CC BY
23
УДК 811.112.2
DOI 10.52070/2542-2197_2021_3_845_82
Е. И. Карпенко, О. А. Тактаева
Карпенко Е. И., кандидат филологических наук
доцент кафедры лексикологии и стилистики немецкого языка
факультета немецкого языка
Московского государственного лингвистического университета [email protected]
Тактаева О. А., аспирант
кафедры лексикологии и стилистики немецкого языка факультета немецкого языка
Московского государственного лингвистического университета [email protected]
ПРИЕМЫ ПЕРСОНИФИКАЦИИ
в ландшафтных описаниях
НА НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматриваются приемы одушевления природных объектов и погодных явлений в динамических ландшафтных описаниях. Показано, что персонификация может рассматриваться в качестве прототипической категории, представители которой обладают разным набором признаков одушевленного объекта. На примерах из произведений классических и современных немецкоязычных писателей проиллюстрированы основные приемы персонификации и описан их стилистический потенциал.
Ключевые слова: ландшафтные описания; персонификация; когнитивная метафора; художественная литература; немецкий язык.
E. I. Karpenko, O. A. Taktaeva
Karpenko E. I., PhD (Philology), Associate Professor at the Department of German Lexicology and Stylistics Faculty of German Language Moscow State Linguistic University [email protected]
Taktaeva O. A, PhD Student
at the Department of Lexicology and Stylistics of German Faculty of German Language Moscow State Linguistic University [email protected]
TYPES OF PERSONIFICATION IN LANDSCAPE DESCRIPTIONS IN GERMAN LANGUAGE
The article is devoted to the methods of animating natural objects and weather phenomena in dynamic landscape descriptions. Based on the analysis, the authors conclude that personification can be considered as a prototypical category, which includes allegory, animation, and different types of pseudo-personifications. These types of personifications are identified and described in the works of classical and contemporary German-language authors. In addition, the authors discuss lexico-grammatical and stylistic potentials of different types of personification.
Keywords: landscape descriptions; personification; cognitive metaphor; belles-lettres; German language.
Введение
Литературно-лингвистическое изучение описаний природы в художественной литературе (пейзажных, ландшафтных нарративов) многоаспектно: ученых Т. А. Гостеву (2007), Е. В. Серебряковв (2010), Е. В. Чистякову (2015) интересуют их формы и функции, способы и приемы концептуализации, роль в организации художественного текста, стилистический потенциал. В последнее время ландшафтные описания изучаются в связи с необходимостью разработки методов геопоэтической интерпретации категории художественного пространства [Карпенко, Любимова 2020]. Внимание к персонификации в данной статье обусловлено ее ролью в одной из ведущих композиционно-речевых форм ландшафтных нарративов, а именно в динамическом описании.
В стилистике персонификация традиционно рассматривается в качестве тропа, заключающегося в «перенесении человеческих свойств, признаков и действий на животные и растительные организмы, а также на неодушевленные предметы» [Ризель 2006, с. 158]. В то время как одни исследователи разделяют эту точку зрения, другие подчеркивают, что областью источником при персонификации являются свойства не только людей, но и любых живых существ. Такое понимание персонификации берет начало в античной риторике и развивается в современных литературоведении и стилистике, где также используются термины «очеловечивание» («Vermenschlichung») и «одушевление» («Verlebendigung», «Beseelung») [Sowinski 1999; Квинтилиан URL].
Лингвистам хорошо известно, что под понятие персонификации подпадают различные явления. В контексте теории концептуальной метафоры подчеркивается не только разнообразие доменов-источников
персонификации (свойства людей, животных, птиц, рыб, насекомых), но и исследуются различные направления переноса: человек ^ животное, человек предмет, человек явление природы, человек абстрактное понятие [Lakoff, Johnson 1980; Bloomfield 1963; Серебрякова 2010; Третьякова 2014]. Внимание лингвистов привлекают смежные понятия, такие как аллегория и символическая аллегория. В отличие от персонификации аллегория - это не просто антропоморфное воплощение абстрактных идей и понятий: ей свойственны культурная значимость, интертекстуальность, дидактические черты [Ризель 2006].
