CC BY
34
----
РЕЧЕВЫЕ ПРАКТИКИ Speech Practices
В.И. Заботкина (Москва), М.Н. Коннова (Москва - Калининград)
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ МЕТАФОРЫ КАК ИНСТРУМЕНТ ЯЗЫКОВОЙ МАНИПУЛЯЦИИ В АНГЛО-АМЕРИКАНСКОМ МЕДИАДИСКУРСЕ: АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ*
Аннотация. На материале современного англоязычного медиадискурса исследуются когнитивные механизмы, обуславливающие возможность использования метафор как эффективного инструмента манипулятивного воздействия на целевую аудиторию. Демонстрируется, что прецедентные метафоры - иносказательные выражения, приобретшие в результате длительного использования устойчивый, узуальный характер - играют роль аллюзивного ядра, которое предопределяет ценностное содержание медиапродукта. Фоновые знания адресата о семантической мотивации идиомы привлекаются для выстраивания целостного фрейма, который накладывается на современную ситуацию, порождая псевдоидентификации. Установлено, что ведущим когнитивным механизмом формирования аксиологических ориентиров содержательного пространства англоязычных СМИ является метафорическое проецирование - перенос прецедентных фреймов с ограниченным набором ролей, детализированной внутренней структурой и встроенной системой устойчивых оценок по шкале «плохо - хорошо» на новые ситуации. Результатом является стереотипизация - активация обобщенных и схематизированных представлений в рамках бинарной оппозиции «свой - чужой», позволяющая оправдать любые действия представителей «своего» мира. Устанавливающая вымышленные причинные связи между реальными объектами и нивелирующая границы между действительностью и фикцией, стереотипизация сопровождается формированием ложных аналогий, усваиваемых массовым адресатом как априорное знание. Делается вывод, что результатом манипулятивного использования метафорических клише - эстетически привлекательных «штампов мышления», является деаксиологизация англоязычного медиа-пространства - перестройка его ценностной структуры, сопровождаемая девальвацией объективных фактов и релятивизацией истины.
Ключевые слова: метафора; прецедентный текст; стереотип; ценность; идеал; манипуляция; медиадискурс.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект № 22-18-00594).
V.I. Zabotkina (Moscow), M.N. Konnova (Moscow - Kaliningrad)
Conventional Metaphors as a Manipulative Tool in British and American Media: Axiological Perspective*
Abstract. Drawing on the results of an in-depth analysis of modern English-language media discourse the article examines cognitive mechanisms that allow metaphors to serve as an effective manipulative tool to shape the opinion of target audience. We demonstrate that "precedent" metaphors - figurative expressions that through their long use have acquired a stable, even fossilized character - function as an allusive core, which predetermines the value content of the media product. The addressee's background knowledge about the semantic motivation and historical connotations of the idiom helps build an integral frame, which is superimposed on the current situation, generating pseudo-identifications. We argue that metaphorical mapping is the leading cognitive mechanism to create axiological reference points of English-language media. Conceptual metaphor allows a transfer of precedent frames with a limited set of roles, a detailed internal structure and a built-in system of stable assessments along the scale "bad - good" to new situations. The result is stereotyping that allows activation of generalized and schematized notions within the binary opposition "us - them". By establishing fictitious causal links between existing objects and levelling the boundaries between reality and fiction, stereotyping shapes false analogies, which are absorbed by the mass recipient as an "a priori" knowledge. We reach a conclusion that the manipulative use of metaphorical clichés, which serve as aesthetically attractive even if unverified "models of thinking", results in the English-language media space losing its traditionally inherent values.
Key words: metaphor; idiom; stereotype; value; ideal; manipulation; mass media discourse.
Отличительным свойством современной цивилизации является ее медиатизация. Средства массовой информации, перестав восприниматься исключительно как опосредованные (англ. mediated) источники получения информации, превратились в ту непосредственную среду, в которую включены все индивиды [Ефанов 2021, 3]. Подчинив своей логике социально-экономическую и политическую сферы повседневной жизни, СМИ ежеминутно создают фрагментарную, дискретную и множественную в своей вариативности медиакартину мира - квазиреальность, которая, будучи преподана адресату в качестве единственно возможной, вытесняет и подменяет собою действительность [Анненкова 2011, 75-77].
В ситуации, когда девальвация объективных фактов сопровождается обращением к эмоциональной привлекательности, субъективным истинам и символическим ценностям, доминантной категорией медиакартины мира становится «пост-правда» (англ. post-truth [Tesich 1992]), обеспечивающая легитимацию и «нормализацию» лжи. В обществе, расколотом на
* The research was carried out with the financial support of the Russian Science Foundation (project No. 22-18-00594). 368
экзистенциальном уровне, пост-правда существует в условиях кризиса доверия, когда преобладает «глухота к диссонирующей информации, основывающаяся как на бессознательных и иррациональных факторах, так и аксиологических и идеологических противоречиях» [Мартьянов 2019, 12].
