CC BY
24
УДК 340.12
РО! 10.23672^6454-7703-0512ч
Коголовский Иван Радионович
соискатель кафедры теории и истории государства и права, Чеченский государственный университет ivan-r.k@yandex.ru
Ivan R. Kogolovskiy
Applicant for the Department of Theory and History of State and Law, Chechen State University ivan-r.k@yandex.ru
Презумпции как критерии
разграничения права на частное и публичное
Presumptions as a criterion
for dividing the law to private and public
Аннотация. Статья посвящена изучению правовой природы и содержания презумпций добросовестности и недобросовестности, вины и невиновности как критериев разграничения права на частное и публичное. Подчеркивая эквивалентный характер презумпций добросовестности и вины, недобросовестности и невиновности, вытекающий из требований процессуального законодательства и распределения бремени доказывания, автор отмечает, в частности, что закрепление презумпции невиновности обусловлено жесткостью предусматриваемых публичным правом наказаний за совершение противоправных деяний и преследует цель защиты лиц, вопрос об ответственности которых стоит перед правоприменительными органами.
Ключевые слова: частное право, публичное право, презумпция, добросовестность, недобросовестность, презумпция вины, презумпция невиновности.
Annotation. The article is devoted to the study of the legal nature and content of the presumptions of good faith and bad faith, guilt and innocence as criteria for determining law as private and public. Emphasizing the equivalent nature of the presumptions of good faith and guilt, bad faith and innocence, arising from the requirements of procedural legislation and the distribution of the burden of proof, the author notes, in particular, that the consolidation of the presumption of innocence is due to the severity of the punishments provided for by public law for committing unlawful acts and pursues the goal of protecting persons, the question of whose responsibility stands before the law enforcement authorities.
Keywords: private law, public law, presumption, good faith, bad faith, presumption of guilt, presumption of innocence.
В опрос о соотношении частного и публичного права не является только общим теоретическим вопросом. Он носит ярко выраженный прагматический характер, поскольку от его решения зависят пределы вмешательства государства в частную жизнь граждан, в экономическую, предпринимательскую и иные сферы.
Презумпция добросовестности в отраслях частного и публичного права является, пожалуй, наиболее ярким примером при рассмотрении данного вопроса, поэтому остановимся на его рассмотрении через призму данной презумпции.
Не секрет, что в праве категория «добросовестность» имеет многовековую историю. Впервые принцип доброй совести появился в предписаниях претора судье, вынося решение, руководствоваться принципом доброй совести, для участников гражданского оборота, гражданских правоотношений действие этого принципа выражалось в презумпции добросовестности их действий [3, с. 96-97]. Добросовестность с давних времен использовалась в разных отраслях законодательства, но в настоящее время наибольшее развитие получила в гражданском праве. Хотя и связанные с гражданским правом отрасли нисколько не реже используют данную презумпцию. Объясняется это тем, что гражданские отношения -
отношения партнерские по своей природе, которые строятся на доверии и взаимном согласии. Нравственные категории еще со времени Римского права именно поэтому нашли свое место в частном праве [11]. Участники данных отношений с самим построением и механизмом функционирования последних вынуждаются,
- во-первых, субъектами,
признавать друг друга равными
- во-вторых, полагать контрагента свободным и взаимодействовать с ним как со свободным,
- в-третьих, соблюдать принцип обоюдности равных представлений (в том числе при осуществлении прав и отправлении обязанностей) и т.п.
В науке содержание исследуемой категории до сих пор является неоднозначным и достаточно д и скуссионным. И.Б. Новицкий указал об использовании понятия «добросовестность» в объективном и субъективном значениях [10]. В.С. Ем высказал позицию о том, что данные подходы не исключают друг друга и являются достаточно обоснованными. Поддержал его и В. Вороной [2]. Добросовестность участников гражданских правоотношений, по мнению Е. Богданова, - это
субъективная сторона их поведения, то есть то, когда они не знали и не могли знать о правах третьих лиц или иной своей некомпетентности или неправомочности [1]. Согласно выводу С.А. Ивановой, «добросовестность» ничто иное, как фактическая честность поведения субъектов [5]. Нельзя не согласиться с И. Либусом, который предположение о добросовестности граждан рассматривает не только как правовое предположение, но и как этическое, без нее (презумпции добросовестности) «никакое подлинно человеческое общение невозможно» [9, с. 23].