В контексте лингвистического оформления следует отметить, что персонификация является не единственным приемом динамического описания объектов и явлений природы. Важная роль отводится глагольной многозначности, включая глагольную метафору [Bloomfield 1963]. При этом часто отграничение прямого употребления предикатов от переносного остается вопросом исследовательской интерпретации [Зализняк 2013]. Экспликация приемов динамического описания помогает более дифференцировано подойти к выявлению стилистических функций ландшафтных описаний в художественном тексте.
Целью данной статьи является систематизация приемов одушевления природных объектов и погодных явлений в динамических ландшафтных нарративах. Материалом исследования послужили ландшафтные описания, отобранные методом сплошной выборки из произведений классических и современных немецкоязычных писателей: Г. Гейне, З. Ленца, Ф. Дюрренматта, В. Г. Зебальда и др. Методами исследования являются анализ субъектно-предикатной структуры предложения, анализ концептуальной метафоры и стилистический анализ художественного текста.
Способы концептуализации субъекта в динамическом описании ландшафтов
Персонификация представляет собой когнитивную метафору и предполагает категориальный сдвиг в референции: неодушевленное ^ одушевленное или животное ^ человек. Традиционно употребляющиеся синонимически термины «персонификация» и «олицетворение» заставляют думать об источнике метафоризации как о лице - персоне - человеке. Однако воплощение неодушевленных объектов или абстрактных идей в индивидуализированном
человеческом образе, как в аллегориях Gevatter Tod, Freund Lenz свойственны фольклору, сказкам, басням, поэзии. В современной художественной прозе категориальный сдвиг при персонификации чаще всего осуществляется на основе одного или нескольких качеств одушевленного объекта. Хотя неодушевленный объект здесь не предстает в образе человека, он одушевляется по определенному фокусному признаку, обычно обладающему рядом коннотаций [Зализняк 2013; Шендельс 2006]. Очевидно, что категориальный сдвиг на основе концептуальной метафоры является необходимым условием персонификации. В случае глагольной многозначности вопрос о наличии категориального сдвига решается для каждого конкретного литературного контекста отдельно. Таким образом, персонификация может быть рассмотрена как прото-типическая категория, представители которой обладают различным качественным и количественным набором прототипических признаков [Lakoff 1987]. Далее будут рассмотрены различные способы придания динамичности ландшафтным описаниям в немецкоязычной художественной литературе и описаны их стилистические функции.
Субъект-подлежащее (явление природы или объект ландшафта) + глагол физического (воз)действия
Как известно, характер физического (воз)действия требует активного производителя, поэтому формой выражения субъекта является одушевленное существительное в именительном падеже [Петрова 2002]. Постановка в позицию субъекта неодушевленного существительного способствует его концептуализации как «фиктивного деятеля». Чем больше усложняется ситуация, тем более «контролируемым» становится совершаемое действие и тем более активным представляется субъект. Ср. в примерах (1), (2) и (3):
(1) Der Wind brauste. - Ветер шумел.
(2) .. .und manchmal, nur in unvermittelten Stößen, brauste der Wind über die Lichtung her, Laub tanzte auf, raschelte, und dann war es wieder still (F Dürrenmatt. Das Versprechen). - .изредка на прогалину налетал внезапный порыв ветра, листва кружилась, шурша, и снова всё стихало (Ф. Дюрренматт. Обещание, пер. Н. Г. Касаткиной).
(3) Feller hatte sich in der Nähe des Waldweges hinter einem Gesträuch postiert, wo er im Schatten lag, vor sich hin döste in der sommerlichen
Herbsthitze und einmal auch so heftig schnarchte, dass der Wind sein Schnarchen über die Lichtung hinwehte... (F Dürrenmatt. Das Versprechen). - Феллер расположился в тени за кустарником и так разомлел от запоздалой летней жары, что разок даже громко всхрапнул, и ветер разнес его храп по прогалине. (Ф. Дюрренматт. Обещание, пер. Н. Г. Касаткиной).
При включении в ситуацию пространственного ориентира über die Lichtung her - на прогалину (в примере 2) и при появлении «участника» ситуации, на которого оказывается воздействие sein Schnarchen -его храп (в примере 3), неодушевленное подлежащее der Wind - ветер воспринимается как «целенаправленный деятель» [Ирисханова 2014, с. 185; Богуславская 2000; Болдырев 2000]. По сравнению с примером (1) ситуации в примерах (2) и (3) являются более динамичными. Ср. пример (4) и более динамичный пример (5), в котором благодаря зевгме появляются совместимые лишь в юмористическом контексте объекты воздействия, die Hitze - жара и die Hüte - шляпы:
(4) Der Wind wehte. - Дул ветер.
