CC BY
14
УДК 100.73
А. Г. Пудов
ПРЕЛОМЛЕНИЕ НЕКЛАССИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ В КУЛЬТУРЕ: ОТРАЖЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ И НАУЧНОМ ТВОРЧЕСТВЕ
В статье на основе романа Александра Пятигорского рассмотрена проблема присутствия неклассической рациональности в литературе. Яркие представители Серебряного века русской литературы, как и представители литературного модерна за рубежом, предвосхитили проблематизацию феномена сознания, эксплицировав его в своем литературном творчестве. Позднее вопрос включения и теоретического объяснения феномена сознания возник в естественнонаучных исследованиях первой половины XX века на примере таких дисциплин, как квантовая механика и теория относительности. Все вышесказанное вылилось в вопросы модели классической и неклассической рациональности философии и методологии науки. В работе подчеркнут общий социокультурный фон вызревания модели рациональности, опережающее значение в котором принадлежит модернистской литературе, а уже затем естествознанию.
Ключевые слова: рациональность, неклассическая рациональность, классический рационализм, модерн, литература XX века, модернизация, модерн, модернистский роман, сознание, наблюдение, объективация, субект, объект.
A. G. Pudov
The Transformation of Non-Classical Rationality in Culture: the Parallels in Literature and Scientific Creativity
In the article, based on the novel by Alexander Piatigorsky, the problem of the presence of non-classical rationality in literature is examined. Vivid representatives of the Silver Age of the Russian literature, as well as representatives of the literary modernism abroad, anticipated the problematization of the phenomenon of consciousness, explicating it in their literary work. Later, the question of including and theoretical explanation of the phenomenon of consciousness arose in the natural-science studies of the first half of the 20th century, with the example of such disciplines as Quantum Mechanics and the Theory of Relativity. All of the above resulted in questioning the models of classical and non-classical rationality of philosophy and methodology of science. The general socio-cultural background of ripening of the rationality model is emphasized in the work, the priority value in which belongs to modernist literature, and then to natural science.
Keywords: rationality, non-classical rationality, classical rationalism, modernity, literature of the 20 century, modernization, modernity, modernist novel, consciousness, observation, objectification, subject, object.
Введение
Интересными выводами может наполниться чтение художественного романа, к тому же написанного философом по призванию. Мы обращаемся к некоторым лежащим на поверхности выводам, которые последовали после знакомства с одним из романов А. М. Пятигорского «Вспомнишь странного человека» [1].
Дело заключается в попытках ответа на вопросы о взаимодействии философии и литературы. Нам представляется, что попытки «олитературить» философию в XX столетии явились одной из вынужденных попыток по поиску утраченного «голоса бытия», который античные
ПУДОВ Алексей Григорьевич - к. филос. н., доцент, руководитель департамента по экономико-правовому и гуманитарному образованию, Якутская государственная сельскохозяйственная академия. E-mail: [email protected]
PUDOVAleksei Grigorievich - Doctor of Philosophical Sciences, Associated Professor, Head of Department of Economics, Law and Humanitarian education, The Yakutsk State Agricultural Academy. E-mail: [email protected]
философы впервые услышали в свое время «без помех», развенчав идеологию мифа через артикулированное слово-логос, а также неклассических подходов в рационализации мышления. В связи с этим целью данной статьи является прослеживание возникновения модели неклассической рациональности в культуре на примере литературного модерна XX столетия и проведением параллелей с постановкой вопроса в естествознании. Задачами в работе являются отражение поиска новой стилистики в творчестве некоторых представителей Серебряного века, материалах философствования в художественном тексте А. М. Пятигорского и краткое отражение указанного вопроса в свете региональной культуры национального региона.
Современному философу нужно «пробиваться» через языковые пласты, наработанные различными идеологиями и «психологическими дискурами» цивилизации, создавать предпосылки для реализации в своем философском тексте отголосков бытия-мысли. Художественная форма в этом процессе становится неназойливой формой, лишенной тональности и тотальности поучения, идеологического чванства. Ее задача навеять или индуцировать мыслительный процесс через выстроенную форму-мифологему, работающую за счет включения механизмов интеллигибельности взамен механизмов сопоставления. Здесь идет процесс творческого включения в соавторы самого читателя. Она вместе с тем решает вопрос активного переноса субъектности от автора к читателю, модулируя таким образом феномен нелинейной субъект-ности, возникающий в отрыве от позиции автора, «шизополифонии» нарождающихся голосов виртуальных субъектов-персонажей художественного произведения. «Рождение читателя, -заявил Барт, - приходится оплачивать смертью автора» [2].