Презумпция добросовестности и разумности действий участников гражданских правоотношений закреплена в пункте 3 статьи 10 Гражданского кодекса РФ. Так, в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестного, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагается. Смысл данной презумпции неоспоримый и сводится к тому, что сторона освобождается от обязанности в доказывании факта своей добросовестности, она предполагается пока не будет доказано иное.
В гражданском праве категория «добросовестность» напрямую связана со злоупотреблением правом. В цивилистике недобросовестность включает лишь объективную сторону деяния субъекта, под ней зачастую понимается бездействие участников правоотношений или противоправное их поведение [1]. Следовательно, у субъектов, злоупотребляющих правом, именно недобросовестность как признак проявляется в их требованиях и действиях. Факт злоупотребления правом именно в данном смысле является опровержением добросовестности.
Презумпция добросовестности в гражданском праве обосновывает существование аналогичной презумпции в процессуальной сфере. Презумпция процессуальной добросовестности не имеет закрепления в процессуальных кодексах, как в гражданском, так и в арбитражном, однако может быть выведена из смысла статьи 35 Гражданского процессуального кодекса РФ и статьи 41 Арбитражного процессуального кодекса РФ, устанавливающий необходимость участвующим в деле лицам добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Презумпция процессуальной добросовестности, по аналогии с гражданским правом, сформулирована в доктрине процессуального права следующим образом: предполагается, что лица, участвующие в деле, пользуются процессуальными правами добросовестно, пока не доказано обратное [12, с. 133].
А.В. Юдин объективно указывает, что категории «лояльность», «местность», «справедливость» и «корректность» в некоторых зарубежных странах раскрывают требование добросовестности [15, с. 42]. Поведение участников гражданских процессуальных отношений должно отвечать комплексу определенных критериев. В данном случае большое значение имеет отношение участвующего в гражданском деле лица к своим
действиям и бездействиям. Недобросовестное поведение участвующих в деле лиц, согласно выше названных процессуальных законов, ведет к наступлению для них неблагоприятных последствий.
«Добросовестность» в уголовном праве законодатель не использует, но подразумевается, что когда в поведении лица отсутствуют признаки преступления, данная правовая категория имеет место быть. Презумпция добросовестности экономического субъекта играет знаковую роль при разграничении преступного поведения от непреступного. Сложно не согласиться с тем, что это -вспомогательный масштаб, предоставленный для случаев, когда невозможно однозначно дать правильный ответ на основе положений действующего закона и заключенного методу сторонами договора. Данный вспомогательный масштаб добавляет гибкости норме права и заключается в постоянном взвешивании взаимных, части противоречивых, экономических интересов субъектов правоотношений.
В то же время, в ряде норм уголовного закона употреблен термин «недобросовестность» (ст. 293, 292.1, 331, 340, 341, 342 УК РФ).
К примеру, установленный законодателем состав преступления, предусмотренный статьей 292.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, как неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом или государственным служащим своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, если это повлекло незаконную выдачу паспорта гражданина Российской Федерации иностранному гражданину или лицу без гражданства либо незаконное приобретение гражданства Российской Федерации.
Хотя в части второй указанной нормы уголовного закона и указано на уголовно-правовую категорию - «недобросовестность», при этом уголовно-правовой науке известна только категория «небрежность», предусмотренная в качестве одного из видов неосторожной формы вины. В частности, в статье 293 Уголовного кодекса РФ законодатель, формулируя такой состав преступления как халатность, указывает на неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе либо обязанностей по должности. То есть, законодатель все же разделяет такие понятия как «недобросовестность» и «небрежность».
