CC BY
808
УДК 930«1941/45»
М. И. Фролов
Причины поражения Германии на Восточном фронте во Второй мировой войне в освещении немецких историков ХХ в.
В статье анализируются предлагаемые немецкой историографией причины поражения нацистской Германии в войне против СССР. Делается вывод о том, что произошедшее поражение было вызвано не «цепью случайностей», а стало закономерным итогом героической борьбы советского народа за свою Родину.
The article analyses the causes of the defeat of Nazi Germany in the war against the USSR given in German historiography. The conclusion is made that the defeat was not caused by the «chain of accidents » but it became a natural result of the heroic struggle of the Soviet people for their country.
Ключевые слова: историография, немецкие историки, Вторая мировая война, Восточный фронт, Великая Отечественная война, оккупация, советский народ.
Key words: historiography, the German historians, World War II, the Eastern front, the Great Patriotic war, the occupation, the Soviet people.
Советский Союз в жестокой борьбе одержал всемирноисторическую победу над сильным и коварным врагом. Немало западных историков признают, что «русское национальное государство и советский строй выдержали самые серьезные испытания» [48, р. 141]. Вместе с тем многие немецкие исследователи и мемуаристы отрицают закономерный характер поражения Германии и пытаются доказать, что оно является следствием воздействия ряда случайных негативных факторов. Концепцию «случайности» поражения Германии в войне немецкие авторы во многом заимствовали из нацистской пропаганды и тенденциозных суждений мемуаров бывших генералов и офицеров вермахта, которые еще в годы войны пытались объяснить неудачи вермахта на советско-германском фронте не поддающимися воздействию военного руководства Германии факторами. Поражения «германского рейха» объясняются виной Гитлера, ненадежностью войск союзников Германии, утраченным «русским шансом», изменой отдельных генералов, неблагоприятными географическими условиями, численным превосходством советских войск и т. д.
© Фролов М. И., 2013
В идеологическом отношении, как отмечает А.Н. Мерцалов, большинство названных версий - это результат преувеличения или преуменьшения той или иной стороны реального явления, рассмотрения его вне связи с остальными его сторонами, игнорирования главных черт явления, его сущности [9, с. 199]. Тем самым вольно или невольно дается неверная оценка как отдельных событий, так и картины войны в целом.
Одной из наиболее распространенных в немецкой историографии версий поражения немецких войск на Восточном фронте является утверждение о единоличной ответственности Гитлера, его бездарном, некомпетентном руководстве военными действиями, просчетах и ошибках как политического и военного деятеля, что отражает одну из основных методологических тенденций немецкой историографии - персонификацию истории.
Родоначальником этой точки зрения можно считать Ф. Гальдера, выпустившего в 1949 г. в свет мемуары под характерным названием «Гитлер как полководец». Одновременно была опубликована его статья, названная еще более выразительно: «Адольф Гитлер: Каждый может быть чуть-чуть полководцем» [33]. В этих публикациях был выдвинут тезис о единоличной ответственности Гитлера за поражение и об оппозиции германских генералов нацистскому режиму.
В 1955 г. вышла книга К. Рикера «Один человек проигрывает войну», в которой он утверждает, что победить противника, возглавляемого бездарным полководцем, дело нетрудное. Он пишет: «Одно можно сказать о четырехлетней русско-германской войне: не Сталин ее выиграл, а Гитлер ее проиграл» [45, с. 11]. Аналогичное утверждение содержится в работе М. Геринга «Все или ничего». Он считает виновником войны и поражения одного Гитлера с его «манией величия, слепой одержимостью, складом ума разбойника и преступным дилетантизмом» [27, с. 259]. Некоторые авторы утверждают, что само решение о нападении на СССР было крупнейшей ошибкой Гитлера.
В немецкой историографии встречается и иная, полярная точка зрения. Так, в книге Н. фон Белова многие неудачи вермахта возлагаются только на генералитет. «Представления о войне были совершенно различные. Руководство сухопутных войск ожидало обычную войну, Гитлер - наоборот - борьбу против твердого и бесстрашного врага». «Гитлер долго готовился к этой борьбе, изучал по картам местность будущих действий, дислокацию русской армии и предполагаемые резервы вооружения. Ему были известны силы русских соединений, и он был убежден, что борьба будет очень трудной». По его мнению, «Гитлер увидел будущее угрожающее
развитие на Восточном фронте раньше и отчетливее, чем его советники» [21, с. 279, 281, 332]. Но эта точка зрения представляет, пожалуй, исключение, хотя ее разделял сам Гитлер. Всю вину за поражение немецких войск под Москвой он возложил на высшее руководство сухопутных войск и генералитет. «Выражения презрения, которыми Гитлер награждал фон Браухича с конца 1941 года, - пишет Й-К. Фест, - отразили в принципе его новую оценку высшего офицерского корпуса в целом: «тщеславный, трусливый сброд, который... своими постоянными замечаниями и своими постоянным непослушанием полностью опошлил и загубил весь план кампании на Востоке» [19, с. 255].
Все же в большинстве книг, изданных в ФРГ во второй половине 70-х - 90-е гг. ХХ в., содержится критика, хотя и не последовательная, с определенными оговорами, авантюризма Гитлера и апогея генерального штаба.