Неклассическая рациональность в литературе
Так, интересной нотой в истории отечественной, да и мировой литературы прозвучало поэтическое творчество Велимира Хлебникова, выполнявшего задачу поиска бытия в «заезженном» идеологической проработкой языке: «Хлебников живет в уникальную, резко отличную от времен Тредиаковского или Карамзина эпоху, когда победивший «компромиссный» язык русской элиты решительно наступает на основную массу субъектов русского языка. Пушкинский язык движется в народ в своей «лакейской» ипостаси. По существу пафос ломоносов-ско-пушкинской программы «уравновешивания» языка заключался в «омосковнивании» и ве-стернизации элитарного языка, языка будущей интеллигенции... Именно за счет активизации традиционалистского состава русского языка Хлебников вслед за «архаистами» и предполагает перерождение языка элиты. Пафос этого перерождения прямо противоположен ломоно-совско-пушкинскому, при этом оно не вполне совпадает и с позицией «архаистов». Хлебников исходит из ситуации единого современного русского языка с недоразвитым механизмом самообогащения из внутренней традиции...
Во-первых, Хлебников, в словотворческих аспектах подобно древнерусскому «опрощению» церковнославянского языка, а в других аспектах подобно пушкинскому стилистическому «индифферентизму», создает как бы новый литературный язык, используя равно и разговорный, и старый литературный.
Во-вторых, Хлебников не мыслит свое детище как просто поэтический язык, он мыслит его именно как язык культуры и, пусть в отдаленном будущем, язык народа...
В-третьих, Хлебников выступает с принципом демонстративной делокализации литературного диалекта - прекращение ориентации на столичный «разговор», на московское «аканье».
В-четвертых, еще на самом раннем этапе своего творчества Хлебников отказывается от европейских и прочих заимствований за исключением личных имен и следует этому «пуризму» весьма настойчиво.
В-пятых, однако, пуризм этот постепенно свелся к бойкоту только европеизмов, в то время как культурно-языковой хлебниковский арсенал обогащается за счет расширения заимствования слов славянского (при несомненном посредничестве церковнославянского языка), азиатского, африканского происхождения» [3]. Роль художественного текста, читай, - языка, первостепенна, организуя «дом бытия» культуры как живого организма, с рождением еще «неубитого» штампами формализмов живого зерна культуры. Она выполняет ту самую функ-
цию выхода окольными, нехожеными путями к бытию мысли. Исчерпанность классического рационализма ярко проявилось в русском искусстве - литературном творчестве Серебряного века, за рубежом - в литературном и ином модернизме культуры. Посыл интеллектуалов конца XIX-начала XX веков был пионерным прощупыванием почвы для рождения неклассического вообще, постановкой проблематики исчерпанности рацио-идеалов Нового времени. Для развития культуры важно искусство, опережающее другие сферы. Она опережала науку в появлении эмпирической неклассики.
Так, значимы в творчестве Хлебникова космологические мотивы. «Хлебников был гениальным научным провидцем, он опередил озарения Эйнштейна, Гайзенберга и Луи де Бройля, отверг существование эфира, на чём строилась теория света, первый заговорил о пульсации солнца; не зная об открытии Бэра, догадался об изначальном биологическом числе и определил значение в жизни организма...» [4]. Поэт выдвигал идею о том, что всё во вселенной подчиняется единым законам, а также пытался при помощи поэзии связать время и пространство: будучи студентом первого курса, Хлебников писал о себе: «Пусть на могильной плите прочтут... он связал время с пространством» [4]. Элементы современной картины мира, принцип универсального эволюционизма будут осознаны наукой позже.