(5) Anfang Oktober wehte der erste Herbstwind die Hitze aus den Straßen und die Hüte von den Köpfen der Passanten (R. Seethaler. Der Trafikant). - В начале октября первый осенний ветер сдувал жару с улиц и шляпы с головы прохожих (пер. наш. - Е. К., О. Т.).
Глаголы brausen и wehen употребляются при этом в своих прямых значениях: категориального сдвига в неодушевленном подлежащем не происходит.
(Неполная) персонификация
В случае глагольной многозначности литературный контекст может менять восприятие стертых метафор, способствуя усилению персонификации неодушевленного объекта или метафоризации производимого им действия. Считается, что категориального сдвига не происходит в таких контекстах как солнце встает или зима пришла. Подтверждением тому служит лексикографическая практика («Digitales Wörterbuch der deutschen Sprache»): в качестве примера переносного употребления первого (прямого) значения глагола lecken - лизать приводится: Die Wellen lecken (= bespülen) das Ufer -Волны лижут (= омывают) берег. Здесь стертая метафора не дает
представления о субъекте, совершающем контролируемое действие. В таких случаях говорится о неполных персонификациях или псевдоперсонификациях [Bloomfield 1963]. В примере der Sturm schleuderte das Schiff gegen ein Riff значение глагола schleudern - швырять, кидать в вышеуказанном словаре рассматривается в качестве прямого.
Несмотря на то, что нет оснований считать неполные персонификации тропами, в литературном тексте они также несут стилистическую нагрузку. Интерпретация стертых глагольных метафор может меняться, если их рассматривать в полной синтагме, ср.:
(6) Alles war an seinem Platz, aber alles sah anders aus jeden Tag, unter verändertem Licht, unter verändertem Himmel, mit wie vielen Überraschungen konnte allein die Nordsee aufwarten, die bei der Hinfahrt noch breit, fast verschlafen den Strand leckte, auf der Rückfahrt dann taumelige Wellen aus grünblauer Tinte gegen die Buhnen schleuderte (S. Lenz. Deutschstunde). - Всё было на месте, и всё каждый день выглядело иначе, в изменившемся освещении, под изменившимся небом, а сколько сюрпризов готовило мне Северное море: когда я ехал в школу, еще распластанное, почти сонное, оно лизало прибрежный песок, а при моем возвращении, бушуя и вздымаясь, швыряло о буны зелено-синие чернила волн (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Данный контекст передает эмоциональное восприятие Северного моря рассказчиком-подростком в автодиегетическом нарративе. Предикат mit vielen Überraschungen aufwarten - готовить сюрпризы имплицирует одушевленный объект и определяет дальнейшее восприятие моря как «деятеля с богатой фантазией». Удивление рассказчика вызвано контрастом между спокойным утренним и бушующим послеполуденным морем, переданным при помощи двух, на первый взгляд, стертых метафор: lecken - лизать и schleudern - швырять. При этом в структуру предиката lecken входит обстоятельство verschlafen - сонно, имплицирующее лицо. В контексте персонифицированного контраста и второй элемент антитезы (verschlafen) lecken - schleudern воспринимается как энергичное движение изменчивого «деятеля» - моря. Возможна и другая интерпретация события, разворачивающегося перед взором юного рассказчика. Обстоятельство verschlafen может быть направлено не на персонифицированное восприятие моря (хотя это и предопределяется предикатом mit vielen
Überraschungen aufwarten - готовить сюрпризы), а на метафорическое восприятие производимого им действия, сообщая последнему дополнительные характеристики: море омывало прибрежный песок тихо, спокойно, медленно так, как производит действия человек спросонья. По мнению М. Блумфильда, образные глагольные метафоры ошибочно интерпретируются как персонификации. В терминологии автора они называются одушевленными метафорами (simple animate metaphors) [Bloomfield 1963, c. 164].
