CC BY
42
А.П. Уманский, П.И. Шульга
Барнаульский государственный педагогический университет, Барнаул;
Лаборатория археологии и этнографии Южной Сибири ИАЭт СО РАН и НИИ ГИ при АлтГУ, Барнаул ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРЕДМЕТОВ ВООРУЖЕНИЯ ИЗ НОВОТРОИЦКОГО НЕКРОПОЛЯ
По имеющимся данным вооружение воина каменской культуры 2-й половины VI—III вв. до н. э. состояло из железного кинжала, дополнявшегося или заменявшегося железным чеканом, лука без роговых накладок и колчана с бронзовыми, железными и роговыми (костяными) наконечниками стрел. Единичными находками представлены копья (Могильников В.А., 1997, с. 52-53). Наличие мечей остается под вопросом. Вероятно, они использовались, на что косвенно указывают случайные находки мечей на равнине Алтая, но в комплексах отсутствуют. Единственный «меч» из кургана №15 Новотроицкого-1 (Могильников В.А., 1997, рис. 37.-1) оказался результатом неудачной реконструкции из перекрестия кинжала (рис. 3.-3) и, по всей видимости, корродированных железных поясных пластин, осмотреть которые вторично не удалось. Из защитного снаряжения достоверно установлено наличие боевых поясов с крупными железными пластинами размерами до 13,5x8 и 16x6,5 см (рис. 6.-4; 7). Вполне вероятно использование панцирных доспехов из роговых пластин (Еорбунов В.В., 1999). Наличие поручей и поножей пока достоверно не устанавливается. Остатков щитов не известно, за исключением, быть может, фрагмента из тонких палочек в могильнике Локоть-4а (Шульга П.И., 2003, с. 53). Информация об умбоне щита в Рогозихе-1 (см. Могильников В. А., 1997, с. 59) не верна, так как находка оказалась крупной железной ворворкой от колчана (Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И., 2005, рис. 28.-5).
Вопроса о вооружении воинов каменской культуры касались многие исследователи. Наиболее детально оно рассматривалось В. А. Могильниковым (1997) и ЕЕ. Ивановым (1987, 1995). Однако это совсем не означает, что «комплекс вооружения и военное дело каменской культуры охарактеризованы достаточно полно» (Иванов ЕЕ., 2005, с. 41). Отдавая должное указанным работам, отметим, что сделанные в них выводы не отражают реалий каменского вооружения. Во-первых, исследователи, по большей части, исходили не из культурной, а территориальной локализации находок, значительная часть которых случайные. В результате как у сторонников выделения каменской культуры, так и у рассматривающих памятники VI—II вв. до н. э. на Верхней Оби в рамках болыпереченской культуры в одной сводке оказались самые разнообразные изделия с равнины Алтая. Во-вторых, основанием для датирования предметов вооружения на Алтае в данных работах, как правило, являются не вещевые комплексы, из которых они происходят, а далеко отстоящие территориально и хронологически аналогии. В случаях же привлечения вещевых комплексов пониманию реалий мешала ориентация на устаревшие датировки, а также традиционные положения о позднем распространении на равнине Алтая железных изделий, в том числе кольчатых ножей, наконечников стрел, кинжалов с прямыми перекрестиями и др. (см. Шульга П.И., 2003, 2004; Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И., 2005). Подавляющее количество памятников датировалось в рамках IV—II вв. до н.э., т.е. значительно позже, чем ранние пазырыкские, быстрянские и савроматские памятники. Соответственно, омолаживались и конкретные категории оружия, даже в случаях нахождения с ними ранних изделий. Ориентируясь на частично опубликованные материалы, содержавшие крайне малое количество вооружения, некоторые исследователи пришли к выводу и о неразвитости в каменской культуре военного дела.
Одной из основных причин неразрешенное™ вышеуказанных вопросов является недостаточно быстрое введение в оборот накопленных материалов. В последние годы в этом направлении авторами проделана определенная работа: опубликованы материалы
Рис. 1. Железные чеканы из Новотроицкого некрополя: 1 - чекан и вток из Н-2, к. 15, м. 3 после расчистки; 2 - чекан и вток из Н-2, к. 15, м. 3 до расчистки (по: Могильников В.А., Уманский А.П., 1995); 3, За - чекан и вток из Н-1, к. 15, м. 1 (рисунок чекана по: Могильников В.А., Уманский А.П., 1999а)
могильников Локоть-4а (Шульга П.И., 2003) и Рогозихи-1 (Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И., 2005), почти завершена обработка материалов из Камня-2 и Новотроицкого некрополя (совместно с В.А. Могильниковым), в которых в общей сложности исследовано около 550 погребений каменской культуры.