Нередко в частно-правовых отраслях права недобросовестность включает лишь объективную сторону деяния субъекта, то есть, под ней понимается противоправное действие или бездействие субъектов правоотношений. В уголовно-правовой теории также присутствуют аналогич-н ы е п одходы к решению вопроса о содержании категории «недобросовестность». Так, А.И. Чу-чаев правомерно утверждает, что применительно к статье 293 Уголовного кодекса РФ, недобросовестное или небрежное отношение к службе - это не характеристика психического отношения к
совершенному лицом общественно опасному деянию и к последствиям этого деяния. Должностное лицо, которое не исполняет или ненадлежащее исполняет свои служебные обязанности умышленно, предвидя и желая (сознательно допуская) наступление общественно опасных последствий только тогда относится к службе недобросовестно [6]. В силу этого, недобросовестность характеризует поведение субъекта, заключающееся в умышленном неисполнении или ненадлежащем исполнении им должностных обязанностей. Следует отметить, что на зарубежной доктрине и практике господствует именно такой взгляд на содержание категории «недобросовестность».
Справедливо отмечает В.И. Емельянов то, что действие считается правомерным только в том случае, если оно не выходит за пределы, установленные как правовой нормой, которая определяет исходный объем правомочий, так и совокупностью обязывающих и запрещающих правовых норм, которые ограничивают это право. Если же действия находятся в пределах меры дозволенного поведения, установленной управомочиваю-щей нормой, но при этом выходят за границы дозволения, уменьшенного различными запретами и предписаниями, то такие действия должны считаться совершенными уже за пределами права, то есть не осуществлением права, а правонарушением [4].
В настоящее время политика государства направлена на борьбу с коррупцией, в связи с чем в публично-правовых отношениях практически полностью исключается действие презумпции добросовестности. В 2012 году принят Федеральный закон от 03.12.2012 № 230-ФЗ «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам». Документ предусматривает обязанность лица, замещающего государственную должность (иного лица) отчитываться о крупных сделках, например, о покупке недвижимости. Если же чиновник не сможет объяснить происхождение потраченных им солидных средств, для него наступят определенные неблагоприятные последствия, вплоть до освобождения от занимаемой должности. Причем, об источнике расходов данные лица должны указывать не только о себе, но и о своих супруге и несовершеннолетних детях.
Исходя их этого, совершенно логично и справедливо в современной юридической науке обращается внимание на действие в настоящее время презумпции коррупции [7]. Подтверждению данных фактов свидетельствуют выступления первых лиц государства, в особенности при подведении каких-либо итогов, проверки исполнения указов главы государства, национальных проектов и др., что еще раз указывает на отсутствие презумпции добросовестности в публичных правоотношениях.
Вышесказанное наталкивает на следующий вывод. В частноправовых отношениях действует презумпция добросовестности, в отраслях же публичного права данная презумпция не встречается в законе, а ее антипод - недобро-
совестность, характеризует совершенное лицом деяние. Таким образом, действия одного лица, выступающего в публично-правовых отношениях, к примеру, являющимся государственным служащим, а также, как участника гражданских правоотношений будут квалифицированы совершенно по-разному - действуя добросовестно в частноправовых отношениях и заведомо недобросовестно, если им совершено какое-либо противоправное деяние в публично-правовых отношениях.
Рассматриваемая проблема достаточно ярко демонстрируется на примере таких презумпций как презумпции вины и невиновности.
Логично и справедливо, что независимо от того, какие нормы права - частного или публичного, нарушило лицо, оно должно нести предусмотренную законом ответственность за совершенные им действия. Однако почему в одном случае обращаются к презумпции невиновности, а в другом -к презумпции вины?
Исходя из сути презумпций, их можно разделить на две группы: позитивные и негативные. Последние больше всего встречаются в отраслях частного права. Например, вина презюмируется:
- при утрате найденной вещи (п. 4 ст. 227 ГК РФ);
- при гибели и порче безнадзорных животных (п. 3 ст. 230 ГК РФ);
- при ответственности должника за просрочку перед кредитором (ст. 405 ГК РФ).
