CC BY
60
УДК 81'23
О. В. Ковальчук
ст. преподаватель кафедры зарубежной филологии Института гуманитарных наук Московского государственного педагогического университета; e-maiL: [email protected]
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ КАК СРЕДСТВО ПОСТРОЕНИЯ КОГНИТИВНОЙ МОДЕЛИ «СВОИ - ЧУЖИЕ»
В ПОСТКЛАССИЧЕСКОМ ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматриваются особенности функционирования когнитивной модели «СВОИ - ЧУЖИЕ» в постклассическом дипломатическом дискурсе, особое место в построении которой занимают прецедентные феномены. В данном исследовании предпринята попытка проанализировать мотивационную и функциональную составляющую прецедентных единиц, актуализуемых в процессе дипломатической коммуникации.
Современная публичная дипломатическая коммуникация значительно отличается от коммуникации классической дипломатии: выход к широкой аудитории, открытие различных площадок, в том числе в сети Интернет, смена образа агента внешней политики - всё это дает основание полагать, что изменилась интенцион-ная составляющая дипломатического дискурса. Очевидно, что наряду с традиционными перед дипломатической коммуникацией поставлена задача формирования общественного мнения.
Ключевые слова: постклассический дипломатический дискурс; когнитивная модель; прецедентный феномен; интертекст; коммуникация.
O. V. Kovalchuk
Lecturer at the Department of Foreign PhiLoLogy, Moscow City PedagogicaL University; e-maiL: [email protected]
PRECEDENT PHENOMENA AS MEANS OF CONSTRUCTING THE COGNITIVE MODEL “OWN - ALIEN”
IN POST-CLASSICAL DIPLOMATIC DISCOURSE
The articLe discusses functionaL aspects of the cognitive modeL “OWN - ALIEN” in the postcLassicaL dipLomatic discourse with a speciaL focus on the roLe of precedent phenomena in its construction. SpeciaL attention is paid to anaLysing the intentionaL and functionaL components of precedent units that are actuaLized in dipLomatic communication.
Today the pubLic dipLomatic communication differs significantLy from the dipLomatic communication of the past. Access to a wide audience, various communication pLatforms, incLuding the Internet, the new image of a foreign poLicy
agent suggest that the intentional, component of the diplomatic discourse has changed. It is obvious that, aLong with the traditional aims of diplomatic communication, the task is to form the public opinion.
Key words: postdassical diplomatic discourse; cognitive model; precedent phenomena; intertext; communication.
Дипломатический дискурс, традиционно один из самых закрытых видов институционального дискурса, в последнее десятилетие претерпевает значительные изменения, обусловленные глобализационными процессами во всех сферах человеческой деятельности, с одной стороны, и стремительным развитием интернет-коммуникации -с другой. Дипломатия становится публичной во всех смыслах этого слова. Во-первых, изменились условия и площадки для осуществления дипломатической коммуникации. Помимо традиционных закрытых площадок для подготовки и проведения переговоров появляются официальные страницы министерств иностранных дел, посольств и консульств в Интернете, на которых публикуются различные пресс-релизы, стенограммы выступлений и брифингов, интервью и статьи видных дипломатов. Многие дипломатические деятели открыли аккаунты в социальных сетях, предоставив тем самым возможность обывателю оценить, прокомментировать и растиражировать их публикации. Как следствие, меняется и облик агента дипломатического дискурса: сотрудники внешнеполитических ведомств сегодня не обязательно профессиональные дипломаты, они медийные личности, узнаваемые и популярные. Их целевой аудиторией становится широкая общественность, которая опосредованно становится участником дипломатической коммуникации. Всё это позволяет говорить о появлении принципиально нового вида институционального дискурса - постклассического дипломатического дискурса [Бубнова 2012; Терентий 2010; Терентий 2017].
Необходимо отметить, что все вышеописанные изменения трансформировали прагматическую составляющую дипломатического дискурса и его интенционную и мотивационную направленность: наряду с традиционной и очевидной целью дипломатической коммуникации -защита государственных интересов на международной арене, обнаруживаются и скрытые интенции, одна из которых, на наш взгляд, -манипулирование общественным сознанием. Данная гипотеза подтверждается при анализе дискурсивных стратегий публичной дипломатии.