Особый интерес представляют материалы из преимущественно не потревоженных грабителями могильников Новотроицкое-1, 2 (Н-1, 2), откуда происходит самая крупная на Алтае коллекция настоящего полноразмерного боевого оружия: четыре чекана, одиннадцать кинжалов различной степени сохранности, наконечник железного копья, около 90 роговых, костяных, железных и бронзовых наконечников стрел, защитные поясные пластины. В связи с задержкой издания новотроицких материалов авторы посчитали целесообразным и оправданным дать краткую характеристику всех найденных здесь чеканов и кинжалов с целью их скорейшего введения в оборот, в том числе опубликованных ранее с большими неточностями по предварительным полевым зарисовкам (см. Могильников В.А.,
1997; Могильников В.А., Уманский А.П., 1999а—б). В течение зимы 2004/05 г. были осмотрены, расчищены, реконструированы и зарисованы все вещи из хранящейся в БГПУ коллекции. Из вооружения не удалось найти и осмотреть только чекан, части кинжала и защитные поясные (?) пластины из кургана №15 Н-1 (Могильников В.А., Уманский А.П., 1999а), а также кинжал из кургана №2 Н-2, который публикуется по рисунку В. А. Могиль-никова (рис. 3.-4; Могильников В.А., 1997, рис. 40.-7). Следует отметить, что выявленные на чеканах зооморфные и антропоморфное изображения могут быть немного (к. 15, м. 3, Н-2) или существенно (к. 18, м. 9, Н-2) дополнены в ходе химической очистки, а также применения других специальных методик. В дополнительной обработке нуждаются и некоторые другие железные изделия из Новотроицка, например, защитные поясные пластины (рис. 7) и рукояти ножей, на которых прослеживаются остатки орнаментов.
Чеканы. На могильниках Новотроицкое-1 и 2 обнаружено четыре железных чекана.
Самой примечательной находкой является чекан из кургана №15 (м. 3) могильника Н-2 (рис. 1.-1, 2; 5). Первоначально представлял собой сильно корродированное изделие
Рис. 2. Железные чеканы из Новотроицкого некрополя:
1 - чекан и вток из Н-2, к. 18, м. 2; 2 - чекан и вток из Н-2, к. 18, м. 9
с несколько изогнутым, округлым в сечении обушком (рис. 1.-2). В ходе расчистки установлено, что обушок являлся скульптурным изображением сидящего на втулке «всадника». Стопы ног «всадника» в месте соединения втулки и бойка образовывали характерный выступ, где у ранних экземпляров часто располагается головка хищной птицы или палочка. Хорошо сохранились шея и туловище с как бы держащими поводья руками. Голова «всадника» завершается «рогами», но в этом месте металл сохранился плохо, лопнул и разошелся в стороны, как случается у заколок с железными шаровидными навершиями. По указанной причине нельзя определить, была ли это голова человека в головном уборе или какого-то рогатого антропоморфного существа. Длина чекана 21 см, втулки - 6 см. Выступающий из втулки конец рукояти прикрывался железным колпачком, а на противоположный конец надевался железный приостренный «митровидный» вток.
Судя по рисункам, аналогичную изогнутую форму имел и обушок железного втульча-того чекана длиной около 21 см с колпачком и втоком из кургана №15 (м. 1) Н-1 (рис. 1.-3). Не исключено, что и там обушок был в виде антропоморфной фигурки. К сожалению,
Рис. 3. Железные кинжалы из Новотроицкого некрополя: 1 - Н-2, к. 23, м. 5; 2 - Н-2, к. 10, м. 3; 3 - Н-1, к. 15, м. 1 (реконструкция); 4 - Н-2, к. 2, м. 9 (по: Могильников В.А., 1997);
5 - Н-1, к. 20, м. 1; б. 7 - изображения кинжалов в ножнах из Персеполя и Эребуни, V в. до н.э. (по: Литвинский Б.А., 2001)
в фондах БГПУ сохранился лишь вток (рис. 1.-3 а), а чекан с колпачком, предположительно, был вывезен в свое время В.А. Могильниковым в Москву на обработку.
