CC BY
133
УДК 908
К.В. Моряхина, А.Н. Сарапулов ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О «ПЕРМСКОЙ ЧУДИ» В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ИСТОРИОГРАФИИ
Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, Пермь, Российская Федерация
В статье выделено пять этапов формирования представления о «Пермской чуди» в отечественной историографии: от введения термина в научный оборот к возникновению дискуссии об этнической принадлежности и постепенного отстранения от использования термина. В научной литературе сложилось два направления в изучении «Пермской чуди» — рассмотрение легенд о «чуди» и вопрос об этнической принадлежности. Первое отражает представления носителей легенд о древней истории, второе — процесс изучения и накопления ис-точниковой базы по истории Пермского края.
Ключевые слова: Пермская чудь, средневековье, Пермское Предуралье, этническая принадлежность, легенды, историография.
K. V. Moriakhina, A.N. Sarapulov PERM «CHUD» IN THE RUSSIAN HISTORIOGRAPHY
Perm State Humanitarian Pedagogical University, Perm, Russian Federation
Abstract. The article outlines five stages in the formation of the idea of a "Perm Chud" in Russian historiography: introduction of the term into scientific circulation, discussion of ethnicity, refusal to use the term. In the scientific literature, there were two directions in the study of the "Perm Chud" — legends about the "Chud", the question of ethnicity. The first direction reflects representations of carriers of legends about ancient history. The second direction reflects the process of studying and accumulating sources on the history of Perm Krai.
Key-words: Perm Chud, the Middle Ages, the Perm Cis-Ural, ethnicity, legends, historiography.
Название народа «чудь» в дореволюционное время получило широкое распространение. Данным словом русские обозначали чужие им народы, говорящие на незнакомом языке. Первоначально новгородцы «чудью» называли только западных финнов. Постепенно по мере продвижения новгородцев, а затем москвичей, на восток география «чуди» расширяется: сначала на Урал, а затем на Алтай [22, с. 37-38]. Местные народы со временем заимствовали от русских это название, придавая ему свое значение. Как отмечает Р.А. Агеева, под «чудью» могли понимать: 1) в целом финно-угорские народы; 2) прибалтийско-финские народы; 3) финно-угорское население Русского Севера; 4) древнее население, оставившее городища и могильники; 5) древний воинственный народ [1, с. 195].
В Пермской земле под «чудью» стали понимать древнее население, некогда проживавшее на этой территории. Так, например, в одних из первых письменных источниках края — в писцовой книге М. Кайсарова 1623 г., в переписной книге 1678 г. — говорится о чудском селище близ Соли Камской, чудском городище в районе Кунгура [29, с. 127].
Постепенно понятие «чудь» проникает в научную среду, где под данным понятием опять же понимается древнее население. Поскольку «чудь» встречается на широкой территории, появляется необходимость в сужении понятия. Ф.А. Теплоховым было введено понятие «Пермская чудь», которое, по его мнению, связано с расселением этого народа на территории древней Перми, но не определяет связь чуди с пермяками [36, Б, с. 4]. В последующем как синоним использовалось также понятие «Камская чудь».
Дореволюционные исследователи, изучая древнюю историю Пермской земли, задавались вопросами: кто здесь проживал в древности? что за народ такой «Пермская чудь»? В советское время интерес не исчезает, остается он и до настоящего времени.
В отечественной историографии можно выделить три периода формирования представления о Пермской чуди:
1. кон. XVIII - сер. XIX вв. Появления первых археологических и этнографических работ о Пермском Предуралье. Впервые название «чудь» употребляется по отношению к древнему населению Пермского Предуралья в литературе.
2. 50-е - 80-е гг. XIX в. Исследователи Пермского края стали понимать под чудью финский народ. Но конкретных уточнений касательно этнической принадлежности чуди не делали.
3. 80-е г. XIX - нач. XX вв. Возникает полемика по вопросу этнического определения чуди: одни исследователи считали, что это пермские финны, другие — что это угры, третьи — что это полиэтничное население (и пермские финны, и угры).
