CC BY
393
А.В. Грошев
Грошев Александр Васильевич — доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права Кубанского аграрного университета
Презумпции в уголовном праве и их роль в правоприменительной деятельности
Проблема презумпций не типична для российского уголовного законодательства. Во всяком случае, нормы УК РФ не содержат прямых предписаний подобного рода. Поэтому стройной и завершенной теории презумпции в уголовном праве не существует, что негативно сказывается на качестве уголовного закона и практике его применения1. Это во многом объясняется особенностями метода уголовного права, связанного с установлением основания уголовной ответственности и ее реализацией. В известном смысле некоторые общеправовые и межотраслевые презумпции (знания закона, невиновности, истинности закона и др.) оказывают регулятивное воздействие на поведение участников уголовно-правовых отношений. Но это воздействие опосредовано типичными уголовно-правовыми средствами, носит вспомогательный характер. Как отмечается в теории права, в общем процессе регулирования социальной жизни правовыми средствами презумпции выполняют вспомогательную роль, представляя собой дополнения, связки элементов права в систему2.
Например, презумпция вменяемости (традиционно трактуемая юристами в контексте категории невменяемости) непосредственно не закреплена в уголовном законе и логическим путем выводится из положений статьи 21 УК РФ. По сути это — косвенная презумпция, создающая одну из предпосылок уголовной ответственности. Ее роль в механизме уголовно-правового регулирования ограничивается определением общих условий уголовной ответственности, касающихся субъекта преступления (ст. 19 УК РФ). Причем значение данной презумпции проявляется в сфере правоприменительной деятельности и связано с освобождением правоприменителя от бремени доказывания. Лицо, вменяемость которого презюмируется, в случае совершения преступления подлежит уголовной ответственности, реализация же правоотношения ответственности происходит без участия данной презумпции.
В теории уголовного права существуют различные подходы к определению круга презумпций и их значения.
Так Л.Л. Кругликов и Ю.Г. Зуев к презумпциям в уголовном праве относят следующие презумпции:
— знания закона (ст. 9 УК РФ);
— истинности уголовного запрета (ст. 9, 10 УК РФ);
— вменяемости (ст. 21 УК РФ);
— невменяемости (ст. 21 УК РФ);
— непонимания лицом до достижения 14—16 лет общественной опасности совершаемого им деяния (ч. 1, 2 ст. 20 УК РФ);
— осознания лицом, достигшим 14—16 летнего возраста на момент совершения преступления, вредоносности своего поведения (ч. 1—3 ст. 20 УК РФ);
— увеличения степени опасности деяния при рецидиве преступления (ст. 18, п. «а» ч. 1 ст. 63 УК РФ);
— истинности приговора (ст. 70, 73 УК РФ);
— понимания характера опасности своего деяния лицом, находящимся в состоянии опьянения (ст. 23 УК РФ);
— предположение о возможности повторения тождественного деяния подсудимым, если он будет после осуждения заниматься той же деятельностью или занимать ту же должность (ст. 74 УК РФ);
— утраты общественной опасности совершенного преступления и личности преступника по истечении длительных сроков с момента совершения деяния (ст. 78, 83 УК РФ);
1 Рассматриваемая проблема презумпций получила разработку преимущественно в общей теории права (В.К. Бабаев, В.М. Горшенев и др.) и в отдельных отраслевых, главным образом — процессуальных дисциплинах (В.И. Каминская, И.А. Либус, И.Л. Петрухин, В.А. Ойгензихт, Ч.С. Касумов, В.М. Баранов, В.П. Воложанин, Л.М. Васильев, Ю.А. Сериков и др.). В науке уголовного права данной проблеме посвящены кандидатская диссертация Ю.Г. Зуева (Презумпции в уголовном праве. — Казань, 2000), монография Л.Л. Кругликова и Ю.Г. Зуева (Презумпции в уголовном праве. — Ярославль, 2000), отдельные монографические работы по теории законодательной техники в уголовном праве (К.К. Панько, С.С. Тихонова и др.).
2 См.: Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Советское государство и право. — 1978. — № 3. — С. 115.
— резкого повышения общественной опасности деяния при совершении преступления с отягчающими, квалифицирующими обстоятельствами (в частности, закрепленные в ст. 35, 63 УК РФ)1.
В свою очередь, большинство из указанных презумпций предложено классифицировать:
1) в зависимости от способа закрепления — на фактические и законные (правовые);
2) по возможности опровержения — на опровержимые и неопровержимые (неоспоримые);
3) по сфере действия — на общеправовые, межотраслевые и отраслевые;
4) по значению (роли) в правовом регулировании — на материально-правовые и процессуальные2.
