CC BY
314
ИСТОРИЯ
УДК 94 (47)
DOI 10.21685/2072-3024-2018-3-1
А. С. Королев
ПРЕДЕЛЫ РУСИ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО
Аннотация.
Актуальность и цели. Проблемы истоков Руси, происхождения имени и народа русов относятся к категории наиболее дискуссионных. Целью статьи является выяснение территориальных пределов Руси в первой половине X в. в свете информации византийских источников и русско-византийских договоров.
Материалы и методы. Тема предполагает анализ и сравнение данных из сочинений византийских авторов X в. Константина Багрянородного и Льва Диакона и материалов русских летописей, содержащих информацию по исследуемой проблеме.
Результаты. Автор проанализировал информацию византийских источников о занятиях и местожительстве русов, их отношениях со славянами в первой половине X в. с целью установления пределов древней Руси.
Выводы. В результате исследования удалось доказать, что в представлении византийских авторов Русь в первой половине X в. включала в свой состав города, расположенные на среднем Днепре и его притоках.
Ключевые слова: древняя Русь, славяне, Византия, Константин Багрянородный, Киев, Лев Диакон, русско-византийский договор, печенеги.
A. S. Korolev
THE BORDERS OF RUSSIA IN THE VIEW OF CONSTANTINE PORPHYROGENITUS
Abstract.
Background. The problem of the origins of Rus', the origin of the name Russia and the Russian people are the most controversial. The purpose of this article is to clarify the borders of Russia in the first half of the tenth century, based on the information from Byzantine sources and Russian-Byzantine treaties.
Materials and methods. The theme involves the analysis and comparison of the writings of the Byzantine authors of the X century Constantine Porphyrogenitus and Leo Diaconus and materials of Russian Chronicles that contain information on the studied problem.
Results. The author evaluated the information from the Byzantine sources on the occupation and residence of the Russian, their relationship with the Slavs in the first half of X century with the aim to clarify the borders of ancient Russia.
© 2018 Королев А. С. Данная статья доступна по условиям всемирной лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License (http://creativecommons.org/licenses/by/4.0/), которая дает разрешение на неограниченное использование, копирование на любые носители при условии указания авторства, источника и ссылки на лицензию Creative Commons, а также изменений, если таковые имеют место.
Conclusions. As a result of the research the author managed to prove that in representation of the Byzantine authors Russia in the first half of X century included the cities located on the middle Dnieper and its tributaries.
Key words: ancient Russia, Slavic peoples, Byzantium, Constantine Porphyro-genitus, Kiev, Leo Diaconus, Russian treaty with Byzantium, Pechenegs.
Свод источников по начальному, дохристианскому, периоду русской истории, который имеется в распоряжении исследователей, за последнее столетие не претерпел заметных изменений. По существу усилия ученых направлены на их переиздание, описание, комментирование и, в случае с иностранными источниками, создание более качественного перевода. Выводы же делаются посредством повторного анализа и интерпретации информации, которая всем давно известна. Отсюда и периодическое возвращение исследователей к идеям и концепциям, когда-то уже бывшим популярными, а затем, при смене очередного поколения в науке, эту популярность утратившим. Примером такого «возрождения» могут служить известные приливы и отливы «антинорманизма» и «норманизма». Ученых то охватывает желание увеличить размеры своей «источниковой базы» - оно выражается в усилении романтического отношения к источнику, зачастую в доверии ко всякому тексту, где что-либо говорится о Древней Руси (сторонники этого направления, как правило, любят рассуждать о «презумпции невиновности источника»), то все вдруг ударяются в безудержный скепсис (и тогда возвышают голос те, кто любит порассуждать о недопустимости «потребительского отношения к источнику»). Примерами тут могут служить споры о татищевских известиях и возможности использования в качестве источника русских былин или скандинавских саг.
Периодически, если в русских и иностранных источниках содержатся противоречащие друг другу (а иногда и взаимоисключающие) сведения, исследователи спорят о том, кому следует доверять больше - «нашим» или «не нашим» (это заметно на примере описания русско-византийского конфликта 970-971 гг.). И здесь каждое новое поколение исследователей отличается по своему восприятию текстов. Из иностранных источников самыми загадочными остаются арабские известия о русах. Известно, что никто из арабских авторов на Руси не бывал, информацию они получали через вторые-третьи руки, при этом, стремясь сохранить в как можно большей полноте доставшиеся им сведения, восточные авторы из века в век переписывали друг у друга и давно устаревшие, противоречащие новым сведения. В результате у исследователя, пытающегося совместить сведения восточных источников с данными русских летописей, иногда возникает ощущение, что речь в них идет о каких-то разных народах и странах. Иногда исследователи вспоминают о сомнительности таких источников, как «Кембриджский документ» или «Киевское письмо» иудейской общины, но продолжают их активно использовать.