Язык современной дипломатии обнаруживает ярко выраженные эмотивные и манипулятивные черты, несвойственные языку классической дипломатии с его протокольными формулами. Он изобилует риторическими вопросами, метафорами, аллюзиями, яркими сравнениями. Решая задачи воздействия на широкую аудиторию, дипломатический дискурс всё чаще обращается к инструментарию других видов институционального дискурса, таких как публицистический, политический и интернет-дискурс. Всё это затрудняет определение границ дипломатического дискурса как институционального. Вместе с тем заимствуются механизмы построения когнитивных моделей, отвечающих актуальной дискурсивной прагматике. Интенционной основой дипломатического дискурса, в отличие от других видов институционального дискурса, является дипломатия во всех ее проявлениях, которая не всегда находится в поле международной политики. Например, если речь идет о так называемой народной дипломатии или торговой дипломатии. Кроме того, «дипломатическому дискурсу присуща и подлинная информативность, что отражается в выборе определенных дискурсивных форм, абсолютно прозрачных для специалиста» [Терентий 2010, с. 53].
Одной из самых продуктивных моделей в дипломатическом коммуникативном пространстве является когнитивная модель СВОИ -ЧУЖИЕ. В основе указанной модели лежит семантическая оппозиция, онтологические основания которой представляют интерес для нашего исследования. Данная модель неоднократно становилась предметом рефлексии представителей разных областей научного знания: философии, психологии, литературоведения, социологии, культурологии, политологии, лингвистики, а также всевозможных исследований междисциплинарного характера. Актуальность анализа данной оппозиции обусловлена ее сущностными характеристиками, универсальностью и фундаментальностью этого явления, лежащего в основе категоризации действительности. Как считает Ю. С. Степанов, «это противопоставление в разных видах пронизывает всю культуру и является одним из главных концептов всякого коллективного, массового, народного, национального мироощущения» [Степанов 1997, с. 21].
Исследуя особенности функционирования данной модели в политическом дискурсе, Е. И. Шейгал отмечает тот факт, что «оппозиция «свои - чужие» определяет специфику политического, так же как
оппозиция «добро - зло» является базовой для области морального, «прекрасное - безобразное» - в области эстетического ... любые ценностные противопоставления в политическом дискурсе будут являться вторичными по отношению к данной оппозиции» [Шейгал 2000, с. 122]. Данное положение, по-нашему мнению, можно отнести в равной степени и к дипломатическому дискурсу. Учитывая ценностные и оценочные параметры оппозиции СВОИ - ЧУЖИЕ, можно с уверенностью утверждать, что данная модель входит в число ядерных образований публичной дипломатической коммуникации.
При анализе характера экспликации и особенностей функционирования указанной модели в дипломатическом дискурсе нами был отмечен ее высокий мотивационный потенциал и продуктивность. Можно выделить основные функции, отвечающие интенционной составляющей данного вида дискурса: этноинтегрирующая, этнодиф-ференцирующая, социалогизирующая, консолидирующая, идеологизирующая, оценочная, манипулятивная и кодирующая.
Этноинтегрирующий потенциал модели СВОИ - ЧУЖИЕ способствует осознанию единства этноса, к которому причисляет себя коммуникант (мы - русские, мы - россияне, все наши республики, Чечня - это Россия, #Крымнаш). Этнодифференцирующая функция находит выражение в противопоставлении различных этнических общностей по принципу: наша культура, обычаи, менталитет - их культура, обычаи, менталитет.
Идентификация личностью себя как члена какой-либо группы или социальной общности в противовес другой общности выдвигает на первый план социальный компонент анализируемой оппозиции. Социологизирующий потенциал модели СВОИ - ЧУЖИЕ трансформирует производную оппозицию Я - ОНИ (МОЕ - ИХ) в социологизированную МЫ - ОНИ (НАШЕ - ИХ). Такой сдвиг обусловлен институциональным характером дипломатического дискурса, в котором коммуникант выступает представителем общественных интересов. Смена категоризирующего субъекта требует, в свою очередь, и изменения объекта категоризации, относительно которого будет выстраиваться рассматриваемая оппозиция. В качестве единиц картины мира, по отношению к которым субъект категоризации определяет расположение компонентов по принципу СВОЕ - ЧУЖОЕ, фигурируют различные рода (нации, страны, внешнеполитические блоки) либо отдельные объекты как представители данных объединений
(представители стран и наций в переговорных процессах, на международных саммитах, в различных международных организациях).
