CC BY
58
Воспоминания
Кузнецов Анатолий Михайлович
д-р ист. наук, профессор кафедры международных отношений Восточного Института - Школы международных и региональных исследований Дальневосточного федерального университета Электронная почта: акигп@у(то. 4у§и. ги
Приморские струны: начало
Предыдущий эпизод воспоминаний Анатолия Михайловича Кузнецова см.: Известия Восточного института, 2014, № 1. С. 146-152.
Дискотека наша закончилась, попса уже как-то не подвигала на какие-либо действия, но жизнь, в том числе музыкальная, продолжалась. Ещё на Кирова, 62 у выпускников МГУ и близких к этим кругам людей я слушал записи концертов Ю. Визбора, С. Никитина, В. Берковского, Ю. Кукина, А. Величанского и других бардов. Поэтому про «солнышко лесное», «далёкую Амазонку», «собачку Тябу» и даже «стаканометр на рыле» и пр. был уже «в курсах». Неизвестно какими путями попавшая к нам в город там же ходила порядком «запиленная» пластинка-гигант Б. Окуджавы, вышедшая во Франции. Так что, про Ваньку Морозова, «смоленскую дорогу» и «шофёра в автобусе», «грохочущие сапоги» под «надежды маленький оркестрик» тоже кое-что понимал. Но тогда эти записи ещё здорово проигрывали той же «Stairway to Heaven» Led Zeppelin или «I Put a Spell on You» C. C. R. и шли просто «для разнообразия». Но когда, как заметил и Б. Г., рок закончился, а среди бардов появились А. Суханов, О. Митяев и другие новые имена, то их песни явно стали перетягивать чашу музыкальных предпочтений на себя. К нам во Владивосток заехали тогда Ю. Кукин и А. Дулов и тоже имели успех. Вообще, нужно отметить, что во второй половине 1970-х времена уже несколько изменились. Так что даже Приморский крайком комсомола старался соответствовать духу времени, в котором всё более значимым явлением становились фестивали бардовской песни. Начиналось это движение вполне организованно-стихийно.
Насколько мы были проинформированы, всё случилось в 1968 г. Сначала в марте по инициативе популярного тогда клуба «Под интегралом» прошёл первый официальный фестиваль авторской песни в передовом тогда во многих отношениях центре страны, Новосибирском академгородке. В нём приняли участие уже известные авторы, в частности, Ю. Кукин, А. Дольский, Ю. Ким. По слухам, Ю. Визбор отказался участвовать в фестивале, но на него приехал А. Галич. В результате мероприятие, запланированное как сугубо культурное, получило политическое содержание. Во всяком случае, комсомольские органы, которые сначала числились среди организаторов этого события, сразу объявили, что это решение было политической ошибкой. Но уже было продано 3 тыс. билетов. После того как на завершении концерта-открытия Галич спел «Памяти Пастернака», «Мы похоронены где-то под Нарвой» и «Балладу о прибавочной стоимости» все последующие его концерты были отменены. Как мне рассказывал один из очевидцев событий, всё это создало очень нездорово возбуждённую обстановку в Академгородке. Вопреки запрету, пошли слухи, что один концерт А. Галича всё же состоится. В назначенный день в Доме
учёных собрались многие желающие послушать этого автора. Ждать им пришлось долго: где-то уже после полуночи в зале появился Галич с двумя сопровождающими, и этот единственный, теперь уже легендарный, его концерт в СССР всё же состоялся. Поскольку всё это уже происходило в эпоху магнитофонов, записи с этих концертов разлетелись по всей стране. Помню, и у меня была «Баллада о прибавочной стоимости», полученная, наверное, даже не с первой сотни сделанных перезаписей.
Параллельно формировался полностью самодеятельный Грушин-ский фестиваль под Тольятти на Волге. Когда во время одного из походов студентов из Куйбышева (Самары) по сибирской реке произошла трагедия, унёсшая жизнь Валерия Грушина, спасавшего детей, то его друзья решили своеобразно увековечить его память. В конце сентября этого же 1968 г. они собрались в Жигулях, чтобы исполнять туристские песни в память о своём друге. Нет необходимости объяснять, что после дебюта в Новосибирске городские фестивали авторской песни некоторое время не проводились. Эту традицию продолжал разве что В. Высоцкий, которого так и не удалось «прикормить». Но неформальный Грушинский слёт ежегодно собирал всё большее число исполнителей и просто зрителей. Так что, многие из известных сегодня бардов начинались как лауреаты именно этого фестиваля. Затем движение получило распространение и где-то в середине 1970-х оно докатилось до Приморья, сначала в нашем «продвинутом» в это время месте - г. Арсеньеве. В апреле 1976 г., во многом благодаря усилиям выпускника МАИ В. Матузного, здесь состоялся первый фестиваль такого рода.
Понятно, что Владивосток не мог отставать, и в следующем 1977 г. во Дворце культуры им. В. И. Ленина по инициативе клуба «Поиск» со-
Фото 1. В зале новосибирского фестиваля 1968 г. В центре
A. Галич. Фото
B. Н. Давыдова. Фотоархив СО РАН. Архив
В. Давыдова.
