CC BY
114
3. Усманова
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ПОНЯТИЯ МУЖЕСТВЕННОСТИ И ЖЕНСТВЕННОСТИ В ТАДЖИКСКИХ МИФОЛОГИИ И ЭПОСЕ
Ключевые слова: традиционное сознание таджикского народа, гендерная амбивалентность, гендерные представления, мифологическое сознание, мифологические образы, эпические образы
Комплекс представлений о мужественности и женственности, о взаимоотношениях полов в различных сферах социальной жизни формируется в недрах культуры, опирается на её традициях и выражает опыт отношений между мужчинами и женщинами в обществе. Некоторые исследователи называют эти представления тендерными (4,34). Гендерные представления - составная часть социальных представлений, и степень их изменений позволяет судить о глубине изменений внутри самой культуры. Особенно значим этот процесс в переломные эпохи, подобные той, которую переживают на данный момент все постсоветские страны, в том числе и Таджикистан.
Обращение к мифологическому сознанию и мифологическим представлениям таджиков в рамках исследования истоков тендерных отношений и ролей в традиционной культуре объясняется желанием реставрировать базовый слой мифологического сознания, архаического интеллектуального опыта, отраженного в религиозно-мифологических памятниках и выстроить более точное представление о прошедших эпохах и присущих им особенностях. Согласно Е.Ивахненко, архаические верования и мифологическое сознание - особый класс идей, мыслей, взглядов и ценностей, которыми живут несколько поколений и которые являются для них чем-то очевидным и самим собой разумеющимся. Это скрытое
основание народного самосознания или аутентичное этническое мышление (5,108). Мифологическое мышление являлось тем системообразующим стержнем, на котором держался весь идейный мир культуры древности. Аутентичное этническое мышление нагляднее всего представлено в символах, мифах, образах богов и богинь и верованиях, связанных с местом в истории (и вмирсоздании целом) мужчины и женщины. Некорректной и необъективной представляется попытка исследования традиционного и этнического мировоззрения только с рационалистических позиций, когда архаическому мышлению не придается должного значения.
Основа тендерных различий и связей в таджикской культуре заложена в мифологии и эпосе таджиков. Женские образы в древнеиранской мифологии, представленные в дошедших до нас текстах Авесты, архаичны и символичны. Наиболее ярким, центральным женским персонажем в Авесте является богиня Ардвисура Анахита: «Ардвисура Анахита - богиня любви, страсть вызывающая, покровительница стад и домашнего очага, защитница арийских стран... Она творит семя всех мужей, уготавливает для родов материнское лоно всех жён, делает легкими роды всех жён, исполняет в урочное время молоком материнскую грудь; бескрайняя, славная именем, длиною равная всем водам <...> покровительница всего творения в Истину Ашу верующих...»(9,144). Образ Анахиты - родоначальницы и покровительницы всего рода Истины Аши, выполняет культурологическую роль материнского начала в мифологии. Во избежание буквального понимания ее родительской функции, в Авесте неоднократно подчеркивается, что мироздание сотворено Маздой*. Тот факт, что не только люди, «но и боги -ахуры и азаты, преклоняются перед великолепием и величием Ардвисуры Анахиты» (9,145) «Сам Ахура Мазда приносил ей жертву в Арьяна Ваджа, у благой реки Вахви Датии, прося помощи в наставлении Заратуштры» (9145), говорит о неизмеримо высоком положении Анахиты в пантеоне авестийских богов. Все важнейшие события в древнеиранском обществе и подвиги мужчин - героев и богов - совершаются при непосредственной помощи и участии богини Анахиты и предваряются обильными жертвоприношениями ей. Изображения и фигурки Анахиты, найденные на территории Средней Азии, не всегда соответствуют авестийскому описанию, где
она предстает «в образе прекрасной девушки, сильной, стройной, прямой, высоко подпоясанной» (9, 145), но именно это несоответствие позволяет нам предположить генетическую связь богини с древнейшим женским божеством - покровительницей жизни. Великой Матерью. Уже само по себе материнство обладает «религиозной благодатью».
Еще одним замечательным женским божеством в Авесте является Спента Армайти, или «Святое Благочестие»; среднеперс. Спандармат. Этот образ непосредственно «восходит к индоиранской мифологеме о Великой Матери-Земле Зам; имеет лингвистическое соответствие в «Ведах». В «Гатах» - олицетворение набожности и ... олицетворение мирного, преуспевающего пастушеского общества» (9,502). В «Младшей Авесте» образ Спенты Армайти подвергается сильной антропоморфизации, становится богиней-покровительницей Земли, одновременно персонифицируя Землю.
