CC BY
20УГОЛОВНОЕ ПРАВО, УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
УДК 343.01 DOI: 10.24412/2411-2275-2022-3-92-97
КОРОТКИХ Н.Н., КИМ В.В. ПРЕДПОСЫЛКИ ПОЯВЛЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРОСТУПКА В УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ РОССИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА
Ключевые слова: уголовный проступок, преступление, критерии разграничения, общественная опасность, наказание.
Одной из острых дискуссий в специальной литературе современного периода является вопрос о введении в уголовное право категории уголовного проступка. Институт уголовного проступка представляет особый интерес для изучения постольку, поскольку не является новой идеей в правовом развитии страны. Категория уголовного проступка была известна дореволюционным юристам; попытки разграничения проступка и преступления неоднократно предпринимались в различных законодательных актах, но так и не нашли своего логического завершения. Используя историко-правовой метод познания, в статье авторы предприняли попытку исследования закономерностей развития института уголовного проступка в различные периоды российского общества посредством отражения его в законодательных актах государства. Основная цель - стимулирование научно-познавательной дискуссии по данной проблеме в уголовно-правовой науке. По мнению авторов, институту уголовного проступка должно быть больше уделено внимания в доктрине и, как максимум, требуется сформулировать правовые положения о регулировании возникающих новых общественных отношений в связи с предложениями о введении категории уголовного проступка в Уголовный кодекс Российской Федерации.
KOROTKIKH, N.N., KIM, V.V.
PREMISES FOR THE CRIMINAL OFFENSE EMERGING IN THE CRIMINAL LEGISLATION OF RUSSIA:
BACKGROUND OF THE ISSUE
Key words: criminal offense, crime, criteria for differentiation, public danger, punishment.
One of the heated discussions in the contemporary academic literature is the question of introducing the category of criminal offense into criminal law. The institute of criminal offense is a particular interest in the study insofar however it is not a new idea in the legal development of the country. The category of criminal offense was known to pre-revolutionary lawyers; attempts to distinguish criminal offense and crime have been repeatedly made in various legislative acts but have not found the logical conclusion. Using the historical method of cognition, the article attempts to study the patterns of development of the institute of criminal offense in various periods of Russian society by reflecting it in the legislative acts of the state. The main goal is to stimulate research and cognitive discussion on this issue in criminal law science. According to the authors, the institution of criminal offense should be given more attention in the doctrine, and as a maximum, legal provisions should be formulated on the regulation of emerging new social relations in connection with proposals to introduce the category of criminal offence into the Criminal Code of the Russian Federation.
В декабре 2015 г. Президент РФ в послании Федеральному Собранию РФ затронул тему, которая давно волнует юридическую науку. В частности, он подчеркнул: «Закон должен быть суров к тем, кто сознательно пошел на тяжкое преступление, нанес ущерб жизни людей, интересам общества и государства. И, конечно, закон должен быть гуманен к тем, кто оступился. Сегодня практически каждое второе уголовное дело, дошедшее до суда, связано с мелкими, незначительными преступлениями, а люди, в том числе совсем молодые, попадают в места лишения свободы, в тюрьму. Пребывание там, сама судимость, как правило, негативно сказываются на их дальнейшей судьбе и нередко приводит к последующим преступлениям» [1]. Тем самым, Президент дал старт проводимой в настоящее время реформе уголовного законодательства, направленной на уменьшение репрессивного потенциала уголовного закона, прежде всего, путем создания условий для снижения числа лиц, привлеченных к уголовной ответственности. Среди многообразия инициатив по внесению изменений в УК РФ обращает на себя особое внимание предложение о введении института уголовного проступка.
31 октября 2017 г. юридическую (и не только) прессу обошла новость - Верховный Суд РФ на заседании Пленума в рамках законотворческой инициативы предложил ввести в российское право категорию «уголовный проступок». Этот законопроект возник не на пустом месте. За последний год дискуссии относительно уголовного проступка только усиливались. Стоит вспомнить, к примеру, о предложении Уполномоченного по правам человека в РФ Т.Н. Москальковой по введению этой категории [2]. Сторонники идеи уголовного проступка единодушно отмечают, что это поможет снизить градус накала уголовной репрессии, избежать стигматизации, присущей уголовной ответственности. При этом многие отмечают, что подобный институт существует и успешно себя показывает за рубежом [3, с. 97].