Следовательно, бремя доказывания невиновности в перечисленных и иных случаях, будет лежать на нарушителе.
Гражданско-правовая ответственность, чаще всего, выражается в необходимости возместить причиненный вред. Поэтому, по мнению Л.Ж. де ла Морандьера, политическим обоснованием введения презумпции вины послужило то обстоятельство, что виновным обычно человек без средств, то есть не в состояние возместить ущерб добровольно и данная презумпция - часто единственная гарантия возмещения вреда. А в случаях, когда лицо (или вещь) находится под чьим-то надзором и контролем, можно презюми-ровать вину того, кто их осуществляет [8]. То есть, в условиях, когда, например, с опекаемого несовершеннолетнего ребенка «взятки гладки», солидарная ответственность его родителей - единственная гарантия возмещения вреда для пострадавшего.
Кроме того, французский ученый описывает ситуацию, когда презумпция вины должника во французском праве терпит исключение из общих правил о доказывании (кредитор доказывает только наличие и содержание договора, должник - факт исполнения обязанности или наличие оснований освобождающих от ее исполнения). Например, при оказании медицинских услуг, должник (врач), доказывая, что им была предоставлена обещанная услуга, представляет все требуемые от него
доказательства. Доказать, что для оказания этой услуги используются негативные средства дело кредитора (больного) [8].
Следует отметить, что презумпция как предпосылка ответственности заключается в предположении, что вина не будет опровергнута в ситуации неопределенности, поэтому принцип ответственности за вину ни в коей мере не колеблется. Из этого необходимо сделать вывод о том, что в ряде статей Гражданского кодекса РФ условием ответственности является вина и лишь в определенных случаях - презумпция неопределенности вины (недоказанности невиновности).
Однако анализ судебной практики показывает, что суды иногда игнорируют действие этой презумпции, отказывая во взыскании ущерба на том основании, что вина ответчика не доказана.
В уголовном же праве особо известна и наиболее распространена презумпция невиновности, главным элементом которой по праву считается общедемократическое правило: «сомнения толкуются в пользу обвиняемого» (ч. 3 ст. 49 Конституции РФ; п. 3 ст. 14 Уголовно-процессуального кодекса РФ). С точки зрения современной теории, объяснить существование презумпции невиновности довольно непросто. На первый взгляд, она вообще не является презумпцией, поскольку не представляет собой вывода из индуктивного обобщения. Однако «на самом деле - пишет Н.Н. Цуканов, - рассматриваемая категория отнюдь не является чем-то исключительным. В силу своего правового характера, она существует не потому, что многократно доказана человеческой практикой, а потому, что имея нормативное закрепление, способна эффективно регулировать общественные отношения» [14, с. 120-121]. Подобную позицию высказал в свое время и В.С. Та-девосян, отмечая, что предположение, лежащее в основе презумпции невиновности, в 80-90 % и более оказывается не соответствующим действительности [13, с. 71]. Но появление данной презумпции связано со строгостью и необходимостью примененных санкций (например, смертной казни). Презумпция вины создана не исключительно, а действительно базируется на опыте. Впрочем, можно проследить статистику судебных ошибок по уголовным делам.
Необходимый вывод, вытекающий из презумпции невиновности, - это отсутствие у обвиняемого обязанности оправдываться. Действительно, вину обвиняемого необходимо доказывать, такое доказательство не может быть задачей самого обвиняемого, следовательно, это обязанность правоприменителя. «Бремя доказывания», возлагаемое на обвиняемого, означает только право обвиняемого доказывать интересующие его факты, в отношении которых правоприменитель «равнодушен»; причем, неуспех в этом деле обвиняемого не создает улик против него.
Установление же судом недоказанности вины есть доказательство невиновности обвиняемого, т.е. суд может оправдать обвиняемого, только если установит его невиновность. Это «криминальное» по отношению к презумпции
невиновности условие соответствует определению презумпции виновности. Причины несовместимости этих принципов требуют пояснений. Казалось бы, отрицание презумпции невиновности должно повлечь презумпцию виновности и наоборот. Но в действительности дело обстоит иначе.
