Научная статья на тему 'ПРИМЕНЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОДОВ В СЕМИОТИКЕ КУЛЬТУРЫ'

ПРИМЕНЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОДОВ В СЕМИОТИКЕ КУЛЬТУРЫ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
42
14
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЗНАК / КУЛЬТУРНЫЙ КОД / СИНТАКСИС КУЛЬТУРЫ / СЕМИОТИКА

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кащеев Сергей Иванович, Гусева Светлана Владиславовна

Семиотика культуры постоянно сталкивается со значительной проблемой, связанной с отсутствием единых правил интерпретации культурных кодов, что, в свою очередь, определяется невозможностью установить строгие синтаксические правила связи знаков в языке культуры. Именно этот факт, отмеченный еще Э. Бенвенистом, не позволяет семиотике культуры приобрести ту строгость и законченность, которую мы в достаточной мере наблюдаем в когнитивной семиотике. В данной работе делается попытка преодолеть эту трудность путем нестандартного использования методов лингвистического анализа. Определенные структуры языка сами по себе являются знаками, указывающими на состояние общественного сознания в данном конкретном социуме. Соответственно, для семиотического анализа культуры необходимо вычленить, во-первых, такие же смыслоразграничительные единицы, какими в лингвистике являются фонемы, во-вторых же, определить хотя бы минимальный набор правил связи этих единиц, т.е. установить некий синтаксис культурного кода. Настоящая работа посвящена решению этих задач.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

APPLICATION OF LINGUISTIC METHODS TO DETERMINE CULTURAL CODES IN THE SEMIOTICS OF CULTURE

The semiotics of culture constantly faces a significant problem associated with the lack of uniform rules for the interpretation of cultural codes, which, in turn, is determined by the inability to establish strict syntactic rules for the connection of signs in the language of culture. It is this fact, noted by E. Benveniste, that does not allow the semiotics of culture to acquire the rigor and completeness that we sufficiently observe in cognitive semiotics. In this paper, an attempt is made to overcome this difficulty by using non-standard methods of linguistic analysis. Certain structures of language themselves are signs indicating the state of public consciousness in this particular society. Accordingly, for the semiotic analysis of culture, it is necessary to isolate, firstly, the same semantic-delimiting units that phonemes are in linguistics, and secondly, to determine at least a minimum set of rules for the connection of these units, i.e. to establish a certain syntax of the cultural code. This work is devoted to solving these problems.

Текст научной работы на тему «ПРИМЕНЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОДОВ В СЕМИОТИКЕ КУЛЬТУРЫ»

Применение лингвистических методов для определения культурных кодов в семиотике культуры

Кащеев Сергей Иванович,

кандидат философских наук, кафедра философии, Саратовская государственная юридическая академия

E-mail: Skash1766@mail.ru Гусева Светлана Владиславовна,

кандидат философских наук, кафедра философии, Саратовская государственная юридическая академия

E-mail: gusevasvetlana19@mail.ru

Семиотика культуры постоянно сталкивается со значительной проблемой, связанной с отсутствием единых правил интерпретации культурных кодов, что, в свою очередь, определяется невозможностью установить строгие синтаксические правила связи знаков в языке культуры. Именно этот факт, отмеченный еще Э. Бенвенистом, не позволяет семиотике культуры приобрести ту строгость и законченность, которую мы в достаточной мере наблюдаем в когнитивной семиотике. В данной работе делается попытка преодолеть эту трудность путем нестандартного использования методов лингвистического анализа. Определенные структуры языка сами по себе являются знаками, указывающими на состояние общественного сознания в данном конкретном социуме. Соответственно, для семиотического анализа культуры необходимо вычленить, во-первых, такие же смыслоразграничительные единицы, какими в лингвистике являются фонемы, во-вторых же, определить хотя бы минимальный набор правил связи этих единиц, т.е. установить некий синтаксис культурного кода. Настоящая работа посвящена решению этих задач.

Ключевые слова: знак, культурный код, синтаксис культуры, семиотика.

Любое живописное произведение (более того - архитектурное сооружение, предметы одежды, сервировку стола и т.д.) можно рассматривать как некое сообщение, обладающее определенным содержанием. Иными словами, любой культурный артефакт является знаком, а вмести они составляют определенную знаковую систему, а значит, могут быть рассмотрены с точки зрения семиотики. Целью данной работы является выявление некоторых законов синтаксиса культурного кода.