Однако первая попытка внедрения отечественного уголовного проступка, не увенчалась успехом. Законопроект № 612292-7 после двух лет со дня внесения его на рассмотрение Государственной Думой Российской Федерации был отозван Верховным Судом. 13 октября 2020 г. Верховный Суд РФ внес на рассмотрение в Государственную думу РФ обновленный вариант
законопроекта «О внесении изменений в Уголовный кодекс РФ и Уголовно-процессуальный кодекс РФ в связи с введением понятия «уголовного проступка» [4], в результате чего в юридической литературе вновь началось активное обсуждение данного нововведения. Безусловно, данная законодательная инициатива Верховного Суда РФ - событие неординарное, поскольку современная уголовно-правовая доктрина базируется на четком делении всех правонарушений на преступления и проступки, и соответственно, ломка устоявшихся догм подвергается достаточно жесткой критике в научной среде.
Уголовный проступок - институт, известный уголовному праву самых различных юрисдикций. Россия на протяжении своего длинного исторического пути не стала исключением. Институт уголовного проступка представляет особый интерес в изучении постольку, поскольку не является новой идеей в правовом развитии страны. Категория уголовного проступка действительно была известна дореволюционным юристам; а значит, институту должно быть, как минимум, уделено внимание в доктрине, а как максимум - сформулированы правовые положения о регулировании возникающих новых общественных отношений.
Общая идея уголовного проступка возникла совсем не в имперской России. Само разграничение деяний на преступления и проступки берет свое начало с английского деления противоправных деяний на фелонии (felony - серьезное деяние, соответствующее общепринятому понятию преступления) и мисдиминоры (misdemeanor - менее серьезные деяния, аналог уголовного проступка) [5, с. 24]. Эта концепция затем была воспринята многими европейскими странами, создавая при этом общую сферу criminalmatter. Основная идея этой сферы заключается в том, что любое нарушение закона должно входить в круг действия норм уголовного права вне зависимости от характера деяния [6, с. 48]. И здесь важно понимать, что уголовный проступок не выводится из-под действия уголовного права. Он остается в сфере действия уголовно-правовых норм, на него распространяются все принципы и правила применения таковых норм.
Итак, уголовный проступок появляется в законодательстве европейских стран. К примеру, французский Уголовный кодекс 1810 г. создает трехступенчатую систему противоправных деяний: уголовное правонарушение, уголовный проступок и преступление [7]. Считается, что именно французский Кодекс стал основой для разграничения противоправных деяний в Европе. Конечно, влияние французских идей не могло обойти и Российскую империю. Некоторые исследователи (в частности, Е. В. Рогова [8, с. 102]) указывают на то, что идеи о необходимости разграничения преступления и проступка в уголовной сфере возникают еще во времена правления Екатерины II. В качестве иллюстрации приведем положение из Наказа, выраженное в ст. 540: «Чего для не надобно смешивать великого нарушения законов с простым нарушением установленного благочиния: сих вещей в одном ряду ставить не должно» [9]. Однако, на наш взгляд, не совсем корректно связывать историю развития института уголовного проступка в России с появления Наказа, поскольку он лишь выразил определенные представления эпохи Просвещения, но фактически никаких изменений в уголовно-правовое регулирование не вносил. Он отмечен нами лишь в качестве индикатора, осветившего тот факт, что вопрос разграничения уголовного проступка и преступления действительно существовал в науке российского права.
Важно уточнить, что французская модель регулирования проступков и преступлений выделяет единственный критерий разграничения - характер и степень наказания. В случае же с Наказом Екатерины II очевидно, что речь идет совсем не о разнице наказаний, а скорее о характере и степени общественной опасности. Однако наука современного уголовного права выработала несколько иное понятие, которое иллюстрирует малую степень общественной опасности - это малозначительность деяния. Можно принять возражение, высказанное Е. В. Роговой о том, что зарубежные страны в целом не признают категории малозначительности и относят все подобные деяния к уголовным проступкам [10, с. 47]. На наш взгляд, поскольку речь идет об исследовании именно российского уголовного права и его особенностей, необходимо обсуждать тезис о Наказе в свете именно российской уголовно-правовой действительности. Она свидетельствует о том, что приводимое авторами (например, Д. Ю. Корсун [11, с. 73]) высказывание Екатерины II имеет смысл в контексте исследования генезиса малозначительного деяния; для проступка же необходимо оценивать его именно с точки зрения наказания, а не общественной опасности.
