CC BY
7
Применение интерпретаций самобытной гносеологии отечественного права в гармонизации развития правовой системы: на примере трудов советских и западноевропейских юристов-правоведов //-начала XXI веков
Слинченко Олеся Александровна
аспирант кафедры теории и истории государства и права Московского гуманитарного университета, E-mail: Gesse2021@yandex.ru.
Актуальность настоящего исследования обусловлена отмечаемым кризисом российских традиций, признаваемым на государственном уровне [1] в целом и российских правовых традиций в частности, имеющим глубокие исторические корни. Дисгармоничное развитие правовой культуры определило поиск новых самобытных моделей правопонимания вне исключительного позитивистского и светского дуалистического естественно - правового контекста. В рамках настоящего исследования через композиционный эскиз соборного православно-этического подхода к праву как части общей онтологической (монотриадной) гносеологии, осуществляются теоретико-практические попытки его осмысления путем критического сравнительного анализа правопонимания советских и западноевропейских юристов-правоведов XX-начала XXI веков в решении вопроса взаимодействия духовной морали и права, в форме закона.
Ключевые слова: право, религия, мораль, традиция, интегральное (соборное) правопонимание, тринитарное право, православно-этический подход.
S2
со см о
см «
Введение
Верно было отмечено (за некоторым субъективным несогласием в определении В.С. Соловьева, как наиболее яркого представителя славянофильства. Таковым истинно был А.С. Хомяков, недаром именуемым не только философом, но и правоведом. -Прим. авт.) российским правоведом, профессором А.А. Тер-Акоповым, что: «явление правового рационализма имеет в России свои предпосылки: идейные и научные. Идейные основы восходят к противостоянию западников и славянофилов. Западники тяготели к идее построения государства и общества исключительно на основе законности и правопорядка, без обращения к духовности, морали, вере» [2, с. 37], тех основ, за которые, напротив, ратовали «самобытчики-любомудры» («Самобытчики-любомудры» - первое слово, составляющее часть этого единого характерологического определения было взято из трудов барона М.Ф. Таубе, в том числе такого труда, как «Познаниеведение (гносеология) по славянофильству», 1912 года. Это определение относится, как наиболее верное, правдивое определение к русскому традиционному течению любомудров (философов) XIX века, или как их по упрощенческому подходу именовали «славянофилы». «Самобытчики» - это понятие проходит сквозь все века, являясь объединяющим звеном всех тех исторических деятелей, которые исследуют в целях преемственного сохранения и дальнейшего статично-динамичного развития архитектонику самобытной гносеологии, основанной на: духовно-культурных, философских, правовых традициях своего Отечества. - Прим. авт.). Еще с XIX века кризис западноевропейской правовой традиции, как следствие, явил собой и болезненное состояние российского правопонимания, как законоведения. Кризис основан на выбранном пути романо-германского права, на который Россия вступила с XVIII века. И «самобытчики» выступали против именно злокачественной идеи позитивистского правопонимания, исключающего внутренние (не декларативные) духовные и психологические аспекты жизни человека и общества, провозглашающего только личную изменчивую нравственную свободу вне связи с другими людьми. Соборный православно-этический подход к праву как части общей онтологической (монотриадной) гносеологии (термин «монотриадной гносеологии» был введен бароном М.Ф. Таубе. Этот термин основан на догмате Пресвятой Троицы, содержит глубокие корни богословско-философско-правовой мысли Древней Руси, развиваемой, в том
числе славянофилами. - Прим. авт. См. также: Та-убе М.Ф. Познаниеведение (гносеология) по Славянофильству. М.: Книга по Требованию, 2014.230 с.; Таубе М.Ф. Свод основных законов мышления. Петроград, 1909. 170 с.) позволял проводить отличительную черту между правом и законом, правом и моралью с одновременным признанием их естественной корреляционной связи. Различая при этом положительно-творческую свободу воли от свободы воли принудительной необходимости, светские права и христианские обязанности, совесть соборную и совесть состязательную. При полном понимании того, что «справедливость, нравственность, дух народа, достоинство человека, святость законности могут сознаваться только в совокупности с сознанием вечных религиозных отношений человека» [3, с. 281]. Соборный тип правопонимания, не замыкающийся на законничестве и не ограничивающийся психолого-эмоциональными компонентами правопонимания, вводит в него духовный центр познания - веру, как сверхпсихологическое измерение права. Идейное учение старших славянофилов впоследствии разносторонне развивалось рядом других самобытчиков и оказывало влияние на реформирование правовых взглядов. Но в целом сознание правоведов, приверженных западнической традиции правопонимания, в том числе разъединяющей право от нравственности, не было еще готово к радикальному изменению своей культуры мысли, хотя попытки к этому уже в начале XIX века осуществлялись. Для высвечивания отличительных черт отечественного права определяется необходимость проведения сравнительного критического анализа правопонимания советских и западных юристов в контексте решения ими вопроса о ценностном значении соотношения духовной морали и права, в форме закона.
