CC BY
58
ИСТОРИЯ УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: ИНСТРУМЕНТЫ, ОПЫТЫ И СВИДЕТЕЛЬСТВА
УДК 655.413: 37
ПРЕЗЕНТАЦИЯ РЕАЛЬНОСТИ В БУКВАРЯХ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ ПЕРВОЙ ВОЛНЫ ^^В
Рассмотрен набор первых фраз, помещенных в азбучной части букварей русской эмиграции первой волны. Этот корпус показывает не только явный и скрытый учебный план, что хотели и чего не хотели донести до детей содержанием первых предложений на родном языке. Их состав и последовательность, частота затрагиваемых тем и событий позволяют также исследовать «третий учебный план», который неосознанно включался в учебники. Изучение букварей, изданных в Латвии, Эстонии, Германии, Чехии и Польше, приводит к выводу о значимых отличиях этого плана от аналогичного содержания российских букварей 1890-х — 1910-х годов и советских 1920-х — 1930-х гг.
Ключевые слова: букварь, русская эмиграция, обучение беженцев, начальная школа.
Введение. Процесс обучения способен создавать настоящее, обратив внимание на одни стороны жизни и отвратив взор от других. В этом плане особенно интересны учебники. Они подчас выступают своего рода режиссерами будущих событий. Действиями учеников сложится та или иная версия (не)осуществления их замыслов. Восприятие реальности создает не столько власть, сколько педагогика. Помимо сознательно выстроенных каналов и фильтров восприятия в учебник с той или иной степенью успешности проникает незапланированное.
Как цитировать статью: Безрогов В. Г. Презентация реальности в букварях русской эмиграции первой волны // Отечественная и зарубежная педагогика. 2018. Т. 2, № 4 (53). С. 159-170. БО!: 10.24411/2224-0772-2018-10025
В. Г. Безрогов
Доктор педагогических наук, главный научный сотрудник Центра истории педагогики и образования ФГБНУ «Институт стратегии развития образования РАО», г. Москва E-mail: [email protected]
Vitaly G. Bezrogov
PhD, Senior Research Fellow, Centre of History of Pedagogy and Education, Institute for Strategy of Education Development of the Russian Academy of Education, Moscow
Семантическая дидактика учебника: теория законченных предложений. В русском зарубежье первой волны начальные пособия обучали языку и культуре утраченной родины. Они активно работали с прошлым как будущим, конструируя и сохраняя образ дореволюционной России в глазах увезенных из нее детей [65]. В то же время, на неосознанном уровне, в элементарные учебники проникали элементы эмигрантского существования. Неожиданным местом такого проникновения оказываются первые фразы, помещаемые в азбучную часть букварей для восприятия и запоминания букв алфавита. Предъявление ученику каждой буквы сопровождается блоком сюжетно не связанных фраз, включающих в себя известные ребенку буквы, доступные и становящиеся понятными слова.
Первые фразы работают «проводниками» событий взрослого мира в разум детей. При рассмотрении их блоков видна ассоциативная работа сознания составителя. Фразы букваря демонстрируют ученику лингво-культуру его языка и народа. Такая ситуация хорошо видна в букваре начала ХХ века: «Брат спит. Грабли упали. Грибы растут. Азбука чиста. Зуб болит. Рубаха вымыта. Лампа горит. Внук мал. Стул стоит. Мост широк. Куст засох. Холст тонок. Снопы просохли. Смола кипит. Лодка плыла. Палка тонка. Изба высока. Гора крута. Дом продан» или «Няня стара. Каша крута. Прут тонок. Лампа погасла. Гроза прошла. Струна лопнула. Яма глубока. Дорога грязна. Труба высока. Парус надулся. Дни ясны. Книга прочитана. Шляпа висит. Кухня мала. Армяк широк. Собака спит. Надя писала. Яблоня росла. Мясо вкусно» [36, с. 18-19]. Составитель подставляет к подлежащему субъекту—слову из букварного словарика — первую из его характеристик, которую он как культурный посредник, своего рода «медиатор», «вынимает» из своего сознания и объективирует. Что может делать брат (мыслится — младший) в окружении ребенка, начинающего читать? Только спать, ибо этот брат еще младенец. Чем характерны грабли? — Все время падают (оттого, что на них наступили в чулане?). Что происходит с грибами? — Они растут, это их основное качество. Для учителя важно, чтобы ребенок заботился о своем учебнике, поэтому «азбука чиста». Когда мы произносим слово «зуб»,— ну, конечно, сразу всплывает слово «болит». Больной зуб занимает в букваре свое место анормального явления как нормы случая. Основное внимание составителя уделяется базовым связям в языке, которыми должен овладеть ученик. Если попросить у ребенка тех лет завершить фразу «Рубаха...», то он, скорее всего, выбрал бы другое сло-
во — где-то, вероятно, между «новой» и «моей». Но для взрослого ума важно, что она «вымыта». У лампы два состояния, с этими номинациями согласился бы и ученик, если бы ему дали возможность завершить такие фразы самому: «Лампа горит» и «Лампа погасла». Ассоциативные ряды показывают культуру того времени в главных характеристиках ее действующих лиц, присутствующих предметов и явлений. Внук мал, а няня стара. Дни ясны, а мясо вкусно. Мост широк, а холст тонок — это важно. Важны просохшие снопы, кипящая смола, высокая изба. Сохраняются в последующие эпохи висящая шляпа, спящая собака и растущая яблоня, но уже совсем непонятен широкий армяк. В некоторых случаях поменялись акценты: для человека начала XXI века книга скорее не прочитана, но известна, издана, а труба видна, чиста (не дымит).