Насущность обращения к общественной опасности как к критерию разграничения проступка и преступления выделял еще Н. С. Таганцев. В частности, он указал, что право не могло
выработать деление преступлений по их наказуемости, право даже не сразу выработало подходящий термин для преступления, долгое время называя его, например, «обида» [12]. Таким образом, сама степень развитости права не могла позволить воспринять мысли зарубежных правоведов и прийти к идее разграничения по особенностям наказания.
Обратимся к идеям правоведов, которые обосновывали необходимость закрепления категории уголовного проступка в законодательстве. В частности, интерес представляет позиция М.М. Сперанского. В своем проекте Введения к уложению государственных законов Сперанский, описывая компетенцию волостного суда, пишет следующее: «Существо волостного суда состоит более в мирном разбирательстве гражданских дел через посредников и во взыскании за маловажные полицейские проступки означенных в законе и пеней наказаний, нежели в формальном и письменном их производстве» [13]. Здесь мы видим, что понятие проступка используется М.М. Сперанским для описания компетенции суда. Иными словами, фокус несколько смещается с самой степени общественной опасности (как это было в XVIII в.) на процессуальные аспекты такого деяния. В частности, процессуальным аспектом является рассмотрение его именно волостным судом, причем даже не полноценное рассмотрение, а лишь взыскание установленного наказания. Мы видим, что акцент сделан не на том, что волостной суд рассматривает общественные деяния с более низкой степенью общественной опасности, а рассматривает лишь назначение наказания, установленное за определенный тип деяний.
На наш взгляд, здесь абсолютно допустимо усматривать не только процессуально-центричный взгляд, но также и обращение к природе проступка как деянию, которое отграничивается от уголовно-правовых нарушений именно характером наказания. Подразумевается, что наказание здесь достаточно несерьезное, поскольку, если бы речь шла о, например, лишении свободы, допустить простой «взыскательный» процесс, лишь назначающий срок лишения свободы без длительного рассмотрения фактических обстоятельств дела, не представлялось бы возможным. Именно поэтому позволим сделать вывод о том, что идеи, иллюстрирующие реальную суть разграничения уголовного проступка и преступления, существовали еще до официального законодательного закрепления такого разграничения.
Впервые понятие уголовного проступка в российском законодательстве закрепляется в Своде уголовных законов 1832 г. Статья 2 определяет проступок как деяние, запрещённое под страхом лёгкого телесного наказания или мер полицейского исправления [14, с. 112]. Таким образом, мы видим, что для уголовного права решающее значение приобретает критерий характера наказания, как основания разграничения уголовного проступка и преступления. Свод датируется 1832 г., и без сомнения на его составление повлиял и принятый во Франции кодекс, и идеи самих российских правоведов. Однако достижение кодекса и разграничение по принципу наказания нивелируется в 1845 г. с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных.
Правоведы по вопросу статуса уголовного проступка в Уложении 1845 г. высказывают две точки зрения. Обе из них признают, что статья 4 Уложения ушла от терминологии, закрепленной в Своде 1832 г.: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано» [15, с. 164-165]. Видно, что здесь разграничение по характеру наказания действительно не проводится: и преступление, и проступок запрещены под страхом наказания, но сами особенности наказания для каждого из видов не указываются.
Взгляды исследователей расходятся в том, действительно ли в законодательстве середины XIX в. перестали разграничивать преступления и проступки. Представители одной точки зрения считают, что различия все же существовали: к примеру, на проступок не распространялось применение норм о покушении, институте соучастия и так далее [16, с. 25]. Представители второй точки зрения полагают, что на самом деле практического значения деление на преступление и проступки не имело [17]. Для аргументации необходимо обратиться к ст. 1 и ст. 2 Уложения: они описывают преступления и проступки, но с точки зрения объекта посягательства: преступления посягают на интересы государства и безопасность общества в целом; проступки же - на нарушение правил, установленных для охраны пользы, личной безопасности и так далее. Иными словами, разграничение проводится сугубо теоретическое - на практике наказание за проступок может быть намного более суровым, чем наказание за преступление [18, с. 187-189]. Следовательно,
представители второй точки зрения склоняются к тому, что Уложение 1845 г. отменило достижение Свода законов 1832 г. и снова установило правовые неясности в регулировании института уголовного проступка.
