Научная статья на тему 'Принцип свободного волеизъявления: содержание и практика реализации в Российской Федерации (по материалам Европейского суда по правам человека)'

Принцип свободного волеизъявления: содержание и практика реализации в Российской Федерации (по материалам Европейского суда по правам человека) Текст научной статьи по специальности «Право»

CC BY
716
61
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Область наук
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по праву , автор научной работы — А. А. Макарцев, Э. С. Юсубов

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Принцип свободного волеизъявления: содержание и практика реализации в Российской Федерации (по материалам Европейского суда по правам человека)»

ПРИНЦИП СВОБОДНОГО ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИЯ: СОДЕРЖАНИЕ И ПРАКТИКА РЕАЛИЗАЦИИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА)

А.А. Макарцев, кандидат юридических наук, доцент Э.С. Юсубов, кандидат юридических наук, доцент

Принципы избирательного права пронизывают все стадии избирательного процесса. В законодательстве, в научной литературе и правоприменительной практике особо выделяют принцип свободного волеизъявления. Данный принцип имеет непосредственную связь с другими основами избирательного права и процесса.

Конституция Российской Федерации принцип свободных выборов относит к числу незыблемых основ конституционного строя (статья 3). В избирательном законодательстве закреплен принцип свободного волеизъявления как основа демократических выборов, а также заложены все организационно-правовые гарантии его реализации.

В статье 3 Протокола № 1 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.) (далее - Конвенция) [1] закрепляется принцип свободного волеизъявления народа в качестве одного из критериев наряду с периодичностью выборов и тайным голосованием, соблюдение которых обеспечивает реализацию свободы выборов. Появление этого принципа в российской правовой системе связывается российскими правоведами с принятием действующей Конституции Российской Федерации, в которой он находит отражение в характеристике России как демократического и правового государства, в провозглашении многонационального народа в качестве единственного источника власти, закреплении права каждого на свободу мысли и слова [2].

В российском законодательстве принцип свободного волеизъявления получил закрепление в статье 3 Федерального закона от 12 июня 2002 года № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»

[3], согласно которой участие гражданина Российской Федерации в выборах является свободным и добровольным. Никто не вправе оказывать воздействие на гражданина Российской Федерации с целью принудить его к участию или неучастию в выборах либо воспрепятствовать его свободному волеизъявлению.

Актуальность изучения проблем, связанных с реализацией принципа свободного волеизъявления в российской избирательной системе, повысилась благодаря практике Европейского суда по правам человека (далее - Европейский суд). Важное значение при рассмотрении данной проблемы имеет его Постановление от 2 марта 1987 года по делу «Матье-Моэн (Ма^еи-МоЫп) и Клерфейт (Qerfayt) против Бельгии», в котором этот принцип впервые получил толкование [4]. Европейский суд отметил, что государства имеют возможность вводить различные ограничения для реализации избирательного права при условии обеспечения «свободного волеизъявления народа при выборе законодательной власти» [5].

Необходимо отметить, что Европейский суд, оценивая возможность нарушения принципа свободы выборов, не только разрешает дело, но и предпринимает попытки установить цели, преследуемые правоприменителем, выявить его мотивы. Этому способствует использование Европейским судом принципа пропорциональности, позволяющего определить пути разрешения проблемы ограничения фундаментальных прав личности. В связи с закреплением основ применения этого принципа в части 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации и признанием Россией решений Европейского суда, в которых он получил наибольшее развитие в качестве средства обоснования решения, его использование нашло распространение и в решениях российских

№3/2015

20

судебных органов при рассмотрении дел различных категорий [6].

Европейским судом было удовлетворено заявление Ю.И. Скуратова, которому было отказано в регистрации в качестве кандидата в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации четвертого созыва на основании того, что в качестве места работы, должности им была указана «должность исполняющего обязанности заведующего кафедрой конституционного, административного и международного права» одного из московских вузов, но при этом не был указан статус профессора кафедры. В действующем на тот момент избирательном законодательстве было закреплено положение, согласно которому основанием для отказа в регистрации могла быть недостоверность сведений, представляемых кандидатом для регистрации, и отсутствие необходимых документов. По мнению Европейского суда, выводы правоприменительных органов Российской Федерации не были основаны на нормах закона или практике его толкования: «Нельзя серьезно утверждать, что различие между должностью профессора кафедры и исполняющего обязанности заведующего этой же кафедрой могло бы ввести избирателей в заблуждение» [7].

Европейский суд, мотивировав свою правовую позицию положением статьи 3 Протокола № 1 Конвенции, попытался определить «законность цели», к которой стремились российские власти при принятии решения об отстранении Ю.И. Скуратова от участия в выборах. Как отмечается в литературе, фактически при рассмотрении этого дела Европейский суд определял не соответствие принятого решения нормам материального закона, применяемого к данным правоотношениям, а попытался установить мотивы и умысел принятого решения и дать им оценку [8].