После фраз из двух слов в букварях идут отдельные фразы и блоки фраз из трех слов («Мама мыла окно. Няня пряла нитки. Лиса рыла нору. Мама сажала лук. Кошка ловит мышку. Косарь косит траву. Сапожник шил сапоги. Мальчик читал книгу. Утром играла музыка. Плотник пилит липу. Пастух гонит стадо. Кузьма ловил рыбу. Пальма росла высоко», «Живи своим умом. Наташа копала лук. Отцу нужны рукавицы. Мамаша мыла раму. Коршун таскал кур. Мальчик мыл лицо. Маляр красит стол. Плотники строят избу. Брат караулит сад. Наша улица широка. Лисица ловила утят. Цыган купил лошадь. Птицы смолкли» [36, с. 20-21] и т. п.), а затем блоки, в которых перемешаны фразы из трех и четырех слов (редко — пять).
Факты, описываемые первыми фразами в букваре, выделяют постоянные качества предметов («то сито мало»), действия («шла мама»), побуждения («папа, пиши!», в том числе и распоряжения самому себе: «посоли масло»), принадлежность («наша солома»), результаты («упала на пол»), местоположение («стул стоит на полу») и т.п. Среди конкретных описаний/называний встречаются «факты вечности», переход от сингулярности к универсальности: аксиомы, максимы, афоризмы, пословицы, поговорки, загадки и т.п. У всех «азбучных фраз» имеется допущение по умолчанию: предложение воспринимается взрослым и детским читателем как в принципе возможное в том или ином месте один или много раз. Как мы уже сказали, фразы описывают, разрешают, поясняют, рекомендуют нефантастические вещи. Они создают из очевидных фактов и аксиом мозаику повседневного существования.
В какой мир попадал читатель первых фраз подготовленного эми-
грантами учебника? Мир дореволюционного детства составителей учебника, а теперь изгнавшей эмигрантов родины? Мир эмигрантского сообщества? Какому миру (мирам) учили — осознанно и неосознанно? Однозначно ответить вряд ли возможно.
Изучение корпуса первых фраз в эмигрантских учебниках может внести лепту в прояснение неопределенности. Для этого мы разработали метод исследования первых законченных фраз в букваре. Он позволяет реконструировать тот внутренний мир составителей начальных пособий, который становился фоном планируемого общения учителя и ученика. Предлагаемый метод имеет некоторое сходство с методиками неоконченных фраз, когда респонденту предлагается завершить фразы, первые части которых напечатаны в анкете. Только в нашем случае процесс уже завершен без нас и фразы приведены целиком.
Выбор и характеристика источников. Для получения валидных результатов было сформировано две группы букварей. Центром основной группы стали эмигрантские издания первой половины 1920-х годов, времени наиболее острого вхождения русских беженцев в эмигрантскую жизнь. Для лучшего понимания в основную группу были включены все доступные для исследования буквари 1920-х — 1930-х годов, опубликованные вне советской России (в Латвии, Эстонии, Польше, Германии, Чехии). Контрольная группа включила в себя российские буквари 1890-х — 1910-х годов издания, времени относительного благополучия в стране, и советские учебники 1920-х — начала 1930-х гг.
Изучая наборы первых фраз, мы обращали внимание на передаваемую ими общую атмосферу, складывавшуюся из смыслов не связанных сюжетом, но рядом размещенных предложений. Выделяли и фиксировали ее характерные черты, регистрировали частотность тем, их контексту-альность в квазитексте наборов первых фраз на конкретной странице учебника и во всем азбучном блоке. Выводы носят, конечно, исключительно гипотетический характер, поскольку герменевтика и экзегеза предложений, их прочтение произведены нами на основе только лишь текста того или иного учебника и всего корпуса учебников. Не сохранилось архивных документов, связанных с подготовкой учебников, поурочных рекомендаций, конспектов уроков, нет и воспоминаний учителей.