Мы склонны поддержать вторую точку зрения, поскольку идея выделения проступка в отдельную категорию заключается в различиях по характеру наказания, отступление же от нее фактически ведет к потере смысла существования института проступка. Он может быть формально закреплен, но оставаться либо «мертвой» нормой, либо быть институтом, толкование и раскрытие которого должны производить судьи в рамках рассмотрения конкретных дел. Более того, сами составители Уложения 1845 г. создали весьма запутанное регулирование, порой не разграничивая корректно преступления и проступки. Например, в ст. 163 речь шла о сроке давности только для преступлений, хотя исследователи отмечают, что смысл этой статьи также заставляет экстраполировать ее и на уголовные проступки [19, с. 164-165].
Дальнейшее развитие законодательства, связанного с уголовным проступком, обусловлено проведением судебной реформы в 1864 г. Особый интерес для изучения представляет Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Этот интерес может быть связан как минимум с тем, что в связи с принятием устава, из Уложения 1845 г. были исключены статьи, определявшие преступление и проступок с точки зрения объекта посягательства. Соответственно сам Устав о наказаниях употреблял термин «проступок» порой в том смысле, который был характерен для понятия «преступление». К примеру, к проступкам по смыслу устава относились некоторые виды кражи и мошенничества, на самом деле являвшиеся преступлениями. Однако Устав определял все, что наказывается тюремным заключением на срок менее одного года, уголовным проступком [20, с. 147]. На наш взгляд, такая идея несколько лишена уголовно-правового смысла, поскольку наказание должно соответствовать характеру совершенного деяния; и если деяние является достаточно серьезным, посягает на интересы общества, то как минимум видится странным устанавливать в отношении него небольшой срок тюремного заключения. Но именно в этом проявилось возвращение к идее централизации в сторону наказания. При этом к сожалению, из вида был упущен тот факт, что преступление и проступок фактически отождествились.
Акт, в котором законодатель все же вернулся к способу разграничения деяний по признаку характера наказания - это Уголовное уложение 1903 г. Здесь появляются три категории: тяжкие преступления, преступления и проступки. Соответственно, разграничение происходит на основе мер ответственности, применяемых к нарушителю. Проступками являлись все те деяния, совершение которых каралось арестом либо денежной пеней [21, с. 496]. Эта мера считается также в определенной степени обладающей технической целью: категоризация деяний соответствовала подсудности судов, что позволяло эффективно осуществлять процессуальный правопорядок [22].
Таким образом, здесь мы видим практически образцовое подражание французской модели с той лишь разницей, что категория уголовного правонарушения фактически и представляет категорию уголовного проступка в российском дореволюционном праве.
Но и от этой модели довольно быстро отказываются. Основания предельно понятны даже человеку, несведущему в юриспруденции: 1903 г. в историческом аспекте является кануном смены власти, масштабной революции, которая охватила в том числе и законодательное регулирование. Вспомним, что значительная часть революционеров и их соратников подвергалась уголовному преследованию прежней царской властью; это становится одним из важнейших оснований пересмотра ранее действовавших уголовно-правовых норм и приведения их в соответствие с новоустановленным политическим режимом и его идеологией.