Ведущим модусом поведения тех, кто управляет современными меди-асистемами, является манипулирование - скрытое воздействие на объект с целью изменения направленности его физической, психической, социальной активности в интересах определенного заказчика. К числу наиболее действенных средств влияния на человека, как словесное существо, относится язык. Языковое манипулирование, позволяющее внедрить в сознание реципиента идеи, образы, ассоциации и стереотипы, которые изменяли бы его отношение к действительности, возможно благодаря умелому использованию конвенциальной формы словесных знаков для передачи нового, соответствующего прагматическим целям говорящего, содержания.
Одним из эффективных способов языкового моделирования действительности является метафора, отождествляющая разноплановые сущности посредством их аналогического уподобления. Используемая вместо гипотезы, которая всегда требует очевидных проверяемых следствий, метафора именует точки «неизвестного социального пространства с помощью присвоения новым означаемым таких означающих, которые уже освоены в предыдущем социальном опыте» [Фрумкина 2007, 27]. Объясняя абстрактное и незнакомое в терминах конкретного и интуитивно понятного, метафора облегчает восприятие фактов и умозаключений, увеличивая содержательность и запоминаемость информации. Сопровождаемая селекцией ограниченного числа аспектов осмысляемых явлений, метафора приводит к установлению таких связей между ними, которые способствовали бы распространению необходимой автору сообщения интерпретации или оценки.
Метафоры представляют собой, с нейролингвистической точки зрения, проводящие пути («цепочки»), по которым проходит усиленная активность синхронно активируемых нейронов в различных частях головного мозга. Метафоры необходимы для объединения когнитивных карт (brain maps), внешних событий, воспринимаемых посредством органов чувств, и языка. Задавая определенное направление работе сознания в процессе картирования мозга, метафоры определяют рамки коммуникации, участвуя в селекции ассоциаций, связывающих языковые знаки и номинируемый ими опыт. Являя собой вид концептуального переноса, соотносящего гетерогенные ментальные области, метафоры запускают процесс взаимодействия фреймов - специфических нейронных ассоциативных сетей, активируемых в процессе коммуникации [ср. Lakoff 2008].
Структуры фреймов, участвующих в метафорическом проецировании, не произвольны, но отражают длительный опыт существования индивида и группы. Они возникают как продукт социальной организации, определяющей в рамках культуры те поведенческие роли, которые впоследствии
фиксируются посредством нейронных ассоциативных сетей. Наибольшим потенциалом влияния обладают те фреймы, в ословливании которых участвуют, с одной стороны, прецедентные для данной культурной традиции высказывания, с другой - яркие в своей образности, легко запоминающиеся тексты. Эффективность воздействия фреймов на массовую аудиторию возрастает по мере увеличения резонансности метафорического высказывания и частоты его предъявления [Кастелльс 2017, 196, 212-213].
Манипулятивное использование метафор в медиадискурсе неоднократно становились предметом изучения в отечественной и зарубежной лингвистике [ср., в частности, Баранов, Караулов 1991; Васильев 2013; Бабаева 2021; Lakoff 1991; Boeynaems 2017; Brandl 2016; Charteris-Black 2016; Musolff 2016]. Доказано, что наглядность метафор, создающих четкий и осязаемый образ, усиливает убедительность аргументации и, одновременно, ее естественность, нивелируя логические и эмоциональные барьеры, возникающие при предъявлении дискуссионных идей, оценок, установок. Высвечивая подобия и затеняя различия, метафора направляет течение мысли целевой аудитории по строго определенному руслу.
В центре настоящей статьи находится исследование манипулятивно-го потенциала прецедентных метафор - тех иносказательных выражений, которые в процессе длительного использования приобрели устойчивый, узуальный характер. Прецедентные метафоры - готовые штампы мышления, художественно выраженные и эстетически привлекательные [Васильев 2013, 203]. Цель их использования - активизация стереотипов, тех упрощенных и эмоционально насыщенных шаблонов, к которым прибегают в случае недостатка феноменологического опыта взаимодействия с объектом или явлением [Косяков 2009, 3]. Стереотипизация оставляет информативные «разрывы» или «пустоты», которые в сознании адресата заполняются уже существующими ментальными схемами, обеспечивающими аналогическое проецирование знаний из предыдущих сцен опыта на новые ситуации [ср. Entman 2004].
Исследование когнитивных механизмов, позволяющих метафорам-клише вербализировать и, одновременно, формировать мировоззренческие установки, определяющие аксиологические векторы современного англоязычного медиапространства, осуществляется на примере трех устойчивых конструкций - идиомы a Trojan Horse («троянский конь»), восходящей к общему для всей западноевропейской традиции пласту античной литературной традиции, выражения the iron curtain («железный занавес»), возникшей в недрах британской культуры, и американского по происхождению словосочетания arsenal of democracy («арсенал демократии»). Анализ проводится с опорой на лексикографические, текстовые и корпусные данные, материалы Интернет-медиа. Различные по внутренней форме и типу реализуемого оценочного содержания, эти узуальные метафоры объединяет общий принцип «индивидуального подновления метафорического значения слова» [Жирмунский 1999]. Это «подновление» происходит в том случае, когда метафоры-клише помещаются в непривычный контекст,
соотносящий устойчивые образные смыслы с новыми денотатами.
