CC BY
295
В. В. Ефимова
ПРИЧИНЫ ВВЕДЕНИЯ И ОТМЕНЫ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВ ПРИ АЛЕКСАНДРЕ I
В статье речь пойдет о генерал-губернаторствах, назначенных в 1819 г. Александром I, согласно проекту «Учреждения наместничеств» 1816 г., на которые была разделена Российская империя. На сегодняшний момент в историографии существует достаточно версий причин, побудивших сначала Александра I восстановить институт генерал-губернаторов в качестве повсеместного1, а затем Николая I отменить его в качестве такового, при этом сохранив его в столицах и некоторых регионах империи. Однако пока не изучена история всех созданных в рамках «генерал-губернаторского проекта» округов, нельзя полагать, что нам известны до конца все мотивы и причины, как их введения, так и упразднения. Это обстоятельство, в свою очередь, не дает возможности считать и нашу попытку окончательной. Однако в решении любой научной проблемы периодически нужно делать обобщения с учетом вновь накопленного исторического знания. В данной статье мы попытаемся прибавить к уже существующим версиям свою, основанную на исследовании истории генерал-губернаторства Архангельского, Вологодского и Олонецкого, просуществовавшего на Европейском Севере с 1820 по 1830 г. и включавшего в себя исключительно «великорусские» губернии, то есть губернии, управляющиеся на основании «Учреждений для губерний» 1775 г., с учетом «некоторых перемен», внесенных указом 9 сентября 1801 года2.
За отправную посылку возьмем утверждения, принадлежащие Д. И. Раскину и К. С. Чернову. Первый из них считает: «Преобладающим мотивом российской государственной мысли в первой четверти XIX в. применительно к системе мест-
1 Нам близка точка зрения В. Г. Арутюняна, который полагает, что реализация «генерал-губернаторского проекта» началась с назначения 4 ноября 1819 г. А. Д. Балашова на должность генерал-губернатора Рязанского, Тульского, Орловского, Воронежского и Тамбовского, а завершилось назначением 30 августа 1825 г. А. Н. Бахметьева генерал-губернатором Нижегородским, Казанским, Симбирским, Саратовским и Пензенским. По мнению исследователя, этот проект не был до конца реализован из-за внезапной смерти императора. (Арутюнян В. Г. 1) Генерал-губернаторства в начале 1820-х годов // Вестник Московского университета Сер. 8. История. 2005. № 4. С. 79-80; 2) Генерал-губернаторства при Александре I: Дис. ... канд. ист. наук. М., 2008. С. 107-108, 225-235).
2 Именно этим указом были четко определены губернии, на «особенных правах управляемые». Архангельская, Вологодская и вновь восстанавливаемая этим указом Олонецкая губерния не были причислены к таковым. Однако указ подтвердил пограничный статус Архангельской губернии, в силу чего Александр I сохранил в ней одновременно две должности — гражданского губернатора и военного губернатора с подчинением первого — второму (Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. (Далее — ПСЗ-І) Т. 26. № 20 004; Попов Г. П. Губернаторы Русского Севера. Архангельск, 2001. С. 477-482).
© В. В. Ефимова, 2013
ного управления было признание невозможности эффективно управлять из центра несколькими десятками губерний. Отсюда следовала идея о необходимости создания укрупненных округов, управляемых или, по крайней мере, контролируемых особо доверенными сановниками». Второй уточняет, что «главным содержанием послевоенного курса внутренней политики самодержавия стал вопрос о выработке механизмов управления территориями, то есть о создании эффективной модели системы местного управления, построенной на основе принципа разделения властей»3.
Итак, имеющиеся на сегодня оригинальные исследования по данной теме4 позволяют сгруппировать причины введения института генерал-губернаторства в качестве повсеместного в несколько блоков.
Первый блок причин обусловлен последствиями введения в 1802 г. министерской системы управления. Свои мнения на этот счет исследователи строили на анализе записок и проектов разных государственных деятелей, но, в первую очередь, В. П. Кочубея и М. М. Сперанского. С одной стороны, утверждается, что после упразднения Павлом I института генерал-губернаторов и введения Александром I министерств, в системе государственного управления Российской империи нарушилось «единство надзора», а в губерниях — «единство начальства», в силу чего все местное управление пришло в расстройство и поэтому требовалось «сообразовать» губернскую администрацию с высшими и центральными государственными учреждениями, реформа которых была проведена в 1802-1812 годах5.
3 Институт генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи: В 2 т. Т. 1. СПб., 2001. С. 78 (глава 3 коллективной монографии написана Д. И. Раскиным); Раскин Д. И. Система институтов Российской имперской государственности конца XVIII - начала XX вв.: Дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 2006. С. 59; Чернов К. С. Забытая конституция: «Государственная Уставная грамота Российской империи». М., 2007. С. 122.
4 Мы имеем в виду работы, написанные на основе непосредственного изучения авторами не только законодательных, но и архивных источников. Поэтому позволим себе не ссылаться на статьи Б. В. Ме-жуева и А. Г. Трифонова (2000), А. В. Гайды (2000), С. С. Секиринского (2001), А. А. Левандовского (2001), С. В. Кодана (2005), которые носят либо популяризаторский характер, то есть написаны «по поводу» создания в 2000 г. института представителя Президента Российской Федерации, либо откровенно компилятивны.
5 Градовский А. Д. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры // Собр. соч. Т. 1. СПб., 1899. С. 291; Институт генерал-губернаторства. С. 67-71,78; Лысенко Л. М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи. М., 2001. С. 66-69; Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I. С. 81-83, 252; LeDonne J. P Russian Governors General. 1775-1825. Territorial or Functional administration? // Cahiers du monde russe. 2001. 42/1. P. 14. Позволим себе не согласиться с мнением К. Мацузато, который полагает, что в своей оригинальной статье американский исследователь ЛеДонн, «в отличие от традиционного мнения о противостоянии линейного и островного принципов (имеется в виду мнение, впервые высказанное А. Д. Градовским, в свою очередь, опиравшимся на высказывание министра финансов Е. Ф. Канкрина. — В. Е.) считает, «что крайне деконцентрированная функционально система министерств, в которой каждое местное учреждение подчинялось тому или иному центральному министерству, а не целому правительству, требовала, хотя бы на уровне макрорегионов, видимости межведомственной координации» (Ма-цузато К. Генерал-губернаторства в Российской империи: от этнического к пространственному подходу // Новая имперская история постсоветского пространства: Сб. ст. Казань, 2004. С. 438). Как нам представляется, ЛеДонн всего лишь развил мысль, высказанную еще в 1814 г. В. П. Кочубеем
0 необходимости «неотлагательного назначения» в губернии генерал-губернаторов, «дабы установить в губерниях единство начальства» (Цит. по: Шепелев Л. Е. Аппарат власти в России. Эпоха Александра
1 и Николая I СПб., 2007. С. 74). В другой своей статье ЛеДонн вновь тесно связывает министерскую реформу с административной, полагая, что последняя была «важным фактором административного объединения империи» с целью «унифицировать деятельность в губернских учреждениях, чтобы они слаженно работали в рамках конкретных министерств» (LeDonn J. P Administrative regionalization in the Russian empire. 1802-1826 // Cahiers du Monde russe. Janvier-mars. 2002. № 43/1. P. 6).
С другой стороны, обращается внимание, что произошедшее в результате реализации министерской реформы расширение полномочий министров, стало «в какой-то мере» задевать неограниченность власти императора, что и заставило Александра I искать «определенный противовес» этим полномочиям, прежде всего, в лице генерал-губернаторов6.
Важно заметить, что императором был найден и способ, как это сделать. Как отмечают исследователи, уже первый проект «Учреждения наместничеств», созданный в 1816 г. неизвестным автором (далее — «проект 1816 г.»), был пронизан идей о том, что полномочия наместников «должны уравновешивать власть министров»7. Более того, в своих разговорах с А. Д. Балашевым, состоявшихся между 1 ноября 1819 г. и 15 января 1820 г., то есть с момента его назначения на должность генерал-губернатора 5-ти внутренних губерний и до самого его отъезда к новой должности, царь весьма настойчиво внушал ему мысль о том, что он должен стать не только «ежеминутным инспектором всех частей Управления Гражданского», но и равным по своему статусу министрам8.