Еще более широкий круг презумпций в уголовном праве выделяет С.С. Тихонова. Уголовноправовыми презумпциями, по ее мнению, являются:
— презумпция взаимосвязи запрещенности и общественной опасности деяния, установленная частью 1 статьи 14 УК РФ (возможность опровержения предусмотрена ч. 2 ст. 14, ст. 37—42 УК РФ);
— презумпция правосубъектности (ст. 19—20 УК РФ) — способности лица нести уголовную ответственность за содеянное по достижении определенного возраста (возможность опровержения — ч. 3 ст. 20 УК РФ);
— презумпция вменяемости (ст. 19 УК РФ) — психического состояния лица, достигшего возраста уголовной ответственности на момент совершения общественно опасного деяния, позволяющего осознавать социальную значимость своего поведения и руководить им (возможность опровержения — ст. 21 УК РФ);
— презумпция осознанности поведения в состоянии опьянения (ст. 23 УК РФ) — сохранения лицом, находящимся в состоянии алкогольного, наркотического либо токсического опьянения, способности осознавать социальную значимость своего поведения и руководить им (возможность опровержения — ст. 21 УК РФ);
— презумпция совершения тождественного преступления при сохранении за лицом права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, установленная статьей 47 УК РФ (возможность опровержения — ст. 60, 64 УК РФ);
— презумпция пониженной общественной опасности — понижения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии привилегирующих признаков либо смягчающих обстоятельств, предусмотренных статьей 61 УК РФ (возможность опровержения — ст. 60, 63 УК РФ);
— презумпция повышенной общественной опасности:
1) повышения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии квалифицирующих признаков либо отягчающих обстоятельств, предусмотренных статьей 63 УК РФ (возможность опровержения предусмотрена ст. 60—62, 64 УК РФ);
2) повышения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии рецидива (ст. 18 УК РФ) преступлений (возможность опровержения — ч. 5 ст. 68 УК РФ);
— презумпция неспособности к исправлению (ст. 74 УК РФ) несовершеннолетнего, совершившего в период испытательного срока при условном осуждении умышленного преступления средней тяжести либо тяжкого (возможность опровержения — ч. 62 ст. 88 УК РФ);
— презумпция «неисправленности» лица (ст. 79—80 УК РФ) — отсутствие исправления лица, отбывшего срок назначенного уголовного наказания не полностью (возможность опровержения — ч. 1, 5 ст. 79 УК РФ и ч. 1 ст. 80 УК РФ);
— презумпция утраты общественной опасности деяния и лица, его совершившего, при наличии деятельного раскаяния либо примирения с потерпевшим, установленная статьями 75—76 УК РФ (возможность опровержения предусмотрена этими же статьями)3.
По мнению К.К. Панько, «представляется неверным выводить презумпцию как исключение практически из всех институтов Общей части УК, как это делают авторы цитируемых выше трудов». В число презумпций в уголовном праве автор включает:
— презумпцию знания закона;
— презумпцию невиновности;
— презумпцию истинности судебного решения;
— презумпцию деликтоспособности;
— презумпцию вменяемости;
— презумпцию усиления общественной опасности деяния и лица, его совершившего (совершение преступления в соучастии, при рецидиве, при отягчающих и квалифицирующих обстоятельствах);
1 См.: Зуев Ю.Г. Уголовно-правовые презумпции: Понятие, признаки и виды // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 331—338; Кругликов Л.Л. Презумпции в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев. — Ярославль, 2000. — С. 89—90.
2 См.: Кругликов Л.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 309—316.
3 См.: Тихонова С.С. Юридическая техника в уголовном праве: Курс лекций. — Н. Новгород, 2008. — С. 125—127.
— презумпцию снижения общественной опасности содеянного и личности виновного (совершение преступления при смягчающих обстоятельствах, впервые, в условиях чрезвычайного положения и т. д.);
— презумпцию утраты лицом общественной опасности (вследствие истечения определенного времени с момента совершения преступления, примирения с потерпевшим и т. д.)1.
Представляется, что различные подходы к определению презумпций в уголовном праве определяются различным пониманием их авторами сущности и роли презумпций в уголовно-правовом регулировании (хотя эти различия не носят принципиального характера). Так, сторонники широкого подхода придают презумпциям в уголовном праве наиболее общее значение. По мнению К.К. Панько, специфика презумпции как средства юридической (законодательной) техники, отличающая ее от других средств и приемов законотворчества, состоит в том, что она имеет собственно регулятивное значение типа правовых предписаний «общих начал», «отправных нормативных установлений», норм-целей или норм-принципов2. «Презумпции, — пишет автор, — выполняют особую функцию в процессе правового регулирования: они ... помогают глубже уяснить роль и значимость других предписаний, общую линию правотворческой деятельности, связывают изложенные в уголовном законодательстве предписания в систему, придавая им общий смысл и цельность»3. Отсюда уголовно-правовые презумпции приобретают характер идей и принципов, имеющих весьма широкий, порой неосознаваемый правоприменителем,спектр действия.