Основная часть исследования
Так, в XX веке Р.З. Лившиц создавал теоретическую формулу интегрированной юриспруденции, которая при условии установления исторически-временных границ определенного самобытного культурного измерения, объединяла в себе в системе общественного порядка три метода познания: нормативист-ское, социологическое и ценностное [5, с. 36-37]. При этом в формировании права им учитывались различные факторы: исторические, национальные, религиозные, культурные. В данных гносеологических построениях, Лившиц разделял категориями справедливости, социального компромисса и общественного согласия, право от закона и признавал взаимодополняющую естественную связь между правом и моралью, определяя последнюю, как более широкую область, охватывающую всю общественную жизнь и поведение людей. Равно как и право «шире закона, поскольку охватывает не только нормы, но и реальные общественные отношения, нормы в жизни, в действии» [5, с. 53]. Взаимодействие между правом и моралью полно раскрывает внутреннее содержание каждого из них,
различие он находил в основном только в форме выражения этих норм, признавая в правоприменительной практике возникающие порой между ними разногласия.
В противоположность точке зрения Лившица, у Б.П. Вышеславцева две категории: закона и благодати имеют, как кажется, антагонистический характер, в котором благодать исключала из жизни общества закон, точнее закон должен был преобразиться в благодать (в силу того, что Б.П. Вышеславцев не успел совершить исследование по вопросам, поставленным им ко второму тому книги «Этика преображенного Эроса», в котором должна была быть раскрыта: «<Идея права и смысл права и государства с точки зрения метаномической и метаполитической этики Благодати» (Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М.: Республика, 1994. С. 15), представляется возможным делать заключения о его воззрениях на право только вероятностного характера на основе имеющихся законченных трудов ученого. - Прим.авт.) [6]. Закон как бы был лишен корреляционной связи с благодатью и с действием соборного общественного сознания, как части правопознания. Закон -царство природы, низшая ступень развития общества, которому неподвластна бессознательная сторона психики человека. Закон, как направленный на коллективное сознание, должен обеспечить внешний порядок, образовав тем самым почву для воспитательной работы нравственности в индивидуальном сознании каждого члена общества, для осуществления его перехода в царство высоконравственного общества [7, с. 417]. При достижении этой ступени высоко-нравственного общества отпадает необходимость в государстве и праве. Кроме того, так как закон есть выражение грешной природы человека, то он на бессознательном уровне вызывает желание его нарушать, в итоге нарушение закона объясняется его несовершенной природой. Но, ведь это уже создает условия к нравственно-узаконенному правовому произволу. В этом разделении закона и благодати Вышеславцев скорее следовал идеям И. Канта, Фихте, которому он посвятил отдельный труд, систематизировав и переосмыслив его учение, одновременно обращаясь к взглядам В. Соловьева и через критику к психоанализу З. Фрейда. И все же его построения имеют порой утопический идеализм совершенной коммуны, мистикоориентированный оттенок, делающий большой акцент на бессознательном, теряя акцент важности многосложного сознания человека, хотя и признавая его умосозерцатель-ную составляющую.