4. 20-90-е гг. XX в. Термин «Пермская чудь» практически перестает употребляться в научной литературе, вместе с этим прекращаются дискуссии об этническом определении Пермской чуди. Теперь чудь рассматривается в ключе мифического народа, и исследователи обращаются к сбору, изучению, интерпретации легенд о чуди.
5. Начало XXI в. По-прежнему интерес исследователей обращен к легендам о Пермской чуди. Но вновь был поднят вопрос об этнической принадлежности древних жителей Прикамья (понятие «чудь» по отношению к нему не используется).
Первый этап (кон. XVIII — сер. XIX в.). Упоминание о чуди встречается в одних из первых археологических исследованиях Пермского края. В конце XVIII в. Н.П. Рычков пишет в своих записках, что жителями Древней Биармии была чудь. В начале XIX в. В.Н. Берх упоминает чудь как древних жителей Пермской земли, не имеющих отношения к пермякам [32, с. 1, 18]. При этом исследователи не задаются вопросом, а кем же именно была «чудь». Параллельно с этим начинается сбор легенд о чуди. Еще во второй половине XIX в. И.И. Лепи-хиным была записана легенда о Пере-богатыре [23, с. 7], в начале XIX в. В.Н. Берхом — о чудской деве [4, с. 118].
91
Второй этап (50-е — 80-е гг. XIX в.). В 50-е гг. XIX в. появляются работы, в которых чудь называют финским народом. Первый об этом написал Эйхвальд: «чудские или финские племена жили в отдаленной древности на востоке Азии. Оттуда они стали передвигаться одно за другим на запад, перешли Урал и заселили весь север нынешней Европейской России» [32, с. 5-6]. Практически в это же время выходит статья А. Крупенина, в которой он среди финских народов выделяет племя чуди. Чудь, по его мнению, уже вышла из первобытного состояния, изготовляла изделия из металла, и вела торговлю с Волжской Булгарией [17, с. 5-6].
С.Г. Строгонов считает чудь и финнов одним и тем же народом. Так, в своем письме к А.Е. Теплоухову он пишет о том, что исследует проблему происхождения «скифов, одноплеменных с чудами или финнами, переселившимися с равнин Средней Азии в первых веках н.э.» [27].
Первые попытки представить, кем же была «чудь» весьма условны и поверхностны, не имеют доказательной базы. По мере изучения средневекового археологического материала, лингвистики, легенд возникают споры: кто был древним жителем «Перми»?
Третий этап (80-е г. XIX — нач. XX вв.). В ученой среде складывается три точки зрения на этническую принадлежность «Пермской чуди»: пермские финны, угры, полиэтничное население (и пермские финны, и угры).
Сторонники идеи, что чудь — это пермские финны, а, следовательно, предки коми-пермяков, отстаивая свою позицию, опирались на лингвистику, археологические материалы и собранные легенды. Приверженцами данной точки зрения были А.Ф. Теплоухов, П. Богословский, Д.Д. Смышляев, Н. Добротворский, А.П. Иванов, В. Волегов, Н.М. Малиев, Н.Г. Первухин, Г. Верещагин.
А.Е. Теплоухов и П. Богословский обращают внимание на топонимы и гидронимы — они все имеют финскую основу: городища имеют окончания -кар [5, с. 4], реки бассейна Камы окончания -ва. Следует отметить, что А.Е. Теплоухов выделяет чудь как самостоятельный финский народ, отличающийся от пермяков, зырян и вотяков. Чудь стояла на более высоком уровне развития, чем выше перечисленные народы, и вела торговлю с азиатскими народами при посредничестве Булгарии в VШ-XI вв. По мнению исследователя, вытеснен был чудской народ с территории Пермского Предуралья не русским населением. Русские нашли только покинутые чудью селища, заросшие лесом [35, с. 1].
