CC BY
105
УДК 340.114.5 ББК 67
Мингес Изабелла Александровна Minges Isabella Aleksandrovna
начальник кафедры теории и истории права и государства Волгоградской академии МВД России кандидат юридических наук.
Chief of Theory and History of State and Law Department of the Volgograd Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, PhD in Law. E-mail: izabella3@mail.ru
Яловенко Татьяна Васильевна Yalovenko Tatyana Vasilevna
преподаватель кафедры теории и истории права и государства Волгоградской академии МВД России кандидат юридических наук.
Lecturer of Theory and History of State and Law Department of the Volgograd Academy of Ministry of Internal Affairs of Russian Federation, PhD in Law. Тел.: 8 (907) 516-47-66.
ПРАВОЗАЩИТНЫЕ ПРИНЦИПЫ В ПРАВОПРИМЕНЕНИИ Human rights principles in law enforcement
В статье рассматривается определенная группа принципов права различного уровня, посредством которых реализуется идея приоритета прав и свобод человека. Отмечается, что принципы права - это основополагающие концептуальные идеи, каждая из которых определяет содержание целого комплекса конкретных правовых норм и соответствующей им сферы юридической практики. Обращается внимание на то, что в сфере правоприменения действует ряд принципов, которые детерминирует его правозащитное содержание, предложена классификация правозащитных принципов.
Авторы делают вывод о том, что, учитывая нормативные положения о высшей ценности прав человека и обязанности государства их защищать, а также о том, что права человека определяют деятельность всех ветвей государственной власти, представляется уместным ставить вопрос о существовании такой особой разновидности принципов права, как «правозащитные принципы».
Ключевые слова: правоприменение, принципы права, права и свободы человека, правозащитные принципы.
Как особая форма (разновидность) юридически значимой деятельности правоприменение опирается на систему базовых правовых идей, которые определяют его сущность и социальную направленность. Такие основополагающие (исходные, генеральные и пр.) идеи принято называть принципами права [1]. По отношению к правоприменительной деятель-
The article focuses on a particular group of law principles of different levels due to which the idea of human rights and freedoms priority is put into effect. The authors point out that principles of law are considered to be fundamental conceptual ideas. Each of them determines the content of a wide range of certain legal standards and the corresponding sphere of legal practice. Special attention is paid to a series of principles in the sphere of law enforcement which determine its human rights content. The authors propose the following classification of human rights principles: principle of legal certainty, principle of proportionality, principle of separation of powers, principle of court independence, and principle of social state.
The authors come to the conclusion that, taking account of statutory provisions related to the supreme value of human rights and the state duty to protect them as well as to the fact that human rights determine activities of all the branches of state power, it is reasonable to raise the issue about such a type of law principles as «human rights principles».
Keywords: law enforcement, principles of law, human rights and freedoms, human rights principles.
ности указанные принципы выступают в единстве трех сторон: требования, идеала и знания [2, с. 56].
Принципы относятся к сфере должного и закрепляют объективно необходимые и субъективно осознанные варианты юридически должного поведения в тех или иных сферах регулируемых правом отношений. В этом сво-
ем качестве они выступают в виде законодательно закрепленных или логически выводимых руководящих требований правоприменительной деятельности. Следование принципам права выступает как общая обязанность правоприменителя.
Принципы права вместе с тем выражают и закрепляют определенные идеалы соответствующей деятельности. Речь идет об идеалах законного, справедливого, гуманного правоприменения. В действительности, конечно, указанные идеалы реализуются далеко не всегда, правоприменительная деятельность зачастую бывает и несправедливой, и негуманной и пр. Значение принципов, учитывая сказанное, состоит в том, что они содержат в себе потенциал обновления и совершенствования правоприменения в направлении достижения его идеального образа.
Наконец, принципы представляют собой особую форму знания о закономерностях соответствующей деятельности. В них в концентрированном виде закреплено знание, в частности, об объективно необходимых и наиболее рациональных способах индивидуально-властного регулирования общественных отношений, поэтому игнорирование принципов чревато не только дегуманизацией правоприменительной деятельности, но и ее неэффективностью.
В сфере правоприменения действуют и общеправовые, и межотраслевые, и отраслевые принципы права. При этом, на наш взгляд, учитывая, что Конституция Российской Федерации содержит в главе «Основы конституционного строя» нормативные положения о высшей ценности прав человека и обязанности государства их защищать (ст. 2), а в главе «Права и свободы человека и гражданина» - о том, что права человека определяют деятельность всех ветвей государственной власти, представляется уместным ставить вопрос о существовании такой группы принципов права, как правозащитные. Речь идет о группе принципов права различного уровня, посредством которых реализуется идея приоритета прав и свобод человека.