Следует отметить, что во многих случаях отграничение описанных выше псевдоперсонификаций от прямого употребления предикатов остается дискуссионным и еще более усложняется, если последние выражены глаголами физического воздействия. Например:
(7) Schräg stehen die Warntafeln unten am verlassenen Strand; Eisschollen haben sich an den Pfählen gescheuert und sie dabei gelockert, das Hochwasser hat nachgedrückt, der Wind hat sie schiefgeweht, so daß die Wassersportler, die die Warnung vor allem betrifft, schon den Kopf schräg legen müßten, um zu erfahren, daß jedes Anlegen, Festmachen und Zelten auf unserer Insel verboten ist (S. Lenz. Deutschstunde). -На пустынном берегу покосились таблички с предостерегающими надписями, прибившийся лед расшатал столбы, полая вода довершила дело, а ветер их накренил, так что любителям водного спорта, к кому эти надписи обращены в первую очередь, приходится сильно нагнуть голову, чтобы прочесть, что причаливать, швартоваться и разбивать лагерь на этом берегу строго воспрещается (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Данный контекст описывает «слаженную работу» льдин, прилива и ветра по расшатыванию предупреждающих знаков на пляже. Один из четырех предикатов sich scheuern - тереться создает впечатление активного самостоятельного воздействия на объект (предупреждающие знаки) за счет возвратной частицы sich, предполагающей определенную самостоятельность, внутреннюю силу субъекта, действие которого она характеризует; а также благодаря появлению в синтагме пространственного ориентира an den Pfählen - о столбы (т. е. льдины терлись о столбы, на которых были закреплены предупреждающие знаки). В синтагмах die Eisschollen haben sie gelockert - льдины их расшатали и der Wind hat sie schiefgeweht - ветер их покосил впечатление
направленного действия создается за счет прямых дополнений, обозначающих объект, на который направлено действие льдин и ветра. Если глаголы nachdrücken - дожимать и schiefwehen - накренить ветром употребляются в прямых значениях, то предикаты, описывающие «работу» льдин (sich scheuern, lockern), можно не без основания считать глагольными метафорами. То же самое относится к глаголам движения, употребляющимся в качестве (стертых) глагольных метафор, сравните:
(8) Die Koppeln waren leer, an den Drähten liefen Tropfen entlang und sprangen ab (S. Lenz. Deutschstunde). - Опустели выгоны, по проволоке бежали и отскакивали капли (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Если предикат liefen (капли бежали) является стертой метафорой, то глагол abspringen - отскакивать вполне может рассматриваться в качестве образной характеристики энергичного движения, с которым капли падали с проволоки на землю.
Довольно часто неодушевленный объект оживляется по минимальному количеству признаков живого существа (не всегда человека) или только по одному из них. В качестве «персонификатора» может выступать (отглагольное) прилагательное, причастие, находящееся в позиции определения к одушевляемому объекту, или наречие [Шендельс 2006]. По мнению М. Блумфильда, такие случаи также относятся к псевдоперсонификациям, поскольку из множества признаков антропонима в фокусе переноса оказывается только один [Bloomfield 1963]. Так, в примере (6) образ шатающихся (вздымающихся) волн - taumelige Wellen создается за счет отглагольного прилагательного taumelig, обычно характеризующего нетвердую походку больного человека. В примере (9) образ колышущейся поверхности реки уподобляется дыханию - atmender Fluss, ср:
(9) .und die Schiffsungetüme blasen ihr vitales Saurier-Gestöhn unruhig über die Stadt hin, in den eisig rosigen Frühnebel, den sonnenüberhauchten Silberdampf des atmenden Flusses hinein (W. Borchert. Im Mai, im Mai schrie der Kuckuck). - .Тревожный животный стон чудищ-пароходов разносится над городом, над льдисто-розовой утренней мглой, над серебристым дыханием реки (В. Борхерт. В мае куковала кукушка, пер. Н. Ман).
Чем больше признаков одушевленного объекта находятся в метафорическом фокусе, тем более полным становится персонифицируемый образ, например, образ реки Эльбы в следующем контексте, ср.:
(10) Ich. muß dem Strom zusehen, wie er von seinem Überfluß Eisschollen an unseren Strand abgibt, sie hinaufdrückt, knirschend höherschiebt bis zu den trockenen Schilfstoppeln, wo er sie vergißt (S. Lenz. Deutschstunde). (.Слежу, как мощная река подбрасывает берегу от своих щедрот избытки льда и со скрипом и скрежетом теснит их все выше до иссохших зарослей прошлогоднего камыша, да там и забывает) (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Впечатление тяжелого физического труда, создаваемое усложненными конструкциями с глаголами физического воздействия hinaufdrücken, höherschieben, усиливается немецким деепричастием knirschend - букв. 'со скрежетом'. Его частично идиоматизирован-ное употребление в сочетании mit Zähnen knirschen - скрежетать зубами вызывает в воображении читателя представление о человеке, выполняющем тяжелую физическую работу, стиснув зубы. При этом окончание работы передано глаголом ментальной деятельности человека vergessen - забывать, завершающим образ не только трудящегося, но и мыслящего человека.
