Преддверие норвежского фашизма: радикализация городского правого национализма в Норвегии между двумя мировыми войнами Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 352.075.2+323.14:94 (481) ББК 67.3:66.5:63.3 (4Нор-2)

ПРЕДДВЕРИЕ НОРВЕЖСКОГО ФАШИЗМА: РАДИКАЛИЗАЦИЯ ГОРОДСКОГО ПРАВОГО НАЦИОНАЛИЗМА В НОРВЕГИИ МЕЖДУ ДВУМЯ МИРОВЫМИ

ВОЙНАМИ*

Сальваторе Гарау, доктор Лондонского

университета,

(Лондон, Великобритания)

salvatore.garau.salis@gmail.com

Перевод с английского В.А. Рогозина

Аннотация. В статье рассмотрен переход от либеральной к авторитарной форме национализма в Норвегии после Первой мировой войны. Процесс такого перехода, будучи мало изученным за пределами самой Норвегии, включает в себя ценную проблематику, которую целесообразно изучать для более полной оценки возможной радикализации европейского национализма. В статье прослежены формы норвежского национализма и дан анализ идей, которые выдвигали три существовавшие между мировыми войнами политические движения: «Взаимопомощь Норвегии», «Самооборона» и «Отечественная лига». Указанные движения коренным образом изменили предшествовавший норвежский либеральный национализм и вывели на политическую сцену ряд, во многом доморощенных идей, в их числе: парамилитаризм, корпоративизм, авторитаризм, антипарламентаризм и территориальный экспансионизм. Именно на этих идеях Видкун Квислинг впоследствии выстроил идеологию своего фашистского движения: Национальное единение.

Ключевые слова: антипарламентаризм, авторитаризм, Дания, фашизм, национализм, Норвегия, парамилитаризм, Квислинг, Швеция.

ANTICIPATING NORWEGIAN FASCISM: THE RADICALIZATION OF URBAN RIGHT-WING NATIONALISM IN INTER-WAR NORWAY

Salvatore Garau,

Researcher, Royal Holloway College, University of London, United Kingdom

Abstract. This article argues that the transition from a liberal to an authoritarian form of nationalism in Norway after the First World War, although little studied outside Norway itself, provides an interesting and useful case study for a fuller assessment of the radicalization of European nationalism. The article looks at the forms that urban Norwegian nationalism adopted by analysing the ideas espoused by three inter-war movements, namely the Norges Samfundshjelp (Norway's Community Aid), the Samfundsvernet (Community Defence) and the Fedrelandslaget (Fatherland League). These movements radically modified Norway's previously liberal nationalism

* Статья впервые опубликована на английском языке в журнале European History Quarterly. - 2013. - Vol. 43, No. 4. - P. 681-706.

352

and introduced a set of new, but home-grown, ideas onto the Norwegian political scene, such as paramilitarism, corporatism, authoritarianism, anti-parliamentarism and territorial expansion. These were the ideas upon which Vidkun Quisling would later base the ideology of his own fascist movement, the Nasjonal Samling (National Union).

Key words: anti-parliamentarism, authoritarianism, Denmark, fascism, nationalism, Norway, paramilitarism, Quisling, Samfundsvernet, Sweden.

С конца XIX и по начало XX века европейский национализм претерпел глубокие изменения. Из силы, стремившейся к большей свободе для угнетенных наций, он, подвергшись радикализации, стал превращаться в центральный идеологический стержень набиравших влияние авторитарных правых.

В Англии национализм начал меняться еще во времена Французской революции, когда стал ассоциироваться с коллективизмом [1]. В самой Франции в рамках того, что именовалось национализмом, впервые начала допускаться возможность применения насилия - правда, лишь во благо народа [2]. Тем не менее, в целом, на протяжении большей части века, новый, коллективистский национализм служил средством освобождения угнетенных народов, вследствие чего мог трактоваться как прогрессивный. Затем, особенно после 1885 г., на стадии активного вызревания империализма, национализм стал постепенно утрачивать прежний прогрессивный характер, поскольку эволюционировал в сторону оправдания территориальных экспансий. Прежняя его установка на освобождение угнетенных народов начала отступать на задний план, а сам он стал использоваться для легитимизации собственного угнетения других народов. С тех пор, как авторитарные правые силы признали новый национализм основным элементом своей системы взглядов, он последовательно радикализовался. Его-то и подхватили, доведя до крайних форм, фашистские движения [3].

Хотя развитие и радикализация национализма широко изучены, черты, которые он приобрел в Норвегии, долго не привлекали широкого внимания. Немного известнее стала самая крайняя стадия эволюции норвежского национализма, особо проявившая себя после нападения на Норвегию Гитлера. В какой-то мере этой известности способствовало опубликование на английском языке двух биографий Видкуна Квислинга [4]. При всем этом лишь немногие имеют до сих пор должное представление о тех политических движениях, которые подготовили почву для создания в 1933 г. Квислингом своего фашистского движения: «Национального единения» (НЕ). Между тем быстрая радикализация национализма в Норвегии, происходившая после окончания Первой мировой войны вплоть до 1933 г., представляет большой интерес, поскольку богата событиями. Ее изучение может способствовать более дифференциро-

ванному пониманию национализма, как в Скандинавии, так и в Европе в целом.

В представленной статье исследуется развитие норвежского радикального национализма двадцатого века. С этой целью рассмотрена деятельность трех политических движений: «Взаимопомощь Норвегии» (ВПН), «Самооборона» (СО) и «Отечественная лига» (ОЛ), образованных, соответственно, в 1920, 1923 и 1925 гг. Эти организации преобразили облик ранее либерального норвежского национализма и заложили интеллектуальные основы, на которых Квислинг воздвиг свой собственный норвежский вариант фашизма.

Явное влияние на норвежский национализм в начале двадцатого века оказало длительное пребывание страны в подчинении. В 1814 г., после 400 лет унии с Данией, Норвегия была насильственно объединена со Швецией. В созданной новой унии она снова выступала в роли более слабого партнера [5]. Национализм в Норвегии складывался и зрел под воздействием повсеместного чувства подчиненности внешним силам. При этом, однако, ему были свойственны и уникальные черты, обусловленные двумя четко выраженными норвежскими социальными традициями [6].

Первая определялась наличием мощной бюрократической элиты, состоявшей из госслужащих и верхнего среднего слоя. В стране, где не было аристократии, эти социальные группы в 1814-1884 гг. устойчиво удерживали бразды правления, превратив Норвегию в то, что описывалось как «государство госслужащих» [7]. Идеологически эти группы придерживались либеральных принципов экономического роста, но, даже рассматривая капитализм как в высшей степени модернизирующую силу, как правило, полагали, что одни лишь рыночные силы не будут эффективны без умеряющего воздействия государственного планирования [8].

Их в основном успешная попытка модернизировать страну дала результаты, благодаря эффективному балансу экономического либерализма и государственного вмешательства. Господствующая бюрократия Норвегии в целом поддержала унию 1814 г. со Швецией, хотя и была против усиления королевской власти. Несмотря на то, что правящие слои Норвегии способствовали тогда ее превращению в самую демократическую страну Европы, они же выступали против дальнейшей демократизации.

Вторая традиция определялась наличием в стране «контркультурного» альянса, который все активнее противостоял правящей бюрократии. Его составляли, главным образом, интеллектуалы, свободные собственники и бизнесмены, которые, объединившись в либеральной партии Норвегии «Венст-ре», рассчитывали привнести в страну еще больше демократии и гражданских прав. К «Венстре» присоединялись фермеры, рассматривавшие городскую бюрократию, как в чем-то фундаментально чуждый, слишком централизаторский и недемократичный слой, предрасположенный взваливать на крестьянство издержки унии и чрезмерно высокие налоги. Если городской национализм интеллектуалов и свободных собственников был в целом прогрессивным, то земледельцы привносили в партию более консервативную форму сельского национализма, ориентированную на религиозные постулаты и в принципе отвергавшую модернизацию и индустриализацию. Такое противопоставление сделало «Венстре» крайне диверсифицированной партией, отстаивающей то консервативные, то прогрессивные позиции, что время от времени приводило к отколу от нее отдельных групп, хотя общее недовольство членов партии унией со Швецией и обеспечивало ей сохранение единства. Интересно в этой связи отметить, что в десятилетия, последовавшие за расторжением в 1905 г. унии со Швецией, консерватизм земледельцев посеял многочисленные зерна сельского авторитарного и антипарламентаристского национализма, который позже, в 1933 г., попытался подчинить себе Квислинг [9].

В 1884 г. «Венстре» стала в Норвегии доминирующей политической силой и передала политическую власть либералам, которые попытались добиться расширения демократии и народного суверенитета. Однако, чтобы добиться желательного расширения полномочий норвежского стортинга (парламента), было необходимо ослабление власти короля Швеции. Между тем, реагируя на происходящее, старые бюрократические элиты, поддержанные умеренными силами в сельских районах, организовавшись в консервативную партию «Хёйре», выступавшую за сохранение унии со Швецией, поскольку она, де, приносит Норвегии экономическую выгоду, гарантирует мир в Скандинавии и ограничивает растущий радикализм республиканцев. Напротив, «Венстре» все активнее добивалась расторжения унии и тем самым предоставления Норвегии полной независимости и обеспечения народу реального суверенитета.

Прогрессивный национализм «Венстре» на политическом уровне вполне сочетался с энергичной поддержкой весьма влиятельного в культурной сфере движения «Национальный романтизм»

(именовавшегося также «Национальным прорывом») [10]. Особо острой была тогда проблема языка. В данном вопросе противостояли друг другу два культурологических подхода. Один ориентировался на «норвегизацию» датского языка. Его предпочитало норвежское чиновничество, считавшее достаточным внесение в датский язык элементов одного из норвежских диалектов, и тем самым приближение книжного языка (т.н. «букмола») к народному. Другой подход исходил из необходимости создания принципиально нового норвежского языка («нюнорш»), основой которого стали бы существующие диалекты [11].