В отношении византийских источников таких сомнений, как правило, нет (печально известная история с фальшивой «Запиской греческого топар-ха», тянувшаяся почти два века, - исключение). Византийские авторы не испытывали недостатка в информации о русах, с которыми постоянно контактировали, их сведения о Руси, как правило, точные, ясные и полные. Особое
место среди них занимает знаменитый трактат «Об управлении империей» византийского императора Константина Багрянородного, составленный примерно в 948-952 гг. Это важнейший источник по русской истории первой половины X в., несмотря на то что этот текст не содержит описания хода исторических событий, происходивших на Руси (в отличие от нашей «Повести временных лет» или «Истории» византийца Льва Диакона). Повествование про Олега, Игоря, Ольгу и Святослава, которое имеется в «Повести временных лет», было записано полвека (как минимум) спустя и, если не считать позднее внесенных в текст русско-византийских договоров, представляет собой переложение устных преданий со следующими отсюда характеристиками достоверности текста. Неудивительно, что картины, которые рисуют летописный текст и сухие юридические статьи договоров, часто противоречат друг другу. Яркое повествование Льва Диакона - это рассказ не очевидца, а тенденциозного современника, зачастую (сознательно и нет) приносившего в жертву своему восприятию (отдаленному от предмета описания четвертью века) исторические реалии русско-византийского конфликта начала 970-х гг. Константин Багрянородный также тенденциозен, ему были неприятны русы, однако уровень его информированности о Руси зачастую выше, чем у составителей «Повести временных лет», а желание дать как можно более достоверное описание предмета, продиктованное прагматическими задачами книги (точнее, своеобразной энциклопедии), заставляло автора (группу авторов) не слишком отклоняться от истины. Поэтому для нас важно понять, как Константин Багрянородный представлял себе страну русов (или, в его написании, росов), в том числе ее территориальные пределы.
Более всего информации о Руси содержится в 9-й главе трактата, которая начинается с рассказа о том, как «приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас. Славяне же, их пактио-ты, а именно кривитеины, лендзанины и прочие Славинии - рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как все эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам» [1, с. 45, 47]. Купив и оснастив «моноксилы», русы «в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, спускаются в Витичеву, которая является кре-постью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр» [1, с. 47]. Во время этого плавания самым опасным участком являются днепровские пороги, при проходе через которые каравану русов еще и угрожает нападение «пачинакитов» (печенегов). Завершается глава описанием зимнего «образа жизни» русов: «Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением», а именно - в Славинии вервианов, друговитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактио-тами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав» [1, с. 51]. Затем по-
вторяется ежегодная процедура с покупкой «моноксилов» у славян-«пактито-тов» (союзников) русов и плаванием в Византию.
Константин Багрянородный четко разделяет русов и славян-пактиотов. В гл. 37 он расширяет список этих пактиотов, а заодно еще раз проясняет характер их отношений с русами, сообщая о том, что «фема» печенегов «Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ульти-нами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами» [1, с. 157]. Итак, все славяне - ультины - уличи, вервианы (или дервленины) - древляне, дру-говиты - дреговичи, кривитеины - кривичи, северии - северяне и загадочные лензанины (лендзанины) - это не русы, а их данники. Константин Багряно -родный дает исчерпывающий перечень славянских народов, обитавших в бассейне Днепра. Исключение составляют лишь загадочные летописные поляне, столицей которых был Киев (определяемый в «Об управлении империей» как главный город русов). Полян в трактате нет. Зато в описании царственного автора появляются лензанины, неизвестные по русским летописям.
Из текста понятно, что славяне своих торговых караванов в Византию не отправляют. В то же время к флотилии русов присоединяются моноксилы из Милиниски (Смоленска) и Чернигоги (Чернигова). Первый, как известно, располагался в земле кривичей, а второй - в земле северян. Получается, что города русов никак не связаны с окрестным славянским населением. По существу, Константин Багрянородный считает русов населением городов, экономически связанных с Византией и подмявших под себя местное славянское население, которое было лишено возможности напрямую контактировать с византийцами.
В гл. 42-й вполне определенно сказано: русы живут «в верховьях реки Днепр..., отплывая по этой реке, они прибывают к ромеям» [1, с. 173]. Эти «верховья», сравнительно со всей протяженностью Днепра до впадения в Черное море, указаны географически верно - от Милиниски до Киава. Четкое привязывание пределов Руси к Днепру следует и из приведенного «годового цикла жизнедеятельности» русов: во-первых, моноксилы поступают от славян, в землях которых располагаются водоемы, соединенные с Днепром; во-вторых, оживление в речном сообщении начинается в апреле, когда Днепр в районе Киева вскрывается ото льда [2, с. 264]; в-третьих, сборным пунктом для судов назначается Витичев, а на сбор дается два-три дня.