В немецкой литературе различными аргументами доказывается, что не только оперативные планы, но и тактические вопросы решались Гитлером единолично, а германский генералитет был лишь «приказополучателем» и исполнителем его директив и воинского долга и непричастен к допущенным ошибкам. По мнению некоторых немецких исследователей, Москва не была взята только потому, что наступлению на этом направлении всячески сопротивлялся Гитлер. «Генеральный штаб, - как писал в докладе Гальдер после завершения им своей военной карьеры, - считал, что... самыми неотложными задачами являются разгром русских войск путем концентрации всех имеющихся в распоряжении сил в группе армий «Центр», дальнейшее продвижение на Москву, овладение этим «нервным» центром сопротивления противника и уничтожение его новых воинских формирований. Сосредоточение всех сил для такого наступления нужно было осуществить в кратчайший срок из-за угрозы наступления зимы» [12, с. 196]. Гитлер же приказывал сначала направить силы на южное крыло фронта и видел своей целью Украину и Кавказ как важнейшие хозяйственные области, дающие хлеб, руду, уголь и нефть. Это решение, по мнению Гальдера, оказало решающее влияние на исход русской кампании. Таково же мнение генерала Ф. Меллентина: «Удар на Москву, сторонником которого был Гудериан, и от которого мы в августе временно отказались, решив сначала захватить Украину, возможно, принес бы решающий успех, если бы его всегда рас сматривали как главный удар, определяющий исход всей войны. Россия оказалась бы пораженной в самое сердце» [8, с. 140].
Отечественные историки и военные считают эти утверждения несостоятельными. Их авторы не жалеют признавать то обстоя-
тельство, что стратегические планы немецкого командования были сорваны героическим сопротивлением советских воинов, которые нанесли большие потери вермахту, поставили под угрозу удара фланги соединений вермахта, нацеленных на Москву. Г.К. Жуков по этому поводу писал, что без временного отказа от наступления на Москву и поворота части сил на Украину положение центральной группировки немцев могло быть еще хуже. «Ведь резервы Ставки, которые в сентябре были обращены на заполнение брешей на югозападном направлении, - отмечал он, - в декабре - при контрнаступлении - могли быть использованы для мощного удара во фланг и тыл группы армий "Центр" при ее наступлении на Москву» [3, т. 2, с. 240-241].
Некоторые немецкие историки и мемуаристы утверждают, что Ленинград остался неприступным, немецкие войска потерпели поражение под Тихвином из-за недальновидности и вмешательства Гитлера, который своими ошибочными решениями лишил вермахт победы под Ленинградом.
Так, бывший начальник штаба 4-й танковой группы генерал Вальтер Шаль де Болле в своей книге «Наступление 4-й танковой группы на Ленинград» провал плана захвата города объясняет «неясностью стратегической цели в начале войны», имеющимися у фюрера «колебаниями между Ленинградом и Москвой» [26, s. 78]. «Гитлер, - писал Гудериан, - вдруг отказался от захвата Ленинграда с его миллионным населением, хотя это и не выходило за рамки возможного» [5, с. 119].
При добросовестном подходе к фактам, отраженным в многочисленных публикациях отечественных авторов, всякому непредвзятому исследователю станет очевидно, что главной причиной краха немецких планов захвата Ленинграда стало непреодолимое сопротивление его защитников, патриотизм воинов и населения города, самоотверженно его отстаивающих.
Это констатируют немецкие историки В. Хаупт, Г. Юбершер [34] и др. «Бои вокруг Ленинграда продолжались с исключительной ожесточенностью. Немецкие войска дошли до южных предместий города, однако ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, - пишет Типпельскирх, - ожидаемого успеха не было» [17, с. 197]. Это далеко не единственное признание генералов вермахта, чьи соединения рвались к Ленинграду. 17 сентября 1941 г. генерал Шмидт, командовавший 39-м механизированным корпусом, докладывал Гитлеру, что «большевистское сопротивление своей яростью и ожесточенностью намного превзошло самые большие ожидания» [11, с. 153]. Другой генерал - фон Бутлар - признал, что «войскам 18-й армии не уда-
лось сломить сопротивление защитников города, с фанатическим упорством оборонявших каждый метр земли» [11].
Что же касается довода о переброске танковых и моторизованных частей на московское направление, то он несостоятелен. Это решение Гитлера вовсе не означало отказа от захвата Ленинграда. Фашисты продолжали штурм города, но натолкнулись на непреодолимую оборону его защитников. Расчет немецкого командования -покончить с Ленинградом до начала наступления на Москву - не оправдался, хотя в надежде на падение города оно всячески оттягивало вывод из боя танковых и моторизованных дивизий. Переброска 1-й и 6-й танковых дивизий затянулась до 23-24 сентября, а 36-й механизированной - до конца сентября.
