CC BY
43Романов С.
Празднование ликвидации Брестской церковной унии в городах и местечках Беларуси (вторая половина XIX — начало XX вв.)
Б о второй половине XIX — начале ХХ вв. в Российской империи наблюдался значительный рост всевозможных официальных торжеств, часть которых отмечалась в форме юбилеев. Наибольший размах набирали празднования тех событий, которые, по мнению властей, наиболее подходили для соответствующей идеологической обработки и позднейшей «праздничной» эксплуатации: 1862 г. — празднование 1000-летия российской государственности, 1872 г. — 200-летия со дня рождения Петра I, 1877 г. — 100-летия со дня рождения Александра I, 1888 г. — 900-летие крещения Руси, 1896 г. — 100-летие со дня рождения Николая I, 1896 г. — 100-летие со дня смерти Екатерины II, 1899 г. — 100-летие со дня рождения А.С. Пушкина, 1912 г. — 100-летие войны 1812 г., 1913 г. — 300-летие правления династии Романовых и др.
Достаточно широко отмечались торжества, связанные с жизнью и деятельностью монархов, военачальников, некоторых культурных деятелей. Большой размах приобретали также празднования годовщин военных сражений, реформ, основания городов и присоединения новых территорий. Очевиден тот факт, что популярность юбилейной культуры на рубеже XIX и ХХ веков выходила далеко за рамки сугубо
официальных празднований, инициируемых государством. Исследователь юбилейной традиции К.Н. Цимбаев указывает на то, что «различные политические, общественные, научные, культурные, коммерческие круги использовали самые незначительные поводы для празднований, получавших определенный резонанс» [Цимбаев... 2005а, с. 42]. Более того, для описания массовости и количественной составляющей юбилейных торжеств в Российской империи конца Х1Х — начала ХХ вв. историк вводит в научный оборот понятие «юбилеемания» [Цимбаев... 20056].
Несмотря на наличие определенной истории изучения официальных торжеств, представленной в работах Р. Уортмана, Г.Н. Ульяновой, К.Н. Цимбаева, А.И. Буслаева, М.А. Коркиной, С.И. Серовой, О.Ф. Гефнера, В. Лапина и др., к настоящему времени можно констатировать практически полное отсутствие специальной литературы, в которой бы давалась оценка роли церкви и церковных торжеств в формировании официальной праздничной культуры в исследуемый период. Исключением следует считать лишь одну публикацию, посвященную роли Православной церкви в праздновании официальных юбилеев. Подчеркивая особый статус религии в такого рода мероприятиях, историк отмечает, что «Православная церковь принимала активное участие в праздновании всех без исключения государственных и большинства общественных, научных и культурных юбилеев. Кроме того, был проведен ряд чисто церковных юбилеев, не предполагавших участия светских властей или каких-либо общественно-политических институтов. Эти юбилеи, возможно, использовались и как своего
рода подготовка будущего участия Церкви в государственных праздниках» [Цимбаев. 2005а, с. 43].
Необходимо отметить что при общей популярности празднования викториальных дней и юбилеев отдельных правителей церковные юбилеи, как правило, находились на переферии процесса глорификации монархии в силу того, что меньше для этого подходили. Праздники эти в меньшей степени служили укреплению авторитета власти, а выстраеваемые ими исторические паралелли были не столь очевидны, как в случае с торжествами светского характера. Однако в определенные периоды и они могли принимать роль официального торжества, служа цели не столько церковной, сколько политической. Развитие указанной тенденции особенно ярко проявилось в царствование Александра III, правление которого, как известно, характеризовал консерватизм во внутренней политике и неучастие в военных конфликтах — во внешней. Неслучайно именно в этот период с размахом отмечались следующие юбилеи: 1000-летие со дня смерти св. Мефодия (6 апреля 1885 г.), 900-летие крещения Руси (15 июля 1888 г.), 50-летие ликвидации униатской церкви (8 июня 1889 г.), 500-летие со дня смерти св. Сергия Радонежского (25 сентября 1892 г.) и др.
Как и другие официальные юбилеи, торжества эти отличались по охвату: некоторые отмечались широко по всей империи, другие же более скромно, а то и вовсе регионально. К этим последним следует отнести празднование 50-летия ликвидации униатской церкви в 1889 г., о котором, подчеркивая его двойственность, один из исследователей отмечал, что «пятидесятилетие воссоединения с право-
славною церковью западнорусских униатов праздновалось во всей Русской церкви, особенно же на западе России в 1889 году. Это было празднование события столько же церковного, сколько и государственного» [Корольков 1901, с. 84]. Таким образом этот внешне исключительно церковный праздник приобретал определенный политический посыл: «важность этого события обнаружилась в годину испытания этой страны. В борьбе государства с польским мятежом северо-западный край явил истинных мучеников из среды духовенства за веру и отечество. Событию этому предшествовало послание Св. Синода, возвещавшее народу истинный смысл его» [Корольков 1901, с. 84].