Во-первых, если в презумпциях не учитывать процессуальный период до принятия решения о виновности, то при частном условии - считать доказательством невиновности отсутствие доказательства вины и наоборот - обе презумпции оказываются эквивалентными высказываниями.
Во-вторых, если учитывать этот период, то отрицание презумпции невиновности не эквивалентно презумпции виновности (и наоборот), и эти презумпции также не эквивалентны.
Следовательно, необходимость отбрасывания презумпции виновности нельзя логически вывести как следствие из презумпции невиновности.
Таким образом, способы построения формулы презумпции невиновности различаются по характеру содержащегося в ней утверждения - либо с упором на критерий виновности, либо - только на критерий невиновности.
Можно с уверенностью сказать, что разница в уголовных и гражданских делах состоит в том, что в уголовном процессе, прежде чем признать обвиняемого виновным необходимо отсутствие сомнений в представленных доказательствах в его виновности, в то время как в гражданском процессе действует определенная вероятность и от нее, достаточно часто зависит исход дела.
По логике презумпция невиновности, когда она закреплена в законе, обязывает суд ставить под сомнение результат предварительного следствия и, придерживаясь определенной процедуры, проверять его от начала до конца. Многие правовые системы отказывают подозреваемому в презумпции невиновности, если, например, в принадлежащем ему хранилище обнаружили секретные документы, к которым он не мог иметь отношения по роду своих занятий и т.п. В данном и подобных случаях бремя доказывания лежит на обвиняемом, и это не только не противоречит принципу презумпции невиновности, но даже подкрепляет его рациональной, общественно полезной практикой.
Не свободна от исключений и презумпция вины. Она, например, не распространяется на отношения, вытекающие из предпринимательской деятельности, если законом или договором не предусмотрено иное, а также, если вред причинен деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих. Лицо в этих случаях освобождается от ответственности, если докажет, что надлежащее исполнение было невозможно из-за обстоятельств непреодолимой силы (п. 1 ст. 401 ГК РФ). Иные исключения из презумпции вины закреплено в ст. 315 Кодекса торгового мореплавания РФ: «Ни одно из участвующих в столкновении судов не предполагается виновным, если не доказано иное, а также в ст. 129 Воздушного кодекса
РФ: «Ни один из владельцев, воздушные суда которых участвовали в столкновении, не предполагается виновным, если в установленном порядке не будет доказано иное». В подобных, весьма специфичных ситуациях, каждая из сторон будет доказывать виновность другой.
Подводя итог сказанному, следует отметить, что использование каждой из рассматриваемых презумпций в той или иной отрасли права вполне обосновано. Так, презумпция невиновности в административном и уголовном праве создана искусственно (не методом индукции) и не основана на опыте (поскольку он свидетельствует скорее об обратном). Но связано это с высокой общественной опасностью административных и уголовный правонарушений и тяжестью назначаемых за них наказаний, самым суровым из которых является смертная казнь. В случае ошибки,
Литература:
1. Богданов Е. Категория «добросовестности» в гражданском праве / Е. Богданов // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 12-15.
2. Вороной В. Добросовестность как гражданско-правовая категория / В. Вороной // Законодательство. 2002. № 6. С. 46-54.
3. Грось А.А. Сравнительный анализ институтов римского частного права и действующего гражданского и гражданско-процессуального законодательства / А.А. Грось // Правоведение. 1999. № 4. С. 96-115.
4. Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М. : «Лекс-Книга», 2002. 160 с.
5. Иванова С.А. Некоторые проблемы реализации принципа социальной справедливости, разумности и добросовестности в обязательственном праве / С.А. Иванова // Законность и экономика. 2005. № 4.
6. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.И. Чучаева. М. : Юридическая фирма «КОНТРАКТ»: «ИНФРА-М», 2009.
7. Краснов А.М. Презумпция коррупции / А.М. Краснов // Юридическая техника. 2010. № 4. С. 262-264.