На первый взгляд, проблема кажется давно разрешенной. Любое произведение живописи можно рассматривать как иконический знак (напомним, Ч. Пирс ввел разделение знаков на ико-нические, знаки-индексы и знаки-символы; иконический знак содержит элементы сходства обозначаемого и обозначающего) [см.:6], и в качестве такового оно автоматически попадает в сферу исследований семиотики. В частности, У. Эко в «Отсутствующей структуре» считает проблему снятой: «...в иконических знаках преобладают, и иногда значительно, те элементы, которые применительно к словесному языку называют факультативными вариантами и суперсегментными характеристиками. Но признать это вовсе не значит утверждать, что иконические знаки ускользают от кодификации». [11; 181]

Однако Э. Бенвенист, говоря о попытках семиотического анализа изобразительных искусств, справедливо замечает: «Здесь с самого начала мы сталкиваемся с одной принципиальной трудностью: лежит ли в основе всех этих искусств нечто общее, кроме расплывчатого понятия "изобразительное"? Можно ли в каждом или хотя бы в одном из них обнаружить формальный элемент, который можно было бы назвать единицей рассматриваемой системы? Но что такое единица живописи или ри-

153

сунка? Фигура, линия, цвет? И вообще, имеет ли смысл вопрос, поставленный подобным образом?». [3; 80-81]. Речь идет о том, что не всякий набор знаков является знаковой системой, отдельные элементы живописного произведения представляют собой «мешанину знаков». Чуть ниже Бенвенист высказывается еще более определенно: «Таким образом, художник творит свою собственную семиотику: в расположении мазков на холсте он создает свои оппозиции, которые он сам делает значимыми в пределах их собственного яруса, он не получает готового и признанного набора знаков и не устанавливает его сам. Материал, то есть цвет, обладает свойством безграничных градаций оттенков, ни одну из которых нельзя приравнять к языковому 'знаку'» [3; 83].

Здесь следует обратить особое внимание на даты выхода книги. Первое издание «Проблемы общей лингвистики» было опубликовано в Париже в 1966 году, второе - в 1972. При подготовке обоих изданий автор не изменяет текста указанной статьи, несмотря на множество работ, в которых, как уже было сказано, проблема объявляется решенной. Уже созданы «Семиотика» Р. Барта, «Система вещей» Ж. Бодрия-ра, «Отсутствующая структура» У. Эко, «Сырое и вареное» К. Леви-Стросса, и везде речь идет о семиотике (или, что то же, семиологии) культуры. Тем не менее, Бенвенист не признает этого решения, более того, он утверждает, что создание семиотики культуры - дело будущего: «Окажется ли возможным выделить в системе культуры формальные структуры, подобные тем, которые Леви-Стросс ввел в системы родства? Будущее покажет» [3; 42]/

Проблема, которую поставил Бен-венист, может быть переформулирована в терминах семиотики культуры следующим образом: существуют ли в рамках культурного кода (в частности, в изобразительном искусстве) такие смыслоразграничительные единицы, которые соответствовали бы смыс-лоразграничительным единицам (фонемам) естественного языка?

Эко вслед за Бартом считает возможным рассмотрение любого артефакта культуры как сообщения, следовательно, - семиотически: «Икониче-ский код порождается архитектурным... и становится предметом коммуникативного обмена. И тогда происходит то, что имеет в виду Р. Барт, когда пишет, что 'с того мига, как возникает общество, всякое использование чего-либо становится знаком этого использования'. Использовать ложку для того, чтобы донести до рта пищу, значит, кроме всего прочего, реализовать некую функцию при помощи орудия, которое позволяет ее осуществить, но сказать, что данное орудие позволяет осуществить эту функцию, значит указать на коммуникативную функцию самого орудия, - орудие сообщает об исполняемой им функции; тогда как тот факт, что некто пользуется ложкой, в глазах общества разворачивается в сообщение об имеющемся навыке пользования данным орудием в отличие от других способов принятия пищи, как то: еда руками или прямо из любой содержащей пищу емкости» [10; 205-206]. Эко считает, что наличие коммууникативной функции у предмета культуры является достаточным основанием для применения методов семиотического анализа, и на первый взгляд это кажется вполне обоснованным, ведь семиотика изучает именно сообщения, коммуникации, все то, что связано с использованием знаков. На самом же деле здесь скрыта логическая ошибка, на которую почти никогда не обращают внимания. Дело в том, что мы имеем полное право, несколько перефразировав Барта, на которого опирается Эко, сказать: «с того мига, как возникает общество, любое явление природы становится знаком этого явления». Молния и гром, составляющие природное явление «гроза», являются для человека знаками грозы, дым и пепел, вылетающие из жерла вулкана, являются извержением и в то же самое время сообщают нам об извержении, и т.д. Однако никому не приходит в голову говорить о семиотике урагана, семиотике землетрясе-