Итак, ориентация права на наказание и репрессию не могла соответствовать интересам революционеров. Ими была выработана новая классификация противоправных деяний: теперь критерием стала степень общественной опасности совершенного лицом. Именно после революции российская система создала свою особенную градацию противоправных деяний, разделив их на преступления и административные правонарушения. Административные правонарушения как институт права сформировались именно в революционный период, заменив собой институт уголовного проступка [23, с. 129]. Отметим, что некоторые исследователи выделяют уголовный проступок в Уголовном кодексе 1922 г., говоря о том, что преступления по смыслу кодекса делились на посягающие на основы советского строя (к ним предполагалось особое внимание и особая уголовно-правовая охрана), и остальные преступления, которые наказывались менее
серьезно [24, с. 25]. Не согласимся с таким тезисом, поскольку совершенно очевидно, что создание системы административных правонарушений по существу являлось косвенным продолжением развития законодательства об уголовном проступке, но конечно не без значимых отступлений. Революционное законодательство просто потеряло институт уголовного проступка, сосредоточившись на единственно важном на тот момент разграничении: преступления против революции и все остальные (которые далеко не все по смыслу наказания могли быть отнесены к уголовному проступку).
Таким образом советское уголовное право в законодательных актах отказалось от концепции уголовного проступка. Наказания, свойственные совершению деяний, ранее признававшихся уголовными проступками, стали мерами административной ответственности.
С момента деления уголовной сферы на административные и уголовные правонарушения становится намного сложнее вести речь об ответственности за уголовный проступок в чистом виде. С формальной точки зрения кажется, что, например, Указ Президиума Верховного Совета СССР «О внесении изменений и дополнений в уголовное законодательство Союза ССР», который установил возможность применения мер административной ответственности за совершение преступлений, не представляющих серьезной общественной опасности [25], иллюстрирует возвращение к институту уголовного проступка. Однако суть такого института в первую очередь в том, что он представляет сферу действия уголовного права, отличаются лишь наказания за совершение преступления. Соответственно, в том случае, когда наказания исходят совершенно от другой отрасли права, абсолютно нелогично экстраполировать понимание уголовного проступка на вышеназванный Указ.
Вопрос о необходимости возращения в уголовное законодательство института уголовного проступка рассматривался правоведами и в советский период. Известно, что группа ученых под руководством профессора В.И. Курляндского занималась разработкой Кодекса уголовных проступков [26, с. 70]. Но к этому Кодексу высказывались очевидные замечания, в частности, вопрос о разграничении проступка и административного правонарушения оставался нерешенным. Этот вопрос остается актуальным и в настоящий момент: по-прежнему административные правонарушения сохраняются в законодательстве, вопросам возможного реформирования Кодекса об административных правонарушениях уделяется достаточно значительное внимание.
Таким образом, история развития законодательства об уголовном проступке показывает, что дореволюционное законодательство, пусть и с определенными препятствиями, восприняло этот институт, руководствуясь его значением и сутью, созданной во французском правопорядке. Изменения в государственном строе России приостановили этот процесс, фактически создав новую классификацию деяний по признакам наказания: преступления против революции, остальные преступления и административные правонарушения. Однако дискуссии вокруг возможного возвращения уголовного проступка в законодательство не утихали и в советский период; в итоге дискуссии продолжились и в современной истории, перейдя наконец в законопроект об уголовных проступках.
Литература и источники
1. Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ 2015 года. // Официальный сайт Президента РФ [Электронный ресурс]. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/50864 (дата обращения: 10.03.2022).
2. Москалькова предложила ввести в УК РФ статью об уголовном проступке. // ТАСС. 14 сентября 2016 года. [Электронный ресурс]. URL: http://tass.ru/obschestvo/3619749 (дата обращения: 10.03.2022).
3. Наумов А.В. Уголовный проступок как преступление небольшой тяжести // Уголовное право. 2017. № 4.
4. О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка: Законопроект № 1112019-7. // [Электронный ресурс]. - URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/1112019-7 (дата обращения: 25.04.2021).
5. Старостин С.А., Фатьянов А.А. Уголовный проступок: правовая необходимость или очередная красивая теория? // Административное право и процесс. 2017. № 12.
6. Головко Л.В. Соотношение уголовных преступлений и административных правонарушений в контексте концепции criminal matter (уголовной сферы) // Международное правосудие. 2013. № 1.
7. Уголовный Кодекс Франции 1810 // Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. Новое и Новейшее время. М., 2012. 456 с.
8. Рогова Е.В. Уголовный проступок в истории отечественного законодательства // Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. 2011. № 3(58).
9. Екатерина II. Наказ Комиссии о составлении проекта нового уложения, данный комиссии о сочинении проекта нового уложения, с принадлежащими к тому приложениями. М., 1767.
