CC BY
44
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2009. № 2
Ф.А. Гайда
(кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России XIX —
начала ХХ века исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова)*
ПРАВЯЩАЯ БЮРОКРАТИЯ В ВОСПРИЯТИИ
РОССИЙСКИХ КОНСЕРВАТОРОВ В ПЕРИОД
КРИЗИСА ТРЕТЬЕИЮНЬСКОЙ СИСТЕМЫ*
В статье проанализированы взгляды российских консерваторов на правительство и правящую бюрократию в последние годы существования Российской империи. Автор рассматривает малоизученную трансформацию правых под влиянием законов парламентской борьбы, их превращение в думскую оппозицию. Обозначены причины неспособности российских правых противостоять либеральной антибюрократической риторике накануне Февральской революции. В работе используются источники (прежде всего материалы периодики), ранее недостаточно вводившиеся в научный оборот.
Ключевые слова: правящая бюрократия, правительство, парламентаризм, российский консерватизм, третьеиюньская система, Государственная дума, правые, национализм, периодическая печать.
The article provides a thorough analysis of Russian conservatives' views on government and the ruling bureaucracy during the last years of the Russian Empire. The author looks into poorly explored transformation of the Rightists influenced by laws of parliamentary struggle, and their transformation into the Duma opposition. The article also defines reasons of incapability of the Russian Rightists to withstand liberal anti-bureaucratic rhetoric on the eve of the February revolution. The work also contains references to sources (foremost periodicals) that were insufficiently introduced into the academic use.
Key words: ruling bureaucracy, government, parliamentarism, Russian conservatism, July 3rd system, The State Duma, the Rightists, nationalism, periodicals.
Устойчивым историографическим мифом стало представление о том, что российские консерваторы вплоть до последних месяцев старого порядка поддерживали существовавшее императорское правительство. Между тем проблема отношения российских консерваторов (правых, националистов, внепартийных) к правящей бюрократии в период кризиса третьеиюньской системы не получила должного освещения в исторической литературе. В посвященных правым работах Ю.И. Кирьянова и С.А. Степанова эта
* Гайда Федор Александрович, тел.: (495) 939-12-72, e-mail: [email protected].
** Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проекты № 06-01-00154а, 07-0194684 м/м.
важная тема не рассматривалась1. В монографии Д.А. Коцюбинского достаточно развернуто упоминается об антибюрократической риторике националистов, но анализ ее мотивов отсутствует. Автор отмечает, что в 1916—1917 гг. критика бюрократии националистами-прогрессистами (фракцией, возникшей после раскола националистов и вошедшей в Прогрессивный блок) «по сути вплотную приблизилась к радикально-либеральной». Этот тезис никак не поясняется, однако из самой его формулировки вытекает вывод о принципиальной идеологической трансформации националистов в годы войны2. Без учета произошедших изменений в политическом курсе российских консерваторов в последние годы существования Российской империи понять причины ее падения невозможно.
Положение правых в III Государственной думе было незавидным. Они оказались вне рамок правительственного большинства. Невозможность проводить в парламенте свою партийную политику и зависимость от настроений правительства и октябристов укрепляли оппозиционные настроения правых3. Ярким свидетельством этой тенденции стала поддержка инициированной поссорившимися с правительством октябристами антираспутинской политики накануне новых парламентских выборов4. Националисты в свою очередь позиционировали себя в качестве проправительственной силы и рассчитывали с помощью правительства расширить свое влияние в парламенте.
В 1912 г. правительство попыталось активно вмешаться в выборную кампанию с целью проведения в Думу лояльных ему депутатов. Конкретная политическая принадлежность в расчет не бралась, однако в зависимости от реального расклада сил на местах это могли быть и октябристы, и националисты, и правые. Между тем неумелые действия местных властей, на откуп которым было передано дело, привели к раздражению как левых и центристских политических сил, так и консерваторов, якобы поддерживаемых властями. Выборы не принесли победы правым и националистам. Курс консервативных сил в IV Государственной думе изначально определялся крахом иллюзии правого большинства и осознанием грядущей перспективы октябристско-националистического блока.