Наиболее ранней, с точки зрения появления в англоязычном идиоматическом фонде, является метафора a Trojan horse («троянский конь»). Отсылающее к сюжету эпической поэмы Виргилия «Энеида», это выражение вошло в английский язык в 1570-е гг. как перевод латинского аналога equus Troianus. Значение, усвоенное идиоме в современном английском языке - «лицо или объект, осуществляющие подрывную деятельность в лагере противника», - позволяет использовать ее в целях дискредитации политического оппонента. Ср.:
(1) [A] Trojan Horse Inside the European Union [заголовок]. Last week, the 27 EU members agreed to a voluntary 15 percent reduction in gas use. The lone holdout, of course, was Orban, who called the move "another step toward a war economy." (foreignpolicy.com, 3.08.2022) - рус.: Троянский конь в Европейском союзе [заголовок]. На прошлой неделе 27 членов ЕС согласились пойти на добровольное сокращение потребления газа в объеме 15%. Одиноким отказником, конечно, был Орбан, который назвал этот поступок «очередным шагом к военной экономике».
В заголовке статьи, характеризующей международную политику премьер-министра Венгрии В. Орбана, идиоматическое сочетание Trojan horse играет роль смыслового фокуса, сосредоточившего в себе широкий ряд оценочных со-значений. Образ деревянного коня, обманом введенного в осажденную Трою вместе с укрытыми в нем воинами ахейцев, является символом коварства, скрывающегося за внешним дружелюбием. Фоновые знания адресата о семантической мотивации идиомы привлекаются для выстраивания целостного фрейма, который проецируется на современную политическую ситуацию. Манипуляция начинается уже на пресуппо-зициональном уровне ментальных репрезентаций. Уподобляя В. Орбана троянскому коню - инструменту внешнего влияния, автор статьи приписывает ему роль вероломного врага, одновременно выставляя Евросоюз в положительном свете как ни о чем не подозревающей жертвы обмана. Тем самым массовый адресат сообщения лишается возможности самостоятельно оценить действия венгерского лидера, вынужденного отстаивать интересы своей страны в одиночку, преодолевая давление брюссельского большинства.
Возникновение второго из анализируемых сочетаний - an iron curtain («железный занавес») - датируется 1794 г. В исходном терминологически-конкретном значении оно указывает на противопожарный экран в театре, который, в случае возникновения огня на сцене, должен был предотвратить его проникновение в зрительный зал. Ср.:
(2) The new and exquisitely beautiful theatre of Drury-lane has the peculiar contrivance of an iron-curtain to secure the audience from all danger, in case of fire on the stage (The Monthly Review, June 1794 [Oxford English Dictionary 2022]) -рус.: В новом и изумительном по красоте театре на Друри-лейн есть особенное
Новый филологический вестник. 2022 №3(62). --
устройство - железный занавес, позволяющий в случае пожара на сцене защитить зрителей от любой опасности.
Первая письменная фиксация переносного использования сочетания iron curtain датируется 1819 г. и отмечена в «Дневнике путешествия через Индию и Египет в Англию» генерал-майора Дж. Фицкларенса:
(3) On the 19th November we crossed the river Betwah, and as if an iron curtain had dropt between us and the avenging angel, the deaths diminished (Jrnl. Route across India 1817-18 iv. 58, 1819 [Oxford English Dictionary 2022]) - рус.: 19 ноября мы пересекли реку Бетва, и как будто железный занавес упал между нами и ангелом-мстителем, - смертность стала уменьшаться.
Идея контраста, резкой и внезапной перемены связана в сравнении as if an iron curtain had dropt (букв. «как будто упал железный занавес») с мыслью о только что миновавшей опасности. Концептуальные признаки прочности, надежности, реализуемые субстантивом iron, сопрягаются с семантикой вертикальной границы, актуализируемой словом curtain, и со свойственным ему со-значением «отсутствие звуков». Целостный метафорический образ осложняется ситуативными коннотациями - мыслью о чрезвычайной опасности (пожар) и представлением о двух группах людей - тех, кто оказался в зоне риска (сцена) и тех, кто находится вне ее (зрители в зале). Наконец, театральная сфера как исходный фрейм (контекст) бытования термина an iron curtain привносит мысль об рукотворном, намеренном характере происходящего.
Лексикографические источники не фиксируют иных случаев метафорического употребления анализируемого сочетания в XIX в. Первый подобный пример, датируемый XX в., принадлежит Г. Уэллсу, который использует выражение iron curtain, указывая на полную изоляцию находящегося под домашним арестом героя:
(4) It became evident that Redwood had still imperfectly apprehended the fact that an iron curtain had dropped between him and the outer world (H.G. Wells Food of Gods III. iv. 274, 1904 [Oxford English Dictionary 2022]) - рус.: Стало очевидным, что Редвуд все еще не вполне осознал тот факт, что между ним и внешним миром опустился железный занавес.
