CC BY
889
Прецедентные феномены в художественном тексте: проблема интерпретации и перевода... УДК 81'37 ; 81'42
Воронцова Инна Алексеевна
кандидат филологических наук, доцент Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
arinna1@yandex.ru
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ: ПРОБЛЕМА ИНТЕРПРЕТАЦИИ И ПЕРЕВОДА (на материале романов Дж. Фаулза «Коллекционер» и «Любовница французского лейтенанта»)
Настоящая статья посвящена проблеме прецедентности в современном художественном тексте, который основан на интенсивном использовании цитат и аллюзий. Прецедентность есть свойство, присущее феноменам культуры (именам, высказываниям, текстам, ситуациям), которые занимают особое место в системе общественных ценностей и символов. Понятие прецедентности тесно смыкается с понятием интертекстуальности. Сущность явления интертекстуальности состоит в том, что смысл произведения полностью или частично формируется за счет ссылки на другой текст, который является прецедентным в рамках заданной лингвокультуры. Источниками интертекстуальных включений в современном англоязычном художественном тексте, в частности в произведениях «The Collector» / «Коллекционер» и «The French Lieutenant s Woman» / «Любовница французского лейтенанта» выдающегося представителя британского постмодернизма Дж. Фаулза, чаще всего выступают эллинистические мифы, канонические религиозные тексты, шедевры мировой литературы и др. Отсылки к феноменам мировой культуры, обладающим свойством прецедентности, обусловлены стремлением писателя создать текст, в котором каждый эпизод повествования получает отражение в пространстве духовного опыта человечества, текст, переносящий читателя в область вечных проблем человеческого бытия. Интертекстуальные включения, связывающие тексты романов с национально-прецедентными феноменами, помогают показать преемственность исторических эпох, способствуют более глубокому осмыслению процессов, происходивших в Великобритании во второй половине ХХ столетия. Интертекст интересен не только с точки зрения анализа и интерпретации внутри одного языка, но и с точки зрения перевода. Перевод осуществляется для чужой относительно оригинала культуры, соответственно, прецедентные феномены, прежде всего национального уровня, для иноязычного читателя остаются непроницаемыми. Сравнение общих подходов к передаче прецедентных феноменов позволяет утверждать, что основным способом передачи культурного и национально-специфичного аспектов текста является адаптация, реализующаяся через различные переводческие приемы, в том числе лексико-синтаксическое развертывание (комментарий или описательный перевод) и контекстуальную своеязычную замену (приближенный перевод, генерализованный перевод). Адаптивный перевод часто используется в совокупности с такими приемами, как транскрипция, транслитерация и калькирование, широко применяющимися для передачи культурно-коннотированных единиц.
Ключевые слова: прецедентный феномен, универсально-прецедентный феномен, национально-прецедентный феномен, прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентный текст, прецедентная ситуация, интертекстуальность, интертекст, аллюзия, реминисценция, переводческая стратегия, адаптация, комментарий, описательный перевод, приближенный перевод.
Явление прецедентности все чаще становится объектом пристального внимания специалистов в области лингвистики текста и переводоведения. Как хранители общеизвестных когниций прецедентные феномены (далее ПФ) - это своеобразный «культурологический мост» памяти народа между прошлым и настоящим, «прохождение» по которому пробуждает в сознании участников коммуникации процесс узнавания закодированного в ПФ смысла [11].
Под прецедентными феноменами понимаются тексты (в широком смысле), значимые для языковой личности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, то есть хорошо известные широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [6, с. 216].
Исходя из степени освоенности и частоты апелляции к ПФ, выделяют несколько уровней прецедентно-сти: социумно-прецедентный, национально-прецедентный, универсально-прецедентный и автопрецедентный.
Социумно-прецедентные феномены являются феноменами, известными любому представителю того или иного социума (профессионального, генерационного и т. д.). Такие прецеденты не испытывают на себе влияния национальной культуры.
Национально-прецедентные феномены известны любому члену национальной лингвокультур-ной общности и входят в национальное когнитивное пространство.
Универсально-прецедентные феномены известны любому современному человеку в связи с глобализацией культуры.
Автопрецеденты «представляют собой отражение в сознании индивида некоторых феноменов окружающего мира, обладающих особым познавательным, эмоциональным значением для данной личности, связанных с особыми индивидуальными представлениями, включенными в неповторимые ассоциативные ряды» [3, с. 115].