Брестская церковная уния была заключенным в 1596 г. на церковном соборе в Бресте актом организационного объединения католической и православной конфессий под верховенством Папы Римского. «Униатский вопрос» был одним из ключевых вопросов имперской политики в отношении белорусских губерний конца XVIII — первой половины XIX вв. В рамках проводимой политикой Екатерины II идеологической линии по легитимизации разделов Речи Посполитой и присоединения новых земель, на эти территории принято было смотреть как на «исконно свои», а на преобладающее в религиозном отношении униатское население — как на некогда православных, силой и обманом переведенных в греко-католицизм. Решением этого вопроса явился подготовленный светскими и церковными властями Полоцкий церковный собор 1839 г., упразднявший униатство и переводивший униатов в православие. Основой дальнейшей внутренней имперской политики в отношении
присоединенных территорий после восстаний 1830-1831 и 1863-1864 гг. было стремление к укреплению пророс-сийских позиций в регионе и стиранию этнорелигиозных и культурно-исторических особенностей региона, которые, по мнению Петербурга, были приобретены в результате насильственных полонизации и окатоличивания. Своего пика эта тенденция достигла в период правления Александра III.
Согласно определению святейшего Синода от 10 февраля — 6 марта 1889 г. при участии императора и Синода была разработана и утверждена обязательная к исполнению программа праздничных мероприятий «.. .по поводу имеющего исполниться в текущем году пятидесятилетия возсоединения униатов с православною церковью...», которая предусматривала:
1) приурочить торжественное празднование этого события к совершаемому по традиции его воспоминанию в четверг первой недели по пятидесятнице — дню 8 июня и поручить преосвященным епархий: литовской, полоцкой, могилевской и минской предписать подведомственному им духовенству накануне празднуемого события (7 июня) совершить во всех церквях литургии, а после них панихиды о упокоении душ императора Николая I и церковных иерархов: митрополита Иосифа (Семашко), архиепископов Василия, Антония и Михаила, епископов Игнатия и Филарета и др., и вечером того же дня отслужить торжественные всенощные службы, а на следующий день (8 июня) — отслужить литургии с крестными ходами, в которых должны принять участие учителя и учащиеся семинарий и церков-но-приходских школ, и молебствиями с провозглашением
на них многолетия царствующему дому, Синоду, сенату и всем православным христианам. По окончании богослужения следовало производить на протяжении всего дня непрерывный колокольный звон. В тот же день священники обязывались за литургией произносить поучения о значении вспоминаемого события и независимо от этого во внеслужебное время предложить прихожанам исторические чтения на эту же тему. Образцы поучений и бесед прилагались и были обязательны к рассылке;
2) Преосвященным остальных епархий империи следовало сделать распоряжение о совершении 8 июня литургий и служб в церквях подведомственных им епархий, при чем преосвященным киевской, подольской и волынской епархиям в тех приходах, где имелись перешедшие в православие униаты, необходимо было вести службы в порядке, установленном для епархий Северо-Западного края;
3) Также в целях празднования напечатать в необходимом количестве копий исторических документов, относящихся к событиям 1839 г., и отчеканить металлические изображения Спасителя и Богоматери. Затем изготовленные брошюры и изображения отослать в непосредственное распоряжение глав епархий для продажи и безвозмездной раздачи населению [Определение... 1889].
На примере г. Бреста праздник отмечался следующим образом: в канун праздника (7 июня) совершались торжественные всенощные службы с поминовением Николая I и религиозных деятелей Полоцкого собора 1839 г. — Иосифа Семашко, Михаила Голубовича, Василия Лужинского, Антония Зубко, Игнатия Железовского и Филарета Ма-
лишевского. На утро следующего дня назначались литургии во всех церквях города, которые продолжались после в виде крестных ходов по главным улицам. После встречи нескольких крестных ходов на площади настоятелем собора было произнесено поучение исторического содержания. После крестного хода и выступления военных оркестров зачитывалось послание Святейшего синода по поводу торжества, и раздавались юбилейные сувениры религиозного назначения: крестики, брошюры, иконки. После того как духовенство вернулось в собор, а народ начал расходиться, на центральной площади города, украшенной флагами, цветами и зеленью, был произведен военный парад. Таким образом, празднование являлось не просто религиозным, но также и светским, а точнее — государственным праздником.
В связи с упомянутым постановлением, праздничной кампании сопутствовала соответствующая идеологическая обработка, было издано внушительное количество литературы пропагандистского, реже — научного характера. В десятках тысяч экземпляров были отпечатаны следующие издания: «Пятидесятилетие» И. Наумовича, «Семь проповедей» и «Воспоминания о греко-униатской церкви в Западном крае России» архиепископа Антония (Зубко), «Правда об унии» И.И. Малышевского, «Пятидесятилетие (1839-1889). Соборные деяния и торжественные служения в 1839 г.», «Пятидесятилетие (1839-1889)» И. Чистовича.