Регулярность иносказательного использования сочетания iron curtain увеличивается с началом Первой мировой войны, когда в контексте политического и военного противостояния государств усиливается разобщенность, взаимная отчужденность народов. Ср.:
(5) Let us suppose that at this moment Canada contained a hostile population of one hundred and seventy-five million people... Suppose that Mexico were a rich, cultured, and brave nation of forty million with a deep-rooted grievance, and an iron curtain at
its frontier (G.W. Crile Mechanistic View War & Peace iv. 69, 1915 [Oxford English Dictionary 2022]) - рус.: Предположим, что в настоящий момент Канада была бы местом проживания ста семидесяти пяти миллионов враждебно настроенного населения... Представим себе, что в Мексике были бы железный занавес на границе и сорокамиллионная нация, богатая, образованная и мужественная, но страдающая от глубоко укоренившейся обиды.
В примере (5) под именем стран Северной и Центральной Америки выведены противоборствующие государства Европы. Образ железного занавеса впервые сопрягается здесь с идеей государственной границы (iron curtain at its frontier). Социально-политический контекст, в котором создается произведение, высвечивает в анализируемой метафоре ассоциативные признаки неуступчивости, упорства, силы, изначально реализуемые словом iron.
В широкий узус метафора iron curtain входит после окончания Второй мировой войны. Импульсом становится речь У. Черчилля (1874-1965), произнесенная 5 марта 1946 г. в университете Фултона, США, и опубликованная на следующий день в газете «Таймс». Ставшая манифестом холодной войны Запада против России, она оказала значительное воздействие на общественное мнение в США и Западной Европе, заложив социально-психологические основы американской политики сдерживания Советского Союза. Смысловым, а точнее, идеологическим фокусом речи является образ «железного занавеса», актуализируемый двукратным повтором сочетания (an / the) iron curtain:
(6) A shadow has fallen upon the scenes so lately lighted by the Allied victory. < ...> From Stettin in the Baltic to Trieste in the Adriatic, an iron curtain has descended across the Continent (W.S. Churchill, Address at Westminster College, Fulton, U.S.A., 5 March, Times 6 Mar. 6/1, 1946 [The Sinews of Peace ('Iron Curtain Speech') 2022]) -рус.: Сегодня на сцену послевоенной жизни, еще совсем недавно сиявшую в ярком свете союзнической победы, легла черная тень. <...> Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес.
Сочетание iron curtain эксплицирует концепт границы, являющийся центральным в выстраивании антитезы «мы vs. они», служащей структурным основанием речи. Идея противостояния-разделения развертывается на фоне конструируемой автором мыслительной карты Европы. Моделируя образ поляризованного мира, метафора железного занавеса, встраивается в оценочный фрейм «свет - темнота», эксплицируемый метафорой «тени» (A shadow has fallen.). Фрейм «свет - темнота» способствует актуализации присущих слову curtain («занавес») концептуальных признаков «непроницаемый», «закрывающий свет», и способствует формированию отрицательной оценки тех, кто находится «за занавесом».
Речь У. Черчилля, получившая в мире большой резонанс, способство-
вала закреплению сочетания iron curtain в качестве устойчивого политического клише, именующего преграды, создаваемые по идеологическим соображениям и препятствующие контактам между странами. С распадом Советского Союза и постулируемым участниками мирового политического процесса окончанием периода «холодной войны» реалии, описываемые метафорой iron curtain, утрачивают свою актуальность, что способствует закреплению анализируемого выражения в качестве своеобразного историзма Новейшего времени.
В настоящее время в англоязычном медиадискурсе наблюдается резкое увеличение частотности анализируемой метафоры. Возвращение метафоры an iron curtain в активный речевой узус сопровождается уточнением ее контекстуальной семантики посредством расширения словосочетания конкретизирующими элементами, чаще всего атрибутивного характера, напр., digital iron curtain («цифровой железный занавес»). Наибольшей регулярностью отличается сочетание new iron curtain («новый железный занавес»), употребления которого составляют более 80% вхождений по модели adj + iron curtain на запрос в поисковой системе Google (233 000). Ср.:
(7) Sweeping sanctions imposed by the West have brought down a new iron curtain on the Russian economy (www.washingtonpost.com, 29.04.2022) - рус.: Масштабные санкции, наложенные странами Запада, опустили новый железный занавес на российскую экономику.