Будучи некомпетентным в оперативно-стратегических вопросах, Гитлер на самом деле не мог обеспечить руководство военными действиями на должном уровне. Его серьезные просчеты имели место и весьма негативно сказывались на ходе боевых действий немецких войск. Но сводить дело только к его просчетам было бы неверно. Между Гитлером и некоторыми генералами не было единого мнения по отдельным вопросам. Они имели иногда несхожие представления и оценки конкретных событий ожесточенной борьбы, развернувшейся на советско-германском фронте. Но, как свидетельствуют факты, между Гитлером и большинством его генералов не было каких-либо принципиальных противоречий и разногласий. Генералы и офицеры вермахта поддерживали преступные политические намерения, в которых воплощались мечты нацистов об установлении мирового господства, сознательно и ревностно осуществляли захватнические цели Гитлера.
Только малая часть немецких военных и дипломатов, - как видно из документов экспозиции «Война Германии против Советского Союза 1941-1945» - предостерегала Гитлера от этой войны (против СССР - авт.), большинство же было согласно с его целями и надеялось на быструю победу [2, с. 41]. Решающим, пожалуй, было при этом то, что после «молниеносных побед» в начальной фазе Второй мировой войны командование германских вооруженных сил потеряло способность измерять свои военные возможности. Оно разделяло точку зрения и оптимизм Гитлера в том, что Красную армию можно победить в самое короткое время. Разработку плана «Барбаросса» осуществляли опытнейшие немецкий генералы Ф. Гальдер, Ф. Паулюс, Э. Маркс и др. Поддержку германским генеральным штабом решения Гитлера напасть на СССР признают и не могут не признать многие немецкие историки [28, s. 98; 30, s. 308; 39, s. 10], ибо авантюризм, переоценка собственных сил и возмож-
ностей были свойственны не только персонально Гитлеру, но и всем правящим кругам фашисткой Германии.
Как видим, при планировании и подготовке нападения на СССР были допущены коренные и непоправимые ошибки. Это было результатом крайнего авантюризма немецкой военной доктрины, творцом которой являлся и немецкий генеральный штаб. Можно привести много примеров и конкретных просчетов германского генералитета. Так, преемник Гальдера на посту начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал Цейцлер заявил в сентябре 1942 г.: «Русские не располагают уже сколько-нибудь значительными оперативными резервами и больше не способны провести наступления крупного масштаба» [1, с. 93]. 19 ноября этого же года началось мощное контрнаступление советских войск, приведшее к окружению и разгрому немецких армий под Сталинградом.
Неслучайно ряд немецких историков признает, что война была проиграна не из-за отдельных ошибок, а вследствие авантюризма политических и военных планов. Преследуемая Гитлером «политическая цель, - подчеркивает Г.А.-Якобсен, - далеко превышала эффективность находившихся в его распоряжении военных и экономических средств». И далее: «...Никаких шансов выиграть войну у Германии не было... Более того, можно без преувеличения сказать, что эта война была проиграна политически еще прежде, чем она началась военными средствами» [20, с. 68, 71].
Отмежевываются от утверждения о военном дилетантстве Гитлера как основной причине поражения Германии авторы четвертого тома «Германский рейх и Вторая мировая война». Такой подход к освещению советско-германской войны, говорится в этом капитальном труде, является неоправданным. Лишь путем всестороннего детального исследования всех проблем можно пролить свет на важные военные и политические взаимосвязи войны на востоке [29, s. 19].
Другой весьма распространенной среди немецких историков и мемуаристов версией причин поражения Германии в войне против СССР является концепция неблагоприятных погодно-климатических условий в Советском Союзе. Большинство историков, придерживающихся этой версии, в той или иной степени объясняет причины катастрофы Третьего рейха отрицательным воздействием «русского лета с его пылью, зноем и жарой», «осени с ее дождями, заставляющими захлебнуться в грязи всякое передвижение», «невероятно ранней и суровой зимой», огромной протяженностью коммуникаций, недостатком хороших дорог и т. д.
Эта версия о природных факторах как главных, а иногда и единственных причинах поражения Германии, выдвинутая еще в ходе
войны 1941-1945 гг., выдвигается и в работах немецких авторов в 80-е гг. [31, s. 310, 314; 32, s. 642; 9, с. 212], и в работах, опубликованных в 90-х гг. ХХ в. «Если бы Советский Союз, - пишет Ф. Левенталь, - был страной такого размера, как Франция или Италия, то война на Востоке завершилась бы уже осенью 1941 года полной оккупацией вражеской территории. Благодаря дальности пространств, ранней, необычно суровой зиме 1941 года и прекрасной материальной поддержке западных союзников, война могла тем не менее продолжаться, несмотря на тяжелые поражения в начальный период и потерю важнейших индустриальных областей» [41, s. 199]. К. Риккер пытается выразить мысль, что советские войска могли просто отступать, а «бескрайние российские дали» и без них измотали бы противника» [45, s. 18]. Г. Бюхелер считает, что в Восточной Европе «пространство господствует над обоими другими традиционными факторами военного искусства - силами и временем» [23, s. 128, 131]. Н. Белов полагает, что после поражения советских войск под Киевом летом-осенью 1941 г. «путь вермахта к русской столице был открыт», но «несколько раньше, чем обычно, началась распутица... Многие соединения застряли в трясине. Русские использовали время, чтобы наскоро собранными частями закрыть прорывы в линии фронта и вновь организовать оборону. Во время зимнего кризиса 1941-1942 г. беспощадное сверхнапряжение в боевом применении людей и материалов стало постоянным... В 1941 г. все имеющиеся в его распоряжении дивизии Гитлер бросил на фронт. Он не имел больше достойных упоминания резервов. Русское пространство было для германского вермахта слишком велико» [21, s. 292, 293].