Результаты. Доминирующей чертой атмосферы первых фраз в учебниках эмиграции первой половины 1920-х годов по сравнению с «благополучными годами» можно считать подспудно разлитое в этих изданиях
ощущение разорванности и полного слома гармоничного порядка вещей. В дореволюционных и советских (до конца 1920-х гг.) изданиях доминирует идея позитивности окружающего детей и взрослых порядка жизни. Возникающие в ней проблемы обычны. Они решаются легко и давно отработанными способами. Не так в букварях российского зарубежья.
Ключевыми примерами могут стать «Азбука» З. Н. Дормидонтовой и «Русская азбука» Н. Н. Троицкого, впервые опубликованные в Ревеле в 1921 и 1922 годах. В самом начале, на странице 9 пособия Дормидонтовой, дан такой блок фраз: «Осина сломана. Сними с Сони сор. Соли сало, соли мало. Мало масла и сала. Масса ос. С ними сама мама. Он сам сломал сани. Она сама сломала лом. Оно само сломало лилии. Они сами сломали оси. Ссора — срам. Они слили масло на рис» [2, с. 9]. На странице 21 у Троицкого читаем: «.. .ок-на раз-би-ты, гра-бли сло-ма-лись, бу-ма-га ра-зор-ва-на... со-сед ру-бит де-ре-во... наш де-душ-ка на-шел гриб, со-ба-ка у-ку-си-ла его в но-гу... у те-ти бо-лит го-ло-ва...» [4, с. 21].
Тема разбитого, поломанного, ущербного, смерти вещей, животных и даже людей в учебниках 1890-х — 1900-х гг. представала как неособенный и нестрашный факт жизни. Если есть поломка, проблема — ее просто надо решать, чинить. Нет вселенского негатива. Сломал — починим, восстановим, поймаем, убьем волка, задравшего и разорвавшего на глазах ребенка овцу, и т.д. Наборы вроде бы аналогичных фраз эмигрантских учебников передают настроение катастрофы. Читателя — учителя, родителя, ребенка — приучают к разладу во вселенском масштабе, разладу, который не побороть, не преодолеть, но с которым можно и нужно смириться и жить, в нехватке ресурсов создавая маргинальный быт. Чувство «внедомья», шаткость положения, душевный надлом приводили к растерянности, чувству беспомощности, онтологического беспорядка, утрате ощущения прочности мира [72, с. 302-306; 77, с. 317-319]. Простые и обыденные вещи (сломалось, разбилось и т.п.) становятся поэтому демоническими. О них предупреждают, учат с ними смиряться.
Фразы «мама ушла», «папа и мама ушли» идут рефреном по всем учебникам эмиграции. Мамы и папы существуют вне общения с детьми, в отличие от дореволюционных и ранних советских букварей. В лучшем случае они что-то для них делают («Мама сшила Пете рубашку» [5, с. 30]). Чаще мама и папа описываются как самостоятельные «монады», с которыми что-то происходит. Обострялись или впервые возникали сложные ситуации, порожденные переездами и неустроенностью.
Родители, когда/если они уцелели, жили нередко врозь, разойдясь навсегда либо временно по разным помещениям из-за проблем с квартирой. Часто один из родителей отсутствовал вообще. Мы уже не говорим о сиротстве или об эмиграции учебными заведениями, когда вся школа целиком покидала родину (женские институты, кадетские корпуса). В любом случае вставал вопрос о том, где жить детям. Один из, вероятно, не очень характерных, но милых сердцу составителя ответов: «У мамы руки малы. Мы жили у папы» [3, с. 13]. В 1960-х годах неполные семьи мигрантов в Англию из Вест-Индии показали соотношение 2:1 (в одном из трех случаев дети жили с отцом) [78].
В русских эмигрантских учебниках 1920-х папа может даже «петь» (поющего отца нет в изданиях 1890-х — 1910-х), но его никто не слушает [5, с. 23]. Подчеркивается «лузерность», неудачливость взрослых [70, с. 21-27; также см.: 13]. «Что-то», происходящее со взрослыми, не так уж сильно затрагивает детей или не затрагивает вовсе, даже несмотря на некоторую опасность для взрослых («У мамаши у шеи оса», «У мамаши роза хороша, а лоза засохла» [5, с. 19; 4, с. 23]). Данная ситуация резко контрастирует с благополучной картиной межгенерационных взаимоотношений, которая воспроизводилась в перепечатках из букварей, подготовленных до возникновения зарубежной России: «Мама дома месила тесто. Дети сидели около мамы, писали и рисовали.» [10, с. 25]. Связь поколений прописана позитивно в дореволюционных букварях, акцентуировавших внимание к родителям («Наша мама умна», «Мама рожь жала; у нея спина устала», «У мамы болят зубы» [45, с. 6, 29, 55], «Мать хворала» [47, с. 22], «Варя мила и маме, и няне», «Я маме сын», «Я маме мил; и мама мила» [44, с. 12, 14, 37]). Аналогичную ситуацию мы встречаем и в букварях 1918-1927 гг., изданных на советской территории [51; 53; 55; 57], переключение внимания с детей на фабрики и колхозные поля возникает в середине 1920-х [56; 58; 59].