Кроме того, по приказу Святейшего Синода для бесплатной раздачи на празднованиях были изготовлены де-
сятки крестиков с надписями: «Бодрствуйте, стойте в вере и утверждайтеся», «Возсоединенным любовию 1839 г.», «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его» и образков с изображением на одной стороне сошествия Спасителя в ад с вестью о спасении, а на другой — Богоматери Иерусалимской с младенцем. Также на территории губерний Северо-Западного края были изданы: в Вильно — «Высокопреосвященный Иосиф (Семашко), митрополит Литовский и Виленский» авторства Н. Извекова; Виленское Свято-Духово братство издало брошюру «В память 50-летия возсоединения» объемом 135 станиц и тиражем 10 тысяч экземпляров; Виленский учебный округ издал работу Ю.Ф. Крачковского «Пятидесятилетие возсоединения униатов с православною церковию» в 1500 экземплярах; братство в Полоцке издало брошюру А. Сапунова «Судьбы православия в Полоцкой епархии», И. Котовичем были изданы «Портреты духовных деятелей эпохи возсоединения», куда вошли также виды тех учреждений и храмов, в которых совершались основные события в 1839 г.; также была напечатана брошюра Стрельбицкого «Исторический очерк о 50-летии возсоединиения Белорусских униатов», в Минске была издана брошюра Афонского «Что такое уния, как она началась и чем закончилась», Виленской археографической комиссией был подготовлен специальным изданием том 16-й «Документы, относящиеся к истории Церковной Унии в России»; и, разумеется, события получили достаточно широкую огласку в церковной и светской периодической печати за 1889 г.
Картина подготовки празднования была бы не полной, если не принимать во внимание то, что инициатива в праздновании принадлежала именно императору, как и то, что вовлечение местных светских властей в упомянутое торжество стало возможным благодаря указу Александра III от 16 мая 1889 г. и ряду сопутствующих распоряжений, сделанных через бюрократическую вертикаль [LVIA, f. 378, bs, 1889, b. 82, s. 1].
Отдельного внимания заслуживает дата празднования этого события. Согласно упомянутому определению Синода в 1889 г. оно совершалось 8 июня. Однако же церковное празднование и поминовение этого события в Российской империи совершалось 12 февраля — в день открытия в 1839 г. Полоцкого собора. Светская дата для этого праздника (иногда отмечавшаяся и церковью) приходилась на 25 марта — день признания легитимности, в который решения Полоцкого собора были одобрены императором Николаем I. Тем не менее обе даты плохо подходили для широкого официального празднования, хотя и отмечались с завидной регулярностью. Связано это было с тем, что открытие Полоцкого церковного собора было с особым умыслом приурочено к празднованию Недели Торжества Православия. Последняя, в свою очередь, приходилась на первое воскресенье Великого поста. В Российской империи маскарады, зрелища, светские концерты, равно как и большинство литературных, музыкальных и театральных и иных светских торжественных мероприятий во время постов и ряда церковных праздников находились под запретом
либо значительным ограничением их проведения [Устав... 1876, с. 31-32].
С другой стороны, как внешне религиозный праздник, это торжество имело связь с иными церковными праздниками, особенно сильную в области обрядовых практик и декораций. В первую очередь это была связь с празднованием Святой Троицы, так как событие обычно отмечалось в четверг первой недели по Пятидесятнице (Троице). Так, в местечке Бытень Слонимского уезда фиксируется традиция выноса на улицу перед домами столиков с хлебом и солью во время крестного хода, участники которого должны были останавливаться у таких домов и читать отрывок из евангелия (с. 248). Троица, именуемая также «Зелеными святками», сопровождалась декорацией и освящением различного рода зелени, что было заимствовано во время чествования событий ликвидации церковной унии. Например, в селе Ятвеск Волковысского уезда частью празднования являлось «освящение зелья». В городе Поневеж обе церкви, приходская и домовая учительской семинарии, были украшены зеленью и цветами, в городе Каменец-Литовский в целях декорации зеленью украшался погост. В качестве декораций к торжеству активно использовались свежесрезанные деревья березы и ели: местечко Леонполь украшено было березками, зеленью, цветами и флагами. В селе Мурава Пружанского уезда венки из живых цветов и кленовых листьев использовались для декорации икон и интерьеров как церквей. Интересно, что те же элементы использовались для декорации светских зданий — училищ, семинарий, дворянских собраний и др., как это имело место в Гродно
и даже площадей, как в городе Бресте [Торжество... 1889, с. 229, 248, 251, 257, 263-264, 266].
В то же время нельзя не отметить тот факт, что в качестве декораций повсюду активно использовались разноцветные флаги. В Российской империи к «флаговым дням», т.е. дням, в которые вывешивались государственные флаги, относились сугубо официальные торжества: царские дни и значимые государственные праздники, некоторые юбилеи. Использование иных флагов было под строжайшим контролем полиции. Однако, несмотря на усилия официальных идеологов, уровень политической культуры жителей белорусских губерний оставался низким. Так, 18 ноября 1885 г. начальник гродненского жандармского управления под грифом «секретно» доносил гродненскому губернатору: «До сведения моего дошло, что домовладельцы в некоторых уездных городах Гродненской губернии в Царские дни вывешивают флаги фантастических цветов и местная полиция не обращает на это никакого внимания, тогда как в 1883 г. состоялось высочайшее повеление, коим обозначены цвета и порядок расположения их в русском национальном флаге. В видах предупреждения публичных демонстраций флагами, честь имею сообщить о вышеизложенном на усмотрение Вашего Превосходительства» [НИАБ в г. Гродно. Ф1, оп. 8, д. 1642, л. 1]. На самом деле 28 апреля 1883 г. было утверждено, «чтобы в тех торжественных случаях, когда признается возможным украшение зданий флагами, был употребляем исключительно русский флаг, состоящий из полос: верхней — белого, средней — синего и нижней — красного цветов, употребление же ино-
странных флагов допускать лишь по отношению к зданиям, занимаемым посольствами и консульствами иностранных держав, а также в тех случаях, когда для чествования приезжающих в Империю членов царствующих династий и вообще почетных представителей иностранных государств признано будет необходимым украсить дома флагами их национальности...» [НИАБ в г. Гродно. Ф1, оп. 8, д. 1642, л. 5].