Состав ПФ довольно многообразен. Он включает как вербальные, так и невербальные явления культуры: имена, высказывания, тексты, символы, ситуации.
© Воронцова И.А., 2015
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3. 2015
131
Понятие прецедентности тесно переплетено с понятием интертекстуальности. Интертекстуальность - это «общее свойство текстов, выражающееся в наличии между ними связей, благодаря которым тексты могут многими разнообразными способами явно или неявно ссылаться друг на друга» [12, с. 9]. Интертекстуальность присуща прежде всего художественному тексту и обеспечивает ему такое качество, как смысловая многомерность.
Суть интертекстуальности заключается в том, что творчество происходит на языке, материале и фоне той традиции, в которой оно рождается с целью ее обновления. Именно интертекстуальность создает связь между текстами в рамках мировой литературы, и каждый текст становится связующим звеном цепи. Текст, так или иначе включаемый в другой текст (тексты), называется интертекстом. В научных трудах связующие элементы также получили названия цитат, крылатых выражений, аллюзий, реминисценций, интертекстем.
Вслед за Н.А. Фатеевой выделим следующие функции интертекстуальности в художественном тексте:
1. Введение интертекстуального отношения позволяет ввести в новый текст некоторую мысль или конкретную форму представления мысли, объективированную до существования данного текста как целого.
2. Межтекстовые связи создают вертикальный контекст произведения, в связи с чем он приобретает неодномерность смысла.
3. Интертекст создает подобие тропеических отношений на уровне текста, интертекстуализация обнаруживает свою конструктивную, текстопо-рождающую функцию [14].
Анализ прецедентных феноменов и интертекстов, обнаруживаемых в романах «The Collector» / «Коллекционер» и «The French Lieutenant's Woman» / «Любовница французского лейтенанта», позволяет выделить их основные уровни и типы: универсально-прецедентные феномены, представленные, прежде всего, древнегреческим мифологическим интертекстом и отсылками к христианской мифологии, и национально-прецедентные феномены, введенные в текст как аллюзии на произведения У Шекспира и английские романы викторианской эпохи.
В истории английской литературы XX век отмечается повышенным интересом писателей к эллинистическому наследию. Сам Дж. Фаулз не раз называл Грецию своей второй родиной и неоднократно обращался к образам и мотивам культуры этой страны. Так, в 18-й главе романа «The French Lieutenant's Woman» Дж. Фаулз сравнивает Чарльза Смитсона и Сару Вудраф с Одиссеем и Калипсо, описывая их встречу на Вэрской пустоши: «There were no Doric temples in the Undercliff; but here was a Calypso» [18, с. 140]. В.Л. Фрейбергс считает, что
так же, как Одиссей, который отправился в путешествие, чтобы возвратиться с новым пониманием себя и мира, Чарльз Смитсон совершает «символическое странствие, итогом которого является обретение собственного «я» и переосмысление отношений к окружающей действительности» [Цит. по: 5]. Суть выбора, который делает Одиссей между Пенелопой и Калипсо, состоит в выборе между смертностью и вечностью. Герой романа «Любовница французского лейтенанта» должен выбрать между Эрнестиной - Пенелопой и Сарой - Калипсо, Чарльз Смитсон выбирает между ложным и истинным.
Соглашаясь с В.Л. Фрейбергсом, отметим, что в образе Сары Вудраф угадываются черты еще одного персонажа мифа об Одиссее - сирены. Рассказывая о свидании Чарльза и Сары на Вэрской пустоши, автор пишет: «But he stood where he was, as if he had taken root. Perhaps he had too fixed an idea of what a siren looked like and the circumstances in which she appeared - long tresses, a chaste alabaster nudity, mermaid's tail» [18, с. 140].
Сара Вудраф соотносится также с образом Ариадны: следствия ее поступков, как нить Ариадны, приводят Чарльза - Тезея «к центру лабиринта, где он встречает Минотавра - свое «я» [Цит. по: 5]. Метафора «жизнь - лабиринт» неоднократно используется в романе.