Опираясь на данные лингвистики, а также оценивая обнаруженные археологические артефакты В. Волегов и Н.М. Малиев приходят аналогичному выводу. Так, В. Волегов, обращаясь к археологическим материалам, найденным на чудских городищах, и приходит к выводу, что эти находки имеют сходство с пермскими изделиями, таким образом, по его мнению, чудь и пермяки являются родственными народами. В подтверждение этого В. Волегов указывает на то, что пермская топонимика и гидронимика имеет финскую основу [32, с. 7-8].
92
Н.М. Малиев отмечает, что торговые связи местного «чудского населения» были одинаково развиты и велись с одними и теми же странами до и после Стефана Пермского. К тому же археологические находки соответствуют языческим представлениям пермяков. Исследователь в качестве подтверждения приводит 105 названий рек имеющих финскую основу. Но при этом Н.М. Малиев считает, что вопрос об этническом определении чуди нельзя решить окончательно без сравнения черепов пермяков и чуди [19, с. 30-32].
Н.Г. Первухин считал, что пока вопрос об этническом определении древнего населения Прикамского края остается открытым. Но делает предположение, что чудь могла быть предками пермско-зырянской народности. Такой вывод Н.Г. Первухин строит на основе исследований Зюздинского края (в наст. вр. -Афанасьевский р-он, Кировская обл.): более древние чудские изделия имеют наибольшее сходство с поздними старо-пермскими (пермскими и зырянскими, как уточняет далее Первухин) изделиями [25, с. 160].
Обращаются исследователи и к этнографическим материалам, которые, по их мнению, указывают на родство «чуди» с пермскими народностями. Н. Добротворский, предполагая, что чудь представляет собой пермскую ветвь финского племени (пермяки, зыряне и вотяки), основывается на легенде о самопогребении чуди: «Но не вся чудь зарылась в ямы. Много ее в лес убежало. Пермяки от этой чуди и народились». Что же касается появления чудского народа на северо-восточной части Европейской России, то, по мнению Н. Добротворского, они были выходцами из Средней Азии [11, с. 229-231].
А.П. Иванов тоже принимал чудь за прямых предков пермяков, зырян и вотяков. Время господства чуди он относил к Х-Х111 вв. А.П. Иванов опирается главным образом на местные традиции: дети пермяков носят на чудские кладбища и поминают там «чудского дедушку, чудскую бабушку» [31, с. 125]. Что же касается вотяков, то данный исследователь предполагает, что ими были заимствованы личные имена от родственного народа — чуди [30, с. 37]. Различие археологического материала раннего и позднего периодов А.П. Иванов объясняет следующим образом: культура Пермской чуди не была самостоятельна, она находилась в зависимости от Волжской Булгарии. С прекращением исторической автономии Булгарии — прекратился и доступ металлических изделий в чудской край, которые поступали раньше в большом количестве. Поэтому и отмечается упадок культуры Пермской чуди [10, с. 19-20].
Г. Верещагин, изучая Вятскую летопись, пришел к выводу, что чудь — это предки вотяков. Вятская летопись гласит: «На Вятке реке жили чуди предки Отяков, обладающих многими землями и угодьи, построища окопы и валы земляные круг жилищ своих, боящиеся находу Руссии... На правой стороне на выи и , . и 1—1 с»
сокой горе устроен град чудской <...>, называемой чудью Болванский городок, иже ныне нарицается Никулицыно» [28, с. 185-186]. Г. Верещагин еще обращает внимание на то, что в Завьяловской волости (в наст. вр. — Завьяловский р-он, Удмуртская Респ.) вотяки причисляют себя к племени чуди [6, с. 23].