Следующим моментом, определенно приближающим данный праздник к праздникам церковным, было то, что он был «движимым», то есть, подобно многим церковным торжествам, зависимым от пасхального цикла. Из определения Синода следует, что «по традиции» празднование ликвидации унии проводилось в четверг первой недели по Пятидесятнице. Осознать всю неоднозначность исключительно лишь церковной трактовки такой «традиции» помогает история её возникновения. В определенном смысле её автором можно считать полоцкого архиепископа Василия Лужинского, вместе с митрополитом И. Семашко принимавшего активное участие в событиях 1839 г. в Полоцке. В своем дневнике за 1840 г. Лужинский зафиксировал следующее: «Празднование повсюду униатскою церковию вместе с римскою праздника в 9-й четверг после Пасхи Тела Господня меня более всего беспокоило. Мне становилось крайне необходимым уничтожить в воссоединенных церквах сей латинский праздник. Но как приступить к тому, как решиться на это, когда столетия укрепили в народе особенное сердечное расположение к нему с живою верою в пречистое Тело Христово, котораго и приобщались после
исповеди в этот праздник все немолодых лет люди? Сообразив все обстоятельства, просил я Бога, чтобы Он умудрил меня, как разрешить мне эту трудную задачу. И вот, мне и пришла прекрасная мысль, чтобы в вышеозначенный день был установлен самим правительством праздник в память многознаменательнаго события воссоединения греко-униатской церкви с православною для торжественнаго в оный день празднования с крестным после литургии хождением на реку для водоосвящения, а потом и вокруг церкви, где это последнее удобоисполнимо...» [Лужинский 1885, с. 195-196]. Праздничные мероприятия 1889 г. прошли и в Полоцке, где основные торжества разворачивались в том самом Софийском соборе, где имели место события 1839 г.
Таким образом, выбранная правительством дата празднования ликвидации униатской церкви стремилась к нивелированию, смазыванию и изменению первоначального значения празднуемого униатской (равно и католической) церковью праздника Тела и Крови Христовых (называемый также праздником Божьего Тела, Corpus Christi или Евхаристией). Определение именно этой даты в качестве праздничной имело также свой практический смысл. Подмена значений одного праздника другим призвана была не только привлечь к празднованию бывших адептов унии, но и создать эффект массовости мероприятия: в городах и местечках губерний Северо-Западного края русское и православное население было немногочисленным. К примеру, назначенное празднование юбилея в Каменце-Литовском оказалось под угрозой срыва — на церковной службе 7 июня не хватало людей, занятых якобы на полевых ра-
ботах. По той же причине не состоялась всенощная служба накануне праздника в Леонполе. В результате панихида была перенесена на день 8 июня, в который «несмотря на праздник «Bozego cíala» многие католики не пошли в костел, а присутствовали на нашем богослужении от начала до конца, увлеченные торжественностью...» [Торжество... 1889, с. 273-275]. В Бресте во время празднования «юбилея присоединения униатов к православию», по описанию корреспондента, при прохождении крестного хода по улице Славянской из костела вышла и присоединилась к нему масса католиков, праздновавших как раз «Boze cíalo». Вся площадь оказалась запружена сплошной массой народа, среди которого «виднелись целые сотни католиков и лютеран» [Торжество 50-летия... 1889, с. 279]. Вообще же в больших городах вроде Бреста, а также в губернских центрах массовость достаточно хорошо обеспечивалась за счет расквартированных в них войск, которыми были наводнены белорусские губернии. Хуже дело обстояло в небольших городах и ещё хуже — в местечках и селах. Но даже в крупных городах празднующие были представлены в основном за счет административного ресурса: в Могилеве и Минске абсолютное их большинство составляли военные и учащиеся местных учебных заведений. В Гродно в день празднования было задействовано внушительное количество войск и целых 4 военных оркестра. При этом даже о Минске современниками отмечалось что он населен преимущественно иноверцами и нехристианами, а его православное население малочисленно [Торжественное празднование.... 1889, с. 312]. В Лиде очевидцы зафиксировали,
что этот день был отпразднован весьма торжественно, несмотря на «сравнительную немногочисленность русской семьи» [г. Лида 1889, с. 281]. В то же время на праздновании в местечке Леонполь церковный хор состоял из учеников, крестьянских девушек и «местных любителей пения»: волостного писаря, полицейского урядника, фельдшера и др., руководителем хора был местный учитель, он же псаломщик. Очевидец празднования в Гродно, сравнивая это торжество с предыдущими церковными юбилеями, напрямую указывал на то, что «особенность этого церковного торжества здесь заключалась, впрочем, в том, что в нем сравнительно с предыдущими, принял гораздо большее участие простой народ из окрестных деревень. Это объясняется тем, что, кроме заблаговременных уведомлений народа о предстоящем праздновании со стороны православного духовенства, простой народ массами собирался на 8-е июня в город и по случаю известнаго католического праздника «Божьяго тела» [Торжество... 1889, с . 260].