Дальнейшая теоретическая разработка правового статуса генерал-губернатора была поручена только что вызванному из Сибири М. М. Сперанскому. Логично будет предположить, что царь постарался и ему внушить свое видение должности генерал-губернатора во время своих бесед с ним в июне 1821 г., подобно тому, как это он делал во время встреч с А. Д. Балашевым.
В своем первом проекте «Примечания к проекту об учреждении намест-ничеств»9, как пишет В. Г. Арутюнян, М. М. Сперанский предложил считать институт генерал-губернаторов только в качестве «органа местного надзора», а сам «замысел Александра I, сводившийся к тому, чтобы прикрыть генерал-губернаторами недостатки местного управления, полагал изначально обреченным на неудачу»10. Однако реакция царя на эту критику «проекта 1816 г.» неизвестна, а чуть позже11 Сперанский напишет «Введение к Наместническому учреждению», в котором кардинально изменит свою позицию, признав необходимость «отдельного преобразования органов губернского надзора», которое надо провести еще до общей реформы губернского управления. Столь резкое изменение Сперанским своей позиции, лучше других сумел объяснить Д. И. Раскин, который полагает, что это было вызвано его «сложным положением по отношению к императору, уже давно и явно облюбовавшему мысль о введении наместничеств», и эти обстоятельства не позволяли ему «ни отказаться от поручения, ни безоговорочно отвергнуть главную мысль проекта. Тем более что с 1819 г. <...> в нескольких центральных губерниях основные принципы проекта уже начали применяться на практике»12.
В результате, полагают исследователи, именно во «Введении» М. М. Сперанский облек в более четкие правовые формы новый взгляд императора на должность генерал-губернатора, который теперь должен был стать исключительно
6 Институт генерал-губернаторства. С. 67.
7 Институт генерал-губернаторства. С. 74; Чернов К. С. Забытая конституция. С. 125.
8 Это наблюдение принадлежит В. Г. Арутюняну, который как нам представляется, лучше всех на сегодняшний день знает содержание личных бумаг А. Д. Балашова, относящихся к генерал-губернаторскому проекту. См.: Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I. С. 110, 114-118.
9 В. Г. Арутюнян полагает, что они написаны первыми, то есть в мае-июне 1821 г.
10 Арутюнян В. Г. М. М. Сперанский о генерал-губернаторствах в 1821 г. // Вестник Московского ун-та. Сер. 8. История. 2006. № 6. С. 29. Эту позицию автор повторил и в своей диссертации (см.: с. 130).
11 По предположению В. Г. Арутюняна — летом или осенью 1821 г.
12 Институт генерал-губернаторства. С. 78-79.
органом надзора, но при этом надзор этот отныне мог распространяться на действия не только местных губернских аппаратов во главе с губернаторами, как это было прежде, но и на действия министров. Сперанский по существу уравнял статус генерал-губернатора и министра. Потому он и утверждал во «Введении», что «местный главный надзор с того самого времени, как он установлен, то есть со времени общего учреждения, всегда признаваем был частию не Губернского, но Государственного Управления», что ныне «установление надзора более определенного, нежели тот, который предписан в общем учреждении, более местного, нежели общий надзор Сената, более непрерывного, нежели сенаторские обозрения, представляется необходимым для губерний как в видах настоящего их устройства, так и особенно в видах будущего их образования»; и установление такого надзора должно быть «установлением государственным», так как «оно есть ничто иное, как Министерство, действующее на месте и принадлежащее к общему всех Министерств составу, к Сенату. Таким образом, Министерское установление будет иметь два вида: один общий, в коем все дела разделяются по их предметам, другой — местный, в коем дела разделяются по округам». Сам же генерал-губернатор, считал Сперанский, будет принадлежать, «с одной стороны к составу Сената (I департамента), как член его, а, с другой стороны, к составу Министерского Комитета, как член сего Комитета»13.
Далее Сперанский попытался определить «пределы власти» генерал-губернатора, для чего ему потребовалось впервые на русском языке сформулировать, что есть надзор и управление. Однако первый же публикатор этой записки профессор Н. В. Калачев стал и первым критиком этих усилий М. М. Сперанского14. Его неизменно стали поддерживать и все позднейшие исследователи, начиная с А. Д. Градовского, подчеркивая, что даже бюрократический гений Сперанского не смог окончательно развести в должности генерал-губернатора функцию надзора и управления15.
Нельзя оставить без внимания тот факт, что именно в это же время — 9 и 30 июля 1821 г. — подали свои записки императору А. Д. Балашев и А. Ф. Кло-качев. Первая из них до сих пор не опубликована, а вторая, наоборот, несколько раз публиковалась под названием «Замечания относительно должности генерал-губернатора» и поэтому весьма часто упоминается в различных работах. Однако мало кто знает, что вопросу о подчинении надзору генерал-губернатора деятельности чиновников всех местных министерских учреждений Архангельский, Вологодский и Олонецкий генерал-губернатор А. Ф. Клокачев посвятил не одну, а несколько записок, представленных государю в мае-июле 1821 г. Такая активность Клокачева, по-видимому, не случайна. Д. И. Раскин полагает, что она была инициирована самим императором, собиравшим в 1821-1822 гг. от ряда действовавших генерал-губернаторов «отзывы о целесообразности и путях усовершенствования
13 Цит. по: Калачев Н. [В]. Разбор сочинения г. Андреевского «О наместниках, воеводах и губернаторах». СПб., 1867. (Приложение). С. 112-114.
14 Калачев Н. [В]. Разбор. С. 53.
15 Градовский А. Д. Исторический очерк учреждения генерал-губернаторств в России // Собр. соч. Т. 1. СПб., 1899. С. 320-321; Соколов К. Очерк истории и современного значения генерал-губернатора // Вестник права. Сент. 1903. Кн. 7. СПб., 1903. С. 163-167 (кстати, Соколовский даже считает, что Сперанский и не стремился отделить в своем проекте надзор от управления, встав «сразу и сознательно... на путь противоречий». — В. Е.); Институт генерал-губернаторства... С. 81; Арутюнян В. Г. М. М. Сперанский. С. 34.
генерал-губернаторского управления». Очень возможно, что эти записки были показаны и М. М. Сперанскому, который, как мы помним, с начала июня 1821 г. по указанию императора работает над усовершенствованием «проекта 1816 г.». Весьма примечателен, например, тот факт, что «Замечания» А. Ф. Клокачева совпадали с мнением Сперанского, изложенным во «Введении», в следующей части: оба предлагали не только распространить надзорную власть генерал-губернатора на управления, как пишет Сперанский, «кои собственно не принадлежат к губернскому составу, как-то: питейное управление, почтамты, их конторы, водяные сообщения, таможни и тому подобные», но разрешить ему «устранять, удалять и отрешать чиновников, уличенных в злоупотреблении», а также представлять к наградам, определять и утверждать всех губернских чиновников, за исключением «определяемых именными Высочайшими указами»16.
Третий же проект М. М. Сперанского «Учреждение областного управления», который был вручен царю, как считают Д. И. Раскин и В. Г. Арутюнян, 18 ноября 1821 г., был только развитием идей «проекта 1816 г.», которым автор придал более стройный юридический вид17. Но и этот проект, как известно, царь положил «под сукно».
Однако пока в 1821 г. втайне готовилось «Учреждение областного управления», вновь назначенные генерал-губернаторы А. Д. Балашев и А. Ф. Клокачев, согласно данным им царским рескриптам должны были до издания специально предназначенной для них инструкции руководствоваться «Учреждениями о губерниях» 1775 г., сенаторской инструкцией для ревизии губерний 1819 г. и «другими узаконениями о должности генерал-губернатора»18. Но, желая видеть в своих генерал-губернаторах лишь орган надзора, император не спешил наделить их формально соответствующим правовым статусом, то есть инструкцией, которую, между прочим, обещал дать в своем рескрипте А. Д. Балашову. На практике это неизбежно приводило к тому, как писал уже в апреле 1821 г. министр внутренних дел В. П. Кочубей графу Аракчееву, что «генерал-губернаторы сетуют, жалуются, бранятся, если не исключительно на них возлагается попечение о губерниях, им вверенных»19.