Сторонники другого подхода к определению роли презумпций в уголовном праве исходят главным образом из непосредственного значения презумпций, проявляющегося на уровне конкретных норм и институтов уголовного права. Отсюда ими предлагается, в частности, делить презумпции в уголовном праве по нетрадиционным основаниям на позитивные и негативные; общие и частные; нашедшие закрепление в статьях Общей части, Общей и Особенной части, только Особенной части4.
Представляется, что указанные подходы не являются взаимоисключающими, а скорее дополняют друг друга, создавая более полное представление о роли презумпций в уголовном праве. Понимание презумпций исключительно как «общих начал», идей и принципов уголовно-правового регулирования не учитывает их роли как средства законодательной техники на уровне типичных нормативных предписаний и отдельных законодательных конструкций (например, ст. 20, 37—39, 78 УК РФ). В этом случае презумпция приобретает важнейшее свойство нормативности. Она органически вплетается в ткань правового регулирования, помогая тем самым создать стандартные модели юридически значимого поведения в определенных ситуациях. В то же время нельзя не учитывать и более общее нормативное значение некоторых фундаментальных презумпций, которое свойственно правовым принципам (например, презумпции знания закона).
На наш взгляд, презумпции в уголовном праве имеют три основных значения:
1) выступают в качестве основополагающих начал, целей, идей (принципов) правового регулирования, имеющих наиболее общее значение на уровне всей системы норм УК РФ (философско-правовой аспект);
2) влияют на законодательную технику конструирования отдельных норм и институтов уголовного права (законотворческий аспект);
3) приобретают непосредственное регулирующее значение в уголовно-правовых отношениях (правоприменительный аспект). Причем последнее значение проявляется как на уровне норм Общей, так и Особенной частей УК РФ.
В качестве примера общего значения презумпций в уголовном праве следует привести презумпцию общественной опасности деяния при наличии его противоправности, то есть запрета в УК РФ. В плане межотраслевой дифференциации эта презумпция обозначена как «предположение о наличии общественной опасности у преступления и отсутствии таковой у иных видов правонарушений»5. Данная презумпция косвенно вытекает из статьи 14 УК РФ и распространяется на все деяния, признаваемые преступными при квалификации преступлений. В то же время закон содержит правило опровержения данной презумпции, связанное с малозначительностью деяния.
Аналогичное общее значение приобретают и другие презумпции, традиционно приписываемые различными учеными к сфере уголовного права, например, презумпции знания закона, невиновности (добропорядочности) и др. Как справедливо замечает К.К. Панько, связь между статьей 49 Конститу-
1 См.: Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России. — Воронеж, 2004. — С. 221—222.
2 См. там же. — С. 222.
3 Там же.
4 Кругликов Л.Л. Виды презумпций в уголовном праве / Л.Л. Кругликов, Ю.Г. Зуев // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сборник статей: В 2 т. / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2001. — Т. 2. — С. 316.
5 Кругликов Л.Л. Проблемы теории уголовного права: Избранные статьи, 2000—2009 гг. — Ярославль, 2010. — С. 292—293.
ции РФ, устанавливающей презумпцию невиновности, и возможностью реализации предписаний Особенной части УК РФ очевидна. «Связь очень жесткая и прямо пропорциональная: при неопровержимости презумпции невиновности невозможно применение ни одного предписания Особенной части УК»1.
Другие значения презумпции характеризуют ее как свойство уголовно-правовой нормы (института), проявляющееся в двух взаимосвязанных аспектах:
а) как средство (прием) законодательной техники данной нормы;
б) как нетипичное нормативное предписание, входящее в структуру уголовно-правовой нормы и имеющее особую юридическую логику, специфическое содержание и функции.
В последнем из указанных значений презумпции получают косвенное закрепление в нормах Общей или Особенной частей УК РФ, являясь по своему внешнему выражению «незримыми» регуляторами уголовно-правовых отношений. Данное обстоятельство следует учитывать в правоприменительной деятельности. Знание таких презумпции и умение выделить их в контексте правового регулирования — залог правильной квалификации преступлений.
В качестве примера законодательного выражения подобной презумпции можно привести институт необходимой обороны (ст. 37 УК РФ). Логический анализ структурных элементов данной нормы в их взаимосвязи показывает, что регулятивная функция данной нормы имеет в своей основе несколько локальных презумпций:
1. Презумпцию правомерности причинения вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, то есть при защите от общественно опасного посягательства, если это посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия (ч. 1 ст. 37 УК РФ). Данная презумпция соразмерности обороны является неопровержимой — при установлении указанного посягательства необходимая оборона в любом случае признается правомерной, что прямо закреплено в законе. В этом случае презумпция не только дает четкие ориентиры необходимой обороны, но и выступает гарантом защиты прав граждан при наиболее опасных посягательствах, угрожающих их жизни.