На фоне очевидного дисбаланса участников торжества и его сомнительной популярности, интересным выглядит стремление местной прессы показать это событие с приданием его описанию характеристик массовости, всесо-словности и единодушия. Например, массово фиксируются «празднующие» католики, при этом о причине их празднования зачастую умалчивается. Там, где не имелось католиков, упоминаются «чужеприходные» — прихожане соседних приходов (село Мурава Пружанского уезда). Также для празднования в крупных городах привлекалось население окрестных сел, как это было в случае с Минском.
В Полоцке фиксировалось большое скопление сельского народа по случаю празднования «девятника» [Торжество... 1889, с. 298]. В местечке Изабелин Волковысского уезда (преимущественно лютеранском) на праздновании вместе с православными присутствовали католики, лютеране и кальвинисты. Отмечалось, что скопление народа здесь было вызвано местной ярмаркой [Торжество... 1889, с. 281]. Там, где отсутствовали католики и протестанты, в качестве наблюдателей, а порой и участников торжества указывались евреи.
К примеру, во время посещения 12 июня местечка Мо-лодечно митрополитом Киевским и Галицким Платоном местное еврейское общество преподнесло тому хлеб и соль. В ответ на это в одной из проповедей митрополит ответил, что «... православные не презирают евреев, напротив любят; но и евреи, живущие в пределах православной России, если желают наслаждаться счастьем и спокойствием, обязаны проникнуться любовью к христианам» [м. Молодечно 1889, с. 217-218]. Однако же необходимость исполнения указаний начальства толкала отдельных представителей местной власти на крайние проявления их любви к евреям. Так, о подготовке празднования в Куренце Вилейско-го уезда отмечалось, что «местечко заселено преимущественно евреями, но и они, благодаря распорядительности местного урядника, тщательно подмели все улицы и базарную площадь» [м. Куренец 1889, с. 286]. Для прессы важно было отобразить стирание возрастных и социальных границ перед лицом значимого торжества, в связи с чем корреспондент из Гродно записал, что «все сословия го-
рода высказали внимательное участие к духовному торжеству православия». Современниками было отмечено, что «юбилейное торжество 8-го июня сего года в память 50 л. возсоединения униятов с православною Церковью дало самые смелые ожидания. По своей величественной торжественности, по единодушию общества и стремлению всех участников празднества совершить оный в полной гармонии, по той свободе и доступности, какая была во время крестного хода и совершения богослужений в церквах и на площади для всех жаждавших удовлетворения своего сердца в молитве, по той заботливости об уяснении истинного значения события сего торжества путем брошюр и послания Св. Синода, и о запечатлении онаго в памяти общества раздачей крестиков и образков — торжество 8-го июня превзошло все подобные торжества и произвело сильнейшее впечатление на участников и очевидцев...» ['Торжество... 1889, с. 9].
Тем не менее очевидно, что празднование этого юбилея всюду проходило по заранее подготовленному сценарию, основой которого стало упомянутое определение Синода. Участники празднования напрямую заявляли: «радуемся ещё и потому, что настоящий праздник не застал нас врасплох; подготовка к юбилею шла тихо, но верно» [Торжество... 1889, с. 10]. Местная программа празднования юбилея в Гродно была составлена заранее и по возможности адаптирована к распоряжениям Синода, тогда как в Ка-менце-Литовском церемониал празднования был получен гражданской властью вместе с рядом рекомендаций лишь 4 июня. Несмотря на то, что торжество запланировано
было на 7-8 июня, в ряде местностей оно началось 6 июня, а в некоторых — 4 июня, в день, когда приходские священники должны были сообщить населению о предстоящем юбилее. Окончание празднования также не ограничивалось лишь днем 8 июня в связи с тем, что на торжества в Вильно и другие крупные города Северо-Западного края прибыло немало гостей: представителей власти, духовных иерархов. Как по пути к месту назначения, так и на обратном пути они посещали ряд населенных пунктов, в которых в связи с их приездом спонтанно организовывались праздничные мероприятия, в некоторой степени развивающие основное празднование.
В осознании того, каким образом составлялась и как функцонировала программа этого юбилея, может помочь обрядно-символическая сторона самого торжества. Однако ещё современниками в характере празднования угадывались черты чего-то большего, чем просто церковного праздника: «ещё за 2 недели до 8 июня весь приход узнал из слова настоятеля в церкви, что 8 июня будет праздник, по своему значению и торжеству выходящий из ряда церковных праздников. В этом еще больше утвердились прихожане, узнав, что местным народным учителем требуются в школу все ученики за три дня перед праздником.» [Торжество. 1889, с. 278].