93
Д.Д. Смышляев придерживался мнения, что биармийцы, чуди и финское племя представляют собой один и тот же народ. Что же касается определенного этноса жившего на территории Пермского Предуралья, то на этот вопрос Д.Д. Смышляев не дает четкого ответа. С одной стороны, он говорит, что известие об обращении пермяков в христианскую веру Стефаном Великопермским подтверждает скандинавские рассказы IX в. о существовании богатых капищ и идолов. Из этого следует, что пермяки и есть биармийцы, древние обитатели этой земли. С другой стороны, Смышляев указывает, что Биармия или Пермь — это территориальное обозначение, и не подразумевает под собой, что пермяки изначально жили на данной территории. К тому же сами пермяки называют себя коми. Д.Д. Смышляев затрагивает и проблему угорского присутствия на западном склоне Урала: еще в XII в. они жили на указанной территории. А «остатки угров до сих пор существуют в Пермской губернии, под именем вогулов» [33, с. 1-6].
Иной точки зрения, что чудь — это угорская народность, придерживались, опираясь в первую очередь на археологические данные, М.В. Малахов, Ф.А. Теплоухов, Д.Н. Анучин, И.Н. Глушков, К. Жаков, А.А. Спицын.
Одним из первых, кто выдвинул идею о родстве чуди с вогулами (т.е. уграми), был М.В. Малахов. Он обратил внимание на сходство чудских изображений на скалах и береговых утесах, на так называемых писаницах, с вогульскими тамгами (тамга — название знака, вероятно имеющего символическое значение, принадлежащего каждой вогульской семье или фамилии) [18, с. 213].
Ф.А. Теплоухов, развивая идею, что чудь — это вогулы, указывает, что древности Пермской чуди принадлежали одному народу, т.к. они весьма своеобразны. Также исследует чудских идолов и баснословных существ, на берегах Камы и ее притоков и приходит к выводу, что эти вещи идентичны угорским. Примерами тому являются находки Чаньвенской пещеры и других пещер по р. Колва [37, с. 62]. Следует отметить, что чудскую культуру Ф.А. Теплоухов датировал V-XII вв. По каким-то причинам (это не было установлено) Пермская чудь (угры) отступила на другую сторону Урала, место которой впоследствии заняли родственные финно-угорские народы [36, с. 73].
Д.Н. Анучин, один из первых исследователей пермского звериного стиля, в своих работах делает заключение, что изображения птиц на древностях присваиваемых Пермской чуди аналогичны изображениям птиц у вогулов и остяков в XIX в. [2, с. 135].
И.Н. Глушков, вслед за предшественниками, сравнивает религиозный быт вогулов и Пермской чуди, от которой остались поселения на территории Пермской, Вятской и Вологодской губерний. Чудские и угорские изображения почитаемых животных (лошадь, соболь, «чудской ящер») и глиняные чашечки, использовавшиеся для приношений богам, как предполагает И.Н. Глушков, имеют сходства между собой и, возможно, имели одинаковые функции и значение [7, с. 60].
A.А. Спицын, анализируя облик чудских древностей, например, Сасанид-ских блюд, серебряных гривен глазовского типа, серебряных погребальных масок, относил Пермскую чудь к угорской народности. Хотя ранее А.А. Спицын, когда занимался исследованием только Вятской губернии, считал чудь предками вотяков. Но, когда он познакомился с археологией всего Урала, более детально изучил древности края, его мнение изменилось в пользу угорской теории [13, с. 646].
К. Жаков, ссылаясь на труды Ф. А. Теплоухова и поддерживая его мнение относительно «чуди», добавляет в качестве доказательства, что гидронимика северо-восточной части Европейской России имеет угорские корни. Например, это реки Вычегда, Вымь, Сысола, Пижма, Вишера. Но, тем не менее, К. Жаков был до конца не уверен в угорском происхождении «чуди», поскольку как он пишет: «не хватает еще данных, чтобы окончательно утвердиться в том, что представляет собой Пермская чудь» [12, с. 106].
К исследователям, рассматривающим Пермскую чудь как полиэтничное население, стоит отнести А.А. Дмитриева, И.Н. Смирнова, В.Н. Шишонко, И.Я. Кривощекова. По их мнению, на территории Пермского Предуралья в эпоху средневековья проживали пермяки, зыряне, вотяки, вогулы и остяки.