Загадочным представляется упоминаемый в трактате «Немогард», в котором княжил Святослав Игоревич. Мнение, что «Немогард» - это Новгород, считается едва ли не общепринятым (см., например: [3, с. 726]). Из него, кажется, логично следует вывод, что традиция сажать старшего сына на княжение в Новгороде, точно утвердившаяся в XI в. в роду Рюриковичей, берет свои истоки с середины X в. Внимание исследователей привлекло и упоминание о «внешней Росии». На закате советской эпохи Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин в комментарии к 9-й главе труда Константина Багрянородного дали краткий обзор «толкований» этого «выражения». Во-первых, «внешняя Росия» может быть понята как земли славян (в которых располагались перечисленные города), подчиненные Киеву, т.е. «Росии внутренней» (термин устанавливается в качестве оппозиции к «внешней Росии»), откуда русы выходят для сбора дани. Другой вариант - Росия «внешняя» (Новгород, где княжил Святослав) и «внутренняя» (Киев) - два основных пункта пребыва-
ния русов (А. Н. Насонов, В. А. Мошин). Следующая версия: «внутренняя Росия» - это Русь «в узком смысле» (земля полян), а «внешняя» - Северная Русь, граница которой проходила между Новгородом и Смоленском (М. Д. Приселков, Б. А. Рыбаков). Кроме того, выделение «внешней Росии» могло быть проявлением не русской, а византийской географической традиции: «внутренняя Росия» - это ближайшие к Византии земли (Приднепровье), а «внешняя» - более отдаленные (Новгородская земля) (А. Поппэ) [1, с. 308-310]. Сами Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин, как бы подводя итог, признали «наиболее убедительным» предположение А. Поппэ, а «наиболее вероятным» объяснением появления словосочетания «внешняя Росия» в «Об управлении империей» - то, что «Константин следовал "эгоцентрическому" принципу выделения внутренней и внешней частей описываемого региона (по отношению к описывающему), а не собственно древнерусской традиции» [1, с. 309, 310]. Таким образом, идентификация Немогарда как Новгорода, казалось, получала дополнительное подкрепление.
Недавно А. В. Назаренко справедливо усомнился в таком понимании выражения источника, заметив, что «если быть непредвзятым, оно допускает одно-единственное толкование»: все упомянутые в трактате императора города - Новгород, Смоленск, Любеч (?), Чернигов и Вышгород - входили во «внешнюю Русь» [4, с. 419]. Толкование же коллег он сопоставил с идеей А. В. Соловьева, который еще в 1938 г. предложил понимать смысл выражения Константина Багрянородного не как «внешнюю», а как «дальнюю Ро-сию». По мнению А. В. Соловьева, «дальняя Росия» включает всю территорию от Новгорода до Киева. «Ближняя Росия», в трактате не упомянутая, -это «русские поселения в Тавриде, на Босфоре Киммерийском» [5, с. 136; 6, с. 24]1. А. В. Назаренко обратил внимание на то, что А. В. Соловьев был чуть ли не единственным исследователем, указывавшим на невозможность отделить в списке русских городов Константина Багрянородного Русь «внешнюю» от «внутренней». «От гипотезы А. В. Соловьева, - пишет А. В. Назаренко, - было взято факультативное, а безусловное - отброшено. В результате возник гибрид его догадки с упомянутым расхожим представлением, сводящимся к тому, что под "внешней Русью" Константин будто бы имел в виду более удаленную от Царьграда Новгородчину, а под "внутренней" - более близкое Среднее Поднепровье с Киевом при границе между ними где-то в районе Смоленска». И «приговор» этой «новой разновидности старой идеи... остается в силе: она по-прежнему находится в противоречии с источником, из комментария к которому родилась» [4, с. 420]. После этих слов тем более странно звучит общий вывод исследователя. А. В. Назаренко считает, «что Киев вовсе не случайно не назван при перечислении городов "внешней Руси": будучи стольным городом князя и княжеского рода, он как раз и составлял "внутреннюю Русь", где находилась резиденция "архонтов" Руси in corpore» [4, с. 422].
Но в источнике Киев не стоит «отдельно» от «перечня» русских городов. Из текста трактата следует, что от «внешней Росии» отделен лишь Константинополь, куда прибывают моноксилы из городов русов. То, что по пути
1 К сожалению, работа А. В. Соловьева 1938 г., опубликованная в Брюсселе, для меня недоступна.