Согласно представлениям другого ученого-правоведа, О.Э. Лейста, равно ни право, ни мораль «не воплощают сверхъестественную волю или космический замысел природы» [4, с. 141], они отражают несовершенную природу человека. Признавая силу морали, «морального сознания общества» в области законотворчества, при этом все же лишает ее возможности определения содержания лучшего закона. С одной стороны, он от-
5 -о
сз ж
■с
рицает признание права, как минимума нравственности, выступая с критикой взглядов Г. Еллинека, В. Соловьева. Критика была связана с возможностью принудительного характера исполнения требований моральных норм, возвышения морали над законом, а также возможности как такового количественного измерения в праве «минимума нравственности». С другой стороны он признает, что право «является не (только) «минимумом нравственности», а ее «суррогатом», несовершенной, однако необходимой формой отношений между людьми» [4, с. 136]. Но, если право - несовершенный суррогат нравственности, значит право - минимум нравственности или его средняя нравственная высота и если суррогат морали, то значит, исток права - мораль, как минимум. Между тем неоднократно на страницах книги ученым признается при самостоятельности права и морали как двух социальных институтов их зависимость и влияние, при которых: «право определяет, поддерживает и регулирует внешний порядок; мораль формирует социальные качества личности»; «право сдерживает», «мораль воспитывает чувство милосердия, устойчивость от соблазнов, от преобладания чувств над разумом, от безволия» [4, с. 141]. В данном контексте, немаловажно подчеркнуть игнорирование русской философской мысли, в истоках своих раскрывающей аксиому нравственно-правового долга человека, как мотива поведения «поступать нравственно независимо от собственных страстей и сиюминутных желаний», ученый же отдает заслугу ее обоснования И. Канту [4, с. 139].
В категориях морали и закона вели спор о понимании природы права, его целеназначении, сторонник естественного права (использующий также социологический к нему подход) - Фуллер и позитивист - Харт. Этот спор содержит, конечно, множество критических моментов, но в нем можно найти некоторые схожие дефиниции с онтологической (монотриадной) гносеологией правопонимания, а именно во взглядах Фуллера при разработке им морали права. Л.Л. Фуллер обращался к греческой философии, трудам средневекового философа и теолога Фомы Аквинского, Священному Писанию и Десяти заповедям, в которых заключалась мораль долга, ставя в центр развития права мораль стремления. Мораль стремления, он определял как «мораль жизни в соответствии с Благом, стремление к совершенству, самой полной реализации человеческих сил», и «если мораль стремления начинает с вершины человеческих достижений, то мораль долга начинает с их фундамента» [8, с. 15]. Понимая мораль стремления как желание действия, стремления к добродетельной жизни, основы которой формируются в морали долга в виде обретаемых знаний. Можно было бы даже сказать, что в его морали стремления есть дискретно— целостное развитие, так как в этом стремлении S2 есть «факт переключения, с одной частной цели Я на другую» [8, с. 30] и, хотя направления сменя-° ют друг друга, но ими движет единая некая выс-SB шая цель. Этот путь, есть сложный срединный путь
равновесия. При этом он признавал, что законом невозможно принудить человека действовать в согласии с высшей моралью и для этого необходимо взаимодействие закона с его кровным родственником - моралью долга, исполняющей образовательную и воспитательную функцию нравственного свойства и формирующейся в человеке в процессе социального взаимодействия его с другими людьми. Но и у него наличествует смешение закона и права, отсутствует исследовательский интерес к психологической составляющей познавательного процесса человека, и духовная нравственность скорее сводится к уровню светской субъективной морали, в связи с чем мораль стремления часто теряет перспективный взгляд своего развития.