Втульчатые чеканы из кургана №18 (м. 2 и 9) могильника Н-2 имели зооморфные уплощенные обушки. Длина чекана из могилы 2 составляла 21 см, втулки - около 8 см. Концы рукояти также прикрывались колпачком и втоком (рис. 2.-1). Поверхностный слой почти не сохранился, но по левой стороне чекана частично восстанавливается сложная композиция, покрывавшая с двух сторон втулку и несколько изогнутый обушок. Навер-шие обушка, по всей видимости, представляло собой обращенную вверх голову кошачьего хищника. К ней примыкала обращенная в противоположную сторону голова похожего на верблюда существа, пасть которого образована оконтуренной валиком сквозной прорезью. Со стороны втулки навстречу «верблюду», очевидно, размещалась головка хищной птицы с характерной оконтуренной валиком сквозной прорезью клюва. Возможно, к ней же относится и расположенный ближе к втулке «глаз». Всего на обушке две сквозных прорези для подвешивания - характерная черта ранних татарских чеканов. От изображений на втулке сохранились лишь слабо выраженные рельефные понижения и валики. Боек на конце имеет четыре грани. Значительно лучше сохранился чекан длиной 18,3 см с втоком из могилы 9 (рис. 2.-2). Механическая очистка поверхности позволила выявить лишь наиболее рельефные изображения на левой стороне обушка, образованного, по всей видимости, двумя сваренными по краям пластинами (или одной загнутой ?). Пластины не соприкасаются между собой, а потому в обушке имеется полость. Центральное место с обеих сторон обушка занимает головка хищной птицы с крупным выпуклым глазом и круто загибающимся у втулки клювом. Навершие обушка, по-видимому, оформлено одной или двумя противопоставленными головками существ, к которым относится расположенное по центру овальное ухо (?). Между втулкой и бойком имеется петелька. Боек на конце приострен на четыре грани.
Кинжалы. Найдены остатки одиннадцати железных экземпляров. Сохранность их не всегда удовлетворительная, но форма наверший и перекрестий устанавливается почти везде. По форме навершия кинжалы подразделяются на четыре отдела: с овально-кольчатым навершием (рис. 3.-1-5), с рожковидным навершием (рис. 4.-3), с навершием, сочетающим черты рожковидного и «грифового» (рис. 4.-1), с брусковидным навершием (рис. 4.-4) и с плохо сохранившимся дисковидным навершием (рис. 4.-5). Перекрестия также сильно варьируют, но явно преобладают бабочковидные (три кинжала) и дуговидные (четыре кинжала). Остальные занимают промежуточное положение: перекрестие у кинжала из кургана №23 Н-2 ближе к бабочковидному (рис. 3.-1); у перекрестия из кургана №10 Н-2 одно крыло дуговидное, а другое ближе к бабочковидному (рис. 3.-2). Достоверных прямых перекрестий не зафиксировано, хотя нельзя исключить их присутствие на двух плохо сохранившихся кинжалах (рис. 3.-5; 4.-6). Явной взаимосвязи между формами наверший и перекрестий нет, за исключением, быть может, двух кинжалов (рис. 4.-1, 2) с ярко выраженными бабочковидными перекрестиями (кинжал из кургана №7 Н-2, вероятно, также имел близкое рожковидному навершие). У трех кинжалов овально-кольчатые навершия сочетаются с прорезной рукоятью. Прорезные рукояти имеются еще у двух кинжалов, в том числе с овальным брусковидным навершием (рис. 4.-4). У двух кинжалов под навершиями прослежены рельефные обоймочки (рис. 3.-1; 4.-1).
Все клинки кинжалов подромбические или овальные в сечении без выступающего продольного ребра. Перекрестия образованы двумя тонкими наложенными на клинок и сваренными пластинами. Длина кинжалов составляет 27-29 см, ширина клинка у перекрестия - около 3,5-4 см. Не определяется лишь длина клинка из кургана №15 Н-1, поскольку фрагменты кинжала («меча»), за исключением навершия (ранее трактовалось как перекрестие кинжала; см. Могильников В.А., Уманский А.П., 1999а, рис. 3.-16) и острия, осмотреть не удалось. Рукояти кинжалов оборачивались шерстяной тканью. Почти везде фиксируются остатки деревянных ножен, в нескольких случаях покрывавшихся кожей.