1 См.: Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911—1917 гг. М., 2001; Степанов С. Черная сотня. 2-е изд. М., 2005.
2 См.: Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале ХХ столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001. С. 132—139, 461—467.
3 См.: Ромов Р.Б. Фракция правых в III Государственной думе (1907—1912): Дис. ... канд. ист. наук. М., 2003.
4 Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия V. СПб., 1911—1912. Ч. II. Стб. 1013—1016. 25 янв. 1912 г.
Отсутствие ярко выраженного центра силы в новой Думе и безынициативность правительства В.Н. Коковцова в деле налаживания контактов с заинтересованными фракциями привели к непрочному характеру всяких думских соглашений. На первый план выступил не законодательный процесс, а думская риторика. Дополнительным фактором политической активизации консерваторов стало сокращение их секретного финансирования правительством.
Как националисты, так и правые отмечали парламентаристские настроения части высшей бюрократии. Накануне думских выборов 1912 г. М.О. Меньшиков цитировал речь председателя Совета министров В.Н. Коковцова перед московскими торгово-промыш-ленниками: «За эти четыре года деятельности Государственной думы дело народного представительства пустило глубокие корни в народном сознании. Я думаю, что никто более не помышляет о том, чтобы повернуть руль назад, чтобы перейти от новых условий законодательства к старым условиям управления»5. Активное сотрудничество министров с Думой и печатью расценивалось Меньшиковым как принципиально важная позитивная тенденция: «Нарастает политическая мысль — вот хороший результат первой нашей благополучно оканчивающейся Думы. <...> Теперь на смену бюрократии постепенно выходит народное представительство, тот древний порядок, с которого начиналась государственность. <...> Россия выздоравливает от той особой болезни, которую можно назвать болезнью власти. Под давлением двух новых условий — свободного законосовещания и свободы слова — правительство перестраивается — оно невольно крепнет, делается работоспособнее и жизнеспособнее. <...> Появление таких министров, как покойный Столыпин, Сергей Васильевич Рухлов, Александр Васильевич Кривошеин, Иван Григорьевич Щегловитов, сразу сделало в их обширных ведомствах эру. Эти конституционные по убеждениям министры, казалось бы, ближе всех стоят к типу администраторов старого режима, но отделены от них целой пропастью. Даже наиболее решительные из них в известной степени боятся Государственной думы и принуждены считаться с серьезной печатью». Именно поэтому, как отмечал Меньшиков, в их ведомствах и происходят «заметные улучшения». Публицист считал, что раньше эти лучшие представители бюрократии вряд ли попали бы в министры. Поэтому ему оставалось только сожалеть, что Дума не появилась в 1881 г., — «Россия. оставалась бы и доселе неприступной и непобедимой»6. Меньшиков предупреждал: «Будет очень плохо, если новый режим быстро переродится и начнет по-
5 [МеньшиковМ.О. Передовица] // Новое время. 1912. 5 апр.
6 Меньшиков М.О. Рост сознания // Там же. 29 мая.
ражать сходством с «добрым старым временем»». Он протестовал против бюрократизации парламента, проявления в нем таких пороков чиновничества, как волокита и коррупция7.
Меньшиков резко критиковал антипарламентаристские наклонности крайних правых. «Умственно недалекие, они однако не так уж глупы, чтобы не видеть полной анархии, до которой довело Россию торжество бюрократического... начала. Но им просто нравится эта анархия. Она им по плечу, как заношенный халат, она им кажется неотделимой от духа русского, она им кажется даже основой нашего бытия». Как считал Меньшиков, крайние правые выступали не за самодержавие, а за всевластие бюрократии. Он восклицал: «Если мы Божией милостью империя, если мы — подданные своему Государю — народ-самодержец, ни от кого не зависимый под солнцем, то скажите — какая радость создавать внутреннюю какую-то зависимость помимо закона, — то зависимость от жидов, которых напустили в безмерном количестве, то от своих же земляков — чиновников, которым мы платим жалованье?»8 Меньшиков отмечал связь крайних правых с реакционной частью бюрократии и открыто выступал против секретного финансирования правой печати9.