К числу общих принципов указанной группы, определяющих наиболее существенные требования и идеалы правоприменительной деятельности, можно отнести следующие: принцип правовой определенности, принцип
пропорциональности, принцип разделения властей, принцип независимости суда, принцип социального государства.
Принцип правовой определенности
Основное содержание принципа правовой определенности состоит в том, что в рамках российской правовой системы субъекты права должны иметь максимально конкретное содержание и не допускать произвольного толкования, что могло бы противоречить принципу правового равенства.
Значение данного принципа в сфере правоприменения обусловлено тем, что права и обязанности граждан устанавливаются не только нормативными, но и индивидуальными правовыми актами, которые также должны подчиняться требованию правовой определенности.
Теоретическое объяснение принципа правовой определенности наиболее убедительно можно дать, исходя из некоторых положений такого интенсивно развивающегося сегодня научного направления, как коммуникативная теория права. Ни в одной из основных теоретических концепций права не отрицается, что содержание любого юридического текста или правового предписания должно соответствовать требованиям ясности, конкретности и точности. Так, в рамках традиционного для советской юридической науки нормативного подхода к праву А. С. Пиголкин подчеркивал: «Неудачно или неточно употребленный в законе термин, неверный оборот, неправильно построенная или непонятная фраза, ошибочная пунктуация приводят к многочисленным запросам и спорам, волоките, к необходимости давать дополнительные разъяснения и самое главное - к извращению смысла закона и ошибкам в его применении... Чем яснее и доступнее текст нормативного акта, тем меньше затруднений он вызовет при применении правовых норм» [3]. Точность, корректность и простота текста рассматривались им как условие полноты выражения воли законодателя [4, с. 96-97].
Однако именно коммуникативная концепция права дает наиболее сильные теоретические аргументы в пользу принципа правовой определенности как в правоприменительном его аспекте, так и в правотворческом. М. ван Хук описывает право как процесс и средство человеческого взаимодействия,
как диалектический обмен точками зрения; в рамках теории права нельзя больше ограничиваться описанием права как одностороннего процесса (от выборов - через законотворчество - к судебному правоприменению), а необходимо учитывать и вторую сторону этого процесса, ответную реакцию индивидов и групп [5, с. 21-23]. Поэтому язык, по существу, является единственно возможной средой правового общения и способом передачи правовой информации, будучи интерактивным процессом социального конструирования [5, с. 175].
Положения коммуникативного подхода могут получить дальнейшее развитие в рамках дискурсивной теории права, которая в соответствии с идеями дискурсивной этики (К. Апель, Ю. Хабермас) могла бы, в частности, конкретизировать права участников социальной коммуникации: право участвовать в диалоге, свобода, равенство и т. п. [6, с. 38].
С точки зрения коммуникативной концепции само право вовсе не сводится к каким-либо исходящим от государства или иных субъектов нормам, требованиям, предписаниям и пр. Действительно, социальный эффект от такого рода явлений существенно зависит от общего контекста. Если норма не становится реально действующим фактором поведения, она с социальной точки зрения безразлична. Любой текст будет правовым не потому, что в нем разрешены или запрещены какие-то действия, и не потому, что он создан государством или иным субъектом власти, а лишь в силу того, что лица, воспринимающие и интерпретирующие этот текст, расценивают его именно как обязывающий, то есть легитимируют его, признавая источником своих прав и обязанностей [7, с. 35].
Одним из основных требований к текстуальной стороне правовой коммуникации является именно ее отчетливость и определенность, с тем чтобы все ее участники могли беспрепятственно считывать всю необходимую правовую информацию и чтобы диалог проходил без смысловых искажений, ставящих под угрозу права субъектов соответствующего взаимодействия.
Определенность в сфере правоприменительной деятельности по защите прав человека, как представляется, проявляет себя в двух основных смысловых формах:
- как требование ясности и однозначности содержания нормативных и индивидуальных (правоприменительных) актов [8, с. 36-40];
- как требование окончательности принимаемых правоприменителем решений и, как следствие, ограничение возможностей их пересмотра.
Правовая определенность требует признания законной силы судебных решений, а также их неопровержимости (res judicata), однако это не означает, что сам институт пересмотра решений препятствует правовой определенности. Система судебных инстанций является совершенно необходимым элементом правосудия, поскольку представляет собой средство дополнительного внутреннего контроля достоверности и справедливости принимаемых решений.