Сдвиг денотативного ядра категории приводит к смене аксиологического вектора данной группировки. Ценностные установки субъекта познания, моделирующие категориальную область «свое - чужое» на уровне личностно ориентированного дискурса, трансформируются в прагматико-манипулятивные установки, определяющие пространство дипломатического дискурса.
Так, если основной задачей дипломатической коммуникации является защита национальных интересов на международном уровне, то перечень данных интересов должен быть каким-то образом сформулирован и понятен представителям общественности. На данном этапе подключаются консолидирующая, идеологизирующая и оценочная функции модели СВОИ - ЧУЖИЕ. Для успешной реализации в коммуникации поставленной задачи используются различные идеологе-мы, лингвокультуремы, концептуальные метафоры и прецедентные феномены. Изучению роли прецедентных феноменов при построении модели СВОИ - ЧУЖИЕ в дипломатическом дискурсе стоит уделить особое внимание.
Вслед за В. В. Красных, которая характеризует прецедентный феномен как: «1) Законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности; 2) (поли)предикативная единица; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу;
3) хорошо знаком любому члену лингвокультурного сообщества;
4) в когнитивную базу входит инвариант его восприятия; обращение к прецедентному тексту многократно возобновляется в процессе коммуникации через связанные с этим текстом прецедентные высказывания и символы» [Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации 1997, с. 64], мы будем отграничивать прецедентные феномены от языковых единиц, так как первые являют собой некое «обобщенное» представление, инвариант восприятия, дающий возможность его коннотативного использования. Среди прецедентных феноменов мы будем выделять прецедентные имена, прецедентные ситуации, прецедентные тексты, прецедентные образы (метафоры).
Процесс овладения культурным знанием личностью связан с построением в его сознании определенного национально-культурного пространства, которое по своей природе представляет собой
информационно-эмоциональное образование, включающее сформированные у носителей какой-либо лингвокультуры представления и понятия об элементах данной культуры. При этом «ядро» культурной сферы должно быть образовано элементами национальной когнитивной базы, которая понимается как структурированная особым образом сумма знаний и национально маркированных и культурно детерминированных представлений, которыми в обязательном порядке обладают все носители определенной лингвокультуры.
Исследование роли прецедентных феноменов в дипломатическом дискурсе позволит выявить его национально-культурную составляющую. По мнению В. В. Красных, решение этой задачи возможно в рамках лингвокогнитивного подхода, который подразумевает не только собственно лингвистический анализ коммуникации, но и анализ ее когнитивных аспектов. Таким образом, помимо выделения общелингвистического плана коммуникации необходимо выделить план национально детерминированный, т. е. такой, который предопределяет национальную специфику дискурса [Красных 2002, с. 11]. В нашем случае задача видится еще более интересной, так как дискурсивное поле дипломатии предполагает постоянный диалог и взаимодействие культур. Таким образом на первый план исследования поочередно выходят общекультурные константы, такие как ДОБРО - ЗЛО, СПРАВЕДЛИВОСТЬ - НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ, САМОПОЖЕРТВОВАНИЕ - АЛЧНОСТЬ, в которых понимание данных категорий не является национально детерминированным. Нами было проанализировано 267 прецедентных единиц, зафиксированных в дипломатической коммуникации, были рассмотрены как прецедентные имена, так и прецедентные тексты и высказывания, прецедентные ситуации, а также прецедентные образы.
Так, прецедентное имя мать Тереза ассоциируется у носителей разных культур с понятиями добра, щедрости, самопожертвования. В декабре 2016 г., выступая на заседании Совета Безопасности ООН, постоянный представитель России в ОНН Виталий Чуркин иронично заявил: Особенно странным мне показалось выступление представителя Соединенных Штатов, которая построила свое выступление так, будто она мать Тереза. Мать Тереза в данном случае явилась неким «камертоном» добра, миссионерства, ориентируясь на который Россия (мы) не можем расценить действия США (их действия) как ориентированные на добро. Хотя очень часто можно встретить
распределение ценностей именно относительно оппозиции СВОИ -ЧУЖИЕ, где все «свое» получает положительную оценку, даже несмотря на видимые недостатки характеризуемого, а все «чужое» -отрицательную. Например, лидеры разных стран часто обращаются к прецедентному тексту, авторство которого приписывается американскому президенту Франклину Рузвельту, который говорил о никарагуанском диктаторе Анастасио Сомосе Дебайле: Может быть, это сукин сын, но это наш сукин сын. Употребляя данное выражение, агенты дипломатического процесса подчеркивают мысль о том, что во внешнеполитических отношениях благом является то, что осуществляется на благо национальных интересов какой-либо державы. При этом совершенно очевидно, что такая позиция не может быть разделена противоположной стороной.