Параллельно взрослым меняются животные: становятся более опасными. Подчеркивается их потенциальная или реальная конфликтность с человеком. «Жало у змеи», «Пес укусил за руку Никиту», «Кошка хитрое животное» [5, с. 20, 28, 29]. Кошки в дореволюционных букварях в их практичной полукрестьянской субкультуре изображались без умиления, как в наши дни («Кошка напала на мышку» [21, с. 8], «Кот сцапал мышку. Мышка пискнула и замолкла. Кот съел мышку» [26], «Кошка задушила дрозда» [29, с. 13]), но в дореволюционных изданиях нет подчеркивания
негативной составляющей в характере этого домашнего животного. «Злой» кот подчеркивает проблемы эмигрантского «тесножития» [68, с. 259-260]. Другие животные также не добреют. Им вторят насекомые: блохи, осы, пауки, комары и пр.; прилетает на «пир» даже муха-цеце. Прекрасные пернатые тоже не избежали смыслового переодевания. Птицы теперь — это не только соловьи прошлого, которые «пели в нашем лесу», но еще и злые своей вестью вороны («Точно сажа черен, злой и вещий ворон») [5, с. 16; 3, с. 35]. Слово «злой» становится распространенным. Появляются фразы, давно забытые в учебниках к концу XIX века: «Луша хороша, а Маша зла» [5, с. 16] либо в них невиданные: «Злую собаку держат на цепи», «Я боюсь злых собак» [4, с. 36, 30].
В первых фразах букварей много пострадавших от разных «злых». Среди потерпевших и люди, и животные. Значимо больше, чем ранее, встречаются фразы типа «Оса укусила брата в щеку. .У сестры на щеке сидит комар. Собака укусила ребенка», «Рана Жени не мала. .У Жоры жар. Ему дали хину. .Ране Леши было хуже. .Маша, не чеши рану на руке. Мазь для Вали не худа. Рана не мала, но лань еще жива», «ранили Мирона. Наума ранили. Нил носил Науму рис и манну. Нил с Наумом росли на Руси» [4, с. 36-37; 3, с. 14, 19, 25, 32]. Становится важной не фигура доктора, очень популярная в советских букварях, но аптекаря, поскольку деньги в семье находили не на врача: «Аптекарь приготовляет лекарство» [4, с. 42]. Слово «боль» (и производные от него: «болен, больна, больно» и т.п., а также «горе») появляется как одно из основных. Оно прилагается к самым разным персонажам.
Есть и другие темы, которые представлены по-иному, нежели в дореволюционных и ранних советских изданиях. Например, иначе дана смерть. Хотя она и была обычной гостьей в букварях конца XIX — начала XX в., теперь она выступает как произвольный, а не как неизбежный фактор. Заяц, убитый охотником, не воскресает («умирает зайчик мой») [4, с. 56]. Среди загадок впервые появляется текст о пуговице «Маленький Данилка в петельке удавился» [3, с. 38].
Выводы. В целом, общая атмосфера первых фраз эмигрантских букварей показывает попытки осмыслить новое существование. Оно проступает сквозь необходимые в учебнике позитив и «приникновение к традиции». Контекст первых фраз подспудно приучал к проблемному, дисгармоничному миру, в котором события — свидетельства неустроенности. «У мамы болит палец. брат упал с лестницы. золотое кольцо
стоит очень дорого.» [4, с. 25], «У брата болит шея. поросенок упал в яму. ученик опоздал вчера на урок.» [4, с. 28], «.Кафтан брата разорван. графин упал на пол и разбился. в наше село пришли солдаты.» [4, с.31], «грязный пол. злую собаку держат на цепи. Петуху обрезали крылья. он запачкал пальцы чернилами, горчица горька, эта задача для нас трудна.» [4, с.32, 36, 37], «Елена и Емилия [так!] уехали в деревню. Есть на свете много бедных. Зови детей домой! Закрой окно! Зима стояла холодная. Записка лежит на столе. Заплати портному! Змея шипит. Задачу мальчик решить не мог. Ездок упал с лошади.» [4, с.56], «Наша еда — каша. Саша ела кашу, но мало. Она дала ее Даше.» [3, с. 16], «Цена на дыни и дули [груши] пала. На руку Саши села цеце. Цена на цепи не мала» [3, с. 20], «Тетя Маня у ямы. .Дуня дала коту рыбу, но тете надо рыбу на уху.» [3, с. 21], «Лоза и роза засохли. У Маши росла роза. Мороз заморозил лозу. Лиза засушила розу. Луша хороша, а Маша зла. Зима суха. У мамаши роза хороша, а лоза засохла» [5, с.16], «.У Миши слеза. .Луша и Раиса шалили и сломали весло. У мамаши у шеи оса» [5, с. 19], «Маша шалила во ржи. .Жара иссушила мураву. .Жало у змеи.» [5, с. 20], «.Папа пел, а Паша пил. Папироса упала в сор. .У орла упало перо» [5, с. 23] — такого рода фразы, где все время что-то не так, помещенные вместе, своей семантической дидактикой создавали общий контекст начального чтения.