В то же время интерес вызывают выстраиваемые современниками исторические параллели и видение праздника: «Впечатление от этого торжества, вынесенное православными прихожанами, потомками бывших униатов, было сильное. В связи с прошлогодним торжеством 900-летия
крещения Руси, как дополнение к нему, описываемое торжество возсоединения униатов открыло им глаза и уяснило многое из исторического прошлого их жизни, особенно в религиозном отношении. Они, задушенные польско-ка-толицизмом, выбившим у них сознание своей национальности и языка, только теперь начинают вновь приходить к сознанию того, что они русские, а не поляки, говорят по-русски, а не по-польски, и что исповедают одну и ту же православную веру вместе с православным русским Царем» [Торжество... 1889, с. 343].
В процессе празднования юбилея активно использовалась атрибутика и элементы сценариев предыдущих юбилейных торжеств: 1000-летия смерти святого Мефодия (Кирилло-Мефодиевское торжество) 1885 г., 900-летия крещения Руси (Владимирское торжество) 1888 г. и др. Так, в Витебске особое внимание было уделено культам святого Владимира и святых Кирилла и Мефодия. То же было зафиксировано в Кобринском и Пружанском уездах Гродненской губернии, самом Гродно, местечке Ко-быльник Свентянского уезда Витебской губернии и ряде иных местностей Северо-Западного края. Интересно, что, несмотря на использование хоругвей и икон упомянутых святых, пение им тропарей по церковному чину, а также определенной политизации предыдущих юбилеев, сами эти внешне церковные атрибуты воспринимались современниками лишь в качестве временных, необязательных элементов праздника. Об этом, подчеркивая их привнесенный характер, очевидец писал: «Следует заметить, что кроме церковных принадлежностей крестнаго хода несены были
по обоим сторонам креста учениками взятыя из Муравско-го училища и украшенныя венками две иконы: одна святаго равноап. князя Владимира, а другая — первоучителей славянских Кирилла и Мефодия» [Торжество... 1889, с. 258].
Вместе с элементами Кирилло-Мефодиевского и Владимирского юбилеев, в праздновании 50-летия ликвидации унии ощущалось влияние ещё одного, на тот момент нового и практически не связанного с религией торжества. Речь идет о праздновании по поводу спасения царской семьи во время крушения поезда 17 октября 1888 г. По факту дни 17 октября и 19 февраля в Российской империи относились к числу торжественных царских дней, несмотря на то что официально они так никогда не назывались [Жук 2008, с. 22]. Всего же в империи в память «чудесного события 17 октября» в течение 1888-1896 годов было сооружено, пожертвовано и учреждено: 126 храмов, 32 придела, 320 часовен, 17 колоколен, 116 иконостасов, 30 церковных оград, 2873 киота и 54 ризы на иконы, 152 запрестольных и выносных креста, 434 хоругви, 685 колоколов, 324 лампады и проч., учреждено 170 церковно-приходских школ, несколько богаделен и приютов и проч. [Корольков 1901, с. 89].
Некоторое количество атрибутики, связанной с празднованием событий 17 октября 1888 г., уже в 1889 г. имелось на территории Северо-Западного края и активно использовалось в крестных ходах и самом праздновании 1889 г., например в Витебске и Гродно. Так, в Гродно упоминается: «.недавно торжественно освященная дорогая икона нерукотвореннаго образа с изображениями св. патронов
Царской Семьи, сооруженная Гродненцами в память 17 октября 1888 года. Все эти святыни для участников крестного хода были живым напоминанием недавних церковно-народ-ных торжеств в г. Гродне всеславянскаго Кирилло-Мефо-диевского 1885 г. и общерусских: Владимирскаго 1888 г. и по поводу чуда милости Божией, явленнаго над русским народом 17 октября того же года, которыя как бы соединились в настоящем, собственно западно-русском, местном торжестве православия.». Очевидно, что даже там, где такая атрибутика не упоминается (с момента крушения поезда 17 октября 1888 не прошло и года), само влияние празднования событий 17 октября на юбилей 1889 г. было более чем заметно и проявлялось в обязательных молебнах за здравие царской семьи, исполнении гимнов «Боже царя храни», «Славься, славься, наш русский царь» и других элементах торжеств — портретах членов царской семьи, праздничных речах и т.п.
Церемониал юбилея был внешне схож с праздничными программами юбилеев 1885 и 1888 г. На территории губерний Северо-Западного края празднование начиналось литургиями и панихидами 6-7 июня, продолжалось литургиями, крестными ходами с освящением воды и парадами 8 июня и, как правило, заканчивалось 8 июня в 2 часа дня вместе с окончанием крестного хода. На протяжении празднования священники и светские лица выступали с проповедями и речами антиуниатского характера, обосновывавшими закономерность и правовую легитимность ликвидации униатской церкви. В течение всего дня 8 июня в храмах производился непрерывный колокольный звон,
а само празднование сопровождалось раздачей брошюр, крестиков и образков. Празднование могло продолжаться в войсках, учебных заведениях и дворянских собраниях чтением специальной исторической литературы, речами по поводу празднования, выступлением военных оркестров и, наконец, праздничными собранием и обедом (ужином, банкетом).