Важное значение для дальнейшего развития российского избирательного права имеет решение Европейского суда по жалобе российских граждан С. Анчугова и В. Гладкова. Они обратились в Европейский суд с жалобой на то, что в силу запрета на участие в выборах лицам, содержащимся в местах лишения свободы по приговору суда, закрепленного частью 3 статьи 32 Конституции Российской Федерации, не смогли принять участие в парламентских и

президентских выборах. Предпринималась попытка оспорить этот запрет в Конституционном Суде Российской Федерации (далее - Конституционный Суд). Однако в рассмотрении жалобы отказывалось, поскольку разрешение поставленного в ней вопроса Конституционному Суду было не подведомственно [9]. Поданные С. Анчуговым и В. Гладковым в суды общей юрисдикции жалобы на действия (бездействие) избирательных комиссий, как отмечается в решении Европейского суда, либо возвращались по формальным причинам, либо не удовлетворялись.

Европейский суд согласился, что государство имеет широкое усмотрение в ограничении избирательного права, однако оно должно быть соразмерным. Лишение права на голосование при заключении на любой срок таковым не является. В своем решении по делам № 11157/04 и 15162/05 «Анчугов и Гладков против России» (Anchugov and Gladkov v. Russi) Европейский суд отметил, что участие в выборах в современном обществе является не привилегией, а презюмируемым правом, а запрет, предусмотренный статьей 32 Конституции Российской Федерации, нарушает статью 3 Протокола № 1 Конвенции. Решение о лишении избирательных прав должно приниматься судьей с учетом всех конкретных обстоятельств [10].

С одной стороны, можно согласиться с положениями, обосновывающими решение Европейского суда: фактически лишение избирательных прав лиц, находящихся в местах лишения свободы по приговору суда за совершение преступлений любой тяжести, является не предусмотренной Уголовным кодексом Российской Федерации санкцией. Лишение активного избирательного права влечет за собой и ограничение свободы общественного мнения, которое в ходе избирательного процесса выражается не только словами, но и фактом совершения или несовершения избирательных действий [11].

С другой стороны, при рассмотрении дела «Анчугов и Гладков против России» необходимо было принимать во внимание, что подход, связанный с ограничением избирательных прав лиц, находящихся в местах лишения свободы по решению суда, является традиционным не только для российского законодательства, но и для российской правовой науки. Еще в нача-

ле XX в. В.М. Гессен писал о необходимости ограничения избирательных прав лиц, которые «совершили преступные деяния позорящего свойства или присуждены к позорящему наказанию по суду» [12]. Также можно согласиться с В.Д. Зорькиным, который отмечает, что «Конституция Российской Федерации в статье 15 устанавливает приоритет международного договора над положением закона, но не над положениями Конституции. Монополия на истолкование Конституции и выявление конституционного смысла закона принадлежит Конституционному Суду. И поэтому истолкование Конституции, данное высшим судебным органом государства, не может быть преодолено путем истолкования Конвенции, поскольку ее юридическая сила все-таки юридическую силу Конституции не превосходит» [13]. Эту точку зрения разделяет Б.С. Эбзеев, который считает, что Конституция Российской Федерации в иерархии правовой системы занимает доминирующее положение и в случае коллизии с ней норм международного договора, в силу части 1 статьи 15, всегда обладает безусловным верховенством [14]. В связи с этим рассматриваемое Постановление Европейского суда ставит под сомнение принцип верховенства Конституции Российской Федерации и, как следствие, актуализирует проблему соблюдения суверенитета России.

В своем решении Европейский суд отметил, что государство несет ответственность по статье 1 Конвенции независимо от вида акта, нарушающего права, предусмотренные Конвенцией и Протоколами к ней. Европейский суд не принял во внимание аргумент Российской Федерации о сложности процедуры изменения второй главы Конституции Российской Федерации, обосновав это тем, что его роль заключается в оценке соответствия запрета требованиям Конвенции. По мнению Европейского суда, российские власти могут избрать любой доступный им способ устранить нарушение: например, толкование Конституционным Судом конституционных положений таким образом, чтобы последние не противоречили Конвенции. Этот подход Европейского суда подтверждает сформировавшуюся в отечественной правовой науке точку зрения, согласно которой решения Конституционного Суда о толковании Конституции Российской Федерации имеют юридическую силу, аналогичную ей [15].

Проводя анализ решения Европейского суда по делу «Анчугов и Гладков против России», следует отметить, что позиция, которая в нем выражена, не является исключительным подходом Европейского суда в определении рамок реализации субъективного избирательного права только в отношении правового регулирования в Российской Федерации. Аналогичный подход нашел отражение в решении Европейского суда по делу «Херст (Hirst) против Соединенного Королевства», в котором обращалось внимание на «отсутствие рационального объяснения существования нормы закона, направленной на лишение лиц избирательных прав, осужденных за совершение преступления» [16].