В немецкой литературе можно было встретить и иные суждения
о причинах поражения вермахта на восточном фронте. Уже в пятидесятые годы некоторые историки и мемуаристы отмечали не только климат и бездорожье, якобы остановившие немецкие войска, но и боевые качества Красной армии. Эта тенденция, по мнению А.Н. Мерцалова, усилилась с 60-х гг. Так, Э. Замхабер считает, что причинами поражения были «пространство, климат и, не в последнюю очередь, боевой дух русского населения». П. Карелл, объясняя неудачи вермахта под Москвой, хотя и пишет о «52-градусном морозе» в Подмосковье, но подчеркивает, что холод был лишь кажущейся причиной поражения. Немцы проиграли сражение, потому что у них было «слишком мало солдат, слишком мало оружия, слишком мало предвидения у высшего командования; прежде всего, почти не было средств защиты от мороза и хотя бы скудного зимнего обмундирования», германское руководство «недооценило про-
тивника, его резервы... его моральной силы сопротивления. Это было принципиальной ошибкой» [9, с. 244; 46, s. 491; 24, с. 171].
Отвергая тенденциозную версию о географических факторах как главной причине поражения вермахта, отечественные историки не сбрасывают со счета климат и пространство. Они, безусловно, оказывают влияние на боевые действия, и в истории войн имеются примеры, когда осенняя распутица, внезапно установившиеся холода изменяли ход сражения. Советская военно-историческая наука всегда признавала существенное значение пространства и времени. В большинстве опубликованных работ подчеркивалось, что пространство Советского Союза, безусловно, сыграло важную роль, особенно в первые месяцы войны, когда Красная армия терпела поражения в силу ряда объективных и субъективных факторов. Но нельзя переоценивать их влияния, ибо не они предопределили победы Красной армии, они не имели решающего значения. К тому же естественные условия были одинаковы для обеих сторон, такие же трудности должны были преодолевать и советские войска.
Что же касается 52- и даже 63-градусных морозов, на которые сетуют некоторые немецкие авторы, то в действительности все было иначе. В ноябре 1941 г. в Подмосковье средняя температура была около 4-6 градусов ниже нуля, а абсолютный минимум температуры не превышал 18 градусов. Только 5-7 декабря морозы достигли 31 градуса, а среднемесячная температура в декабре не опускалась ниже минус 14,6 градусов. Несостоятельность климатической версии признает ряд немецких историков. Так, К. Рейнгардт в книге «Поворот под Москвой» пишет: «... Вину за провал операций и, в первую очередь, операции "Тайфун", на которую он возлагал большие надежды, Гитлер приписал внеземным силам. "Атмосферные условия" остановили будто бы успешное продвижение немецких войск. "Шесть недель хорошей погоды - и Германия ликвидировала бы Россию". Этим утверждением Гитлер заложил основы пропагандистской кампании, которая была призвана доказать, что германские войска на востоке прекратили наступление из-за бездорожья и "больших морозов, невиданных в России за последние 150 лет". Однако совершенно ясно, что войска на востоке были остановлены на трех направлениях не начавшимся холодом, а еще до наступления первых морозов в силу катастрофического состояния германских частей, неудовлетворительного снабжения и, прежде всего, упорным сопротивлением русских войск» [44, s. 179181].
Во время отражения танкового удара группировки Манштейна в ходе Сталинградской битвы «лед, который покрыл все дороги», не
Л « V V
помешал соединениям 2-й гвардейской армии, выдвигавшимся на-
встречу этой группировке, по тому же самому льду продвигаться по 40-50 километров в сутки. Характерно в этом отношении высказывание американского историка Г. Кэссиди: «В ту первую военную зиму мы слышали в Москве, что за границей ходят темные слухи, что зима была целиком на стороне русских; будто бы источником всех бед немцев была только погода, а не Красная Армия. Эту идею было бы трудно донести до людей, которые остановили немцев под Москвой, а затем выбивались из сил в снег и лютый холод, чтобы отбросить врага. Их тоже генерал Зима заставляла страдать и умирать» [25, р. 63-64].
Авторы четвертого тома официального труда «Германский рейх и Вторая мировая война» не ограничиваются версией ни о «роковых ошибках» Гитлера, ни о неблагоприятных для немецких войск погодно-климатических условиях. «Главная причина крушения плана "Барбаросса", - говорится в книге, - крылась наверняка в том, что агрессор с самого начала войны уступал противнику почти во всех областях, касающихся материально-технической и организационноструктурной сферы. Он уже спустя несколько месяцев был не в состоянии восполнить также понесенные им потери в личном составе». Они считают, что военно-политическим руководством Германии были допущены просчеты в планировании войны против СССР, связанные прежде всего с недооценкой противника с точки зрения материальных и психологических потенций, а также политической стабильности [29, s. 17-18]. «Трудности, связанные с погодными условиями, не должны отрицаться в качестве одного из факторов наряду с другими, - полагает Г. Юбершер, - тем не менее ошибочно их выпячивать до такой степени, чтобы приписывать им решающую роль в немецком поражении, как это зачастую делалось в более ранних работах и вновь берется на вооружение в настоящее время» [38, s. 165]. С этим нельзя не согласиться. Не расстояния, не климат и плохие дороги привели к срыву планов немецкого командования, к разгрому вермахта. Высокие морально-боевые качества, стойкость и массовый героизм советских воинов позволили советским частям одерживать победу над фашистскими войсками.