В целом, как политический, так и культурологический элементы националистической волны определялись тогда стремлением предотвратить усиление власти Швеции, и были составной частью активных наступательных действий, направленных на полное расторжение унии. Поставленная цель была достигнута в 1905 г. [12].

Различие властных статусов Норвегии и Швеции в годы, предшествовавшие расторжению унии, сказалось и на трактовке в каждой из стран понятия национализм. В Норвегии, будучи важной составной частью борьбы за независимость, он оказался неразрывно связанным с такими понятиями, как парламентаризм, демократия, свобода и суверенитет народа. Именно в этом качестве он и стал фундаментальной частью идеологии «Венстре». Шведский национализм не предполагал борьбы за национальную независимость, зато был пронизан ностальгией по утраченному имперскому прошлому, обидой за былые территориальные потери - особенно за отрыв в 1809 г. Финляндии.

Не менее важно и то, что шведскому национализму не был свойственен либерализм, как это было в Норвегии, поскольку шведам не пришлось бороться против чужеземного господства, а шведское крестьянство не чувствовало себя столь угнетенным, как крестьянство в других странах. Напротив, национализм в Швеции стал отождествляться с консервативными правыми силами, восприняв все его крайние идеологические установки. Например, вместо того, чтобы ратовать за либеральные идеалы, шведский национализм проявлял презрение к парламентскому правлению и выступал против расширения гражданских прав. Шведский путь к демократии и парламентаризму реализовался в обстановке крайне натянутых отношений между националистически настроенными правыми консерваторами и социал-демократами, которые ратовали за демократизацию политической жизни [13].

Ключевым разногласием между указанными силами был вопрос: должен или не должен король

подчиняться воле парламента при формировании правительства. Консервативная партия солидаризировалась с монархом и стремилась сохранить его полномочия в том виде, в каком они были изложены в конституции 1809 г. Некоторые правые силы шли еще дальше и требовали установления авторитарной монархии, которая бы покончила с парламентом. В роли ведущего теоретика крайне правых выступал в это время Рудольф Челлен, завязавший вскоре после окончания Первой мировой войны дискуссию о необходимости внедрения авторитарных систем, управляемых одним могущественным лицом - не обязательно монархом [14].

Решающим различием между шведским и норвежским национализмом, заслуживающим особого рассмотрения, была степень свойственного им внутреннего разнообразия. Норвежский национализм, как уже отмечалось, включал глубоко различавшиеся городской и сельский варианты. Шведский национализм, напротив, был гораздо единообразнее, поскольку у шведского крестьянства неприятие политической системы было сравнительно небольшим и, следовательно, оно не подвергало сомнению то понимание национализма, которое было выработано в городах Швеции [15].

Норвежский национализм был гораздо ближе к тому, что происходило в Дании [16]. Датчане, подобно норвежцам, рассматривали национализм, как то, что имело значимость лишь для внутренних проблем страны. Их национализм не диктовал высокомерного отношения к другим нациям и не потворствовал ностальгии по великому прошлому. Более того, как и в Норвегии, датский национализм имел, как городской, так и сельский варианты.

Одновременно между Данией и Норвегией существовали различия. Наиболее важным было то, что различия в подходе «Венстре» и «Хёйре» к унии со Швецией превращали национализм в камень преткновения, как до, так и после 1905 г. При этом «Вен-стре» позиционировала себя в Норвегии как единственная действительно национальная сила. После 1918 г. возникновение норвежского революционного социалистического движения, преданного идеям интернационализма, означало, что национализм будет все больше отвергаться. В Дании, однако, этого не произошло, и национализм продолжал пользоваться широкой поддержкой, даже в среде левых.

К концу 1910 годов, несмотря на прогрессивную и либеральную природу норвежского национализма, он радикализировался в той степени, в какой это происходило в других европейских странах. Новый, радикальный национализм, обусловленный политическими событиями в национальном и международном масштабе, стал все заметнее определять

политические позиции правых политических сил Норвегии.

Хотя Норвегия и не участвовала в Первой мировой войне, ее затронули, особенно начиная с 1917 г., экономические последствия происходивших военных действий. Прежде всего, произошло замедление экономического роста [17]. Ухудшились условия существования трудящихся классов. Начало возрастать недовольство работодателей, которые не только несли финансовые потери, но и оказались перед лицом угрозы существенной активизации организаций наемных работников.

На ситуации в стране сказался и успех русской революции 1917 г., способствовавший смещению баланса сил в Норвежской рабочей партии (НРП). Ее революционное крыло приобрело контроль над всей партией, сделало партийную пропаганду более радикальной и стало трактовать революцию, как основной способ прихода к власти и построения социалистического общества [18]. У противников революционеров такой ход событий породил страх перед возможной большевистской революцией в Норвегии.

Особенно заметно это было в северной части страны (Финнмарке), где местные социалистические лидеры явно стремились к созданию коммунистической республики. Реакцией на провозглашенный социалистами интернационализм было укоренение идей нового национализма в среде хозяйственных организаций буржуазии, а также правых объединений, в том числе «Либеральной левой партии» (возникшей на базе консервативной фракции «Венстре») и ультраконсервативных слоев «Хёйре». Подобный национализм пришелся по вкусу радикальным антисоциалистическим силам в военных кругах и консервативным элементам сельского общества, что нашло выражение в образовании националистической «Аграрной партии».

Национализм представлялся в то время многим мощным средством объединения политических, социальных и экономических сил, способных противостоять радикальным взглядам НРП. Однако, поскольку парламентская демократия была объявлена виновной в политическом узаконивании социализма и, следовательно, несла ответственность за предоставление ему права развиваться, у нового радикального национализма появилась возможность утверждать, что в сложившейся ситуации созрела необходимость отвергнуть традиционную ориентацию на большую демократию. В соответствии с этим была развернута дискуссия о реальной эффективности парламента, в ходе которой ставился вопрос, не ведет ли парламентская система к саморазрушению страны.

Все это происходило главным образом в городах. Однако расширение связей между городскими

радикальными националистами и их сельскими единомышленниками, естественно, способствовало вовлечению последних в происходящие процессы. Выше уже упоминалось об исторически сложившемся недовольстве сельского общества городской бюрократией и о роли консервативного крестьянского национализма в «Венстре». Расторжение унии со Швецией не успокоило фермеров. После окончания войны в 1918 г. они стали все активнее высказываться против введенного в ее годы государственного регулирования. Убедившись, что городские политические элиты их интересы не защищают, фермеры в 1920 г. создали «Аграрную партию» [19], ставшую рупором неудовлетворенности крестьян сложившимися условиями существования [20]. Затем партия стала выражать недовольство самой парламентской системой, а также проявлять склонность к «евгенике», отстаивая тезис, согласно которому крестьянство составляет «самую здоровую часть» норвежского народа, и проповедуя взгляды, стыкующиеся иногда с авторитаризмом. Партийный журнал «Натшунен» стал часто публиковать авторов, отстаивающих антисемитские взгляды, пусть в программе партии они и не содержались. В 1920-е гг. подобные идеи стыковались с идеями городского национализма и позже стали играть значительную роль, особенно после создания партии Квислинга «Национальное единение».

Как уже было отмечено, с конца девятнадцатого века национализм во всей Европе становился все более антилиберальным и антипарламентаристским, а его идеи использовались для оправдания империалистической политики. В 1910-е годы аналогичные идеи получили хождение и в Норвегии. Их наивысшим выражением стала мечта о «Великой Норвегии», которую, де, удастся создать, главным образом, в результате экспансии в Арктике [21]. Одной из наиболее важных целей, оправдываемой открытием Гренландии средневековой Норвегией и ее последующим владением, было установление контроля над Восточной Гренландией. Особенно активно эта идея муссировалась после 1921 г., когда Дания распространила свое правление на Гренландию в целом. Эти амбиции были частично удовлетворены в 1920 г., когда Парижская мирная конференция признала суверенитет Норвегии над Шпицбергеном, хотя прочие требования Норвегии (такие, как передача ей одной из немецких колоний в качестве вознаграждения за политическую поддержку союзников в войне) удовлетворены не были [22].

В Скандинавии послевоенные экспансионистские тенденции фиксировались также в Швеции, Дании и Финляндии, хотя все эти страны смогли избежать главных сражений Первой мировой войны [23].

Дания, в частности, надеялась компенсировать свои территориальные утраты 1864 года, и ей с помощью референдума все же удалось инкорпорировать северную часть Шлезвига. Швеции не довелось получить Аландские острова, которые остались под контролем Финляндии, хотя эти острова были демилитаризированы и получили большую автономию. Финляндия получила Петсамо, но не смогла распространить свой контроль на Карелию.

Как и в Норвегии, в остальных северных странах мечты о территориальной экспансии служили признаком того, что в природе национализма что-то меняется: в них, как и в континентальной Европе, происходила эволюция национализма, превращавшегося из средства национального освобождения в антилиберальную и даже экспансионистскую систему взглядов. В Норвегии коренной шаг в этой эволюции был сделан в самом начале 1920-х годов.

«Взаимопомощь Норвегии» и «Самооборона» (ВПН и СО)

В 1920 и 1923 гг. были образованы две военизированные организации «Взаимопомощь Норвегии» и «Самооборона». Их объединяли высокий градус национализма и полное пренебрежение к демократии [24]. Обе представляли собой первичную форму организации в Норвегии нового радикального и, в конечном итоге, антилиберального национализма, на базе которого позднее будут строить свои более четко проработанные идеологии «Отечественная лига» и квислингский фашизм. ВПН и «Самооборона» были учреждены как вооруженные силы для подавления забастовок, провозглашаемых Норвежской рабочей партией (НРП) и Норвежской коммунистической партией (НКП).