Думские правые склонны были, наоборот, выступать против бюрократии в целом. При обсуждении декларации правительства Коковцова в новой, IV Государственной думе оратор от правых Н.Е. Марков, отметив незыблемость принципа самодержавия, заявлял: «И большего врага у нас, правых, как бюрократия, не было, нет и не будет»10. В вопросе о бюрократии ему вторил националист А. И. Савенко: он выступил в поддержку положений манифеста 17 октября 1905 г., но отметил, что в слабом их развитии виновна «безответственная и равнодушная бюрократия»11. В кризисе IV Думы, наступившем с самого начала ее деятельности, консервативные публицисты обвиняли правительство, которое не стремилось опираться на Думу и формировать в ней проправительственное большинство. Вследствие этого и происходил распад Думы12. Совет министров и Государственный совет обвинялись в бездействии и некомпетентности даже в сравнении с Думой13. Депутат-националист П.В. Синадино полагал, что Дума — «одна лишь фикция», а сами думцы должны сложить полномочия, поскольку их деятельность
7 См.: Меньшиков М.О. Дума о Думе // Там же. 9 июня.
8 Меньшиков М.О. Предвыборная тревога // Там же. 13 сент.
9 См.: Меньшиков М.О. Дума о Думе // Там же. 9 июня.
10 Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия I. СПб., 1912—1913. Ч. I. Стб. 404. 8 дек. 1912 г.
11 Там же. Стб. 419. 8 дек. 1912 г.
12 См.: Меньшиков М.О. Потерянный год // Новое время. 1913. 30 июня.
13 См.: Меньшиков М.О. Разъехались // Там же. 6 июля.
не имеет смысла из-за противодействия Государственного совета, члены которого «совершенно не считаются с народными представителями»14. Меньшиков в законодательном застое обвинял не Государственный совет, а именно правительство15. Иногда бюрократия подавалась как более левая по взглядам, чем национально мыслящая общественность. По поводу речи А.И. Гучкова на октябристской партийной конференции, в которой лидер партии заявил о разрыве по вине власти соглашения между ней и общественностью, заключенного в 1905 г., Меньшиков писал, что никакого соглашения и никаких взаимных обязательств бюрократии и общественности и не было. Просто бюрократия нуждалась в помощи, а общественность испугалась революции16. Настоящего соглашения, таким образом, еще только предстояло достичь.
По мнению Л.А. Тихомирова, бюрократическое засилье было оборотной стороной парламентаризма и вело Россию к государственной катастрофе. Одной из важнейших задач дня наряду с восстановлением самодержавия и реформой народного представительства Тихомиров считал достижение близости царя к народу и установление хорошего управления. Для этого требовались: «приведение бюрократии в должные границы», уничтожение тенденции захвата ею власти и «освежение всего ее духа», а также «народная самодеятельность в местном и социальном управлении, обеспеченная необходимыми правами и представительством перед агентами центральной власти»17. Даже после ограничительной парламентской реформы представительство обязательно должно было иметь право делать запросы министрам и жаловаться на них царю18. Народное представительство, по Тихомирову, было нужно, поскольку выполняло важные функции: оно должно было оберегать верховную власть от бюрократии, ставить последнюю под верховный контроль, раскрывать ее интриги, формулировать мнения, доводить до власти чаяния народа, участвовать в законодательстве. Однако в составе представительства не должно было быть служащего партиям слоя профессиональных политиканов, поскольку «по своим деловым качествам он приближается к бюрократии, но со множеством нравственных и политических недостатков, в бюрократии почти невозможных»19. Впрочем, и бюрократическое всевластие воспринималось Тихомировым как явление немногим менее опас-
14 Свет. 1913. 30 апр.