Следует отметить один немаловажный факт, касающийся первых людей в Авесте.
Первым человеком и первым праведником, согласно книгам «Меноги Храт» 27.14-18, был Гайа Мартан (среднеперс. Гайомарт, в «Шахнаме» - Каюмарс). Одним из великих благ, совершенных им, было то, «что род людской и все души праведных мужчин и женщин возникли из его тела» (9,164), и в частности, это касается первой человеческой пары, чьи имена Машья и Машьёйя. В отличие от иудео-христианской мифологии, первые люди в Авесте, несмотря на то, что познали «что угодно и что не угодно Богу, и обрели мудрость», не были наказаны Богом, продолжали жить, плодиться и работать в радости, счастье и в благословении, обозначаемом в иранской мифологии как фарн, или хварна.
Отсутствие идеи сотворения женщины из части тела первого мужчины, а также идеи первородного греха в древнеиранской мифологии, на наш взгляд, сыграло важную роль в процессе формирования тендерных представлений древних таджиков. Гинекократическое право, присущее древнейшим обществам и построенное на религиозной основе, легитимизирует власть женщин, ведь именно женщине, как полагает И. Бахофен, свойственно «глубокое, полное предчувствий постижение божества, которое, сплавляясь с чувством любви, и в самые дикие времена давало
женщине, особенно матери, исключительно действенную религиозную силу» (1,216). В этом смысле материнство можно считать одним из условий религиозности женщины. Образование и культура народов, по мысли Бахофена, построены на способности женщины к воспроизводству и трансмиссии основных ценностей общества, ибо «женский дух устремлён к сверхъестественному, божественному, неподвластному закономерности и чудесному». Поэтому именно женщины «особенно призваны к тому, чтобы охранять почитание божества» (2,107).
Историки тендерных отношений A.B. Бородина и Д.Ю. Бородин попытались переосмыслить концептуальные построения «матриархальной» теории И. Бахофена, некоторые логические конструкции которой кажутся интересными и заслуживающими внимания (2,99-121). Согласно теории И. Бахофена, эпоха «гинекократии» характеризуется приоритетом духовного, морального начала над сложившейся в обществе правовой/ политической системой. Духовный мир матриархата, по Бахофену, основан на двух «естественных чувствах» - женской религиозности и материнской любви. Чувство материнской любви «не чуждо ни одной эпохе» и «само по себе сразу рождает понимание» (1,228). Материнская любовь для Бахофена представляет собой базисный элемент, на котором основана вся система, весь уклад, понимаемый нами под термином «матриархат». Любовь к матери суть «таинственная сила, которой в равной степени проникнуто всякое существо» (1,102). Через «волшебство материнства» «человечество впервые дорастает до цивилизации» (1,105), матриархальная культура суть начало познания мира человеком, исторического развития в целом. Миф о покровительстве богини Анахиты родам всех женщин и вообще всех живых существ на земле, на наш взгляд, содержит в себе идею связи женщины с рождением жизни, с постижением нового знания, дарующего человечеству неограниченные возможности.
Всепоглощающая материнская любовь к сыну, неограниченная рамками морали и права, воспета как в Авесте, так и в более поздних эпических памятниках («Шахнаме», «Гуругли»), Многие сыновья -герои эпоса, связаны с матерью (защищены её оберегом, слушают ее советы, находятся под её прямым влиянием) на протяжении всего сюжета (жизни), в то время как судьба женских персонажей не всегда
так сильно зависит от матери, и связь дочери с матерью прямо не прослеживается. Во многих сказаниях прослеживаются интимно-родственные взаимоотношения матери и сына (Тахмина и Сухроб). Бахофен подчёркивает «материально-плотскую», «материнско-теллурическую» природу этого счастья находиться в подчинении (у матери).
Неравенство мужчин и женщин в древней культуре таджиков не носило выраженного тендерного характера: стратификация общества выстраивалась по другим признакам.
