УДК 82 (09) ББК 83. 3 (2)
Слепокуров Алексей Александрович,
аспирант кафедры культурологии Воронежский государственный университет
(г. Воронеж)
ПРЕДЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ В ТВОРЧЕСТВЕ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА
Аннотация. В статье рассматривается творчество Андрея Платонова в философской перспективе. В центре внимания предельные вопросы, которые волновали писателя всю жизнь. В статье делается вывод, что размышления Платонова органичны для русской философии сердца.
Ключевые слова: Андрей Платонов, русская литература, русская философия, человек, смысл жизни, смерть, предельные вопросы.
Интерес к творчеству Андрея Платонова -самобытного русского писателя и мыслителя - в последнее время приобрел достаточно мощный импульс. Проводятся конференции, семинары, выпускаются сборники и монографии, защищаются диссертации, проводится фестиваль искусств в честь писателя. Все это говорит о том, что творчество нашего земляка и соотечественника стало одной из вершин в мировой и отечественной культуре, появление которого в литературном контексте привело к «переоценке ценностей» существующей литературной традиции. «Публикация платоновских текстов, - отмечает О. Фролова, - потребовала, в частности, пересмотра истории русской литературы XX века и изменения ценностной иерархии» [1, с. 255].
При этом нужно сказать, что далеко не все аспекты наследия Платонова исследованы достаточно основательно. Остается еще много пластов, которые подлежат, прежде всего, философскому осмыслению.
Цель нашей статьи - концентрация на предельных вопросах в творчестве Андрея Платонова, поскольку именно в них, с нашей точки зрения, заключается зерно его мысли, главный интерес, который занимал его всю жизнь.
Выявление этих вопросов необходимо как для более детального изучения творчества Платонова, так и для оздоровления общей духовно-нравственной ситуации нашего общества, которое находится в состоянии ценностной дезориентации. Произведения Платонова как раз содержат в себе тот нравственный заряд, который может быть востребован обществом.
Предельные вопросы, которые волновали Платонова, касаются, прежде всего, положения человека в мире, смысла его жизни, отношения человека
и природы (шире, космоса и вселенной), судьбы России. Все эти проблемы глубоко взаимосвязаны между собой, образуя единое полотно философ-ско-художественного творчества Платонова. Как пишет в своем диссертационном исследовании В. Д. Серафимова: «На современность творчества А. Платонова и актуальность его дальнейшего изучения обращают внимание многие исследователи литературы ХХ века. Такое внимание к личности, нравственной позиции, художественным экспериментам писателя вызвано, прежде всего, обращением Платонова к «вечным темам», его пониманием внутреннего мира человека. Главные темы произведений Платонова - экзистенциальные, касающиеся переживаний человека, его жизни, смерти, бессмертия, любви, творчества, свободы. Вопросы онтологического смыслостроительства, проблемы «житейской нужды», стремление «воспеть тревожную жизнь в человеке» - средоточие художественных поисков Платонова» [2, с. 4].
Мы во многом согласны с такой трактовкой исследователя творчества Платонова, поскольку в ней делается акцент на философские («вечные темы») аспекты творчества писателя, в центре которой проблема человека. Именно человек является для Платонова самой большой загадкой. Обратимся к некоторым текстам Платонова, чтобы рассмотреть более детально своеобразие постановки предельных вопросов.
В своих ранних произведениях писатель со всей силой и открытостью заявляет философскую постановку вопроса о человеке. Как отмечает исследователь М. Дмитровская: «Произведения А. Платонова конца 20-х - середины 30-х годов позволят говорить о наличии у писателя целостной философской системы, выраженной в художественной форме» [3, с. 90]. Рассмотрим некоторые мысли
Г881
писателя того периода. Платонов пишет: «Сердца пути не разгаданы, // Человек человеку далек» [4, с. 23]. Эта мысль из его записных книжек, в которых самое сокровенное. В этой фразе мы можем увидеть основную антропологическую и этическую линию философии Платонова. Во-первых, «сердца пути не разгаданы». Это значит, что человек не может быть понят рационально до конца, что всегда остается нечто непостижимое в человеке. Эта мысль прямо восходит к известному изречению Ф.М. Достоевского о том, что «человек есть тайна» [5, с 317]. В этом смысле Платонов является продолжателем философско-антропологической линии Ф.М. Достоевского.
