CC BY
105
Список литературы
1. Баевский В. С. Метафорические и метонимические свойства тропов. СПб., 2006.
2. Голуб И. Б. Стилистика русского языка. М.: Айрис-пресс, 1997. 240 с.
3. Евгеньева А. П. О некоторых поэтических особенностях русского устного эпоса XVШ-XIX вв. //
Труды Отдела древнерусской литературы, Т. VI. М.-Л., 1948. С. 154-192.
4. Зарецкая Е. Н. Деловое общение. М., 2002. М.: Демо, 2002. 695 с.
5. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1999. 287 с.
6. Ножкина Э. М. Разговорная речь в системе функциональных стилей современного русского лите-
ратурного языка / под ред. проф. О. Б. Сиротининой. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1992. 311 с.
7. Пеньковский А. Б. Очерки по русской семантике. М.: Языки славянской культуры, 2004. 464 с.
8. Харченко В. К. Спонтанная коммуникация: В поисках языкового позитива // Русская словесность, 2007. № 3. С. 53-57.
9. Храпченко М. Б. Язык художественной литературы. Статья первая // Новый мир, 1983, № 9.
10. Цимбал С. Театральные мемуары: (Вступит. статья к книге "Веригина В. П. Воспоминания") Л.: Искусство, 1974.
11. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1927. Вып. 2.
Источник
12. Веригина В. П. Воспоминания. Театральные мемуары: Л., 1974. 327 с. (Цитирование языкового материала по книге).
УДК 418.2 + 8.08 ББК 81.07 + 83.011.7
Н. Ю. Чугунова
г. Чита
Приемы архитектоники как элемент стиля текста жанра non-fiction (на материале автобиографической прозы А. Рекемчука)
Статья посвящена одному из аспектов организации прозы non-fiction - приемам архитектонического построения. На материале автобиографической прозы А. Рекемчука подтверждается мысль о том, что ряд специфических признаков, характеризующих текст жанра non-fiction, обусловливает своеобразие архитектонического членения целого текста. Субъективированность, ассоциативность и эмоциональность повествования определяют разнообразие приемов архитектоники как элемента стиля текста жанра non-fiction.
Ключевые слова: проза non-fiction, композиция, архитектоника, образ рассказчика.
N. Yu. Chugunova
Chita
Architectonics Devices as an Element of Non-fiction Text Style (Based on Autobiographic Prose by A. Rekemchuk)
The article deals with the devices of architectonics construction which represent an aspect of non-fiction prose organization. Having analyzed the autobiographic prose by A. Rekemchuk we have arrived at the conclusion that a number of specific features characterizing the non-fiction text determine the peculiarity of architectonics articulation of the text. Associativity, emotionality and subjectified character of the narration determine the variety of architectonics devices representing an element of non-fiction text style.
Keywords: non-fiction prose, composition, architectonics, image of the narrator.
В теории о языке словесного произведения важным остается вопрос о его архитектонике. Некоторые исследователи рассматривают архитектонику текста как понятие, синонимичное композиции, структуре текста.
Существует множество определений архитектоники текста. В словарях под архитектоникой понимается «построение
художественного произведения», которое объединяет в себе «соотношение частей произведения, расположение и взаимную связь его компонентов (слагаемых), образующих вместе некоторое художественное единство. Приемы архитектоники составляют один из существенных элементов стиля (в широком смысле слова) и вместе с ним являются соци-
ально обусловленными. В пределах одного и того же литературного стиля приемы архитектоники изменяются в зависимости от жанра (роман, повесть, рассказ, поэма, драматическое произведение, лирическое стихотворение). Каждый жанр характеризуется рядом специфических признаков, требующих своеобразного построения».