Второй блок причин введения института генерал-губернаторов в качестве повсеместного исследователи связывают с подготовкой «Государственной Уставной Грамоты Российской Империи» (далее — «Уставная грамота»). Основными источниками для данного утверждения являются заявления некоторых ближай-
16 В результате данное право, но с определенными оговорками, было предоставлено в великорусских губерниях 2 марта 1S23 г. Балашеву и S апреля 1S29 г. московскому военному генерал-губернатору Голицыну. Первому из них было разрешено на открывающиеся по Рязанской губернии вакансии назначать должностных лиц либо по его предложению, либо с его согласия. Второму было предписано «о занятиях праздных мест по разным частям управления» представлять через соответствующие министерства «о достойных и надежных чиновниках», способности и свойства которых «по главному местному ... управлению, более могут быть известны» (ПСЗ-I. Т. 3S. № 29 344; ПСЗ-II. Т. 4. № 2S09; Институт генерал-губернаторства. С. S3; LeDonn J. P Administrative regionalization. P. 24-25; Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I. С. 155, 187—191; Ефимова В. В. Олонецкая губерния под управлением генерал-губернатора А. Ф. Клокачева // Российская история. 2009. № 3. С. 146—147).
17 Институт. С. S1—S3; Арутюнян В. Г. М. М. Сперанский. С. 35—3S.
18 ПСЗ-I. Т. 37. № 2S06; № 2S202; Государственный архив Архангельской области (далее — ГА АО). Ф. 1367. Оп. 1. Д. 36. Л. 140.
19 Цит. по: Дубровин Н. Ф. Письма главнейших деятелей в царствование Александра I. Т. 1. СПб., 1SS3. С. 297.
ших сотрудников и современников Александра I, записки и проекты государственных деятелей, созданные в 1814-1819 гг., а также тексты самой «Уставной Грамоты» и сопровождавших ее документов. Первым, кто предположил, что проект «Уставной Грамоты» не был «кабинетным проектом далеким от жизни», был Г. В. Вернадский. Он считал, что «попытки создания наместнических или генерал-губернаторских округов» и, собственно, «балашовский опыт устройства образцового генерал-губернаторского округа на новых основаниях являлись как бы посредствующими звеньями единой и неразрывной цепи»20. Позже его активно поддержал С. В. Мироненко, который ввел в научный оборот воспоминания И. И. Дибича о том, что император Александр «хотел посредством учреждения генерал-губернаторств ввести конституционное управление.»21.
Как известно, в 1820 г. была готова вторая редакция «Уставной Грамоты». В проекте манифеста о ее введении собственно причины введения наместни-честв объяснялись весьма тривиально — необходимостью ускорить действия власти на местах, а также устранить злоупотребления и произвол местных властей. Однако анализ структуры «Уставной Грамоты» наводил на иную мысль. Как известно, она начинается с главы, в которой изложено устройство местного управления и которая называлась «Предварительные распоряжения» (курсив мой. — В. Е.)22. Согласно 1-й статье этой главы «Российское Государство» разделялось на «большие области, называемые Наместничества»23. Только одно это позволило Г. В. Вернадскому предположить, что именно с введения наместничеств Александр I намеревался начать реализацию «Уставной Грамоты». Истинная же цель ее состояла, по мнению Вернадского, в сглаживании политических противоречий между «автономными конституционными провинциями» Финляндией и Царством Польским и абсолютной и самодержавной Россией». Император, считает Вернадский, выбрал путь не упразднения автономии окраин, а распространения конституционного их устройства на всю империю24. Эту мысль недавно поддержал и С. Беккер, который полагал, что «Уставная Грамота» предполагала «полную однородность политической структуры империи, практически полностью пренебрегая этническим разнообразием России», в результате чего наместничества стали бы «винтиками в четко централизованной структуре»25.
Сегодня эту позицию поддерживают большинство занимающихся этой проблемой исследователей26. Выделим среди них оригинальную точку зрения К. С. Черно-
20 Вернадский Г. [В]. Государственная Уставная грамота Российской империи: Историко-юридический очерк. Прага, 1925. С. 10.
21 Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия. М., 1990. С. 40.
22 На эту странность в структуре «Уставной Грамоты» обратил особенное внимание А. В. Пред-теченский, который справедливо по этому поводу заметил: «Странным кажется, что первая глава, открывающая грамоту, содержит не провозглашение общих принципов, положенных в основу всего того, что излагается дальше, как это обычно бывает в подобного рода документах, а посвящена вопросу о новой организации местного управления, т. е. вопросу никак не первостепенной важности» // Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М.; Л., 1957. С. 387.
23 Цит. по: Минаева Н. В. Потаенные конституции России. М., 2010. (Приложение 2). С. 152.
24 Вернадский Г. [В.] Государственная Уставная грамота. С. 39-40, 45, 147.
25 Becker S. Projects for political reform in Russia in the first nineteenth century // Ab imperio. Казань, 2008. № 1. С. 136-137.
26 ШандраВ. С. Институт генерал-губернаторства в Украине XIX - начала XX вв.: Структура, функции, архивы канцелярий: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Киев, 2002. C. 22-23; Институт. С. 78; Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I. С. 103.
ва, который проведя тщательный источниковедческий и текстологический анализ всех трех редакций «Уставной Грамоты», пришел к убеждению, что в довоенный период невозможно было создать «Уставную Грамоту» (ее автор ассоциирует с «Уложением Государственных Законов». — В. Е.), так как в этот период отсутствовала «разработанная модель администрирования территорий, основанная на принципе разделения властей, то есть разграничения управленческих функций между различными уровнями административных органов». Исследователь приходит к выводу, что только к концу 1819 г. эта модель была создана27. Следовательно, только с 1819 г. началась разработка полномасштабного “непременного” закона, Уложения — “Государственной Уставной Грамоты”». Настоящей же целью «Уставной Грамоты», по мнению К. С. Чернова, было упрочение самодержавной власти и ее перерастание в надсословный институт, а сама Российская империя, несмотря на ее разделение на генерал-губернаторства и введение в них государственных советов и двухпалатных сеймов, как того требовала «Уставная Грамота», сохранила бы унитарный характер28. Если принять данную точку зрения, то круг мотивов и причин, которыми руководствовался Александр I в последнее десятилетие своего царствования, логично замыкается: у «конституционного» и «генерал-губернаторского» проекта была одна и та же цель — усиление власти монарха.
Нельзя пренебречь еще одной причиной, которой мог руководствоваться император, приступив с конца 1819 г. к повсеместному введению института генерал-губернаторов. В достаточно известном исследователям письме от 17 августа 1818 г., адресованном графу А. А. Закревскому, А. П. Ермолов писал: «Весьма любопытен слух о разделении на 12 наместничеств. Отличные места сии по крайней мере ту принесут пользу, что почетным образом можно удалить нашу братию из армии»29. Кстати, косвенным подтверждением догадки Ермолова может служить следующая выдержка из записки М. А. Балугьянского «Рассуждение об учреждении управления в губерниях»30, где тот пишет, что если законодатель не стремиться «к идеалу управления провинциального», которое и олицетворяет собой деление империи на 12-15 областей «с генерал-губернаторами и советами во главе, соединенных в союз», то единственная польза генерал-губернаторского управления состояла бы «только в умножении средств награждения для некоторых заслуженных генералов или статских высших чинов» (курсив автора записки. — В. Е. )31.
27 Автор имеет в виду «Проект учреждения областного управления», ставший результатом проведенной М. М. Сперанским «структуризации» разрозненных идей и материалов, родившихся в ходе дискуссии 1817-1819 годов.