Отличительная особенность выражения new iron curtain состоит в том, что его «ядро» - исходная конструкция an iron curtain - выступает в роли прецедентной метафоры, которая вызывает в сознании адресата четко структурированный концепт, сопровождаемый устойчивыми ассоциациями и эмоциональными реакциями. Присущие прилагательному new значения «возникший взамен прежнего», «очередной, следующий» преломляются в микроконтексте анализируемой метафоры как отсылка к новой ситуации, которая, по мнению говорящего, аналогична существовавшей ранее. Сочетание a new iron curtain выступает в роли своеобразной «вторичной», интертекстуальной метафоры, способной актуализировать нужные говорящему пресуппозиции. Сформировавшееся в дискурсе предшествующей эпохи оценочное деление двух сторон-участников по линии «свой vs. чужой», «плохой vs. хороший», «свет vs. темнота» является частью сильного импликационала метафоры an iron curtain и проецируется на новую ситуацию как априорное, умозрительное знание. Адресата сообщения вынуждают усваивать бездоказательные оценки, которые становятся для него личным, персонализированным знанием. Это происходит даже в том случае, если фактологическая информация, передаваемая ближайшим окружением метафоры, противоречит установкам прецедентного микроктекста. Ср.:
(8) America will deploy thousands more troops to Europe along with fighters, air defences and ships, ... as NATO reinforces its eastern flank in a new Iron Curtain to protect the continent from Russia (dailymail.co.uk, 26.06.2022) - рус.: Наряду с поставками истребителей, средств ПВО и военных кораблей Америка планирует разместить в Европе многотысячные войска, ... пока НАТО усиливает свой восточный фланг новым железным занавесом, чтобы защитить континент от России.
Исходный образ «железного занавеса», заложенный в фултонской речи У. Черчилля, эксплицирует идею «самоизоляции», намеренного ограждения сферы советского влияния от потенциального воздействия западно-европейских стран. Эта «закрытость» трактуется в отрицательном ключе как враждебность и потенциальная опасность. В примерах (7-8) описывается принципиально иная картина - попытка блокады России, выступающей пациенсом агрессивных действий, и демонстрация враждебности недружественных стран Запада. Агенсом, инициирующим создание «железного занавеса», выступают страны НАТО, обозначенные дополнением the West («Запад») в примере (7) и подлежащим NATO в примере (8). Нивелировка очевидного несоответствия уподобляемых исторических контекстов, прошлого и настоящего, происходит благодаря силе воздействия глубоко укоренных (англ. entrenched) пресуппозиций, имплицируемых прецедентной метафорой iron curtain. Последняя предполагает отрицательную оценку только одного участника ситуации - России, не оставляя пространства для критического анализа происходящего со стороны аудитории.
Появление третьей из анализируемых метафор, устойчивого сочетания arsenal of democracy («арсенал демократии»), относится к первой четверти минувшего столетия. Наиболее раннее употребление встречается в статье Г.С. Хьюстона «Против новых войн» ("Blocking New Wars", 1918 г.):
(9) The free press of America, uncensored and responsible only to the people upon whom it depends for support, has proved itself one of the most effective weapons in the arsenal of democracy [Houston 1918, 136] - рус.: Свободная пресса Америки, не подвергающаяся цензуре и ответственная только перед людьми, от которых зависит ее поддержка, зарекомендовала себя одним из самых эффективных видов оружия в арсенале демократии.
В приведенном фрагменте сочетание arsenal of democracy является элементом развернутой метафоры, раскрывающей роль прессы в формировании общественного мнения. Из первоначального значения лексемы arsenal («склад оружия и военного снаряжения») сохраняются количественные («большое число») и телеологические («принуждение») концептуальные признаки, что позволяет слову иносказательно указывать на набор неких средств воздействия.
Широкую известность анализируемое сочетание получает после радиообращения президента США Ф.Д. Рузвельта к американскому народу 29 декабря 1940 г.:
(10) It is the purpose of the nation to build now with all possible speed every machine, every arsenal, every factory that we need to manufacture our defense material. <.> We must be the great arsenal of democracy. <.> We must apply ourselves to our task with the same resolution, the same sense of urgency, the same spirit of patriotism and sacrifice as we would show were we at war [Roosevelt 1940] - рус.: Перед нашей страной сейчас стоит задача как можно скорее создать все, что требуется для производства вооружений, - станки, арсеналы, заводы. <...> Соединенные Штаты должны стать военным арсеналом для всей мировой демократии. <.> Мы должны взяться за дело так же решительно и споро, с таким же патриотизмом и самопожертвованием, как если бы сами были в состоянии войны.
В речи Ф.Д. Рузвельта использование лексемы arsenal в ее прямом денотативном значении - места изготовления и хранения оружия («arsenal. to manufacture our defense material») - предваряет ее метафорическое употребление в нетипичном сочетании arsenal of democracy. Денотативно-конкретное значение места производства оружия, метонимически проецируемое на образ всей страны (Америка = арсенал), сопрягается с метафорическим значением «инструмент», «средство», которое индуцируется абстрактным субстантивом democracy. Результирующий метафтоним служит комплиментарно-оценочным именем страны, которая призвана стать материально-техническим гарантом мировой безопасности.
Широкая известность речи Ф.Д. Рузвельта, равно как и высокий авторитет ее автора, способствовали узуализации сочетания arsenal of democracy в качестве парафрастического указания на военное оснащение вооруженных сил США и их союзников. Ср.:
(11) America's defense industrial base, which once produced technology straight out of science fiction, all but stopped innovating <...> You care about the future of our collective defense. Help us to reboot the arsenal of democracy and make that future safe, prosperous, and free (warontherocks.com, 1.06.2022) - рус.: Оборонно-промышленная база Америки, технологии которой были раньше на грани фантастики, практически перестала развиваться <...> Вам не все равно, какое будущее ожидает нашу коллективную безопасность. Помогите нам перезагрузить арсенал демократии, чтобы сделать это будущее безопасным, богатым и свободным.