Однако такое социальное ценное значение судебного пересмотра может быть обеспечено лишь при помощи системы ограничительных мер. Так, необходимо регламентировать основания для изменения или отмены судебных решений, вступивших в законную силу. С точки зрения Конституционного Суда РФ, такие основания могут носить сугубо исключительный характер. Если решение суда вступило в законную силу, то оно должно подлежать отмене или изменению лишь в том случае, когда в судопроизводстве была допущена судебная ошибка, которая не только непосредственно повлияла на результат всего процесса, но и привела к серьезному нарушению прав и свобод конкретного лица либо защищаемых законом публичных интересов.
Основания к изменению или отмене судебного решения, вступившего в силу, должны подчиняться принципу пропорциональности, то есть быть адекватными тем целям, которым они служат, при этом иная позиция высшей судебной инстанции относительно того, каким должно быть судебное решение, сама по себе не может являться причиной для отмены принятого решения.
Пересмотр решений суда по инициативе, исходящей от государственных должностных лиц, которые не являются участниками судопроизводства, неприемлем, поскольку, согласно п. 1 ст. 6 Конвенции, каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях имеет право на разбирательство дела в суде.
Принцип пропорциональности
По своему происхождению и содержанию принцип пропорциональности восходит к идее справедливости как одной из наиболее глубоких и древнейших для правовой традиции. Формами ее проявления в разные периоды были правило талиона как требование соразмерности наказания и преступления, золотое правило нравственности: «не делай другому того, чего не желаешь себе», категорический императив И. Канта и т. п. [9, с. 4-5].
«Принудительный закон, - по словам И. Г. Фихте, - должен действовать так, чтобы из каждого нарушения права для нарушителя неотвратимо и с механической необходимостью так, чтобы он мог с полною уверенностью предвидеть это, неотвратимо происходило такое же нарушение его собственного права» [10, с. 130].
В современном российском законодательстве принцип пропорциональности, равно как и принцип справедливости, не закреплен на общеправовом уровне. Из всех отраслей права принцип справедливости прямо фигурирует лишь в уголовном законодательстве, причем в редакции, соответствующей идее пропорциональности: «Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного» (ст. 6 УК РФ).
В уголовно-процессуальном законодательстве справедливость или пропорциональность в качестве общих принципов отсутствуют. В то же время справедливость указана в УПК РФ в качестве одного из требований к приговору суда, наряду с законностью и обоснованностью. Впрочем, понятие справедливости здесь не раскрыто и, по существу, отождествлено с законностью: «Приговор признается законным, обоснованным и справедливым, если он постановлен в соответствии с требованиями настоящего Кодекса и основан на правильном применении уголовного закона» (ч. 2 ст. 297 УПК РФ).
В то же время неверно было бы утверждать, что принцип пропорциональности в правоприменении отсутствует или имеет узкую сферу применения - лишь в уголовно-правовых от-
1 Л и ___________________________и
ношениях. В действительности данный принцип является общим началом правопримене-
ния в России на основании наднациональных (международно-правовых) установлений.
В рамках европейского права, в соответствии с практикой Европейского суда по правам человека, пропорциональность рассматривается как принцип, регулирующий ограничения прав человека. Поскольку те или иные формы и способы ограничения его прав характерны практически для всех сфер правоприменительной деятельности, пропорциональность можно считать принципом правоприменения.
Принцип независимости суда
Одной из наиболее значимых и характерных особенностей суда как одного из ведущих субъектов правоприменения и правозащитной деятельности является его независимость. Принцип независимости характерен для судебной власти вдвойне: во-первых, она самостоятельна наравне с другим ветвями власти (ст. 10 Конституции РФ); во-вторых, каждый отдельный носитель судебной власти (судья) является независимым и подчиняется только закону (ч. 1 ст. 120 Конституции РФ). Таким образом, имеют место два уровня независимости судебной власти - общая и специальная. Общая независимость судебной власти (или ее внешний аспект) вытекает из принципа разделения властей и означает прежде всего невозможность вмешательства одной ветви власти в деятельность других (что не исключает взаимодействия и даже взаимовлияния между ними на законных основаниях). Специальная независимость (или ее внутренний аспект) характеризует внутреннее устройство судебной системы, в рамках которой отсутствует административное подчинение, и каждый судья принимает решения самостоятельно, руководствуясь исключительно законом.