По мнению А.А. Дмитриева, под чудью стоит понимать «всех далеких предков поздних финских народов, безразлично пермской или угорской группы, — всех исконных обитателей, чуждых по племени и религии русским людям» [10, с. 4]. По мнению А.А. Дмитриева, исчезновение чудской культуры было связано с монголо-татарским нашествием, т. к. ее существование находилось в прямой зависимости от Волжской Булгарии. В XIV в. нет уже ни прежней чуди, ни прежней Булгарии. Чудь потеряла свое благосостояние, и с того момента, как указывает А. А. Дмитриев, началось ее быстрое племенное разложение. Это обстоятельство послужило причиной усиления на чудских землях русской колонизации и появления народов тоже финского происхождения (зырян, пермяков, вогулов и др.) [9, с. 56-68]. Какой именно народ в данном случае под чудью понимал А.А. Дмитриев не совсем ясно. Но из его слов можно заключить, что чудской финский народ позднее смешался с пришлыми родственными финскими народами, соответственно это были не идентичные народы.
B.И. Шишонко, ссылаясь на «Повесть временных лет» Нестора и на древние исторические акты, указывает, что пермяки с Х1-Х11 вв. (возможно раньше) проживают в северной части Пермской губернии. С появлением русских в этой местности и начавшейся христианизацией, по преданию, одни из коренных жителей приняли христианство и остались на своей земле (видимо это были пермяки), а другие (угры) отказались принять христианство и отправились за Урал в Сибирь [39, с. 7]. Кто проживал в Пермской земле до прихода пермяков, исследователь не указывает. Но поскольку нет указаний на переселение угров, то, вероятно, они уже здесь проживали к этому времени. Свидетельством проживания угров в древности в Пермском Предуралье, как указывает В.И. Шишонко, явля-
95
ются Соликамские писцовые книги 1623-24 гг., где есть указания, что в этом месте «была деревня остяцкая». По мнению В.И. Шишонко, деревня была оставлена остяками, переселившимися в другое место [39, с. 19].
И.Н. Смирнов в своих исследованиях также делает вывод, что «чудь народных преданий и русских актов представляет одно и тоже с предками современного населения с Северо-Западной частью Пермской губернии — пермяками на западе, уграми — на востоке». Название «чудь» не представляет собой создание народов пермской группы, а было заимствовано у русских, обозначавших «чудь» туземцев [31, с. 114]. Доказательством родства пермяков с чудью является топонимика, этнографические данные, записанные А.П. Ивановым. Указывает на это родство помимо прочего и сходство чудского и древнепермяцкого костюма. Чудской костюм состоял из кожаных одежд, украшенных подвесками, которые прикреплялись к одежде ремнями. Древний костюм пермяка также состоял из выделанных шкур. Близок к чудскому был и костюм шамана, представляющий пережиток прошлого [31, с. 123-125]. Жилище чуди тоже схоже с жилищем пермских финнов. И.Н. Смирнов обращается к легендам, в которых встречаются описания чудских построек — это маленькие избенки или шалаши, похожие на те, которые можно встретить у черемис или вотяков [30, с. 37]. Что касается вопроса родства чуди и вогул, он остался для исследователя открытым. В свое время на него оказала влияние статья Теплоухова о Чаньвенской пещере, и по разрешению Императорской археологической комиссии в 1896 г. И.Н. Смирнов занимается поиском вогульских могильников в Пермской и Вятской губернии, чтобы выявить представляют ли вогулы собой чудь. Но экспедиция не дала результатов, могильники так и не были обнаружены [26, с. 189-211].