В примере (11) сочетание arsenal of democracy реализует более узкое, по сравнению с речью Ф.Д. Рузвельта, значение, синонимичное предшествующему развернутому сочетанию America's defense industrial base («оборонно-промышленная база Америки»). Смысловая редукция становится возможной благодаря остающемуся в зоне невербализованной пресуппозиции отождествлению двух несопоставимых сущностей - абстрактного понятия democracy и конкретной страны (America). Подобная псевдо-идентификация позволяет проецировать положительное концептуальное содержание, традиционно закрепленное за образом демократического миропорядка, на образ отдельно взятого государства - США как
организации публичной власти. Идеализация такого рода позволяет нивелировать негативные ассоциации, связанные с военной политикой США, и зафиксировать в сознании адресата мысль о правомерности любых действий американского правительства.
Актуализируя минимизированный семантический инвариант, насыщенный устойчивыми ценностными коннотациями, сочетание arsenal of democracy обладает значительным персуазивным потенциалом, что позволяет использовать его в манипулятивных целях. Ср. фрагмент статьи о поставках властями США вооружений на Украину:
(12) America, again the arsenal of democracy [название]. .America, while not directly engaged in combat, is once again doing what it did in the year before Pearl Harbor: We, with help from our allies, are serving as the "arsenal of democracy," giving the defenders of freedom the material means to keep fighting. <...> Now Lend-Lease has been revived, and large-scale military aid is flowing to Ukraine, not just from the United States but also from many of our allies (www.nytimes.com, 28.04.2022) - рус.: Америка, вновь арсенал демократии [название]. ...Америка, хотя и не участвует непосредственно в боевых действиях, снова делает то, что она делала за год до Перл-Харбора: мы с помощью наших союзников служим "арсеналом демократии", предоставляя защитникам свободы материальные средства для продолжения борьбы. <...> Сейчас ленд-лиз возродился, и на Украину поступает крупномасштабная военная помощь не только от Соединенных Штатов, но и от многих наших союзников.
Сочетание arsenal of democracy составляет в примере (12) ядро декларативной сентенции, вынесенной в название статьи. Маркированная цитата, в форме которой сочетание the arsenal of democracy приводится в основном тексте, апеллирует к авторитету 32-го президента Соединенных Штатов и легитимизирует действия его преемников. Наречие итеративности again («вновь») актуализирует семантику событийного тождества, и, отсылая к значимым событиям американской истории, имплицирует оценочную аналогию «[героическое] прошлое - настоящее». Эта параллель эксплицируется прецедентными именами Pearl Harbor («Перл-Харбор»), Lend-Lease («ленд-лиз»), устойчивым клише the defenders of freedom («защитники свободы»), актуализирующими фрейм «политика США в период Второй мировой войны». Проецирование идеализированного образа прошлого на современную ситуацию позволяет установить вымышленные причинные связи между реальными объектами и, избегая критической оценки представителей «своего» мира (America, the Unites States, our allies), оправдать действия последних.
Эвфемистические замены искажают подлинную картину описываемых в тексте событий. Литотное смягчение not directly («не непосредственно») нейтрализует ассоциации с образом гибридной войны, к которой отсылает причастная конструкция while not directly engaged in combat («не участвуя непосредственно в боевых действиях.»). Неопределенность референции
описательного сочетания the material means to keep fighting («материальные средства для продолжения борьбы») и положительные коннотации слова aid в парафрастическом выражении large-scale military aid («крупномасштабная военная помощь») нейтрализуют мысль о причинно-следственной зависимости между поставками американских вооружений и действиями «нацистских и террористических формирований, которые целенаправленно обстреливают жилые кварталы городов Донбасса» [Антонов 2022, 6]. Подобным образом эксплуатируется и символический потенциал устойчивого имени defenders of freedom («защитники свободы»). Использование сочетания arsenal of democracy в манипулятивных целях приводит не только к десемантизации слова-символа democracy, но и к потенциальному усвоению им отрицательных, иронических со-значений.
Проведенное исследование позволяет утверждать, что прецедентные метафоры, глубоко укорененные в национальной культуре, насыщенные символами, оценками и ассоциациями, являются эффективным инструментом манипулятивного воздействия на сознание массового адресата. Актуализируя нужные говорящему пресуппозиции, интертекстуальные метафорические клише моделируют образы, необходимые заказчику медиа-продукции, и вызывают у аудитории требуемые эмоциональные реакции. Основным когнитивным механизмом, позволяющим метафорам формировать аксиологические установки медиапространства, является процесс метафорического проецирования. Результатом «наложения» прецедентных фреймов с детализированной внутренней структурой, четким набором ролей и встроенной системой простых, но устойчивых оценок («плохо - хорошо») на новые ситуации является стереотипизация, нивелирующая границу между реальностью и вымыслом и порождающая псевдоидентификации, усваиваемые массовым адресатом как априорное знание. В релятивистском контексте пост-правды, стимулирующем распространение ложных новостей и не предусматривающем личной или коллективной ответственности, манипулятивное использование метафор является одним из проявлений «эгоистической утилизации высших ценностей» [Непомнящий 2022, 523], приводящей к деаксиологизации и дегуманизации современной англоязычной медиакартины мира.