Создание ВПН и «Самообороны» было тесно связано с политизацией армии. Аналогичные акции наблюдались в это время во многих других европейских странах, что было обусловлено переходом от «старого» к «новому военному профессионализму» [25]. В рамках «старого профессионализма» армия видела своей задачей защиту нации от внешних угроз. Следовательно, она обычно оставалась политически нейтральной. Исходя из принципов «нового военного профессионализма», армия начала включать в список своих основных обязанностей и защиту от внутренних угроз, то есть стала во все большей степени вмешиваться в политику. При этом политизация армии часто происходила одновременно с новой позицией, проявлявшейся, как в армии, так и в полулегальных военизированных структурах, и основанной на вере в то, что армия и военизированные структуры в большей мере, чем гражданские институты, способны устранить возможные угрозы, такие,

как революционный социализм. Ключевым фактором, обусловившим происходящие изменения, был рост влияния социалистической идеологии.

Использование военных методов применительно к политике начала 1920-х годов часто рассматривается, как непосредственное следствие опыта Первой мировой войны. Однако пример Норвегии противоречит такому предположению, поскольку в мировой войне Норвегия оставалась нейтральной. То есть возникновение парамилитаризма в Норвегии нельзя считать продуктом войны и интерпретировать, как применение в политике методов, опробованных в ходе боевых действий. Наоборот, норвежский парамилитаризм был следствием возраставшей политизации армии, а также того, что отдельные группы буржуазии, обеспокоенные наступлением левых сил, пришли к выводу о необходимости борьбы с марксизмом с выходом на новую стадию с использованием тех же насильственных методов, к которым прибегали социалисты и коммунисты.

Политическая программа ВПН делала упор на то, что данное политическое движение создано не для поддержки определенной партии или интересов; целью движения является, скорее, защита не отдельного класса, а нации в целом [26]. Вместе с тем, движение было крайне политизировано в том смысле, что явно выражало интересы средних слоев и, одновременно, было результатом сложившейся в Норвегии особой политической ситуации. А она характеризовалась глубокой пропастью между левыми и правыми: левые включали в себя, как уже указывалось, НРП и НКП; правых представляли четыре основные партии - «Венстре», «Хёйре», «Аграрная партия» и «Умеренные Венстре»*. Эти партии, хотя и суммарно обозначаемые как буржуазные, не были в состоянии составить единый фронт против социализма. Их раздирали постоянные распри. ВПН была создана специально для того, чтобы защитить эти партии, в том числе, при необходимости, силовыми методами.

Между тем, не вменяя себе обязанность защищать нацию в целом, как ВПН, так и «Самооборона» твердо позиционировали себя на правом фланге политического спектра. Политическая легитимность левых отрицалась, Печатный орган ВПН «Общество», например, утверждал, что коммунисты это «не партия», а группа подстрекателей, действующих на стороне врагов Норвегии с целью разрушения общества [27].

* «Умеренные Венстре» - это часть «Венстре», примыкавшая в ряде случаев к Хейре для решения определенных политических задач - Прим. ред.

Специфика формирования ВПН и «Самообороны» и их состава свидетельствовала о четко выраженном классовом характере обоих движений. Инициатива образования ВПН принадлежала шести федерациям предпринимателей и работодателей, обеспокоенных тем, что буржуазные партии одни не смогут затормозить продвижение социалистов или, при необходимости, подавить забастовки, организованные НРП и Центральным объединением профсоюзов Норвегии (ЦОПН) [28]. То, что ВПН была основана армейским капитаном Освальдом Нордли, обеспечивало ей радушную поддержку широких слоев армии, которые еще до этого требовали создать военизированные структуры. И не случайно вскоре в ВПН стали доминировать солдаты и офицеры, а ее рядовой членский состав рекрутировался, главным образом, за счет выходцев из средних и высших слоев.

Силы, стоявшие за «Самообороной», были, по сути, теми же, что способствовали учреждению ВПН. Инициатива образовать ее была проявлена в высших слоях Осло. Причем сторонниками «Самообороны» выступили в ряде случаев те же организации, которые поддержали создание ВПН. Члены СО рекрутировались, главным образом, за счет выходцев из буржуазии и армии, а ее руководителями были армейские офицеры. До 1925 г. ВПН возглавлял кавалер множества военных наград майор Йохан Т. Сверре, которого сменил майор Рагнвальд Хвос-леф - друг Квислинга, в дальнейшем ставший членом фашистского «Национального единения» [29].

Ввиду сходства обеих организаций, в них нередко наблюдалось пересечение членства. С образованием «Самообороны» в нее вступили и некоторые члены ВПН. В конечном итоге она стала многочисленней, чем ВПН. В ней состояло до 12-15 тыс. человек, что слыло тогда значительной величиной [30].

Несмотря на то, что ВПН создавалась как «вооруженный козырь» и провозглашала своей целью защиту статус-кво, норвежский истеблишмент относился к ней с определенной настороженностью, поскольку эта организация, позиционировала себя не очень определенно, лавируя между лояльностью и диссидентством, конформизмом и оппозиционностью [31]. Особенно очевидно элементы радикализма проявляло отделение ВПН в Бергене.

Для такой настороженности имелись немалые основания. Норвежские «власть имущие» не могли не отдавать себе отчета в том, что политическое движение, допускающее применение насилия для наведения порядка, неизбежно завершит свои усилия уничтожением демократии, подобно тому, как это сделали фашисты Муссолини в Италии [32]. Настороженно относились к контактам с ВПН и прави-

тельственные структуры. Это, впрочем, никак не исключало их возможность. Ее обеспечивали связи ВПН в высших эшелонах армии и респектабельность многих ее членов. Весьма показателен в этом смысле эпизод, имевший место в 1921г., когда армейский генерал поддержал обращенное к армии требование ВПН передать ей тяжелое вооружение, которое, де, необходимо ей для эффективной борьбы с социалистами в случае, если последние овладеют Бергеном. Благодаря посредничеству генерала, ВПН в Бергене была организована встреча с министром обороны, - пусть и не давшая желательного для ВПН результата [33].

«Самооборона», как и ВПН, не была заинтересована в защите конституции, поскольку она гарантировала существование «подрывных» партий, таких, как НРП, и допускала появление правительств, «слишком слабых» для борьбы с левыми. Движение не только разрабатывало планы по защите Осло на случай «восстания социалистов», но и принимало меры, призванные помешать любой «экстремистской партии» не только прийти к власти, но даже создать «сильную парламентскую фракцию» [34]. Эти планы, со всей очевидностью, имели в виду социалистов и коммунистов, возможную победу которых на демократических выборах готовы были сорвать «ради спасения страны» вооруженные силы контрреволюции.

В 1928 г. правительство отвело «Самообороне» роль резервной полицейской силы. Тем не менее, несмотря на ее ставшее полуофициальным положение, она продолжала готовиться к самостоятельной борьбе против революционных левых, что еще раз свидетельствовало о сложном соотношении между миссией СО и ее подходом к парламентской демократии.

Двусмысленное отношение ВПН и «Самообороны» к сложившемуся порядку и тот факт, что обе организации, исповедуя крайний национализм и будучи сторонниками авторитарного государства, вели борьбу с марксизмом и представляли собой военизированную силу, нацеленную на разгром социалистов и коммунистов, побуждали тогдашних комментаторов и последующих историков констатировать сходство между рассматриваемыми политическими движениями и фашизмом [35]. И для этого было достаточно оснований. Так, например, в органе ВПН «Общество» фашизму возводилась хвала за то, что он «стал реакцией итальянской молодежи, направленной против коммунизма», и в целом фашизм изображался в положительном свете [36].

Левые, естественно, разоблачали профашистские симпатии и радикализм, особенно в ВПН. Кристиан Готтлиб Хильт, член НРП, присоединивший-

ся в 1923 г. к НКП, написал памфлет, озаглавленный «Фашизм в Норвегии», в котором проводилась параллель между ролью ВПН в Норвегии и развитием фашизма в Италии [37].

Тому, что норвежские левые воспринимали деятельность ВПН как «фашистскую», удивляться не приходится. Неожиданней было то, что аналогия между ВПН и фашизмом констатировалась и в буржуазном лагере. Министр норвежского правительства, проведший некоторое время в Риме и лично познакомившийся с фашистскими порядками, высказал в 1924 г. предположение, что ВПН «возможно, разовьется в какого-то рода фашизм» [38]. «Берген-ская вечерняя газета», орган партии «Хёйре» в Бергене, в 1923 г писала, что ВПН сильно напоминает итальянский фашизм в том, что касается жесткой оппозиции к парламентаризму [39].

Возрастание норвежского военизированного национализма интересно не только тем, что оно свидетельствовало о тенденциях, наблюдавшихся в Норвегии, но также потому, что он двигался по тому же пути, по которому параллельно шли Швеция и Дания. В Дании, как и в Норвегии, после Первой мировой войны был велик страх перед возможностью восстания социалистов. Радикализировалась и объединенная датская профсоюзная оппозиция, стремившаяся осуществить социалистическую революцию путем всеобщей забастовки. Этот страх подогревался представлением о крайней слабости датской полиции, как и полиции в других скандинавских странах.

Руководствуясь опасением, что армия и полиция в случае революции не сумеют разгромить социалистов, генерал датской армии Эллис Вольфф подготовил так называемые «приказы П». В них содержался особый, секретный, список призывников, отобранных по политическим мотивам и «не испытывающих каких-либо симпатий к социалистам». Об этих приказах, разработанных еще в 1919 г., не было даже сообщено Министерству обороны. Позже, в 1924 г. критерии набора, согласно «приказам П» были распространены на всю армию, а численность «надежных» антисоциалистических призывников была доведена до 35 тыс. человек. Тем не менее, несмотря на то, что временами армия использовалась для подавления беспорядков, организованных социалистами, на базе «приказов П», силы безопасности, как таковые, никогда не набирались и были окончательно распущены в 1932 г. после прихода к власти социал-демократов и радикальных либералов [40].