15 См.: МеньшиковМ.О. На мертвой точке // Новое время. 1914. 22 мая.
16 См.: Меньшиков М.О. Третья оппозиция // Там же. 1913. 12 нояб.
17 Тихомиров Л.А. Спасающая личность и спасающая идея // Московские ведомости. 1912. 15 июня.
18 См.: Тихомиров Л.А.. Народное представительство в высших учреждениях // Там же. 30 июня.
19 Тихомиров Л.А. Сочетанная система управления // Там же. 11 июля.
ное, чем партийное засилье: «Если бы государство и народ под видом "народного представительства" были отданы во власть партийных политиканов, то это было бы хуже не только бюрократического, но, может быть, даже хуже иноземного порабощения»20.
Человечность государственного деятеля Тихомиров считал качеством, прямо противоположным бюрократизму. В отношении нового товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковского Тихомиров отмечал, что тот «не бюрократ, не формалист, а живой человек, который встал лицом к лицу к населению, подошел к его нуждам и потребностям»21. Об отправленном в отставку его непосредственном начальнике Н.А. Маклакове преемник Тихомирова Б.В. Назаревский писал: «Единственное, чего у него не было, но что особенно чтит бюрократический Петроград, — это способности подлаживания и приспособления»22. В целом же, как считал Тихомиров, «правительственная власть слишком надышалась болотными испарениями русского либерализма»23. В результате сложился союз бюрократии и парламентской оппозиции. Тихомиров подчеркивал: «Парламентаризм сковывает вовсе не бюрократию. Бюрократия — сила служебная, она живет при парламентаризме еще лучше, чем при монархии, потому что сливается с политиканами, властвующими в государстве». Парламентаризм сковал влияние реальных социальных групп, в частности торгово-промышленни-ков24. Новый строй оказался более бюрократичен, чем прежний25. Как отмечал корреспондент «Московских ведомостей» А. Волынец, опыт Запада учит тому же: бюрократизм и парламентаризм вовсе не противоположны. Автор приводил пример Франции — страны парламентаристской и крайне бюрократизированной. Причина заключалась в том, что и парламент и бюрократия попали под контроль партий, что еще более усилило коррупцию и бюрократизм26. Комментируя тенденции развития современной ему России, Тихомиров указывал, что укрепление «полицейской силы» государства вовсе не противоречит одновременному «ослаблению нравственного влияния государства» и «чудовищно растущему развитию партий, этих политиканствующих организаций, которые должны править государством и народом»27. По поводу подготовленного
20 Тихомиров Л.А. О составе народного представительства // Там же. 3 июля.
21 Тихомиров Л.А. Владимир Федорович Джунковский // Там же. 1913. 27 янв.
22 Назаревский Б.В. К уходу Н.А. Маклакова // Там же. 1915. 7 июня.
23 Тихомиров Л.А. Оппозиция и власть // Там же. 1914. 1 марта.
24 См.: Тихомиров Л.А. Национально-государственная роль промышленного класса // Там же. 1913. 25 окт.
25 См.: ТихомировЛ.А.. Какое государство мы выращиваем? // Там же. 1911. 30 апр.
26 См.: Волынец А. Парламентаризм и бюрократизм // Там же. 1910. 20 окт.
27 Тихомиров Л.А. Два противоположных явления в современной эволюции России // Там же. 1913. 4 янв.
в МВД нового законопроекта о печати публицист писал, что он носит «характер не столько государственный и правительственный», сколько «полицейский»28.