Еще одна мифологическая аллюзия, считает В.Л. Фрейбергс, связана с мифом об Эдипе, вводящимся в повествование с помощью образа Сары, которую автор постоянно сравнивает со сфинксом. Например, Гарри Монтегю говорит Чарльзу о необходимости его встречи с Сарой: «You must question the Sphinx <...> As long as you bear in mind what happened to those who failed to solve the enigma» [18, с. 420]. Согласно античному мифу, насланный на город Фивы в наказанье сфинкс расположился близ города и задавал каждому проходившему загадку. Людей, не разгадавших загадки, он убивал [Цит. по: 5].
Д.Ю. Червякова видит в образе Сары Вудраф выражение различных ипостасей «единого образа Богини-матери <.> воплощающего женское творческое начало в природе» [Цит. по: 5]. Сара Вудраф с первых страниц появляется как «некий мифический персонаж» («a figure from myth») [16, с. 9; 18, с. 11], а ее «чуждые солнцу» глаза, залитые «лунным светом» («eyes whitout sun, bathed in an eternal moonlight») [16, с. 156; 18, с. 141], - важная деталь, так как многие ипостаси Богини-матери - лунные божества (Артемида, Исида, Персефона и Селена).
Библейский интертекст представлен в романе высокой частотностью христианских номинаций: Иисус Христос, Понтий Пилат, святой Павел, святой Евстахий, Иуда, Иеремия, Иезавель, Иерусалим, Эдем, вавилонская блудница, Содом и Гомор-ра, святой Грааль, ангелы господни, Библия и др.
К этому следует добавить упоминаемые в тексте библейские цитаты, молитвы, притчи, псалмы. Главному герою романа «Любовница французского лейтенанта» Чарльзу Смитсону на момент начала повествования 32 года, к концу романа он достигает 34-летнего возраста. Таким образом, возраст героя вызывает ассоциации с символическим возрастом Иисуса Христа (33 года). Подобно дьяволу, искушающему Христа «царствами мира», мистер Фримен предлагает Чарльзу после женитьбы на Эрнестине стать его компаньоном в своей торговой фирме. Отсылка к библейскому мифу об искушении Христа в пустыне дополнительно проявляется в описании чувств героя: «It was to Charles as if he had travelled all his life among pleasant hills; and now came to a vast plain of tedium» [18, с. 278]. В библейском мифе дьявол, искушая Христа, хочет увести его на ложный путь. В обмен на «царства мира» Спаситель должен поклониться Сатане, то есть признать приоритет материального над духовным. В романе Дж. Фаулза герой в обмен на экономическое благосостояние должен пожертвовать своей свободой и саморазвитием [Цит. по: 5].
В романе «Коллекционер» Дж. Фаулз переиначивает известный сказочный сюжет о похищении красавицы чудовищем. Фредерик Клегг, молодой служащий и коллекционер бабочек, преследуемый параноидальной страстью к обладанию и власти, задумывает пополнить свою коллекцию новым экземпляром - он похищает девушку Миранду, заточает в подвал и доводит до гибели. После смерти Миранды Клегг хочет свести счеты с жизнью, но, обнаружив дневник девушки и узнав, что Миранда его не любила, решает повторить попытку с другой.
Роман «Коллекционер» является и новой интерпретацией сюжета и проблематики пьесы У Шекспира «Буря». Обращение Дж. Фаулза к этой пьесе обусловливается ее высокой художественностью и близостью к мировоззрению самого автора. Аналогии у Дж. Фаулза проявляются на двух уровнях: внешнем и внутреннем. К внешним литературным аналогиям относятся имена главных героев (Калибан и Миранда). Эти имена несут символическую нагрузку. Называя своих героев именами шекспировской «Бури», автор не только использует прием аллюзии, но и переосмысливает классический сюжет.
Идейная преемственность прослеживается и на внутреннем уровне. Дж. Фаулз не случайно вводит в повествование само произведение «Буря», своего рода символическую деталь. Миранда в заточении перечитывает «Бурю» У Шекспира: «Reading "The Tempest" again all the afternoon. Not the same at all, now what's happened has happened. The pity Shakespeare feels for his Caliban, I feel (beneath the hate and disgust) for my Caliban. Half-creatures. "Not honour'd with a human shape." "Caliban my slave, who never yields us kind answer." "Whom stripes may
move, not kindness." PROS... and lodged thee In mine own cell, till thou didst seek to violate The honour of my child. CAL. O ho, O ho! - Would't had been done! Thou didst prevent me; I had peopled else This isle with Calibans... Prospero's contempt for him. His knowing that being kind is useless» [17].