Мотив зависимости мужчины от материнской заботы и любви усилен в сюжетах, связанных с Сухробом - сыном Тахмины, супруги Рустама, главного героя-богатыря поэмы «Шахнаме». Так как Рустам оставляет Тахмину еще задолго до рождения сына, именно на мать ложится бремя его воспитания: от неё он получает главные уроки в своей жизни; и не только мудрые советы, она вдохновляет его на подвиги. Трагедию убийства Рустамом своего сына - Сухроба не дает повторить именно женщина - мать Барзу - внука Рустама, которая в последний момент открывает Рустаму глаза (9,236).
В контексте нашего исследования важной представляется также тема умирающего и воскресающего божества, обладающего солярными функциями (в эпосе «Шахнаме» - Сиёвуш), для которой характерна, как правило, земледельческая семантика. В результате эпического конфликта (вражда между Ираном и Тураном, предательство) главный мифологический герой гибнет, но возрождается с появлением чудесного цветка из его пролитой крови; к Сиявушу возводила свою родословную хорезмийская династия Афригидов; в эпосах разных народов мира на помощь этому герою приходит мать (сестра/жена), и он периодически пробуждается к жизни (10). Культ умирающего и воскресающего божества в трансформированном варианте сегодня воспроизводится в погребально-поминальной обрядности таджиков и других народов Центральной Азии.
Многие герои «Шахнаме» связаны с женскими образами прекрасных дев (Гурдофарид). Не касаясь всех переплетений тем любви, отметим лишь, что эти девы описываются как очень гордые, красивые, обученные военному искусству независимые девственницы. Целомудрие девы - важный момент. Девственница символизирует женский идеал, которого добивается и защищает
мифологический герой. Исследователь сказок Ф. Карлингер так комментирует важность факта девственности: «Вера в то, что девы обладают яболыней силой по сравнению с замужними женщинами, господствует у большинства экзотических племен» (11,187). Нарушение же девственности ослабляет магическую силу девушки и влияет на социальную структуру.
Несмотря на то, что Авеста не рассматривается как источник, сохранивший следы матриархальной культуры и архаической социальной организации, в этом памятнике древней таджикской культуры всё же можно найти подтверждение особого статуса женщины в мужском обществе, исключительного положения женских божеств, особых способностей женщин, их воинственности и необычайной физической силы. Но в «Шахнаме» же существуют красноречивые детали, не объяснимые с точки зрения патриархальной идеологии. Например, в сказании о Сухробе отцовство Рустама должно оставаться в секрете (что затем приводит к смерти Сухроба от руки собственного отца). Мы полагаем, что этот и другие факты указывают на слабость института отцовства в древнем обществе таджиков, его случайность и нефиксированность в обществе господства архаических форм брака. Подтверждением этому предположению служит и тот факт, что имена эпических героев практически никогда не упоминаются вместе (выделено нами. - З.У.) с именем их отца: вместо имени отца к имени героя добавляется какой-либо титул-приставка, например. Рустами Тахамтан (Рустам Железнотелый), Исфандиёри Руйинтан (Исфандиёр Меднотелый) и др. Выражаясь словами Ницше, «величайшее в великих - это материнское. Отец - всегда только случайность» (8,756).
Архетип реки (Тахмины), разделяющей мужчину и женщину разных родовых обществ, символизирует непреодолимое препятствие для более близких брачных отношений между ними. Ю.Ю.Карпов верно замечает, что река маркирует пределы территории, освоенной женщиной, за рекой располагается «чужая» территория, посещение которой в мифопоэтическом иносказании разрешено только мужчинам (6,367).
Таким образом, соединение в древнеиранской мифологии и эпосе «Шахнаме» монументального образа Великой Матери и Прекрасной Девы определяет парадигму женского в культуре. Эта
парадигма проявляется также при анализе организации и системы родства. Строгая экзогамия половых отношений до седьмого колена распространяется не только на родственников по отцовской фамилии, но и на материнскую родню. Это требовало от каждого члена общества знания своей родословной по матери так же хорошо, как и по отцу. «По мнению Леви-Стросса, системы родства разрабатывались на уровне бессознательного, и для изучения ментального сознания имеет большое значение изучение терминологии родства, с помощью которой выражаются различные типы семейных отношений» (10,45).
