CC BY
15
Я. Кос (Любляна)
Прешерн и Пушкин — два вида классического романтизма
Основой для сравнительного исследования творчества Прешерна и Пушкина с типологической точки зрения служат две предпосылки, не требующие особых доказательств: как Прешерн, так и Пушкин в историко-литературном смысле являются романтиками, а в литературно-типологическом — классиками. При этом, романтизм понимается в том смысле, что основой поэтического творчества обоих является творческий субъективизм, свободный от общепринятых норм, часто противоречивых и не всегда признаваемых обществомПонятие классики, в равной степени характерное для Пушкина и для Прешерна, в типологическом смысле применимо к творчеству обоих поэтов именно потому, что их поэзия отражает связь повседневной реальности со сложнейшими вопросами экзистенциальной метафизики, морали и эстетики, охватывая, таким образом, все пласты человеческого существования 2.
Проблематика данного исследования сводится к вопросу о том, следует ли в границах классического романтизма, которому в равной мере принадлежит поэзия Пушкина и Прешерна, относить их творчество к различным типологическим уровням. Стоит ли для понимания их творчества сосредоточиться на поисках особых черт, относящихся к различным типам романтической классики. Ответить на этот вопрос можно, сравнивая их поэтические тексты, имеющие общие мотивы,*тематику, формально-стилистические черты, чтобы на основе этого сходства выявить художественные различия и рассмотреть их с типологической точки зрения.
С этой целью предлагается провести сравнение трех пар текстов: сонета Прешерна «Поставил как-то Апеллес-художник...» и стихотворения Пушкина «Сапожник», пушкинской баллады «Русалка» и стихотворения Прешерна «Рыбак» и, наконец, романа «Евгений Онегин» и поэмы «Крещение у Савицы». Конечно, невозможно установить прямые причинно-следственные связи, доказывающие, что появление одного было обусловлено непосредственным влиянием на него другого; взаимоотношения между текстами мыслятся лишь в форме параллельных аналогий. Прешерн, в принципе, вполне мог быть знакомым с поэзией Пушкина, в особенности с его ранними байроническими поэмами, которые имелись в личной библиотеке его
друга Матии Чопа, однако, поскольку поэт не владел русским языком, эта возможность кажется маловероятной3. Во всяком случае, произведения Пушкина, предлагаемые нами для сравнения, в руки Прешерну попасть не могли. С другой стороны, можно было бы предположить, что после 1830 г. Пушкину могло быть известно имя поэта Прешерна, хотя вероятность, что он читал какое-либо из его произведений, тоже кажется сомнительной. Таким образом, причиной сходства данных произведений вероятно является сам источник, из которого оба поэта черпали материал для их создания; на фоне этого внешнего сходства яснее раскрываются различия в индивидуальной интерпретации известных мотивов — их-то (в рамках романтической классики или классического романтизма) мы и будем рассматривать как типологические отличия.
Вышесказанное касается пушкинского стихотворения «Сапожник» и сатирического сонета Прешерна, направленного против его идейного противника Е. Копитара. Пушкинский текст, написанный в 1829 г., был опубликован лишь незадолго до смерти поэта, в 1836 г.; сонет Прешерна, созданный, вероятно, в 1830 г., впервые был напечатан в 1833 г.; о связи или взаимовлиянии этих текстов не может быть и речи. Можно однако с уверенностью утверждать, что в их основе лежит одна и та же история об Апеллесе и сапожнике, взятая или непосредственно из произведения Плиния старшего «Naturalis historia», или из какого-нибудь его более позднего переложения, сделанного, вероятно, для школьных нужд4. Оба поэта использовали данный мотив для ответа своим противникам-критикам или насмешникам: пушкинское стихотворение направлено против Н. И. Надеж-дина, критиковавшего его «Полтаву» (1829), а сонет Прешерна — , против Е. Копитара, давшего критический отзыв на произведения поэта, опубликованные в первом номере альманаха «Краньска чбе-лица» (1830). Несмотря на это, различие в подходе к обработке одной и той же темы и схожей идеи очевидно не только на формальном, но и содержательном уровне. Мотив художника-Апеллеса и сапожника заключен у Прешерна в строгую сонетную форму, в пересказе же самой истории, поведанной Плинием, словенский поэт дословно следует оригиналу в своем конкретном, сжатом и законченном описании последовательности событий, так, что их передача занимает практически все стихотворение. Главный идейный акцент, сделанный Прешерном в истории Плиния, выделяется лишь в последнем стихе и сводится к аллюзии на фамилию Копитара*. Пуш-
Словен. «кор|1аг» — во времена Прешерна так пренебрежительно называли изготовителей колодок для обуви. — Примеч. ред.