Стремление скрыть истинные причины победы Советского Союза вызвало распространение немецкими историками версии о том, что победа русскими достигалась не умением, а якобы громадным численным превосходством. «С самого начала германская восточная армия, - утверждают Г.-А. Якобсен и А. Хилльгрубер, - не сумела преодолеть численного превосходства Красной Армии». Германские части и соединения, говорится в книге Э. Хельмдаха «Нападение», гибли под «паровым катком» советского численного превосходства [35, s. 52].
Эти версии, переходя из книги в книгу, распространяются и на оценку причин поражения немецких войск в решающих битвах на советско-германском фронте, причем некоторые авторы прибегают просто к баснословным утверждениям. Фрисснер, Гудериан, Тип-пельскирх и другие пишут о семи, двенадцати и даже двадцатикратном численном превосходстве советских войск. Так, об этом говорит К. Типпельскирх в книге «История Второй мировой войны», подчеркивая, что Красная армия имела «двадцатикратное превосходство в силах» над вермахтом под Москвой. О количественном превосходстве советских войск в Московской битве пишет и К. Рейнгардт. По мнению Э. Зимке, к началу контрнаступления под Сталинградом частями и соединениями Красной армии, насчитывающим 1 млн солдат и офицеров, якобы противостояло всего 500 тыс. войск противника. В некоторых книгах говорится о четырехкратном превосходстве советских войск в битве под Курском.
В отечественной военно-исторической литературе о Великой Отечественной войне накоплен огромный статистический материал, который корректировался с введением в научный оборот новых архивных документов, позволяющих проанализировать выдвинутый немецкими исследователями тезис о колоссальном численном превосходстве Красной армии над вермахтом. Приведенные в работах российских авторов данные позволяют утверждать, что в ходе войны соотношение сил между советскими вооруженными силами и вермахтом менялось. В первый период войны превосходство в силах было на стороне немецко-фашистских войск. 22 июня 1941 г. немецкое командование бросило против СССР 5 млн солдат и офицеров вермахта и союзных Германии войск. Этой армии вторжения противостояли силы пяти округов и трех флотов. Группировка советских войск на территории западных округов насчитывала 2680 тыс. чел. [16, с. 31, 34]. Среднемесячная списочная численность личного состава действующих фронтов и армий в июле-сентябре 1941 г. составила 3 млн 334,4 тыс. человек, а в октябре -декабре этого же года - 2 млн 318,5 тыс.
Первое крупное поражение немецкие армии потерпели под Москвой, когда в соотношении сил не было превосходства советских войск. На 1 октября 1941 г. группировка противника, нацеленная на Москву, насчитывала 1,8 млн чел. В составе советских войск было 1 250 тыс. чел. [16, с. 144-146]. К началу нашего контрнаступления под Москвой группа армий «Центр» вместе с военно-воздушными силами имела 1 708 тыс. солдат и офицеров, советские войска -
1 110 тыс. человек. Таким образом, противник превосходил советские войска по численности.
В результате огромных усилий руководства страны и народа было достигнуто равенство в силах и средствах с противником, а затем обеспечено решающее превосходство. Соотношение сил противоборствующих сторон на Сталинградском направлении первоначально складывалось в пользу вермахта. В наступающих соединениях 6-й армии имелось около 270 тыс. солдат и офицеров. 16-17 июля советские войска на Сталинградском направлении реально могли противопоставить врагу лишь около 160 тыс. чел. [15, с. 75]. Контрнаступление Красной армии под Сталинградом началось при почти одинаковой численности советских войск и вражеской группировки. 1 млн 143,5 тыс. солдат. Красной армии противостояло 1011,5 тыс. солдат и офицеров противника [4, с. 35]. На направлении главных ударов советские войска имели двойное и более превосходство, но в этом заслуга советского командования, сумевшего в этих условиях создать мощные ударные группировки и умело использовать их в избранных направлениях, что явилось важнейшим условием нашей победы в битве на Волге.
В районе Курского выступа к началу сражения соотношение сил в пользу советских войск выражалось по людям - 1,4:1. Переходящие на орловском направлении в контрнаступление советские войска имели превосходство над врагом в личном составе в два раза, а на Белгородско-харьковском - почти в три раза [7, с. 74, 97]. В битве за освобождение Белоруссии и в Берлинской операции Красная армия превосходила противника по личному составу соответственно в
2 и 2,5 раза.
Как видно из этих данных, в крупнейших операциях Красной армии она одерживала победы, прежде всего за счет мужества и стойкости советских воинов, совершенной техники, настойчивости и активности в достижении поставленных целей.