К выявлению национально детерминированных ценностных ориентиров можно подойти по принципу «от обратного», т. е. те явления, которые расцениваются нашими идеологическими «противниками» как явно негативные, переосмысливаются у нас и выступают в роли идеологических ориентиров. Этим же принципом пользуются нередко и сами агенты дипломатического дискурса. Например, на официальной странице в социальной сети Facebook Марии Захаровой был опубликован текст следующего содержания: Сегодня я настоящая ватница: в ватнике, со сладкой ватой и только что от Соловьева. На фотографии, сопровождающей данную публикацию, Мария Захарова предстает перед читателями и подписчиками в стеганой куртке со сладкой ватой в руках.
Возникший еще в 2011 г. интернет-мем «ватник» стал активно употребляться в Сети в 2014 г., после того как на юго-востоке Украины начался вооруженный конфликт между силовиками и ополченцами. Слово «ватник» стало пренебрежительной номинацией, обозначающей придерживающихся пророссийских взглядов на украинский конфликт людей. Позднее так стали именовать всех, кто так или иначе демонстрировал пророссийскую позицию по любому общественнополитическому вопросу. Впрочем, через некоторое время были предприняты попытки избавить слово от негативной коннотации, в соцсетях активно распространялись заявления типа «Я горжусь тем, что я ватник». Таким образом, ватник, или ватница, является новой прецедентной номинацией, актуализирующей прецедентную ситуацию конфликта на востоке Украины, а также другие ситуации, связанные с политической обстановкой в этой стране и вокруг нее.
Подобным образом эксплуатируется также прецедентный образ русского медведя. Именно с этим образом ассоциируется на Западе Россия, которую воспринимают как большое, сильное и агрессивное государство. Таким образом, данный образ трактуется как ЧУЖОЕ, а следовательно, опасное и вредоносное. Тем не менее такая трактовка образа медведя не может найти поддержки у носителей русской лингвокультуры, которые, не умаляя размеров и силы медведя, наделяют его такими качествами, как справедливость, правдивость и радушие. Рассуждая о двойных стандартах в международных отношениях
В. В. Путин апеллирует к растиражированной метафоре РОССИЯ -это МЕДВЕДЬ: Я вспоминаю всё время то, что говорили по этому поводу древние: что позволено Юпитеру, не позволено быку. Может быть, быку не позволено. Но хочу вам сказать, что медведь ни у кого разрешения спрашивать не будет. Вообще он считается у нас хозяином тайги и не собирается, я знаю это точно, куда-то переезжать в другие климатические зоны, ему там неуютно. Тайги он своей никому не отдаст. Я думаю, что это должно быть понятно.
Основой для этнокультурных ориентиров оппозиции СВОИ -ЧУЖИЕ используются также прецедентные ситуации, которые в нашей культуре трактуются как очевидно негативные. 8 октября 2016 г. британский постпред в ОНН Мэтью Райкрофт потребовал от России прекратить авиаудары в Сирии. Виталий Чуркин резко ответил на его выступление, припоминая Великобритании имперские амбиции прошлого: Действительно, прекратите сейчас поддерживать разный сброд по всему миру - экстремистов, террористов и разных прочих любителей раскачать ситуацию в той или иной стране. Вообще, прекратите вмешиваться в дела других суверенных государств, оставьте эти колониальные привычки, оставьте мир в покое. И тогда ситуация оздоровится в очень многих областях и районах света. В данном примере прецедентная ситуация (далее - ПС) не имеет четкой дескрипции, а актуализируется посредством обращения к реалиям, историческим событиям, которые, хотя и не могут именоваться прецедентными в собственном смысле этого слова, выступают как фрагменты ПС и несут прецедентность не сами по себе, но являются атрибутами соответствующей прецедентной ситуации. Сергей Лавров в своем выступлении упомянул прецедентные имена, ставшие для носителей нашей лингвокультуры олицетворением зла: В день 70-летия освобождения севера Норвегии от фашистских захватчиков
мы не могли не коснуться проблемы возрождения неонацистских тенденций в Европе, в том числе в Украине. Мы почувствовали настроение наших норвежских друзей, чтобы не допускать каких-либо радикальных тенденций, неонацистских тенденций в Европе. Мы убеждены в том, что необходимо делать всё, чтобы не допустить появления новых бандер, шухевичей и квислингов.