ЛИТЕРАТУРА
1. Анненкова И.В. Медиадискурс XXI века. Лингвофилософский аспект языка СМИ. М.: Издательство Московского университета, 2011. 392 с.
2. Антонов А. Внештатные отношения // Российская газета. № 198(8846), 2022. С. 1, 7.
3. Бабаева Р.Г. Концептуальная метафора как средство создания образа врага в западных и российских СМИ. М.: Издательство Ипполитова, 2021. 144 с.
4. Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора. М.: Институт русского языка, 1991. 193 с.
5. Васильев А.Д. Игры в слова: манипулятивные операции в текстах СМИ.
СПб.: Златоуст, 2013. 660 с.
6. Ефанов А.А. Общество во власти медиапроцессов. М.: ИНФРА-М, 2021. 189 с.
7. Жирмунский В.М. Метафора в поэтике русских символистов // Новое литературное обозрение. № 35(1), 1999. С. 222-249.
8. Кастельс М. Власть коммуникации. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2017. 591 с.
9. Косяков В.А. Стереотип как когнитивно-языковой феномен: на материалах СМИ, посвященных войне в Ираке: автореф. дис. ... к. филол. н. Иркутск, 2009. 22 с.
10. Мартьянов Д.С. Постправда как состояние неуправляемости // Управляемость и дискурс виртуальных сообществ в условиях политики постправды. СПб.: ЭлекСиС, 2019. С. 5-19.
11. Непомнящий В.С. Удерживающий теперь: Пушкин в судьбе России. Избранные работы и выступления. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2022. 652 с.
12. Фрумкина Р.М. Семантическая прозрачность метафоры как условие ее инструментальности // Одиссей: человек в истории. М.: Наука, 2007. С. 123-137.
13. Boeynaems A. The effects of metaphorical framing on political persuasion: A systematic literature review // Metaphor and Symbol. 2017. № 32(2). P. 118-134.
14. Brandl S. Framing the WAR. The use of metaphors in US political discourse: an exemplary linguistic analysis of the State of the Union address. Munich: Grin Publishing. 2016. 20 p.
15. Charteris-Black J. Politicians and rhetoric: the persuasive power of metaphor. New York: Palgrave Macmillan. 2016. 370 p.
16. Entman R. Projections of Power: Framing News, Public Opinion, and U.S. Foreign Policy. Chicago: University of Chicago Press, 2004. 240 p.
17. Houston H.S. Blocking new wars. New York: Doubleday, Page & Company, 1918. 209 p.
18. Lakoff G. Metaphor and war: the metaphor system used to justify war in the gulf // Peace Research. 1991. Vol. 23. № 2/3. P. 25-32.
19. Lakoff G. The neural theory of metaphor // The Cambridge handbook of metaphor and thought / Ed. R.W. Gibbs, Jr. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 17-38.
20. Musolff A. Political metaphor analysis: discourse and scenarios. London: Bloomsbury, 2016. 208 p.
21. Oxford English Dictionary. URL: http://www.oed.com (дата обращения: 11.07.2022).
22. Roosevelt F. Fireside Chat on the "Great Arsenal of Democracy", December 29, 1940 // The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt, 1940 / Ed. Samuel I. Rosenman. New York: Macmillan, 1941. P. 633-644.
23. Tesich S. A Government of Lies // The Nation. 1992. January 6-13. P. 12-14.
24. The Sinews of Peace ('Iron Curtain Speech') // International Churchill Society. URL:https://winstonchurchill.org/resources/speeches/1946-1963-elder-statesman/ the-sinews-of-peace/ (дата обращения: 01.07.2022).
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Boeynaems A. The effects of metaphorical framing on political persuasion: A systematic literature review. Metaphor and Symbol, 2017, no. 32(2), pp. 118-134. (In English).
2. Lakoff G. Metaphor and war: the metaphor system used to justify war in the gulf. Peace Research, 1991, vol. 23, no. 2/3, pp. 25-32. (In English).
3. Tesich S. A Government of Lies. The Nation, 1992, January 6-13, pp. 12-14. (In English).
4. Zhirmunskiy V.M. Metafora v Poetike Russkikh SImvolistov [Metaphor in the Poetry of Russian Symbolists]. Novoye literaturnoye obozreniye, 1999, no. 35 (1), pp. 222-249. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
5. Frumkina R.M. Semanticheskaya prozrachnost' metafory kak usloviye yeye instrumental'nosti [Semantic Transparency of Metaphor as a Prerequisite for its Instrumentality]. Odissey: chelovek v istorii [Odysseus: A Man in History]. Moscow, Nauka Publ., 2007, pp. 123-137. (In Russian).