В литературе встречаются позиции, отражающие стремление исследователей усилить независимость суда в идеологическом отношении путем придания ему промежуточного положения между органами государства и институтами гражданского общества. Такую идею высказывает, в частности, В. В. Лазарев: «Судебная власть признается одной из ветвей государственной власти, и суд в этой ипостаси несомненно является государственным органом. Однако в противостоянии личности и государства, объединений граждан и государства суд, руководствуясь нормами Конституции
о высшей ценности прав и свобод человека, непосредственном их действии, об обеспечении их правосудием и о самостоятельности органов судебной власти по отношению к другим органам государства, оказывается в положении представителя гражданского общества» [11, с. 21].
Значение принципа независимости суда, помимо прочего, тесно связано с осуществлением таких фундаментальных для правоприменения идей, как равенство и объективность (беспристрастность). В. А. Лазарева верно отмечает в отношении данного принципа: «Только независимость суда создает сторонам действительно одинаковые условия для исполнения своих профессиональных обязанностей, включая механизмы компенсации их фактического и процессуального неравенства в досудебном производстве. Только независимость суда, как видим, является гарантией состязательности уголовного судопроизводства. Она заставляет органы уголовного преследования выяснять и учитывать мнение защиты по всем вопросам, которые могут вызвать в суде разногласие, заботиться о тщательном соблюдении прав обвиняемого, о полноте и всесторонности исследования, о качестве обвинительных доказательств, поскольку независимый суд не позволит себе закрыть глаза даже на незначительные огрехи расследования» [12, с. 68].
Независимость суда, впрочем, не может и не должна трактоваться как его полная бесконтрольность и изоляция от общества. В таком случае суд не мог бы выполнять свои социальные функции. Тот факт, что основная миссия суда заключается в защите прав и свобод человека, сам по себе означает, что юридическая независимость суда сочетается с его социальной ответственностью. Следует в этой связи обратить внимание на конструкцию принципа независимости суда, которая содержит существенную оговорку: судья подчиняется только закону. Эта формулировка, кстати, должна интерпретироваться расширительно, включая нормы не только закона, но и международного права и других признанных в России официальных источников права. Таким образом, независимость суда обусловлена его зависимостью от требований закона. В частности, независимость суда корректируется такими нормативными положениями, как прин-
цип гласности судебного разбирательства, принцип обязательности судебных постановлений, система обжалования судебных решений и другими.
Принцип социального государства
Согласно ст. 7 Конституции РФ, Российская Федерация является социальным государством, его политика направлена на создание условий, которые обеспечивают достойную жизнь и свободное развитие человека. Данный принцип имеет важное ориентирующее значение во всей системе российского законодательства, поскольку определяет одну из целевых подсистем правового регулирования; цель построения социального государства не является, конечно, единственной или даже главенствующей в российской правовой системе, однако ее общественная и юридическая значимость подкрепляется как ее конституционным закреплением, так и большим числом конкретных нормативных предписаний в различных отраслях права.
В сфере правоприменения основной формой осуществления принципа социального государства выступает предоставление надлежащей правовой защиты социально-экономическим правам и свободам человека.
В настоящее время практически общепризнано, что появление в конституциях западных стран и актах международного права такой группы прав человека, как социально-экономические, связано с влиянием социалистических стран, прежде всего СССР, где эти права имели приоритетное значение. Возникнув как «права трудящихся», притом, что так называемые «эксплуататоры» ими не наделялись, эти права впоследствии, соединившись с принципами равенства, стали распространяться на всех членов общества [13, с. 166-167].
Социально-экономические права и свободы обычно относят к правам «второго поколения», а это означает, что они не имеют такой давней традиции правового закрепления, в том числе и на уровне судебной защиты, как классические личные и политические права. Сама возможность защиты экономических, социальных и культурных прав человека в судебном порядке длительное время являлась предметом дискуссий.
В рамках либеральных теорий права, как известно, зачастую вообще отрицается, что социально-экономические права человека но-
сят собственно юридический характер: «государство в осуществлении своих социально-экономических задач не связано правом и действует вопреки праву; здесь законодатель и правительство руководствуются соображениями социальной солидарности, эгалитаризма, гуманизма, целесообразности, фактических возможностей и потребностей экономики. В этом смысле социальное законодательство - гуманное, моральное и т. п. - является произвольным» [14, с. 205].
В англосаксонской системе права, как отмечают Т. Я. Хабриева и В. Е. Чиркин, многие из так называемых социально-экономических прав не считаются правами в собственном смысле слова и, соответственно, не получают судебной защиты; им приписывается не юридический, а моральный характер; при этом в суде могут защищаться некоторые права, производные от них (например, защищается не конституционное право на труд, но право на вознаграждение за труд) [13, с. 167].
Однако в целом в современных правовых системах социально-экономические права уже получили всестороннее признание, обеспечены многими гарантиями, и их статус не ставится под сомнение, что требует и адекватного процессуального подкрепления на уровне правоприменения.