10. Рогова Е.В. Малозначительность деяния в зарубежном и российском уголовном законодательстве // Научный вестник Омской академии МВД России. 2012. № 4 (47).
11. Корсун Д.Ю. Понятие уголовного простунка как новой категории уголовного нрава России // Юридическая наука. 2017. M 1.
12. Таганцев Н.С. Русское уголовное нраво: лекции. Часть Общая. В 2 т. Т. 1. M., 1994. 380 с.
13. Сперанский M.M. Введение к уложению государственных законов (План всеобщего государственного образования) // [Электронный ресурс] URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/speran.htm (Дата обращения: 01.03.2022).
14. Иванов А.А., Mатиенко Т.Л. Преступление и нростунок: становление основ полицейского нрава в конце XVHI-первой половине XIX века // Вестник Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова. 2021. M 1.
15. Российское законодательство X-XX веков: в 9 т. / нод ред. О.И. Чистякова. Т.б. M., 19SS.
16. Старостин С.А., Фатьянов, А.А. Уголовный проступок: правовая необходимость или очередная красивая теория? // Административное нраво и процесс. 2017. M 12.
17. Лохвицкий А. Курс русского уголовного нрава. M.: Тин. о-лит. ВЖ. Ключникова, 1894.
18. Василенко M.M. «Уголовный нростунок» и «преступление» в истории нрава: исторический и сравнительно-правовой аспекты // Евразийский юридический журнал. 2018. M 2(117).
19. Российское законодательство X-XX веков: в 9 т. / нод ред. О.И. Чистякова. Т.б. M., 1988.
20. Рогова Е.В. Уголовный нростунок в дореволюционном законодательстве России // Известия Байкальского государственного университета. 2011. M 5 (79).
21. Российское законодательство X-XX веков: в 9 т. / нод ред. О.И. Чистякова. Т.8. M., 1991.
22. Сергеевский Н.Д. Русское уголовное нраво. Часть общая. СПб., 1904.
23. Петракова M.Q Становление законодательства об административных правонарушениях в Беларуси, Казахстане, Mолдове и России // Вестник ВГУ. Серия: Право. 2021. M 2.
24. Сизова В.Н. Эволюция системы наказаний за совершение уголовных простунков в российском уголовном законодательстве // Российская юстиция. 2020. M 9.
25. Ведомости Верховного Совета СССР. 1977. M 8. Ст. 137.
26. Щербаков А.Д. Уголовный проступок: никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани // Российский следователь. 2021. M 5.
References and Sources
1. Poslanie Prezidenta RF Federal'nomu Sobraniyu RF 2015 goda. // Oficial'nyj sajt Prezidenta RF [Elektronnyj resurs]. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/50864 (data obrashcheniya: 10.03.2022).
2. Moskal'kova predlozhila vvesti v UK RF stat'yu ob ugolovnom prostupke. // TASS. 14 sentyabrya 2016 goda. [Elektronnyj resurs]. URL: http://tass.ru/obschestvo/3619749 (data obrashcheniya: 10.03.2022).
3. Naumov A.V. Ugolovnyj prostupok kak prestuplenie nebol'shoj tyazhesti // Ugolovnoe pravo. 2017. N° 4.
4. O vnesenii izmenenij v Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federacii i Ugolovno-processual'nyj kodeks Rossijskoj Federacii v svyazi s vvedeniem ponyatiya ugolovnogo prostupka: Zakonoproekt M 1112019-7. // [Elektronnyj resurs]. - URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/1112019-7 (data obrashcheniya: 25.04.2021).
5. Starostin S.A., Fat'yanov A.A. Ugolovnyj prostupok: pravovaya neobhodimost' ili ocherednaya krasivaya teoriya? // Administrativnoe pravo i process. 2017. M 12.
6. Golovko L.V. Sootnoshenie ugolovnyh prestuplenij i administrativnyh pravonarushenij v kontekste koncepcii criminal matter (ugolovnoj sfery) // Mezhdunarodnoe pravosudie. 2013. M 1.
7. Ugolovnyj Kodeks Francii 1810 // Hrestomatiya po istorii gosudarstva i prava zarubezhnyh stran. Novoe i Novejshee vremya. M., 2012. 456 s.