И, во-вторых, «человек человеку далек». Это своеобразная этическая установка, в основании которой идея отчуждения людей друг от друга. Эта мысль принадлежит также Достоевскому, но у нее гораздо большее количество приверженцев. Здесь и Шопенгауэр, и Ницше, и Штирнер и многие другие выдающиеся философы, с идеями которых Платонов, так или иначе, был знаком. Но, пожалуй, самым близким респондентом этой идеи явялются русский философ Н.Ф. Федоров, «философию общего дела» которого Платонов знал очень хорошо и полностью ее разделял (по крайней мере, в первый период своей жизни).
Основная идея Н. Федорова - это идея о воскрешении умерших предков, которая вытекает из этического анализа наличного состояния человеческого сообщества, которое философ называет «небратским», «неродственным». Люди отчужде-ны друг от друга стеной эгоизма и индивидуализма, ими правит «фарисейская мораль», лицемерная в своей сути. Причиной всему - смерть, которая деформирует все человеческие отношения. Н.Ф. Федоров пишет: «И вот, когда рождение, происхождение от одних и тех же родителей и другие уроки братства оказываются бессильными, тогда приходит смерть, как неопровержимое, хотя и отрицательное доказательство братства, единства и равенства перед безжалостною природою и вместе как наказание за небратство» [6, с. 55-56].
Исследователи А.Г. Гачева и С.Г. Семенова, комментируя эти идеи Н.Ф. Федорова, пишут: «Неродственность» и «родство», «небратство» и «братство» для Федорова категории не только этические (как это для Толстого), но и онтологические, становятся качественными характеристиками двух типов бытия: нынешнего - природного, смертного и будущего - божественного, бессмертного. Новый, братский тип связи всего со всем обретается знанием
себя и других, знанием физической и психической природы человека, знанием всего мира и делом, выполнением задач регуляции и воскрешения. Только исполнив свой высший долг - возвратив к жизни всех вытесненных и умерщвленных, человечество в полном составе всех своих поколений становится поистине братским» [7, с. 487].
В этом смысле идеи Платонова о человеке восходят к двум крупнейшим мыслителям XIX века -Ф.М. Достоевскому и Н.Ф. Федорову. Тем самым образуется мощная духовно-философская и литературно-философская традиция, объединяющая наиболее ярких и самобытных представителей русской культуры.
Наиболее важными и болезненными вопросами Платонова относительно человеческого существования были вопросы о его смертности, о тщетности и абсурдности, о его горестной участи. В этих вопросах мысль Платонова достигает совершенства, являя нам наиболее яркое воплощение отечественной философской мысли.
Образ смерти у Платонова имеет неоднозначный и многомерный характер, в нем переплетается множество совершенно различных пластов и мотивов. На это указывают исследователи. Так, К.Г. Исупов пишет: «У Платонова мы встречаем две модели смерти: 1) смерть ломает внешние тела полулюдей-полупокойников. Это напоминает механическое саморазрушение: тело как бы обрушивается вовнутрь собственного каркаса; 2) смерть «снята» в мифологемах «рождения - соития - смерти», «колыбель - гроб», «мать - невеста» и других этого ряда» [8, с. 28]. Е. Проскурина выделяет три аспекта смерти у Платонова: «Поэтическая палитра образа смерти в творчестве А. Платонова чрезвычайно сложна. Однако в ней ... можно обнаружить три основных смысловых аспекта: 1) мистериальный аспект - смерть, содержащая интенцию воскресения; 2) аспект абсолютного небытия - смерть, лишенная интенции воскресения; 3) аспект иллюзорности жизни - смерть, представленная в обличиях жизни» [9, с. 137]. Такова определенная стратегия в художественном взгляде на смерть у Платонова.