Поскольку публичная дипломатическая коммуникация часто является двунаправленной, поэтому информация, предназначенная для одного из адресатов (чаще всего для представителей общественности) специальным образом кодируется. Для этого используются национально детерминированные прецедентные имена, прецедентные высказывания и прецедентные тексты, такие как поговорки, анекдоты, цитаты из отечественных кинофильмов. При этом сигналом к данному коду часто является фраза типа «А помните...» и «Помните в анекдоте». При этом сам анекдот может быть рассказан или лишь упомянут. Это и есть сигнал того, что данная информация «только для своих».
Так, выступая на Международном форуме «Примаковские чтения» в июне 2017 г., С. В. Лавров сравнил нападки европейских стран на Россию с анекдотом о легендарном Василии Чапаеве: Помните [анекдот], как Василий Иванович Чапаев ездил в Монте-Карло, [играли в карты], и когда стали говорить у кого сколько очков, кто-то сказал: «Уменя 21». Чапаев говорит: «Покажи». В ответ: «У нас принято верить на слово». И тут у Василия Ивановича поперла карта... Вот что-то похожее сейчас происходит и с обвинениями в наш адрес. С. В. Лавров о санкциях НАТО по отношению к России: Это однозначно показывает надуманность, искусственность и логику «назло маме отморожу уши». Министр иностранных дел РФ о двойных стандартах в международных отношениях: Международные отношения основаны на взаимности: как аукнется, так и откликнется. Комментируя поведение главы украинского МИД Андрея Дещицы, С. В. Лавров прибегает к прецедентным текстам, точно определяющим украинского министра в разряд «не своих, чужих»: Дещица для нас отрезанный ломоть. Глядя на него, вспоминается хорошее выражение: не умеешь петь - не пей.
В случае когда необходимо, чтобы информация дошла до всех адресатов, коммуниканты прибегают к общеизвестным прецедентным
феноменам, например из области литературы. Так, комментируя речь президента США Барака Обамы на Генассамблее ООН 25 сентября 2014 г., министр иностранных дел С. В. Лавров отметил: Я не понял, говорил ли он серьезно или нет, было ли в этом что-то от Оруэлла. Потому что Оруэлл в своей книге придумал Министерство Правды, и кажется, что философия этих слов заимствована оттуда. Ранее Сергей Лавров уже обращался к данному прецедентному тексту: Если мы будем говорить, что блогеры «более равны, чем неблогеры», как у Джорджа Оруэлла, у нас будет «Скотный двор», а не демократия. Или Виталий Чуркин: То, что произошло в Совете Безопасности, мне напомнило Королевство кривых зеркал, поскольку некоторых членов Совета не интересовало, что на востоке Украины гибнут мирные люди; не интересовало то, что там гуманитарная катастрофа, а волновал тот факт, что Россия оказывает гуманитарную помощь тем людям, которые находятся под обстрелом. Обращение к прецедентному тексту Льюиса Кэрол-ла не было единичным. Постоянный представитель России в ООН Василий Алексеевич Небензя, выступая на заседании СБ ООН, посвященному инциденту в Солсбери (так называемое дело Скрипа-лей), зачитал присутствующим отрывок из книги «Алиса в стране чудес», в котором описывается суд над Валетом:
There's more evidence to come yet, please your Majesty,' said the White Rabbit, jumping up in a great hurry; 'this paper has just been picked up.'
'What's in it?' said the Queen.
'I haven't opened it yet,' said the White Rabbit, 'but it seems to be a letter, written by the prisoner to-to somebody.'
'It must have been that,' said the King, 'unless it was written to nobody, which isn't usual, you know.'
'Who is it directed to?' said one of the jurymen.
'It isn't directed at all,' said the White Rabbit; 'in fact, there's nothing written on the OUTSIDE.' He unfolded the paper as he spoke, and added 'It isn't a letter, after all: it's a set of verses.'
'Are they in the prisoner's handwriting?' asked another of the jurymen.