154

ния, говоря в общем - о семиотике природы, абсурдность такой концепции была бы слишком очевидной. Но концепция семиотики культуры (по крайней мере в том виде, который представляет Эко), базирующаяся на абсолютно тождественных исходных посылках, почти ни у кого не вызывает сомнений.

На эту несообразность указывал Р. Якобсон, когда писал: «Среди индексов существует широкий круг знаков, интерпретируемых их получателем, но не имеющих явного отправителя. Животные не оставляют умышленно следов для охотников, но тем не менее эти следы выполняют роль signantia, позволяющих охотнику вывести соответствующие signata и тем самым определить вид дичи, а также направление и давность движения животного. Сходным образом симптомы болезней используются врачами как индексы; тем самым семиологию (или, иначе, симптоматологию) - отрасль медицины, занимающуюся знаками, которые указывают на недуг и уточняют его характер, - можно было бы включить в сферу семиотики, если вслед за Пирсом считать непреднамеренные индексы подвидом более широкого семиотического класса. Тот факт, что их необходимо интерпретировать как сущности, служащие для выведения существования других сущностей (aliquid stat pro aliquo), заставляет нас считать непреднамеренные индексы разновидностью знаков, однако мы не должны упускать из виду кардинальное различие между коммуникацией, которая имплицирует реального или предполагаемого адресанта, и информацией, источник которой нельзя считать адресантом тех знаков, которые интерпретируются их получателем» [11; 325]. Якобсон пытается снять противоречие, разведя понятия «информация» и «коммуникация». Действительно, на генетическом уровне они различны, тем не менее, для адресата и интерпретатора нет никакой разницы, оставлены знаки целенаправленно или непреднамеренно. И в первом, и во втором случае адресат будет воспринимать знаки как не-

кое сообщение, нуждающееся в интерпретации.

По сути, мы должны посмотреть, какие знаки-индексы существуют в природе, и какие - в обществе. Якобсон говорит о непреднамеренных природных индексах, но это заблуждение. К непреднамеренным будут относиться такие знаки, как гром или столб дыма и пепла. Однако когда медведь встает на дыбы и сдирает кору с сосны, показывая свой рост, - он делает это явно преднамеренно, и его сообщение, хотя и адресовано исключительно другим медведям, может быть прочитано любым желающим. Является ли задиры на сосне, в таком случае, информацией или коммуникацией? У Якобсона мы не найдем ответа на этот вопрос. А ведь возможен и третий тип природных знаков-индексов. Когда лиса путает следы перед тем, как вернуться в нору, когда она кружит, несколько раз пересекает свой собственный след и т.д. - она делает все, чтобы ее след не превратился в сообщение. Это можно назвать «антииндексом».

Абсолютно аналогичную картину мы наблюдаем в обществе. Когда ямы пишем: «Обратите внимание на фрагмент из Якобсона», - и далее указываем год издания и номер страницы, мы, очевидно, оставляем преднамеренный знак-индекс, в точности как медведь, метящий территорию. Если же эта фраза будет прочитана кем-либо еще, кого мы не имели в виду, но кто интересуется проблемой семиотики культуры, это ничего не убавит в информативности нашего сообщения, - он точно так же сможет найти указанный фрагмент из Якобсона. Второй вариант - мы захожу в помещение и видим там забытую записную книжку, на первой странице которой обнаруживаем фамилию и номер телефона владельца. Несмотря на то, что потерять книжку, совершенно очевидно, не входило в намерения хозяина, она дает нам совершенно недвусмысленный знак-индекс: ее хозяин был в данном помещении. Это - непреднамеренный индекс человеческого общества, такой же, как гром, указыва-

155

ющий на грозу, в природе. И, наконец, когда диверсант, уходя с места задания, брызгает на дорожку следов средство, отбивающее нюх у собак, он поступает также, как и путающая следы лиса - оставляет «антииндексы». Таким образом, и знаки природы, и знаки человеческого сообщества могут быть как информацией, так и коммуникацией, но и в первом, и во втором случае реципиент имеет полное право рассматривать их как сообщение.