Фото 2. Момент перерыва в работе фестиваля.
Легенда. Слева направо стоит А. Кузнецов, сидит А. Ушаков, «возлежит» В. Плоткин, далее сидят гость и гостья, с гитарой -В. Парфентьева.
стоялся первый фестиваль «Приморские струны». В следующем году подобное мероприятие прошло уже на стадионе Динамо. Но это был скорее подготовительный этап, «проба пера». В 1979 г. уже готовился краевой фестиваль «Приморские струны» на Шаморе. Это было уже нечто более знаковое, чем предыдущие городские мероприятия. У нас к этому времени уже собрался свой небольшой коллектив поющих и интересующихся, основу которого составляли В. Романовский, а затем и В. Кирьянов, и мы тоже подались в сентябре на Шамору. Подобное событие, да не где-нибудь, а в закрытом Владивостоке, не могло оставить равнодушными и классиков движения. Поэтому открывать наш фестиваль приехал Б. Кейльман - один из зачинателей Грушинского. Из москвичей сейчас вспоминаю В. Парфентьеву - второго человека на тот момент в Московском клубе самодеятельной песни (КСП) и нереально красивую В. Долину, которая, запросто, пела у нашего костра. Было и именитое жюри, в котором, несколько к моему удивлению, оказался и А. Карюхин - руководитель популярного ансамбля нашего ДВГУ Невероятно, но на фестиваль командованием своей части был откомандирован и десантник О. Горелов, исполнивший в дуэте песню «Вспомните, ребята», сделавшую этот дуэт лауреатами.
Погода тогда стояла дивная, особенно, если учитывать, что в августе по краю прошёл сильный тайфун Ирвинг, под который мы частично попали во время своей экспедиции. Поэтому исполняемая на конкурсе двумя девушками песня на стихи А. Дементьева «Какая спокойная осень» очень соответствовала этим дням. Кстати, благодаря экспедиции, мы прибыли на Шамору хорошо подготовленными и экипированными, со своими палатками, спальными мешками и всем необходимым, чтобы обеспечить себя духовной и сугубо материальной пищей. Кроме того, полученный опыт позволил нам хорошо обу-
строить свой бивак, своеобразный уют которого вместе со всегда свежим чаем стал притягивать к себе разных людей. У нас «прижились» и один из организаторов «Струн» А. Ушаков, и ставший одним из первых его лауреатов В. Плоткин (впоследствии ещё лауреат XI и XII Грушинских фестивалей), и ещё самый разный народ.
На общем фоне заметно выделялись также лагеря арсеньевцев и находкинцев, прибывших мощными командами в полной экипировке на своих автобусах. Одним из выражений официального статуса мероприятия стала автолавка, которая торговала разным дефицитом, в том числе, столь желанными уже тогда, но редкими кроссовками. Как раз у одного из ребят тогда случился день рождения, и народ ещё «скидывался» ему на модную обувку в подарок.
На фестивале жизнь делилась на две составляющие. Так сказать, официальную, когда шло предварительное прослушивание желающих, отбор участников конкурсной программы и затем собственно концерт. Атмосфера и здесь сложилась достаточно непринуждённая. Например, одного из участников концерта ведущий представил так: «Всему миру известны уссурийские тигры, надеемся, что такими же известными станут и уссурийские барды». Вообще, представленный репертуар тоже был очень разным: от лирики песен В. Плоткина на стихи нашего поэта Г. Лысенко, до отвязных «Сухарей» сахалинского гостя, арсеньевского «Зелёного попугая» или внеконкурсной «Верь мне, Мишель... ВерьМишель».
Но главным здесь являлась сугубо неофициальная программа, которая начиналась после окончания всех плановых мероприятий у костров где-то ближе к полуночи. Возле каждого огня собирались свои группы в зависимости от возможностей размещения - человек 5-6, а то и все 20. Пели при этом везде и практически все, невзирая на уровень музыкальных способностей. Ведь для бардовской песни главное, чтобы она была для души и шла от сердца. Порядок здесь формировался стихийно, никто не оборонял своё пространство и имущество. Как водится, для соблюдения порядка к фестивалю была приставлена пара милиционеров, но их участия особо не потребовалось, все возникавшие недоразумения быстро решали сами участники фестиваля. Поэтому можно было свободно перемещаться от костра к костру, слушать, что здесь поют, подпевать. Если пили чай, находили кружку и для тебя. Могло перепасть и что-нибудь покрепче чая. Мы, как уже
Фото 3. Вымпел фестиваля 1981 года.
сказал, тоже готовы были принять каждого на своём биваке, так что и ещё один будущий лауреат С. Булгаков со своим «Летучим голландцем» «отметился» у нас. В этой обстановке возникало особое чувство единения, которое приводило к формированию замечательной, нет совсем не тусовки, а реальной общности (community) из всех собравшихся здесь. Поскольку всё это было достаточно близко атмосфере археологических экспедиций, то я чувствовал себя тем более комфортно. На каком-то из костров во время разговора о современных музыкальных жанрах выяснилось, что двое собеседников оказались корреспондентами нашего ТОКа (газеты «Тихоокеанский комсомолец») Р. Самарин и Н. Сеина. Они и «подбили» меня написать заметку в свою газету. Хотя писать я ещё толком не умел, но уже тогда очень выделял творчество А. Градского. Поэтому и сделал материал про него, который, к моему удивлению, вышел в свет в октябре.