И.Я. Кривощеков рассматривает древних жителей Пермской губернии как полиэтничное население, а соответственно и «Камскую чудь». По его мнению, просто поменялось название: до русской колонизации называли народ чудью, а после пермяками. Камская чудь приняла христианство и подчинилась Московской власти, после чего превратилась в современных пермяков. Пермские князьки и пермяки, ставшие помещичьими крестьянами, и есть прямые потомки Камской чуди. Находясь в крепостном режиме чудь забыла свой прежний образ жизни и свою культуру [14, с. 49-56]. Появление слова «чудь» И.Я. Кривощеков относит к XVI в. В то время русские начали называть оставшихся в язычестве пермяков чудью. А в первой переписи населения (перепись Яхонтова) в 1579 г. пермские «кары» уже называются чудскими городищами [15, с. 33]. Тот факт, что современные пермяки сейчас отрицают родство с Пермской чудью, И. Я. Кривощеков объясняет следующим образом: «и это совершенно справедливо, если в нем течет кровь, содержащая несколько процентов из Гордеевок с Волги, с Устюга и Тотьмы на Северной Двине и других местностей, то родство с чудью действительно является отдаленным» [14, с. 54].
В дореволюционное время вопрос об этнической принадлежности чуди так и остался открытым. Во многом это было связано с нехваткой источниковой ба-
96
зы для разрешения вопроса и противоречащими друг друга данными лингвистики и археологии.
Четвертый этап (20-90-е гг. XX). 20-е гг. XX в. являются отголосками дореволюционных взглядов на проблему Пермской чуди. А.Ф. Теплоухов вслед за своим отцом придерживается мнения, что под чудью стоит понимать угорское население. К такому выводу он приходит, анализируя названия рек и поселений на территории Верхней Камы, Верхней Вычегды, Чепцы. Многие современные коми-пермяцкие название деревень и рек носили раньше угорские названия. Например, угорское название реки Ядья (у угров окончания -я или -ье означают реку) было заменено на пермское Ядьва, поселения Анюшкар и Майкар имеют другие названия (угорские) — Кыласово и Туманово. Часть рек сохранили свои угорские названия: Кордья — приток Иньвы, Урья — приток Косы и др. Жития святых, записки путешественников также свидетельствуют о проживании угров в Предуралье и об их последующем переходе в Зауралье [38, с. 70-74]. А. Кани-сто тоже обращает внимание на угорские корни в названиях местностей в Прикамье и Вычегде [34, с. 62-74].
Отход от проблематики этнической принадлежности «Пермской чуди» связан с трудами А.В. Шмидта, который считал «чудь» народным вымыслом. Но при этом указывал, что вопрос об этничности средневекового населения края необходимо дальше исследовать. Сам А.В. Шмидт придерживался мнения, что, судя по данным археологии, УГ-УШ вв. — проживали угры, в Х!-Х!У вв. — уже древнепермское население. Для !Х-Х вв. он не определил состав населения [40, с. 42-51].
В 50-70-е гг. ХХ в. археологи и этнографы обращаются к исследованию легенд о «Пермской чуди», подтверждения которым пытаются найти в археологических и исторических фактах. Стоит отметить работы Л.С. Грибовой [8, с. 96106], В.А. Оборина [21, с. 110-111], А.С. Кривощековой-Гантман [16, с. 140], М.Н. Ожеговой [24]. Все исследователи связывали легендарную «чудь» с предками коми-пермяков.
Пятый этап (начало XXI в.). Интерес к легендам о Пермской чуди снижается. Зачастую ее определяют, как мифический, вымышленный народ.
Но, несмотря на то, что «чудь» потеряла свое «историческое лицо», интерес к проблеме этнического состава средневекового населения Пермского Преду-ралья сохраняется, и сейчас это один из актуальных вопросов археологии.
В настоящее время проходят очень бурные дискуссии между сторонниками угорской теории (А.М. Белавин, Н.Б. Крыласова, В.А. Иванов) [3, с. 118-124] и сторонниками теории пермского автохтонного населения (Р.Д. Голдина, А.Ф. Мельничук, И.Ю. Пастушенко) [20, с. 109-117]. По мнению первых угорское население в Х!-ХП вв. значительно сокращается, и его место занимают пермские финны, которые и ранее совместно с уграми («чрезполосно») проживали на рассматриваемой территории, а также мигрирующие сюда финны Поволжья и Северо-Запада.
