CC BY
61
УДК 821.161.1
М. С. Самарина *
«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО И ИТАЛИЯ РУБЕЖА Х1Х-ХХ СТОЛЕТИЙ **
Статья посвящена проблеме восприятия литературного наследия Ф. М. Достоевского в Италии, в частности его романа «Преступление и наказание», глубоко повлиявшего на всю европейскую литературу и переведенного на многие европейские языки. Автор статьи исследует, каким образом идеи Достоевского преломлялись и усваивались итальянскими критиками и писателями рубежа Х1Х-ХХ столетий. Автор полагает, что итальянским писателям не удалось проникнуть в масштабность и глубину проблематики великого русского писателя.
Ключевые слова: Достоевский, ницшеанство, русская литература, веризм, натурализм.
M. S. Samarina
"CRIME AND PUNISHMENT" OF DOSTOEVSKY AND ITALY OF THE TURN OF XIX-XX CENTURIES
The article is devoted to the problem of perception of Dostoevsky's literary heritage in Italy, in particular of his novel "Crime and punishment", which deeply influenced all European literature, and was translated into many European languages. The author of the article investigates how the ideas of the Dostoevsky were caught up and assimilated by the Italian critics and writers of the turn of 19-20 centuries. The author believes that the Italian writers have failed to penetrate into the depth and immensity of the problems of the great Russian writer.
Keywords: Dostoevsky, Nietzcsheanism, Russian literature, verism, naturalism.
Италия присутствует в творческой биографии практически каждого русского писателя XIX-XX столетия, от К. Батюшкова, Н. Гоголя и В. Жуковского до Л. Толстого, А. Чехова, Вяч. Иванова, А. Ахматовой, Н. Гумилева, А. Блока, Д. Мережковского, М. Горького и И. Бродского. Даже А. С. Пушкин, никог-
* Самарина Марина Сергеевна, доктор филологических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет; [email protected].
** Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 15-33-11007
340
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2017. Том 18. Выпуск 4
да не бывавший в Италии (и, как известно, вообще не покидавший границ Российской империи), не является исключением: итальянская тема является важной составляющей на протяжении всего его творчества.
Отношение русских к Италии глубоко и точно выражено в известной статье великого русского философа Н. Бердяева «Чувство Италии» 1915 г.
Италия для нас — не географическое, не национально-государственное понятие. Италия — вечный элемент духа, вечное царство человеческого творчества. На Италию нельзя смотреть как на одну из стран, подобно другим странам Европы... Невозможно строить свое отношение к Италии с исключительно политической, государственной, национальной точек зрения. В Италии русскому вольно дышится. Русский характер и родственен и глубоко противоположен итальянскому характеру. Мы любим в итальянцах дар переживания радости жизни, которого мы, русские, почти лишены. Мы — тяжелые, всегда ощущающие бремя жизни и мировую ответственность, любим легкость итальянцев. Мы — люди севера, любим близость итальянцев к солнцу. Так тяжела была наша история и так труден характер нашей расы, что мы почти не знаем свободной игры творческих сил человека. И нас пленяет в итальянском народе этот избыток свободных творческих сил. Русская тоска по Италии — творческая тоска, тоска по вольной избыточности сил, по солнечной радостности, по самоценной красоте. И Италия должна стать вечным элементом русской души. Италией лечим мы раны нашей души, истерзанной русской больной совестью, вечной русской ответственностью за судьбу мира, за всех и вся. [1, с. 367-369].
Эти слова особенно применимы к Ф. М. Достоевскому, неоднократно бывавшему в Италии (впервые — в 1862 г.) и подолгу жившему в Риме, Флоренции, Неаполе, Турине, Милане. Один из самых важных и значимых для его творчества периодов он провел во Флоренции, он приехал в 1869 г., получив деньги за только что опубликованный роман «Преступление и наказание», и жил вместе с женой Анной Григорьевной (урожденной Сниткиной) на площади напротив знаменитого дворца Питти, совсем недалеко от исторического средневекового квартала, связанного с именем Данте. Мемориальная табличка «In questi pressi fra il 1868 e il 1869 Fedor Michailovic Dostoevskij compi il romanzo "L'idiota"» находится на классическом фасаде дома № 22, возле которого всегда можно увидеть нескольких русских путешественников (на самом деле более точный адрес квартиры Достоевского — это расположенная рядом улица Гвиччардини, д. 8).