28 Чернов К. С. 1) Забытая Конституция. С. 8, 10, 11, 76-80, 112, 127; 2) «Реформа администрации должна быть предпочтительнее конституции» // Российская история. 2009. № 4. С. 26. — Безусловно, что с данной точкой зрения не все согласны (Захаров В. Ю. Рец. на кн. К. С. Чернова «Забытая Конституция.» // Отечественная история. 2008. № 4. С. 190-195).
29 Цит. по: Предтеченский А. В. Очерки. С. 395-396. — Первым обратил внимание на это письмо, по-видимому, Г. Вернадский (Вернадский Г. [В]. Государственная уставная грамота. С. 35). Любопытно заметить, что из этого письма, более полно процитированного в диссертации В. Г. Арутюняна, видно, что Ермолов более ассоциирует генерал-губернаторов с Сенатом, т. к. далее пишет: «А как мы и за сии должности возьмемся с усердием, то со временем уподобимся Сенату» (Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре. С. 107).
30 Рассматривалась в Комитете 6 декабря 1826 г. в феврале 1828 г.
31 Материалы, собранные для высочайше учрежденной Комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. Отдел административный. Ч. 1. Материалы исторические и законодательные. Отд-е 1. Пар. 2. СПб., 1870. С. 13; Соколов К. Очерк истории. С. 169.
Несколько иначе интерпретирует причину введения генерал-губернаторств американский исследователь Дж. ЛеДонн, который, вероятно, первым из исследователей связал процесс образования в 1814-1815 гг. военных округов с идеей возникновения «проекта 1816 г.» В любом случае, как считает ЛеДонн, «ситуация изменилась после 1814 г. Именно в этом году регулярная армия вернулась в империю и была размещена на постоянные квартиры». Ее организация во внутренних губерниях, «напоминала региональную — деление на 2 армии, в свою очередь разбитые на армейские корпуса. Вероятнее всего, что регионализация вооруженных сил страны возродила споры о регионализации гражданского управления32. На рассмотрение было представлено множество проектов.»33.
В этой связи заслуживает пристального внимания и еще одно интересное замечание Дж. ЛеДонна. В частности, он утверждает, что предъявляемые правительством на практике «требования к генерал-губернаторам (особенно после указа Екатерины II от 13 июня 1781 г., закрепившего за одним генерал-губернатором 2-5 губерний. — В. Е.) постоянно следить за своими территориями, посещать органы управления, следить за их делопроизводством, проверять состояние казны и докладывать центральному правительству, какие изменения, по его мнению, необходимы, напоминают условия статута 1731 г., адресованного главному инспектору армии и трем его помощникам»34. Это замечание ценно в том отношении, что ЛеДонн впервые обращает внимание на новый правовой источник, из которого сначала Екатерина II, в развитие статуса генерал-губернатора, после 1775 г., а затем и Александр I могли подчерпнуть свой новый взгляд на эту должность. Ведь не случайно же в разговоре с А. Д. Балашевым 1 ноября 1819 г. император отождествил вновь назначаемых им генерал-губернаторов с «ежеминутными инспекторами».
Представляется, что можно выделить и еще один блок причин, сделавших идею назначения генерал-губернаторов «одной из заветных мыслей Александра I», который можно обозначить как геополитический. Сегодня такой подход активно разрабатывается Дж. ЛеДонном, С. Беккером и К. Мацузато35. Однако заметим, что они рассматривают институт генерал-губернаторов на более широком хронологическом срезе, на протяжении XVIII - начала XX века. Так, например, Дж. ЛеДонн еще в своих работах 1994 («Геополитический контекст русской иностранной политики: 1700-1917») и 1997 г. («Российская империя и мир, 1700-1917: геополитика расширения и сдерживания») попытался доказать, что российская территориальная экспансия в этот период была обусловлена геополитическими причинами. Он утверждает, что уже к XVI в. на евразийском пространстве сложилась Русская (Московская) срединная территория, естественными географически-
32 Правда в другом месте статьи он устанавливает обратную зависимость.
33 LeDonne J. P Russian Governors General... P. 14, 28. В другой статье он развил эту мысль (LeDonn J. P Administrative regionalization. P. 11-14).
34 LeDonn J. P. Administrative regionalization. P. 21.
35 Впрочем, геополитический контекст внутренней политики стали активно разрабатывать и современные российские исследователи. Но если, в своей докторской диссертации Л. М. Лысенко лишь вскользь упомянула о нем, заявив, что в XVIII-XIX вв. «преобладали геополитические, а не экономические мотивы присоединения различных окраин» (Лысенко Л. М. Губернаторы и генерал-губернаторы в системе власти дореволюционной России: Дис. . д-ра ист. наук. М., 2001. С. 195), то И. В. Зеленина свою монографию уже полностью посвятила геополитическим аспектам истории Российской империи (Зеленина И. В. Геополитика и геостратегия России (XVIII - первая половина
XIX века). СПб., 2005).
ми пределами которой были территории, населенные кочевниками-скотоводами, то есть бескрайние степные районы Юго-Востока, и малопригодные для жизни районы Крайнего Севера (курсив автора. — В. Е.). Экспансию можно было продолжить только на восток, запад и юг. Для нас особенно важно в этих работах то, что автор отмечает активную роль генерал-губернаторов в расширении границ империи в XVIII-XIX веках36.
В своих позднейших работах ЛеДонн продолжает развивать эту тему. Обращаясь к веку Екатерины II, веку обширных территориальных приобретений, исследователь полагает, что именно они заставили императрицу нарушить свой первоначальный план, заложенный в «Учреждениях» 1775 г., и сделать в 1781 г. наместников (генерал-губернаторов) «не местными», а «региональными представителями власти»37. Однако заметим, что и на вновь приобретенных территориях императрица предполагала ввести такое же деление на губернии, впрочем, учтя в их устройстве «особо конфирмованные привилегии» или иные особенности38. Наиболее ярким доказательством этих замыслов служит следующий пример: после разделов Польши императрица поделила ее территорию на губернии, объединив в 1793-1796 гг. белорусские и польские территории в одно генерал-губернаторство под началом Т. И. Тутолмина39. Таким образом, до последних дней своей жизни она неуклонно продолжала свою политику унификации местного управления.
В начале XIX в. произошло новое приращение территорий Российской империи за счет присоединения Финляндии, Бессарабии и Закавказья, где, как замечает ЛеДонн, «гражданское управление было неотделимо от военного управления», поэтому «местная администрация была по своей природе не в состоянии справляться с этим межобластным управлением и появление региональных представителей было необходимостью». Исследователь констатирует: «С одной стороны, география расширяющейся империи требовала появления региональных начальников; с другой, это указывало на различие собственно России и ее периферийных регионов. Поэтому обострился вопрос о необходимости должности генерал-губернатора в собственно России (курсив автора. — В. Е.), которая уже достигла, за исключением некоторых неизбежных поправок с учетом на регион, высокой степени однородности, с преобладанием крестьянского населения, живущего в условиях натурального хозяйства. Ответ здесь будет зависеть от того, что же ожидалось от генерал-губернатора». И дальше ЛеДонн подчеркивает, что уже во время правление Екатерины стало ясно, что в собственно России административная власть генерал-губернатора «не особо отличалась от власти простого губернатора», поэтому должность генерал-губернатора стала «излишней, пока
36 См.: Зеленина И. В. Геополитика. С. 72—79; Злобин Ю. П. Институт генерал-губернаторской власти Российской империи в современной зарубежной историографии // Вестник Оренбургского государственного ун-та. 2009. № 10 (104). С. 7.
37 LeDonn J. P Administrative regionalization. P. 29.
3S Авторы 2-й главы книги «Институт генерал-губернаторства.» не случайно обращают внимание на то, что уже через день после утверждения «Учреждений» 1775 г. императрица составила записку, в которой уточняла, что «учреждения сии не касаются до тех губерний, кои имеют особо конфирмованные привилегии, как то Малороссия, Лифляндия и проч. и не до Сибири. Опубликованы оные не инде будут, как тут учредятся посему губернии» (Институт. С. 51).