No, they're not,' said the White Rabbit, 'and that's the queerest thing about it.' (The jury all looked puzzled.)
'He must have imitated somebody else's hand,' said the King. (The jury all brightened up again.)
'Please your Majesty,' said the Knave, 'I didn't write it, and they can't prove I did: there's no name signed at the end.'
'If you didn't sign it,' said the King, 'that only makes the matter worse. You MUST have meant some mischief, or else you'd have signed your name like an honest man.'
There was a general clapping of hands at this: it was the first really clever thing the King had said that day...
... 'Let the jury consider their verdict,' the King said, for about the twentieth time that day.
'No, no!' said the Queen. 'Sentence first - verdict afterwards”.
Так, несчастному Валету предъявляются бездоказательные обвинения, а Червонная Королева сначала требует от присяжных вынесения приговора и лишь после этого предлагает совещаться. Данный отрывок был зачитан на языке оригинала с целью сохранить заложенную в текст иронию и показать всю абсурдность и необоснованность обвинений Великобритании. Василий Небензя назвал текст отрывка релевантным актуальной ситуации.
Карен Пирс, представитель Великобритании в ООН парировала словами Белой Королевы из произведения «Алиса в Зазеркалье» о том, что Королева иногда успевала до завтрака целых шесть раз поверить в невероятное: Why, sometimes I've believed as many as six impossible things before breakfast. По мнению госпожи Пирс, именно данный отрывок из произведения Льюиса Кэролла «подходит российскому коллеге лучше всего». На упомянутом заседании СБ ООН дипломаты обращались также к прецедентным именам Шерлока Холмса и инспектора Лейстрейда.
Употребление прецедентных феноменов в постклассическом дипломатическом дискурсе является довольно частотным явлением и заслуживает пристального внимания исследователей, так как носит функционально-прагматический характер и отвечает интенционным установкам данного вида дискурса. Компоненты прецедентных единиц культурного содержания актуализируются прежде всего в когнитивной модели СВОИ - ЧУЖИЕ. Данные компоненты можно условно
разделить на общекультурные (понятные и разделяемые большинством представителей разных этносов) и этнокультурные (национально детерминированные).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бубнова И. А., Терентий Л. М. Дипломатический дискурс в психолингвистическом аспекте // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2012. № 1 (10). С. 68-75.
Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации / Д. В. Багаева, Д. Б. Гудков, И. В. Захаренко, В. В. Красных // Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. 1997. № 3.
С. 62-85.
Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. Курс лекций. М. : Гнозис, 2002. 284 с.
Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры. М. : Языки русской культуры, 1997. 482 с.
Терентий Л. М. Дипломатический дискурс как особая форма политической коммуникации // Вопросы когнитивной лингвистики. 2010. № 1. С. 47-56.
Терентий Л. М. Методологическое обоснование применения интент-анализа в исследовании дипломатического дискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 9-1 (75). С. 176-179.
Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. Волгоград : Перемена, 2000. 386 с.
REFERENCES
Bubnova I. A., Terentij L. M. Diplomaticheskij diskurs v psiholingvisticheskom aspekte // Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Lingvistika i mezhkul'turnaja kommunikacija. 2012. № 1(10). S. 68-75.
Kognitivnaja baza i precedentnye fenomeny v sisteme drugih edinic i v kom-munikacii / D. V. Bagaeva, D. B. Gudkov, I. V. Zaharenko, V. V. Krasnyh // Vestnik Moskovskogo universiteta. Serija 9: Filologija. 1997. № 3. S. 62-85.
Krasnyh V V Jetnopsiholingvistika i lingvokul'turologija. Kurs lekcij. M. : Gnozis, 2002. 284 s.
Stepanov Ju. S. Konstanty: slovar' russkoj kul'tury. M. : Jazyki russkoj kul'tury, 1997. 482 s.
Terentij L. M. Diplomaticheskij diskurs kak osobaja forma politicheskoj kommunikacii // Voprosy kognitivnoj lingvistiki. 2010. № 1. S. 47-56.
Terentij L. M. Metodologicheskoe obosnovanie primenenija intent-analiza v issledovanii diplomaticheskogo diskursa // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2017. № 9-1 (75). S. 176-179.
Shejgal E. I. Semiotika politicheskogo diskursa. Volgograd : Peremena, 2000. 386 s.