В связи с этим особый интерес представляет сравнение обозначений родителей мужа и родителей жены. Тестя в северном диалекте таджикского языка называют амак-поччо - дядя-зять (поччо
- уважительное обращение к зятю), в южных диалектах - падар-арус (отец невесты). Теща и свекровь, как правило, обозначаются в таджикском языке одним словом хушдоман (дословно - добрый подол), но теща также обозначается словом модар-арус (мать невесты). Свёкор в разговорном обозначается словом хусур (реже -кайн-ато), а свекровь - словом тюркского происхождения кайно. Определения для тестя и тещи содержат в себе позитивные указания относительно пола, родственной близости, поколенного отношения и брачного состояния и, кроме того, указывают на более либеральные и интимно-дружественные отношения зятя с родителями жены. Со своей стороны, родители жены по-особому относятся к своему зятю, зачастую приравнивая его в правах к своим родным сыновьям*: это проявляется как в обращении к зятю всех других родственников со стороны жены - поччо (дословно падишах), так и в особой материально-финансовой поддержке. Мы предполагаем, что это, возможно, связано не только с тем, что (как обычно объясняют родители жены) дочь находится «в руках» у зятя, но и с тем, что номенклатура родственников жены была когда-то первичной по отношению к обозначению родственников мужа, так как матрилокальные браки предшествовали патрилокальным, и система родства должна была тогда вестись по материнской линии. Соответственно наследуются и характерные для эгалитарной материнской общественной организации демократические отношения.
Речь является прекрасным инструментом научного анализа, так
как в языке как наиболее консервативной системе знаков и символов лучше всего сохраняются реликты психологических моделей и установок прошлого. Обращение к лингвистическим данным предоставляет более широкие возможности для уточнения или подтверждения этнографических данных. В таджикском языке (как и во всех языках иранской группы), к примеру, нет дифференцированных по полу местоимений «она», «он» или других частей речи (глаголов, существительных, прилагательных) с мужскими и женскими окончаниями. Это «гендерное равенство» в языке дополняется еще и тем, что обозначение человека - одам - и мужчины - мард не идентичны друг другу как, например, в английском языке man, во французском - homme, в древнерусском - чолоеж. В иранских языках слово мард (мужчина) восходит по своей этимологии к древнеиранскому термину март, что связано с индоарийским корнем мрт - смерть, а слово зан (женщина) восходит к корням, близким словам зиндаги (жизнь) и замин (земля). Таким образом, слово «женщина» в иранских языках не противопоставляется слову «мужчина» в значении «человек», чем подчеркивается их личностное равенство. Помимо того, слово «женщина», будучи смысловым образом, увязано со словами, обозначающими «жизнь» и «землю», не имеет и негативной коннотации, как, например, в русском языке. В. А. Маслова в своей работе «Лингвокультурология» объясняет, что в русском языке «все слова, кончающиеся на -щина, несут некий негативный оттенок пренебрежения, иронии, презрения -деревенщина, казенщина, групповщина, чертовщина. Слово «женщина» вышло из славянского жено и несло на себе коннотацию пренебрежения. По мере развития цивилизации словом был утрачен этот ореол» (7,124). Таким образом, на бессознательном уровне в языке закрепляются отношения полов, определяющие статус каждого из полов в обществе.
Резюмируя изложенное, можно сказать, что аутентичное национально-этническое традиционное мышление таджиков, выстроенное на мифологических представлениях, архаических верованиях, психолингвистическом развитии, чувственных переживаниях, отражает генетически заложенное осознание тендерного равноправия. Мифология сохранила образы Великой Праматери и мифологических богинь земли, леса, воды, плодородия. Память об этих образах пережила смену религий на территории.
населяемой предками современных таджиков, различных идеологий, насаждавшихся завоевателями, а ещё и атеизм советской эпохи. Понимание ассоциативной связи природных явлений и репродуктивных возможностей женщины способствовало созданию культа женского начала в сознании народа. Мифологические и эпические сказания, передаваемые от поколения к поколению в потоке обыденной повседневной деятельности людей, закрепили высокий статус таджикской женщины-матери. Они пронесли сквозь века исторических потрясений и перемен отголоски общественного уклада, построенного на полузабытых принципах материнской организации родственных отношений и других брачных правилах, не совместимых с патриархатной идеологией. Тендерное равенство древнего общества не исключало разного статуса мужчин и женщин, их обособление в идеологической, социальной и хозяйственной сферах: эта разность статусов была обусловлена половозрастным разделением труда, «но это не были неравные, иерархизованные статусы, ведшие к господству одного пола над другим» (3,623). Древнеиранская мифология и героический эпос «Шахнаме» выстраиваются вокруг сильных фигур мужского пола (фаллических фигур). Однако фаллократия и зависимость социального статуса женщины от её репродуктивных способностей, традиционно приписываемые женским образам излишняя эмоциональность и мелодраматический сюжет, не умаляют женского «героизма» и особого статуса, которым наделяются женские образы. Отсутствие в древнеиранской мифологии, в отличие от иудео-христианской мифологии, сюжета о грехопадении мужчины-человека, в котором повинна женщина, послужило причиной отсутствия в традиционном сознании идеи об изначальной греховности женщины и ее заведомо низком положении из-за чувства вины.