39 Институт. С. 57—5S, 435. Впрочем, и сам ЛеДонн не отрицает этого факта (LeDonne J. P Frontier governor general 1772—1S25. I. The Western frontier. Jahrbucher fur Geschite Osteuropas. Wiesbaden, 1999. № 47. P. 63, S0—S1).
правительство не пожелало преобразовать ее и наделить лишь надзирательскими функциями»40.
В своей статье «Россия и концепция империи» С. Беккер указывает 4 причины, которые побуждали центральную власть создавать наместничества и генерал-губернатор-ства весь XVIII-XIX вв. Для нас представляют интерес две: обеспечение внутренней и внешней безопасности страны и осуществление контроля в регионах с низкой плотностью населения. И хотя автор не упоминает Европейского Севера, думается, что названные причины применимы к этому региону по его схожести социально-экономических, географических и демографических характеристик с Сибирью41.
Концептуальный тезис К. Мацузато состоит в том, что «Российская империя управляла не этносами, а территориями; этносами управляли территории (генерал-губернаторства) по согласованию с центром.». Поэтому японский исследователь не соглашается «с основным мотивом» книги А. Каппелера42, согласно которому историки якобы обращали недостаточное внимание на этнические проблемы империи». К. Мацузато считает, что до сих пор, например, очень слабо исследовано «влияние внешней политики или задач освоения территорий на административное устройство краев Российской империи». По сути, автор призывает исследователей «реабилитировать» «пространственный подход», а «проблему наций» понимать «в живой ткани территориального контекста»43. Данный подход для нас весьма важен, хотя его до сих пор и критикуют44, но он, возможно, поможет нам в будущем попытаться выяснить, почему именно эти 3 северных губернии были объединены в единое генерал-губернаторство.
Представляется, что особых внутренних причин, кроме указанных выше, которые бы заставили Александра I ввести институт генерал-губернаторства на Европейском Севере, не было. Этот регион к началу его царствования уже прочно осознавался законодателем как «внутренний». Однако полагаем, что при образовании Архангельского, Вологодского и Олонецкого генерал-губернаторства не следует недооценивать геополитический фактор. Именно к Архангельской губернии царским рескриптом от 17 марта 1820 г. были присоединены Вологодская и Олонецкая губернии, тесно связанные с ней, прежде всего, военностратегическими интересами. Обе эти губернии были важнейшими поставщиками для Санкт-Петербургского и Архангельского адмиралтейств леса и прочих изделий, необходимых для строительства военных кораблей, а существовавшие в Олонецкой губернии Александровский и Кончезерский заводы снабжали российский флот и приморские крепости чугунными пушками и снарядами.
Присоединение в 1809 г. Финляндии, ставшей «российско-шведской пограничной зоной», конечно, изменило геополитическую ситуацию в регионе. И хотя, как пишет И. В. Зеленина, «северный сегмент западной границы» оказался в безопасности от внешней агрессии со стороны Англии и «Россия установила единоличный
40 LeDonne J. P Russian Governors General. P. 29—30. — На это впервые обратил внимание еще И. Е. Андреевский, открывший для научного изучения тему о правовом статусе лиц, стоящих во главе местного управления (Андреевский И. Е. О наместниках, воеводах и губернаторах. СПб., 1S64. С. 133).
41 Becker S. Russia and the concept of emperio // Ab imperio. Казань, 2000. № 3/4. С. 339—340.
42 Каппелер А. Россия — многонациональная империя: возникновение, история, распад. М., 1997.
43 Мацузато К. Генерал-губернаторства. С. 45S.
44 Миллер А. Империя Романовых и национализм. М., 200S. С. 14—32.
контроль над всеми пограничными зонами вдоль российско-шведской границы»45, потенциальная угроза нападения Англии со стороны моря на северные рубежи Российской империи оставалась всегда46. К тому же после 1814 г., когда Норвегия отошла к Швеции47 здесь появится и еще один очаг напряженности — формально неурегулированные границы между Норвегией и Россией. Решение этой проблемы приходится как раз на период функционирования на Европейском Севере института генерал-губернатора.
В конце 1819 - начале 1820 г. император был решительно настроен реализовать «генерал-губернаторский проект»: разница между рескриптами, данными при назначении на должность генерал-губернатора А. Д. Балашеву и А. Ф. Клокаче-ву в округа, включавшие в себя только внутренние губернии, составляет всего 46 дней48.
Вопросы, почему именно вторым был создан округ, обозначенный в известной «Росписи губерний на округи» как 5-й49, и почему именно Клокачев был назначен на эту должность, прямо не относятся к теме нашей статьи. Однако заметим, если ответ на первый из них требует дополнительных разысканий, то ответ на второй для нас очевиден: А. Ф. Клокачев был давно и хорошо известен при дворе50, а в 1819 - начале 1820 гг. он сумел обратить на себя особое внимание государя. Кроме того, что летом 1819 г. Александр I посетил Архангельск и осыпал милостями военного губернатора за исправное состояние порта и губернии51, в конце этого же года Клокачев, как нельзя кстати, подал на его имя несколько записок. Последствием одной из них («О советнике Горохове и о необходимости прибавки жалованья губернским чиновникам» от 7 декабря 1819 г.) было образование особого Комитета «из находящихся здесь (в Санкт-Петербурге. — В. Е.) военных генерал-губернаторов гр. Милорадовича и кн. Голицина, военного губернатора Эссена, генерал-губернаторов Балашева и Клокачева».
45 Впрочем, ниже автор все же оговаривается, что окончательно все северные пограничные территории оказались под российским контролем только после подписания в 1826 г. Конвенции о разграничении русско-норвежской границы в «лапландских погостах» (Зеленина И. В. Геополитика. С. 100, 187-190).
46 Примером тому погромы Кольского побережья английским и англо-французским флотом в 18091810 гг. после присоединения России к континентальной блокаде Англии и в 1854-1855 гг. в ходе Крымской войны (Федоров П. В. Историческое регионоведение в поисках другой истории России (на материалах Кольского полуострова). Мурманск, 2004. С. 160-161).
47 См: Россия — Норвегия: Сквозь века и границы. СПб., 2005. С. 83-84; ЗеленинаЕ. В. Геополитика. С.189-190.
48 ПСЗЛ. Т. 37. № 28106, 28202.
49 Следует заметить, что, несмотря на вносимые в эту «Роспись» более поздние правки, 5-й округ всегда оставался неизменным по своему составу (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 4484. Л. 3-5 об.).
50 Во-первых, он был сыном известного вице-адмирала Ф. А. Клокачева, сподвижника князя Г. А. Потемкина. Во-вторых, уже в конце XVIII в. А. Ф. Клокачев был участником нескольких морских сражений в войне со Швецией, за что награжден орденами. С воцарением Александра I карьера его круто пошла вверх, возможно, благодаря поддержке матери императора. В 1801 г. он получает чин капитана 1-го ранга и назначается командовать фрегатом и яхтой Его императорского Величества;
9 января 1803 г. производится в чин капитан-командора с одновременным назначением командовать уже всей придворной флотилией парусно-гребных судов; в 1808 г. он произведен в контр-адмиралы и становится военным губернатором Феодосии; в 1811 г. переведен в должность флотского начальника при Архангельском флоте; в 1813 г. назначен главным командиром Архангельского порта и военным губернатором Архангельска и Архангельской губернии (Описание дел архива Морского министерства. Т. 2. СПб., 1879. С. 755, 857, 896, 903-904, 948).
51 А. Ф. Клокачеву был пожалован чин контр-адмирала (О высочайшем посещении государем императором Александром I г. Архангельска в 1819 г. // Архангельские губернские ведомости. 1895. № 87, 88).