В 60-е гг. ХХ в. в немецкой литературе о войне достаточно широкое распространение получила версия об «упущенном шансе», пережившая определенную реанимацию в конце 80-х - начале 90-х гг. Ее суть заключается в том, что всенародный характер борьбы советских людей с захватчиками был обусловлен «излишней жестокостью» немецких оккупационных властей по отношению к мирному гражданскому населению. «Уже десятилетия в исторической литературе, - пишет Г. Хасс, - дискутируется вопрос о том, могла ли война на Востоке идти иначе, если бы немецкое руководство... заменило концепцию войны на уничтожение на сотрудничество с различными антисоветскими, антикоммунистическими, националистическими, религиозноортодоксальными, монархическими силами на базе реставрации капитализма, особенно в деревне, а также, наконец, с большой частью населения, недовольной бесхозяйственностью» [36, s. 279].
При этом немецкие авторы напоминают, что «психологическая лаборатория» военного министерства рейха при теоретическом рассмотрении возможного конфликта с Советским Союзом в 1935 г. рекомендовала подобный образ действий. Она предлагала, например, распространением листовок призывать русских создать «из Красной армии русскую армию» и повернуть штыки, чтобы «вместе с нами (немцами - авт.) бороться против проклятых еврейских комиссаров» [40, s. 125]. Утверждения об упущенном «русском шансе» содержатся в трудах немецких историков - Т. Оберлендера, Э. Хесса, К.Т. Руффмана, В. Ринса, Г. Буххайта и др.
Т. Оберлендср в книге «Шесть очерков об обработке советского населения в годы Второй мировой войны» весьма подробно рассказывает о том, какую пропагандистскую работу проводили оккупационные власти среди нерусского населения Кавказа в 1942-1943 гг. с целью склонить его к сотрудничеству с оккупантами. Он вынужден признать, что усилия германских властей сделать нерусские народности союзниками немцев в войне против Советского государства «не увенчались успехом». Но причина, по его мнению, не в действиях вермахта, а лишь в ошибках Гитлера, который проводил «неправильную восточную политику», относился к советским людям «излишне жестоко». Если бы это отношение было «более мягким», то население восприняло бы германские войска в качестве освободителей, пошло бы на сотрудничество с ними, и война была бы выиграна Германией. Но Гитлер не изменил радикально политику, поэтому виноват он один» [42, s. 1-12, 28-119].
Г. Буххайт считает, что «масса русского населения... надеялась освободиться от большевизма с помощью немцев. Однако вследствие оккупационной политики... тысячи русских стали убегать в леса». Этой же точки зрения придерживается К. Рейнгардт, который пытается объяснить борьбу советского народа на фронте и в тылу просчетами руководства Третьего рейха в политике по отношению к населению оккупированных районов [22, s. 356-357]. В. Хаупт упрекает «германское руководство» в том, что оно «упустило возможность при помощи справедливой политики сделать дружественным население оккупированных территорий» [9, с. 213-214], другие - в том, что оно «утратило возможность» использовать «русских против русских». При этом они ссылаются на действительно имеющиеся факты, свидетельствующие о том, что в некоторых местах население без осуждения, а кое-где и дружественно встречало части вермахта. Это относится, прежде всего, к западным районам Украины и Прибалтике.
Отметим, что сами же эти авторы пишут, что «подобные надежды на Украине, в Татарии, среди казаков и народностей Северного
Кавказа, однако, противоречили немецкой политике жизненного пространства на Востоке» [38, s. 279].
Программа геноцида по отношению к советскому народу была чудовищным продуктом нацистской идеологии и составляла органическую часть общего плана ведения войн против СССР. Она под предлогом борьбы с партизанами нашла свое конкретное воплощение в приказах военного командования вермахта. Так, в приказе командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала фон Райхенау от 9 сентября 1941 г. говорится о том, что солдаты 6-й армии «должны стать мстителями в организованной борьбе с партизанами. Для этого необходимо использовать такие средства уничтожения..., которые нам не свойственны и никогда нигде не применялись немецкими солдатами против вражеского населения». (Последнее утверждение оставим на совести Райхенау, «забывшего» о зверствах фашистов в оккупированных ими странах). В приказе командующий армией требует: «Все деревни и хутора, в которых скрывали или снабжали партизан, надлежит путем конфискации продуктов, поджога домов, расстрела заложников и повешения соучастников наказать...» [38, s. 129-130].
Такие факты не отрицают немецкие исследователи. Более того, многие из них опираются на эти свидетельства неслыханной жестокости, доказывая свою версию об утраченном «русском шансе». Но они либо замалчивают, либо очень мало пишут о том, что нацисты наряду с методами массового насилия и террора на оккупированных территориях прибегали и к тактике лавирования, тактике «кнута и пряника», к идеологической обработке населения в антисоветском духе, побуждая его к сотрудничеству с оккупантами.