2. Презумпцию правомерности защиты от посягательства, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия. Данная презумпция является опровержимой — защита от посягательства в данном случае признается правомерной, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, то есть умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 37 УК РФ). Действие этой презумпции усиливается положением части 21 статьи 37 УК РФ, согласно которому «не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения».
3. Презумпцию равенства оснований и пределов необходимой обороны для всех лиц независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения, а также однотипную презумпцию права на необходимую оборону независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти (ч. 3 ст. 37 УК РФ). Последние презумпции являются неопровержимыми. Однако некоторые подзаконные акты выдвигают дополнительные требования к действиям сотрудников правоохранительных органов, связанным с применением оружия и спецсредств при защите от посягательств, превращая тем самым одну из названных презумпций в опровержимую.
Презумпции института необходимой обороны в их взаимосвязи усиливают регулятивные свойства уголовно-правовой нормы (ст. 37 УК РФ), более четко и в ряде случаев императивно определяют условия правомерности обороны, облегчая тем самым правовые ориентации самих обороняющихся, а также правоприменительную деятельность по столь сложной категории дел.
Кратко остановимся на двух презумпциях, активно обсуждаемых в теории уголовного права. Одна из них характерна для некоторых норм Общей части и большинства норм Особенной части УК РФ, устанавливающих дифференцированную ответственность за преступление. Это презумпция усиления общественной опасности деяния и лица, его совершившего, в зависимости от ряда обстоятельств, влияющих на степень общественной опасности (совершение преступления в соучастии, при рецидиве, при отягчающих наказание и квалифицирующих обстоятельствах). Данная презумпция положена в основу дифференциации уголовной ответственности и наказания за совершение преступления.
Анализ норм Особенной части УК РФ показывает, что основным средством дифференциации ответственности являются наличие в структуре состава преступления отягчающих обстоятельств (квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков). В данном случае закон связывает с указанными обстоятельствами значительное повышение типовой общественной опасности деяния (характер-
1 Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России. — Воронеж, 2004. — С. 218.
ной для основного состава), что, в свою очередь, влечет усиление его наказуемости (санкции). Таким образом, логика данной презумпции предопределяет и логику правоприменительной деятельности — при установлении в деянии, содержащем признаки основного состава преступления, хотя бы одного из указанных в законе квалифицирующих обстоятельств, презюмируется повышение его общественной опасности и вменяется квалифицированный состав преступления.
Несмотря на то, что влияние того или иного отягчающего обстоятельства на степень общественной опасности деяния проявляется не в одинаковой мере, данная презумпция является неопровержимой 1. Это прямо предопределяется логикой закона. Однако в судебной практике все же допускается ее опровержение, основанное на положениях части 2 статьи 14 УК РФ (в связи с признанием деяния малозначительным). Она применима главным образом в отношении норм с «открытой» диспозицией, не содержащей четкого криминообразующего признака (например, ст. 165 УК РФ). Проблема опровержения данной презумпции наиболее остро проявляется в квалифицированных составах преступлений, содержащихся в нормах с диспозициями «открытого» типа. Приведем характерный пример.
Трое подростков (14—15 лет) были осуждены по части 2 статьи 144 УК РСФСР за тайное хищение чужого имущества, совершенное по предварительному сговору группой лиц. В августе 1995 года с целью кражи они пришли на дачный участок, где нарвали 26 арбузов общим весом 28 кг 400 г стоимостью 1000 рублей за 1 кг, причинив потерпевшей ущерб на сумму 28 400 рублей (минимальный размер оплаты труда на момент совершения кражи составлял 55 тыс. рублей). По делу установлено, что несовершеннолетние похитили арбузы на незначительную сумму. Потерпевшая в суде признала, что арбузы ей возвращены, она считает ущерб незначительным и просила не привлекать подростков к уголовной ответственности. Судебная коллегия Верховного Суда РФ, рассмотрев дело в порядке надзора, отменила приговор и дело прекратила производством, указав, что действия несовершеннолетних, хотя формально и содержат признаки преступления, предусмотренного частью 2 статьи 144 УК РСФСР, но в силу малозначительности не представляют общественной опасности2.
Оценивая данное решение, следует отметить, что согласно статье 49 КоАП РСФСР 1996 года мелким в указанный период признавалось хищение на сумму до одного МРОТ включительно. Следовательно, действия подростков подпадали под признаки административного проступка и с формальной стороны квалификация деяния была неправильной, в том числе с учетом повышенной опасности групповой кражи. Тем не менее, Верховный Суд РФ в данном случае опроверг указанную презумпцию со ссылкой на малозначительность деяния.