8. Rogova E.V. Ugolovnyj prostupok v istorii otechestvennogo zakonodatel'stva // Vestnik Vostochno-Sibirskogo instituta MVD Rossii. 2011. M 3(58).
9. Ekaterina II. Nakaz Komissii o sostavlenii proekta novogo ulozheniya, dannyj komissii o sochinenii proekta novogo ulozheniya, s prinadlezhashchimi k tomu prilozheniyami. M., 1767.
10. Rogova E.V. Maloznachitel'nost' deyaniya v zarubezhnom i rossijskom ugolovnom zakonodatel'stve // Nauchnyj vestnik Omskoj akademii MVD Rossii. 2012. M 4 (47).
11. Korsun D.Yu. Ponyatie ugolovnogo prostupka kak novoj kategorii ugolovnogo prava Rossii // Yuridicheskaya nauka. 2017. M 1.
12. Tagancev N.S. Russkoe ugolovnoe pravo: lekcii. Chast' Obshchaya. V 2 t. T. 1. M., 1994. 380 s.
13. Speranskij M.M. Vvedenie k ulozheniyu gosudarstvennyh zakonov (Plan vseobshchego gosudarstvennogo obrazovaniya) // [Elektronnyj resurs] URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/speran.htm (Data obrashcheniya: 01.03.2022).
14. Ivanov A.A., Matienko T.L. Prestuplenie i prostupok: stanovlenie osnov policejskogo prava v konce XVIII-pervoj polovine XIX veka // Vestnik Hakasskogo gosudarstvennogo universiteta im. N. F. Katanova. 2021. M 1.
15. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov: v 9 t. / pod red. O.I. Chistyakova. T.6. M., 1988.
16. Starostin S.A., Fat'yanov, A.A. Ugolovnyj prostupok: pravovaya neobhodimost' ili ocherednaya krasivaya teoriya? // Administrativnoe pravo i process. 2017. M 12.
17. Lohvickiï A. Kurs russkogo ugolovnogo prava. M.: Tip. o-lit. V.M. Klyuchnikova, 1894.
18. Vasilenko M.M. «Ugolovnyj prostupok» i «prestuplenie» v istorii prava: istoricheskij i sravnitel'no-pravovoj aspekty // Evrazijskij yuridicheskij zhurnal. 2018. M 2(117).
19. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov: v 9 t. / pod red. O.I. Chistyakova. T.6. M., 1988.
20. Rogova E.V. Ugolovnyj prostupok v dorevolyucionnom zakonodatel'stve Rossii // Izvestiya Bajkal'skogo gosudarstvennogo universiteta. 2011. M 5 (79).
21. Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov: v 9 t. / pod red. O.I. Chistyakova. T.8. M., 1991.
22. Sergeevskij N.D. Russkoe ugolovnoe pravo. Chast' obshchaya. SPb., 1904.
23. Petrakova M.S. Stanovlenie zakonodatel'stva ob administrativnyh pravonarusheniyah v Belarusi, Kazahstane, Moldove i Rossii // Vestnik VGU. Seriya: Pravo. 2021. M 2.
24. Sizova V.N. Evolyuciya sistemy nakazanij za sovershenie ugolovnyh prostupkov v rossij skom ugolovnom zakonodatel'stve // Rossijskaya yusticiya. 2020. M 9.
25. Vedomosti Verhovnogo Soveta SSSR. 1977. M 8. St. 137.
26. Shcherbakov A.D. Ugolovnyj prostupok: nikto k vethoj odezhde ne pristavlyaet zaplaty iz nebelenoj tkani // Rossijskij sledovatel'. 2021. M 5.
КОРОТКИХ НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА - доктор юридических наук, доцент, Дальневосточный федеральный университет. КИМ ВАЛЕРИЙ ВЕНИАМИНОВИЧ - магистр юриспруденции, Дальневосточный федеральный университет. KOROTKIKH, NATALYA N. - Doctor of Law, Associate Professor, Far Eastern Federal University (Korotkikh.nn@dvfu.ru) KIM, VALERYI V. - Master of Laws Far Eastern Federal University (Kim.vv@dvfu.ru).
