ПРИЕМЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ В ЗАКОНАХ РОССИИ И АВСТРАЛИИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 340.113

РО!: 10.17277/ргауо.2023.02.рр.157-164

Рассмотрены вопросы роли и значения юридической терминологии как одного из средств юридической техники. Отмечено, что именно единство использования юридической терминологии приводит к единообразию применения норм права, что, в свою очередь, отражается на стабильности всей правовой системы. В качестве примера проведено сопоставление приемов конструирования терминологии, используемых российским и австралийским законодателем при регулировании общественных отношений, одним из субъектов которых является публичная власть. Установлено, что в австралийском законодательстве, в отличие от юридико-технических приемов, применяемых в России, в таких случаях используется единое обобщающее понятие «публичная власть», что позволяет избежать подробного перечисления в тексте закона ее структурных элементов. Приведенный прием позволяет универсализировать содержащиеся в законе правовые предписания и увеличить их долговечность.

Ключевые слова: юридическая техника; юридическая терминология; нормы права; юридико-технические приемы; законотворческая деятельность.

Владислав Юрьевич Туранин, д-р юрид. наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории государства и права, ФГАОУ ВО «Белгородский государственный национальный исследовательский университет», Белгород, Россия;

turanin@bsu.edu.ru

Дмитрий Анатольевич Волков, старший преподаватель,

кафедра криминалистики, ФГКОУ ВО «Санкт-Петербургский университет МВД России»,

Санкт-Петербург , Россия; demonhik2005@yandex.ru

ПРИЕМЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ В ЗАКОНАХ РОССИИ И АВСТРАЛИИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

Введение

Перманентное реформирование отечественного законодательства, происходящее в настоящее время, имеет в том числе и негативные последствия, отрицательно сказывающиеся на качестве юридического языка. Поэтому одной из основных задач, стоящих перед разработчиками законопроектов, является создание универсального и устойчивого к внешним переменам нормативно-правового массива, закрепляющего модели поведения, способные оставаться неизменными в течение многих лет.

Стабильность законодательства всегда являлась одним из важнейших критериев оценки эффективности законодательства. Причем, частые изменения признавались деструктивными факторами, способными привести

к ослаблению не только авторитета конкретного нормативного акта, но и авторитета права в целом [5, с. 173-174]. Одним из средств юридической техники, способным предопределить долговечность законодательства, является устойчивая терминология.

Системность и точность используемого в правовых нормах терминологического аппарата С. В. Гунич причислял к числу важнейших признаков, определяющих качество как юридических дефиниций, так и нормо-творческой деятельности в целом, видя в таковых основу эффективности и стабильности функционирования всей правовой системы государства [4, с. 41-42].

Обсуждения и результаты

Анализируя проблемы нормотворческой юридической техники на примере Кодекса РФ об административных правоотношениях, Е. А. Руева отмечает, что важным правилом юридической техники является то, что нормативные дефиниции по возможности должны быть унифицированы с дефинициями других отраслей права, особенно близкими по своей юридической природе. Стоит согласиться с упомянутым автором и в том, что объемные и неточные законодательные формулировки, слишком большие предложения не способствуют адекватному восприятию, правильной и простой реализации закона и являются нарушением языковых правил юридической техники [7].

По мнению К. Г. Салтыкова, юридический язык, как один из специальных языков, стремится к такому состоянию, когда за каждым термином стоит четкая, точная структура знания. В сфере правоведения это особенно важно для расширения возможностей текста нормативного правового акта при семантизации его лексических единиц, так как именно законы и подзаконные акты являются основными и наиболее доступными источниками терминологической лексики, которую необходимо освоить и усвоить законодателю и правоприменителю для успешной коммуникации в сфере правового регулирования различных общественных отношений [8, с. 6].

Традиционно под предметом нормативного регулирования понимают существующие или будущие общественные отношения, на которые может оказываться воздействие при помощи юридических норм и которые в данных социально-политических условиях требуют такого воздействия [1, с. 292; 3, с. 364].