Пораженное бюрократизмом правительство обвинялось в противодействии консервативным силам. Один из лидеров «Союза Михаила Архангела», Н.Д. Облеухов (П. Ухтубужский), в журнале В.М. Пуришкевича «Прямой путь» обвинял (правда, вопреки многочисленным фактам) правительство Коковцова в том, что на выборах 1912 г. оно пыталось провести в Думу октябристов и якобы только вопреки этим усилиям прошли правые и националисты. В самой Думе бюрократия сделала ставку на безликих центристов из фракции П.Н. Крупенского: «.группа объявила себя консервативно-конституционной (так назыв. "Коко"29), т.е. начальство почитающей и в сем смысле правой, но готовой по первому мановению начальства действовать совместно с левыми». Раскол октябристов в IV Думе, по словам Облеухова, также произошел с ведома правительства, поскольку оно хотело видеть Думу «прилично-левой»30. Говоря о политических заигрываниях думцев с новым премьером И.Л. Горемыкиным, публицист восклицал: «Милостивые государи, как же это так? Ведь вы же все время громите бюрократию, ведь вы же все время разглагольствуете о необходимости эмансипации народного представительства от бюрократических влияний? А тут сразу — на-поди — оказывается, что эта самая бюрократия должная брать вашу возлюбленную Думу под свою опеку»31.
Н.Д. Облеухову вторил и кн. В.П. Мещерский: «Не Дума растлила чиновника, а чиновник растлил Государственную думу»32. Бюрократия рассматривалась им как одна из основных либеральных сил в России. Кадетствующие не только господствовали в печати и школе, но и составляли, по Мещерскому, «чуть ли не половину чиновников»33. Про Н.А. Маклакова князь Мещерский писал, что «в его наружности нет атома чиновника», поскольку новый министр внутренних дел «в отличие от чиновника, жил для жизни больше, чем для бумаги»34. Введение парламентаризма только ухудшило ситуацию. Основной порок старого строя заключался в том, что бюрократия считала себя самодержавной, однако после политической реформы таковой себя стала считать Государ-
28 Тихомиров Л.А. По поводу законопроекта о печати Министерства внутренних дел // Там же. 9 мая.
29 Игра слов: в политических кругах прозвищем «Коко» именовали премьера В.Н. Коковцова.
30 Ухтубужский П. Внутреннее обозрение // Прямой путь. 1914. № 2. С. 255—257.
31 Там же. № 3. С. 246—251.
32 Лас-Нанас [Мещерский В.П., кн.]. Тайновед // Гражданин. 1912. № 24. С. 3.
33 [Мещерский В.П., кн.] Дневник. Среда, 4 июля // Там же. № 27. С. 11.
34 Там же. Понедельник, 17 декабря // Там же. № 51. С. 12.
ственная дума. При этом ее всевластие было хуже бюрократического, поскольку, в отличие от бюрократии, парламент подвержен политическим капризам35.
Бюрократия, космополитичная по своим принципам и неспособная осознать национальные интересы, обвинялась в провалах в сфере внешней политики. В марте 1913 г. полиция разогнала в Петербурге националистическую демонстрацию в поддержку воюющих против Турции балканских народов. Националистическая газета «Свет» писала о предательстве и восклицала: «Пропасть между Россией официальной и Россией народной обнаружилась снова с ужасающей ясностью»36. Националисты внесли на обсуждение Думы проект соответствующего запроса правительству. При его обсуждении Пуришкевич обвинил Коковцова в подхалимстве перед Австро-Венгрией и еврейскими банкирами, а также заявил, что российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов оказался «в кулаке у графа Берхтольда» (министра иностранных дел Австро-Венгерской империи). Известный правыми взглядами министр внутренних дел Маклаков, которому и подчинялась полиция, был назван «жертвою» пораженческих сил. Запрос был принят как спешный37. Тем не менее правый депутат Г.А. Шечков под аплодисменты консервативного крыла парламента выразил надежду, что это «первое столкновение русского патриотизма с космополитизмом бюрократии будет вместе с тем и последним»38. «Свет» в свою очередь отмечал, что причина подобной политики кроется в либерализме бюрократии: в ее среде обосновались кадеты — «в чиновных и сановных кругах они, пожалуй, сильны, оборотисты». Однако в законодательных палатах, по мнению газеты, были сильнее патриотические настроения, поэтому на парламент можно было надеяться39.