Нечто аналогичное происходило в Швеции, хотя и в меньших масштабах. После 1918 г., реагируя на волнения, инициированные социалистами,

правительство сформировало особые подразделения, состоявшие из военных и гражданских добровольцев с проверенными антисоциалистическими взглядами. После 1921 г. проект был отменен, но затем возобновлен - ввиду того, что к власти пришло новое, консервативное правительство, искавшее дополнительные инструменты для предотвращения гипотетической коммунистической революции. К 1937 г. число лиц, привлеченных в силы безопасности, составляло 25 тыс. Хотя в Швеции и не сложилось ничего сравнимого с ВПН или «Самообороной», тем не менее, в ней появились и действовали мелкие политические движения (например, «Ландштурм»), в которых состояли националистически ориентированные граждане, желавшие участвовать в деятельности сил безопасности [41].

Военизированные формирования, созданные в Норвегии в 1920-е годы, продолжали существовать на протяжении всех 1930-х годов. В 1931 г. в стране была сформирована еще одна военизированная структура - «Лейданген» [42]. Используя опыт ВПН и «Самообороны», она приобрела такие масштабы, что в 1933 г. Видкун Квислинг, бывший тогда министром обороны в правительстве аграриев, включил ее в состав официальной полиции. Действия Квислинга были продиктованы его близостью к армейским кругам. Вместе с тем, его решение было поддержано буржуазными партиями, которые по-прежнему продолжали опасаться социалистической революции. В свою очередь НРП расценила данный акт, как первый шаг к фашизации страны [43]. Но только в 1936 г. она, пребывая вместе с аграриями в правительстве, положила конец военизированным формированиям, проведя закон, который объявил их нелегальными и лишил бывшую официальную организацию «Лейданген» средств, необходимых для ее функционирования [44].

При всем этом, процессы, нашедшие отражение в деятельности ВПН и «Самообороны», пресечены не были. Продолжалась политизация армии, сохранила свою популярность добровольная военная подготовка с ее откровенно политическими обертонами и получило широкое распространение «Движение винтовки», завязавшее новые тесные политические связи.

Все это продолжало оказывать влияние на политическую жизнь Норвегии вплоть до конца 1930-х годов, когда на базе этих явлений сложилась партия Квислинга [45]. Она стала прямым преемником нового национализма, многолетней борьбы с социалистами, ожесточенного антипарламентаризма и преклонения перед авторитарным государством. Свой вклад в такой ход событий внесли рассмотренные выше ВПН и «Самоборона». Но немалый вклад в него внесли и

некоторые другие политические движения, наиболее значимой среди которых была «Отечественная лига».

«Отечественная лига» (ОЛ)

«Отечественная лига» была образована тоже в то время, когда буржуазные партии проявляли все большую обеспокоенность в связи с усилением революционного социализма. Основания для этого, безусловно, были. Наиболее заметной левой партий Норвегии слыла тогда НРП. В начале 1920-х годов руководимая Мартином Транмелем, она решила покинуть ряды Третьего интернационала. Не согласные с этим решением многие члены молодежной организации НРП покинули ее и присоединились к созданной незадолго до этого НКП. Вскоре за ними последовали и 13 членов стортинга (парламента).

Несмотря на раскол, НРП сохранила сильные позиции. Не отказавшись от революционной программы, она собрала на парламентских выборах 1924 г. 18,4% голосов. Это было несколько меньше, чем в 1921 г. (21,3%,), но, тем не менее, вполне весомо. Наряду с этим, наблюдался заметный рост популярности НКП. Вместе революционные левые получили в 1924 г. почти четверть голосов избирателей. Этот результат явно знаменовал начало периода роста поддержки левых. Три года спустя в 1927 г. он привел к тому, что НРП собрала 36,8% поданных голосов.

В целом мотивация к созданию «Отечественной лиги», была аналогична той, которая предопределила формирование ВПН и «Самооборону». В ее основе лежало намерение затормозить продвижение революционных левых и объединить буржуазный фронт. Вместе с тем, образование Лиги было, в первую очередь, не военизированной, но политической реакцией на происходившее, а также результатом более зрелого анализа сложившейся ситуации. Буржуазные партии выглядели неспособными успешно противостоять продвижению НРП и НКП, так как «Венстре», «Хёйре», «Аграрная партия» и «Умеренные Венстре» не смогли прийти к эффективному соглашению о формировании единого фронта, а тем более о создании правительства. Разлад между ними обуславливал слабость правительств и препятствовал созданию стабильного парламентского большинства, что, в свою очередь, порождало сомнения в эффективности парламентской системы в целом.

Основная цель «Отечественной лиги» состояла в объединении и консолидации буржуазного фронта и в создании сильного правительства, опирающегося на национальное единство. Ради достижения такой цели Лига в отличие от ВПН и «Самообороны» не превратилась в военизированную

структуру, стремящуюся позиционировать себя как ополчение, готовое воевать на улицах с социалистами. Напротив, она инициировала диалог со всеми несоциалистическими партиями в надежде достичь широкого согласия. На страницах созданного ею нового печатного органа «Норьес Фремтид» («Будущее Норвегии») она старалась бороться с революционной пропагандой, добиваясь укрепления идеи нации, подчеркивая необходимость преодоления классовой борьбы, выдвигая идею солидарности и классов, и города, и села как единственного способа обеспечить прогресс нации.

Идеи «Отечественной лиги», изложенные в ее политической программе, очень напоминают взгляды ранних итальянских фашистов. Последние были согласны с тем, что их программа не оригинальна, поскольку ее отдельные черты можно было найти в программах других партий. Однако они утверждали, что их программа обогатилась национальным духом, свойственным только фашизму. Точно так же еще один орган Лиги журнал «Отечество» откровенно признавал, что у движения нет оригинальной политической программы [46]. Однако, подчеркивал журнал, в то время, как в политических программах других партий «национальная линия» отсутствует, во главу угла своей политической деятельности Лига ставит именно центральное понятие нации [47]. Действительно, как и заявляла Лига, программы других партий были нацелены на защиту интересов определенных социальных групп или классов; сама же она считала, что понятие нации должно превосходить любой партийный интерес [48].

Восторженный прием, оказанный ОЛ буржуазной прессой, как казалось, должен был усилить шанс на формирование правительства национального единства, хотя норвежский «Ежедневный журнал», отражал скептицизм «Венстре», и был менее доброжелателен по отношению к новой политической партии [49]. В свою очередь левые газеты выражали явную озабоченность появлением нового правого политического движения, которое, благодаря своему весьма уважаемому руководству, могло объединить буржуазные силы против социализма. «Рабочая газета», которую издавала НРП, оценивала «Отечественную лигу», как опасную реакцию на расширение прав рабочих, а «Коммунистическая газета Норвегии», отражавшая точку зрения НКП, писала, что Лига является не только консервативной партией, но и первоначальной фазой норвежского фашизма.

Одна из причин, объясняющих, почему некоторые силы благосклонно отнеслись к «Отечественной лиге», состоит в том, что первоначально на политической арене Лигу не воспринимали как конкурента, поскольку она не выдвигала своих кандидатов на

парламентских выборах и, следовательно, не была конкурентом для традиционных партий. Как утверждал в одной из своих речей Микельсен, «Отечественная лига» «будет приветствовать «Хёйре», «Венстре» и всех тех, кто желает быть с нами», и будет стремиться привлечь к сотрудничеству членов всего политического спектра [50].

Благожелательная реакция на образование Лиги правительства и истэблишмента, а также пребывание в ней таких уважаемых фигур, как Нансен и Микельсен, подвигла ряд членов «Умеренные Вен-стре» выступить с предложением назначить Нансена премьер-министром, поручив ему руководство правительством национального единства, в которое вошли бы представители всех буржуазных партий. Это предложение приветствовали многие члены «Аграрной партии» и «Хёйре». Одно время даже казалось, что «Отечественной лиге» удастся достичь той цели, ради которой она была создана. Однако сопротивление «Венстре» привело к провалу этого проекта.

Почти удавшаяся попытка Лиги сформировать сильное правительство национального единства представляет интерес по ряду причин. Лига избрала для себя образ политического движения, поскольку в обществе утвердилось недоверие к партиям и партийной политике. Именно под таким углом следует рассматривать ее попытку образовать правительство национального единства. По мнению руководства Лиги, система парламентских выборов препятствовала созданию сильного правительства. Отсюда и намерение создать такое правительство, минуя очередные выборы.

Вообще, отношение Лиги к парламентской системе с самого начала было крайне враждебным. В июне 1925 г. орган организации «Умеренные Венст-ре» «Тиденс Тейн» («Знак Времени») опубликовал статью представителя Лиги Иоакима Лемкуля, в которой излагались главные направления политической деятельности партии. В статье утверждалось, что норвежский народ начал «испытывать отвращение» к современной политике, так как «компромисс», на котором она строится, часто являет собой «скрытую форму коррупции». По его словам, из-за партийной политики Норвегия находится в состоянии разложения. Как консервативная, так и либеральная политика, по его мнению, должны подчинить себя всеохватному понятию нации [51].

Пресса «Отечественной лиги» как бы соревновалась в критике парламентаризма. Заголовки статей то и дело повествовали о его «провалах» [52] и о «кризисе демократии» [53]. Орган Лиги «Норьес Фремтид» («Будущее Норвегии») утверждал, что парламентская демократия должна подвергнуться

360

глубокой трансформации [54], возможно, в направлении большего авторитаризма. Те же самые идеи выражала «Федреландет» («Отечество»), отстаивая точку зрения, согласно которой парламент должен быть либо заменен новой политической системой, либо же коренным образом реформирован, чтобы вновь превратиться в осмысленный политический инструмент [55].

Попытка Лиги создать правительство национального единства, следовательно, задумывалась, как способ преодоления партийного подхода, который, согласно заявлению Микельсена, являлся «незначимым» [56]. В результате такого преодоления можно было бы обойтись без парламентской демократии, поскольку в случае его успеха Норвегия получила бы правительство национального единства «без необходимости проходить через очередные выборы».