Архитектоника, или внешняя композиция текста, является одним из предметов изучения филологического анализа текста и определяется в нем как «членение текста на определенные части (главы, подглавки, абзацы, строфы и пр.), их последовательность и взаимосвязь» [5, с. 45]. По теории А. И. Горшкова, архитектоника - это внешняя форма строения произведения словесности, расположение его частей: пролог, эпилог, глава, часть, книга, том [4, с. 141]. А. И. Горшков отмечает, что архитектоника напоминает объемно-прагматическое членение текста [4, с. 141], предложенное основателями «лингвистики текста». В объемно-прагматическом членении учитывается объем произведения и особенности восприятия его читателем. Данная теория предполагает разделение текста на том, книгу, часть, главу, главку, отбивку (отмечается пропуском нескольких слов), абзац и сверхфразовое единство.
И. Р. Гальперин пишет, что характер чле-нимости текста зависит от многих причин, «среди которых не последнюю роль играет размер частей и содержательно-фактуальная информация, а также прагматическая установка создателя текста» [3, с. 50]. Объемнопрагматическое членение текста перекрещивается с контекстно-вариативным. В нем выделяются следующие формы речетворческих актов: 1) речь автора: а) повествование,
б) описание природы, внешности персонажей, обстановки, ситуации, места действия и пр.,
в) рассуждения автора; 2) чужая речь: а) диалог (с вкраплением авторских ремарок), б) цитация; 3) несобственно прямая речь [4, с. 52].
Объемно-прагматическое и контекстновариативное членение взаимообусловлено и имплицитно раскрывает содержательноконцептуальную информацию.
В статье на материале автобиографической прозы А. Рекемчука рассмотрим особенности архитектоники текста жанра nonfiction.
В романе «Мамонты» традиционное линейное повествование модифицируется в тексте в логически непоследовательное движение линии повествования с неожиданными разрывами, внезапными переходами от одних мыслей и воспоминаний к другим,
иногда совершенно не связанным с общей содержательно-фактуальной информацией. Действие романа начинается с середины, повествование течет быстро, от одного временного плана к другому, также замечается внешняя несоразмерность частей текста. Эти свойства архитектоники текста жанра nonfiction, по нашему мнению, обусловлены выбором автора жанра и стиля произведения. Несколько хаотичное расположение частей целого текста и раскрываемых в них мыслей, эпизодов призвано отражать феномен человеческой памяти.
Роман делится на пять глав, которые отделены друг от друга пробелами. Каждая глава разбита на подглавки, которые в свою очередь членятся на тематические смысловые отрезки, также разделенные пробелами. Отрезки эти могут представлять собой одно или несколько предложений. Каждый такой отрезок условно можно назвать тематически-композиционным. С одной стороны, это законченная мысль; с другой - через несколько подобных отрезков эта мысль имеет свое продолжение.
Архитектоническое членение текста в романе может носить причинно-следственный характер. Например, один из тематических смысловых отрезков в главе «Лики» заканчивается строками: «Тюрик, может быть, ты хочешь купить мороженого? Мороженщица стоит на углу, слева от арки, от подворотни.
Я заскакал вверх по ступенькам, которые вели из пещеры на улицу» [6, с. 553]. Следующий тематически смысловой отрезок начинается фразой: «Мороженщица и впрямь оказалась совсем близко, рядом с домом, где мы гостевали...» [6, с. 553].
Совершенно очевидно, что разрыва повествования между отрезками текста нет, и, тем не менее, А. Рекемчук нашел нужным членить текстовый континуум. Постараемся найти здесь прагматическую установку автора, для этого проведем анализ отдельных мест данных фрагментов прямо или косвенно способствующих членению текста: «Отец был занят на службе, а я оставался на попечении Лидии Михайловны, его новой жены. Она работала в Киевской филармонии» [6, с. 550]; «Я слизывал кончиком языка прохладную и волшебную сладость, наблюдая за тем, как она подтаивает то с одного бока, то с другого, превращаясь из зернистой плоти в тягучие потеки, как влажнеют тягучие корочки вафель, которые следовало откусывать по крохам, чтобы они не размякли, чтоб мороженое, боже упаси, не выскользнуло из этих корочек и не плюхнулось наземь, обрызгав башмаки.» [6, с. 554].