Этот Комитет, собравшись 6-7 февраля 1820 г., составил проект новых штатов своих канцелярий и одобрил во всех частях упомянутую выше записку Клокачева, смысл которой сводился к нескольким предложениям: 1) «чтоб о чиновниках, определяемых в Губернии к разным должностям, в места, зависящие от Министров, извещались бы в то же время Главные Начальники Губерний; 2) чтоб чиновники, служащие в губерниях по присутственным местам не были переводимы из одного ведомства и места в другое без согласия Начальника Губерний»52. Свои решения Комитет представил на рассмотрение государю 14 марта 1820 г. Вместе с тем в этот же день Клокачев представил Александру еще одну записку без названия, в которой он не только вновь ходатайствовал об утверждении разработанных Комитетом штатов, но и предлагал финансовый источник для этого, а именно — доходы от образования «винной продажи по Новому положению»53. Через 3 дня последовал рескрипт на имя А. Ф. Клокачева о его назначении генерал-губернатором Архангельским, Вологодским и Олонецким.
Теперь обратимся к причинам отмены института генерал-губернаторов в качестве повсеместного. Они, прежде всего, вытекают из анализа исследователями известного мнения Комитета 6 декабря 1826 г. от 4 мая 1827 г. Как известно, члены Комитета рассмотрели ситуацию с двух точек зрения: политической и административной. В первом случае членов Комитета напугали возможные последствия «разделения империи на 12 Областей, образованных так, что каждая из них должна быть отдельною от целого частию, или как бы особым владением»54. Во втором случае, полагал Комитет, «назначение Наместников не могло бы еще оживить разслабленных частей губернского управления и привести их в надлежащий порядок», так как «твердость, единство и сила управления зависят от совершенства установлений, от хорошего выбора лиц, а не от безмерной их власти. Напротив того, сии установления теряют свою силу и разрушаются, когда высшие сановники (как сие нередко бывало) употребляют данные им полномочия на то, чтобы затруднять или останавливать законное течение дел, и один другому противодействовать. Желаемый порядок в губерниях тогда только учредится, когда будут
52 ГА АО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 5. — Считаем, что именно эта записка стала основой для всех последующих записок, поданных А. Ф. Клокачевым Александру I в 1821 г. (см.: сноску 16).
53 Там же.
54 Возможно, именно эта фраза и «выдавала» осведомленность членов Комитета о конституционных поисках Александра I. Впрочем, в этом не сомневался Г. Вернадский, который полагал, что в «тонкообдуманном языке журнала» чувствуется недосказанность и вряд ли кто из членов Комитета «не знал о связи наместнических проектов с Уставной Грамотой.». Но даже Вернадский совершенно отчетливо понимал, что предполагаемое в «Уставной Грамоте» деление Российской империи на наместничества, отнюдь не означало ее федеративного устройства. Он писал: «Все окраины, в т. ч. Польша и Финляндия, должны были войти в состав единой, но как бы федеративной России (курсив автора. — В. Е.), в качестве наместнических округов. .Федерализм в преломлении Уставной Грамоты означал не разделение России, а ее большее сплочение, давал ход не центробежным, а центростремительным силам. Уставная Грамота применялась к тем наместнических проектам, которые сами по себе возникли не как выражение каких-либо отвлеченных начал, а являлись результатом тяги к усилению административно-полицейской власти» (Вернадский Г. [В]. Государственная уставная грамота. С. 40, 44, 53). Предполагаем также, что на эту мысль Г. Вернадского могли натолкнуть и «Примечания» неизвестного лица (Д. И. Раскин считает, что это был А. А. Аракчеев. — В. Е.) на «мнение», высказанное Д. А. Гурьевым по поводу «проекта 1816 г.». Неизвестный написал: «Но, впрочем, говоря о Наместниках или областных Генерал-Губернаторах, я нисколько не полагаю, как думает Граф Гурьев, чтобы в предположении у правительства было правление заводить в Наместничествах, отдельным, подобно Польше и Финляндии. Если бы сие было, тогда я согласно с ним, предвидел бы большое неудобство для управления государства.» (Материалы Комиссии. С. 66). Эти аргументы вполне укладываются в концепцию К. С. Чернова.
постановлены точные и единообразные правила для всех мест управления и суда, когда места сии зависеть будут от одного центрального правительства, которое бы руководствовало каждого по одинаковым началам и, так сказать, единым движением». Однако вслед за этой сентенцией Комитет все же признал полезным оставить назначение генерал-губернаторов в «двух столицах», некоторых «отдельных» губерниях, «в коих необходимы особые правила для управления» и губерниях «пограничных» (курсив автора. — В. Е.), где «местное положение и другие обстоятельства, обязывают начальников заниматься различными посторонними делами; как то сношениями политическими, торговыми и проч. Таковые суть губернии Сибирския, Оренбургская, Кавказская, Новороссийский край, Лифляндия, Эстлян-дия и Курляндия»55. Таким образом, этим решением, по выражению К. Мацузато, генерал-губернаторства превращались «в периферийный орган управления»56.
Далее Комитет признал «нынешнее устройство губерний» недостаточным, и поэтому указал на необходимость коренного их исправления посредством сосредоточения «в одном месте — (не в одном лице)» (курсив автора. — В. Е.) всех частей управления в губернии. Чуть позже — в феврале 1828 г. — Комитет 6 декабря 1826 г. более точно определил свое видение губернской реформы в центре Российской империи, высказавшись по поводу проекта титулярного советника М. А. Балугьянского: «.в губерниях внутренних (курсив автора. — В. Е.) та же цель, которая имелась в виду при установлении Наместников, может достигнута усилением власти Губернского Правления и Губернатора», который должен быть, «по словам Учреждения, истинным хозяином своей провинции»57.
Исследователи содержания журнала 4 мая 1827 г. также не могли не обратить внимания на то, что журнал этот был принят единогласно. Однако мотивы такого единогласия видели в разном. Так, например, Г. В. Вернадский, считал, что и Бала-шев, и члены Комитета, зная «о связи наместнических проектов с Уставной грамотой», чувствовали, что «новый император не мог сочувствовать конституционным планам после восстания декабристов» и поэтому заменили «широкую постановку генерал-губернаторской реформы при Александре I — постановку, переходящую в попытку государственного преобразования — обещанием заняться губернской реформою со стороны административно-технической»58. В. Г. Арутюнян же сделал акцент на том, что доминирующим здесь было мнение М. М. Сперанского, который еще в 1821 г. писал о необходимости прежде проведения реформы института генерал-губернаторства осуществить общую губернскую реформу и поэтому «теперь он добивался отмены полумер Балашева и санкции на разработку нового «Учреждения для управления губерний», к которому и приступил спустя некоторое время»59.
Однако, представляется, что дело было не только в этом. Еще одну скрытую причину отмены института генерал-губернаторов исследователи явно позаимствовали из уже упоминавшихся нами выше «Примечаний» неизвестного на «мнение» Д. А. Гурьева. Неизвестный автор60 писал, что записка Гурьева это — «изложение
55 Материалы Комиссии. С. 232-236.
56 Мацузато К. Генерал-губернаторства. С. 439.
57 Калачев Н. [В]. Разбор. С. 76.
58 Вернадский Г. [В]. Государственная уставная грамота. С. 53-54.
59 Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства. С. 246.
60 Д. И. Раскин полагает, что это был А. А. Аракчеев (Институт. С. 75). См. также сноску 54.
чувств министра, встревоженного мыслию, что единоначалие его над частию, ему вверенною, перейти может в руки наместников или, по крайней мере, разделено быть между им и наместниками, и опасающегося, что от сего постигнут Россию ужасные последствия»61. А. Д. Градовский, одним из первых изучивший опубликованные проф. Калачевым материалы Комитета 6 декабря 1826 г., эту причину определил весьма лаконично: «генерал-губернаторский надзор. противоречил началам министерского надзора»62. В дальнейшем без этой констатации не обходится ни одна научная работа, посвященная теме генерал-губернаторского управления63.