В настоящее время юридическая оценка подобной ситуации выглядит иначе. Согласно статье 7.27. КоАП РФ мелким признается хищение чужого имущества путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты при отсутствии признаков преступлений, предусмотренных частями 2—4 статьи 158, частями 2 и 3 статьи 159 и частями 2 и 3 статьи 160 УК РФ. В соответствии с примечанием к данной статье хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает одну тысячу рублей. Таким образом, размер ущерба при квалифицированной краже (не являющейся крупной или особо крупной) законом не определен и устанавливается правоприменителем с учетом положений статьи 14 УК РФ. В этом случае кража даже на незначительную сумму в силу действия рассматриваемой презумпции обычно квалифицируется как преступление, обладающее повышенной общественной опасностью, то есть вменяется квалифицированный состав. Ее опровержение представляет известные трудности и, как правило, осуществляется кассационной или надзорной инстанциями. Это во многом связано с традиционным пониманием принципа законности: по каждому выявленному преступлению правоохранительные органы должны ех officio добиваться вынесения обвинительного приговора3.
Другая причина кроется в самом уголовном законе. Как представляется, в части 2 статьи 14 УК РФ скрыта косвенная презумпция отсутствия общественной опасности деяния в силу его малозначительности. Однако при этом сама малозначительность (как юридический факт и основание презумпции) в законе не определена и с трудом поддается оценке на практике. В литературе указывается на случаи малозначительности, когда деяние обладает определенной общественной опасностью, но она невелика, не превышает гражданско-правового, административного или дисциплинарного проступка, в силу чего деяние не может считаться преступным. Именно этот вид малозначительности сравнительно распространен и труден для понимания правоприменителя4. В то же время
1 См.: Кругликов Л.Л. Проблемы теории уголовного права: Избранные статьи, 2000—2009 гг. — Ярославль, 2010. — С. 290.
2 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 1997. — № 4. — С. 10.
3 См.: Обеспечение прав и интересов граждан при осуществлении уголовно-правовой политики в Российской Федерации (доклад Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации) // Адвокатская практика. — 2009. — № 3.
4 См.: Мальцев В. Малозначительность деяния в уголовном праве // Законность. — 1999. — № 1. — С. 26.
данная презумпция является опровержимой, поскольку часть 1 статьи 14 УК РФ предписывает учитывать при квалификации базовые признаки преступления, в частности его общественную опасность, которая в квалифицированном составе также презюмируется. Указанные презумпции системно не связаны между собой и действуют автономно. В каждом конкретном случае решение по уголовному делу будет во многом зависеть от усмотрения правоприменителя. Учитывая негативные тенденции правоохранительной практики по таким делам, нетрудно определить, какой презумпции будет отдано предпочтение. В целях их устранения в статье 14 УК РФ предлагается закрепить правило опровержения презумпции повышения общественной опасности деяния при наличии отягчающих ответственность обстоятельств примерно следующего содержания: «Отягчающие ответственность обстоятельства, предусмотренные статьей Особенной части настоящего Кодекса, учитываются при квалификации преступления только при наличии в деянии признаков преступления, установленных частью 1 настоящей статьи».
Следует отметить, что практикуемый судами механизм опровержения рассматриваемой презумпции, основанный на положениях части 2 статьи 14 УК РФ, срабатывает не всегда. В сфере действия некоторых норм Особенной части УК РФ эта презумпция в силу особенностей квалифицирующих признаков не может быть опровергнута со ссылкой на малозначительность. Яркий тому пример — новая редакция статьи 264 УК РФ, содержащая две взаимосвязанные ступени дифференциации ответственности. Первая ступень предполагает учет тяжести наступивших последствий (ч. 1, 3, 5 ст. 264 УК РФ), вторая — наличие во всех этих случаях состояния опьянения субъекта (ч. 2, 4, 6 ст. 264 УК РФ). Столь нетипичный прием законодательной техники, безусловно, усложняет понимание дифференцирующей функции указанных составов преступлений. В ряде случаев такое состояние водителя не является прямой причиной ДТП, повлекшего указанные в законе последствия. Однако презумпция «двойного» повышения общественной опасности деяния срабатывает в каждом случае нахождения водителя в состоянии опьянения, поскольку является (исходя из логики закона) свойством личности субъекта преступления, а не деяния как такового. Хотя в большинстве случаев управления транспортом в состоянии опьянения именно последнее обстоятельство обусловливает характер причиненных нарушений правил дорожного движения. В силу негативных тенденций ДТП с участием пьяных водителей и резко возросшей тяжестью их последствий данная презумпция в статье 264 УК РФ является неопровержимой. На составы преступлений, предусмотренные частями 2,
4, 6 статьи 264 УК РФ, нельзя распространить категорию малозначительности деяния и учитывать при квалификации только тяжесть последствий, равно как сами эти последствия не могут быть признаны «малозначительными». Другое дело, что подобный подход законодателя к дифференциации ответственности за данное преступление не вполне согласуется с некоторыми принципами криминализации. Но более действенного средства усиления борьбы с «пьяной преступностью» на транспорте пока не найдено.