Не менее резкой была критика правыми экономической политики правительства Коковцова. При внесении правительственного проекта государственного бюджета на 1913 г. Н.Е. Марков обвинил бюрократию в поощрении пьянства, кризисе сельского хозяйства, слабом развитии транспорта, заклеймил «враждебное отношение к жизненной необходимости расширения хозяйственной экономической деятельности земских и городских самоуправлений».
35 Там же. Четверг, 1 мая // Там же. 1914. № 18. С. 18—19.
36 Две России // Свет. 1912. 12 дек. Газета имела характеристичную шапку: «Правая, народная и прогрессивная газета». Девиз ее гласил: «Православие! Народность! Самодержавие и Государственная дума при самом широком, бессословном самоуправлении приходов, общин, городов и уездов».
37 Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия I. Ч. I. Стб. 2409—2424. 20 марта 1913 г.
38 Там же. Ч. II. Стб. 9. 22 марта 1913 г.
39 Свет. 1913. 27 апр.
Он отметил, что правительство не содействовало дешевому кредиту для российских производителей и, наоборот, поощряло активность еврейских банков и попустительствовало мировому капиталу, который монополизировался и захватывал экономическую и политическую власть в России40. Примирительная ответная речь Коковцова натолкнулась на совместную резкую критику всей Думы. В следующей речи Марков обвинил Коковцова уже как министра финансов в финансовых махинациях и неразборчивости в средствах при проведении политики ведомства41. А через несколько дней депутат прямо обвинил премьера в покрывании взяточничества в Министерстве финансов. «Красть нельзя», — завершил свою скандальную речь Марков. В ответ раздались возгласы социал-демократа Н.С. Чхеидзе: «Молодец Марков!.. Совершенно верно!.. Позвольте вашу руку!»42 Усилия Маркова привели к тому, что Совет министров в полном составе покинул зал заседаний, а затем Коковцов заявил, что правительство не явится больше в Думу, пока ее председатель от лица депутатов не принесет извинений министрам. Кризис (так называемая «министерская забастовка») продлился почти полгода и стал одной из предпосылок отставки Коковцова в январе 1914 г.
Правые оказали осторожную поддержку «Новому курсу», объявленному новым правительством во главе с И.Л. Горемыкиным. В своей речи Марков похвалил принципы новой политики (дешевый кредит, бюджетная реформа, «народная трезвость» и др.), но отметил, что средства к ее осуществлению для правых остались не ясны. «Будем ждать», — заключил депутат и предложил правительству опираться не на финансовую, а на производительную сферу43.
С началом войны, как писала правая пресса, «между членами Государственной думы забыта рознь». На «историческом заседании» Думы 26 июля 1914 г., когда она выступила с патриотическими заявлениями и проголосовала за чрезвычайные военные кредиты, Пуришкевич и Марков обменялись рукопожатиями с лидером кадетов П.Н. Милюковым. При этом главный парламентский радикал-либерал указал Маркову на огромное значение Думы в жизни страны. Марков в ответ заметил, что никогда в этом не сомневался и всегда был поборником парламента и противником бюрократии. Милюков сказал, что был в этом уверен44. По мере усугубления внутриполитического кризиса правая пресса, как правило, позво-
40 Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия I. Ч. I. Стб. 1047—1048. 11 мая 1913 г.
41 Там же. Стб. 1331—1332. 14 мая 1913 г.
42 Там же. Ч. III. Стб. 64—66. 27 мая 1913 г.
43 Там же. Стб. 904—923. 24 апреля 1914 г.
44 Земщина. 1914. 27 июля.
ляла себе лишь осторожную критику своих левых противников, в частности Прогрессивного блока45. В то же время с 1916 г. правые возобновили обычную антиправительственную риторику, которая к тому же была дополнена критикой Совета министров за неудачи в организации продовольственного дела. В росте цен на продукты питания думские правые и националисты вместе с либералами склонны были винить именно власть. Марков резко нападал на Министерство земледелия за неподготовленность к войне46. Националисты предлагали передать продовольственное дело под контроль земств и общественных организаций47.