В этой связи обратим внимание на некоторые замечания Дж. ЛеДонна, посвятившего одну из своих статей специально выяснению причин провала «генерал-губернаторского проекта». Исходя из известного тезиса о несовместимости сосуществования министерств «с созданием централизованной системы управления на региональном уровне», он пишет, что правящая элита (под нею автор понимает весь министерский аппарат. — В. Е.) исповедовала автократические принципы руководства и отстаивала лишь свои эгоистические интересы, прикрываясь личной властью императора. Именно поэтому она и не была заинтересована «в создании механизма самоконтроля» в лице генерал-губернаторов. «Самым лучшим вариантом для себя, — продолжает ЛеДонн, — они считали тот, при котором «общий контроль» за делами империи осуществляется единоличным правителем, который имеет смутное представление о ситуации на местах и которого поэтому можно легко обмануть». Для элиты были весьма опасны «уполномоченные представители, не подчиняющиеся не только отдельным министрам (в первую очередь министру финансов), но и всему министерскому аппарату в целом. В этом случае такой уполномоченный становился прямым представителем интересов Императора в регионах не только де-юре, но и де-факто». Перспектива, рассуждает дальше исследователь, могла быть еще более угрожающей в случае, если бы Николай I, как он пообещал по вступлению на престол, начал принимать активное и непосредственное участие в управлении государством». Новый император «с большим упорством, как и его отец, Павел I, упразднивший в свое время пост генерал-губернатора, искал возможности единоличного управления всеми делами государства». Следует также учитывать, указывает ЛеДонн, что Николай I, «вошедший на престол на волне всеобщего недовольства политикой своего брата, понимал, что продолжать дальнейшие эксперименты с административным устройством империи было опасно, поэтому к тому моменту, когда работа по этому вопросу уже была практически завершена, он принял решение свернуть проект». Впрочем, заключает автор, «были и другие причины для опасения, связанные с тем, что генерал-губернаторы, являющиеся военными командирами, могли бы взять под свое руководство гражданские органы власти, как это уже было на пограничных
61 Материалы Комиссии. С. 66.
62 Градовский А. Д. Исторический очерк. С. 315.
63 См., напр.: Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.) М., 2004 (переизд. 1899 г.). С. 332; Соколов К. Очерк истории. С. 150; Блинов И. Губернаторы. Историко-юридический очерк. СПб., 1905. С. 233-234; Ремнев А. В. Генерал-губернаторская власть в XIX столетии. К проблеме организации регионального управления Российской империи // Имперский строй России в региональном измерении (XIX - нач. XX в.): Сб. статей. М., 1997. С. 52; Мацузато К. Генерал-губернаторства. С. 438; Кодан С. В. Юридическая политика Российского государства. 1800-1850-е гг. Дис. . д-ра юр. наук. Екатеринбург, 2004. С. 312; Дамешек И. Л., Дамешек Л. М. Сибирь в системе имперского регионализма (1822-1917 гг.). Омск, 2009. С. 175; Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I. С. 257.
территориях», так как «избранный Николаем курс на милитаризацию государства, для всех уже был очевиден»64.
Нам остается только выяснить, почему не сразу, а только через 3 года после принятия Комитетом 6 декабря 1826 г. решения об упразднении в великорусских губерниях института генерал-губернатора было ликвидировано Архангельское, Вологодское и Олонецкое генерал-губернаторство65. Ответ на этот вопрос может быть очень прост: представлялось невозможным в одночасье упразднить все такие генерал-губернаторства, лишив столь престижных должностей, используя выражение М. Балугьянского, «некоторых заслуженных генералов или статских высших чинов». По мнению К. Мацузато, также сыграла свою роль «инертность бюрократии, препятствовавшей осуществлению решения 1826 года»66. Однако мы думаем, что «инертность бюрократии» была лишь следствием первой причины. Но, как известно, «дьявол в деталях», поэтому, представляется, что у каждого великорусского генерал-губернаторства была своя история упразднения.
Напомним, что хотя Архангельское, Вологодское и Олонецкое генерал-губернаторство прямо не упоминалось в журнале 4 мая 1827 г., но его, безусловно, следует относить к «пограничным». Обратим также внимание на другое важное обстоятельство: на момент принятия Комитетом 6 декабря 1826 г. этого решения прошел год после подписания русско-норвежской Конвенции о границах67, а летом 1826 г. произведены демаркационные работы. Архангельская губернская администрация во главе с генерал-губернатором С. И. Миницким не только фактически была устранена от участия в предварительном подписании протокола о разграничении, состоявшемся в августе 1825 г., но ей даже не было сообщен протокол о демаркации, который был подписан в Архангельске в июле 1826 г. Все попытки местной администрации в 1828—1829 г. добиться исполнения на практике ст. 7 и 9 Конвенции68, и даже пересмотреть в пользу российских лопарей и поморов условия этих статей, были жестко пресечены Министерством иностранных дел69.
64 LeDonn J. P Administrative regionalization. P. 5, 25, 27—2S.
65 По поводу же того, когда окончательно был завершен этот процесс во внутренних губерниях, исследователи тоже не имеют общего мнения. Большинство из них, вслед за А. Д. Градовским, вообще уклонялись от ответа на этот вопрос, лишь фиксируя, что решение от 4 мая 1S27 г. было узаконено в «Наказе губернаторам» 1S37 г. В. Г. Арутюнян, отследивший по официальным газетам того времени приказы о назначении, увольнении и переводах генерал-губернаторов, утверждает, что уже «в середине 1830-х годов от идеи разделения всей империи на генерал-губернаторства не осталось практически никаких следов». К. Мацузато, в силу того, что включает в понятие «внутренних губерний» и Малороссию, считает, что этот процесс был завершен в 1860-е годы (Градовский А. Д. Исторический очерк. С. 321—322; Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства. С. 247—24S; Мацузато К. Генерал-губернаторства. С. 439, 443).
66 Мацузато К. Генерал-губернаторства. С. 441—442. — Позволим себе лишь поправить автора, т. к. решение Комитета 6 декабря 1S26 г. об упразднении генерал-губернаторств во внутренних губерниях было принято 4 мая 1S27 г.
67 Эта Конвенция была подписана 2/14 мая 1S26 г. и ратифицирована 19 июня 1S26 г. Николаем I (Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах: Справочник. Вып. 2. Кн. 1. Войны и мирные договоры. М., 1995. С. 310—313).
68 Ст. 7 Конвенции 1S26 г. разрешала в течение 6 лет семействам российских и норвежских лопарей «ходить на чужие стороны для проведения промыслов». По истечению этого срока местное начальство могло ходатайствовать о продлении этого права, иначе оно было бы прервано. Ст. 9 объявляла, что «судоходство, сплав леса и рыбная ловля по пограничным рекам должны быть «равно свободными для подданных обеих держав» (ПСЗ-II. Т. 1. № 302). Однако, как показали события, норвежская сторона практически сразу же стала чинить препятствия для свободной реализации этих статей российскими лопарями и поморами.
69 Подробности этой истории см.: Попов Г. П., Давыдов Р. А. Мурман: очерки истории края XIX — нач.
XX вв. Екатеринбург, 1999. С. 1S—26; Кристоман Б. Б. Территориальные споры на северо-западной
В любом случае, как считают исследователи, именно с момента подписания Конвенции 1826 г. северное направление во внешней политике России стало считаться второстепенным70, а сама граница осталась неизменяемой до сегодняшнего дня, являясь, как заметил норвежский историк Й. П. Нильсен, «самой старой из ныне существующих границ России»71.
Предположим, что именно внешнеполитический фактор и стал ведущим во время принятия Николаем I в 1830 г. решения об упразднении Архангельского, Вологодского и Олонецкого генерал-губернаторства. Искали лишь подходящий повод и он представился: между генерал-губернатором С. И. Миницким и архангельским гражданским губернатором В. С. Филимоновым в 1829 г. возник конфликт, первоосновой которого стал отказ последнего утвердить решение архангельской уголовной палаты по делу «о недоброкачественной муке, поставленной в Кронштадтские и Архангельские адмиралтейские провиантские магазины», к которому был «прикосновенен» и сам генерал-губернатор. Для выяснения обстоятельств конфликта в Архангельск по распоряжению царя был отправлен сенатор Гурьев. В результате, высочайшим рескриптом от 18 апреля 1830 г. Миницкий был отрешен от должности, а взамен уже никто не назначен72.