к Константинополю они «сходятся в крепости Киоава, называемой Самва-тас», откуда в зимнее время выходят в «кружение» «со всеми росами» их «архонты», вовсе не предполагает отделение Киева от остальной «Росии», подобно Витичеву, который византийский автор называет «крепостью-пакти-отом росов». Наконец, вряд ли Вышгород, располагавшийся на расстоянии 20 км от Киева и принадлежавший, как следует из «Повести временных лет», жене киевского князя Игоря Ольге, относился к какой-то другой Руси [7, с. 29].
Получается, что в представлении Константина Багрянородного «внешняя Росия» состоит из городов, разбросанных по Днепру. О том, какие территории включала в себя «Росия внутренняя», в тексте трактата императора не сказано ничего. М. А. Шангин и А. Ф. Вишнякова (кстати, придя к правильному выводу, что в тексте «Об управлении империей» термин «внешняя Ро-сия» относится и к Новгороду, и к Смоленску, и к Любечу, и к Чернигову, и к Вышгороду, и даже к Киеву) решили, будто Киев «выделен только для того, чтобы показать, что русские из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода приходят на собственных моноксилах, киевляне же, не имея своих лесов, - на покупных». Исходя из этого, исследователи предлагали попросту исключить из текста источника слово «внешняя», сочтя его появление там результатом ошибки, допущенной переписчиком [8, с. 97]. Вряд ли следует принять это предложение, ведь кроме Константина Багрянородного словосочетание «внешняя Русь» («ар-Русийа внешняя») встречается и в арабских источниках (например, в труде ал-Идриси (XII в.) «Развлечение страстно желающего странствовать по землям» (кстати, тоже без противопоставления ей «внутренней Руси»)) [9, с. 209].
Как мне представляется, имеет смысл еще раз присмотреться в гипотезе А. В. Соловьева, которую А. В. Назаренко сходу отверг в силу ее «экзотичности». Проблема существования когда-то близ Керченского пролива (Боспора Киммерийского) Приазовской (Тмутараканской) Руси существует в исторической науке уже два столетия, ей посвящено много литературы. В настоящее время в отечественной историографии возобладал скептический подход -начиная с 1960-х гг., большинство авторов исходит из того, что Приазовская Русь - это научный миф, и в его изучении пришло время поставить точку. Мнение это продиктовано тем, что раньше конца X - начала XI в. поселений славян в Приазовье и Крыму не выявлено. Исходя из этого, исследователи ныне считают предпочтительным связывать появление русов в Приазовье с походом Святослава на хазар или походом Владимира на Корсунь (Херсон) (обзор историографии см.: [10, с. 88-102]). Этот скепсис заметен и в отношении А. В. Назаренко к гипотезе А. В. Соловьева. А между тем, исходя из отрицания присутствия русов в Приазовье и Крыму ранее второй половине X в., невозможно объяснить сообщение ал-Мас'уди (ум. 956 г.) о том, что море Найтас (Черное море) - это «Русское море, никто кроме (Русов) не плавает по нему, и они живут на одном из его берегов» [11, с. 130]. Кроме того, в русско-византийском договоре 944 г. есть статья «О Корсунской стране», обязывающая русов мешать набегам на Херсон черных болгар, появляющихся со стороны степей [7, с. 25]. Для выполнения этого обязательства русы должны были находиться где-то недалеко от Корсунской страны - в Крыму, на восточных или северных берегах Азовского моря. Об этом же косвенно свидетельствуют и статьи договоров 911 и 944 г., в которых говорится, что русы
обязуются помогать кораблям византийцев, потерпевшим кораблекрушение [7, с. 19, 25]. Речь здесь также идет, скорее всего, о происшествиях на море -близ берегов Черного или Азовского морей.
Обращают на себя внимание и некоторые странности в описании русов и соседних с ними народов, которые встречаются не только в сочинении Константина Багрянородного, но и в «Истории» Льва Диакона. Так, во 2-й главе своего трактата Константин Багрянородный пишет: «[Знай], что пачинакиты стали соседними и сопредельными также росам, и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб. [Знай], что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачина-китами» [1, с. 37]. А далее содержится непонятное утверждение: «Ведь они (русы - А. К.) покупают у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось» [1, с. 39]. М. В. Бибиков, комментируя этот текст, пишет об ошибочности информации Константина Багрянородного, которую тот получил, «вероятно, от византийского купца, а не от болгарина или печенега, знавших лучше реальную ситуацию» [1, с. 283, 284]. Для выяснения характера этой информации уместно привести сообщение из 4-й главы трактата, в которой император вновь возвращается к теме полезности союза с печенегами, отмечая, что, «пока василевс ромеев (византийцев - А. К.) находится в мире с па-чинакитами, ни росы, ни турки (венгры - А. К.) не могут нападать на державу по закону войны, а также не могут требовать у ромеев за мир великих и чрезмерных денег и вещей», потому что печенеги, «связанные дружбой с васи-левсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю» [1, с. 39]. В. П. Шушарин следующим образом датировал источник данной информации: «Запись этих сведений Константина осуществлена, несомненно, до 895 г., когда мадьяры перешли через Карпаты и начали осваивать Среднее Подунавье, так как о каких-либо нападениях печенегов на здешние места обитания мадьяр неизвестно» [1, с. 286]. Значит, сведения Константина Багрянородного были довольно неоднородны и содержание трактата зачастую отражало информацию, отстающую от времени его составления не менее чем на полвека.