Подобную антипатию к парламентаризму высказывала не только Лига. Она прослеживалась на массовом уровне и в других буржуазных партиях. Как уже было показано выше, ВПН и «Самооборона» тоже не раз демонстрировали свое негативное отношение парламентской демократии. К середине 1920-х годов отдельные буржуазные газеты и журналы не раз подвергали сомнению не только парламентаризм, но и эффективность демократии в целом. Так, «Утренняя газета», издававшаяся в Бергене «Умеренными Венстре», выступая с антипарламентских и профашистских позиций, откровенно заявляла о необходимости буржуазной диктатуры [57]. Кристиан Л. Рольфсен, министр юстиции в правительстве Отто Б. Халворсена, в котором были представлены «Венстре» и «Умеренные Венстре», писал о множестве тех, кто хотел видеть у власти норвежского Муссолини [58]. Улаф Антон Томмессен, директор «Тиденс Тейн», также неоднократно выражал свое преклонение перед итальянским фашистским режимом. «Натшунен», издаваемая «Аграрной партией», то и дело сообщала о недоверии к партийной политике и благосклонно живописала режим Муссолини.

Настойчиво хвалили Муссолини и в прессе «Отечественной лиги». «Норьес Фремтид» приветствовала «триумфальный прогресс итальянского фашизма» и описывала Муссолини - как спасителя от коммунистического нашествия не только Италии, но и Европы с Америкой. Журнал отрицал, что Муссолини и его правительство ввели тираническое правление неконституционным способом и в обход парламента, поскольку в парламенте Муссолини мог рассчитывать на «подавляющее большинство» [59]. Еще до учреждения Лиги буржуазная пресса демонстрировала тенденцию изображать правительство

Муссолини, как то, которое в состоянии восстановить порядок и предотвратить социалистическую революцию.

Симпатизировавшие Муссолини норвежские журналисты приписывали итальянскому фашизму духовную значимость, изображая его как единственную силу, способную объединить такой народ, как итальянцы, которые ранее были настолько разобщены, что стояли на пороге гражданской войны. С их точки зрения фашизм представлял собой положительную модель, поскольку он, де, объединил буржуазные силы Италии и оттеснил на задворки социализм. А это было как раз то, что норвежские буржуазные партии рассчитывали достичь и в Норвегии.

Для лучшего понимания подхода «Отечественной лиги» к парламентаризму полезно вспомнить о тогдашнем политическом климате. Живой интерес к итальянскому фашизму и положительный тон, избранный для его описания, свидетельствуют, что политические цели Лиги были в определенной степени созвучны тому, что происходило в Италии. Это, вместе с тем, не означает, что «Отечественная лига» была фашистским политическим движением. Нансен решительно дистанцировался от фашизма. Он не раз подчеркивал, что Лига должна не выступать против установившегося порядка, а, напротив, бороться с подрывными течениями, будь то фашисты или коммунисты, которые могли бы, применяя «грубую силу», навязать свои взгляды обществу [60]. Тем не менее, широкие слои Лиги относились к фашизму гораздо благожелательнее, чем Нансен.

«Федреландет» признавала, что фашизм - это «самое опасное слово». Но, если «Отечественная лига» будет вынуждена выбирать между русским или итальянским политическими экспериментами, она, «подвергаясь риску быть названными фашистской», «без колебаний выберет последний» [61]. С другой стороны, большинство в Лиге чувствовало, что их политическое движение должно быть полностью норвежским и что в качестве такового должно избегать повторения чужих моделей. Как объясняла «Норьес Фремтид», отдельные черты фашизма, в том числе такие, как единоличная диктатура, плохо согласовываются с норвежским характером; Лига, вообще, полагала, что новая система правительства не может быть импортирована или даже смоделирована с итальянского образца, а, наоборот, должна создаваться в рамках абсолютного национального и независимого процесса [62].

Антипарламентаризм Лиги и ее противостояние партийному подходу в политике возникли не только из анализа текущей политической ситуации в Норвегии. Такой подход базировался на более широком представлении о том, что Норвегии и, в

более общем плане, Европе угрожает социальный, политический и культурный упадок [63]. Как отмечал в своем публичном выступлении Нансен, текущий период является «временем кризиса» в глобальном масштабе, с будущим, которое может быть еще более мрачным. Наступившая всемирная катастрофа характеризуется недоверием и ненавистью не только между различными народами, но и внутри одного народа, в его социальных слоях [64]. Как писала «Федреландет», «партия против партии, класс против класса, идея против идеи; правит дух нетерпимости» [65].

Одним из факторов этой глобальной дестабилизации была, по мнению Микельсена, современная индустриализация. В своей речи, произнесенной в Бергене в начале 1925 г., он всячески осуждал направление промышленного развития, которое угрожает основам современного общества. Ведь его основным результатом является то, что рабочий класс, который должен быть лишь одним, хотя и важным, элементом производства, превратился в «центр и ведущую силу всего производства» [66]. Таким образом, в то время, как итальянский фашизм демонстрировал свою модернистскую сущность, руководящие деятели Лиги негативно оценивали экономические последствия современного развития.

Впрочем, несмотря на различие взглядов на современный для того времени уклад, реагируя на угрожающие черты тогдашнего общества, Лига, как и итальянские фашисты, приходила к выводу о необходимости объединения работодателей и работников в рамках корпоративного государства. Сплочение работодателей и наемных работников, восстановление духа солидарности между общественными классами и возобновление национального единства - таковы были, по мнению Лиги, пути преодоления наступившего кризиса [67]. Нация воспринималась при этом как ядро, вокруг которого должны были объединиться все социальные силы. Более того Лига приступила к разработке агрессивной военной политики, направленной против Дании в том, что касалось Гренландии, возродив, тем самым, дискуссию, развязанную радикальными националистами в 1910-е годы, Упор делался на то, что «страна Эрика-рыжего» должна быть возвращена Норвегии [68].

Несмотря на свою агрессивность, национализм «Лиги отечества» был тесно переплетен с религиозными, христианскими моральными ценностями, которым придавалась первичная значимость. Центральное место, отводимое христианству в идеологической схеме Лиги, было, прежде всего, ответом на угрозу роли религии в норвежском обществе, которая исходила от НРП и НКП. Лига отвергала идею, выдвигавшуюся руководителем НРП Транмелем,

согласно которой «религия должна быть частным делом» [69]. В пику НКП, которая стремилась «выкорчевать религию» [70], Лига провозглашала, что христианство должно оставаться «категорическим императивом», а его ценности - основой, на которых строится общество [71]. Защита религии связывалась также с неприятием материализма. Так, в подготовленной Лигой брошюре «Христианство и коммунизм» оспаривалась мысль, что народ, руководствуясь экономическими причинами, должен сам решать, за какую партию голосовать. Напротив, по убеждению Лиги, действия индивидуумов должно во многом определять влияние моральных убеждений [72]. Поскольку коммунизм «насквозь материалистичен» [73], Лига намерена апеллировать, прежде всего, к людям, мотивированным духовными и нравственными соображениями, - и именно их она намерена привлекать к участию в своем движении.

Хотя «Отечественная лига» не была военизированной структурой, она с самого начала изображала себя более активной, нежели любая другая буржуазная сила. Это делало ее особо привлекательной для молодого поколения, бывшего в годы своего созревания свидетелем Первой мировой войны, русской революции, слабости парламента, послевоенных экономических потрясений и революционной активности социалистов. В связи с этим издания Лиги всячески подчеркивали, что главная цель движения заключается, прежде и превыше всего, в объединении молодежи. Именно эта идея и была лейтмотивом ее пропаганды.

Апеллируя к современному, более своенравному молодому поколению, Лига копировала опыт итальянских фашистов, добившихся поддержки молодежи. Действовавшее в Норвегии «Консервативное студенческое общество» остро критиковало «Хёйре» за отсутствие динамизма и требовало от партий консерватизма нового рода, который бы проявлял энергию и активность. Лига, вроде бы, гарантировала такой подход. Поэтому многие студенты надеялись найти в ней то, чего недоставало им в «Хёйре». Несколько лет спустя многие из них будут искать желанную активность в партии Квислинга.

Консервативный и националистический облик «Отечественной лиги», респектабельность ее лидеров, способность привлекать молодых членов скоро привели к значительному расширению ее рядов. В 19281930 гг. ей был свойственен «сильный процесс преобразования» и роста. К концу 1920-х годов ее заявленная численность составляла 100 тыс. членов. В действительности она была, наверное, несколько меньше. Тем не менее, все норвежские исследователи согласны с тем, что к тому времени Лига существенно усилилась и располагала массовым членством.

Вместе с тем, свойственный Лиге напористый антисоциализм стал возводить пределы ее росту. Это очевидно свидетельствовало о том, что ее привлекательность была наибольшей среди верхних и средних слоев общества, максимально обеспокоенных революционной социалистической пропагандой. К тому же, Лига была преимущественно городским движением. Тем не менее, позиции ее оставались внушительными. На выборах 1930 г. доля проголосовавших за НРП снизилась с 36,8 до 31,4%, а НКП, вообще, не смогла провести ни одного депутата. Это обстоятельство, в совокупности с ростом численности и популярности Лиги, открыло перед ней возможность объявить результаты выборов «первым огромным поражением социалистической и коммунистической партий» [74].

Между тем, устойчивость позиций на правом фланге политического спектра, все же не снимала для Лиги проблемы привлечения на свою сторону многочисленных рабочих и иных бывших социалистов. Поэтому она продолжала апеллировать и к тем, кто располагал опытом социалистической деятельности или же, пребывая на распутье, искал особую форму «национального социализма». Так, ей удалось завербовать Еуйена Олауссена, бывшего ранее руководящим функционером НРП, а затем деятелем НКП. Будучи в прошлом сторонником революционного синдикализма, он сдвинулся в направлении националистической и продуктивистской интерпретации социализма. В 1929 г. он писал: «Интересы рабочих могут быть защищены лишь благодаря экономическому возрождению, которое является центральной программой «Отечественной лиги» [75]. Иными словами, защита пролетариата будет обеспечена совершенствованием отечественного производства. Ключевыми моментами в размышлениях Ола-уссена стали продуктивизм, объединение народа вне рамок классовых и партийных делений и центральная роль нации.