Представляют интерес труды Гр. Дж. Бермана (преобразовывавшего истоки идей видного деятеля XVII века Джона Селдена) по интегрированной юриспруденции, соединяющей в себе теории позитивного права, естественного права и исторической школы права. Профессор Гр. Дж. Берман определял отличную от теории Джона Селдена модель христианской юриспруденции. В одной из лекций, данной им в Университете Де Поля в 1994 году, в рамках ежегодных лекций, проводимых Центром государственно-церковных исследований, он раскрыл именно возможность существования христианской юриспруденции [9]. Как он пишет, «никто, однако, насколько я знаю, до настоящего времени не определял соотношения тринитарного богословия с правом. <...> Я называю это Христианской юриспруденцией, потому что она согласуется с христианской богословской концепцией триединства человечества, созданного Богом по Его образу и подобию. <...> До конца XVIII века было возможным для философов права удерживать эти три формы тринитарного права - его политической, моральной и исторической формы - в том, что христианские богословы, говоря о Троице, называют перихорезис. То есть взаимопроникновение каждого из трех лиц Святой Троицы». По его утверждению «Христианская юриспруденция могла бы продвинуть нас на ступень выше, дальше, чем мы есть сейчас» [9]. Тем не менее, ошибочно его заключение о том, что до него никто не проводил соотношения тринитарного богословия с правом, а также об устарелости «мечты русских славянофилов о православном царстве, где господствует «соборность» и духовность и нет места западному «легализму» [10, с. 402]. Гр. Дж. Берман лишь ставил задачу по формированию интегрированной христианской юриспруденции, основанной на тринитарном богословии, у нас же она была искони в образе «широкого права» и в его теоретических рассуждениях модели христианской юриспруденции проявляются корни древнерусского права и онтологической гносеологии русских «самобыт-чиков». Русская философско-правовая традиция искони основана на догмате троичности, идеи соборного всеединства, правообязанного гражданина в православно-этическом понимании. Интересно, что он выражает перспективность задачи,
высказанной в свое время россииским министром юстиции в Вашингтоне о том, что «Россия должна перестроить свою правовую систему, поставив в центр Бога» [10, с. 412]. При этом он избегает «обсуждать вопрос о том, предполагает ли религия веру в божественное существо» (или существа), а предпочитает называть религией «верования и обряды, используемые для поклонения людям, вещам или силам ...» [10, с. 15]. В его рассуждениях отсутствует четкое разделение закона и права, а само позитивное право у него находится вне рамок добра и зла, и каждая из теорий права имеет множественность истин. В отношении религии он дает также широкие, абстрактные понятия. Подобная «игра» духовными понятиями дестабилизирует и теряет объединительную связь в историческом измерении между названными явлениями: морали, права, политики, оставляя их в системе изменчивых координат, в отсутствии статичного центра, соотносимо которого они могли бы гармонично развиваться.
Выводы
Проведенный краткий сравнительный анализ в рамках предмета настоящей статьи показал, что отечественные правоведы были более обращены к западноевропейскому типу философии и правопонимания, основываясь на зарубежных мыслителях, продолжая игнорировать наличие своей самобытной концепции права, хотя интуитивные предпосылки к ее обращению были. Как кажется, отсутствие осознанного изучения духовных святоотеческих трудов и игнорирование древнерусской правовой философии, размытость понимания духовно-нравственных категорий знания, неопределенность в иерархической градации духовно-нравственных, психологических и правовых понятиях стало преткновением в возможности преемственного развития самобытной модели правопонимания нашими отечественными учеными-правоведами. По этой же причине в глубинном содержательном аспекте гносеологическое построение «самобытчиков» было недооценено. Так теоретико-инженерный эскиз онтологической православно-этической гносеологии, по своей перспективе превосходившей западную философию, до сих пор не достиг своего систематического и всецелого развития через осознание, углубление, дополнение этой гносеологической конструкции в области правопонимания.
Литература
1. Указ Президента Российской Федерации от 2 июля 2021 года № 400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_389271// (дата обращения: 02.03.2023 года).
2. Тер-Акопов А.А. Нравственность и право // Российский военно-правовой сборник. 2005. № 6.
3. Киреевский И.В. Полное собрание сочинений И.В. Киреевского: в двух томах/ под. ред. М. Гершензона. Том 2. М.: Типография Императорского Московского Университета, 1911. 300 с.
4. Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права/ О.Э. Лейст; под редакцией В.А. Томсинова. Москва: «Зерцало», 2008. 246 с.
5. Лившиц Р.З. Теория права: Учеб. для студентов юрид. вузов / Р.З. Лившиц. Москва: Бек, 1994. 208 с.
6. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М.: Республика, 1994. 367 с.
7. Вышеславцев Б.П. Этика Фихте: основы права и нравственности в системе трансцендентальной философии. Москва: Печатня А. Снегиревой, 1914. 437 с.
8. Фуллер Л.Л. Мораль права. Москва; Челябинск: ИРИСЭН, Социум, 2019. 308 с.
9. Berman Harold J. Law and Logos // Eugen Rosenstock-Huessy Fund, 1994. Available at: https://www.erhfund.org/wp-content/uploads/law-and-logos.pdf. (Accessed: 17 September 2022).
10. Берман Г. Дж. Вера и закон: примирение права и религии. Москва: Ad marginem, 1999. 431 с.
APPLICATION OF INTERPRETATIONS OF THE ORIGINAL EPISTEMOLOGY OF DOMESTIC LAW IN HARMONIZING THE DEVELOPMENT OF THE LEGAL SYSTEM: ON THE EXAMPLE OF THE WORKS OF SOVIET AND WESTERN EUROPEAN LAWYERS XX-BEGINNING OF THE XXI CENTURIES
Slinchenko O.A.
Moscow University for the Humanities
The relevance of this study is due to the observed crisis of Russian traditions, recognized at the state level [1] in general and Russian legal traditions in particular, which has deep historical roots. The disharmonious development of legal culture determined the search for new original models of legal understanding outside the exclusive positivist and secular dualistic natural-legal context. Within the framework of this study, through a compositional sketch of the conciliar Orthodox-ethical approach to law as part of a general ontologi-cal (monotriad) epistemology, theoretical and practical attempts are made to comprehend it through a critical comparative analysis of the legal understanding of Soviet and Western European jurists of the 20th and early 21st centuries in addressing the issue of interaction spiritual morality and law, in the form of law.
Keywords: law, religion, morality, tradition, integral legal understanding, trinitarian law, Orthodox ethical approach.
References
1. Decree of the President of the Russian Federation of July 2, 2021 No. 400 "On the National Security Strategy of the Russian Federation" URL: http://www.consultant.ru/document/cons_ doc_LAW_389271// (Accessed: 03/02/2023).
2. Ter-Akopov A.A. Morality and law // Russian military law collection. 2005. No. 6.
3. Kireevsky I.V. Complete works of I.V. Kireevsky: in two volumes / under. ed. M. Gershenzon. Volume 2. M.: Printing house of the Imperial Moscow University, 1911. 300 p.
4. Leist O.E. The essence of law. Problems of the theory and philosophy of law / O.E. Leist; edited by V.A. Tomsinov. Moscow: "Zertsalo", 2008. 246 p.
5. Livshits R.Z. Theory of Law: Proc. for law students universities / R.Z. Livshits. Moscow: Beck, 1994. 208 p.
5 -a
C3 ж
<
6. Vysheslavtsev B.P. Ethics of transfigured Eros. M.: Respublika, 1994. 367 p.
7. Vysheslavtsev B.P. Fichte's Ethics: Fundamentals of Law and Morality in the System of Transcendental Philosophy. Moscow: Printed by A. Snegireva, 1914. 437 p.
8. Fuller L.L. Morality is right. Moscow; Chelyabinsk: IRISEN, Sot-sium, 2019. 308 p.
9. Berman Harold J. Law and Logos // Eugen Rosenstock-Huessy Fund, 1994. Available at: https://www.erhfund.org/wp-content/ uploads/law-and-logos.pdf. (Accessed: 17 September 2022).
10. Berman G.J. Faith and law: reconciliation of law and religion. Moscow: Ad marginem, 1999. 431 p.
CM CO