В 6-й главе трактата император сообщает: «[Знай], что и другой народ из тех же самых пачинакитов находится рядом с областью Херсона. Они и торгуют с херсонитами, и исполняют поручения как их, так и василевса и в Росии, и в Хазарии, и в Зихии, и во всех тамошних краях» [1, с. 41]. Речь идет о Причерноморье - и племя печенегов другое, и рядом с ними Херсон, Хазария, Зихия - группа адыгских племен на побережье Черного моря. Но здесь же оказывается и Росия, хотя, как мы знаем, в другом месте трактата местожительство росов-русов привязывается к Днепру. Эту путаницу усугубляет информация из 37-й главы, целиком посвященной печенегам: «Пачина-кия делится на восемь фем, имея столько же великих архонтов... Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют архонтов более низкого разряда. Должно знать, что четыре рода пачинакитов, а именно фема Куарцицур, фема Сирукалпеи, фема Вороталмат и фема Вулацопон - расположены по ту сторону Днепра по направлению к краям [соответственно] более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов.
Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране России местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами. Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании -на шесть дней, от Мордии - на десять дней, от Росии - на один день, от Турки - на четыре дня, от Булгарии - на полдня, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе» [1, с. 156, 157]. Остается неясным, что за печенеги живут в полудне пути от Болгарии, а какие - близко к Боспору? Неясно также, почему в этой главе фема Харавои, которая «соседит с Росией», относится к «западным и северным краям», а фемы, расположенные «напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов», - к иному региону? Ведь, согласно информации из 6 главы, рядом со всеми этими странами располагалась одна и та же группа печенегов.
Итак, в тексте «Об управлении империей» местожительство русов определяется то в Причерноморье, то в Поднепровье. Причиной этому могло стать то, что у составителей трактата относительно местонахождения Руси были разные информаторы или при его написании была использована разновременная информация. Замечу, что Лев Диакон в своей «Истории» описывает, как император Иоанн Цимисхий во время войны с русами потребовал, чтобы князь Святослав «удалился в свои области и к Киммерийскому Боспо-ру» (Керченскому проливу). Позднее император Иоанн еще и напомнит Святославу, как его отец Игорь после неудачи в походе 941 г. добрался до Киммерийского Боспора лишь с десятком лодок [12, с. 55-57]. Кроме того, Лев Диакон постоянно называет киевских русов «таврами» или «тавроскифами» -еще один намек на то, что их страна расположена на Боспоре Киммерийском. А рассказывая о сражении русов и византийцев под Великим Преславом (в 8-й книге своего труда), Лев Диакон сообщает: «Скифы (всегда) сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города» [12, с. 70, 71]. Ниже (в 9-й книге) он описывает, как во время сражения под Доростолом русы «впервые появились. на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами (на лошадях) не умели. Ромейские копья поражали (скифов), не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев. Они обратились в бегство и скрылись за стенами» [12, с. 75]. Лев Диакон лично не участвовал в том болгарском походе, а значит, сообщая такие данные, он следует традиции изображения русов народом, которому будто бы были незнакомы кони, коровы, овцы и пр., а их страна находилась где-то в Причерноморье. О поселениях русов в другом месте этот менее информированный, сравнительно с Константином Багрянородным, автор, похоже, не знал. В отличие от Льва Диакона, император располагал информацией, полученной от лиц, общавшихся с русами лично, а потому и помещал Росию в Поднепровье. Но и традиция представлять русов обитателями областей близ Керченского пролива, не знавшими скота, все равно отразилась в «Об управлении империей», что, кстати, свидетельствует о ее устойчивости и, следовательно, длительности.