Обсуждение и заключение. Мир первых фраз учебников конца XIX — начала XX в. в своей устойчивости более благополучен, несмотря на возникающие в нем поломки, раны и болезни. Советские буквари сначала следовали наследию. Катастрофический слом действительности проник на их страницы в конце 1920-х гг. в виде глобальных социальных и природных катаклизмов, с которыми борется новая власть [75; 76]. В мире эмиграции, наоборот, учебники наполнены проблемами индивидуального катастрофического бытия, но от этого педагогам не становилось легче.
Работа поддержана грантом РФФИ 17-06-00071/ ОГН.
Источники Основная группа
1. 1921 Давис И. Родной мир. Книга для обучения русскому языку. 24е изд. Рига: Вальтерс и Рапа.
2. 1921 Дормидонтова З. Н. Азбука. Рис.А.Гринева. Ревель: Варрак.
3. 1922 Попова И. А. Друг детей. Ревель: Rahvaulikool.
4. 1922 Троицкий Н. Н. Русская азбука. Чтение и письмо (с ударениями). По новой орфографии. Ревель. Издание книжного магазина Ф. Вассерман.
5. 1922 Акинфиева Е. Хочу читать! Новый наглядный букварь. 1 изд. Берлин: А. Терне. 2 изд. Берлин: Отто Кирхнер и Ко.
6. 1922 Острогорский А. Я. Живое слово. Прага: Ymca press.
7. 1923 Давис И. Новая русская азбука. Обучение чтению, письму и разговорной речи. Рига: Вальтерс и Рапа.
8. 1923 Декен К. Моя первая русская книга. Рига: Вальтерс и Рапа.
9. 1923 Янверк А. Букварь. Ревель: Kool.
10. 1924 Красное солнышко. Наглядный русский букварь по новому правописанию. Составлен по В. А. Флерову и Л. Н. Толстому. Рига.(Кн.маг.Д.Цымлов,1924-1925; Изд-во Гудкова 6 изд. 1932, 7 изд. 1934, 8 изд. 1939, 9 изд. 1940)
11. 1925 Озолин Э. П., сост. Друг. Азбука и первое чтение после азбуки. 3 изд. Рига: А. Гулбис (и то же в 1927)
12. 1925 Подарочек добрым деткам. Русско-славянский букварь и первое наставление в Законе Божием. Варшава: Синод.тип.
13. 1927 Дехтерев А. П. Новое в отношениях семьи и школы в русской эмиграции // Русская школа за рубежом. № 24. С. 702-706.
14. 1928 Селунский А. Веселый букварь для деревенских детей. Рига: Вальтерс и Рапа.
15. 1929 Гудков Н. Наглядный русский букварь по новой орфографии. 2е изд. Рига: Изд-во Гудкова.
16. 1930 Ошинь М. Наша жизнь. Учебник русского языка. Рига: Вальтерс и Рапа.
17. 1930 Кириллов К. М. Русская азбука в картинках. Варшава: кн.маг.Л.Индицкого.
Контрольная и вспомогательная группа:
18. 1869.Инструкция Симбирского губернского училищного совета учителям и учительницам городских и сельских начальных народных училищ Симбирской губернии // «Народная школа», № 6.
19. 1892 Аугенберг И., Соостэ М. Азбука для обучения письму и чтению. 4е изд. Либава: М. Петерсон.
20. 1892 Ермин Н., Некрасов Н. Азбука совместного обучения чтению и письму. 5 изд. СПб.: Русский кн.магазин.
21. 1893 Тихомиров Д., Тихомирова Е. Букварь для совместного обучения. М.: М. Г. Волчанинов.
22. 1893 Павленков Ф. Азбука-копейка. СПб.
23. 1894 Азбука, составленная комиссиею учителей Екатеринбургского уезда. 4е изд. Екатеринбург: Екатеринбургская Неделя.
24. 1894 Барышников П. Русская и церковно-славянская азбука. М.: И. Н. Кушнерев.