Другой презумпцией, значимой для решения вопросов уголовной ответственности, является презумпция знания уголовного закона1. Презумпция знания закона — основополагающая презумпция права (в том числе уголовного), которая является «пусковым механизмом» осуществления познавательной функции правосознания и важнейшим элементом механизма правового регулирования. Данная презумпция происходит из известного положения древнеримского права «ignorantio non est argumento» — никто не вправе оправдываться незнанием закона. В современных условиях ее содержание заключено в юридической формуле «Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение». В сфере действия уголовного права это означает, что никто не вправе требовать освобождения от ответственности за совершенное преступление, ссылаясь на незнание уголовного закона.
Конституция РФ, а также отраслевое законодательство (гражданское, уголовное и др.) специальных норм, закрепляющих презумпцию знания закона, не содержат. Она косвенно вытекает из части 1 статьи 9 УК РФ, где речь идет о законе, действующем во время совершения деяния (как предполагается — лицом, знавшим о запрете данного деяния). Это, на наш взгляд, — серьезный пробел, негативно влияющий на регулятивную функцию закона и правоприменительную практику. Сказанное объясняется следующим. Юридическая формула «незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение» достаточно относительна и при применении нормы права не подлежит строгому толкованию. Социологическими исследованиями правосознания населения установлено, что уровень осведомленности граждан по вопросам уголовного права не отвечает требованиям, которые обеспечивают бесконфликтное действие презумпции знания закона в сфере уголовно-правового регулирования. В жизни возникают различные ситуации, когда человек по тем или иным объективным и субъ-
1 Отнесение данной презумпции к разряду уголовно-правовых традиционно оспаривается в литературе (см., например: Строгович М.С. Учение о материальной истине в уголовном процессе. — М., 1947. — С. 205; Арсентьев В.Д. Факты, не подлежащие доказыванию // Правоведение. — 1965. — № 1. — С. 99; Тихонова С.С. Юридическая техника в уголовном праве: Курс лекций. — Н. Новгород. — С. 129).
ективным причинам может не знать требований закона. Особенно острый характер эти ситуации принимают при изменении общественных отношений и реформировании действующего законодательства. Известно, что в 90-х годах при переходе нашего общества к рыночной экономике, процесс обновления законодательства принял лавинообразный характер. Сегодня данная ситуация сохраняется. Часто новые законы отменяют старые либо существенно корректируют их действие, из-за чего возникают многочисленные правовые коллизии, когда один закон противоречит другому. При этом большинство новых законов вступают в силу с момента их опубликования. Нарушение такого закона в день его опубликования порождает правоотношение ответственности, которое дефектно по своему содержанию: государство, основываясь на презумпции знания закона, имеет право (и формально обязано) признать лицо виновным в этом нарушении и привлечь к ответственности, а гражданин вправе опровергать презумпцию знания закона и требовать признания его невиновности.
Аналогичная ситуация может возникнуть при привлечении к ответственности иностранного гражданина. Незнание закона и его нарушение здесь могут быть вызваны как объективными, так и субъективными причинами (различия в правовых системах, отсутствие возможности своевременно ознакомиться с действующим законодательством, получить юридическую консультацию, незнание языка страны пребывания и т. п.). Поэтому привлечение к ответственности иностранного гражданина за деяние, которое по законодательству его страны не является преступлением, а его общественная опасность не столь очевидна, весьма проблематично.
В связи с изложенным важное значение приобретает презумпция знания уголовного закона. Как уже подчеркивалось, УК РФ не предусматривает освобождения или смягчения ответственности за нарушение уголовно-правового запрета в случае незнания уголовного закона, но и не содержит специальной нормы, презюмирующей знание уголовного законодательства. Это противоречие, тем не менее, «смягчается» теорией ошибки в уголовном праве (в рамках института вины) и ее практическим применением. Однако ее правила применимы только к случаям, когда ошибка относится к фактическим обстоятельствам преступления и обусловливает степень осознания общественной опасности деяния и предвидения его последствий (фактическая ошибка). Что касается ошибки в оценке правомерности или преступности деяния (юридическая ошибка), то она, согласно теории уголовного права, влияния на ответственность не оказывает и не учитывается при решении вопроса о виновности лица, совершившего преступление.