Датировка. Вопрос о датировке рассмотренных чеканов и кинжалов на данном этапе изучения каменской культуры имеет особое значение, поскольку, несмотря на удревнение значительной части каменских комплексов (см. Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.П.,
Рис. 4. Железные кинжалы из Новотроицкого некрополя:
1 - Н-2, к. 5, м. 3; 2 - Н-2, к. 7, м. 6; 3 - Н-1, к. 5, м. 5; 4 - Н-2, к. 16, м. 2;
5 - Н-2, к. 26, м. 5; 6 - Н-2, к. 20, м. 1
2005), представления о формах, времени существовования и эволюции чеканов и кинжалов каменской культуры после работы В.А. Могильникова 1997 г. не пересматривались. Очевидно, что решение этой задачи невозможно без глубокого комплексного анализа всех имеющихся материалов каменской культуры, взвешенного сопоставления их с другими культурами Сибири, Урала и Казахстана. Вместе с тем, вполне реально выделить их в Новотроицком комплексы с чеканами и кинжалами, достаточно надежно датирующихся 2-й половиной VI-V вв. до н.э. Для этого кратко рассмотрим четыре наиболее представительных вещевых комплекса, из которых происходят три чекана и два кинжала. Значительная часть помещенных в таблицах изделий в той или иной степени рассматривалась авторами в вышеуказанных работах, в частности, посвященных могильникам Локоть-4а и Рогозиха-1, а потому ограничимся суммарными характеристиками и выводами.
Н-2.К.15.М.З
□ о-оо о-о
ОЯ О,
Рис. 5. Вещевой комплекс из Н-2, к. 15, м. 3. Железо - 1, б; бронза - 3, 5, 7; кость (рог) - 2, 8. 2 (по: Могильников В.А, 1997); 3-6 - полевые зарисовки В.А. Могильникова
Рис. 6. Вещевой комплекс из Н-1, к. 15, м. 1. Железо - 1-7\ бронза - 8-12, 14, 15, 17; кость (рог) - 13\ камень - 16 (3, 7, 10, 11, 15-17 - по: Могильников В.А., Уманский А.П., 1999а)
Комплекс из кургана №15 (м. 1) могильника Новотроицкое-1 (рис. 6). Помимо железных втульчатого чекана и кинжала с дуговидным перекрестием и овально-кольчатым навершием, здесь обнаружен богатый поясной набор, в состав которого входили предназначенные для подвешивания тяжелых предметов железная прорезная обойма и орнаментированная бронзовая прорезная пластина (рис. 6.-6, 8), оформленные в виде головок стилизованных грифонов шесть «сбруйных» и одна бабочковидная бляхи (рис. 6.-10, 11), 2-3 железные защитные пластины (осмотрена и очищена одна, рис. 6.-4), бронзовые поясная пряжка-застежка (рис. 6.-9), а также полушарные бляшки, ворворка и полукруглая пронизка (рис. 6.-14). К поясу подвешивались железный колчанный крюк и бронзовый костылек с условно переданной сценой преследования кабана кошачьим хищником (рис. 6.-3, 12). Подобные наборы или отдельные предметы встречаются преимущественно в комплексах середины-второй половины VI в. до н.э. В это же время бытуют массивные бронзовые зеркала и колокольчиковидные подвески (рис. 6.-15, 17). Часть отмеченных изделий может встречаться и в 1-й половине V в. до н. э., а потому весь комплекс предварительно может датироваться в рамках 2-й половины VI - 1-й половины V вв. до н.э.
Комплекс из кургана №15 (м. 3) могильника Новотроицкое-2 (рис. 5). Помимо железного втульчатого чекана, здесь также найден поясной набор 2-й половины VI - начала V в. до н.э. с бронзовыми прорезной обоймой и массивными полукруглыми пронизками (рис. 5.-4). К поясу подвешивался бронзовый костылек и колчан с ранней массивной вор-воркой (рис. 5.-3, 5). Бронзовые черешковые трехгранный и трехлопастные наконечники стрел (рис. 5.-7) характерны для V в. до н.э., но встречаются и в более ранних наборах. Роговые наконечники представленных в захоронении типов (рис. 5.-8) пока не имеют узкой датировки (см.: Шульга П.П., 2003, с. 54-57).
Комплексы из курганов№18 (м. 9) и 5 (м. 3) могильника Новотроицкое-2 (рис. 7; 8). В обоих захоронениях с чеканом и кинжалом найдены датировавшиеся ранее с ГУ-Ш вв. до н.э. железные ножи с кольчатым навершием и черешковые трехлопастные наконечники стрел. В действительности же, железные ножи с кольчатым навершием, видоизменяясь, существуют на Алтае уже с раннескифского времени (Шульга П.П., 2003, 2004, 2005). Место указанных ножей в хронологической колонке еще предстоит уточнить. Датировка железных наконечников на Алтае еще недостаточно определена, но, судя по материалам могильников Локоть-4а и Новотроицкое-1, 2 они довольно часто встречаются в богатых наборах V в. до н.э. Что же касается специфичного железного втульчатого трехгранного наконечника из кургана №5 могильника Новотроицкое-2 (рис. 8.-9), то подобный в Южном Приуралье датирован концом VI - началом V в. до н.э. (Смирнов К.Ф., 1961, рис. 22.-11). На раннем этапе каменской культуры бытуют сохраняющиеся со скифского времени оселки, не позже 1-й половины V в. до н. э. датируются комплексы с бронзовыми распределителями (рис. 7.-8).