Следует также отметить, что к концу 1920-х и в начале 1930-х годов - то есть в период наибольшего укрепления Лиги - она стала активно привлекать к себе радикалов и провозглашать все более радикальные взгляды [76]. Наиболее заметным среди этих радикалов был Видкун Квислинг, который три года спустя создаст собственную праворадикальную партию, но уже к 1930 г., будучи еще членом Лиги, заложил основы своей будущей идеологии.

Квислинг с успехом окончил военную академию и совершил удачную карьеру в армии. В 1920-х годы ему было присвоено звание майора. В это время он еще не был причастен к внутренней политике. Напротив. Большую часть этого десятилетия он провел за рубежом, в частности, приняв участие в гуманитар-

ной миссии Нансена по оказанию помощи жертвам голода в России [77]. Опираясь на накопленный там опыт, Квислинг опубликовал в 1930 г. книгу под названием «Россия и мы», которая содержала не только обзор российской политической и общественной ситуации, но и излагала некоторые из его собственных идей [78]. В частности, отказавшись от прежних симпатий к социализму и полностью отвергнув интернационализм, он обратился к национализму [79].

Зарождавшийся национализм Квислинга, первоначально не был правым и буржуазным, т.е. таким, какой был характерен для Лиги. Скорее, это был национализм, признававший важность и центральную роль трудящихся масс в деле политического укрепления нации. В этом плане национализм Квислинга свидетельствовал о значительном влиянии на него прежних контактов с идеями социалистов. Иными словами, Квислинг явно пытался примирить социализм и национализм [80]. Вместе с тем, он включил в исповедуемую им систему взглядов расистское видение истории, которое он описывал в книге «Россия и мы», как длительную борьбу между славянскими и нордическими народами. В частности, он определял историческую роль большевизма, как «нападение славян на нордическую расу» [81].

Несмотря на более позднюю известность Квислинга, в начале 1930-х годов он был лишь одним из многих новых радикалов, состоявших в Лиге и отстаивавших откровенно расистскую, но социалистическую форму национализма. Другими заметными радикалами, состоявшими в движении, были Один Аугдаль, Арне Б. Банг, Вебьёрн Гудем Ларсен и, прежде всего, Ханс Сульгард Якобсен. Аналогично Квислингу, они стали брать на вооружение национализм антибуржуазного и псевдосоциалистического толка, существенно отличавшегося по своему характеру от национализма, ранее характерного для Лиги. Данный, своего рода левацкий вариант национализма, был гораздо менее склонен искать поддержки у промышленников и у правящих элит и склонялся к критике системы капиталистического общества; негативно оценивал роль финансов и враждебно относился к традиционным ценностям (часто включая в их число и христианство), которые, де, лишь способствовали сохранению статус-кво. Данная форма «национального социализма», как она трактовалась Якобсеном, Аугдалем, Бангом и Ларсеном, многое почерпнула из националистических мифов с их установкой на расовую принадлежность и национальное возрождение. Новые радикальные члены Лиги всячески агитировали за «более национальную социалистическую линию», добиваясь тем самым, радикализации ее идеологии [82]. При этом даже

основные печатные органы Лиги не скрывали своего одобрительного отношения к достижениям Муссолини, а затем и Гитлера [83].

В ноябре 1933 г. Якобсен, Аугдаль, Банг и Лар-сен разработали политическую программу, четко ориентированную на национальный социализм, и представили ее руководству «Отечественной лиги» [84]. Неприятие этой программы символизировало поражение национал-социалистической фракции Лиги и обусловило ее выход из состава движения и присоединение к партии Квислинга «Национальное единение», в которой к ней прислушивались гораздо внимательней.

После отклонения инициативы Якобсена, Лига приняла новую «Норвежскую программу». Будучи менее радикальной, чем предложенная Якобсеном, она, тем не менее, отразила происходившую дальнейшую радикализацию политики «Лиги отечества». Программа призывала теперь к «национальному и нравственному возрождению». Центральной задачей Лиги по-прежнему провозглашалась «беспощадная и широкая борьба с марксизмом, с лживой теорией материализма и со всеми привнесенными извне порядками». Не призывая к диктатуре, Лига, тем не менее, ратовала за «крепкую власть правительства, наделенного неурезанными исполнительскими полномочиями», и за государство, которое бы «требовало несомненной преданности от своих служащих». Естественно, что за этими призывами явно прослеживались авторитарные замыслы.

В новой программе фигурировало также традиционное недоверие Лиги к парламентаризму, поскольку предлагаемое усиление власти правительства предполагалось достигнуть в результате урезания компетенции стортинга и сокращения числа его членов. Программа также призывала к социальной справедливости и к гармонизации отношений между работниками и собственниками. Явно воодушевленные фашистской Хартией труда, разработчики программы заявляли, что в стране должен быть принят «закон о труде», который бы обеспечил разрешение организационных проблем «на базе корпоративизма и национальной солидарности». Программа содержала также призыв «запретить стачки и локауты», заменив их «общественным улаживанием всех трудовых споров» [85].

Программа, несомненно, отражала радикализацию политического облика Лиги. При этом она была составной частью более общей тенденции к авторитаризму, проявлявшейся в Европе, закоперщиками которой были, естественно, Италия и Германия. В Норвегии ведущей силой радикального национализма была, конечно, «Отечественная лига». Однако аналогичные идеи явно прослеживались и в основ-

ных, традиционных партиях, особенно среди «Умеренных Венстре» и в «Аграрной партии» [86]. Степень, в какой некоторые из них были готовы заигрывать с корпоративизмом и пренебрегать парламентаризмом, становится очевидной, если приглядеться к молодежной организации «Хёйре», выразившей в начале 1930-х годов свое недовольство тем, как управляют партией старшие поколения и призывавшей ее развернуться в сторону фашизма [87]. Как писал орган этой организации «Минерва», Норвегии необходимо «авторитарное государство, которому каждый должен подчиняться и которое бы побуждало население к послушанию с помощью мощного правительства, независимого от иных государственных органов и местного самоуправления», государство, которое бы «руководило хозяйством страны» и опиралось на «консультационный совет, состоящий из представителей организаций-выразителей конкретных интересов, а также некоторых иных обществ и учреждений». «Другими словами, то, что нам необходимо, - это фашистская система» [88].

Симпатию норвежской консервативной молодежи к фашизму в широкой мере разделяли их сверстники в других скандинавских странах [89]. Например, молодежная организация датской «Консервативной партии» не раз выражала свое презрение к демократии и отстаивала корпоративизм как наилучшую политическую систему. Когда в 1936 г. руководитель этой организации был отрешен от должности из-за его симпатий к фашизму, значительное число членов вышло из нее и из «Консервативной партии», присоединившись к «Датской национал-социалистической рабочей партии» (ДНСРП) [90]. Однако - несмотря на активность молодежной организации «Консервативной партии и, частично, «Движения за независимость», действовавшего в южной Ютландии - антипарламентаризм в Дании не укоренился [91].

В отличие от Дании, о возможности фашизма стать привлекательным для молодых скандинавских консерваторов убедительно свидетельствовал пример Швеции. Для молодежного крыла шведской «Консервативной партии» были характерны ультранационализм, антипарламентаризм и откровенное одобрение фашизма. Более того, если в Норвегии пределом установок молодых консерваторов была радикализация «Хёйре», то в Швеции молодые консерваторы в своем большинстве вскоре отбросили идею преобразовать «Консервативную партию» и в 1934 г. создали собственную «Национальную партию», в рамках которой намеревались вести политику, схожую с фашистской.

Разрыв шведской консервативной молодежи с «Консервативной партией» вовсе не означал, что

364

последняя оставалась чуждой любому авторитаризму. Как указывалось выше, она, следуя своим традициям, последовательно выступала против расширения демократии и парламентаризма. Взгляды, отражавшие эту традицию, четко прослеживались и в 1920-е и 1930-е годы, особенно в наиболее радикальных кругах партии [92]. Находясь под влиянием таких теоретиков, как Вильфредо Парето, Гаэтано Моска и Роберт Михельс, представители этих кругов всячески поносили и демократию, и партийный подход к политике.

В 1920-х годы консервативная пресса, как правило, практически не защищала демократию. Напротив, в статьях консервативного толка постоянно подчеркивалась необходимость усиления исполнительной власти за счет законодательных институтов. Испытывая симпатии к диктатурам Муссолини в Италии и Примо де Ривера в Испании, некоторые консервативные идеологи высказывались даже за установление в Швеции диктатуры, которую они рассматривали, как приемлемый вариант на случай провала демократии [93]. На этом фоне «Отечественная лига» выглядела неотъемлемой частью международного развития, свойственного не только Скандинавии, но и всей Европе.

До 1930 гг. Лига оставалась главным носителем радикализации в Норвегии. Однако затем ее влияние стало сокращаться. Частично это было обусловлено смертью в 1930 г. Нансена. Но главную роль в ее упадке сыграло решение НРП отказаться от революционной программы, принятой в начале 1930-х годов. Борьба с социалистами, перешедшими на позиции реформизма, стала представляться не столь неотложной даже для «буржуазного фронта».

В 1933 г. некоторые члены Лиги начали покидать ее, переходя в набравшую активность партию Квислинга. Упадок Лиги стал приобретать необратимые формы. Преобразовавшись в обычную партию, она участвовала в выборах 1933 и 1936 гг., но потерпела на них катастрофическое фиаско, не получив ни одного мандата. После нацистского нашествия она попыталась наладить контакты с оккупантами, рассчитывая возглавить лояльное им правительство. Нацисты, однако, предпочли в качестве лидера марионеточного режима Квислинга. На этом история Лиги окончательно завершилась.

Движение в направлении фашизма

На пороге 1930-х гг. количественный рост «Отечественной лиги» превратил ее в широкий форум, открывавший представителям различных разновидностей национализма возможность сойтись вместе, дискутировать и действовать. Это была во многих отношениях зародышевая попытка создать

националистический альянс, отражавший одну из типичных характеристик фашизма. Лига продвинулась также вперед в деле радикализации национализма, инициированной еще ранее военизированными объединениями вроде ВПН и «Самообороны».