Вне зависимости как обозначать население Пермского Предуралья «чудью» или просто средневековым населением вопрос об его этнической принадлежности привлекает интерес ученых. Интерес стал формироваться по мере накопления источниковой базы. Привлекая данные археологии, лингвистики, этнографии исследователи до сих пор не могут дать однозначного ответа на вопрос: «кто проживал здесь в средневековье?», по-прежнему имеют место быть споры и поиск новых данных, подтверждающих ту или иную точку зрения.
Библиографический список
1. Агеева Р.А. Об этнониме чудь (чухна, чухарь) // Этнонимы. — М.: Наука, 1970. — С. 194-203.
2. Анучин Д.Н. К истории искусства и верований у Приуральской чуди // Материалы по археологии восточных губерний. Т. 3. — М.: Типография М. Г. Волча-нинова, 1899. — 165 с.
3. Белавин А.М., Крыласова Н.Б. Шнуровой орнамент - этнический маркер в культурах Предуралья эпохи железа! // Труды КАЭЭ. — 2009. — Вып. 6. — С. 118124.
4. Берх В.Н. Путешествия в города Чердынь и Соликамск для изыскания древностей. — СПб: Печатано в Воен. Типографии Гл. штаба Его Импер. Величества, 1821. — 234 с.
5. Богословский П. Подземный ход и археологические раскопки в селе Пыскор, Соликамского уезда. — Пермь: Типо-Литогр. Губ. Правл., 1915. — 48 с.
6. Верещагин Г.Е. Вотяки Сарапульского уезда. Т. 2. — Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1996. — 204 с.
7. Глушков И.Н. Чердынские вогулы: Этногр. очерк. — М.: т-во скоропеч. А. А. Левенсон, 1900. — 64 с.
8. Грибова Л.С. Пермский звериный стиль. — М.: Наука, 1965. — 147 с.
9. Дмитриев А.А. Историко-археологические очерки Чердынского края // Календарь Пермской губернии. — Пермь: Тип. Губ. правл., 1883. — С. 56-99.
10. Дмитриев А.А. Исторический очерк Пермского края. - Пермь: Типография губернского правления, 1896. - 48 с.
11. Добротворский Н. Пермяки // Вестник Европы. — СПб: Типография Ста-сюлевича, 1883. — март. — С. 228-265.
12. Жаков К. По Иньве и Косе // Камасинский Я. Около Камы. Этнографические очерки и рассказы. — М: типография т-ва И. Д. Сытина, 1905. — 211 с.
13. Императорская Археологическая комиссия (1859-1917): к 150-летию со дня основания. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2009. — 1192 с.
14. Кривощеков И.Я. К вопросу об исчезновении Камской чуди // Труды ПУАК. Вып. 7. — Пермь: Типография губернского правления, 1904. — С. 49-56.
15. Кривощеков И.Я. Словарь географически-статистический Чердынского уезда Пермского края. Пермь: Издание Чердынского уездного земства. 1914. — 850 с.
16. Кривощекова-Гантман А.С. К проблеме Пермской чуди // Вопросы лингвистического краеведения Прикамья. Вып. 1. — Пермь: Перм. пед. ин-т, 1974. — С.132-142.
17. Крупенин А. Краткий исторический очерк и цивилизации Пермского края // Пермский сборник. Кн.1. — М., 1859. — С. 1-45.
18. Малахов М.В. На чудском городище // Древняя и новая Россия. Т. 1. № 3. — СПб., 1879. — С. 210-221.
19. Малиев Н.М. Антропологический очерк племени пермяков // Труды общества естествоиспытателей при Казанском университете. — Казань: Тип. Императорского ун-та, 1887. — 70 с.