В этом пункте и кроется главная трудность. Количество знаков природы, очевидно, бесконечно. Такую же бесконечность отмечает Бенвенист и в семи-озисе культурных сообщений, не относящихся к языку. Число знаков языка также, по крайней мере, потенциально, бесконечно, но в каждом языке имеются определенные базовые единицы -фонемы, не имеющие самостоятельного значения и служащие лишь одной цели - определять тождество или различие значимых единиц - морфем или слов (чуть ниже мы увидим, что смыс-лоразличителями, не имеющими собственного смысла в языке являются не только фонемы). Среди знаков природы, «непреднамеренных индексов», по Якобсону, невозможно найти ничего подобного. Есть ли какой-либо аналог фонемы в знаковых системах культуры, отличных от языка? Многочисленные семиотики культуры утверждают, что да, Бенвенист же с полным на то основанием говорит «нет», поскольку не может существовать знаковая система, состоящая из бесконечно большого количества единиц, имеющих к тому же бесконечно широкие правила интерпретации. Такую же оценку мы находим у Ю. Лотмана: «Система, количество элементов которой не ограничено, не может служить средством информации» [5; 401]. Каждый отдельный знак имеет свое значение, то есть мы можем говорить о семантике культурных знаков. Каждый знак поддается интерпретации, он оказывает определенное воздействие на адресата, то есть можно рассматривать прагматику культурных знаков, анализировать отношения меж-

ду знаком и реципиентом. Но вот синтаксическую составляющую культурных знаков при таком подходе не представляется возможным выделить ввиду бесконечного разнообразия самих этих знаков и правил взаимоотношений между ними. В лучшем случае мы можем говорить о синтаксисе внутри какой-либо одной культурной традиции, жанра или даже - совсем узко - творчества отдельного художника. Видимо, именно поэтому Бенвенист относит создание полноправной семиотики культуры в будущее, имея в виду отсутствие синтаксиса.

Есть ли выход из этого противоречия? Б.А. Успенский видит его в различении «двух семиотик»: «.знак может рассматриваться сам по себе, независимо от процесса коммуникации, или же как часть некоторой системы, на которой осуществляется коммуникация; эта система знаков, выступающая как средство коммуникации, определяется как язык... Итак, целесообразно различать семиотику знака и семиотику языка как языковой системы; первая восходит к Пирсу и Моррису, вторая -к Соссюру» [8; 9-10].

Проблемами семантики, прагматики и синтаксиса занимается «первая семиотика», вторая же «.сосредотачивает свое внимание не на отдельном знаке, но на языке как механизме передачи информации, пользующемся определенным набором элементарных знаков» [8; 9-10].

На первый взгляд, разграничение вполне корректное, тем не менее, при ближайшем рассмотрении видно, что исходная проблема - правил взаимодействия между знаками - не решена, а всего лишь опущена. По умолчанию предполагается, что при исследовании культурного кода нет нужды в триедином синтезе «семиотики знака». Однако «определенный набор элементарных знаков» может стать языком только в том случае, если он подчиняется правилам синтаксиса. Даже бессмысленные понятия, будучи синтактически организованными, приобретают если не денотативный, то коннотативный

156

смысл (знаменитая «глокая куздра»). Таким образом, структура в значительной степени определяет значение, следовательно, мы вновь возвращаемся к тому, с чего начали - нельзя рассматривать знаки культуры в отрыве от их взаимосвязи и правил этой взаимосвязи.

На наш взгляд, выход может заключаться в попытке вычленить бинарные оппозиции не внутри культурных систем, чем до сих пор занималась семиотика культуры, а между различными культурами.