Параллели рациональности в литературе и научном знании
Далее нам интересен следующий пассаж из упомянутой в заглавии статьи книги А. М. Пятигорского: «Пишущий роман повинуется силе того, в ком он объективирован: тот видит, а пишущий это записывает и так «пишет того» - мир романа своими глазами не увидишь. А если увидишь, то не напишешь. А если напишешь, то это не будет роман. Точнее, пишущий повинуется силе своей ситуации, ситуации своего объективирования в «другом», то есть повинуется объективу как объективности этой ситуации, а не как оптическому инструменту, через который смотрят» [1, с. 174]. «Объективирование в другом» подсказывает нам нелинейность назревшего неклассического подхода, выраженного ранее в интуиции ряда крупных мыслителей как Б. Спиноза и Г.В.Ф. Гегель, обративших внимание на «бытие в другом и через другое» для ряда важных философских концептов как «модус», «абсолютный дух», «идеальное». В случае литературной стилистики, происходит изменение позиции классического наблюдателя за счет переноса с позиции «от первого лица» к позиции «от чужого лица». Писать от чужого лица означает преломленное сознание наблюдателя через сознание другого. Это неклассический рационализм квантовой механики и теории относительности.
Зачем нужно видеть виртуальный мир романа, не является ли это требованием самого литературного текста? Дело заключается прежде всего в форме произведения, в данном случае - художественной. Дело в том, что природа текста порождает свой логос и назовем его, -виртуальное бытие, разворачивающее свои собственные законы, по которым начинают жить герои, включая «пишущего» это бытие автора романа. Поделать с этим бытием он ничего не может, ибо происходит «отрыв» сознания от его носителя и его самостоятельное существование, которое и есть «голос» бытия. Все сплетается формой романа помимо того, что художник может представить в силу своей впечатлительности, фантазии или жизненных установок и ценностей. Его ведет бытие текста романа. Работа писателя может превратиться в ежедневное «насилие», совершаемое формой текста над автором, это рутина, требующая исполнения всего того, что потенциально замыслено формой.
Далее приведем такой пассаж: «Сущность дела, - продолжал Михаил Иванович, - вот что всегда останавливает мысль начавшего мыслить человека. Сущности дела - нет. Есть дело. Есть твоя неповторимая ситуация, из которой надо выйти по возможности живым и предпочтительно с честью - чтобы перейти к следующей. И так дойти до своей смерти, которая тоже - ситуация и, думаю, не последняя. Не так ли, der Alte? Вы обнаружили исключительную способность стать ситуацией, до того полностью вам неизвестной, чему немало способствовало именно ее не-знание. Знание сущности дела сразу же ставит вас в положение одного из участников ситуации, предубежденного и пристрастного. Интуиция делает вас всей ситуацией со всеми ее участниками, сторонами и обстоятельствами». Здесь литературный текст предстает творческой лабораторией, причем более эффективной, чем академическая форма в периоды
смены рациональности, онтологии ума или мировоззренческой парадигмы. Философствующий не знает свой будущий концепт, его он откроет как закон природы и смысл ляжет именно после того как текст будет закончен. Литературный текст становится процессом открытия концепта, соответственно сущностью дела «здесь и не пахнет», а если и пахнет, то это форма, которая уже сработала. Есть Дело (писать роман), которое ты развязал, и оно может сработать или не сработать. Если сработает, то ты уже становишься другим, не тем, кем был до написания текста. Это еще один аргумент в копилку неклассического рационализма нынешней эпохи. Смысл становится во времени и зависит от истории постановки вопросов этому миру.
Как-то К. Д. Уткин, известный культуролог, написавший немало трудов, в том числе художественных, говорил, что ему не интересно читать то, что вышло из-под его пера. Не пресловутая творческая неудача, скорее упомянутый феномен рождения нового автора, поставившего точку в конце своего произведения, приводит к таким выводам. Он уже стал другим после того, как закончил книгу. Ему нет смысла рефлексировать то, что уже стало позади и преодолено субъектом познания, для которого уже нет тайны.
Его творческая личность по сути символизирует важный этап завершения «якутского просвещения», ставит логическую точку в основании изменившейся ментальности культуры, способной к рефлексии, самоидентификации в широком культурном контексте общественного сознания. Этот этапный рубеж можно обозначить региональным культурным премодерном, изменением рационализма в якутской культуре.
К. Уткин осуществил культурологическую рефлексию по поводу состояния «ренессанса и оттепели в этнокультуре», завоевания этнической культурой позиции перехода от состояния премодерна к модерну в социокультурном пространстве российской действительности, став лично источником «этнокультурного ренессанса».
Гуманитарные практики в его творчестве разносторонни, ибо открывают поисковый горизонт мысли культуры о себе самой, предлагающей спектр гуманитарных инноваций для осмысления стремительных изменений ментального строя коренного жителя Якутии. В этом аспекте деятельности он предложил новаторские подходы, широту взглядов и интуицию, наметив ориентиры и выявив в них проблемные задачи.