При этом сложно не согласиться с М. И. Байтиным, который указывает, что правоотношение возникает не из нормы права, а из реального отношения между людьми. То или иное фактическое, жизненное отношение приобретает характер правового, становится правоотношением не само по себе, а лишь вследствие его урегулирования исходящей от государства и охраняемой им нормой права [2, с. 197].

Именно поэтому фактически общепризнанной является модель правоотношения, состоящая из трех необходимых элементов: 1) субъектов правоотношения; 2) объекта правоотношения; 3) содержания правоотношения [6, с. 118].

По этой причине нормативное регулирование не может обойтись без упоминания в тексте правовой нормы самих субъектов правоотношений.

При нормативном регламентировании частноправовых отношений, в которых статус субъекта часто обусловлен самим характером складывающихся правоотношений, довольно просто добиться лаконичности.

Например, в общественных отношениях, регулируемых Федеральным законом «О потребительском кредите (займе)», в большинстве случаев, участвуют два субъекта, именуемые «кредитор» (банк или кредитная организация) и «заемщик» (физическое лицо), отношения которых ограничены вопросами выдачи и получения кредита. Эти же понятия использованы и в § 2 гл. 42 ГК РФ, устанавливающей фундаментальные положения о кредите. Использование единой терминологии в приведенном примере создает общую систему координат, определяет логическую взаимосвязь положений упомянутых законов и в конечном итоге облегчает толкование конкретных норм правоприменителями.

В то же время Федеральный закон «О банках и банковской деятельности», устанавливающий организационные основы функционирования банковской системы, не использует понятие «кредитор», хотя и регулирует правоотношения, субъектами которых являются организации, выдающие кредиты в установленном Федеральным законом «О потребительском кредите (займе)» порядке. В данном законе использованы более общие понятия «банк» и «кредитная организация», а также производные от таковых.

На приведенном примере видно, что один и тот же участвующий в гражданском обороте хозяйствующий субъект в зависимости от характера регулируемых отношений именуется законодателем по-разному. Такой подход представляется правильным и обоснованным, поскольку в этом случае за счет различной терминологии (надо признать довольно лаконичной и простой для восприятия) законодателем достигнута дополнительная цель -более четкое разграничение сфер регулирования упомянутых законов.

Гораздо более сложная ситуация наблюдается с законодательным регулированием отношений, одним из субъектов которых является публичная власть.

Публичная власть, в лице своих многочисленных органов, вступает в гражданские и иные правоотношения с физическими и юридическими лицами, а также иными субъектами. Множественность задач, стоящих перед публичной властью, предполагает делегирование части своих полномочий отдельным субъектам (органам и предприятиям), количество и компетенция которых обусловлена формой государственного устройства, сложностью общественных отношений, сложившейся системой управления, а зачастую и более осязаемыми вещами - размером региона, национальным составом населением и т.п.

Участие публичной власти, независимо от уровня таковой, в качестве субъекта гражданского оборота предполагает необходимость упоминания соответствующих органов публичной власти в тексте закона или иного нормативного акта.

В силу Конституции РФ, публичная власть в нашей стране представлена двумя уровнями: федеральным и муниципальным, при этом анализ только ГК РФ свидетельствует о довольно хаотичном использовании терминологии при необходимости упоминания органов публичной власти в качестве субъектов правоотношений.

Так, например, первая и вторая части ГК РФ используют такие понятия как «органы исполнительной власти субъекта Российской Федерации» «федеральные органы государственной власти», «органы государственной власти», «органы местного самоуправления», «федеральные органы исполнительной власти», «государственные органы», «муниципальные органы», «должностные лица органов государственной власти» и «должностные лица органов местного самоуправления».

Стоит признать, что упоминание в тексте закона органов государственной и муниципальной власти имеет смысл и может являться необходимым в случаях, когда норма права прямо или косвенно связана с обусловленным компетенцией разграничением властных полномочий таких органов. Однако в случаях, в которых это не является важным, простое перечисление таковых, по нашему мнению, теряет смысл. В отдельных случаях можно наблюдать и прием, при котором происходит не только упоминание обоих уровней публичной власти, но и конкретных органов, входящих в таковые, что зачастую не является необходимым.