25. 1894 Букварь Пашкова. Изучение по картинкам. 13е изд. М.: И. И. Пашков.
26. 1895 Душечкин Я. Раздельная азбука. Новгород: Губ.Правление.
27. 1895 Ислентьев В. Русский букварь. Казань: Тип.Имп.ун-та.
28. 1896 Глинка С. Звуковой букварь. М.: А. А. Левенсон.
29. 1897 Добровольский В. Русская грамота. Букварь для народных школ. СПб.: Ф. А. Сущинская.
30. 1898 Белый В. Наша азбука. 10е изд. Одесса.
31. 1898 Павленков Ф. Наглядная азбука. 17е изд. СПб.: Общественная польза.
32. 1900 Баранов А. Наше родное. Русский и церковнославянский букварь. СПб.: Д. Д. Полубояринов.
33. 1900 Новая краткая азбука. 6е изд. М.: Сытин.
34. 1902 Паульсон И. И. Первая учебная книжка. СПб.: Р. Голике.
35. 1902 Вахтеров В. П. Первый шаг. Букварь для письма и чтения. М.: И. Д. Сытин.
36. 1902 Ермин Н., Некрасов Н. Азбука совместного обучения чтению и письму. СПб.: Петербургский учебный магазин.
37. 1903 Букварь для воскресных школ. М.: В. Рихтер.
38. 1903 Зюкова П. А. Товарищ. Азбука для обучения чтению и письму. СПб.: Всходы.
39. 1903 Новейшая полная российская азбука. М.: Сытин.
40. 1904 Авилова П. Азбука для совместного обучения чтению и письму. СПб.: Скороходова.
41. 1904 Гречушкин С. И. Мир Божий. Русская азбука для обучения чтению и письму. 2е изд. М.: Г. Лисснер и Д. Совко.
42. 1905 Александрович М. Школка грамоты. Начатки родного языка, Христова учения и счета для крестьянских ребят. М.: И. Д. Сытин.
43. 1905 Вахтеров В. П. Русский букварь для обучения письму и чтению, русскому и церковнославянскому. М.: И. Д. Сытин.
44. 1905 Криж В. Ф. Азбука для сельских школ, русская и церковно-славянская. 4е изд. М.: И. Ф. Жирков.
45. 1905 Пастухов А. Дружок. Год 1-й. Азбука и первая после азбуки книга для русского и церковно-славянского чтения. М.: М. Д. Наумов.
46. 1906 Зюкова П. А. Товарищ. Азбука для обучения чтению и письму. М.: И. Д. Сытин.
47. 1907 Бунаков Н. Азбука и уроки чтения и письма в трех книжках. 87-е изд. СПб.: М. М. Гутзац.
48. 1907. Корчинский Х. В. Букварь. Школа обучения-образования. 2е изд. СПб.: Т-во М. О. Вольф.
49. 1907. Павлов А. П. Новая русская азбука для скорейшего изучения процесса чтения и письма взрослыми и детьми. Издание Алексеевского Военного Училища. М.: А. И. Снегирева.
50. 50.1908. Ананьев М. Русская грамота: уроки чтения и письма. Ч. 1. Первый год обучения. Самарканд: Типо-лит.Г.И.Демурова.
51. 51. 1918 Тимакова А. Семья и школа. Азбука и первоначальное чтение после азбуки (по новому правописанию). М.: Рус. книгоизд-во.
52. 1918 Флеров В. А. Новый русский букварь для обучения чтению и письму без слияния звуков: по новому правописанию. 31-е изд. М.: Флеров.
53. 1923 Свилле П., Кеббе К., Нечаева А. Вперед!: первая ступень (букварь). Уфа: Уфим. Кантонный отд. нар. Образования.
54. 1923 Флеров В. А. Новый русский букварь для обучения чтению и письму без слияния звуков: для шк. I и II ступени. М.; Пг.: Госиздат.
55. 1924 Афанасьев П. О. Читай, пиши, считай. Букварь с материалом для чтения, письма и счета. Изд. 2-е. М.; Л.: Госиздат. (изд. 3е-24е, 1925-1930).
56. 1925 Сверчков И. Пионер. Детский букварь. Изд. 3е. Л.: Госиздат.
57. 1927 Богоявленский Л. П., Жебунева М. Н., Рыбникова М. А. Ручеек. Букварь для деревенской школы. Изд. 2-е. М.; Л.: Госиздат.
58. 1930 Байдина А. В. Всем неграмотным ребятам. Букварь для городских школ и ФЗС. М.: Работник просвещения.
59. 1931 Венгров Н., Осмоловский Н. Мы в колхозе. Букварь для школ западной Сибири. Отв.ред.А.Ф.Поляков. Осенний семестр. 11-е, перераб.изд. Новосибирск: Запсиботделение.