Итак, из рассмотренных вещевых комплексов три могут быть датированы в рамках 2-й половины VI - 1-й половины V вв. до н.э., а захоронение в кургане №5 (м. 3) могильника Новотроицкое-2 - примерно V в. до н.э. Другие погребения с оружием пока следует датировать в более широких рамках - с VI по IV вв. до н.э. включительно. Анализ форм вооружения и представленных на чеканах изображений не противоречит выводам о появлении некоторых из рассматриваемых предметов вооружения из Новотроицкого уже в VI в. до н.э. Ранними чертами является петелька между втулкой и бойком у чекана из кургана №18 (м. 9) могильника Новотроицкое-2, а также сквозные прорези в обушке второго чекана из этого же кургана (рис. 2). Подобные новотроицким кинжалы с бабочковидными и дуговидными перекрестиями обычно датируют У-1У вв. до н.э., хотя в свете новых данных их хронология и эволюция нуждаются в уточнении. Автоматический перенос на Южную Сибирь и Казахстан разработанной полвека назад К.Ф. Смирновым по материалам Южного Приуралья и Нижнего Поволжья классификации и хронологии оружия все чаще приводит к противоречиям. Не останавливаясь на этом сложнейшем вопросе, обратим внимание лишь на неоднократно отмечавшийся факт существования кинжалов с овально-кольчатыми навершиями к югу от Алтая уже в VI-V вв. до н.э. в Южном Приуралье (Кадыр-
Рис. 7. Вещевой комплекс из Н-2, к. 18, м. 9 и железные поясные защитные пластины из Н-2, к. 18, м. 6. Золото - 2; железо - 1, 4, б; бронза - 5, 8, 9; кость (рог) - 3, 7. (5-8 - по: Могильников В.А., Уманский А.П., 19996)
Рис. 8. Вещевой комплекс из Н-2, к. 5, м. 3. Железо - 1, 3, 5, 7. 9; бронза - 4, б; кость (рог) - 8, 10; камень - 2. (2-7, 10 - по: Могильников В.А., Уманский А.П., 19996)
баев М.К., Курманкулов Ж.К., 1976, рис. 4.-1) и в Передней Азии (рис. 3.-6, 7). Происхождение и развитие каменской культуры неразрывно связано с сакским миром, а потому имеются веские основания предполагать синхронное существование некоторых типов кинжалов (в том числе с овально-кольчатыми навершиями) на юге и Верхнем Приобье.
По прочтении раздела может создаться впечатление, что авторы уделяют чрезмерное внимание ранним аналогиям и не рассматривают поздние, в результате чего верхняя граница существования части публикуемых кинжалов остается довольно расплывчатой и неопределенной. Объясняется это тем, что на Алтае и прилегающих территориях достаточно хорошо прослеживаются последовательно сменяющие друг друга с VII по V вв. до н.э. вещевые комплексы, трансформация погребальной обрядности и звериного стиля. Но в более поздних комплексах (авторы придерживаются традиционных датировок; см. Руденко С.И., 1960; Марсадолов Л.С., 1996 и др.) надежных хронологических индикаторов пока нет. В захоронениях с IV в. до н.э. на равнине и в горах Алтая встречается довольно однородный аморфный инвентарь, который, зачастую, может быть с одинаковым основанием отнесен как к началу, так и к концу завершающего периода. Как образно отметил JI.C. Марсадолов (1996, с. 47), «...конец IV—III века до н.э. - это один из самых «темных» периодов...», имея в виду не только Восточную Европу, но и Алтай. Авторы обобщающего исследования по Средней Катуни также отмечают расплывчатость критериев выделения позднепазырыкских комплексов, относя почти все изученные там курганы (около 200) к VI-IV вв. до н.э. (Кирюшин Ю.Ф., Степанова Н.Ф., 2004, с. 119-121; Степанова Н.Ф., 2005, с. 209-210). Парадоксально, но на данном этапе исследования и в каменских материалах, традиционно датируемых в рамках 2-й половины I тыс. до н.э. и последними веками до н.э., мы не можем найти достаточно надежных поздних хронологических индикаторов. Как отмечалось выше, ни железные кольчатые ножи, ни железные и роговые зажимные наконечники стрел не являются основанием для уверенного датирования III-II вв. до н.э. За исключением кратко опубликованных материалов Быстровки-3 (Дураков H.A., Мжельская Т.В., 1995) и некоторых других, в каменских (как и в пазырыкских) комплексах практически не встречается изделий гунно-сарматского времени. Следует отметить, что в одинаковых с каменскими «по инвентарю, и по основным чертам погребального обряда» позднестароалейских памятниках конца I тыс. до н.э. - начала I тыс. н.э. (Фролов Я.В., 2001, с. 154; 2004) также нет существенных отличий от аморфных комплексов IV—III вв. до н.э.