Например, в ст. 1069 ГК РФ, устанавливающей общее правило об обязанности возмещения за счет казны вреда, причиненного гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий органов публичной власти, в тексте нормы упомянуты и «государственные органы» и «органы местного самоуправления», а также «должностные лица этих органов», несмотря на то что по общему правилу такие лица действуют не самостоятельно, а от имени публичной власти соответствующего уровня.

Следующая ст. 1070 ГК РФ, посвященная ответственности за вред, причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, фактически не устанавливает какое-либо иное правило, а конкретизирует предыдущую норму права. Причем в ней перечислены не только государственные органы способные причинить вред, но юридические события, обусловленные действиями упомянутых органов власти, при которых гражданину или юридическому лицу может быть причинен вред, а также установленные уголовно-процессуальным законодательством и законодательством об административных правонарушениях процессуальные действия и стадии, на которых может быть причинен такой вред.

Стоит отметить, что органы дознания, предварительного следствия, прокуратура и суд входят в систему государственных органов, ввиду чего обязанность по возмещению вреда в результате их действий уже охватывается диспозицией ст. 1069 ГК РФ. Единственным дополнением, которое принципиально отличает ст. 1070 от ст. 1069 ГК РФ, - это указание на обязанность возмещения вреда независимо от вины соответствующих должностных лиц. О тождественности двух приведенных норм права свидетельствует и отсылка, содержащаяся в ч. 2 ст. 1070 ГК РФ к положениям ст. 1069 ГК РФ, если отсутствуют последствия, перечисленные в ч. 1 ст. 1070 ГК РФ.

Таким образом, налицо наличие двух статьей, устанавливающих фактически одну и ту же модель нормативного регулирования отношений, возникающих при причинении вреда в результате исполнения органами публичной власти своих функций.

Законодателем при формулировании соответствующей нормы права использовано не только перечисление существующих в России органов публичной власти, но и конкретизация правоохранительных органов, а также принимаемых ими процессуальных решений, способных повлечь причинение вреда гражданам или юридическим лицам.

Использование такого приема в случае изменения системы государственных органов или их компетенции, делегировании части своих полномочий иным лицам, переименования процессуальных решений, принимаемых правоохранительными органами, или дополнения соответствующих процессов иными стадиями влечет за собой необходимость внесения соответствующих изменений в ст.ст. 1069 и 1070 ГК РФ с увеличением и без того приличного перечня характеристик диспозиции. И хотя в упомянутые статьи ГК РФ до настоящего момента не вносились изменения, это не является гарантией того, что в этом не будет необходимости, поскольку примененный терминологический прием, по нашему мнению, свидетельствует о низкой устойчивости действующей нормы права к изменению внешних факторов.

Анализ зарубежного законодательства свидетельствует об ином подходе при регулировании правоотношений, субъектом которых являются органы публичной власти.

Например, если говорить о тождественном примере, то ч. 8 австралийского Закона о гражданском праве (Правонарушения) (Civil Law (Wrongs) Act 2002) [9], устанавливающая правила ответственности публичных органов власти, использует понятие Public or Other Authority, которое можно перевести как «публичная или иная власть» или «орган публичной или иной власти».

Под таким субъектом, согласно статье «Определения» (Définitions), традиционно открывающей каждую из частей или разделов закона, понимается: орган государства; подразделение такового; территориальный орган власти; субъект, предусмотренный регламентом для этого пункта; любое юридическое лицо, которое выполняет функцию, предписанную регламентом для этого пункта.

Таким образом, лишь обозначив в начале структурного раздела закона характеристики термина, австралийский законодатель избежал необходимости повторения характеристик субъекта правоотношения в каждом случае его использования.

Можно встретить и еще более лаконичный подход.