60. 1931. Пешковский А. М., Андреевская М. А., Губская А. П. Первые уроки русского языка. Грамматика, правописание, развитие речи, стиль: 1-й год обучения: кн. для ученика. Изд. 5-е. М.: ОГИЗ, Учпедгиз.
61. 1932 Аврорин В. А. и др. 81кии роко: эвтэ папа) 1аееоеоп Са) ваш/Букварь нанайского языка. Л.: Учпедгиз.
62. 1933 Прейс П. Учебник русского языка для латышской начальной школы. Часть 1. М.: Прометей.
63. 1936 Василевич Г. М. Qwэdi Ьи1отаг. Эвенкийский букварь. М.-Л.: Учпедгиз.
64. 1940 Афанасьев П. О., Шапошников И. Н. Учебник русского языка для начальной школы. (Грамматика и правописание). Часть 1. 1-й и 3-й классы. Рига: ВАПП.
Литература
65. Баранникова Н.Б., Безрогов В. Г «Кто сохраняет словом образ дорогой»: учебники начальной грамоты в педагогике эмиграции 1920-1930-х годов // Вестник ПСТГУ Серия IV: педагогика, психология. 2017. № 4 (46). С. 48-66.
66. Баранникова Н.Б., Безрогов В. Г. Практика учебного книгоиздания в русском зарубежье: берлинский вариант // Историко-педагогический журнал. 2017. № 2. С. 159-180.
67. Баранникова Н.Б., Безрогов В. Г. Старые перья рисуют новый мир: практики письма в начальной школе первых советских поколений // «Букварь — это молот»: учебники для начальной школы на заре советской власти, 1917-1932 гг. : сб. научн. тр. и материалов / под ред. Т. С. Маркаровой, В. Г. Безрогова. М.: НПБ им. К. Д. Ушинского, 2011. С. 29-79.
68. Безрогов В. Г. Родного копия верна, или Свой среди других: букварь русского зарубежья // Нансеновские чтения 2014. Русская школа за рубежом: прошлое и настоящее. СПб.: РОО ИКЦ «Русская эмиграция», 2016. С. 253-264.
69. Валгина Н. С. Теория текста. М.: Логос, 2003. 173 с.
70. Волошина В. Ю. Проблемы в организации школьного образования русского зарубежья в 1920-1930-е гг. // Нансеновские чтения 2014. Русская школа за рубежом: прошлое и настоящее. СПб.: РОО ИКЦ «Русская эмиграция», 2016. С. 21-31.
71. Гераскина Л. В стране невыученных уроков. М.: Рипол-классик, 1997. 448 с.
72. Данилкина Н.В. В. В. Зеньковский и русская молодежь в эмиграции: религиозный реализм как ответ на исторические вызовы // Нансеновские чтения 2014. Русская школа за рубежом: прошлое и настоящее. СПб.: РОО ИКЦ «Русская эмиграция», 2016. С. 301-310.
73. Дубин Б. В. Протокол как букварь с картинками [Электронный ресурс]. Режим доступа: // https://shalamov.ru/critique/212 (дата обращения: 20.04.2018).
74. Кореневский Е. И. Объяснительное чтение в русской начальной школе (1860-1917). М.: Изд-во АПН РСФСР, 1950. 201с.
75. Куляпин А. И., Скубач О. А. Образ мира в школьных учебниках конца 1920-х — начала 1930-х гг. // Лингвистика и школа-IV. К 90-летию со дня рождения Михаила Викторовича Панова (1920-2001): материалы Всеросс. научно-практ. конф. / под ред. Л. Б. Парубченко. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2011. С. 157-162.
76. Куляпин А. И., Скубач О. А. Азбука социализма: учебники русского языка 1920-х — 1930-х годов // Звезда: лит.-художеств. журн. 2009. № 8. С. 195-201.
77. Лаптева Т. Н. Источники по истории гимназического образования русского зарубежья в фонде А. В. Флоровского в архиве РАН // Нансеновские чтения 2014. Русская школа за рубежом: прошлое и настоящее. СПб.: РОО ИКЦ «Русская эмиграция», 2016. С. 311-319.
78. Chessum L. From Immigrants to Ethnic Minority. Making black community in Britain. Aldershot: Ashgate, 2000. 313 р.
IMAGES OF REALITY IN THE PRIMERS OF THE RUSSIAN EMIGRATION OF THE EARLY 1920s
Textbooks prepared and published by the Russian emigration of the first wave are considered in the article from the point of view of the composition of the first phrases placed in their alphabet parts before the transition to small plot reading stories. The corpus of these phrases shows not only the open and hidden curriculum, that is, what the compilers wanted and what they did not want to teach the children as the meanings of the first studied sentences in their native language. Their structure and sequence, frequency of the subjects and events affected in them allow to see and investigate that "third curriculum" which unconsciously included in textbooks and owing to reflection in language of perception of daily life of the adults and children thrown out on a foreign land from the homeland, which in the same foreign land had been turned. The study of 16 manuals published in Latvia, Estonia, Germany, the Czech Republic and Poland, leads to a conclusion about the significant differences of this curriculum from the Russian textbooks of the 1890s-1910s and from the Soviet textbooks of the 1920s.