Традиционная семиотика культуры наследует как достоинства лингвистики, так и ее «родовые пятна», первым из которых является стремление науки о языке вычленить сходство, обнаружить признаки единства и в конечном счете - найти некий универсальный пра-код, «код кодов», лежащий в основе языковых структур. Подобный подход вполне вписывается в генеральную линию западной философии вообще; вспомним, что ее возникновению мы обязаны греческим натурфилософам, поставившим задачу поиска субстанции - первоматерии, содержащей в себе возможность всех форм бытия. Как семиотика, так и «чистая» лингвистика основной задачей до сих пор видят поиск сходства, несмотря на знаменитое соссюровское «в языке нет ничего, кроме различий»; в лингвистике это поиск единого корня у различных языков, убеждение в его существовании восходит, очевидно, еще к библейским временам - миф о вавилонской башне. «Самые ранние попытки такой <генеалогической> классификации <языков> восходят к эпохе Возрождения. уже сам факт сходства между языками очень скоро привел к объединению их в семьи. объяснение же различий между языками искали тогда в библейских мифах» [2; 36]. Семиотика занята проблемой общего единого пра-кода, к которому можно свести все разнообразие существующих кодов. Однако в этом случае мы не продвигаемся в области семиотики культуры: для того, чтобы возникла необходимая бинар-

ная оппозиция, надо, чтобы проявилось не сходство, а различие, только тогда артефакты культуры могут стать знаками, доступными семиотическому анализу. Для языка это означает, что различия в лексике, грамматике, синтаксисе и т.д. сами по себе являются знаками, позволяющими дать подлинно семиотический анализ, не сводя его лишь к одной из составляющих - семантике, синтаксису или праксису. Для культуры в целом, имея в виду применение семиотического метода, необходимо рассматривать артефакт культуры как знак только в том случае, если в иных культурах встречаются иные проявления этого знака, его формы, правил и законов построения и употребления или даже само существование этого артефакта. Следовательно, необходим анализ не просто знаков культуры, но различных пластов бытия, инобытия или небытия знака. Таким образом, предложенный метод заключается в анализе артефактов, относящихся к единым проявлениям бытия человека в разных культурах, но в одной и той же предметной среде. По сути, первоочередной задачей семиотики культуры должно стать обнаружение неких эквивалентов языковых фонем среди культурных артефактов. Такие «эквифонемы» позволят установить отношения между знаками культуры, т.е. дадут необходимую синтаксическую составляющую семиотики культуры. Таким образом, мы вновь возвращаемся к переформулированной «проблеме Бенвениста» -существуют ли в рамках культурного кода такие смыслоразграничительные единицы, которые соответствовали бы смыслоразграничительным единицам (фонемам) естественного языка?

Следует отметить, что подобный подход прослеживается и непосредственно в лингвистике. Вопреки расхожему мнению, фонема не является единственным смыслоразличителем. Эквифонемой в языке, например, может служить ударение, перенос которого меняет смысл слова:: «... если.мы вместо kOsit скажем ^К, то мы получим совсем другое значение» [11; 44].

157

Абсолютно одинаковый набор звуков (фонем) обладает различным значением.

Подобный же пример - нечитаемые буквы, меняющие смысл слова. Английские слова night и knight («ночь» и «рыцарь») звучат абсолютно одинаково.

Изменение ударения - пример инобытия знака. Таким же инобытием можно считать флексивные изменения падежных окончаний - знак присутствует, но меняет свою форму. Задумаемся -какое значение имеет флексия, если она сама является знаком?

Во-первых, флексия обладает экзистенциальным смыслом - она указывает на само существование семиотической системы со строго определенными свойствами, такими, как развитый синтаксис, сохранение лексического значения слова при изменении грамматической структуры и др. Во-вторых, наличие флексий показывает определенный уровень эмансипации мышления, допускаемой данным языком. Само наличие флексий служит основанием для известного деления языков на синтетические и аналитические. «Синтетический способ заключается в выражении грамматики в рамках слова, а аналитический - за его пределами. В языках синтетического строя слово, будучи изъятым из контекста, сохраняет свои грамматические свойства... В языках аналитических слово сохраняет только свою номинативную функцию, грамматическую характеристику оно приобретает только в синтаксическом контексте» [7; 873-877]. Определяющее воздействие языка на мышление оптсано давно, но, насколько нам известно, до сих пор ни разу не поднимался вопрос о том, в какой степени это воздействие реализуется в двух вышеуказанных типах языков. Очевидно, что ориентация на значение слова или на синтаксическую составляющую должна иметь влияние на интепретаци-онную возможность языка. В свою очередь, богатство интерпретаций определяет большую или меньшую закрепощающую составляющую языка. Эта проблема, очевидная на интуитивном