Источником многих аллюзий в произведениях Дж. Фаулза являются произведения английских писателей викторианской эпохи. Так, в романе «The French Lieutenant's Woman» Дж. Фаулз, который прекрасно знал и высоко ценил реалистические романы прозаиков-викторианцев, сознательно выстраивает повествование как своего рода коллаж цитат из текстов Ч. Диккенса, У. Теккерея, Э. Троллопа, Дж. Элиот, Т. Гарди и других писателей. Английские критики уже давно заметили, что у сюжетных ходов, ситуаций и персонажей Дж. Фаулза обычно имеется один или несколько хорошо узнаваемых литературных прототипов: так, любовная фабула романа должна вызвать ассоциацию с «Мельницей на Флоссе» Дж. Элиот и «Голубыми глазами» Т. Гарди; история с неожиданной женитьбой старого баронета Смитсона, из-за чего герой теряет наследство и титул, восходит к «Пелэму, или Приключениям джентльмена» Э. Бульвера-Литтона; характер Сары вновь напоминает героинь Т. Гарди - Тэсс («Тэсс из рода д'Эрбервиллей») и Юстасию Вай («Возвращение на родину»); у Чарльза обнаруживаются общие черты с многочисленными героями Ч. Диккенса и Дж. Мередита; в Эрнестине традиционно видится двойник элиотовской Розамунды («Мидлмарч»), в образе слуги Чарльза - Сэма - слышатся отголоски «бессмертного Сэма Уэллера» из «Записок Пиквикского клуба» и т. п. Литературны у Дж. Фа-улза даже второстепенные персонажи - дворецкий в поместье Смитсонов носит ту же фамилию (Бенсон), что и дворецкий в романе Дж. Мередита «Испытание Ричарда Феверела». Есть в романе и цитаты на уровне стиля: когда повествователь вспоминает о Генри Джеймсе, он тут же начинает строить фразу в его витиеватой манере.
Викторианство в названном романе зачастую получает ироническое описание. Для достижения такого эффекта автор мастерски обыгрывает ставшие прецедентными пословицы, поговорки и фразеологические обороты. Так, иронический характер авторской речи проявляется в перефразировании известной шутки У. Теккерея о лисьей охоте: «The unspeakable hunting for the uneatable» («невыносимые охотятся за несъедобными»). Дж. Фаулз пишет: «He did not care that the pray was uneatable, but he abhorred the unspeakability of the hunters».
Авторское «a self-suspicion I have concealed that his decision was really based more on the old sheepstealer's adage than on the nobler movings is conscience» содержит намек на поговорку «as well be hanged tor than tor a lamb» [13, с. 135].
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3. 2015
133
Связь «Любовницы французского лейтенанта» с произведениями литературы ХУП-ХУШ веков проявляется на уровне реминисценций, используемых автором при характеристике его героев [1]. Так, рассказывая о миссис Тальбот, ее семье, Дж. Фаулз отмечает, что ее детей зовут Поль и Виргиния. Тем самым писатель раскрывает, с одной стороны, литературные вкусы героини (она любит сентиментальные романы XVIII века), а с другой - особенности ее характера, отличительной чертой которого была чувствительность, восприимчивость ко всему, что происходит в окружающем мире. Характеризуя отношение винзиэтт-ских слуг к Чарльзу, автор пишет, что они «заняли позицию муравья, критически взирающего на кузнечика» [16, с. 207], что одновременно отсылает нас к рассказу УС. Моэма (где образы насекомых также являются прецедентными, аллюзивными), басне Лафонтена, героями которой являются муравей и кузнечик, и, вероятно, греческому баснотвор-честву (басни Эзопа). Иногда Дж. Фаулз цитирует произведения писателей Х^1-Х^П веков. Например, описывая встречу Чарльза Смитсона с Сарой Вудраф, излагая суть их разговора, автор говорит, что Чарльз «ворвался в такие пределы, куда менее искушенные... ангелы не смеют даже ступить», таким образом, видоизменив фразу из дидактической поэмы А. Поупа «Опыт в критике» (1711) [13, с. 136-137].
По мнению исследователей творчества Дж. Фа-улза, произведения автора звучат по-особенному именно благодаря использованию реминисценций. Злободневные проблемы, которые он рассматривает в своем творчестве, осмысляются через призму событий далекого прошлого и таким образом раскрываются в необычных гранях. Обращение Фаулза к творчеству писателей, художественным традициям литературы предшествовавших эпох обусловило жанровое и стилистическое своеобразие его произведений [13, с. 134].