Во Флоренции он закончил текст одного из самых важных, самых концептуальных для своего творчества романов — «Идиот», работу над которым он начал в 1867 г. в Женеве, а затем продолжал писать в Милане. Это было сложное время для великого писателя — ему не хватало денег (как, впрочем, всегда — вспомним его страсть к азартным играм и катастрофические последствия этого), он скрывался от московских кредиторов. Милан ему не нравился, казался мрачным, и вскоре писатель с женой переехали во Флоренцию. Как писала его верная и любящая жена Анна (которая была и его вечной помощницей и секретарем), они вместе обошли все достопримечательности города, музеи и церкви; писатель любил прекрасные сады Боболи и часто ходил в богатейшую местную библиотеку. Флорентийская атмосфера действовала на писателя благотворно, хотя он и не переставал скучать по Петербургу. Впоследствии,
вернувшись на родину, великий писатель всегда тосковал по Италии и писал об этом в письмах и статьях. Тем не менее Италия все же не заняла в его жизни такого ключевого места, как у Гоголя, испытывавшего к Италии настоящую страсть, и осталась для него всего лишь неким светлым пятном в его биографии, не оказав значительного влияния на его творчество.
И напротив, влияние, оказанное творчеством великого русского писателя на итальянскую литературу (как и на европейскую), было, безусловно, глубоким и многосторонним.
Необходимо отметить, что к рубежу XIX и XX столетий итальянский читатель уже был довольно хорошо знаком с творчеством Достоевского [3]. Это связано с общим пробуждением интереса итальянцев к России, хотя это знакомство началось не с итальянских, а с французских переводов многих произведений русской литературы, при этом большое влияние на восприятие русской литературы в Италии имела известная книга М. де Вогюэ «Русский роман» 1885 г. Вскоре после этого, в последнее десятилетие XIX в., практически все романы Достоевского были переведены на итальянский язык.
Подъем интереса читающей публики к романам Достоевского является, безусловно, заслугой известного литературного критика Анджело де Губер-натиса (1840-1913), итальянского востоковеда, санскритолога, литературного критика и большого знатока и ценителя России. Де Губернатис был некоторое время связан с кружком Бакунина и был женат на его родственнице Софье Безобразовой. В кругу его научных интересов одно из важнейших мест всегда занимала русская литература, уго вклад в создание и развитие метода сравнительной мифологии высоко ценил А. Н. Веселовский. В 1877 г. в Милане вышла книга де Губернатиса о России и русской культуре, а затем появилось несколько романов Достоевского с предисловиями, написанными де Губернатисом.
Де Губернатис основал в Италии несколько периодических журналов, а также сотрудничал во множестве европейских изданий: в качестве корреспондента журнала «Вестник Европы», издателя итальянского журнала во Флоренции «Rivista Europea» (1869-1876); кроме того, он работал постоянным обозревателем еще одного журнала — «Nuova antologia», в котором был постоянный большой раздел «Иностранная литература», где публиковались материалы о русских писателях.
Де Губернатис участвовал в качестве редактора и составителя в целом ряде трудов, посвященных русской культуре и литературе; это, прежде всего, известная работа 1877 г. по русской истории, культуре и географии «Россия», изданная в Милане. Он же, кроме того, написал предисловия ко многим переводам романов Достоевского на итальянский. В своих статьях о Достоевском Де Губернатис всегда подчеркивал крайний трагизм, психологизм, несомненную болезненность его героев и специфическую «философию страдания», необходимую, по мысли великого русского писателя, для нравственного самосовершенствования и духовного перерождения [10, с. 430]. Подобную оценку творчества (в целом справедливую) Достоевского станут впоследствии разделять практически все западноевропейские критики.
Это прежде всего известный итальянский филолог — славист и переводчик романов Достоевского Доменико Чамполи (1852-1929), впервые заговоривший
о такой важной реальности, как трудность восприятия Достоевского западным читателем. Эту сложность, а иногда и невозможность понимания Чамполи объясняет принципиально другой, в сравнении с европейскими романами, проблематикой текстов Достоевского: практически в любом из европейских романов основой содержания является любовная история. Для героев Достоевского любовное чувство является не главным и не оно заполняет все их существование; любовь, скорее, является неким фоном для поисков истины и справедливости, для некоей «религии страдания» [8, с. 189-201]. Герои великого русского писателя, таким образом, заведомо шире персонажей европейских романов. При этом Чамполи ставит Достоевского выше многих выдающихся европейских писателей, т. к. ни Флобер, ни Золя, ни Гофман не смогли настолько глубоко проникнуть в психологию своих персонажей. Более того, по мнению Чамполи, гений Достоевский является всеобъемлющим, он намного выше и Тургенева, и даже Толстого, т. к. его мир намного шире и глубже прежде всего психологически. Кроме того, Чамполи рассматривал творчество Достоевского и с позиций философии натурализма, подчеркивая его интерес ко внутреннему миру преступника (прежде всего Раскольникова) и его стремление изучить преступление с точки зрения его патологического невротического состояния, что, безусловно, заставляет вспомнить Ч. Беккарию, великого итальянского мыслителя, философа и публициста, заложившего основы науки криминологии.