Усиливать персонификацию образа могут модальные глаголы, выражающие в прямом значении отношение субъекта действия к действительности; а также любые предикаты, относящиеся к ментальной, эмоционально-чувственной, социальной сферам человека, сравните:
(11) .die längliche Qualmwolke will nicht sinken, will sich nicht auflösen, weil der Frost Streik ausgerufen hat und darum vieles unerledigt bleibt, sogar die Atemstöße bleiben sichtbar (S. Lenz. Deutschstunde). (.продолговатое облачко отказывается погрузиться в воду или раствориться в воздухе, да и многое нынче осталось незаконченным, оттого что мороз объявил забастовку, и даже дыхание застывает в воздухе клубочками пара) (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Модальный глагол wollen - хотеть употребляется в усилительно-персонифицирующей функции, так как создает впечатление осознанного волеизъявления, целенаправленность действия, ср.: Qualmwolke will nicht sinken - букв. 'облачко не желает садиться'.
Выражение Streik ausrufen - объявлять забастовку в отчасти юмористическом ключе персонифицирует мороз, при этом на концептуальном уровне часть признаков домена «забастовка» проецируется в домен «погодные явления». Мороз становится причиной ряда невыполненных действий: облачко не растворяется, дыхание застывает, многое остается незаконченным, подобно тому, как во время забастовки на предприятии останавливается весь производственный цикл.
Олицетворение
Очевидно, что олицетворение - это не просто одушевление или оживление неодушевленных объектов. Олицетворение, как следует из самого термина, подразумевает придание человеческого облика, лица не только неодушевленным объектам, но и живым существам, например, животным. В последнем случае (сдвиг животное ^ человек) перенос также может осуществляться по одному фокусному признаку, ср.:
(12) Widerwillig beobachte ich die Krähen, die, scheint's, eine Verabredung bei Stade haben: von Wedel her, von Finkenwerder und Hahnöfersand schwingen sie einzeln heran. (S. Lenz. Deutschstunde). С неприязнью наблюдаю я ворон, которые, видимо, уговорились собраться у Штаде: от Веделя, Финкенвердера и Ганёфер-Занда слетаются они поодиночке. (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла).
Данный прием характеризуется очеловечиванием (Vermenschlichung) одушевленного объекта: выражение eine Verabredung haben - назначить встречу (от verbum dicendi sich verabreden - договариваться) характеризует исключительно человеческую деятельность. Вороны, слетающиеся в небольшой городок Штаде с соседних островов, кажутся рассказчику одинокими прохожими, собирающимися на встречу в оговоренном месте.
Тем не менее олицетворение par exellance предполагает, что источником переноса является именно лицо, причем в сферу мишени попадает максимальное количество его признаков. Как считает М. Блумфильд, при персонификации имеет место индивидуализация, т. е. перенос большинства основных признаков лица (an individual human being) на неодушевленный объект [Bloomfield 1963].
Неслучайно хрестоматийными стали примеры персонификации-олицетворения из «Путешествия по Гарцу» Г. Гейне, где лес оживает в образе большой и дружной семьи: тетушки-берёзы и отцы-буки,
радуясь, наблюдают, как резвится их милое дитя - горный ручей по имени Ильза. Важно, что у Г. Гейне данные олицетворения имеют дополнительные контекстуальные коннотации как средства сатиры и юмора [Ризель 2006]. Для современной художественной литературы более типичен перенос нескольких антропоморфных признаков на неодушевленный объект. В данном ландшафтном описании маркерами олицетворения являются: имя собственное; антропоним; соматизмы; личные и притяжательные местоимения; глаголы говорения, мышления, состояния, чувственного восприятия; модальные глаголы; возвратные глаголы; субстантивные, адъективные и адвербиальные элементы, обозначающие и / или выражающие эмоции и др. Чем больше признаков лица перенесено в сферу мишени и чем больше лексико-грамматических и стилистических маркеров аккумулировано в подобном амплификативном нарра-тиве, тем более ярким является олицетворение, ср.:
(13) Oder der Wind: einmal pfiff er durch die Speichen und war vergnügt und wollte sich totlachen, wenn man ins Schleudern kam, dann warf er einem wütend den Regenumhang ins Gesicht oder ließ den Umhang flattern und schlagen oder schubste einen vom Deich (S. Lenz. Deutschstunde). (Или ветер: то посвистывает в спицах, смерть как доволен и готов хохотать до упаду, когда тебя заносит, то в бешенстве кидает тебе в лицо накидку или треплет ее и рвет, а то еще норовит спихнуть тебя с дамбы) (пер. Р. М. Гальпериной и В. Н. Курелла)..