Романы Дж. Фаулза переведены более чем на 30 языков. На русском языке его произведения начали издаваться с конца 80-х гг. XX века. Одним из первых опубликованных переводов стал перевод романа «Коллекционер» в журнале «Урал». В связи с возрастающим спросом на творческое наследие писателя переводы его романов постоянно обновляются. Проанализировав отзывы читателей и критиков о качестве переводов произведений Дж. Фаулза на русский язык, мы остановились на переводах названных романов, выполненных И. Бессмертной (роман «Коллекционер») [15] и М. Беккер и И. Комаровой (роман «Любовница французского лейтенанта») [16].
Согласно определению Л.С. Макаровой, художественный перевод есть социолингвокультурная деятельность по обеспечению единого литературно-художественного пространства, включающая
межъязыковые, межкультурные и художественно-эстетические компоненты [8].
Умение находить и правильно оценивать ПФ очень важно с точки зрения реализации межкультурного и эстетического компонентов художественного перевода, так как, оставаясь неузнанными, а следовательно, переданными не вполне адекватно, ПФ теряют свое основное предназначение - передачу колорита, игры, экспрессии, порождение нового смысла, создание ощущения «пре-гнативного, "набухающего", вбирающего в себя признаки соседствующих сфер информационного мира» [12, с. 102].
По мнению Л.С. Макаровой, выбор стратегии перевода ПФ определяется закономерностями в установлении культурных параллелей в зависимости от типа прототекста. Суть заключается в процессе минимизации смыслов с целью обнаружить то типическое (прототипическое), что позволит отыскать аналог прецедентного феномена в переводящей культуре. За переводчиком в этой ситуации признается право на применение таких макростратегий, как кооперация, аналогия и стилизация, а также стратегии пертинентности и тесно связанных с ней стратегий разъяснения и аппроксимации, стратегии креативности и даже стратегии конкурентности [9, с. 86].
Кооперация заключается в концептуальном сотрудничестве с автором оригинала, стилизация -в достижении функционально-эстетического соответствия перевода оригиналу, пертинентность представляет собой соответствие полученной информации информационной потребности читателя, суть аппроксимации состоит в использовании описания или перифраза вместо какого-либо явления или предмета [9, с. 86].
Н.А. Кузьмина полагает, что стратегия переводчика при передаче прототекстов сводится к тому, чтобы воспроизвести прототексты, общие для двух культур, и создать мнимые прототексты, сохранив напряжение между ними [7].
Г.В. Денисова выделяет такие стратегии перевода интертекстуальных фрагментов, как отстранение и адаптация (также замещение, замена или реконструкция) [4].
А. Нойберт выдвигает критерий прагматической адекватности перевода, условием которой является равенство коммуникативного эффекта оригинала и перевода. Таким образом, в силу неизбежности культурных различий между текстами оригинала и перевода переводчику необходимо обращаться к некоторым прагматическим адаптаци-ям [10, с. 180-202]. Ю. Найда выступает за уменьшение количества изменений, вносимых в текст с целью обеспечить его понятность читателю перевода. В данном случае ученый выдвигает идею использования разнообразных сносок, примечаний, культурологических комментариев [19, с. 90-97].
Сравнение общих подходов к переводу ПФ позволяет утверждать, что основным способом передачи культурного и национально-специфичного аспектов текста, так или иначе, является адаптация, определяемая в современном переводоведе-нии как форма и факт языкового посредничества, где на передний план выходит вопрос достижения прагматической эквивалентности. Денотативная эквивалентность при этом может несколько нарушаться за счет введения в текст перевода дополнительной информации, эксплицирующей скрытый смысл, либо за счет применения приближенного перевода, снимающего с передаваемой единицы иностранный культурный колорит [2, с. 23-24].