20. Мельничук А.Ф., Коренюк С.Н., Перескоков М.Л. Шнуровой орнамент - этнический индикатор в культурах железного века Среднего Предуралья? // Труды КАЭЭ. — 2009. — Вып. 6. — С. 109-117.
21. Оборин В.А. Соотношение легенд о чуди с коми-пермяцкими преданиями и их историческая основа // Вопросы лингвистического краеведения Прикамья. Вып. 1. — Пермь: Перм. пед. ин-т, 1974. — С. 107-120.
22. Овчинникова Б.Б. «Чудь»: представления об исчезнувшем народе // Урал в зеркале тысячелетий. Вып. 50. Кн. 1. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 2009. — С. 31-40.
23. Ожегова М. Н. Устно-поэтическое творчество коми-пермяцкого народа. — Кудымкар: Коми-пермяц. кн. изд-во, 1961. — 115 с.
24. Ожегова М.Н. Коми-пермяцкие предания о Кудым-Оше и Пере-богатыре.
— Пермь, 1971. — 132 с.
25. Первухин Н.Г. По следам чуди. У верховьев реки Камы // Материалы по археологии восточных губерний России. Вып. 2. — М., 1896. — С. 128-160.
26. Пермская и Вятская губернии (Экскурсии проф. И.Н. Смирнова) // Записки императорского русского археологического общества. Т. 8. Вып. 1-2. — СПб., 1896. — С. 189-211.
27. Письмо С. Строганова А.Е. Теплоухову // ГАПК. Ф. 613. Оп.1. Д. 192.
28. Повесть о земле Вятской // Труды Вятской губернской ученой архивной комиссии. — 1905. — Вып. 3. — С. 3.
29. Полякова Е.Н. Проблема Пермской чуди в лингвистическом аспекте // Вопросы лингвистического краеведения Прикамья. Вып. 1. — Пермь: Перм. пед. ин-т, 1974. — С. 124-131.
30. Смирнов И.Н. Вотяки // Известия общества археологии, истории и этнографии. Том 8. Вып. 2. — Казань: Тип. Имп. ун-та, 1890. — 351 с.
31. Смирнов И.Н. Пермяки // Известия общества археологии, истории и этнографии. Том 9. — Казань: Тип. Имп. ун-та, 1891. — 289 с.
32. Смышляев Д. Д. Источники и пособия для изучения Пермского края.
— Пермь: Тип. губ. зем. управы, 1876. — 181 с.
33. Смышляев Д. Д. Сборник статей о Пермской губернии. — Пермь: Типолитография губернского правления, 1891. — 300 с.
34. Талицкий М.В. Верхнее Прикамье в Х-ХГУ вв. // МИА. — 1951. — № 22. — С. 33-96.
35. Теплоухов А.Е. О доисторических жертвенных местах на Уральских горах // Зап. УОЛЕ. — 1880. — Т. 6. — Вып. 1. — С. 1-31.
36. Теплоухов Ф.А. Оттиски статей и заметок о древностях Пермской губернии. — Пермь: Тип. н-ков Каменского, 1892-1895. — 280 с.
37. Теплоухов Ф.А. Древности, найденные в Чаньвенской пещере, Соликамского уезда // Пермский край. Том 3. — Пермь: Пермским губ. стат. комитетом, 1895. — С. 3-74.
38. Теплоухов А.Ф. О произошедшей некогда смене угров пермяками на Верхней Каме, коми на Верхней Вычегде и удмуртами на Чепце // Ученые записки ПГУ. — 1960. — Т. 12. — Вып. 1. — С. 70-74.
39. Шишонко В. Н. Пермская летопись с 1263-1881. Первый период с 1263-1613. — Пермь: Тип. губ. зем. управы, 1884. —238 с.
40. Шмидт А.В. О Чуди и ее гибели // Записки УОЛЕ. — 1927 — Т. XL. — Вып. II. — С. 49-53.