Необходимо отметить все же, что в это время возникает новое литературное течение, далеко ушедшее от традиционных христианских ценностей и отказавшееся от мистики итальянского католицизма, — итальянский веризм (Л. Капуана, Дж. Верга, М. Серао, Г. Деледда, Д. Чамполи, Ф. де Роберто). Это новое течение, с его естественнонаучном объяснением человеческого поведения, теорией общества и среды и ориентацией на французский натурализм (Э. Золя), просто не могло воспринять некоторые основные религиозные идеи Достоевского — идею искупительного страдания и покаяния, идею богоискательства. Действительно, трудно себе представить более противоположных по духу писателей, чем Достоевский и теоретик итальянского веризма Л. Капуана. Влияние Достоевского на итальянскую литературу в 70-е и 80-е годы XIX столетия было, таким образом, минимальным. Справедливо, что разница в творческом методе Э. Золя (основателем натурализма, глубоко повлиявшего на итальянский веризм) и Достоевского не могла остаться незамеченной в итальянской критике. Так, Де Губернатис утверждал, что Достоевский — писатель глубоко верующий, сострадающий своему ближнему и сражающийся за христианский идеал любви и справедливости; Золя же — скептик, атеист, беспристрастно описывающий жестокое и бесчеловечное общество; нравственная сила, таким образом, остается на стороне русского писателя, который даже в самом закоренелом преступнике видит искру божию. Единственное, что, по мнению Де Губернатиса, сближает Достоевского и Золя — это стилистическая шероховатость и некоторая грубость формы, поскольку оба писателя изображают самые темные и неприглядные стороны человеческого существования.
К концу XIX столетия многие итальянские писатели в силу разных причин отходят от веризма, позитивизма и натурализма и переориентируются с французской культуры на культуру Германии (Ницше), а также на русскую
культуру в лице Л. Толстого и Ф. Достовского. На первое место опять выходят нравственный пафос, психология страдания и болезненное восприятие мира, а самым читаемым и обсуждаемым из романов Достоевского становится «Преступление и наказание» [5, с. 388-399].
Наиболее ярким представителем итальянской литературы «конца столетия» был, безусловно, Габриэле Д'Аннунцио (1863-1938). Его роман «Джован-ни Эпископо» (1892) явно написан по следам и под глубоким впечатлением от рассказа Достоевского «Кроткая». Роман наполнен описанием душевных страданий героев, их унижений и драм. Главный герой постоянно занимается анализом своих нравственных мучений и уподобляет свой жизненный путь жизни Иисуса Христа. В романе, кроме того, есть и прямые следы влияния образов Достоевского: так, в фигуре больного и опустившегося пьяницы, с которым разговаривает главный герой, явно проступают черты Мармеладова из «Преступления и наказания». Характерно, что нигде при этом д'Аннунцио не поднимает любимую писателями-натуралистами и веристами тему среды и ее влияния на человека, что показывает его окончательный отказ от эстетики натурализма.
Кроме идеи сострадания, д'Аннунцио воспринял у Достоевского и его «ницшеанскую» концепцию сильной личности, идею «сверхчеловека» [6]. В романе «Невинная жертва» (1892) итальянский писатель снова поднимет проблематику «Преступления и наказания» — моральный аспект убийства «по праву сильного» [9, с. 318], оставляя без внимания религиозную составляющую, исключительно важную для героев Достоевского.
Проблема преступления и наказания волновала также и старшего современника д'Аннунцио, основоположника веризма Луиджи Капуану (1839-1915), автора романа «Маркиз Роккавердина» (1901), герой которого, сицилийский аристократ, не вдаваясь в мучительное философствование, свойственное героям Достоевского, сознательно идет на преступление и обосновывает свое право на убийство вседозволенностью своего феодального класса. У Капуаны, таким образом, корни преступления находятся в социальной среде, а не в стремлении спасти человечество и найти истину, которым руководствовался герой «Преступления и наказания».
Творчество сардинской писательницы, лауреата Нобелевской премии по литературе и последовательницы веризма Грации Деледды (1871-1936) также является примером своеобразного усвоения и переработки ряда важнейших идей Достоевского [12, с. 113-119]. Великий русский писатель привлекал ее в первую очередь как тонкий и глубокий психолог [13, с. 31-111], а не философ. На протяжении всего творчества Грации Деледды в ее романах и рассказах особое значение имела проблематика преступления и наказания и связанного с этим необходимого искупления именно в силу того, что действие ее романов разворачивается в Сардинии, где преступность, как организованная, так и индивидуальная, являлась необходимым элементом веками формировавшегося общественного и нравственного уклада жизни [11, с. 66-67]. Таковы ее роман «Путь зла» (1896), а также рассказ «Заблуждение» (1901), который можно рассматривать как некий ответ итальянской писательницы на «Преступление и наказание» Достоевского. Герой рассказа, бедный студент Андреа
Верре, имеет много общего с Раскольниковым (даже во внешности) и поставлен в сходные с ним обстоятельства [3, с. 166-195]. Подобно Раскольникову, Андреа Верре — личность одаренная и мыслящая, но глубоко презирающая окружающих и считающая себя намного выше их. На преступление герой Деледды решается именно после прочтения романа Достоевского, глубоко его поразившего [6, с. 97-164].