Проследив развертывание текста, мы считаем, что основанием для его членения является переключение повествования с описания одного объекта - Лидии Михайловны, на другой - «прохладную волшебную сладость». Членение текста в данном случае выявляет не только раздельность эпизодов, но и выявляет отношение автора к описываемым фактам.
Так же неожиданно повествование прерывается в главе «Узы родства». Здесь один из тематически-композиционных отрезков заканчивается так: «Санька едва куском не подавился: ишь, пролетарий выискался! С эдакой буржуйской бабочкой. Маму Галю тоже разбирал смех» [6, с. 258]. Следующий тематически-композиционный отрезок начинается со слов: «Не сдержал хохотка и Зигфрид Кюн, сидевший со мною рядом. Да, я знал по личному опыту, что такое кинопробы» [6, с. 258].
На первый взгляд, членение автором данного фрагмента текста является необоснованным. Но проведя сопоставительный анализ двух композиционных отрезков, приходим к выводу, что основанием для членения текста послужили разные формы повествования (в первом случае повествование построено от 3-го лица, во втором - от 1-го, что обусловливает наличие двух речевых потоков рассказчика - условно объективированного и субъективированного).
Еще одной причиной членения автором текста романа служит принцип воссоздания времени и пространства. Роман «Мамонты» отличается фрагментарностью повествования. Описываемое в тексте время и пространство отличается неоднородностью и характеризуется резкими смещениями, «пропусками» изображаемых событий. По нашему мнению, такая организация текста призвана передать особенности течения биографического времени, выражать эмоциональную напряженность повествования. Приведем примеры, где членение текста обусловлено различием временного и пространственного континуумов:
1) «В 1932 году мы переехали из Одессы в Киев» [6, с. 232], «Много лет спустя, когда уже и я был не молод, а мама и вовсе стара.» [6, с. 232];
2) «Тогда в семидесятых, в Тунисе, я не задумывался об этом, поскольку даже представления не имел о тех страстях, разыгравшихся в Марокко» [6, с. 450]; «В 2003 году на книжной ярмарке в Доме художника, что у Крым-
ского моста, я купил только что вышедший из печати «Бизертинский морской сборник» -избранные страницы летописей, которые в самом начале двадцатых вели русские моряки, волей судеб оказавшиеся на чужбине» [6, с. 451];
3) «С утра пораньше отправился в Кремль. Именно там в этот зимний день - 3 декабря 1982 года - должен был состояться Объединенный пленум творческих союзов: писатели, композиторы, художники, кинематографисты, все тут» [6, с. 557]; «А тогда - десятью годами раньше, когда я был в святых местах, в Ливане, - когда мы ждали там, что вот-вот достроят магазин советской книги, который нам предстояло торжественно открыть, -представитель «Международной книги» в Бейруте Василий Васильевич Глуховский пригласил нас развлечься» [6, с. 563]; «Странно, черт возьми, но приблизительно в то же самое время, когда Рамон Меркадер убил ледорубом Троцкого, а я был примерно в том же возрасте, что и сынишка Глуховского, -как раз тогда, летом сорокового, я гостил на даче у нашей доброй знакомой, у тети Лили, которая доживала век в деревенском доме под Харьковом, в Мерефе» [6, с. 565].
Приведенные фрагменты текста обладают дискретностью и образуют определенные временные и пространственные блоки за счет: хронологических помет (1932 год, 2003 год, 3 декабря 1982 года, в семидесятых, летом сорокового и пр.); слов, с неопределенным временным значением (много лет спустя, тогда, приблизительно в то же самое время); обозначения места действия (Киев, Тунис, книжная ярмарка в Доме художника, у Крымского моста, на даче под Харьковом, в Мерефе).