Keywords: Primer (ABC book), Russian emigration, refugee education, elementary school.
References
• Barannikova N. B., Bezrogov V. G. «Kto sohranyaet slovom obraz dorogoj»: uchebniki nachal'noj gramoty v pedagogike ehmigracii 1920-1930-h godov // Vestnik PSTGU. Seriya IV: pedagogika, psi-hologiya. 2017. № 4 (46). S. 48-66.[In Rus].
• Barannikova N. B., Bezrogov V. G. Praktika uchebnogo knigoizdaniya v russkom zarubezh'e: berlinskij variant // Istoriko-pedagogicheskij zhurnal. 2017. № 2. S.159-180. [In Rus].
• Barannikova N. B., Bezrogov V. G. Starye per'ya risuyut novyj mir: praktiki pis'ma v nachal'noj shkole pervyh sovetskih pokolenij // «Bukvar' — eto molot»: uchebniki dlya nachal'noj shkoly na zare sovets-koj vlasti, 1917-1932 gg. : sb. nauchn. tr. i materialov / pod red. T. S. Markarovoj, V. G. Bezrogova. M.: NPB im. K. D. Ushinskogo, 2011. S. 29-79. [In Rus].
• Bezrogov V. G. Rodnogo kopiya verna, ili Svoj sredi drugih: bukvar' russkogo zarubezh'ya // Nansenovskie chteniya 2014. Russkaya shkola za rubezhom: proshloe i nastoyashchee. SPb.: ROO IKC «Russkaya ehmigraciya», 2016. S. 253-264. [In Rus].
• Chessum L. From Immigrants to Ethnic Minority. Making black community in Britain. Aldershot: Ashgate, 2000. 313 p. [In Rus].
• Danilkina N. V. V. V. Zen'kovskij i russkaya molodezh' v ehmigracii: religioznyj realizm kak otvet na istoricheskie vyzovy // Nansenovskie chteniya 2014. Russkaya shkola za rubezhom: proshloe i nastoyashchee. SPb.: ROO IKC «Russkaya ehmigraciya», 2016. S.301-310. [In Rus].
• Dubin B. V. Protokol kak bukvar' s kartinkami // [Elektronnyj resurs]. Rezhim dostupa: // https://shal-amov.ru/critique/212 (data obrashcheniya: 20.04.2018). [In Rus].
• Geraskina L. V strane nevyuchennyh urokov. M.: Ripol-klassik, 1997. 448 s. [In Rus].
• KorenevskijE.I. Ob"yasnitel'noe chtenie v russkoj nachal'noj shkole (1860-1917). M.: Izd-vo APN RSFSR, 1950. 201 s. [In Rus].
• Kulyapin A. I., Skubach O. A. Azbuka socializma: uchebniki russkogo yazyka 1920-h — 1930-h godov // Zvezda: lit.-hudozhestv. zhurn. 2009. № 8. S. 195-201. [In Rus].
• Kulyapin A. I., Skubach O. A. Obraz mira v shkol'nyh uchebnikah konca 1920-h — nachala 1930-h gg. // Lingvistika i shkola-IV. K 90-letiyu so dnya rozhdeniya Mihaila Viktorovicha Panova (1920-2001): materialy Vseross. nauchno-prakt. konf. / pod red. L. B. Parubchenko. Barnaul: Izd-vo Alt. un-ta, 2011. S.157-162. [In Rus].
• Lapteva T. N. Istochniki po istorii gimnazicheskogo obrazovaniya russkogo zarubezh'ya v fonde A. V. Florovskogo v arhive RAN // Nansenovskie chteniya 2014. Russkaya shkola za rubezhom: proshloe i nastoyashchee. SPb.: ROO IKC «Russkaya emigraciya», 2016. S.311-319. [In Rus].
• ValginaN. S. Teoriya teksta. M.: Logos, 2003. 173 s. [In Rus].
• Voloshina V.Yu. Problemy v organizacii shkol'nogo obrazovaniya russkogo zarubezh'ya v 1920-1930-e gg. // Nansenovskie chteniya 2014. Russkaya shkola za rubezhom: proshloe i nastoyashchee. SPb.: ROO IKC «Russkaya emigraciya», 2016. S. 21-31. [In Rus].