Возможно, прояснить возникшие противоречия позволяют труды Д. Т. Березовца и Д. Л. Талиса. Отталкиваясь от вывода об этнической общности во второй половине I тыс. н.э. населения Степного и Предгорного Крыма и алано-болгарского мира Подонья и Приазовья и опираясь на археологические данные, они установили тождество части населения Крыма VIII -начала Х в. с русами в описании последних арабскими авторами [13, с. 59-74; 14, с. 87-99]. Выходит, Приазовская Русь существовала, но русы эти не были славянами. Установление причины, по которой арабские и византийские источники называли часть алан Приазовья росами-русами, не входит в задачи данной статьи. Д. Л. Талис пришел к выводу, что гибель поселений крымских русов в начале X в. связана активизацией печенегов [14, с. 98]. И тут стоит вспомнить, что сообщение о нападениях печенегов на русов и венгров, содержащееся в 4-й главе «Об управлении империей», доносит до нас информацию конца IX в. Но в силу устойчивости традиции даже в середине - второй половине X в. у византийских авторов происходило перенесение на киевских русов наименования тавроскифов и присутствовала убежденность в существовании Руси где-то в Приазовье. Вероятно, контакты между Киевом и указанным регионом имели место и в это время, что и отразилось в русско-византийских договорах 911 и 944 г.
Словосочетание «внешняя Росия» в тексте «Об управлении империей» стоит рядом с упоминанием об Ингоре-Игоре, архонте «Росии» (Росии просто, без эпитетов и уточнений). Исходя из того, что «внешняя Росия» - это Русь днепровская, из сообщения источника, что Святослав (тогда еще малоизвестный), сидевший на княжении в Немогарде (территориально принадлежащем к «внешней Росии»), - сын хорошо известного византийцам по походу 941 г. «архонта Росии» Игоря (возвратившегося из этого похода восвояси, к Киммерийскому Боспору), можно сделать вывод, что трактат Константина Багрянородного отделяет «внешнюю Росию» от «Росии» Игоря, являясь отражением вышеуказанной традиции помещать русов («внутреннюю Росию») в Приазовье.
Итак, упоминание о «внешней Росии» никак не подкрепляет идентификацию «Немограда» как Новгорода на Волхове. Даже если и признать, что слово «Немогард» - видоизмененное «Новгород», этой идентификации препятствуют следующие соображения. Е. Н. Носов заметил, что «в эпоху Киевской Руси в бассейне Днепра существовало несколько Новых городов, более близких Киеву и Византии, чем город на Волхове. Это Новгород-Северский на р. Десне, Новгород-Волынский на р. Случи и Новгород Малый (Новгоро-док) на самом Днепре. Не исключено, что Константин Багрянородный имел в виду один из этих городов. У северного Новгорода, в отличие от перечисленных, не было прямого водного сообщения с Киевом, их разделяли волоки» [15, с. 193, 194]. Любопытную информацию о трудностях перехода с верховьев Днепра через Новгород и Ладогу по гипотетическому «пути из варяг в греки» сообщил А. Л. Никитин, рассказав о «предпринятой группой ленинградских энтузиастов во главе с Г. С. Лебедевым попытке пройти его летом 1987 г. И хотя их ялы и шлюпки были легче и маневреннее древнерусских и скандинавских лодей, а уровень воды в гидросистемах стоял почти на 5 метров выше, чем в IX-XI вв., большую часть маршрута они смогли преодолеть
только с помощью тяжелых армейских вездеходов, на которых везли свои суда от озера к озеру» [16, с. 129]. Описание Константина Багрянородного вовсе не предполагает таких сложностей, кроме того, остается непонятным желание жителей города на Волхове ежегодно тратить титанические усилия для того, чтобы попасть в Константинополь, имея в своем распоряжении более удобные рынки. Кроме того, если общая продолжительность времени покрытия льдом водоемов бассейна Днепра составляет 100 дней, то к северу от Смоленска, в районе Новгорода, она составляет уже 130 дней [2, с. 168]. Новгородцы просто не успевали бы присоединиться к флотилии русских судов, отправляющихся из Киева в Константинополь.