Переходя к анализу инструментальной составляющей передачи прецедентных феноменов и интертекстуальных включений при переводе романов Дж. Фаулза «The Collector» / «Коллекционер» и «The French Lieutenant's Woman» / «Любовница французского лейтенанта» на русский язык (переводы И. Бессмертной, М. Беккер и И. Комаровой), отметим, что собственно перевод прецедентных имен, высказываний, аллюзивных и интертекстуальных включений может не представлять особых трудностей и выполняется по общим правилам перевода, включая этапы словарного и контекстного анализа единицы и поиска эквивалентного (адекватного) соответствия в переводящем языке, сопровождающегося применением различных лексико-грамматических (реже стилистических) трансформаций. Основной трудностью для переводчика, как отмечалось выше, является идентификация, или «узнавание», ПФ в оригинальном тексте, признание ПФ коммуникативно значимым для переводимого текста, а также оценка степени знакомости прецедентного феномена реципиенту текста перевода, уровня исторических и политических фоновых знаний реципиентов, позволяющих им проникнуть в глубинный смысл инокультурной аллюзии или интертекстуального включения.
Итак, если переводчик сталкивается с необходимостью передачи универсальных или социум-ных прецедентов (библейские, мифологические и т. д. аллюзии или интертекстуальные включения), известных большей части потенциальных реципиентов перевода, специальной обработки такие ПФ, скорее всего, не потребуют. Более того, для подобных ПФ переводящий язык наверняка располагает готовыми соответствиями, которые и должны использоваться при переводе: Jesus Christ - Иисус Христос, Saint Paul - Святой Павел, Judas - Иуда, Jeremiah - Иеремия, Jerusalem - Иерусалим, Eden -Эдем, the whore of Babylon - вавилонская блудница, Sodom and Gomorrah - Содом и Гоморра, the Holy Grail - святой Грааль, Calypso - Калипсо («The French Lieutenant's Woman» / «Любовница французского лейтенанта») и др. Это же касается и универсально-прецедентных цитатных включе-
ний (высказываний): «You know your choice. You stay in prison, what your time calls duty, honour, self-respect, and you comfortably safe. Or you arefree and crucified. Your only companions the stones, the thorns, the turning backs; the silence of cities, and their hate» / «Ты знаешь, перед каким выбором стоишь. Либо ты остаешься в тюрьме, которую твой век именует долгом, честью, самоуважением, и покупаешь этой ценой благополучие и безопасность. Либо ты будешь свободен - и распят. Наградой тебе будут камни и тернии, молчание и ненависть; и города, и люди отвернутся от тебя» [18, с. 349; 16, с. 403].
Если же речь идет о национально-прецедентных феноменах, слабо освоенных принимающей языковой системой и культурой, то, как мы писали выше, оптимальным способом перевода здесь выступит адаптация, традиционным арсеналом которой являются эксплицитное лексико-синтаксическое развертывание (выполняемое в форме комментария либо через описательный перевод) и контекстуальная своеязычная замена (приближенный перевод, генерализованный перевод). Адаптивный перевод часто используется в совокупности с такими приемами, как транскрипция, транслитерация и калькирование, широко применяющимися для передачи культурно-коннотированных единиц: «Caliban my slave, who never yields us kind answer» / «Калибан, гнусный раб, в пороках закосневший. от него мы, верно, не услышим ни слова доброго» [17, с. 11]; «There were no Doric temples in the Undercliff; but here was a Calypso» / «На террасах не было греческих храмов, но перед ним была Калипсо» [18, с. 140; 16, с. 155].
Национально-специфичные цитатные включения передаются на основе готовых соответствий, извлекаемых из ранее выполненных переводов, при условии, что данные соответствия хорошо узнаваемы носителями переводящего языка; например, включения из произведения У. Шекспира «Буря», переведенного на русский язык М. Донским: «Not honour'd with a human shape» / «Людским обличьем он не был одарен»; «Whom stripes may move, not kindness» / «С тобой добром не сладишь - только плетью» («The Collector» / «Коллекционер»); трансформированные цитаты из У. Теккерея и их перевод, основанный на переводческих предложениях М. Дьяконова: «He did not care that the pray was uneatable, but he abhorred the unspeakability of the hunters» / «Ему дела не было, что добыча несъедобна, ему была отвратительна невыносимость охотников» («The French Lieutenant's Woman» / «Любовница французского лейтенанта») и т. д. Здесь, на наш взгляд, переводчик может ввести затекстовую сноску, указав, чьими переводами он воспользовался, и одновременно акцентировав внимание читателей на прецедентный характер включения. Если готовых соответствий в переводящей литературной традиции нет или «устояв-
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова ¿j- № 3. 2015
135
шиеся» переводы не удовлетворяют требованиям нового контекста, переводчик выполняет перевод самостоятельно: «Stretching eyes west // Over the sea, // Wind foul or fair, // Always stood she // Prospect-impressed; // Solely out there // Did her gaze rest, // Never elsewhere // Seemed charm to be» / «Завороженно, одна, // Дни напролет у моря // Молча стояла она, // В погоду и в непогоду, // С вечной печалью во взоре, // Словно найти свободу // Чаяла в синем просторе, // Морю навеки верна» (цитата из стихотворения Т. Гарди «The Riddle» / «Загадка» в переводе И. Комаровой).