Несмотря на свой возрастающий радикализм, Лига, однако, никогда не допускала, чтобы состоявшие в ней сторонники национал-социалистических взглядов установили контроль над движением в целом, и не пыталась создавать военизированные структуры для перенесения политической борьбы на улицы. Тем не менее, активно проповедуя авторитаризм, антипарламентаризм, корпоративизм и отстаивая установку на территориальную экспансию, она превратилась в предвестника первичных форм норвежского фашизма, непосредственно представленных рядом мелких фашистских движений, возникших задолго до того, как партия «Национальное единство» превратилась в доминирующего носителя теории и практики фашизма в Норвегии. Эти движения, будучи по своей сути имитационными, впитывали, как фашистские идеи, поступающие из Италии и Германии, так и радикальные взгляды городского правого радикального национализма, инициируемые ВПН, «Самообороной» и «Отечественной лигой».

Первым из упомянутых движений, открыто называвших себя фашистскими, был «Национальный легион» (НЛ), основанный в 1927 г. Карлом Мейером. С самого начала Легион стремился обособить себя от традиционного консерватизма и буржуазных партий более четко, чем это делала Лига [94]. Например, он критиковал «Хёйре» за то, что она оставалась чисто консервативным политическим движением, и кичился тем, что сам старается не сохранить, а, скорее, изменить статус-кво, отстаивая радикальную политическую инициативу [95]. Мейер определял «Национальный легион» как радикально-консервативное движение, пытающееся одновременно устранить и социалистическую угрозу, и упадок парламентской демократии [96]. Его цель - восстановление авторитета государства и традиционных национальных ценностей, для чего Легион готов прибегнуть к радикальным методам политической борьбы. Другими словами, «Национальный легион» считал необходимым соединение национально-консервативной специфики и революционных методов [97].

Другой праворадикальной группой была «Национал-социалистическая рабочая партия Норвегии» - (НСРПН). О ее сути можно было судить не только по названию, заимствованному в Германии, но и по нацистской риторике, содержанию программы, униформе и символике [98]. Хотя это движение

было численно незначительным, оно приобрело реальную значимость, положив начало политической карьере руководителя партии Адольфа Эгеберга, который затем играл заметную роль в квислингском «Национальном единении».

Существовали и другие мелкие группы, как, например, «Национальный клуб» Вальтера Фюрста и «Пробуждение нордического народа» самого Квислинга, предвосхищавшие окончательную радикализацию национализма, которую позже осуществило НЕ.

Расползание мелких фашистских движений не ограничивалось Норвегией. В 1920-е и 1930-е годы в Швеции насчитывалась почти сотня мелких фашистских или склоняющихся к фашизму групп. У них, правда, было крайне мало членов. Фактически, единственной организацией, приобретшей некоторую численную значимость, была «Шведская национальная социалистическая лига», образованная в 1924 г. и возрожденная в 1930 г. после слияния с «Фашистской боевой организацией» и формирования на этой основе «Национал-социалистической народной партии» [99].

В Дании возникло в то время по меньшей мере семь фашистских движений. Но, как и в Швеции, только одно из них - «Датская национал-социалистическая рабочая партия», основанная Каем Лемке и руководимая после 1933 г. Фритсем Клаусеном, стало численно значимой [100].

Все более-менее радикальные норвежские политические движения, как подробно рассмотренные, так и кратко упомянутые, являлись отражением процесса, который произошел с норвежским городским национализмом в направлении, фатально отличном от его либеральных и прогрессивных истоков. Его-то и следует рассматривать как ключ к пониманию причин зарождения и развития квислинговского «Национального единения» в 1930-е годы.

Тем не менее, для объяснения того, чего эта партия пыталась добиться и чем она отличалась от предшественниц, следует рассмотреть еще один аспект - специфику норвежского сельского национализма.

Как уже упоминалось, главным политическим представителем неудовлетворенных фермеров была «Аграрная партия». Но вне ее существовали и другие организации, отражавшие заботы села. Прежде всего надлежит назвать «Помощь сельскому населению при кризисе», созданную в целях организации прямых насильственных выступлений против изъятий ферм в период экономической депрессии, наступившей после 1929 г. и серьезно потрясшей село и экономику Норвегии [101]. Радикальный сельский национализм, который отражали «Аграрная партия»

и «Помощь сельскому населению» толкнул их на заигрывание с Квислингом. В 1930 г. его даже сделали министром обороны в правительстве аграриев.

Партия Квислинга первоначально воспринималась как городской вариант «Аграрной партии», прежде чем последняя дистанцировалась от «Национального единения» из-за его чрезмерного радикализма. При этом и «Аграрная партия», и «Помощь сельскому населению» официально выступали как союзник НЕ и принесли ей на всеобщих выборах 1933 г. много дополнительных голосов из сельских районов [102]. В конечном итоге такой союз повредил репутации «Помощи сельскому населению», которая к середине 1930-х годов пришла в полный упадок [103].

Подобно иным формам радикального национализма, его сельская разновидность не была ограничена одной Норвегией, но проявлялась также в Швеции и Дании. Шведской «Аграрной партии» были свойственны те же антипарламентские настроения, что и в сельской Норвегии [104]. Они были обусловлены убеждением фермеров, что, из-за урбанизации к их голосам все меньше прислушиваются шведские парламентарии, а, следовательно, парламент потерял былую способность защищать их интересы. Отсюда и неудовлетворенность фермеров партийной и избирательной системами, их тяга к сильной исполнительной власти, стоящей над партийными интересами [105].

Аналогичные настроения наблюдались и в Дании, где сформировавшаяся в 1934 г. «Датская партия фермеров» заняла радикальную позицию и выступила на местном уровне в сотрудничестве с «Датской национал-социалистической рабочей партией» [106].

Заключение

«Национальное единение» представляло собой уникальное соединение двух типов авторитарного национализма - городского и сельского. Первый, которому было уделено особое внимание в статье, развился в относительно короткие сроки, причем в рамках, способствовавших ранее прогрессивному и левому национализму. Тем не менее, ВПН, «Самооборона и «Отечественная лига» сумели внедрить и успешно культивировать ряд черт, на базе которых квислинговской НЕ удалось выработать по-настоящему фашистскую идеологию, содержащую антипарламентаризм, противостояние демократии, приверженность к авторитаризму, корпоративизм, срастание политики и армии, крайний антисоциализм и расизм. Именно связь норвежского фашистского движения с такими организациями, как ВПН, «Солидарность» и «Отечественная лига» сделала при-

366

мер Норвегии - несмотря на маргинальный характер ее фашизма в 1930-е годы - столь интересным и значимым для понимания сущности общеевропейского процесса радикализации национализма и вызревания фашизма.

Примечания:

1. Greenfeld, L. Nationalism: Five Roads to Modernity. -Cambridge MA, 1992.

2. Mosse, G.L. Confronting the Nation: Jewish and Western Nationalism. - Hanover NH, 1993.

3. Payne, S. A History of Fascism, 1914-1945. - Madison WI, 1995. - P. 35-41.

4. Dahl, H.F. Quisling: A Study in Treachery. - Cambridge, 1999; H0idal, O.K.Quisling: A Study in Treason. - Oslo, 1989.

5. Интересный рассказ современника об унии между Швецией и Норвегией приведен у Ф. Нансена: Nasen, F. Norge or Foreningen med Sverige. - Kristiania, 1905.

6. S0rensen, 0. The development of a Norwegian national Identity During the Nineteenth Century // Nordic Paths to National Identity in the Nineteenth Century / Ed. by 0. S0rensen. - Oslo, 1994. - P. 21-22.

7. Kaartvedt, A. The Economic Basis of Norwegian Nationalism in the Nineteenth Century // The Roots of nationalism: Studies in Northern Europe / Ed. by R. Mitchison. - Edinburgh, 1980. - P. 13-15.

8. Slagstad, R. The Metamorphoses of Norwegian Reformism // Nordic paths to Modernity / Eds. by J.P. Arnason and B. Wittrock. - New York, 2012. - P. 146147.

9. О норвежской традиции антипарламентаризма до появления НЕ см.: Nerb0vik. J. Antiparlamentariske straumdrag I Noreg 1905-1014: ein studie I motvije. -Oslo, 1969.

10. Falnes, O.J. National Romanticism in Norway. - New York, 1933.

11. Haugland, K. An Outline of Norwegian Cultural nationalism in the Second Half of the Nineteenth Century // The Roots of nationalism. По вопросу о роли истории и языка в формировании норвежского национального сознания см. также: S0rensen, 0. The Development ... - P. 25-32. По вопросу норвежского языка см.: Haugen, E. Language Conflict and Language Planning: The Case of Modern Norwegian. - Cambridge MA, 1966.

12. По вопросу расторжения унии см.: Scott, F.D. Sweden: The Nation's History. -Caibondale IL, 1980. - P. 327-333.

13. По вопросу о шведском парламентаризме см.: Levin, L. Ideology and Strategy: A Century of Swedish Politics. - Cambridge, 1988. - P. 87-122.

14. Ibid. - P. 95-96. См. также: Hagtvet, B. On the Fringe: Swedish fascism 1920-45 // Who were the fascists? Social Roots of European fascism / Eds. by S.U. Larsen, B. Hagtvet and J.P. Myklebust. - Bergen, 1980. - P. 720-721.

15. Lindstrom, U. Fascism in Scandinavia, 1920-1940. -Stockholm 1985. - P. 27-28.

16. По вопросу датской национальной идентичности см.: 0stergard, U. Nation-Building Danish Style // Nordic paths ... - P. 37-53.

17. Ag0y, N.A. When Officers Need Internal Enemies: Aspects of civil-Military relations in Scandinavia between the World Wars // Journal of peace research. -1996. - Vol. 33(4). - P. 272.