В заключение остановимся на неоднократно высказывавшемся тезисе о низком уровне милитаризации каменского общества, основанном на сравнительно редких случаях нахождения вооружения в захоронениях. На многих могильниках редки даже наиболее часто встречающиеся роговые (костяные) наконечники стрел. Действительно, в 105 погребениях почти полностью исследованного могильника Рогозиха-1 (Уманский А.П., 1992; Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.H., 2005) обнаружены один целый чекан и обломок от второго, плохо идентифицируемые обломки одного или двух кинжалов и два роговых наконечника стрел. Похожая картина и в большинстве других каменских могильников, и объяснить ее только результатом ограблений (ограблению, действительно, подвергались наиболее богатые, содержащие оружие комплексы) нельзя. Вместе с тем в Локте-4а предметы вооружения найдены в 13 захоронениях из 38 могил, т.е. в каждом третьем (Шульга П.П., 2003, с. 53). При этом, в отличие от Быстровского некрополя, где находят преимущественно роговые (костяные) наконечники стрел (Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1994; и др.), в Локте-4а представлены кинжалы (в семи захоронениях), обломки чекана (в одном захоронении), колчанные крюки (в восьми захоронениях), бронзовые и железные наконечники (Шульга П.H., 2003, рис. 48). Очевидно, дело не в том, что «рогозихинцы» почти не имели вооружения, а «локтевцы» и оставившее новотроицкие могильники население были хорошо вооружены и вели постоянные военные действия. Такая прямолинейная интерпретация археологических материалов обычно заводит в тупик. Объяснение видится в локальных особенностях погребального обряда на Алтае, согласно которому настоящее боевое оружие обычно помещали только избранным. Аналогичным образом в каменской культуре относились и к редко помещаемым в захоронения сбруйным наборам (Уманский А.П., Шам-
шин А.Б., Шупьга П.И., 2005), но едва ли кто возьмется утверждать, что у скотоводов ос-тепненного Обь-Иртышского междуречья не было лошадей и сбруйной фурнитуры.
В подавляющем большинстве случаев вместо настоящего оружия в захоронения помещались его символы. На Алтае наиболее универсальным, заменявшим весь набор оружия, символом были наконечники стрел (обычно от одного до десяти). Специфику размещения оружия в каменских захоронениях позволяет понять сопоставление с синхронной пазырыкской культурой. Можно утверждать, что отношение к настоящему боевому оружию в погребальном обряде на равнине и в горах Алтая было одинаковым, хотя на первый взгляд в пазырыкской культуре оружие (включая кинжалы и чеканы) представлено в значительно большем количестве. В действительности же почти все они являются уменьшенными и миниатюрными копиями из бронзы (иногда дерева и других материалов). Уже на раннепазырыкском этапе практически все настоящие кинжалы и чеканы изготавливались из железа, но встречаются они также редко (см. Кубарев В.Д., 1981, 1987, 1991, 1992; Суразаков A.C., 1989, с. 40, 52; и др.). Особенность каменского обряда лишь в том, что условность распространялась только на изготавливавшиеся из рога и кости наконечники стрел. По имеющимся данным, обычай «каменцев» не предусматривал помещения с умершим копий оружия. Единственное известное авторам исключение представляют символические роговые уменьшенные модели ножен из Рогозихи-1 (Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И., 2005). Остальное оружие (кинжалы, чеканы, наконечники копий) уже на раннем этапе было настоящим и изготавливалось из железа. Доля железных наконечников стрел, очевидно, была также очень высока, хотя продолжали использовать и бронзовые. Важно подчеркнуть, что наиболее богатые оружейные комплексы, включающие железные кинжал, чекан и наконечники стрел, зачастую встречаются с оснащенными защитными пластинами поясными наборами и деталями сбруи. Все они, как правило, относятся к раннекаменскому этапу (2-я половина VI - 1-я половина V вв. до н. э.). Было бы логично ожидать их концентрацию на остепненной территории левобережья Оби, где происходило формирование культуры. Но это не так. Наиболее представительные комплексы происходят из залесенных правобережья (Новотроицкое-1 и 2, Раздумье-6) и северной окраины ареала культуры (Новый Шарап-1). В северной части находится и Камень-2. Очевидно, и на юге ареала будут найдены не менее богатые воинские наборы. Пока же следует признать, что на неблагоприятной для скотоводов (особенно в зимнее время) северной территории внезапно (в отличие от юга переход от раннескифского времени здесь не фиксируется, поскольку раннескифских захоронений просто нет) появляется большое количество могильников с захоронениями по каменскому обряду с богатым инвентарем, включающим индийские зеркала и превосходное, несомненно ценное вооружение типа новотроицких чеканов. Все это несколько противоречит принятой авторами точке зрения на происхождение и этапы развития каменской культуры и требует особого рассмотрения.