Один из путей разрешения коллизии между положениями Конституции Российской Федерации и Конвенции, выявленной решением Европейского суда по делу «Анчугов и Гладков против России», наметил Конституционный Суд в своем Постановлении от 6 декабря 2013 года 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда» [17]. Конституционный Суд признал, что положения Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, позволяющие пересматривать вступившее в силу судебное постановление при наличии противоположных позиций Конституционного Суда и Европейского суда относительно соответствия положений национального законодательства, примененных в конкретном деле, Конституции Российской Федерации и Конвенции во взаимосвязи, не противоречат Конституции Российской Федерации. По своему конституционно-правовому смыслу они предполагают, что суд общей юрисдикции может по заявлению гражданина, чья жалоба в Конституционный Суд ранее была признана не отвечающей критерию допустимости, начать производство по пересмотру вступившего в силу судебного постановления в связи с тем, что Европейский суд установил нарушение Конвенции в отношении данного гражданина при рассмотрении судом общей юрисдикции гражданского дела. Но если, по мнению суда общей

№3/2015

22

юрисдикции, исполнить постановление Европейского суда невозможно без признания неконституционными законоположений, относительно которых ранее Конституционный Суд констатировал отсутствие нарушения ими прав заявителя в конкретном деле, то он вправе приостановить производство и подать в Конституционный Суд запрос о проверке этих законоположений. Исходя из логики решения, только орган конституционного контроля Российской Федерации может решить вопрос о применимости правовых норм, которые мешают исполнению постановления Европейского суда, но при этом не были признаны неконституционными. Факт того, что Европейский суд поставил под сомнение соответствие нормы российского закона Конвенции, позволяет Конституционному Суду повторно проверить эту норму. Если по результатам рассмотрения указанного запроса Конституционный Суд постановит, что норма, препятствующая исполнению постановления Европейского суда, не противоречит Конституции Российской Федерации, то он может указать на возможные способы реализации решения Европейского суда.

В рассмотренном решении Конституционного Суда фактически происходит дальнейшее развитие положений, определяющих процесс реализации решений Европейского суда на территории России, закрепленных в Конституции Российской Федерации и Федеральном законе «О международных договорах Российской Федерации» [18]. Орган конституционного контроля Российской Федерации на примере механизмов реализации решений Европейского суда, основывая свое решение как на общечеловеческих ценностях, так и на интересах Российского государства и общества, определяет процесс согласования и взаимодействия международного и российского права, который осуществляется в рамках национального правопорядка.

В связи с этим несоответствие Конституции Российской Федерации Конвенции, выявленное решением Европейского суда по делу «Анчугов и Гладков против России», может быть разрешено за счет толкования конституционных положений Конституционным Судом. В основе решения органа конституционного контроля может лежать установление соразмерности тяжести преступления лица,

находящегося в местах лишения свободы по приговору суда, сроку лишения активного избирательного права.

1. Федеральный закон «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // Собрание законодательства РФ. 1998. № 12. Ст. 1369.

2. Нудненко Л.А. Принцип свободных выборов в реализации пассивного избирательного права в России // Государственная власть и местное самоуправление. 2013. № 11. С. 27.

3. Собрание законодательства РФ. 2002. № 24. Ст. 2253.

4. Колюшин Е.И. Принцип свободных выборов // Конституционное право и политика : сб. матер. межд. конф. / отв. ред. С.А. Авакьян. М. : Юрист, 2012. С. 419-420.

5. Решение Европейского суда по правам человека от 2 марта 1987 г. «Матье-Моэн (Mathieu-Mohin) и Клерфейт (Clerfayt) против Бельгии». СПС «Гарант».

6. Шерстобоев О.Н. Принцип пропорциональности как необходимое условие высылки иностранных граждан за пределы государства их пребывания: пределы правоограни-чения // Российский юридический журнал. 2011. № 6 (81).

7. Постановление Европейского суда по правам человека от 19 июля 2007 г. «Дело «Краснов и Скуратов (Krasnov and Skuratov) против Российской Федерации» (жалоба № 17864/04 и 21396/04) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2008. № 4.

8. Борисов И.Б., Ивайловский Д.А. Соотношение отдельных позиций Европейского суда по правам человека с национальным избирательным законодательством // Конституционное и муниципальное право. 2009. № 3. С. 27.

9. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 27 мая 2004 г. № 177-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Гладкова Владимира Михайловича на нарушение его конституционных прав статьей 32 (часть 3) Конституции Российской Федерации». СПС «КонсультантПлюс».

10. Anchugov and Gladkov v. Russi (№ 11157/04 и 15162/05) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2013. № 8.

11. Авакьян С.А. Свобода общественного мнения и конституционно-правовые гарантии ее осуществления // Конституционное и муниципальное право. 2013. № 1. С. 15.

12. Гессен В.М. Основы конституционного права. 2-е изд. Петроград : Издание Юридического книжного склада «ПРАВО», 1918. С. 265.

13. Зорькин В.Д. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. № 5325 (246).

14. Эбзеев Б.С. Введение в Конституцию России. М. : Норма : ИНФРА-М, 2013. С. 119.

15. Худолей К.М. Конституционность решений ЕСПЧ и их исполнимость // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2013. № 2 (20). С. 96.

16. Постановление Европейского суда по правам человека от 6 октября 2005 г. «Дело «Херст (Hirst) против Соединенного Королевства (№ 2)» // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2006. № 4.

17. Российская газета. 2013. 8 дек.

18. Собрание законодательства РФ. 1995. № 29. Ст. 2757.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.