Сильный ветер - непременное и одно из наиболее опасных погодных явлений североморского побережья Германии. Рассказчик-подросток в романе З. Ленца «Урок немецкого» воспринимает его как необузданного хулигана (pfiff durch die Speichen - посвистывает в спицах, wollte sich totlachen - готов хохотать до упаду, warf einem - кидает в лицо накидку), встреча с которым опасна для жизни (schubste einen vom Deich - норовит спихнуть тебя с дамбы). К маркерам олицетворения относятся личное местоимение (er - он), причастия I (wütend -бешенстве) и II (vergnügt - доволен) в предикативной и атрибутивной позициях, обозначающие противоречивые эмоции; модальный глагол волеизъявления wollen - хотеть; возвратный глагол, выражающий злорадство sich totlachen - хохотать до упаду; усложненные предикаты, выраженные стертой метафорой der Wind pfiff - ветер свистел и глаголами физического воздействия ins Gesicht werfen - кидать в лицо, vom Deich schubsen - спихивать с дамбы.
Ввод в ландшафтное описание различных маркеров эмоционального состояния подтверждает, что олицетворения («чистые персонификации» по Э. Г. Ризель) основываются не только на приеме наглядно-образной иллюстрации (Уега^ЛаиПЛи^), но и включают в себя элементы другого риторического приема, а именно оживотворения (Verlebendigung) [Вег^ 2014].
Заключение
Как показало проведенное исследование, персонификация может рассматриваться в качестве прототипической категории, каждый представитель которой обладает различным набором прототипиче-ских признаков. Ядром категории являются олицетворения, воплощающие явления природы в человеческом образе. По мере удаления от ядра в персонификации уменьшается количество «одушевленных» признаков, лежащих в основе метафорического переноса. Явления природы, наделенные свойствами псевдоактивности, могут быть описаны как периферийные элементы данной категории, находящиеся на наибольшем удалении от ядра. Наименования природных явлений в сочетании с глаголами физического воздействия в прямом употреблении не входят в рассматриваемую категорию, хотя и наиболее приближены к ней особенно в контекстах с усложненной субъектно-предикатной структурой. Проанализированные приемы одушевления и псевдоодушевления явлений природы рассматриваются в качестве средств динамического описания ландшафтов в художественной литературе. Периферийные и пограничные элементы категории (наименования явлений природы и элементов ландшафта в сочетании с глаголами физического воздействия и глагольными метафорами) служат точечной (могут быть выражены одним лек-сико-грамматическим маркером) передаче природно-ландшафтных деталей динамического описания и основываются на риторическом приеме наглядно-образной иллюстрации. Олицетворения, аккумулирующие максимальное количество «одушевленных» признаков лица, представляют собой протяженные элементы нарратива, служащие динамическому одушевлению природы в ее живом, образном и субъективном восприятии рассказчиком-протагонистом. Включение глагольных, субстантивных, адъективных и адвербиальных
обозначений эмоций позволяет предположить в ландшафтных описаниях подобного типа сочетание риторических приемов наглядно-образной иллюстрации и оживотворения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES
Богуславская О. Ю. Динамика и статика в семантике пространственных прилагательных // Логический анализ языка. Языки пространств. 2000. С. 20-29. [Boguslavskaya, O. Yu. (2000). Dinamika i statika v semantike prostranstvennyh prilagatel'nyh (Dynamics and statics in the semantics of spatial adjectives). Logical analysis of language. Languages of spaces (pp. 20-29). (In Russ.)]. Болдырев Н. Н. Отражение пространства деятеля и пространства наблюдателя в высказывании // Логический анализ языка. Языки пространств. 2000. С. 212-216. [Boldyrev, N. N. (2000). Otrazhenie prostranstva dejatelja i prostranstva nabljudatelja v vyskazyvanii (Representation of figure's space and observer's space in a statement). Logicheskij analiz jazyka. Jazyki prostranstv (pp. 212-216). (In Russ.)]. Зализняк А. А. Русская семантика в типологической перспективе. М. : Языки славянской культуры, 2013. [Zaliznyak, A. A. (2013). Russkaya semantika v tipologicheskoy perspektive. (Russian semantics in a typological perspective). Moscow: Yazyki slavyanskoy kultury. (In Russ.)]. Ирисханова О. К. Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика де-фокусирования. М. : Языки славянской культуры, 2014. [Iriskhanova, O. K. (2014). Igry fokusa v yazyke. Semantika, sintaksis i pragmatika defokusirovaniya. (Focus games in a language. Semantics, syntax and pragmatics of defocusing). Moscow: Yazyki slavyanskoy kultury. (In Russ.)]. Карпенко Е. И., Любимова Н. В. Лингволитературное освоение географических пространств // Наука без границ: синергия теорий, методов и практик : материалы Междунар. науч. конф. 2020. С. 137-140. [Karpenko, E. I., Lyubimova, N. V. (2020). Linguistic and literary description of geographic spaces. Science without borders: Synergy of theories, methods and practices: materials of the international scientific conference (pp. 137-140). (In Russ.)]. КвинтилианМ. Ф. Риторические наставления. Книга VIII. URL: http://ancien-
trome.ru/antlitr/t.htm?a=1355678821 (дата обращения: 28.03.2021). Петрова Л. А. Актанты семантической позиции глаголов физического действия // Культура народов Причерноморья. 2002. Вып. 27. С. 81-86. [Petrova, L. A. (2002). Aktanty semanticheskoj pozicii glagolov fizicheskogo dejstvija (Actants of the semantic position of verbs of physical action). Culture of the Black Sea Region volks, 27, 81-86. (In Russ.)]. Ризель Э. Г. Персонификация, аллегория, символ // Из научного наследия профессора Э. Г. Ризель = Aus dem wissenschaftlichen Nachlass von Professor
Elise Riesel: к 100-летию со дня рождения. М. : МГЛУ, 2006. С. 158-165. [Rizel, E. G. (2006). Personifikacija, allegorija, simvol. Iz nauchnogo nasledija professora Je. G. Rizel' = Aus dem wissenschaftlichen Nachlass von Professor Elise Riesel: k 100-letiju so dnja rozhdenija. (Personification, allegory, symbol). From the scientific heritage of Professor E. G. Riesel (pp. 158-165). Moscow: MSLU. (In Russ.)].
Третьякова Е. В. Метафора и персонификация: иерархия отношений (на примере рекламного и туристического дискурса Германии) // Вестник иркутского государственного лингвистического университета. 2014. Вып. 1 (26). С. 111-116. [Tretiakova, E. V. (2014). On metaphor and personification: hierarchy of relationship. Vestnik of Irkutsk State Linguistic University, 1(26), 111-116. (In Russ.)].
Шендельс Е. И. Die Kategorie Mensch in der deutschen Grammatik // Избранные труды. К 90-летию со дня рождения. М. : МГЛУ, 2006. С. 294-306. [Shendels, E. I. (2006). Izbrannye trudy. K 90-letiju so dnja rozhdenija (The category of person in German grammar). Selected works. To the 90th anniversary (pp. 294-306). (In Russ.)].
Berndt F. Literarische Bildlichkeit und Rhetorik. Benthien, Claudia; Weingart, Brigitte // Handbuch Literatur Visuelle Kultur. Berlin: De Gruyter, 2014. S. 48-67.
Bloomfield M. W. A grammatical approach to personification allegory // Modern Philology. 1963. # 60 (3). S. 161-171.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. The University of Chicago Press, 1980.
Lakoff G. Women, Fire, and Dangerous Things: What Categories Reveal About the Mind. University of Chicago Press. 1987.
Sowinski B. Stilistik. Stiltheorien und Stilanalysen. Zweite, überarbeitete und aktualisierte Auflage. Stuttgart: Metzler, 1999.