8. Л. Жулио де ла Монрандьер. Гражданское право Франции / Л. Жулио де ла Монрандьер; Пер. с франц. д-ра юрид. наук Е.А. Флейшиц. URL : http://www.pravo.vuzlib.net/book_z1007_15.html
9. Либус И. Презумпция истинности приговора и право на защиту / И. Либус // Советская юстиция. 1987. № 11. С. 22-24.
10. Римское частное право : учебник / Под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М. : Юристъ, 2004.
допущенной правосудием, цена такой ошибки -человеческая жизнь - будет несопоставима с любыми благими намерениями судьи. Гражданское право - более мягкое право в отношении предусмотренных мер ответственности - допускает презумпцию вины, перекладывающей бремя доказывания на ответчика. Цена судебной ошибки здесь не столь значительна. Впрочем, это лишь одно из объяснений, позволяющих законодателю возвести презумпцию невиновности даже в ранг межотраслевого принципа, хотя данная идея не может быть названа удачной ввиду кардинального отличия двух таких явлений как презумпция и принцип по своей сути. Такое закрепление скорее всего произошло по причине совершенно противоположного состояния дел в предшествующий (советский) период (отрицание презумпции невиновности).
Literature:
1. Bogdanov E. Category of «good faith» in civil law / E. Bogdanov // Russian justice. 1999. № 9. P. 12- 15.
2. Voronoi V. Conscientiousness as a civil legal category / V. Voronoi // Legislation. 2002. № 6. P. 4654.
3. Gros A.A. Comparative analysis of the institutions of Roman private law and the current civil and civil procedural legislation / A.A. Gros // Jurisprudence. 1999. № 4. P. 96-115.
4. Emelyanov V.I. Reasonableness, conscientiousness, non-abuse of civil rights. M. : «Lex-Kniga», 2002. 160 p.
5. Ivanova S.A. Some problems of the implementation of the principle of social justice, rationality and good faith in the law of obligations / S.A. Ivanova // Legality and Economics. 2005. № 4.
6. Commentary on the Criminal Code of the Russian Federation / Ed. A.I. Chuchaev. M. : Law Firm «KONTRAKT»: «INFRA-M», 2009.
7. Krasnov A.M. Presumption of corruption / A.M. Krasnov // Legal technology. 2010. № 4. P. 262-264.
8. L. Julio de la Montrandier. Civil law of France / Translated from French by Doctor of Law E.A. Flei-shits URL : http://www.pravo.vuzlib.net/book_ z1007_15.html
9. Libus I. Presumption of the verdict and the right to defense / I. Libus // Soviet justice. 1987. № 11. P. 22-24.
10. Roman private law : textbook / Ed. I.B. Novitsky, I.S. Peretersky. M. : Jurist, 2004.
11. Савсерис С.В. Категория «недобросовестность» в налоговом праве. М. : Статут, 2007. 191 с.
12. Сериков Ю.А. Презумпции в гражданском судопроизводстве / Ю.А. Сериков; Науч. ред. В.В. Яров. М., 2008.
13. Тадевосян В.С. К вопросу об установлении материальной истины в советском уголовном процессе / В.С. Тадевосян // Советское государство и право. 1948. № 6. С. 65-72.
14. Цуканов Н.Н. Правовые презумпции в административной деятельности милиции. Красноярск : Сибирский юридический институт МВД России, 2003. 161 с.
15. Юдин А.В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005.
11. Savseris S.V. Bad faith category in tax law. M. : Statut, 2007. 191 p.
12. Serikov Yu.A. Presumptions in civil proceedings / Yu.A. Serikov Scientific; Ed. V.V. Yarov. M., 2008.
13. Tadevosyan V.S. On the question of establishing material truth in the Soviet criminal process / V.S. Tadevosyan // Soviet state and law. 1948. № 6. P. 65-72.
14. Tsukanov N.N. Legal presumptions in the administrative activities of the police. Krasnoyarsk : Siberian Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 2003. 161 p.
15. Yudin A. V. Abuse of procedural rights in civil proceedings. SPb., 2005.