Данное положение уголовно-правовой теории сегодня противоречит реалиям общественной жизни и в таком виде неприемлемо. Во-первых, уголовно-правовое регулирование в современных условиях охватывает широкий круг общественных отношений, вовлекая в сферу действия уголовного закона все новые слои и группы населения. Во-вторых, принимаются новые уголовные законы, предусматривающие ответственность за «нетрадиционные» преступления, общественная опасность которых не столь очевидна (например, манипулирование рынком (ст. 1854 УК РФ), неправомерное использование инсайдерской информации (ст. 1855 УК РФ и др.). Общественная опасность их не столь очевидна с позиций норм морали, а уголовная противоправность может быть осознана только после усвоения соответствующего нормативного материала других отраслей законодательства. В-третьих, немаловажно и то, что новые уголовные законы предусматривают довольно строгие меры наказания за их нарушение. Например, манипулирование ценами на рынке ценных бумаг (ст. 1853 УК РФ) альтернативно наказывается лишением свободы на срок от двух до шести лет со штрафом в размере до пятидесяти тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех месяцев либо без такового с лишением права занимать определенные должности либо заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового. То же деяние, совершенное с использованием средств массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетей общего пользования (включая сеть «Интернет»), уже безальтернативно наказывается лишением свободы на срок от пяти до семи лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового с лишением права занимать определенные должности либо заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.
В примечании к данной статье разъясняется, что под манипулированием ценами на рынке ценных бумаг в настоящей статье понимаются действия, определенные законодательством Российской Федерации о ценных бумагах, то есть прямо указывается на бланкетный характер данного запрета. В подобной ситуации факт неосознания противоправности деяния приобретает уголовно-правовое значение и должен, на наш взгляд, учитываться как элемент вины при решении вопроса об уголовной ответственности. Юридическим средством правового регулирования в этой ситуации может быть презумпция знания закона, содержащая правило ее опровержения. Если в суде гражданин сможет привести доказательства того, что в силу определенных «извинительных» обстоятельств (субъективных причин, коллизий законодательства, принуждения и т. п.) он не мог знать о принятии нового или изменении действующего уголовного закона и сознавать противоправность деяния, он должен быть признан судом невиновным и освобожден от уголовной ответственности. Если данные обстоятельст-
ва «не извинительны» и лицо должно было и могло осознавать противоправность деяния, оно несет ответственность на общих основаниях.
Вместе с тем, исследования показывают, что презумпция знания уголовного закона воспринимается профессиональным правосознанием юристов-практиков как абсолютное нормативное требование применения этого закона, несмотря на отсутствие его законодательного закрепления1.
Неоднозначность оценки презумпции знания закона в теории и на практике требует определить пути решения этой проблемы. В литературе по данному поводу высказаны различные мнения. Одни правоведы полагают, что необходимо ослабить традиционную формулу презумпции путем ее коррекции, дифференциации применительно к различным отраслям права. Другие считают, что основной подход к решению данной проблемы — совершенствование действующего законодательства, право-творчества2.
На наш взгляд, анализируемая проблема должна решаться, прежде всего, путем закрепления презумпции знания закона на уровне конституционного и отраслевого (в частности уголовного) законодательства. В связи с этим предлагается дополнить часть 3 статьи 15 Конституции РФ абзацем следующего содержания: «Незнание законов не освобождает от ответственности за их нарушение и не смягчает эту ответственность, кроме случаев, установленных федеральным законом». Реализация данного конституционного положения предполагает закрепление в уголовном законе нормы, определяющей общее правило действия презумпции и обстоятельства ее опровержения. Следует отметить что данная проблема нашла свое отражение в ряде проектов УК России 1996 года. В одном из них (1994 г.) содержалась статья 32 (Юридическая и фактическая ошибка), которая определяла, что «если лицо, совершая предусмотренное уголовным законом деяние, не осознавало и не могло по обстоятельствам дела осознавать его противоправность, оно не подлежит уголовной ответственности»3. Отметим отдельные недостатки данной нормы, затрудняющие практическое решение вопроса об уголовной ответственности в случае юридической ошибки. Во-первых, в одной статье объединены два различных по своему содержанию института. Целесообразнее, на наш взгляд, предусмотреть юридическую и фактическую ошибки в отдельных нормах. Во-вторых, в этой норме сформулировано исключение из правила, и ничего не говорится о самом правиле — презумпции знания уголовного закона. Подобная логическая неувязка может породить искаженное восприятие исключения из правила в ущерб самому правилу. В-третьих, по смыслу предлагаемой новеллы бремя доказывания юридической ошибки лежит на правоприменителе, что, на наш взгляд, не согласуется с процессуальной природой презумпции знания закона, которая предполагает возложение бремени доказывания юридической ошибки на ее субъекта. В-четвертых, в законе необходимо предусмотреть возможность смягчения ответственности при наличии «неизвинительной» юридической ошибки, когда лицо должно было и могло осознавать противоправность деяния. Наконец, представляется целесообразным предусмотреть действие презумпции знания закона в отношении иностранных граждан и лиц без гражданства.