Отметим, что резкие переходы от одного временного плана к другому, от одного композиционного отрезка к последующему носят здесь ассоциативный характер. Тематически композиционные отрезки в романе «Мамонты» могут отделяться друг от друга в связи с разностью их пространственновременного континуума. Многомерность и обратимость временных плоскостей обусловливает множественность временных точек видения в структуре текста. Таким образом, художественное время в тексте жанра nonfiction обратимо (автор воскрешает события прошлого), многомерно (действие разворачивается в разных временных плоскостях) и нелинейно (рассказ о событиях прошлого нарушается рассуждениями, комментариями).
Точка отсчета, определяющая в тексте смену временных планов, подвижна и постоянно перемещается.
Еще одним поводом для членения текста жанра non-fiction является появление в структуре повествования рассуждений рассказчика. В таких композиционных отрезках, обладающих автономностью, происходит усиление публицистичности, за счет введения в дискурс рассказчика публицистического и разговорного словесных рядов. Публицистический словесный ряд выполняет функции сообщения и воздействия, а разговорный -экспрессивную функцию. Обратимся к примерам: «Из-за собственной бестолковости я упустил тот срок, когда можно было зарыться в архивные папки, послать запросы туда-сюда, поговорить со сведущими людьми.
Впрочем, если сказать по правде, меня все это и не слишком интересовало. В молодые годы я пребывал в глубоком убеждении, что род начинается с меня. Лишь в более поздние годы приходит понимание, что личная судьба всерьез зависит от того, что на роду написано. И от этого никуда не деться. Ведь сказано: от судьбы не уйдешь. И лучше бы знать, что там записано.» [6, с. 42].
В данном примере разговорный словесный ряд выражен словом с негативной, неодобрительной окраской «бестолковость», разговорной синтаксической конструкцией с вводным словом «впрочем, если сказать по правде», наречиями «туда-сюда». Публицистический словесный ряд формируют словосочетания «упустить срок», «говорить со сведущими людьми», «пребывать в глубоком убеждении», «приходит понимание»; а также употребление в речи рассказчика обобщенно-личного предложения «от судьбы не уйдешь». Графический словесный ряд (термин Г. Д. Ахметовой) выражен курсивом в слове «знать» и в словосочетаниях «род начинается с меня», «на роду написано», акцентируя внимание читателя на данных понятиях. В дискурс рассказчика, посвященный рассуждениям на ту или иную тему, часто вводится графический словесный ряд, поэтому курсив можно рассматривать как один из способов организации образа рассказчика.
Приведем пример из повести «Пир в Одессе после холеры»: «Было ли в том пред-начертанье судьбы? Или подсознательное ощущение вины лишь за то, что родился на свет? Или то был инстинкт покорной жертвенности, который вообще характерен для «совков»? Готовность разделить удел поко-
лений? Не знаю. Я до сих пор мучаюсь этой загадкой.
Пожалуй, все вместе - плюс стечение обстоятельств» [7, с. 142].
Данный тематически-композиционный отрезок, состоящий из нескольких предложений, так же выделен в повествовании рассказчика. Предшествующий представленному композиционному отрезку фрагмент текста приводит рассказчика к размышлениям, выраженным в форме монолога. На отношение приведенного отрезка к функциональносмысловому типу речи - рассуждению, указывает употребление в дискурсе рассказчика вопросительных предложений, вводного слова «пожалуй», повторяющегося союза «или».
Внутри контекста наблюдается членение высказывания «Было ли в том предначерта-нье судьбы? Или подсознательное ощущение вины лишь за то, что родился на свет? Или то был инстинкт покорной жертвенности, который вообще характерен для «совков»? Готовность разделить удел поколений?» Расчлененность вопросительной структуры создается за счет прерывания синтагматической цепочки путем увеличения длительности пауз между компонентами предложений, фиксируемых вопросительными знаками вместо запятых.
О подобном членении синтаксической структуры пишет Н. С. Валгина. Она отмечает, что в результате подобного дробления «общий облик современного синтаксического оформления текста резко меняется: фразы-высказывания становятся более динамичными, актуализированными» [2, с. 186].
