. Moscow, 2018, pp. 159-162. (in Russ.).

Polyakov, A.V. (2019). Chistoe uchenie o prave Gansa Kel'zena, estestvennoe pravo i spravedlivost': vzglyad kommunikativista [Hans Kelsen's Pure Doctrine of Law, Natural Law and Justice: A Communicative Perspective]. In: Mir cheloveka: normativnoe izmere-nie — 6. Normy myshleniya, vospriyatiya, povedeniya: skhodstvo, razlichie, vzaimosvyaz': sbornik trudov mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii [The Human World: Normative Dimension — 6. Norms of Thinking, Perception, Behavior: Similarity, Difference, Interconnection: Collection of Proceedings of an International Scientific Conference]. Saratov: FGBOU VO «Saratov State Law Academy» Publ. (in Russ.).

Posner, R.A. (2017). Utilitarizm, ekonomika i teoriya prava [Utilitarianism, Economics and Theory of Law]. Izvestiya russkikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (3), pp. 46-89. (in Russ.).

Pribytkova, E.A. (2011). Chelovecheskoe dostoinstvo i spravedlivost' u I. Kan-ta, Vl. Solov'eva i Dzh. Rolza [Human Dignity and Justice in I. Kant, Vl. Soloviev and J. Rawls]. In: Plotnikov, N.S.ed. «Pravda»: diskursy spravedlivosti v russkoi intellektual'noi istorii ["Pravda": Discourses of Justice in Russian Intellectual History]. Moscow: Kl-juch-S, pp. 196-220. (in Russ.).

Ricoeur, P. (2010). Put'priznaniya. Tri ocherka [The Path of Recognition. Three Essays]. Translated from French by I.I. Blauberg, I.S. Vdovina. Moscow: Russian Political Encyclopedia (ROSSPJeN). (in Russ.).

Shaveko, N.A. (2018). Kategoricheskie pravovye printsipy v epokhu postmoderna. In-terv'yu s professorom Otfridom Kheffe [Categorically Legal Principles in the Postmodern

Era. Interview with Professor Otfried Hoffe]. Kantovskii sbornik [Kantian Collection], 37, (1), pp. 62-73. DOI: 10.5922/0207-6918-2018-1-4 (in Russ.).

Shchitzova, T.S. (2009). Za granitsami priznaniya: k khonnetovskoi aktualizatsii Ge-gelya [Beyond the Boundaries of Recognition: Toward Honneth's Actualization of Hegel]. Topos [Topos], (1), pp. 33-52.(in Russ.).

Sigwart H.-Y. (2018). Axel Honneth, Kamf um Annerkennung (1992) [Axel Hon-neth, Fight for Recognition (1992)]. In: M. Brocker, ed. Geschishte despolitichen Denkens. Das 20 Jahrhundert [History of Political Thought. The 20th century]. Berlin: Suhrkamp, pp. 789-804. (in German.).

Slyshchenkov, V.A. (2020). Pravo i nravstvennost': razlichiyaponyati [Law and Morality: Differences in Concepts]. Moscow: Jurlitinform. (in Russ.).

Smirnova, T.V. (2014). Kontseptsiya priznaniya v svete khristianskoi antropologii [The Concept of Recognition in the Light of Christian Anthropology]. zvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Ser. 3. Obshchestvennye nauki [Bulletin of the Ural Federal University. Series 3. Social Sciences], 2 (128), pp. 30-38. (in Russ.).

Smith, A. (1997). Teoriya nravstvennykh chuvstv [The Theory of Moral Sentiments]. Moscow: Respublika. (in Russ.).

Soloviev, V.S. (1990). Kant [Kant]. In: Solov'ev, V.S. Sochineniya v2tomah [Soloviev, V.S. Essays in 2 volumes]. V. 2. Moscow: Mysl', рр. 441-479. (in Russ.).

Soloviev, Vl. (1895). Kant [Kant]. In: Brockhaus, F.A. and Efron, I.A. (1898). Entsik-lopedicheskii slovar' [Encyclopedic Dictionary]. V. XIV, pp. 321-339. (in Russ.).

Soloviev, V.S. (1990). Opravdanie dobra. Nravstvennaya filosofiya[Justifying Good. Moral Philosophy]. In: Solov'ev, V.S. Sochineniya [Soloviev, V.S. Essays in 2 volumes]. V. 1. Moscow: Mysl', рр. 47-580. (in Russ.).