Кстати, в экспедициях песенное творчество также является неотъемлемой частью жизни, но там сложился свой репертуар. Иногда такие песни, как «Бригантина», или «У Геркулесовых столбов», пользовались популярностью и у бардов, и у нас. Однако «Даль степная широка», «В сунгирьском карьере лежит моё сердце», «Потомок хана Мамая» и другие я слышал только по экспедициям.
На Струны я приезжал ещё два раза. Поскольку фестиваль уже пользовался признанием, то к нему стали присоединяться и группы туристов с местных баз. При этом возникали ситуации, вполне соответствующие духу фестиваля. Как-то днём на берегу Шаморы показалась ещё одна группа, ведомая оригинального вида человеком в шляпе, но в штормовке, в руках у него был патефон, на котором играла пластинка. Звуки инородной бравурной мелодии, быстро привлёкшей внимание в лагере, перекрывались криками, взывавшими к нам. Оказалось, что столь эффектным образом на фестиваль прибыл со своей группой наш приятель Сергей М., на тот момент подвязавшийся инструктором по туризму на одной из баз Артёма.
Один раз не очень повезло с погодой, но это были сущие мелочи. Из обязательной части ничего сейчас не вспоминается. Но вот из неофициальной... Было уже совсем поздно, около трёх часов утра, всё небо затянуто тучами, вокруг костров оставалось совсем немного народа. К нашему присоединились ещё два человека, одного из них - это оказался Владимир Кутузов - попросили спеть. Он взял протянутую гитару, закрыл глаза, и негромко зазвучало: «Светлая головушка, пыльные погоны.». При этом автор слегка откинулся назад, глаза его были по-прежнему закрыты, но лицо приобрело какую-то совершенно особую выразительность. Как-то сразу, ещё тогда, когда эта Великая (Первая мировая) война была у нас не в чести, данные слова сразу стали ассоциироваться для меня с этими событиями. Но с тех пор так и не могу слушать эту песню в каком-нибудь зале.
Потом, по ранней весне, мы как-то ещё выбрались на фестиваль в Арсеньев. («Арсеньев - это полустанок, где скорый поезд не стоит» - из песни В. Плоткина). Вот тут по мере расширения кругозора и углублённости в познании бардовского репертуара также наступил некий «момент истины». Оказалось, что некоторые участники фестивалей являлись исполнителями одной песни, которой они удивляли всякую новую аудиторию. Многие только перепевали песни других авторов. Какие-то даже не политические, а остро социальные темы
здесь не приветствовались. Интересные авторы перестали нас жаловать, или их перестали приглашать, и Струны как-то стали превращаться в самодеятельност-ный смотр. (Правда, вроде, как-то у нас отметился В. Егоров, В. Ланц-берг, О. Митяев, но когда и каким образом, точно не скажу). Это уже было не так интересно. К тому же гала-концерт перенесли с Шаморы на городские площадки, что также нарушало, если хотите, даже романтику фестиваля. Под открытым небом эти песню звучат всё-таки по-другому!
Конечно, наша осень остаётся в основном золотой; Шамора в поздний час, когда народ начинает утихомириваться и, прохаживаясь по берегу бухты, слышишь умиротворяющий накат волны, тоже оставалась. Но хотелось то ещё и ус- в честь фестиваля лышать нечто настоящее, общаться с людьми, которые несут что-то в Арсеньеве■ своё, стоящее. Вроде того парня, который служил в наших краях и привёз уже из дома незамысловатую песню про «отличных парней из морских погранвойск». Вот с этим становилось как-то хуже. (Слышал, но не ручаюсь за достоверность информации, что на одних Струнах даже «засветился» мало тогда ещё кому известный Мумий Тролль. Но понятно, что там он остался непонятым).
Грянувшая затем перестройка сделала бардовскую песню, которая пережила гонения от коммунизма, вполне официальной. В результате все те, кто чего-то уже стоил, вышли на ТВ, радио, стали выпускать диски. Остальные вроде как подрастерялись и не знали, что им делать дальше. Вообще это «признание» бардовской песни отчасти оказало ей медвежью услугу, лишив прежнего флёра какой-то «недоофици-альности». Тем не менее, фестивали продолжаются, их достаточно много. Уже с самого начала появления этого движения некоторые авторы увидели в бардовской песне вариант бегства от действительности («А я еду за туманом, за мечтами...» из песни Ю. Кукина). На современных фестивалях я не был, так что, почему они продолжаются у нас, пусть ответят, те, кто лучше знает современную ситуацию. Но появление сообщений о проведении бардовских фестивалей в Израиле и Калифорнии совсем не вызывает удивления.