В качестве обоснования ликвидации церковной унии идеологи и организаторы юбилея зачастую аппелировали к различным периодам белорусской истории: IX-XIII вв. — когда население этих земель было якобы «православным и русским», периоду XVI-XVII вв. — времени распространения унии, сужению сферы влияния православной церкви, событиям Реформации и Контрреформации. Наблюдалось обращение к полемической литературе этого периода: например, во время празднований 1889 г. в Минске был зачитан отрывок из «Плача» Мелетия Смотрицкого [Торжественное празднование... 1889, с. 312].
Не подлежит сомнению то, что празднование юбилея 1889 г. в губерниях Северо-Западного края явно выходило за рамки исключительно религиозного торжества. Свидетельством тому являются как особая программа проведения юбилея для этих территорий, так и особенный смысл, вкладываемый организаторами в само празднование. Очевидно, что сам праздник отражал скорее реалии и ценности эпохи Александра III, чем собственно события 1839 г., которым был посвящен. Так, корреспондент из Бреста называл это торжество «религиозно-историческим» и «национально-народным», а праздновавшим в Минске
повод празднования и вовсе представлялся как «бескровная победа над католицизмом и польщизной». В то же время очевидной была двойственность праздника: в одних местностях юбилей именовался «празднованием великого события Российской Церкви и Государства», в других и вовсе напрямую подчеркивалось, что торжество являлось не только церковным, но и гражданским [Торжество... 1889, с. 242, 313].
Насколько актуальным и идеологически необходимым выглядел этот юбилей для губерний Северо-Западного края, настолько же последовательно он был проигнорирован официальной властью в других частях Российской империи, что может свидетельствовать о его идеологическом характере. Несмотря на это, праздничные мероприятия церковного характера имели место в Варшаве, Киеве, Чернигове, Риге, Одессе, Москве, Петрозаводске, Нижнем Новгороде, Рязани, Астрахани, Екатеринбурге, Тобольске, Смоленске, Пензе, Орле, Полтаве и др.
Впрочем, и на территории белорусских губерний Российской империи отношение к этому празднику было не везде однозначным. Интересно что само празднование юбилея ликвидации унии в 1889 г. было не одноразовым политизированным юбилеем, а частью вполне осознаваемого современниками идеологического противостояния посредством праздничной культуры: некоторыми участниками торжества в 1889 г. высказывалось пожелание, «... чтобы имеющий быть через семь лет трехсотлетний юбилей Брест-Литовского собора (1596-1896 год) был отпразднован полным уничтожением унии всюду, где только раздается
русский говор, «дабы к тому времени вся Русь молилась единым сердцем и единым языком». Утверждалось, что «близится время. когда по отношению Руси должно исполнится евангельское пророчество (Евангелие от Иоанна Х:16 ) об едином пастыре и едином стаде» [Торжество... 1889, с. 339-340]. Однако поскольку к юбилею унии сама она так и не была уничтожена, а в 1895-1896 гг. во Львове и Кракове (Австро-Венгерской части бывшей Речи По-сполитой) проходили празднования 300-летия униатства, то в самом Бресте (на территории Российской империи) были организованы и проводились специальные траурные мероприятия: служились торжественные панихиды о противниках унии и униатства, организаторах и участниках Полоцкого собора 1839 г. Читались соответствующие случаю речи и доклады, представлявшие унию в качестве великого преступления: [К юбилею... 1895, с. 422], [Торжественная панихида... 1896, с. 420-421].
Частью политики мемориализации ликвидации церковной унии явилось празднование годовщин жизни и деятельности участников этого события: митрополита Иосифа (Семашко), архиепископов Василия (Лужинского), Антония (Зубко) и Михаила (Голубовича), епископов Игнатия и Филарета и др. Начало этому направлению было положено празднованием юбилеев митрополита Семашко и продолжалось до последних лет существования Российской империи. Например, в 1912 г. в Бресте отмечены были полгода и годовщина со дня смерти Иоанна Григоровича (17 сентября 1911 г.) — одного из участников «славного дела восстановления православия в крае приснопамятным
митрополитом Иосифом Семашко» [Протоиерей... 1912, с. 189-194].
Отмечая рост количества официальных юбилеев и их активную поддержку властями, следует указать на тот факт, что именно в этот период во внутренней политике государства происходит поворот к реакции: ограничивается действие многих реформ Александра II, в социальной сфере ставка делается на дворянство как на единственное сословие — опору самодержавия. Нарастает социальная напряженность, связанная с тем, что консервативные полуфеодальные методы управления экономикой тормозили развитие страны. На фоне ряда внутриполитических и экономических проблем и недовольства некоторых слоев населения политикой Александра III очевидным было снижение авторитета государственной власти. Александр III большее значение придавал идеологии, целью которой было создание иллюзии стабильности, сакрализация власти царя, укрепление самодержавия и смещение фокуса общественного внимания с насущных проблем на те успехи и достижения прошлого Российского государства, которые бы демонстрировали превосходство государственной власти, необходимость существования самодержавия и дворянства как его опоры, а также правильность выбранного политического пути.