Tatarnikova, Yu.M. (2009). Teoriya priznaniya v sootnoshenii morali i prava v nemets-kom idealizme [The Theory of Recognition in the Relationship between Morality and Law in German Idealism]. The Candidate of Philosophical Sciences Thesis. Moscow: Peoples' Friendship University of Russia. (in Russ.).

Teterkin, A. (2009). Analiz normativnoi grammatiki sotsial'noi zhizni v teorii bor'by za priznanie [Analysis of the Normative Grammar of Social Life in the Theory of the Struggle for Recognition]. Topos [Topos], pp. 60-76. (in Russ.).

Tsiplakova, Yu.V. (2014). Ustanovka priznaniya kak otvet na vyzov individualizma [Setting Recognition as a Response to the Challenge of Individualism]. Izvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Ser. 3. Obshchestvennye nauki [Bulletin of the Ural Federal University. Ser. 3. Social sciences], 2 (128). pp. 18-29. (in Russ.).

Tukhikyan, V.A. (2016). Problema priznaniya v politicheskoi filosofii Ch. Teilora [The Problem of Recognition in the Political Philosophy of Charles Taylor]. Vestnik RUDN. Seriya Filosofiya, (4), pp. 161-163. (in Russ.).

Van den Brink, B. (2014). Paradigma priznaniya v sovremennoi filosofii [The Paradigm of Recognition in Modern Philosophy]. Translation from English. A.S. Menshikova. Izvestiya Ural'skogo federal'nogo universiteta. Ser. 3. Obshchestvennye nauki [Bulletin of the Ural Federal University. Ser. 3. Social sciences], 2 (128), рр. 5-15. (in Russ.).

Vdovina, I.S. (2010). Priznanie — kategoriya dukhovnaya [Recognition is a Spiritual Category]. In: Rikjor, P. Put'priznaniya. Triocherka [Riker P. The Way of Recognition. Three essays]. Translated from French by I.I. Blauberg, I.S. Vdovina. Moscow: Russian Political Encyclopedia (ROSSPJeN), рр. 249-261. (in Russ.).

Volkova, S.V., Malysheva, N.I., Polyakov, A.V., Yudina, M.I. (2020). A.P. Kunitsyn i problemy formirovaniya rossiiskoi idei pravovoi spravedlivosti [A.P. Kunitsyn and the Problems of the Formation of the Russian Idea of Legal Justice]. Vestnik TGU. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya [TSU Bulletin. Philosophy. Sociology. Political science], (56), pp. 99-106. (in Russ.).

Vysheslavtsev, B.P. (2010). Etika Fikhte: Osnovy prava i nravstvennosti v sisteme trans-tsendental'noifilosofii [Fichte's Ethics: Foundations of Law and Morality in the System of Transcendental Philosophy]. Ed. 2. Moscow: KRASAND. (in Russ.).

Yashchenko, A.S. (1999). Filosofiya prava Vladimira Solov'eva. Teoriya federalizma. Opyt sinteticheskoy teorii prava i gosudarstva [The Philosophy of Law of Vladimir Solovyov. The Theory of Federalism. The Experience of the Synthetic Theory of Law and State]. St. Petersburg: St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, publishing house "Aletheia". (in Russ.).

Zakovorotnaya, M.V. (2016).Strategii sotsial'nogo i kul'turnogo priznaniya v epokhu postmoderna [Strategies for Social and Cultural Recognition in the Postmodern Era]. Tsennosti ismysly [Values and Meanings], (6), pp. 27-35. (in Russ.).

Zinovieva, A.A. (2011). Dialog s Drugim: M. Buber i M.M. Bahtin [Dialogue with the Other: M. Buber and M.M. Bakhtin]. Izvestiya Tul'skogogosudarstvennogo universite-ta. Gumanitarnye nauki. [Bulletin of the Tula State University. Humanitarian Sciences], (1), pp. 40-49. (in Russ.).

СВЕЛЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Поляков Андрей Васильевич — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории государства и права СПбГУ.

AUTHOR'S INFO

Andrey V. Polyakov — Doctor of Law, Professor, Professor of the Department of Theory and History of State and Law, St. Petersburg State University.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Поляков А.В. Принцип взаимного правового признания: российская философ-ско-правовая традиция и коммуникативный подход к праву // Труды Института государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2021. Т. 16. № 6. С. 39-101. DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-polyakov

FOR CITATION:

Polyakov, A.V. (2021). The Principle of Mutual Legal Recognition: Russian Philosophical and Legal Tradition and Communicative Approach to Law. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS, 16(6), pp. 39-101. DOI: 10.35427/2073-4522-2021-16-6-polyakov