кин же использовал античную основу более свободно, пересказ сюжета целиком укладывается в первом восьмистишии, события обрисованы кратко, фрагментарно, как бы мимоходом. Более важную семантическую нагрузку несет достаточно обширное дополнение к основному сюжету, содержащееся в последних пяти строках второго абзаца, написанных от первого лица, где смысл притчи переносится поэтом на субъективно воспринимаемое им положение своей поэзии, а именно на настроенного против него критика, имени которого Пушкин, в отличие от Прешерна, не называет. Таким образом, структура содержания и построения отдельных частей стихотворения Пушкина отличается свободой, а с формальной точки зрения — несимметричностью и атектоничностью (т.е. находится в кажущемся противоречии с существующими законами построения. — Примеч. перев.). Самое заметное различие между стихотворениями заключается в их идейном содержании: у Прешерна Копитар уподоблен сапожнику в том смысле, что и тот и другой разбираются лишь в своей «области», в собственном ремесле, во всем же остальном, что имеет первостепенную важность для искусства — нет. У Пушкина данная идея выражена более пространно, но менее ясно (возможно, намеренно), более фрагментарно, хотя речь идет о том, что неразборчивый критик воздает хулу и хвалу, сам ни в чем толком не разбираясь, и с этой точки зрения он еще хуже сапожника, который хотя бы в вопросах обуви вполне компетентен. Таким образом, речь идет об инверсии смысла, вложенного в первоначальный рассказ об Апеллесе, в стилистическом же плане — здесь налицо антитетон.
Из данного сопоставления, в своей основе стилистического, можно сделать вывод, что тексты Пушкина и Прешерна, возникшие приблизительно в одно и то же время, на одной и той же литературной основе и с аналогичной целью, по своей формальной структуре существенно различаются. Различие это не является случайным, но указывает на два различных способа структурирования формы. Его можно сформулировать с помощью стилевых пар, используемых X. Вёльфлином в целях сравнительного анализа стилей ренессанса и барокко5. Этим методом пользовались некоторые специалисты по типологии литературы, правда, на иной терминологической базе: стихотворение Прешерна является примером закрытой формы, являющейся абсолютно ясной, линеарной и пластичной, тогда как пушкинское стихотворение относится к открытой форме, лишь относительно ясной, но яркой и выразительной. По более простой типологии Из. Цанкара, расширившего двучленную типологию Вёль-флина до трехчленной оппозиции, пушкинское стихотворение являет собой пример выразительного слога, тогда как сонет Прешерна -
пластичного6. Кроме этого формального различия между сонетом Прешерна и пушкинским стихотворением, существуют также содержательные отличия, которые невозможно сформулировать типологически на примере только этих двух произведений: духовный мир Прешерна основан на цельной, жесткой иерархии ценностей, каждая из которых имеет определенное место, объем и значение, между тем как пушкинская система ценностей менее определенна, поэт склонен к иронической замене мест, знаков, качества, к быстрым и неожиданным контрастам, вплоть до вызывающей двусмысленности и дерзкого парадокса.
Типологические отличия несколько иного рода обнаруживаются при сравнении пушкинской «Русалки» и баллады Прешерна «Рыбак». Их формально-стилистическое несходство невелико, поскольку обе баллады отличаются более или менее одинаково исчерпывающим и постепенным описанием событий. В ходе развития сюжета и в описании главных героев раскрываются особенности, поддающиеся объяснению на типологическом уровне лишь как духовно-содержательные. В случае с этими произведениями наличие взаимовлияния также кажется маловероятным: «Русалку» Пушкин написал в 1819 г., из-за цензурных соображений она была допущена к публикации лишь в 1825 г., этого поэтического сборника в библиотеке Чопа не было; «Рыбак» Прешерна был написан в 1837 или 1838 г. (последним датируется его публикация). Несмотря на значительный временной промежуток эти баллады связывает родство мотивов. Общим для них служит мотив судьбы человека, загубленного «эротическими силами», воплощенными в образе морских вил (русалок) или других водяных существ. Этот мотив в поэзии европейского романтизма был известен уже с гетевской баллады «Der Fisher» , а после появления в 1823-1824 гг.7 стихотворения-баллады Гейне «Lorelei» («Лорелея») стал излюбленным в поэзии романтиков. Мотив гибнущего из-за любви мужчины воплощается Пушкиным в истории монаха-отшель-ника, которого русалка заманивает в воду, где старец и находит свой печальный конец, причем его смерть приобретает в балладе гротескную форму: «Монаха не нашли нигде / И только бороду седую / Мальчишки видели в воде» 8. Прешерн делает героем своей баллады молодого рыбака, упрямо следующего за своей «путеводной звездой», до тех пор, пока его от «чистой» и «верной» любви не увлекают в пучину вод морские вилы, из-за которых он и гибнет. Здесь кроется существенное отличие между рассматриваемыми балладами: рыбак Прешерна — образ идеального мужчины, верящего в истинность настоящего чувства, от которой его уводит откровенная чувственность — негативное, недостойное человека и потому губительное на-