Например, в австралийском Законе об изъятии земли и выплате компенсаций (Land Acquisition and Compensation Act 1986) [10], устанавливающем правила принудительного выкупа земельных участков, во всех случаях используется довольно лаконичное и простое понятие Authority. При этом под таковым, согласно предварительному разделу, именуемому Preliminary, понимается лицо или орган, который наделен законом правом на выкуп земли. Анализ положений закона свидетельствует о том, что в нем содержатся правила устанавливающие процедуры выкупа земельных участков для государственных нужд и определения их стоимости, а такие меры традиционно принимаются именно органами публичной власти в интересах общества или государства.

Австралия состоит из шести штатов и двух материковых территорий, каждые из которых имеют свой парламент и правительство. Как следствие, решение о выкупе земли, претворение которого в жизнь регламентируется вышеупомянутым законом, может быть принято органами публичной власти как самой Австралии, так и одного из ее субъектов, равно как и организациями, которым такое право будет делегировано. Однако использованный терминологический прием предполагает распространение установленных универсальных нормативных предписаний к каждому из таких случаев, независимо от уровня, на котором такое решение было принято.

При такой терминологической конструкции закона, в случае необходимости наделения какого-либо иного органа власти, должностного лица или любого иного субъекта полномочиями по выкупу земельных участков или исключении данного вопроса из их полномочий, достаточно лишь изменить их компетенцию, а положения проанализированного закона будут применяться к ним по умолчанию.

Заключение

Изложенная модель регулирования, на наш взгляд, отвечает признакам устойчивости и эффективности, что способствует формированию единообразной практики применения закона и толкования его норм. Кроме того, такой подход представляется более простым и универсальным, так как позволяет избежать ненужного перечисления всех субъектов правоотношений и их характеристик, столь часто наблюдаемого в российском законодательстве и утяжеляющего норму права.

К слову, обратившись к Земельному кодексу РФ, регламентирующему процедуры выкупа земельных участков для государственных или муниципальных нужд, увидим все то же понятийное многообразие и использование терминов «исполнительный орган государственной власти», «орган государственной власти», «исполнительный орган местного самоуправления», «орган местного самоуправления», «федеральный орган исполнительной власти» и «орган исполнительной власти». При этом во многих случаях упоминание органов государственной власти и органов местного самоуправления идет с использованием союза «или», что фактически уравнивает таковые в правах и обязанностях.

Подводя итог, следует признать, что в приведенном примере, примененный австралийским законодателем прием, выражающийся в использовании в тексте закона обобщающего понятия при описании публичной власти, как субъекта регулируемых правоотношений, способен универсализировать нормативное предписание, что в конечном счете положительно сказывается на практике применения нормы, а в долгосрочной перспективе и на ее стабильности.

Список литературы

1. Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. М.: Юрид. литература, 1981. Т. 1. 359 с.

2. Байтин И. И. Сущность права (Современное нормативное правопонима-ние на грани двух веков). М.: Право и государство, 2005. 544 с.

3. Вопленко Н. Н. Очерки общей теории права. Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2009. 896 с.

4. Гунич С. В. Системность и точность юридической терминологии в сфере конституционно-правового регулирования // Журнал российского права. 2021. № 7. С. 41 - 53.

5. Кашаиииа Т. В. Юридическая техника: учебник. 2-е изд., пересмотр. М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. 496 с.

6. Краснов Ю. К., Надвикова В. В., Шкатулла В. И. Юридическая техника: учебник. М.: Юстицинформ, 2014. 536 с.

7. Руева Е. О. Актуальные проблемы нормотворческой юридической техники на примере КоАП РФ // Административное право и процесс. 2017. № 8. С. 20 - 24.

8. Салтыков К. Г. Семантизация термина в юридическом тексте // Современное право. 2015. № 11. С. 5 - 10.

9. Civil Law (Wrongs) Act 2002. - Текст: электрон. URL: https://www. legislation.act.gov.au/View/a/2002-40/current/html/2002-40.html (дата обращения: 21.11.2022).

10. Land Acquisition and Compensation Act 1986 - Текст: электрон. URL: https://content.legislation.vic.gov.au/sites/default/files/6464ca6a-a019-3207-96fd-d8a4ab4b834e_86-121aa054%20authorised.pdf (дата обращения: 21.11.2022).