Тем не менее в последний момент он все же находит в себе силы отказаться от убийства; вспоминая сон Раскольникова об убитой лошади и отбрасывая уже занесенный над старушкой нож, он понимает, что ему удалось излечиться от страшной болезни. Характерно все же, что, в противоположность герою Достоевского, в нравственном перерождении Андреа Верре абсолютно отсутствует христианская составляющая; религиозная тема, таким образом, не занимает особо важного места в этом рассказе сардинской писательницы.
Грация Деледда еще раз возвращается к теме преступления и наказания в одном из своих самых известных романов «Плющ» (1906), но уже в другом аспекте. Сардинскую писательницу интересует прежде всего область психологическая, т. е. не причины преступления, а последствия наказания — муки больной совести и искупление страданием. Героиня романа Аннеза решается на преступление из самоотречения — из стремления спасти свою семью от разорения, а своего возлюбленного от позора. Главная движущая сила ее поступка совершенно иррациональна; это самозабвенная греховная любовь и преданность своему возлюбленному. После убийства она начинает испытывать страшные муки совести, граничащие с умственным расстройством. Только разговор со священником пробуждает в ней нравственное христианское начало и возвращает ее к религии и к вере в себя и в человеческую доброту. После покаяния ее жизнь становится образцом смирения, милосердия и самоотречения.
В следующем романе сардинской писательницы «Тростник на ветру» (1913) опять возникает тема преступления и наказания. Но здесь совершенное преступление становится не результатом мучительных раздумий и философствований, а всего лишь следствием случайного стечения обстоятельств. Герой романа Эфикс, случайно убивший разгневанного отца своей невесты, сам творит над собой суд, считая своим долгом искупить свой невольный грех путем самоотречения и служения семье и обществу и, таким образом, духовно возрождается. Грация Деледда вслед за Достоевским видит спасение от мира зла в следовании простым христианским истинам.
Итальянская литература рубежа столетий, таким образом, глубоко восприняла и переработала идеи Достоевского, его психологизм, социальную проблематику, его идею самоотречения, служения и очищения страданием, его христианскую составляющую [2, с. 5-36]. При этом каждый писатель акцентировал одну из составляющих — социальную, психологическую, религиозную. Проникнуть в весь тот комплекс и масштаб личности, который характеризует сложнейшую фигуру Раскольникова с его глубокой философией, противоречивостью, гордыней и презрением к обществу, ни одному из итальянских писателей не удалось.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бердяев Н. Чувство Италии // Философия творчества, культуры и искусства. — М.: Лига. 1994. — Т. 1. — С. 367-369.
2. Володина И. П. Достоевский и итальянская литература XIX — начала XX вв. // Достоевский в зарубежных литературах / отв. ред. Б. Г. Реизов. — Л.: Наука, 1978. — С. 5-36.
3. Карякин Ю. Ф. О философско-этической проблематике романа «Преступление и наказание» // Достоевский и его время. — Л., 1971. — С. 166-195.
4. Потапова З. М. Русско-итальянские литературные связи. Вторая половина XIX в. — М., 1973.
5. Реизов Б. Г. «Преступление и наказание» и проблемы европейской действительности» // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. — 1971. — Т. XXX, вып. 5. — С. 388-399.
6. Фридлендер Г. М. Эстетика Достоевского // Достоевский — художник и мыслитель. — М., 1972. — С. 97-164.
7. Шестов Л. Достоевский и Нитше (философия трагедии). — СПб., 1903.
8. Ciampoli D. Saggi critici di letterature straniere. — Lanciano, 1904. — P. 189-201.
9. D'Annunzio G. La morale di Emilio Zola // Documenti e prefazioni del romanzo italiano dell'Ottocento / a cura di R. Bertacchini. — Roma, 1969. — P. 318.
10. De Gubernatis A. Romanzieri contemporanei: F. Dastaevsky // Nuova Antologia. — 1881. — Vol. 26, 1 aprile. — P. 430.
11. Gigli L. Il romanzo italiano. Da Manzoni a D'Annunzio. — Bologna, 1914. — P. 66-67.
12. Guarnieri Ortolani A. M. V. Saggio sulla fortuna di Dostoevskij in Italia. — Padova. 1947. — P. 113-119.
13. Piromalli A. Grazia Deledda. — Firenze, 1968. — P. 31-111.