уровне, безусловно, требует дальнейшего тщательного рассмотрения. Наконец, в-третьих, флексии указывают на определенный тип культуры в ее ценностной ориентации. Этот смысловой аспект, который может быть назван аксиологическим смыслом флексий, проясняет Ю. Лотман в своей семиотической типологии культур: «Уже в наших бытовых представлениях намечается связь между понятиями значения и ценности. Когда мы говорим: "Это значительное событие" - или: "Не обращайте внимания, это ничего не означает", мы тем самым утверждаем, что "иметь значение" в нашем сознании выступает как синоним "быть ценным"» [5; 401]. Выделяя четыре типа культуры -«семантический», «синтактический», «асемиотический и асинтактический» и «семантико-синтактический», Лот-ман показывает взаимную зависимость ценностной ориентации, принятой в той или иной культуре, и отношений между знаком и обозначаемым.

Завершая разговор о флексиях, необходимо указать на еще один способ смыслообразования - супплетивизм. Как правило, флексивный процесс генерирования новых значений в рамках одной парадигмы связан с изменением какой-либо части слова, однако из этого правила существуют исключения. В ряде случаев флексивные изменения приводят к полной замене фонем, в результате различные значащие формы одного и того же слова не имеют между собой ничего общего. В первую очередь это касается личных местоимений (в русском языке Я - МНЕ, в английском I-ME). Также супплетивные пары характерны для некоторых глаголов (в русском ЕСТЬ - БЫЛ, ИДУ -ШЕЛ, в английском AM - WAS, GO -WENT). Наконец, супплетивный способ используется при построении степеней сравнения прилагательных «хороший» и «плохой» (в русском ХОРОШИЙ -ЛУЧШИЙ, ПЛОХОЙ - ХУДШИЙ, в английском GOOD - THE BEST, BAD -THE WORST). С точки зрения грамматики этот способ действительно является исключением и занимает незначитель-

РЩ

I ■ ul

158

ное место. Но его роль в философско-семиотическом анализе трудно переоценить, поскольку супплетивизм относится к самым глубинным, сущностным сторонам человеческого бытия и ставит перед философом самые фундаментальные проблемы. Первое, что бросается в глаза - связь с проблемой субъекта. Человеческое Я в данном случае проявляет всю свою исключительность, причем это относится именно к его актуальному состоянию - первое лицо единственного числа настоящего времени. Реальность, данная мне и только мне «здесь и сейчас», в отличие от прошлого, которое реальностью уже не является, и будущего, которое еще не реальность - таков основной смысл супплетивного образования данных форм слова. Характерный пример дает нам английский язык: «Современные формы настоящего времени английского глагола Ье "быть" представляют три корня: 1-го л.ед.ч. ат, 3-го л.ед.ч. is, мн.ч. аге. В далеком прошлом эти формы обладали одной и той же основой es-, но в результате разных фонетических законов они изменились до неузнаваемости» [9; 94]. Представляется весьма вероятным, что изменение формы произошло в первую очередь из-за изменения общественного сознания в его отношении к человеческой самости, что и привело в действие те самые фонетические законы. На подобную детерминацию указывает и Ш. Балли: «Слова, подчиняющиеся "фонетическому закону", подчиняются ему ... в зависимости. от роли, какую они играют в речи» [1; 31]. Очевидно, что роль слов, выражающих суть бытия, несравнима с остальными, что и отражается в особом способе словообразования. Образование прошедшего и будущего времен не подвержены супплетивному способу смыслообразо-вания (БЫЛ - БУДУ). Здесь мы имеем дело с «обычной» корневой флексией, форма же Я ЕСТЬ подчеркивает соотнесенность человека с бытием и укорененность в нем: «Именно в языке и благодаря языку человек конституируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реальность, которая

есть свойство быть, - понятию "Ego" -"мое я". Тот есть"Едо", кто говорит "Ego"» [3; 293-294].