Одной из целей официальной части «юбилеемании», органично исходящей из внутренней политики империи этого периода, было формирование через исторические юбилеи национальной идентичности. По мнению исследователя А. Миллера, само это понятие можно понимать
как минимум двояко, так как в «национальном» иногда скрывается идентификация или чувство лояльности к государству, а иногда — к нации как к этническому сообществу. Следует оговориться, что и само понятие «нация» определяет степень самосознания общества в период капитализма (который как раз формировался и отношение к которому у Александра III было противоречивым), а потому важно пояснить, что в сознании, к примеру, самого Александра III эти определения с большой долей вероятности четко не разделялись. Из проанализированного материала следует сделать вывод, что празднование ликвидации церковной унии в 1889 г. имело непосредственную связь с юбилеями 1885 и 1888 гг. и было частью идеологической позиции официальных властей империи в отношении белорусских земель. Именно празднование 50-летнего юбилея Полоцкого церковного собора приобрело наиболее выраженный политический подтекст сравнительно с другими годовщинами этого события, и в первую очередь с 25-летним и 75-летним его юбилеям. В то же время постановление Синода ярко свидетельствует о том, что празднование этого юбилея специально разрабатывалось и адаптировалось для губерний Северо-Западного края, для жителей которых оно должно было иметь особый смысл. Исследование вопроса о конкретной дате упомянутого торжества наводит на выводы о популярности этого праздника среди местного населения: для празднования намеренно был выбран день униатского (и католического) праздника, по отношению к которому значения торжеств имели выраженный амбивалентный характер.
Именно в этом ключе следует рассматривать и широкое применение административного ресурса, в чем, кроме всего прочего, проявилась и двойственная природа праздника: внешне исключительно церковный, он имел вполне определенный политический подтекст и поддержку светских властей. Двойственность юбилея прослеживается также в обрядной стороне празднования: с одной стороны религиозного (атрибутика «Зеленых святок» — Троицы), с другой — светского (атрибутика торжеств 1885 и 1888 гг.). На территории белорусских губерний само празднование имело два основных центра: Полоцк (место ликвидации унии) и Брест (место создания унии). Упомянутое торжество необходимо анализировать в контексте русификационной политики Александра III и волны «церковных» юбилеев 1880-х годов, поскольку празднование юбилея 1889 г. преследовало конкретные идеологические цели: ослабление влияния католицизма в регионе, усиление позиций православной церкви и монархии, демонстрация превосходства православия над иными конфессиями, историческое оправдание разделов Речи Посполитой и ликвидации Брестской церковной унии.
Литература и источники:
1. 50-летний юбилей воссоединения униатов с Православной церковью. ЬУ1Л, £ 378, Ы, 1889, Ь. 82.
2. Г. Лида // Литовские епархиальные ведомости за 1889 г. 1889. № 32-33. С. 281.
3. Дело об установлении в губернии единых флагов для вывешивания их на зданиях в торжественные дни. НИАБ в г. Гродно. Ф1. Оп. 8. Д. 1642.
4. Жук А.В. Праздничные и неприсутственные дни Российской империи конца Х1Х — начала ХХ вв.: учебное пособие / А.В. Жук. Омск, 2008. 92 с.
5. К юбилею Брестской унии // Литовские епархиальные ведомости за 1895 г. 1895. № 45. С.422.
6. Корольков К.Н. Жизнь и царствование императора Александра III (1881-1894). Киев, 1901. 270 с.
7. Лужинский В. Записки Василия Лужинского, архиепископа Полоцкого / В. Лужинский. Казань: Казанская духовная академия, 1885. 312 с.
8. М. Куренец // Литовские епархиальные ведомости за 1889 г. 1889. № 32-33. С. 286.
9. М. Молодечно // Литовские епархиальные ведомости за 1889 г. 1889. № 32-33. С. 280-281.
10. Определение святейшего синода от 10 февраля — 6 марта 1889 г. за № 388 о распоряжениях по поводу имеющего исполниться в текущем году пятидесятилетия со времени воссоединения в 1839 году с православною церковью униатов западных областей России // Минские епархиальные ведомости. 1889. № 7. С. 157-159.
11. Протоиерей Иоанн Иосафович Григорович // Гродненские епархиальные ведомости за 1912 г. 1912. № 18-19. С. 189-194.
12. Торжественная панихида в 300-летний юбилей Брестской церковной унии // Литовские епархиальные ведомости за 1896 г. 1896. № 41. С. 420-421.
13. Торжественное празднование 50-летнего юбилея в г. Минске / / Литовские епархиальные ведомости за 1889 г. 1889. № 32-33. С. 311-313.
14. Торжество 50-летия воссоединения униатов с православной церковью 8 июня 1889 г. в г. Брест-Литовске // Литовские епархиальные ведомости за 1889 г. 1889. № 32-33. С. 278-280.
15. Торжество 50-летия воссоединения униатов с православной церковью: 8-е июня 1889 г. в Вильне и др. местах Западной России. Вильна: Губ. тип., 1889. 356 с.
16. Устав о предупреждении и пресечении преступлений. Санкт-Петербург: тип. 2 отдела собственной его императорского величества канцелярии, 1876. 72 +18 с.
17. Цимбаев К.Н. (2005а) Православная Церковь и государственные юбилеи Императорской России / К.Н. Цимбаев // Отечественная история. № 6. С. 42-51.
18. Цимбаев К.Н. (2005б) Феномен юбилеемании в российской общественной жизни конца XIX — начала XX века // Вопросы истории. 2005. № 11. С. 454-484.