Это важные наблюдения, указывающие на разноплановый характер образа смерти у Платонова. Мы хотели бы отметить еще нравственный аспект смерти у Платонова, связанный с мыслями о человеческом страдании, тщетности его существования. Здесь обнаруживается близость Платонова к идеям Федорова о конечной победе над смертью и временем, как главным носителем смерти. В статье «О науке» Платонов пишет: «О великом пути зна-
Г891
ния, пройденном человечеством, и о пути, который предстоит ему пройти, о мышлении, истине и заблуждениях, о страданиях человечества в поисках правды своей жизни, о борьбе и гибели за найденную правду, о затаенной страстной мечте, о конечной победе над своими врагами - природой и смертью, - я напишу в другой раз, как обдумаю» [10, с. 34].
Представляется, что Платонов обдумывал эти вопросы в течение всей своей жизни, каждый раз меняя свою точку зрения, при сохранении высокой концентрации внимания на вопросе о человеческой смертности. Исследователь Н. Малыгина пишет об этом так: «Преодоление власти времени означало осуществление мечты о бессмертии. Одно из основных апокалиптических пророчеств, осуществления которого ожидают в «Чевенгуре», - уничтожение смерти. Преодоление смерти было важнейшей чертой религиозного отношения к социализму» [11, с. 22]. Это и есть наиболее радикальный предельный вопрос, который поставил Платонов. В своих главных произведениях - «Котлован», «Чевенгур», «Ювенильное море» - этот вопрос доводится до высшего уровня, смыкаясь с вопросом о смысле человеческого существования. Это еще один предельный вопрос Платонова, который сквозит через все его творчество.
Например, в «Котловане» находим такое рассуждение: «Вощев стоял с робостью перед глазами шествия этих неизвестных ему, взволнованных детей; он стыдился, что пионеры, наверное, знают и чувствуют больше его, потому что дети - это время, созревающее в свежем теле, а он, Вощев, устраняется спешащей, действующей молодостью в тишину безвестности, как тщетная попытка жизни добиться своей цели. И Вощев почувствовал стыд и энергию - он захотел немедленно открыть всеобщий, долгий смысл жизни, чтобы жить впереди детей, быстрее их смуглых ног, наполненных твердой нежностью» [12, с. 418]. А в «Чевенгуре» встречаем следующее: «хотя никто не в силах сформулировать твердый и вечный смысл жизни, однако про этот смысл забываешь, когда живешь в дружбе и неотлучном присутствии товарищей, когда бедствие жизни поровну и мелко разделено между обнявшимися мучениками» [13, с. 246].
«Всеобщий, долгий смысл жизни» - такова исключительно платоновская постановка вопроса о смысле жизни. Именно в таком языковом оформлении этот вопрос получает дополнительный стимул и какую-то необычайную энергию. Смысл жизни оказывается амбивалентной категорией: без него
нельзя жить и его нельзя найти одновременно. Это своеобразный экзистенциальный тупик, в котором обнаруживает себя человеческая ситуация.
И все же определенное разрешение этой антиномии есть. Снова обратимся к «Чевенгуру»: «Два-нов лежал в траве Чевенгура, и, куда бы ни стремилась его жизнь, ее цели должны быть среди дворов и людей, потому что дальше ничего нет, кроме травы, поникшей в безлюдном пространстве, и кроме неба, которое своим равнодушием обозначает уединенное сиротство людей на земле. Может быть, потому и бьется сердце, что оно боится остаться одиноким в этом отверстом и всюду одинаковом мире, своим биением сердце связано с глубиной человеческого рода, зарядившего его жизнью и смыслом, а смысл его не может быть далеким и непонятным - он должен быть тут же, невдалеке от груди, чтобы сердце могло биться, иначе оно утратит ощущение и замрет» [14, с. 339].