Захватчики тщательно скрывали планы превращения советской территории в колонию Третьего рейха, массового уничтожения советских людей, внушали населению оккупированных областей, что ведут войну во имя неких «освободительных» целей, и тем, кто поддерживает оккупантов, будут предоставлены различные льготы и привилегии. Для ведения пропаганды среди населения фашисты создали достаточно разветвленный специальный аппарат, общее руководство которым осуществляло министерство пропаганды И. Геббельса. В каждой армии имелись роты и взводы пропаганды. В больших городах и населенных пунктах при военно-полевых комендатурах, в городских управах действовали отделы пропаганды (иногда они назывались отделами культуры и просвещения). Роте пропаганды непосредственно подчинялся Ostpropzug - взвод пропаганды на востоке. Ostpropzug располагал школами пропагандистов. Вторым подразделением Ostpropzuga являлся отдел печати. Общее
руководство отделом обеспечивали немецкие офицеры, владевшие русским языком.
Общий контроль за осуществлением пропагандистских функций на местах Ostpropzug осуществлял через сеть «Домов правителей». Дом являлся центром идеологической работы в районе [6, с. 8-9]. Все эти звенья идеологического аппарата тщательно готовили. Вся идеологическая система нацистов осуществляла пропагандистские акции, направленные на разложение населения, парализацию его воли к сопротивлению захватчикам, призывы к взаимодействию с оккупационными властями.
Отдельные лидеры нацисткой партии и некоторые командующие войсками во фронтовых и тыловых областях, а также штатные работники оккупационных управлений, начиная от руководящих сотрудников реихскомиссариатов до местных представителей разных немецких учреждений, выступали за более широкое применение «гибкой» («мягкой») тактики с целью привлечь на свою сторону население оккупируемых областей. Они считали, что без хотя бы пассивной поддержки местного населения не существует никакой возможности надолго обеспечить господство на завоеванных территориях. «Крайне вероятно, чтобы народ, насчитывающий двести миллионов человек, - полагал В. Шелленберг, - свыкся с методами иностранной полиции, особенно если некоторые составляющие его национальности, которые ненавидят советскую систему и хорошо настроены по отношению к нам, буду лишены автономии в любой ее форме. В конце концов они, вероятно, будут вовлечены в какое-либо империалистическое панславянское движение. Я лично считаю, что мы должны создавать ряд автономных государств и оказывать содействие их национальным героям. Только в этом случае мы смогли бы использовать один народ против другого» [18, с. 228].
Соображения о необходимости вдохнуть жизнь в русский коллаборационизм возрастали с немецкой стороны по мере того, как все более рушился гитлеровский план войны, и оккупационная политика в России оказывалась полностью неэффективной, как партизанская борьба и сопротивление в тыловых районах немецких войск превратились в дополнительный театр военных действий. Заметно увеличилось число докладных записок, писем и предложений Гиммлеру, Кейтелю, Розенбергу и другим руководителям рейха, в которых настойчиво рекомендовалось изменить точку зрения на русских. Например, в документе отдела генерал-квартирмейстера от 8 января 1942 г. под названием «Предложения для разложения советского сопротивления» (борьба на оккупированных немцами территориях -авт.) речь идет о том, чтобы всеми средствами подорвать изнутри борьбу врага, использовать для этого обман противника о целях
войны. Цель должна быть такой, чтобы привлечь на свою сторону население занятых советских областей. «Чтобы этой цели достичь, следует обещать решение земельного вопроса и свободу удовлетворения религиозных потребностей. Даже можно говорить об образовании «независимого мнимого правления» не только для Украины и Кавказа, но также и для России» [43, s. 281].
Однако получили преобладание сторонники грубой силы, взгляды которых вытекали из самой сущности концепции «Восточного похода». Они считали, что война с СССР является решающим моментом всей мировой войны, и при их абсолютной уверенности в победе поставили на карту все. Но самое главное, как убедительно показывают отечественные историки, попытки военного и политического руководства Германии проводить в Советском Союзе «гибкую» политику не имели успеха. В СССР не было для этого объективных условий [10, с. 238].
Невиданная жестокость и беспощадность оккупационных властей, массовый террор и насилие, чинимое захватчиками над гражданским населением, действительно являлись одним из факторов, побуждающих мирных людей на самоотверженную борьбу с оккупантами, способствующих расширению и обострению этой борьбы, изменению ее форм [14, с. 37]. Это очевидный факт. «Германский террор лишь ускорил рост движения сопротивления», - полагают авторы книги «Война на Востоке. 1941-1945». Основные источники, питающие борьбу советских людей против фашистских захватчиков, лежат значительно глубже, они находятся в недрах самого народа, защищающего свою Родину. Уже в первые дни вторжения немецких войск на территорию СССР нацистская печать признавала, что советские люди встречали их не цветами и хлебом-солью, а пулями. Так, 26 июня 1941 г. немецкий военный корреспондент писал: «В нашем походе мы должны были проследовать через 20 деревень, и в каждой из них нас обстреливали красные снайперы, засевшие в избах. Они действовали и в промежутках между населенными пунктами».
Как видим, реальные факты, характеризующие сопротивление оккупантам населения захваченных немцами территорий, побуждают ряд немецких историков признать, что основная масса советских людей поднялась на самоотверженную борьбу против агрессоров за свободу и независимость своей Родины. Отечественная военноисторическая литература о Великой Отечественной войне излагает, как правило, не причины поражения Германии в войне 1941-1945 гг., а источники победы советского народа над фашизмом и с этой точки зрения рассматривает и закономерность неизбежного краха Третьего рейха.