Далее, необходимо отметить, что супплетивный способ смыслообразова-ния касается оценочных прилагательных, что, очевидно, связано с понятием ценности. Сам способ словообразования дает нам триаду «субъект - бытие - ценность», выделяющуюся, помимо прочего (или даже - в первую очередь!), семантико-синтаксической уникальностью. Интересно, что супплетивизм характерен далеко не для всех языков, видимо, только в достаточной мере развитые сознание и язык используют этот способ.

Нечитаемые буквы - смыслоразли-чители иного рода, они дают не изменение знака, а самую настоящую бинарную оппозицию по типу двоичного кода: «наличие - отсутствие». Такую же бинарную оппозицию дают и корневые флексии: «рот - рта». Здесь мы имеем дело с потрясающим феноменом языка, который Якобсон вслед за Шарлем Балли назвал «нулевым знаком»: «Согласно основному положению Ф. де Сос-сюра, язык довольствуется противопоставлением наличия признака его отсутствию... Нулевое окончание (или нулевая ступень), противопоставленное наличию некоторой фонемы в грамматических чередованиях. в точности соответствует определению Ш. Балли: "знак, имеющий определенную значимость, но не воплощенный в реальных звуках". Язык довольствуется противопоставлением наличия некоторого признака его отсутствию не только в плане означающих, но также и в плане означаемых» [11; 222-333].

Все вышеперечисленные примеры убеждают нас в том, что фонема - далеко не единственный смыслоразгра-ничитель. В естественном языке существуют и другие классы явлений, которые, подобно фонеме, генерируют новые смыслы в рамках одной парадигмы. Этот факт позволяет надеяться, что и в культурных кодах, не относящихся к естественным языкам, мы можем обнаружить подобные элементы. Знак,

159

не воплощенный в звуках, совершенно очевидно не может быть фонемой.

Можно привести огромное количество примеров, позволяющих обнаружить подобные бинарные оппозиции. Различные типы перспективы в живописи - линейная перспектива Запада, аксонометрия Древнего Китая и обратная перспектива русской иконописи -могут быть рассмотрены в качестве тех самых аналогов языковых фонем, которых не мог обнаружить Бенвенист, -минимальных смыслоразличителей, не обладающих собственным значением. Другие примеры того же рода:

1) Наличие такого жанра, как натюрморт в западной живописи. Факт отсутствия натюрморта в живописи Древнего Китая дает необходимую бинарную оппозицию.

2) Героический эпос западной культуры. В Китае до Х111 века не существовало эпических произведений, что также дает требуемую бинарную оппозицию

3) Европейская наука вырабатывает собственную терминологию. До соприкосновения китайской цивилизации с европейской Китай не знал понятия «термин» - еще одна бинарная оппозиция.

Множить подобного рода примеры можно, очевидно, не до бесконечности (в противном случае проблема остается неразрешимой), но, все же, очень долго. Однако сказанного, думается, достаточно для того, чтобы сформулировать основной тезис данной работы:

Семиотика культуры может существовать только в виде сравнительной семиотики культур, иначе та трудность, на которую указывает Бенвенист - бесконечное множество «культурных знаков» - оказывается не просто неразрешимой, а принципиально не имеющей решения. Если же мы принимаем представленную методологию, появляется возможность подлинно семиотического подхода к анализу культуры. Собственно говоря, подобный подход не является чем-то абсолютно новым, он лишь возвращает нас к исследованиям Леви-Стросса - в том случае, когда речь идет о синхронном

исследовании, и Лотмана - при диахронии. Примером подобного подхода служит, например, одна из «частных» проблем, поставленная Леви-Строссом в «Структурной антропологии»: «...следует ли оставлять без внимания свободу в отношениях до брака у одних племен и соблюдение целомудрия у других под предлогом того, что эти обычаи сводятся к одной функции - обеспечению прочности брака?» [4; 22]. В данном случае мы имеем дело именно с инобытием культурного знака, относящегося к одной предметной сфере, но по-разному проявляющемуся в разных культурных традициях. Это родство культурных знаков со знаками естественного языка и, как следствие, родство этнографии и этнологии с лингвистикой - по крайней мере в том, что касается методологии исследования -подчеркивал и сам Леви-Стросс: « ... если в нескольких языках обнаруживается наличие одинаковых фонем или употребление одинаковых пар оппозиций, он не сравнивает между собой различные по своей индивидуальности явления; это та же фонема, тот же элемент, что удостоверяет в этой новой плоскости глубинное сходство эмпирически различных явлений. Речь идет не о двух подобных явлениях, а об одном. Следовательно, в этнологии, как и в лингвистике, не обобщение основывается на сравнении, а, напротив, сравнение на обобщении» [4; 22]. Однако завершение этой методологии дает возможность широчайшего рассмотрения культурных феноменов. Оппозиционный анализ, очевидно, следует начинать с самых широких пластов - с противопоставления культурных знаков Запада и Востока. Но на этом процесс не заканчивается. Следуя схеме деления цивилизаций Хантингтона можно попытаться обнаружить бинарные оппозиции между генетически близкими, но все же различными культурами, такими, как современная западная и латинская. Если спуститься еще глубже, можно найти подобные оппозиции в рамках одной культуры, вынужденной развиваться в различных политических