Г. Г. Литаврин попытался разрешить указанные сложности, придя к выводу, что «в весенне-летний сезон в Византию ежегодно отправлялись не одна, а две экспедиции. Первыми в начале-середине мая отплывали ладьи, принадлежавшие князьям и боярам, правившим городами в бассейне Среднего Днепра (Киевом, Черниговом, Переяславлем, Вышгородом и др.), а месяцем позже отправлялись в путь ладьи из северных городов (Новгорода, Смоленска, Полоцка, Ростова и др.), куда весна приходила на 3-4 недели позже. Соответственно, первая прибывала в Константинополь в начале июня, а вторая (ее путь до столицы империи был к тому же вдвое длиннее и труднее) -в конце июля - начале августа» [17, с. 106]. Мысль Г. Г. Литаврина представляется неубедительной, поскольку она не подкрепляется данными источника - Константин Багрянородный ясно пишет об одной флотилии, прибывающей сразу от всей «внешней Росии» (а не от какой-то ее части), он четко определяет время ее отплытия из Киева - июнь месяц. Кроме того, непонятно, как могли суда из городов Среднего Днепра отправляться в плавание в начале мая, если только в апреле Днепр вскрывался ото льдов и славяне тогда же начинали поставлять русам свои долбленки, которые еще предстояло оснастить. В результате исследователю пришлось пуститься на ухищрения, заметив: «Некоторые из этих известий (Константина Багрянородного - А. К.) не могут не вызвать сомнений. Так, августейший автор, несомненно, абсолютизирует, говоря о едином сроке отплытия русов и об одном караване русов в империю за сезон. Я считаю маловероятным, чтобы киевский князь и высшая знать всего Среднего Поднепровья, имея возможность, как и при военных походах, воспользоваться высокой водой, по которой легче преодолеть пороги, ожидали бы около полутора месяцев "северян" (в краях которых реки вскрывались на три недели позже и которым предстояло пройти до Киева от 800 до 1200 км.)» [17, с. 123]. Разумеется, это маловероятно. Однако, если не пытаться увидеть в «Немогарде» волховский Новгород, а считать его неизвестным (в дополнение к установленным историками) городом из бассейна Днепра, то маловероятные обстоятельства сами собой исчезнут.
Итак, в представлении Константина Багрянородного пределы Руси в первой половине X в. ограничивались городами, расположенными на Днепре и его притоках. Если иметь в виду, что у царственного автора-современника имелась надежная информация о русах, указанное ограничение пределов Руси середины X в. позволяет иначе взглянуть на ход складывания ранней русской государственности, определив в этом процессе роли киевского и новгородского центров объединения отлично от традиционного подхода.
Библиографический список
1. Багрянородный, Константин. Об управлении империей / Константин Багрянородный ; под ред. Г. Г. Литаврина, А. П. Новосельцева. - М. : Наука, 1991. -496 с.
2. Веселовский, К. О климате России / К. Веселовский. - СПб. : Типография Императорской Академии наук, 1857. - XII, 408, 328 с.
3. Котляр, Н. Ф. Святослав Игоревич / Н. Ф. Котляр // Древняя Русь в средневековом мире : энциклопедия. - М. : Ладомир, 2014. - С. 726-728.
4. Назаренко, А. В. Территориально-политическая структура Древней Руси в первой половине X в.: Киев и «Внешняя Русь» Константина Багрянородного / А. В. Назаренко // Труды Государственного Эрмитажа: Т. 49: Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света : материалы Междунар. конф., состоявшейся 14-18 мая 2007 г. в Государственном Эрмитаже. - СПб. : Изд-во Государственного Эрмитажа, 2009. - С. 4 ii-425.
5. Соловьев, А. В. Византийское имя России / А. В. Соловьев // Византийский временник. - М. : Изд-во Академии наук СССР, 1957. - Т. 12. - С. 134-155.
6. Соловьев, А. В. Великая, Малая и Белая Русь / А. В. Соловьев // Вопросы истории. - 1947. - № 7. - С. 24-38.
7. Повесть временных лет / подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д. С. Лихачева ; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. - СПб. : Наука, 1996. - 669 с.
8. Шангин, М. А. Существовала ли «Внешняя Русь»? / М. А. Шангин, А. Ф. Вишнякова // Византийский временник. - М. : Изд-во Академии наук СССР, 1958. -Т. 14. - С. 97, 98.
9. Бейлис, В. М. Ал-Идриси (XII в.) о восточном Причерноморье и юго-восточной окраине русских земель / В. М. Бейлис // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1982 год. - М. : Наука, 1984. - С. 208-228.
10. Королев, А. С. Можно ли ставить точку в изучении проблемы Приазовской Руси? / А. С. Королев // Сборник Русского исторического общества. - М. : Русская панорама, 2006. - Т. 10 (158). Россия и Крым. - С. 88-102.
11. Гаркави, А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских: С половины VII века до конца X века по Р.Х. / А. Я. Гаркави. - М. : ЛЕНАНД, 2015. - 320 с.
12. Диакон, Лев. История / Лев Диакон ; отв. ред. Г. Г. Литаврин ; пер. М. М. Ко-пыленко ; ст. М. Я. Сюзюмова ; коммент. М. Я. Сюзюмова, С. А. Иванова. - М. : Наука, 1988. - 240 с.
13. Березовець, Д. Т. Про им'я носив салпвсь^' культури / Д. Т. Березовець // Археолопя. - Кшв : Наукова думка, 1970. - Т. 24. - С. 59-74.
14. Талис, Д. Л. Росы в Крыму / Д. Л. Талис // Советская археология. - 1974. -№ 3. - С. 87-99.