Список литературы
1. Военно-исторический журнал. - 1960. - № 2.
2. Война Германии против Советского Союза. 1941-1945. Документальная экспозиция. - Берлин, 1992.
3. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. - М., 1972. Т. 1-2.
4. История Второй мировой войны. 1939-1945. Т. 6. - М., 1976.
5. Итоги Второй мировой войны: сб. ст. / пер. с нем. - М., 1957. - С. 119.
6. Ковалев Б.Н. Антифашистская борьба: анализ пропагандистского противостояния (1941-1944 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. - СПб., 1993.
7. Колтунов Г. А., Соловьев Б. Г. Курская битва. - М., 1983.
8. Меллентин Ф. Танковые сражения 1939-1945 гг. - М., 1957.
9. Мерцалов А.Н. Великая Отечественная война в историографии ФРГ. -М., 1989.
10. Мерцалов А.Н. Западногерманская буржуазная историография Второй мировой войны. - М.,1978.
11. Мировая война 1939-1945 гг. - М., 1957.
12. Новая и новейшая истории. - 1992. - № 3. - С. 196.
13. Орлов А. Партизаны в Великой Отечественной войне // Свободная мысль. - 1995. - № 2.
14. Поляков Ю. Почему мы победили? // Свободная мысль. - 1994. -№ 11.
15. Самсонов А.М. Сталинградская битва. 3-е изд. доп. - М., 1982.
16. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. -М., 1977.
17. Типпельскирх К. История Второй мировой войны. - М., 1956.
18. Шелленберг В. Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика / пер. с англ. - М., 1991.
19. Фест Й.К. Гитлер. Биография. Т. 3. - М., 1991.
20. Якобсен Г.-А. 1939-1945 // Вторая мировая война. Хроника и документы / пер. с нем // Вторая мировая война: два взгляда. - М., 1995.
21. Belov N. von Als Hitlers Adjatant. - Mains, 1980.
22. Buchheit G. Der deutsche Geheimdienst. - München, 1967.
23. Bucheler H. Hohpner. - Herford, 1980.
24. Carell P. Unternehmen Barbarossa. Im Bild. B.(W.)1978.
25. Cassidy H. Moskow Datelin. - N. V., 1943.
26. Chales de Bealien Walter. Der Vorstop der Panzergruppe 4 auf Lenin-
grad - 1941. - Neckargemiind, 1961.
27. Coring M. Alles oder Nichts. - Tubingen, 1966.
28. Dahmes H. Der Zweite Weltkrieg. - Frankfurt a. M., 1966.
29. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. - Stuttgart, 1994.
30. Der Zweite Weltkrieg. - Gutersloh. 1969.
31. Die Berichte des Oberkommandes der Wehrmacht. - Munchen, 1983.
32. .Graig G. A. Die Deutsche Geschichte, 1866-1945. - Munchen, 1983.
33. Haider F. Hitler als Feldherr. - Munchen, 1949; «Alles fur die Welt». 1949.
Hf. 2.
34. Haupt W. Heeresgruppe Nord. 1941-1945. - Bad Nauheim, 1966.
35. Helmdach E. Uberfall? Der sowjetischdeursch Aufmarch. 1941-Heckargemund, 1976.
36. Hass G. Deutsche Okkupatioaziele und die Kollaboration besetzten Gebieten in der Russischen Foderativen Sowjetrepublik 1941-1944 // Europa untern Hakenkreuz. Erganzungsband: Okkupation und Kollaboration. - Berlin, 1994.
37. Hass G. Zur deutschen Okkupantionspolitik vor Leningrad 1941-1945. Стеногр. междунар. науч. конф. «50-летие снятия блокады Ленинграда». -СПб., 1994.
38. Unternehmen «Barbarossa». Paderborn, 1984.
39. Knopp G. Entscheidung Stalingrad. - Munchen, 1992.
40. Krausnick H., Wilhelm H.-H. Die Trappen das Weltanschaungakrieges. Die Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des Sd 1938-1942. - Stuttgart, 1981.
41. Lowenthal F. Das Kommunistische Experiment. - Koln, 1957.
42. Oberlander Th.Sechs Denksschriften aus dem Zweiten Weltkrieg iiber die Behandlung der Sowjetvolker. - Ingolstart, 1984.
43. Okkupation und Kollaboration (1938-1945). Beiträge zu Konzepten und Praxis der Kollaboration in der deutschen Okkupationspolitik / Hrsg. von Bundesarchiv. - Berlin, Heidelberg, 1994.
44. Reinhardt К. Die Wende vor Moskau. Das Scheitern der Strategie Hitlers im Winter 1941/42. - Stuttgart, 1972.
45. Riecker K. Ein Mann verliert einen Wetkrieg. - Frankfurt a. M., I955.
46. Samhaber E. Geschichto Europas. - Koln, 1967.
47. Scmiickle H. Ohne Pauken und Trompeten. - Stuttgart, 1982.
48. War: A. Historical, political and Social Study. - Santa Barderg, 1978.