Здесь небезынтересно обратиться к опыту уголовного законодательства ряда зарубежных стран. Например, в соответствии с §15.20 (Влияние незнания или ошибки на ответственность) УК штата Нью-Йорк США лицо не освобождается от уголовной ответственности за свое поведение, когда действует под влиянием ошибки в том, что его поведение не представляет собой посягательства, если данное ошибочное убеждение не основано на официальном положении права, содержащимся:
а) в законе или другом законодательном акте;
б) в административном приказе или специальном разрешении;
в) в решении суда штата или федерального суда;
г) в толковании закона или права, относящегося к посягательству, официально сделанном или выпущенном публичным служащим, агентством или органом, законно облеченным или уполномоченным нести обязанность или иметь привилегию применять, проводить в жизнь или толковать такой закон или право4.
Согласно статье 8.03. (Ошибка в праве) УК штата Техас:
(a) Не является защитой против преследования то, что деятель был несведущ о положениях какого-либо закона, после того как этот закон вступил в силу.
(b) «Утверждаемой защитой» против преследования является то, что деятель разумно полагал, что вменяемое ему поведение не является преступлением и что он действовал, разумно полагаясь на: (1) официальное толкование закона, содержащееся в письменном приказе или разрешении админи-
1 См.: Соколов Н.Я. Профессиональное сознание юристов. — М., 1988. — С. 176.
2 См.: Лапаева В.В. Конкретно-социологические исследования в праве. — М., 1987. — С. 86.
3 Принятый 24 ноября 1996 г. Государственной Думой УК РФ содержал норму о юридической ошибке, однако он не был подписан Президентом РФ. При доработке отклоненного варианта УК РФ согласительной комиссией данная норма была исключена и в действующий УК РФ не вошла.
4 См.: Уголовное право буржуазных стран: Общая часть. — М., 1990. — С. 92—93.
стративного органа, наделенного по закону правом толковать данный закон; или (2) письменное толкование закона, содержащееся в заключении официального суда или данное публичным должностным лицом, наделенным по закону правом толковать данный закон.
(с) Хотя ошибка деятеля в праве может являться защитой от ответственности за вменяемое посягательство, он, тем не менее, может быть осужден за совершение менее тяжкого посягательства, в котором он был бы виновен, если бы такое право (закон) было таким, каким он его считал1.
Согласно §17 (Ошибка в запрете) УК ФРГ, если у лица, совершающего деяние, отсутствует понимание того, что оно действует противоправно, то оно действует невиновно, если оно не могло избежать этой ошибки. Если лицо могло избежать этой ошибки, то наказание, согласно абзацу 1 § 49, может быть смягчено2. Подобные нормы закреплены в уголовном законодательстве ряда других стран (Швейцарии, Польши, Испании и др.).
Учитывая изложенное, можно предложить следующую редакцию соответствующей нормы УК РФ:
Статья 281. Ответственность за преступление, совершенное в силу незнания уголовного закона (юридической ошибки)
1) Незнание уголовного закона, равно как ошибка в противоправности общественно опасного деяния и его правовых последствиях (юридическая ошибка), не освобождают лицо от ответственности за совершение преступления, за исключением случаев, предусмотренных настоящей статьей.
2) Лицо освобождается от уголовной ответственности, если докажет, что в силу закона, иного нормативного акта, международного договора, акта толкования норм права и других оправдывающих обстоятельств, относящихся к общественно опасному деянию, оно не должно было и (или) не могло осознавать своей ошибки относительно противоправности совершенного им деяния.
3) Если лицо должно было и могло сознавать свою ошибку относительно противоправности деяния, оно несет ответственность за фактически совершенное преступление. При этом суд может смягчить назначенное наказание в соответствии с настоящим Кодексом.
4) На тех же условиях несут ответственность за совершение преступления на территории Российской Федерации иностранные граждане и лица без гражданства.
В целях реализации положений части 3 предлагаемой статьи необходимо закрепить юридическую ошибку в статье 61 УК РФ, в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность. Ниже предлагается такая формулировка соответствующего пункта статьи 61 УК РФ: «совершение преступления в силу юридической ошибки, если лицо должно было и могло осознавать противоправность деяния».
1 См.: УК штата Техас. — СПб., 2006.
2 См.: УК ФРГ. — СПб., 2001.