6. Lakoff G. The neural theory of metaphor. Gibbs R.W., Jr. (Ed.). The Cambridge handbook of metaphor and thought. Cambridge, Cambridge University Press, 2008, pp. 17-38. (In English).
7. Mart'yanov D.S. Postpravda kak sostoyaniye neupravlyayemosti [Post-truth as Uncontrollable Condition]. Upravlyayemost' i diskurs virtual'nykh soobshchestv v usloviyakh politiki postpravdy [Controllable Condition and Discourse of Virtual Societies under the Condition of Post-truth]. St. Petersburg, Elexis Publ., 2019, pp. 5-19. (In Russian).
(Monographs)
8. Annenkova I.V. Mediadiskurs XXI veka. Lingvofilosofskiy aspekt yazyka SMI [21st Century Media Discourse. Media Language: Linguistic and Philosophic Perspectives]. Moscow, Moscow University Publ., 2011. 392 p. (In Russian).
9. Babayeva R.G. Kontseptual'naya metafora kak sredstvo sozdaniya obraza vraga v zapadnykh i rossiyskikh SMI [Conceptual Metaphor as a Means of Shaping the Image of Enemy in Western and Russian Mass Media]. Moscow, Ippolitov Publ., 2021. 144 p. (In Russian).
10. Baranov A.N, Karaulov Yu.N. Russkaya politicheskaya metafora [Russian Political Metaphor]. Moscow, Russian Language Institute Publ., 1991. 193 p. (In Russian).
11. Brandl S. Framing the WAR. The use of metaphors in US political discourse: an exemplary linguistic analysis of the State of the Union address. Munich, Grin Publishing. 2016. 20 p. (In English).
12. Charteris-Black J. Politicians and rhetoric: the persuasive power of metaphor.
New York, Palgrave Macmillan, 2016. 370 p. (In English).
13. Efanov A.A. Obshchestvo vo vlasti mediaprotsessov [Society in the Grasp of Media Processes]. Moscow, Infra-M Publ., 2021. 189 p. (In Russian).
14. Entman R. Projections of Power: Framing News, Public Opinion, and U.S. Foreign Policy. Chicago, University of Chicago Press, 2004. 240 p. (In English).
15. Houston H. S. Blocking new wars. New York, Doubleday, Page & Company, 1918. 209 p. (In English).
16. Kastel's M. Vlast'kommunikatsii [Power of Communication]. Moscow, Higher School of Economics Publ., 2017. 591 p. (In Russian).
17. Musolff A. Political metaphor analysis: discourse and scenarios. London, Bloomsbury, 2016. 208 p. (In English).
18. Nepomnyashchiy VS. Uderzhivayushchiy teper': Pushkin v sud'be Rossii. Izbrannyye stat'i i vystupleniya [Retaining Now: Pushkin in the Fate of Russia. Selected Articles and Speeches]. Moscow, Saint Tikhon University for the Humanities Publ., 2022. 652 p. (In Russian).
19. Vasil'yev A.D. Igry v slova: manipulyativnyye operatsii v tekstakh SMI [Play of Words: Manipulative Operations in Mass Media Discourse]. St. Petersburg, Zlatoust Publ., 2013. 660 p. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
20. Kosyakov V.A. Stereotip kak kognitivno-yazykovoy fenomen: na materialakh SMI, posvyashchennykh voyne v Irake [Stereotype as a Cognitive and Linguistic Phenomenon: Drawing on the Mass Media Description of the Iraq War]. PhD Thesis. Irkutsk, 2009. 22 p.
Заботкина Вера Ивановна, Российский государственный гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, профессор, директор Научно-образовательного центра когнитивных программ и технологий, профессор кафедры теории и практики перевода Института филологии и истории. Научные интересы: когнитивная неология, когнитивная поэтика, когнитивная культурология.
E-mail: zabotkina@rggu.ru
ORCID ID: 0000-0001-6674-8052
Коннова Мария Николаевна, Балтийский федеральный университет им. И. Канта.
Доктор филологических наук, доцент образовательно-научного кластера «Институт образования и гуманитарных наук». Научные интересы: когнитивная лингвистика, когнитивная поэтика, лингвистическая аксиология.
E-mail: mkonnova@kantiana.ru
ORCID ID: 0000-0001-8808-6424
Vera I. Zabotkina, Russian State University for the Humanities.
Doctor of Philology, Professor, Director of the Centre for Cognitive Programs and
Technologies, Professor at the Department of Translation Studies, Interpreting and Translation at the Institute for Philology and History. Research interests: cognitive neology, cognitive poetics, cognitive cultural studies. E-mail: zabotkina@rggu.ru ORCID ID: 0000-0001-6674-8052
Maria N. Konnova, Immanuel Kant Federal Baltic University. Doctor of Philology, Associate Professor at the Institute for the Humanities. Research interests: cognitive linguistics, cognitive poetics, comparative value studies. E-mail: mkonnova@kantiana.ru ORCID ID: 0000-0001-8808-6424