Таким образом, мы считаем правомерным говорить о гендерно амбивалентном идеологическом базисе таджикского общества. Равнозначность полов отражена и в иранских языках. Язык сохранил также термины родства, связывавшие индивиды и группы людей и отражавшие архаические типы поведения. Эти системы поведения, родства и языка социально и психологически обусловлены, они отражали социальную структуру общества. Все эти факторы, укрепившись и отложившись в недрах традиционного сознания народа, способствовали возникновению оригинальной
картины мира таджиков, в которой важнейшей составляющей является идея равнозначности и равенства полов. Иными словами, идея тендерного равенства в сознании таджикского народа обусловлена богатой историей, развитой системой мифологии и принципами тендерной амбивалентности, лежавшими в основе древнего общества таджиков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бахофен И. Материнское право // Классики мирового религиоведения. М„ 1996
2. Бородина A.B., Бородин Д.Ю. Матриархат: опыт рассмотрения исторической утопии в феминистскиой перспективе // Женщины. История. Общество: Сб. науч. ст. под общ. ред. В.И. Успенской. Вып. 2. Тверь, 2002
3. Думанов Х.М., Першиц А.И. Матриархат: новый взгляд на старую проблему// Вестник Российской академии наук. Том 70, № 7, 2000
4. Здравомыслова О.М. Тендерные аспекты российских трансформаций. Автореф. диссер. д.ф.н. М„ 2008
5. Ивахненко E.H. О средневековом хронотопе русской мысли // Известия КБНЦ РАН, 1999, №2
6. Карпов Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб, 2001
7. Маслова В. А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001
8. Ницше Ф. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1990
9. Рак И.В. Мифы Древнего и Раннесредневекового Ирана//Журнал «Нева» «Летний Сад», СПб, 1998
10. Текуева М.А. Архетипическое сознание и мифологические представления в тендерной картине мира адыгов //Исторический вестник. Нальчик, 2005. Вып. II.
11. Энциклопедический словарь символов /Авт.-сост. Н. А. Истомина - М„ 2003
Примечание:
*Мазда - сокращенное имя Ахурамазды - верховного божества древнеиранской мифологии.
*Это подтверждают собственные полевые исследования автора, проведены в 2005 году в городе Худжанде по теме особенностей местной городской этики.
Представления и понятия мужественности и женственности в таджикских мифологии и эпосе
3. Усманова
Ключевые слова: традиционное сознание таджикского народа, гендерная амбивалентность, гендерные представления, мифологическое сознание, мифологические образы, эпические образы,
В данной статье анализируется понятие «гендер» в мифологии и эпосе таджикского народа. Автор обращается к мифологическому сознанию таджикского народа, чтобы исследовать источники гендерных отношений и гендерных ролей в традиционной культуре, чтобы представить 9 основных слоев мифологического сознания, архаический интеллектуальный опыт, отражённый в религиозных и мифологических текстах. Глубинная суть статьи заключается в том, что в ней раскрыты гендерные амбивалентность и равнозначность древнего мировоззрения таджиков.
Images and Ideas of Masculinity and Femininity in the Tajik Mythology and Epos Z. Usmanova
Key words: traditional consciousness of the Tajik people, gender ambivalence, gender ideas, mythological consciousness, mythological images.
In this article we analyze gender ideas in mythology and epos of the Tajik people. We appeal to the mythological consciousness of Tajiks in order to explore the sources of gender relations and gender roles in the traditional culture; to imagine the basic layer of the mythological consciousness, the archaic intellectual expertise, reflected in religious and mythological texts. The insight of the article is that gender ambivalence and equity were basic elements in the ancient worldview of Tajiks.