18. По вопросу радикализации НРП см.: Fure, O.-B. Mellom reformisme og bolsjevisme. Norsk arbeiderbevegelse 1918-1920. Teori, praksis. - Bergen, 1984.

19. Gabrielsen, B.V. Menn og politikk: Senterpartiet 19201970. - Oslo, 1970.

20. Относительно возрастающей политической агрессивности Bondepartiet в 1920-е годы см.: Sejersted, F. The Age of Social Democracy: Norway and Sweden in the Twentieth Century. - Princeton NJ, 2011. - P. 81-84.

21. Salmon, P. Scandinavia and the Great Powers 18901940. - Cambridge, 2002. - P. 170.

22. Интересный обзор требований Норвегии приведен в:

Jarlsberg, F. W. Reisen gjennem livet. - Oslo, 1932. - S. 366 ff. ..

23. Salmon, P. Op. cit. - P. 169-170. См. также: Lindstrom, U. Op. cit. - P. 28-31.

24. См.: Ag0y, N.A. When Officers ... - P. 469-481 и Idem. Mlitaetaten og 'den indre fiende' ... - S. 254-255.

25. Термин «новый профессионализм» было впервые использован в популярной статье, написанной Алфре-дом Степаном: Stepan, A. The New Professionalism of Internal Warfare and Military Role Expansion // Authoritarian Brazil: Origins, Policies, and Future / Ed. by A. Stepan. - New Haven CT, 1976.

26. Alarm. - 1920. - 28 Aug.

27. Sumfundet. - 1923. - 2 Mai.

28. См.: Alarm. - 1920. - 28 Aug. Этими организациями были следующие: Ассоциация норвежских судовладельцев, Федерация норвежских промышленников, Норвежская аграрная ассоциация, Ассоциация банков Норвегии, Ассоциация норвежских ремесленников, Норвежская торговая ассоциация.

29. Относительно членства в СО см.: Ag0y, N.A. Militaetaten og 'den indre fiende' ... - P. 251-254.

30. См.: Ag0y, N.A. When Officers ... - P. 469-481. См. также: Idem. Militsretaten og 'den indre fiende' ... - S. 254-255.

31. Johansen, S.B. Norges samfundishjelp: konformisme og avvik. - Oslo, 1967.

32. Persen, O.-J. H0greekstremisme i Bergen 1920-1933. - Bergen, 1974.

33. Ag0y, N.A. Militsretaten og 'den indre fiende' ... - S. 168-169.

34. Ibid. - S. 250.

35. Oddvar H0idal, напр., отмечал, что ВПН явно имела характеристики, которые могли бы быть обозначены как фашистские. См.: H0idal, O. Op. cit. - P. 52.

36. Samfundet. - 1923. - 5 May.

37. Hilt, C. Fascismen i Norge: 'Norges Samfundshjrelp' og 'Borgernes Samfund'. - Kristiania, 1923.

-ЦШ" - 367

miw -

38. Ag0y, N.A. Militoetaten og 'den indre fiende' ... - S. 261.

39. Persen, O.-J. Op. cit. - S. 74. См. также: Ag0y, N.A. Militoetaten og 'den indre fiende' ... - S. 261.

40. Ag0y, N.A. When Officers ... - P. 470-472.

41. Ibid. - P. 474-475.

42. Трудно переводимый термин: во времена викингов «Leidangen» была формой призыва в прибрежный флот для проведения сезонных экспедиций и защиты королевства Скандинавия.

43. H0idal, O.K. Op. cit. - P. 114.

44. Ibid. - P. 53.

45. См.: Borgersrud, L. Vi er jo et militert parti: den norske militerfascismens historie 1930-1945. - Oslo, 2010. В этой недавней работе широко обсуждается связь между НЕ и военными.

46. Fedrelandet. - 1926. - 1 Mai.

47. Fedrelandet. - 1926. - 1 Juni.

48. Fedrelandet. - 1926. - 1 Mai.

49. По поводу отношения к ЛО в «буржуазной» прессе см.: Nordal, A. Härde tider. Fedrelandslaget i norsk politick. - Oslo, 1973. - S. 35-37.

50. Statsminister Chr. Michelsens tale paa Fedrelandslagets aapningsm0te i Bergen 25. Januar 1925. - Oslo, 1925. -S. 2.

51. Tidens Tegn. - 1925. - 11 Juni.

52. Norges Fremtid. - 1925. - 27 Juni.

53. Norges Fremtid. - 1926. - 6 Feb.

54. Norges Fremtid. - 1927. - 26 Nov.

55. Fedrelandet. - 1926. - 1 Juli.

56. Statsminister Chr. Michelsens tale ... - S. 2.

57. Цит. по: Ag0y, N.A. Militaetaten og 'den indre fiende ... - S. 261.

58. Ibidem.

59. Norges Fremtid. -1925. - 10 Oct.

60. Professor Fridtjof Nansens tale 29. januar 1925 i Logens store sal, Oslo. - Oslo 1925. - S. 6.

61. Fedrelandet. - 1926. - 1 Juli.

62. Norges Fremtid. - 1926. - 15 Mai.

63. Professor Fridtjof Nansens tale. - S. 2.

64. Ibidem.

65. Fedrelandet. - 1926. - 1 Juni.

66. Statsminister Chr. Michelsens tale ... - S. 2-3.

67. Professor Fridtjof Nansens tale ... - S. 2-3.

68. Norge - Danmark - Grönland: det norske standpunkt i Grenlands-saken historisk ogjuridisk belyst. - Oslo 1931. - S. 28-32.

69. Kristendom og kommunisme: Arbeiderpartiet og religionen. - Oslo, 1930. - S. 5.

70. Fedrelandet. - 1926. - 1 Juni.

71. Kristendom og kommunisme ... - S. 1.

72. Ibidem.

73. Ibid. - S. 3.

74. Nordskog, Jh.E. Social Reform in Norway: A Study of Nationalism and Social Democracy. - Westport CT 1973. - P. 22.

75. Norges Fremtid. - 1929. - 22 Juni.

76. Emberland, T. Religion og rase: nyhedenskap og nazisme i Norge 1933-1945. - Oslo, 2003.

77. Dahl, H.F. Op. cit. - P. 42 ff.

78. Quisling, V. Russia and Ourselves. - London, 1931.

79. Ibid. - P. 274.

80. Dahl, H.F. Op. cit. - P. 73.

81. Quisling, V. Op. cit. - P. 245-260.

82. Emberland, T. Op. cit.

83. См.: ABC. - 1933. - 16 Mars; 1933. - 11 Mai 1933; см.также: Nordal, op. cit., 218-219.

84. Emberland, T. Op. cit. - S. 251.

85. ABC. - 1933. - 30 Nov.

86. Замечательный отчет о том, как основные норвежские партии реагировали на возникновение фашизма, приведен у Изелина Тейена: Theien, I. Norwegian Fascism, 1933-40: The Position of the Nasjonal Samling in Norwegian Politics. PhD thesis. - University of Oxford, 2001.

87. Blom, I. Unge H0ire - mellom konservatisme og fascisme. Forholdet mellom Nasjonal Samling og Unge H 0 ire 1933-1936 // Fra idе til dom: noen trekk fra utviklingen av Nasjonal Samling / Eds. av R. Danielsen and S.U. Larsen. - Bergen, 1976.

88. Minerva. - 1934. - 13 Mars. - S. 52. Цит. по: Myklebust, J.P.; Hagtvet, B. Regional Contrasts in the Membership of the Nasjonal Samling // Who were the Fascists? ... -P. 643.

89. О поддержке фашизма консервативной частью молодежи см. также: Poulsen, H. The Nordic Statesin // The Social Basis of European Fascist Movements / Eds. by De.tlef Muhlberger. - London, 1987.

90. Lindstrom, U. Op. cit. - P. 11

91. Ibid. - P. 40.

92. Ibid. - P. 40-42.

93. Hagtvet, B. On The Fringe ... - P. 716-719.

94. Поскольку движение было маргинальным, то в норвежской историографии оно исследовалось только в общих чертах. См., напр.: Brevig, H.O.; Figueiredo, I.D. Den norske fascismen: Nasjonal samling 1933-1940.

- Oslo 2002. - S. 19.

95. Nationalfascisten. - 1927. - 15 Juli.

96. Ibidem.

97. Nationalfascisten. - 1927. - 15 Sept.

98. Emberland, T. Op. cit. - S. 123.

99. Относительно шведского фашизма и его значимости, несмотря на почти полное отсутствие его поддержки, см.: Berggren, L. Swedish Fascism - Why Bother? // Journal of Contemporary History. - 2002. - Vol. 37. - P. 395-417.

100. См.: Poulsen, H.; Djursaa, M. Social Basis of Nazism in Denmark: The DHEAP // Who were the Fascists? ...

- P. 702-714.

101. О деятельности организации «Помощь сельскому населению при кризисе» см.: Nerb0vik, J. B0nder i kamp: Bygdefolkets Krisehjelp 1925-1935. - Oslo, 1991.

102. Относительно близости между HE и организацией «Помощь сельскому населению при кризисе» см.:

368 Н

Nilson, S.S. Who Voted for Quisling? // Who were the Fascists? ... - P. 661-663. См. также: H0idal, O.K. Op. cit. - P. 148-152.

103. Аналогичная организация в Швеции, Шведский национальный сельский союз, не подверглась такому же процессу фашизации и смогла развиваться на протяжении 1930-х годов, достигнув численности 52 тыс. членов. См.: Larsen, S. U. Conservatives and Fascists in

the Nordic Countries: Norway, Sweden, Denmark and Finland, 1918-1945 // Fascists and Conservatives: The Radical Right and the Establishment in Twentieth-Century Europe / Ed. by M. Blinkhorn. - London, 1990. - P. 258-259.

104. Hagtvet, B. On The Fringe ... - P. 718.

105. Lindstrom, U. Op. cit. - P. 43.

106. Ibid. - P. 110.

-ЩР- 369

1iÜjÜP -