References

1. Alekseyev S.S. Obshchaya teoriya prava [General theory of law], In 2 vols. Moscow: Yurid. literatura, 1981, vol 1, 359 p. (In Russ.)

2. Baytin I.I. Sushchnost' prava (Sovremennoye normativnoye pravoponimaniye na grani dvukh vekov) [Essence of law (Modern normative legal understanding on the verge of two centuries)], Moscow: Pravo i gosudarstvo, 2005, 544 p. (In Russ.)

3. Voplenko N.N. Ocherki obshchey teorii prava [Essays on the general theory of law], Volgograd: Izd-vo Volgo-gradskogo gos. un-ta, 2009, 896 p. (In Russ.)

4. Gunich S.V. [Consistency and accuracy of legal terminology in the field of constitutional and legal regulation], Zhurnal rossiyskogo prava [Journal of Russian law], 2021, no. 7, pp. 41-53. (In Russ., abstract in Eng.)

5. Kashanina T.V. Yuridicheskaya tekhnika: uchebnik [Legal technique: textbook], 2-ye izd., peresmotr. Moscow: Norma; INFRA-M, 2011, 496 p. (In Russ.)

6. Krasnov Yu.K., Nadvikova V.V., Shkatulla V.I. Yuridicheskaya tekhnika: uchebnik [Legal technique: textbook], Moscow: Yustitsinform, 2014, 536 p. (In Russ.)

7. Ruyeva Ye.O. [. Actual problems of rule-making legal technique on the example of the Code of Administrative Offenses of the Russian Federation], Administrativnoye pravo i protsess [Administrative law and process], 2017, no. 8, pp. 20-24. (In Russ., abstract in Eng.)

8. Saltykov K.G. [Semantization of the term in the legal text], Sovremennoye pravo [Modern law], 2015, no. 11, pp. 5-10. (In Russ., abstract in Eng.)

9. Civil Law (Wrongs) Act 2002. available at: https://www.legislation.act.gov.au/ View/a/2002-40/current/html/2002-40.html (accessed 21 November 2022).

10. Land Acquisition and Compensation Act 1986 available at: https://content.legislation.vic.gov.au/sites/default/files/6464ca6a-a019-3207-96fd-d8a4ab4b834e_86-121aa054%20authorised.pdf (accessed 21 November 2022).

Methods of Using Legal Terms in the Laws of Russia and Australia:

a Comparative Analysis

V. Yu. Turanin, Dr. Sci. (Law), Professor, Head of Department of Theory and History of State and Law, Belgorod State National Research University, Belgorod, Russia;

turanin@bsu.edu.ru

D. A. Volkov, Senior Lecturer, Forensics Department, Saint Petersburg University of the Ministry of the Interior of Russia,

Saint-Petersburg, Russia; demonhik2005@yandex.ru

The role and significance of legal terminology as the means of legal technique are considered. It is noted that it is the unity of the use of legal terminology that leads to the uniformity of the application of the rules of law, which, in turn, affects the stability of the entire legal system. To illustrate, a comparison is made of the methods of constructing terminology used by the Russian and Australian legislators in the regulation of public relations, one of the subjects of which is public authority. It has been established that in Australian legislation, in contrast to the legal and technical methods used in Russia, in such cases a single generalizing concept of "public power" is used, which makes it possible to avoid a detailed enumeration of its structural elements in the text of the law. This technique allows universalizing the legal provisions contained in the law and increases their durability.

Keywords: legal technique; legal terminology; rules of law; legal and technical methods; legislative activity.

© В.Ю. Туранин, 2023 © Д. А. Волков, 2023 Статья поступила в редакцию 01.12.2022

При цитировании использовать:

Туранин В. Ю., Волков Д. А. Приемы использования юридических терминов в законах России и Австралии: сравнительный анализ // Право: история и современность. 2023. Т. 7, № 2. С. 157 - 164. doi: 10.17277/pravo.2023.02.pp.157-164