Таким образом, неудачный финал карьеры генерал-губернатора С. И. Ми-ницкого стал и концом существования генерал-губернаторства на Европейском Севере — последнем регионе, где все 3 губернии считались «великорусскими». В 1830 г. имперское правительство больше не нашло оснований считать Европейский Север таким регионом, для которого требовалось особое управление в лице генерал-губернатора, подобно другим окраинам Российской империи, хотя Европейский Север, и позже де-факто оставался пограничной окраиной.
Список источников и литературы
Андреевский И. Е. О наместниках, воеводах и губернаторах. СПб., 1S64.
Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства в начале 1820-х годов // Вестник Московского ун-та Сер. S. История. 2005. № 4. С. 6S—S2.
Арутюнян В. Г. М. М. Сперанский о генерал-губернаторствах в 1S21 г. // Вестник Московского ун-та. Сер. S. История. 2006. С. 19—40.
Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства при Александре I: Дис. ... канд. ист. наук. М., 200S.
Блинов И. Губернаторы. Историко-юридический очерк. СПб., 1905.
Градовский А. Д. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры // Собр. соч. Т. 1. СПб., 1S99. С. 37—297.
Градовский А. Д. Исторический очерк учреждения генерал-губернаторств в России // Собр. соч. Т. 1. СПб., 1S99. С. 299—33S.
Государственный архив Архангельской области. Ф. 1367: Канцелярия генерал-губернатора Архангельского, Вологодского и Олонецкого. Оп. 1. Д. 5, 36, 331.
границе Российской империи в период XIX - начала XX вв.: Исторический опыт решения. Архангельск, 2003. С. 4-11; Ефимова В. В. Генерал-губернаторы Европейского Севера и русско-норвежская конвенция 1826 г. // Живущие на Севере: Альманах. Мурманск, 2010. С. 65-78.
70 О причинах такого изменения внешней политики см.: Зеленина И. В. Геополитика. С. 98-99; Кристоман Б. Б. Территориальные споры. С. 9; Ефимова В. В. Генерал-губернаторы Европейского Севера и русско-норвежская конвенция. С. 72-73.
71 Соседи на крайнем Севере. Россия и Норвегия. От первых контактов до Баренцева сотрудничества: Учебн. пособие. Мурманск, 2001. С. 368.
72 ГА АО. Ф. 1367. Оп. 1. Д. 331. Л. 196-201; РГИА. Ф. 1405. Оп. 28. Д. 2514. — В Архангельскую губернию был вновь назначен военный губернатор.
Дамешек И. Л., Дамешек Л. М. Сибирь в системе имперского регионализма (1822— 1917 гг.). Омск, 2009.
Дубровин Н. Ф. Письма главнейших деятелей в царствование Александра I: В 2 т. Т. 1. СПб., 1SS3.
Ефимова В. В. Олонецкая губерния под управлением генерал-губернатора А.Ф. Клокачева // Российская история. 2009. N° 3. С. 143—156.
Ефимова В. В. Генерал-губернаторы Европейского Севера и русско-норвежская конвенция 1S26 г. // Живущие на Севере: Альманах. Мурманск. Вып. 1. С. 65—7S.
Зеленова И. В. Геополитика и геостратегия России (XVIII - первая половина XIX века) СПб., 2005.
Злобин Ю. П. Институт генерал-губернаторской власти Российской империи в современной зарубежной историографии // Вестник Оренбургского государственного ун-та. 2009. М 10 (104). С. 4—11.
Институт генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи: В 2 т. Т. 1. СПб., 2001.
Калачев Н. В. Разбор сочинения г. Андреевского «О наместниках, воеводах и губернаторах». СПб., 1S67.
Каппелер А. Россия — многонациональная империя: возникновение, история, распад. М., 1997.
Кодан С. В. Юридическая политика Российского государства. 1800—1850-е гг.: Дис. ... д-ра юр. наук. Екатеринбург, 2004.
Кристоман Б. Б. Территориальные споры на северо-западной границе Российской империи в период XIX — начала XX вв.: исторический опыт решения. Архангельск, 2003.
Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.) М., 2004.
Лысенко Л. М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи. М., 2001.
Лысенко Л. М. Губернаторы и генерал-губернаторы в системе власти дореволюционной России: Дис. ... д-ра ист. наук. М., 2001.
Материалы, собранные для высочайше утвержденной Комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. Отдел административный. Ч. 1: Материалы исторические и законодательные. Отд. 1. СПб., 1S70.
Мацузато К. Генерал-губернаторства в Российской империи: от этнического к пространственному подходу // Новая имперская история постсоветского пространства: Сб. статей. Казань, 2004. С. 427—45S.
Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М., 200S.
Минаева Н. В. Потаенные конституции России. М., 2010.
Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия. М., 1990.
О высочайшем посещении государем императором Александром I г. Архангельска в 1S19 г. // Архангельские губернские ведомости. 1S95. М S7, SS.
Описание дел архива Морского Министерства. Т. 2. СПб., 1S79.
Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб., 1S30. Т. 26. М 20 004; Т. 37. М 2S 106, 2S 202; Т. 3S. М 29 344.
Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. СПб., 1S30—1SS4. Т. 1. М 302; Т. 4. М 2S09.
Попов Г. П., Давыдов Р. А. Мурман: Очерки истории края XIX — нач. XX в. Екатеринбург, 1999.
Попов Г. П. Губернаторы Русского Севера. Архангельск, 2000.
Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Справочник. Вып. 2. Кн. 1: Войны и мирные договоры. М., 1995.
Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века. М.; Л., 1957.
Раскин Д. И. Система институтов Российской имперской государственности конца XVIII - начала XX вв.: Дис. . д-ра ист. наук. СПб., 2006.
Ремнев А. В. Генерал-губернаторская власть в XIX ст. К проблеме организации регионального управления Российской империи // Имперский строй России в региональном измерении (XIX - нач. XX в.): Сб. научн. статей. М., 1997. С. 52-66.
Российский государственный исторический архив. Ф. 1405. Министерство юстиции. Оп. 28. Д. 2514; Ф. 1409. Собственная Его Императорского Величества Канцелярия. Оп. 1. Д. 4484.
Россия — Норвегия: Сквозь века и границы. СПб., 2005.
Соколов К. Очерк истории и современного значения генерал-губернатора // Вестник права. Сент. 1903. Кн. 7. СПб., 1903. С. 110-179.
Соседи на крайнем Севере. Россия и Норвегия. От первых контактов до Баренцева сотрудничества: Уч. пособие. Мурманск, 2001.
Федоров П. В. Историческое регионоведение в поисках другой истории России (на материалах Кольского полуострова). Мурманск, 2004.
Чернов К. С. Забытая конституция. «Государственная Уставная грамота Российской империи». М., 2007.
Чернов К. С. «Реформа администрации должна быть предпочтительнее конституции» // Российская история. 2009. № 4. С. 23-37.
ШандраВ. С. Институт генерал-губернаторства в Украине XIX - начала XX в.: Структура, функции, архивы канцелярий: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Киев, 2002.
Шепелев Л. Е. Аппарат власти в России. Эпоха Александра I и Николая I. СПб., 2007.
Becker S. Russia and the concept of emperio // Ab imperio. Казань, 2000. № 3/4. С. 329-341.
Becker S. Projects for political reform in Russia in the first nineteenth century // Ab imperio. Казань, 2008. № 1. С. 135-157.
LeDonne J. P. Frontier governor general 1772-1825. I. The Western frontier. Jahrucher fur Geschite Osteuropas. Wiesbaden, 1999. № 47. P. 56-88.
LeDonne J. P. Russian Governors General. 1775-1825. Territorial or Functional administration? // Cahiers du monde russe. 2001. № 42/1. P. 5-30.
LeDonne J. P. Administrative regionalization in the Russian empire 1802-1826 // Cahiers du Monde russe. Janvier-mars. 2002. № 43/1. P. 5-34.