В ноябре 1916 г. правые присоединились к организованному Прогрессивным блоком парламентскому «штурму власти». В речи Пуришкевича содержалась жесткая критика бессистемности правительственной политики. Депутат громогласно заявлял: «Мы, правые — не члены блока, но. мы хотим гарантий системы государственного управления и программы хотя бы в важнейших вопросах — в частности, в продовольственном, оставляя на будущее работу по переустройству и русского государства, и общественной жизни. <...> У нас понимают только два отношения: одно отношение — это эпоха и пора доверия, то есть, иначе говоря, с моей, правой точки зрения, пора сдачи всех государственных позиций представителям крайних левых течений, и другая, наоборот, пора недоверия, пора подозрительности, когда правительственная власть обрушивается целым рядом репрессий и душит общественную инициативу». По мнению Пуришкевича, наступила пора недоверия, опять установилась цензура, воцарились «ложь и паралич власти. опасные симптомы торжества германофильских течений среди органов правительственной власти. полная неизвестность за завтрашний день». Правый депутат обвинил представителей правительства (нового премьера А.Ф. Трепова) и придворных кругов (В.Н. Воейкова) в корыстном злоупотреблении своими полномочиями, а нового министра внутренних дел А.Д. Протопопова — в пособничестве немцам. Его, по словам Пуришкевича, назначил главный представитель «темных сил» Г. Распутин, который был назван «руководителем» российской политики48.
Таким образом, консервативные парламентарии и партийная пресса с самого начала деятельности IV Государственной думы, несмотря на свою лояльность в отношении верховной власти, выступали с резкой критикой правящей бюрократии. Борьба против
45 См.: Меньшиков М.О. Опасная уступчивость // Новое время. 1915. 29 авг.; Он же. Блок и власть // Там же. 1916. 11 февр.
46 Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия IV. Пг., 1915—1916. Ч. I. Стб. 4513—4514. 23 мая 1916 г.
47 Там же. Сессия V. Пг., 1916—1917. Ч. I. Стб. 798—800. 5 декабря 1916 г.
48 Там же. Стб. 260—288. 19 ноября 1916 г.
думского большинства вовсе не означала для представителей консервативных партий необходимости борьбы против самого принципа существования парламента и Думы как таковой. Лишь непартийная радикально-правая пресса («Московские ведомости» и прекративший свое существование в связи со смертью князя Мещерского в июле 1914 г. «Гражданин»), не пользовавшаяся особой популярностью в стране, видела в Думе орудие революции и до начала войны призывала к ограничительной парламентской реформе.
И все же в целом в консервативных кругах господствовала уверенность в прочности парламентаризма. В неудачах Думы в первую очередь обвинялась бюрократия. В результате консерваторы не только оказались неспособны реагировать на либеральный «штурм власти» на рубеже 1916—1917 гг., но и фактически активно примкнули к нему. Превращение консерваторов в IV Думе в оппозиционную парламентскую силу влекло их к принятию духа парламентской политической культуры и подчинению законам парламентской борьбы. Однако первопричиной подобной трансформации являлся парламентаристский курс правительства.
Список литературы*
Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911—1917 гг. М., 2001.
Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале ХХ столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001.
Ромов Р.Б. Фракция правых в III Государственной думе (1907—1912): Дис. ... канд. ист. наук. М., 2003.
Степанов С. Черная сотня. 2-е изд. М., 2005.
Список процитированных источников
Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия V. СПб., 1911—1912.
Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия I. СПб., 1912—1913.
Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия IV. Пг., 1915—1916.
Гражданин. 1912—1914.
Московские ведомости. 1910—1915.
Новое время. 1912—1916.
Прямой путь. 1914.
Свет. 1912—1913.
Поступила в редакцию 20.12.2007
* В списке приводится только упоминаемая в данной статье литература.