15. Носов, Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище / Е. Н. Носов. - Л. : Наука, 1990. - 216 с.
16. Никитин, А. Л. Основания русской истории: Мифологемы и факты / А. Л. Никитин. - М. : АГРАФ, 2001. - 768 с.
17. Литаврин, Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX - начало XII в.) / Г. Г. Литаврин. - СПб. : Алетейя, 2000. - 398 с.
References
1. Bagryanorodnyy Konstantin. Ob upravlenii imperiey [On governing an empire]. Moscow: Nauka, 1991, 496 p.
2. Veselovskiy K. O klimate Rossii [O Russian climate]. Saint-Petersburg: Tipografiya Imperatorskoy Akademii nauk, 1857, XII, 408, 328 p.
3. Kotlyar N. F. Drevnyaya Rus' v srednevekovom mire: entsiklopediya [Ancient Rus' in the medieval world: encyclopedia]. Moscow: Ladomir, 2014, pp. 726-728.
4. Nazarenko A. V. Trudy Gosudarstvennogo Ermitazha: T. 49: Slozhenie russkoy gosu-darstvennosti v kontekste rannesrednevekovoy istorii Starogo Sveta: materialy Mezhdu-nar. konf., sostoyavsheysya 14-18 maya 2007 g. v Gosudarstvennom Ermitazhe [Proceedings of the State Hermitage Museum: Vol. 49: Establishment of Russian statehood in the contect of the early medieval history of the Old World: proceedings of an International conference held on May 14th-18th, 2007 in the State Hermitage Museum]. Saint-Petersburg: Izd-vo Gosudarstvennogo Ermitazha, 2009, pp. 411-425.
5. Solov'ev A. V. Vizantiyskiy vremennik [Byzantine chronicle]. Moscow: Izd-vo Akade-mii nauk SSSR, 1957, vol. 12, pp. 134-155.
6. Solov'ev A. V. Voprosy istorii [Historical issues]. 1947, no. 7, pp. 24-38.
7. Povest' vremennykh let [The Story of the Passing Years]. Ed. by V. P. Adrianova-Peretts. Saint-Petersburg: Nauka, 1996, 669 p.
8. Shangin M. A., Vishnyakova A. F. Vizantiyskiy vremennik [Byzantine chronicle]. Moscow: Izd-vo Akademii nauk SSSR, 1958, vol. 14, pp. 97, 98.
9. Beylis V. M. Drevneyshie gosudarstva na territorii SSSR. Materialy i issledovaniya. 1982 god [Ancient states in the territory of the USSR. Materials and research. 1982]. Moscow: Nauka, 1984, pp. 208-228.
10. Korolev A. S. Sbornik Russkogo istoricheskogo obshchestva [Collection of the Russian Historical Society]. Moscow: Russkaya panorama, 2006, vol. 10 (158), Russia and Crimea, pp. 88-102.
11. Garkavi A. Ya. Skazaniya musul'manskikh pisateley o slavyanakh i russkikh: Spoloviny VII veka do kontsa X veka po R.Kh. [Tales by Muslim writers about the Slavs and Russian: from the middle of VII till late X centuries A.D.]. Moscow: LENAND, 2015, 320 p.
12. Diakon, Lev. Istoriya [History]. Moscow: Nauka, 1988, 240 p.
13. Berezovets' D. T. Arkheologiya [Archeology]. Kiev: Naukova dumka, 1970, vol. 24, pp. 59-74.
14. Talis D. L. Sovetskaya arkheologiya [Soviet Archeology]. 1974, no. 3, pp. 87-99.
15. Nosov E. N. Novgorodskoe (Ryurikovo) gorodishche [Novgorod (Ryurik's) ancient settlement]. Leningrad: Nauka, 1990, 216 p.
16. Nikitin A. L. Osnovaniya russkoy istorii: Mifologemy i fakty [Foundation of Russian History: mythologems and facts]. Moscow: AGRAF, 2001, 768 p.
17. Litavrin G. G. Vizantiya, Bolgariya, Drevnyaya Rus' (IX- nachalo XII v.) [Byzantium, Bolgaria, Ancient Rus' (IX - early XII centirues)]. Saint-Petersburg: Aleteyya, 2000, 398 p.
Королев Александр Сергеевич кандидат исторических наук, доцент, независимый исследователь
E-mail: koryuz@mail.ru
Korolev Aleksandr Sergeevich Candidate of historical sciences, associate professor, independent researcher
УДК 94 (47) Королев, А. С.
Пределы Руси в представлении Константина Багрянородного /
А. С. Королев // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2018. - № 3 (47). - С. 3-14. - БЭД 10.21685/20723024-2018-3-1.