Таким образом, выбор того или иного приема перевода обусловлен не только типом самого ПФ, но и характером текста, значимостью прецедентного феномена в контексте, степенью знакомости / незнакомости ПФ реципиенту. Стоит отметить, что не всегда есть необходимость вводить прецедентный феномен в перевод, если имеется опасность перегрузить текст инокультурной информацией. Помимо всего прочего, большое влияние на принятие того или иного переводческого решения оказывает и компетентность самого переводчика, которая заключается в умелом использовании приемов адаптации и компенсации, а также соблюдении норм переводящего языка и наличии обширных фоновых знаний в различных сферах жизнедеятельности человека. Сюда относится мировая литература, живопись, искусство и другие составляющие культурного наследия человечества.
Библиографический список
1. Акатова А.А. Семантика паратекстуальности (на материале романа Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта») // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2015. - № 2. - С. 79-83.
2. Алексеева И.С. Введение в переводоведе-ние. - СПб: Академия, Филологический факультет СПбГУ, 2011. - 368 с.
3. Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. - М.: Гнозис, 2003. - 288 с.
4. Денисова Г.В. Интертекстуальность и семиотика перевода: возможности и способы передачи интекста // Текст. Интертекст. Культура: сб. докладов междунар. науч. конф. - М.: Азбуковник, 2001. - С. 112-128.
5. Жук М.И. Мифологический подтекст в романе Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта» // Культурно-языковые контакты: сб. науч. тр. - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2009. - Вып. 13. - Режим доступа: http://ifl.wl.dvgu.
ru/nauka/izdaniya-iiya/kulturno-yazykovye-kontakty.
6. Караулов Ю.Н. Роль прецедентных текстов в структуре и функционировании языковой личности // Научные традиции и новые направления в преподавании русского языка и литературы: доклады советской делегации на VI конгрессе МА-ПРЯЛ. - М., 1986. - С. 105-126.
7. Кузьмина Н.А. Феномен художественного перевода в свете теории интертекста // Текст. Интертекст. Культура: сб. докладов междунар. науч. конф. - М.: Азбуковник, 2001. - С. 97-111.
8. Макарова Л.С. Коммуникативно-прагматические аспекты художественного перевода: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2006. - Режим доступа: www.cheloveknauka.com.
9. Макарова Л.С. Прагматические модификации художественной информации в переводе // Вестник МГУ. Сер. 9, Филология. - 2004. - № 4. -С. 82-88.
10. Нойберт А. Прагматические аспекты перевода // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике / отв. ред. В.Н. Комиссаров. - М.: Международные отношения, 1978. - С. 180-202.
11. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингво-культурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. - М.: Academia, 2000. - 128 c.
12. Степанов Ю.С. Интертекст и некоторые современные расширения лингвистики // Языкознание: взгляд в будущее. - Калининград, 2002.
13. Темирболат А.Б. Преемственность художественных традиций XVII-XVIII веков в прозе Дж. Фаулза // Мировая культура XVII-XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили: материалы Междунар. науч. симпозиума «Восьмые Лафонте-новские чтения». - СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. - Вып. 26. - С. 134-137.
14. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. - М.: Агар, 2000. - 280 с.
15. Фаулз Дж. Коллекционер / пер. с англ. - М.: Эксмо, 2012. - 576 с.
16. Фаулз Дж. Любовница французского лейтенанта / пер. с англ. - СПб.: Азбука-классика, 2003. - 544с.
17. Fowles, Jh. The Collector. - Режим доступа: www.readr.su/john-fowles-the-collector.html.
18. Fowles, Jh. The French Lieutenant's Woman. -London: Vintage books, 2004. - 448 p.
19. Nida E.A. Linguistics and Ethnology in Translation Problems // Language in Culture and Society: a Reader in Linguistics and Anthropology. -NY: Harper and Row, 1964. - P. 90-97.