I ■ и!

160

и социальных условиях, примерами здесь могут выступать оппозиции русской и украинской культуры или культуры Южной и Северной Кореи. Наконец, даже в рамках одной культуры можно обнаружить подобные противопоставления, скажем, между ортодоксальной и эмигрантской культурой России после 1917 года. Исследование французского периода творчества Бунина и Эренбур-га в рамках семиотической бинарной оппозиции может дать для понимания данной эпохи больше, чем многие учебники истории.

Всего вышеизложенного, думается, достаточно для понимания того, что семиотика культуры, если она действительно хочет быть семиотикой, должна стать в первую очередь интегральной дисциплиной. Невозможно говорить о семиотике культуры в рамках исследования одной культурной традиции, не может существовать семиотики «Черного квадрата» или собора Святого Петра.

Литература

1. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.

2. Бенвенист Э. Классификация языков. Новое в лингвистике. вып. 3. М., .1963.

3. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

4. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 2001.

5. Лотман Ю. Семиосфера. СПб., 2000.

6. Пирс Ч. Начала прагматизма. СПб.., 2000.

7. Решетникова Н.Д., Савинова А.О. Языки аналитические и синтетические // Молодой ученый. -2013. - № 12.

8. Успенский Б. Избранные труды в 2х тт. Т. 1. М., 1996

9. Шайкевич А.Я. Введение в лингвистику. М., 2005.

10. Эко. У. Отсутствующая структура. СПб., 2004.

11. Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985.

APPLICATION OF LINGUISTIC METHODS TO DETERMINE CULTURAL CODES IN THE SEMIOTICS OF CULTURE

Kashcheev S.I., Guseva S.V.

Saratov State Law Academy

The semiotics of culture constantly faces a significant problem associated with the lack of uniform rules for the interpretation of cultural codes, which, in turn, is determined by the inability to establish strict syntactic rules for the connection of signs in the language of culture. It is this fact, noted by E. Benveniste, that does not allow the semiotics of culture to acquire the rigor and completeness that we sufficiently observe in cognitive semiotics. In this paper, an attempt is made to overcome this difficulty by using non-standard methods of linguistic analysis. Certain structures of language themselves are signs indicating the state of public consciousness in this particular society. Accordingly, for the semiotic analysis of culture, it is necessary to isolate, firstly, the same semantic-delimiting units that phonemes are in linguistics, and secondly, to determine at least a minimum set of rules for the connection of these units, i.e. to establish a certain syntax of the cultural code. This work is devoted to solving these problems.

Keywords: sign, cultural code, syntax of culture, semiotics.

References

1. Bally Sh. General Linguistics and questions of the French language. Moscow, 1955.

2. Benveniste E.. Classification of languages. New in linguistics. vol. 3. M., .1963.

3. Benveniste E. General Linguistics. M., 1974.

4. Levi-Strauss K. Structural anthropology. M., 2001.

5. Lotman Yu. Semiosphere. St. Petersburg, 2000.

6. Pier Ch. The beginnings of pragmatism. St. Petersburg.. , 2000.

7. Reshetnikova N.D., Savinova A.O. Analytical and synthetic languages // Young scientist. - 2013. - No.12.

8. Uspensky B. Selected works in 2 volumes. Vol.1. M., 1996.

9. Shaikevich A. Ya. Introduction to Linguistics. M., 2005.

10. Eco. U. Missing structure. St. Petersburg, 2004.

11. Yakobson R. Selected works. M., 1985.

161

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.