Так или иначе, находки в Новотроицком некрополе представительного оружейного комплекса, включающего замечательные железные чеканы с зооморфными и антропоморфным обушками еще раз показывают (см. Шульга П.П., 2003; Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.H., 2005), что каменская культура уже на раннем этапе своего развития являлась не периферией и «отстойником» для вытесняемых на север кочевников, а непосредственно связанной с сакским миром, одной из наиболее мощных в Сибири образованием с богатой культурой. Имеются основания считать ее передаточным звеном для меридиональных и широтных контактов в восточной части Евразии, нашедших отражение в погребальном обряде, инвентаре, вооружении (Могильников В.А., 1997, с. 35-60) и своеобразном зверином стиле (Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И., 2005). В связи с этим несомненный интерес представляют татарские параллели публикуемым чеканам, очевидно как-то связанным с обнаруженными в Новотроицком некрополе коллективными захоронениями, близкими курганам тисульского этапа лесостепной татарской культуры (Мартынов A.H., 1979, с. 78). Полная публикация новотроицких материалов позволит, на наш взгляд, по достоинству оценить значение этого памятника, претендующего стать опорным не только для каменской культуры, но и прилегающих территорий.
Библиографический список
Горбунов В.В. Панцири раннего железного века на Алтае // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 47-55.
Дураков И .А., Мжельская Т.В. Исследования могильника Быстровка-3 //75 лет Новосибирскому областному краеведческому музею. Новосибирск. 1995. С. 47-65.
Иванов Г.Е. Вооружение племен лесостепного Алтая в раннем железном веке // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск. 1987. С. 6-27.
Иванов Г.Е. Вооружение и военное дело населения лесостепного Обь-Иртышья в эпоху поздней бронзы - раннем железном веке: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 1995. 28 с.
Иванов Г.Е. О некоторых дискуссионных проблемах в изучении военного дела каменской культуры Алтая // Снаряжение кочевников Евразии. Барнаул, 2005. С. 41-46.
Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж.К. Захоронения воинов савроматского времени на левобережье р. Илек // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976. С. 137-156.
Кирюшин Ю.Ф., Степанова Н.Ф. Скифская эпоха Горного Алтая. Ч. III: Погребальные комплексы скифского времени Средней Катуни. Барнаул, 2004. 282 с.: ил.
Кубарев В.Д. Кинжалы из Горного Алтая // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 29-54.
Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. Новосибирск, 1987. 299 с.
Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. Новосибирск, 1991. 190 с.
Кубарев В.Д. Курганы Сайлюгема. Новосибирск, 1992. 220 с.
Литвинский Б.А. Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Т. 2: Бактрийское вооружение в древневосточном и греческом контексте. М., 2001. 528 с.: ил.
Марсадолов Л.С. История и итоги изучения археологических памятников VIII-IV веков до н.э. (от истоков до начала 80-х годов XX века). СПб., 1996. 100 с.
Мартынов А.И. Лесостепная татарская культура. Новосибирск, 1979. 208 с.
Могильников В .А. Население Верхнего Приобья в середине - второй половине I тысячелетия до н.э. М., 1997. 196 с.
Могильников В.А., Уманский А.П. Два зеркала из Новотроицких курганов // Памятники Евразии скифо-сарматской эпохи. М., 1995. С. 19-31.
Могильников В.А., Уманский А.П. Новотроицкое I, курган 15 и хронология некоторых категорий вещей Южной Сибири середины - третьей четверти I тысячелетия до н. э. // Вопросы археологии и истории Южной Сибири. Барнаул, 1999а. С. 91-110.
Могильников В.А., Уманский А.П. Бронзовые котлы из новотроицких курганов // Вопросы археологии и истории Южной Сибири. Барнаул, 19996. С. 111-130.
Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.; Л., 1960. 350 с., ил.
Смирнов К.Ф. Вооружение савроматов. М., 1961. 162 с. (МИА. №101.)
Степанова Н.Ф. О хронологических группах погребальных комплексов скифского времени на Средней Катуни // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: Материалы XIII Западно-Сибирской археолого-гео-графической конференции. Томск, 2005. С. 208-210.
Суразаков A.C. Горный Алтай и его северные предгорья в эпоху раннего железа. Проблемы хронологии и культурного разграничения. Горно-Алтайск, 1989. 216 с.
Троицкая Т.Н., Бородовский А.П. Болыпереченская культура лесостепного Приобья. Новосибирск, 1994. 184 с.
Уманский А.П. Рогозихинские курганы по раскопкам Барнаульского пединститута в 1985 году // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул, 1992. С. 51-59, 186-194.
Уманский А.П., Шамшин А.Б., Шульга П.И. Могильник скифского времени Рогозиха-1 на левобережье Оби. Барнаул, 2005. 204 с.
Уманский А.П., Шульга П.И. Два погребения с восточными зеркалами из Алтайского края // Вопросы археологии и истории Южной Сибири. Барнаул, 1999. С. 43-81.
Фролов Я.В. Староалейская культура (по данным погребальной обрядности) // Историко-купь-турное наследие Северной Азии. Барнаул, 2001. С. 149-155.
Фролов Я.В. Погребальный обряд населения Барнаульского Приобья в VI в. до н.э. - II в. н.э. (по данным грунтовых могильников): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2004. 23 с.
Шульга П.И. Могильник скифского времени Локоть-4а. Барнаул, 2003. 204 с., ил.
Шульга П.И. Датировка ранних памятников каменской культуры // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. Барнаул, 2004. С. 236-246.
Шульга П.И. О происхождении и раннем этапе развития каменской культуры скифского времени на Верхней Оби // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск, 2005. С. 108-110.
В.Е. Ларичев
Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск ВООРУЖЕНИЕ И ЗАЩИТНОЕ СНАРЯЖЕНИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА ТАГАРСКОЙ ЭПОХИ (по материалам наскальных изображений Северной Хакасии)*
Вводные замечания. Тагарская культура достигла наивысшего уровня развития к последней трети I тыс. до н.э. Подтверждают это, в частности, разнообразные памятники, открытые на севере Хакасии, в бассейне Двуречья - в долинах Белого и Черного Июса предгорий Кузнецкого Алатау. К ним относятся обширные могильные поля, монументальные святилища (протохрамы) с наскальными изображениями, а также астропункты и астросвятилища - религиозные, культово-обрядовые и протонаучные центры жречества. Детальное изучение их в течение десятилетий привело к выводу о том, что общество финального этапа существования тагарской культуры представляло собой некое подобие государственного образования, которое начало обретать статус кочевой державы. Ведь создать столь величественные протохрамы и грандиозные, опоясанные валами астросвятилища, в пределах которых размещалась сложная сеть пунктов наблюдения за светилами, могло лишь высоко социально организованное, с определенным образом централизованной властью сообщество, достаточно богатое людскими, экономическими и духовноинтеллектуальными ресурсами.
Постановка проблемы. Завершающий этап развития тагарской культуры трагичен. Она погибла на рубеже веков под напором полчищ центральноазиатских кочевников, ядро которых составляли хунну. Возникает вопрос - почему не устояла от евразийского масштаба напасти одна из самых блестящих культур Саяно-Алтайской горной страны и ее степного и таежного обрамления? Почему не смогли отразить вторжения те, кто стал наследниками эффектных культур эпохи бронзы юга Сибири? Ведь именно тагарская и родственные ей культуры Южного Урала и Средней Азии составляли авангардный бастион, который прикрывал весь евразийский степной пояс от первого нашествия центральноазиатских кочевников. И дай они им отпор, как удалось сделать это циньскому Китаю, то ход истории здесь, в зоне станового хребта культур раннего железного века Евразии, развернулся бы иначе.
История, однако, проигрывает свои действия и акты лишь в одном варианте и потому рассмотрим два фактора, которые наряду с другими, не менее важными, определили в конечном счете реальный ход событий:
- состояние военного дела в «тагарском» обществе накануне национальной катастрофы;
- религиозные и духовно-нравственные установки представителей элиты его, в первую очередь ответственной за трагедию.
‘Поиск поддержан РФФИ (проект №02-06-80094) и включен в программу фундаментальных исследований Президиума Российской Академии наук.