Уткиным положена локальная традиция усиления преобразовательного потенциала гуманитарных наук; он реально стал новатором практического воплощения гуманитарных технологий на примере национального праздника ысыах, организованных им музеев и духовных центров, творческих произведений в сфере искусства.
Научную и просветительскую деятельность К. Д. Уткина можно назвать рефлексией через призму культуры по поводу фундаментального разлома рациональности социальной реальности, поделившей ее на два типа, механизмами кодирования которых являются два ключевых способа: 1) присущий традиционному обществу - мифологический способ конципирования и 2) приемлемый для современной цивилизации - рационально-рефлексивный способ конципирования. Вся его разножанровая творческая активность стала сознанием указанного по-граничья со всеми вытекающими особенностями интересов и проблемных вопросов вырастающих на нем.
Обращение к мифологическим основаниям является важной задачей для северных этносов, несущих уникальный разлом в своем сознании. Он выражается в мифологическом и научном восприятии действительности, тая определенные трудности для социокультурного развития и одновременно, потенциальные возможности модернизации их культуры. Обращаясь к многовековому мифологическому наследию, пестовавшему человеческое начало, являвшемуся ненавязчивым образчиком культурных моделей поведения и решения смысложизненных вопросов, северяне могут выстроить свой вариант этнокультурной модернизации. Его основа лежит в сочетании моделей концептуализации сознания и его символов.
Модернизационные преобразования этнокультуры должны оперировать не столько привычными социологическими схемами, сколько онтологическими. Ключевыми элементами последних станут символы сознания. Динамические свойства и внутренняя структура пары
«кодификация-интерпретация» символа сознания, поможет раскрыть теоретико-методологические аспекты актуальных модернизаций, выявит закономерности социальной физики [5].
Отметим, что принятые социальные проекты модернизации реализовывались в парадигме классического рационализма. В силу этого, они стали незавершенными идеократическими проектами, онтологические основания которых срезаны. Феномен сознания в них однолик, не учитывает неклассику рацио модерна. Сегодня искусство, в частности театр, кинематограф и литература, позволяет овладеть неклассическим инструментарием и провести к жизни новые социальные коды развития этнокультурного сообщества. Перед нашими глазами все богатство отечественного и мирового культурного наследия, его взлеты и падения. Перед нашим взором уже состоявшаяся история включения в культуру неклассической рациональности, токи которой поначалу пропитали искусство через прозу и поэзию модерна. Поэтому наша сегодняшняя задача состоит в преобразовании этносимволического капитала сознания через призму неклассической рациональности, реализованную в искусстве.
Написание, влекомое тайной и чтение, не влекущееся уже известным! Художественный текст влечется незнанием или тайной для автора, и как только она исчезает, она изменяет его самого. Необратимый процесс расплаты творца за свое творение. И здесь А. Пятигорский добавляет: «Но торопись, пока ты еще тот, кто столько лет назад его начинал <роман>, а то будет поздно, придет другой, кто не сможет написать конец, так как не узнает себя в писавшем начало. Дописывай, как он когда-то свои балетные рецензии, кратко и просто!». Вспомним незаконченные романы М. Пруста, Дж. Джойса - яркий пример решения неклассической проблемы «непрерывности сцеплений» сознания, продуктивным выходом из которой является перерождение автора, который всегда не успевал переродиться и понять, что с ним происходит. Эстетическое в подобных романах - это новый опыт сознания, цепляющегося за свое бытие и отбрасывающее свое небытие.
Можно сказать, что XX век подарил альтернативные постановки вопроса неклассической рациональности на примере процедуры наблюдения и объективации исследуемой реальности. В случае научного знания - им стала квантовая механика и теория относительности с вопросом «приборной ситуации», а в случае литературы тождественность субъекта самому в себе в ситуации наблюдения за социальной реальностью. Примечательное в этом аспекте эпистемологическое вопрошание о природе сознания, которая в случае классической рациональности упирается в «божественный интеллект» [6, с. 16] или «демон Лапласа» и остается тождественной самой себе, а в неклассической постановке применение классического термина «внешнее наблюдение» социальных процессов затемняется наличием «внутреннего наблюдателя», зависящего от «внутреннего наблюдаемого» и собственно учитывающего изменение во времени наблюдателя в отношении к наблюдаемому. Вот как в своей книге определяет проблему неклассической рациональности Мераб Мамардашвили: «Вся проблема сознательных явлений, вся трудность введения их в научную картину мира и состоит, очевидно, в том, что сознательные явления, по определению, накручиваясь как бы сами на себя и создавая собственное пространство и время, ускользают от нас, от нашего наблюдения, от того наблюдения, которое сформировано классическими правилами, т.е. от того, которое может быть выделено (отдельно от предметов) в качестве внешнего пространства наблюдения» [6, с. 20].