Архитектоническое членение текста романа определено также выделением из общего потока повествования диалогов. Например: 1) «Я спросил сестру:
- Вы не были знакомы с Дмитрием Темкиным?
- Была. Однажды в Лондоне он приходил ко мне в гости вместе с Джерри Севастьяновым, нашим общим другом. Между прочим, Джерри - племянник Станиславского.
- А о чем вы разговаривали?
- Сейчас уже не помню» [6, с. 418];
2) «А мой собственный сын - тоже Андрей, в честь прадеда, - когда подрос, и я уже писал об этом, - однажды спросил меня:
- Папа, а как он выглядел - твой отец, мой дед? Вот я ношу его фамилию, но даже не знаю, каким он был. Прадеда на фотке видел, а деда нет. Ну, хоть примерно, на кого, скажем, из киноактеров он был похож?
- На Алена Делона, - не колеблясь, ответил я.
Почему же я ответил именно так? Сработала подсознанка? Ведь он вовсе и не был похож на Алена Делона. Не больше, чем я» [6, с. 566].
В приведенных примерах причиной для выделения диалогической речи из общего континуума текста, по нашему мнению, служит смещение точки видения из сферы рассказчика в сферу персонажа. В первом примере к словам-сигналам, указывающим на сферу сознания героини, можно отнести наречия, с неопределенным временным значением (однажды, сейчас) и вводное словосочетание (между прочим). Во втором случае на субъективность речевой сферы персонажа указывает разговорный словесный ряд, выраженный разговорными синтаксическими конструкциями «Вот я ношу его фамилию, но даже не знаю, каким он был. Прадеда на
фотке вцдел, а деда нет. Ну, хоть примерно, на кого, скажем, из киноактеров он был похож?».
Таким образом, причиной для архитектонического членения текста жанра non-fiction может послужить перемещение точек видения из речевой сферы рассказчика в сферу персонажа.
Сделаем некоторые выводы. А. Рекемчук отвергает традиционно заданную связность описания жизненного пути - ей противопоставляется прерывистость и фрагментарность повествования, включающего воспоминания и размышления. Характерными чертами текста жанра non-fiction является ярко выраженная субъективность, ассоциативность и эмоциональность. Такая организация повествования обусловила разнообразие приемов архитектоники как элемента стиля текста жанра non-fiction.
Список литературы
1. Ахметова Г. Д. Языковая композиция художественного текста (проблемы теоретической феномена-лизации, структурной модификации и эволюции на материале русской прозы 80-90-х гг. XX в.). М.; Чита: Изд-во ЗабГПу, 2002. 264 с.
2. Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке. М.: Логос, 2001. 303 с.
3. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981. 139 с.
4. Горшков А. И. Русская стилистика и стилистический анализ произведений словесности. М.: Изд-во Лит. ин-та им. А. М. Горького, 2008. 544 с.
5. Николина Н. А. Филологический анализ текста: учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. М.: Академия, 2003. 256 с.
6. Рекемчук А. Е. Мамонты. М.: МИК, 2006. 600 с.
7. Рекемчук А. Е. Пир в Одессе после холеры: Повести. М.: МИК, 2003. 368 с.
УДК 801-17. 022 ББК 81.411.2-0
А. А. Юнаковская
г. Омск
«Язык города»: основные компоненты и их функционирование (на материале г. Омска)
Статья представляет собой краткий обзор отечественных работ, рассматривающих речь горожан, а также характеристику подходов изучения составляющих общерусского языка в границах города. Отмечены нерешенные до сих пор вопросы исследования городской речи.
На материале г. Омска рассматриваются уровни взаимодействия его жителей, которые могут быть как общими («код города», локальные показатели), так и социально ограниченными. При этом для всех видов городской речи ядро образует тема «человек». Однако средства его отображения и сфер его интересов отличаются степенью нейтральности -сни-женности (инвективности).
Ключевые слова: «язык города», «код города», нейтральный, сниженный.