Это сердечный смысл жизни, поскольку он связан с пребыванием среди людей, вне которых одиночество и сиротство безразличного к человеку мира. Только сердцем можно почувствовать свою причастность человеческому роду и осознать уже не только свой личный, но и всеобщий человеческий смысл. В этом контексте можно говорить об «укорененности творчества А. Платонова в пространстве традиционной духовной русской мысли» [15, с. 10]. В традиционной духовной русской мысли особое место занимает философия сердца или сердечная философия, к которой, вне всякого сомнения, принадлежит Платонов.
О сердечности русской философии очень хорошо сказал философ В.П. Фетисов в своей работе «О философичности русского человека и сердечности русской философии». В ней есть такие слова: «Именно сердечность русской философии «согревает» понятие духовности, делает его более жизненным. Именно сердечность дополняет разум более глубокими переживаниями и интуитивными откровениями. Философичности русского человека соответствует сердечность русской философии...
Для русской философии в качестве главного символа берется сердце. В сердце переплавляются оба мира. Русский человек хочет «Жить по Правде», и в этой Правдивой Жизни и Тот мир, и Этот пишутся с заглавной буквы. Мозг, нервная система физиологичны. Сердце выше физиологии, это не анатомический орган, оно сверхчувственно. Оно улавливает невидимые оттенки и подсказывает разуму. Оно отличает правду от лжи вопреки фактам,
сзю
логике, корыстному интересу. Мозг может жить без любви - по расчету даже лучше, спокойнее и дольше. Сердце умирает без любви. Душа «отходит», «отлетает». Сердце не отлетает, не перевоплощается. Дух может существовать самостоятельно, любить после смерти. Сердце живет любовью. Сердце - источник совести как совмещения вестей от двух миров - земного и божественного» [16, с. 510-511].
Это слова своего рода философский гимн сердечности. Они помогают многое прояснить: как в характере русского человека, так и в саму русскую философию. В полной мере они применимы и к Платонову, поскольку сердечность его исканий есть самый предельный вопрос и самый широкий горизонт, в свете которого проблемность человека становится более зримой и очевидной. Исследование предельных вопросов в контексте сердечной философии Платонова помогает более глубоко осознать истинные мотивы его творчества, осознать грандиозность его мыслей о человеке, в которых мы так сегодня нуждаемся.
Литература:
1. Фролова, О. Андрей Платонов для поколения NEXT // Возвращаясь к Платонову: вопросы рецепции. -СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2013. - С. 225-257.
2. Серафимова, В.Д. Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины ХХ - начала XXI вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. - М., 2009.
3. Дмитровская, М.Антропологическая доминанта в этике и гносеологии А. Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Выпуск 2. - М.: Наследие, 1995. - С. 91-101.
4. Платонов, А.П. Записные книжки. - М.: ИМЛИ РАН, 2006.
5. Достоевский, Ф.М. О русской литературе. - М.: Современник, 1987.
6. Федоров, Н.Ф. Собрание сочинений: В 4 тт. Том II. -М.: Прогресс, 1995.
7. Гачева, А.Г., Семенова, С.Г. Комментарии // Федоров Н.Ф. Собрание сочинений: В 4 тт. Том II. - М.: Прогресс, 1995.
8. Исупов, К.Г. Русская философия смерти (ХУШ-ХХ вв.) // Русская философия смерти. Антология. - М.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. - С. 6-30.
9. Проскурина, Е. Гримасы смерти у Платонова // «Страна философов»: проблема творчества. - М.: ИМЛЛИ РАН, 2005. - С. 137-143.
10. Платонов, А. Сочинения. Том первый. Книга вторая. Статьи. - М., 2004.
11. Малыгина, Н.М. Художественный мир Андрея Платонова. - М.: МПУ, 1995.
12. Платонов, А.П. Котлован // Платонов А.П. Чевенгур: Роман; Котлован: Повесть / Под ред. Н. М. Малыгиной. - М.: Время, 2011.
13. Платонов, А.П. Чевенгур // Там же.
14. Платонов, А.П. Чевенгур // Там же.
15. Серафимова, В.Д. Указ. Соч.
16. Фетисов, В.П. Солнце не заходит. Труды по нравственной философии. - Воронеж: ВГЛТА, 2011.
сжз