Заключение
Проблемное ядро неклассической и постнеклассической рациональности до сих пор упирается в объективную неопределяемость феномена сознания с точки зрения науки. Как лаконично указал М. К. Мамардашвили, мы обретаем объективное знание физических явлений, ценой принципиального объективного непонимания феномена сознания, не можем вписать последнее в аппарат науки. И здесь художественная форма предложила философии свою творческую лабораторию, способную заглянуть за пределы классических постановок субъект-объектных связей, помогла избавиться от тотальности всепроникающих идеологий разного рода, и как мифологема поспособствовала в «протаскивании» до читателя живого концепта. Ярким представителем в отечественной литературе стал представитель Серебряного века - Велимир Хлебников, а на Западе модернистский роман, у которого нет окончания.
Параллели между изобретенными формами неклассической науки и «бесконцовочными» модернистскими романами прошлого столетия проливают свет на генезис неклассической, а сегодня постнеклассической рациональности. Переход от классической к неклассической рациональности может быть эксплицирован на примере нынешних модернизационных преобразований в этнокультурных сообществах национальных регионов на примере поиска нового стиля в искусстве.
Философская рефлексия еще усмотрит яркие параллели между течением современного литературного творчества и постановкой модели рациональности в научном знании.
Литература
1. Пятигорский А. М. Вспомнишь странного человека. - М.: Новое литературное обозрение, 1999.
- 393 с.
2. Гиренок Ф. Что значит «смерть автора» с точки зрения антропологии? [Электронный ресурс] // «Литературная газета», 2007-2017. URL: http://www.lgz.ru/article/-5-6540-4-02-2016/chto-znachit-smert-avtora-s-tochki-zreniya-antropologii/ (дата обращения: 22.06.2017).
3. Аверьянов В. В., Хлебников В. В. Традиционализм в авангарде [Электронный ресурс] // Хлебникова поле: свидетельства, исследования, сказания о Велимире Хлебникове. Междисциплинарный независимый сетевой ресурс. URL: http://www.ka2.ru/nauka/averianov_1.html (дата обращения: 21.06.2017).
4. Нагибин Ю. О Хлебникове [Электронный ресурс] URL: http://www.ka2.ru/nauka/nagibin.html (дата обращения: 17.09.2017).
5. Пудов А. Г. Эстетика символического в эпоху транзитивной социальной реальности / А. Г. Пудов.
- Якутск: РИО медиа-холдинга, 2014. - 336 с.
6. Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности. - М.: Лабиринт, 1994. - 90 с.
References
1. Pjatigorskij A. M. Vspomnish' strannogo cheloveka. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 1999. - 393 s.
2. Girenok F. Chto znachit «smert' avtora» s tochki zrenija antropologii? [Jelektronnyj resurs] // «Literaturnaja gazeta», 2007-2017. URL: http://www.lgz.ru/article/-5-6540-4-02-2016/chto-znachit-smert-avtora-s-tochki-zreniya-antropologii/ (data obrashhenija: 22.06.2017).
3. Aver'janov V. V. Hlebnikov V. V. Tradicionalizm v avangarde [Jelektronnyj resurs] // Hlebnikova pole: svidetel'stva, issledovanija, skazanija o Velimire Hlebnikove. Mezhdisciplinarnyj nezavisimyj setevoj resurs. URL: http://www.ka2.ru/nauka/averianov_1.html (data obrashhenija: 21.06.2017).
4. Nagibin Ju. O Hlebnikove [Jelektronnyj resurs] URL: http://www.ka2.ru/nauka/nagibin.html (data obrashhenija: 17.09.2017).
5. Pudov A. G. Jestetika simvolicheskogo v jepohu tranzitivnoj social'noj real'nosti / A. G. Pudov. - Jakutsk: RIO media-holdinga, 2014. - 336 s.
6. Mamardashvili M. K. Klassicheskij i neklassicheskij idealy racional'nosti. - M.: Labirint, 1994. - 90 s.
^Vlrir