чало. Исходя же из финальной сцены пушкинской баллады, ее смысл можно толковать как капитуляцию отшельника-монаха перед лицом «жизни»: его отказ от ее чувственной стороны был ошибочным, финальная смерть героя — «седая борода в воде» — как бы символизирует победу «жизни» над надуманной, противоестественной духовностью. Сопоставление этих баллад дает возможность на духовно-содержательном уровне рассмотреть типологическую разницу авторских мировоззрений. По типологии В. Дильтея 9 Пушкина можно было бы отнести к «натурализму», тогда как Прешерн попадает в сферу действия «идеализма свободы». Этим можно объяснить то, что формальный принцип, лежащий в основе пушкинской поэзии, ближе атектонической форме, тогда как поэзия Прешерна — строго тектоническая по строению (законченное, соразмерное, строго иерархическое построение. — Примеч. перев.) в соответствии с формально-стилистической типологией Вёльфлина.
Окончательный ответ на вопрос об основных — формально ли стилистических или духовно-содержательных типологических отличиях Прешерна и Пушкина в границах классического романтизма можно дать, сравнив «Евгения Онегина» и «Крещение у Савицы». Речь идет о произведениях, обнаруживающих сходство на различных уровнях, но в обоих случаях представляющих пример произведения, в центре которого — романтический герой со всеми его разочарованиями и несчастьями, с присутствующим тут же образом идеальной женщины, которую он по своей ли собственной вине или по воле рока теряет. На фоне этого сходства особенно отчетливо видны различия в мотивах и тематике данных произведений, связанные с тем, что действие «Евгения Онегина» отнесено непосредственно к современности и никак не связано с историческими событиями, акцент в'нем сделан на событиях личной жизни героев, тогда как действие «Крещения у Савицы» перенесено в историческое прошлое, и жизнь героев, Чертомира и Богомилы, оказывается непосредственно обусловленной историческими событиями. Более важным является типологическое отличие, аналогичное тому, что отмечалось нами выше. Сравнение «Евгения Онегина» и «Крещения у Савицы» подтверждает, что на формально-стилистическом уровне поэзию Пушкина можно отнести к атектонической, открытой, спорадической форме романтического субъективизма. Его роман в стихах развивается в беспокойной, быстрой, зачастую неожиданной смене стилей, языков, жанровых характеристик и поэтических уровней -от трагических и возвышенных до пародийных и сатирических, от поэтических до прозаических; его отношение к героям и к описываемым событиям колеблется: от лирически-сентиментального до иро-
ничного или двусмысленного. Повесть в стихах Прешерна, напротив, несмотря на то, что она разделена на две части, различающиеся по объему, в формально-поэтическом плане и по характеру описываемых событий — по тону, слогу и языку является абсолютно единой: на протяжении всего произведения ее характеризует серьезность, трагическая возвышенность и элегичность. Строение ее отличается законченностью, она ясно разделена на отдельные части и даже симметрична — в особенности, это касается «Введения» и «Крещения» 10. Строение же пушкинского романа в стихах, наоборот, не отличается пропорциональным делением на части и, на первый взгляд, подчинено лишь авторскому капризу и воле, составлено из отдельных фрагментов, быстро переходящих один в другой; внутреннее содержание отдельных компонентов романа также часто отличается фрагментарностью.
Сравнение «Евгения Онегина» и «Крещения у Савицы» подтверждает также духовно-содержательное отличие двух типов классического романтизма, отвечающих по Дильтею понятиям «натурализма» и «идеализма свободы». При их сопоставлении эта разница становится наиболее очевидной в своем самом глубоком, метафизическом и мировоззренческом значении. Герой Пушкина раздвоен между интеллектуальной и чувственной стороной своей «природы», кризис, переживаемый им, является следствием его внутренних противоречий; в конце концов он ищет выход в гармонии вечных ценностей, которую ему обещает союз с Татьяной, но и это «спасение» оказывается для него невозможным. Онегину противостоит образ Татьяны — олицетворение непоколебимой, спасительной системы ценностей. Метафизическую суть романа можно свести к еле-, дующей типологической формуле: мир, созданный поэзией Пушкина из «натурализма» жизненного опыта, пытается возвыситься до мира «идеализма свободы», однако безуспешно. Пушкинский мир, созданный с помощью подобного романтического субъективизма, в метафизическом и моральном смысле остается разомкнутым, поэтому он полон проблем.
В противоположность Онегину, Чертомир, главный герой «Крещения у Савицы», является образом идеального мужчины, твердо опирающегося на ценности высшего порядка, каковыми для него являются любовь к родине и любовь к женщине, — их не может обесценить ни военное поражение, ни отказ от брачного союза с Богоми-лой. По своей глубокой приверженности высшим ценностям Богомила не только «равновелика» Чертомиру, но даже в своей «верной» и «чистой» любви, в которой она находит свое наивысшее, религиозное и метафизическое оправдание, превосходит его. Отказ от союза с
Чертомиром, на первый взгляд, подобен Татьяниному отказу выйти замуж за Онегина. Однако, между ними есть существенная разница. Богомила своей преданностью любви как абсолютной и вечной жизненной ценности спасает не только себя, своим отказом от кратковременного земного счастья она хочет спасти также Чертомира; в случае же с Татьяной, речь идет об отказе замужней женщины, которая должна сохранить свое достоинство и самоуважение. Богомила со своей верой в любовь как основу миропорядка находится, как и Чертомир, в сфере воздействия «идеализма свободы». В финале поэмы, отрекаясь от земной любви и принимая христианство, он остается верен своим принципам и, вступая на путь миссионерства, берет на себя обязанность нового служения высшей системе ценностей, то есть остается в пространстве воздействия «идеализма свободы», его идеалов и задач.
Главное типологическое различие между поэзией Прешерна и Пушкина раскрывается как противопоставление двух типов классического романтизма. В его основе — различные метафизические взгляды и оценки, реализованные посредством соответствующих формально-стилистических характеристик. Поэзия Прешерна, по определению Дильтея в отношении художника к миру, обладает последовательно выраженными чертами «идеализма свободы», ему соответствует тектонический характер формы или пластический стиль, как вслед за Вёльфлином определяет его Изидор Цанкар. В противоположность этому, мир пушкинской поэзии колеблется между «идеализмом свободы» и «натурализмом», оставаясь при этом ближе последнему; этому соответствует атектонически свободная поэтическая форма, воплощенная, согласно Изидору Цанкару, через изобразительный слог. Это основное типологическое различие возможно сформулировать," используя Ницше: Прешерн ближе аполлоновско-му типу искусства, а Пушкин — дионисийскомуи. В поэзии Прешерна реализуется гармоничный тип романтической классики, а в поэзии Пушкина — ее дисгармоничный вариант.
Примечания
1 Ср. анализ понятия романтики в книге: Kos J. Romantika // Literarni lek-sikon. Ljubljana, 1980 (в особенности глава «Понятие романтики в современном литературоведении»).
2 См. описанное определение классики в статье: Kos J. Literarne tipolo-gije // Literarni leksikon 34. Ljubljana, 1989. S. 94-98.
3 В библиотеке M. Чопа были следующие произведения Пушкина: «Борис Годунов», «Братья разбойники», «Цыгане», «Бахчисарайский фон-
тан», «Полтава», «Кавказский пленник» (в немецком переводе), и «Граф Нулин».
4 Об истории, рассказанной Плинием в связи с Прешерном и Пушкиным, см. основные данные: Kästelte J. Umreti ni mogla stara Sibila // Preseren in antika. Ljubljana, 2000. S. 151-153.
5 H. Wölfflin. Kunstgeschishtliche Grundbergriffe. München, 1915; Ср. также : KosJ. Literarne tipologije... S. 57-62.
6 См.: Cankarlz. Uvod v umevanje likovne umetnosti. Sistematika stila. Ljubljana, 1926.
7 Анализ соотношения между этими двумя балладами см.: KosJ. Motiv in ideja Preäernovega Ribica // Preseren in njegovadoba. Köper, 1991.
8 Цитируется по кн.: Сочинения А. С. Пушкина в одной книге. Золотой том. Полное собрание. М., 1993. С. 371. — Примеч. перев.
9 Dilthey W. Die Typen der Weltanschauung und ihre Ausbildung in dem metaphyschen Systemen. Berlin, 1911.
10 Ср.: KosJ. Preseren in evropska romantika. Ljubljana, 1970. S. 183-209.
11 Nietzsche F. Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik. Leipzig, 1871.
Перевод Т. Комаровой