Основной проблемой правоприменения в сфере социального государства и, соответст-
венно, социально-экономических прав является то, что данные права чаще всего имеют материальное содержание, сопряженное с государственными расходами и, следовательно, требующее бюджетного финансирования. Очень часто причиной нарушения этих прав является отсутствие денежных средств, и эта проблема, разумеется, не может получить надлежащего решения при помощи правоприменения.
Вместе с тем правовые позиции российских судов в этом отношении вполне определенны: отсутствие или нехватка бюджетных средств не являются юридически достаточным основанием для ограничения социально-экономических прав граждан.
Таким образом, в сфере правоприменения действует ряд принципов, которые детерминирует его правозащитное содержание. Учитывая нормативные положения о высшей ценности прав человека и обязанности государства их защищать, а также о том, что права человека определяют деятельность всех ветвей государственной власти, представляется уместным ставить вопрос о существовании такой особой разновидности принципов права, как «правозащитные принципы» - группы правовых принципов различного уровня, посредством которых реализуется идея приоритета прав и свобод человека.
Литература
1. Принципы российского права: общетеоретический и отраслевой аспекты / под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. Саратов, 2010.
2. Вопленко Н. Н. Очерки общей теории права. Волгоград, 2009.
3. Пиголкин А. С. Язык советского закона и юридическая терминология // Правоведение. 1968. № 5.
4. Шубенкова К. В. Теоретико-правовые концепции А. С. Пиголкина: дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2013.
5. Хук ван М. Право как коммуникация. СПб., 2012.
6. Честнов И. Л. Правовая коммуникация в контексте постклассической эпистемологии // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2014. № 5 (316).
7. Поляков А. В. Нормативность правовой
Bibliography
1. Principles of the Russian law: general theoretical and sectoral aspects / ed. by N. I. Matu-zova, A. V. Malko. Saratov, 2010.
2. Voplenko N. N. Essays on the general theory of law. Volgograd, 2009.
3. Pigolkin A. S. The language of the Soviet law and legal terminology // Pravovedenie. 1968. № 5.
4. Shubenkova K.V. Theoretical legal conceptions by A. S. Pigolkin: dis. ... PhD in Law. Volgograd, 2013.
5. Hook van M. Law as communication. St. Petersburg, 2012.
6. Chestnov I. L. Legal communication in the context of post-classical epistemology // Izvestia of higher education institutions. Pravovedenie. 2014. № 5 (316).
7. Poliakov A. V. Normativity of legal com-
коммуникации // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 5.
8. Власенко Н. А. Неопределенность в праве: природа и формы выражения // Журнал российского права. 2013. № 2.
9. Варламова Н. В. Принцип пропорциональности как основа осуществления публично-властных полномочий // Aequum шб. От друзей и коллег к 50-летию профессора Д. В. Дож-дева / отв. ред. А. М. Ширвиндт. М., 2014.
10. Фихте И. Г. Основа естественного права согласно принципам наукоучения. М., 2014.
11. Лазарев В. В. Место и роль суда в правовой системе // Журнал российского права. 2014. № 10.
12. Лазарева В. А. Право на судебную защиту и проблемы его реализации в досудебном производстве по уголовному делу. М., 2010.
13. Хабриева Т. Я., Чиркин В. Е. Теория современной конституции. М., 2007.
14. Четвернин В. А. Введение в курс общей теории права и государства: учебное пособие. М., 2003.
15. Зорькин В. Д. Россия и Конституция в XXI веке. М., 2008.
munication // Izvestia of higher education institutions. Pravovedenie. 2011. № 5.
8. Vlasenko N. A. Ambiguity in law: the nature and forms of expression // Russian law journal. 2013. № 2.
9. Varlamova N. V. The principle of proportionality as the basis for exercising public powers // Aeq-uum ius. From friends and colleagues to the 50th anniversary of Professor D. V. Dozhdev / ed. by A. M. Shirvindt. Moscow, 2014.
10. Fichte I. G. The basis of natural law according to the principles of science. Moscow, 2014.
11. Lazarev V. V. The place and role of the court in the legal system // Russian law journal. 2014. № 10.
12. Lazareva V. A. The right to judicial protection and problems of its enforcement in pretrial proceedings on a criminal case. Moscow, 2010.
13. Khabrieva T. I., Chirkin V. E. Theory of the modern constitution. Moscow, 2007.
14. Chetvernin V. A. Introduction to the course of general theory of law and state: textbook. Moscow, 2003.
15. Zorkin V. D. Russia and the Constitution in the 21st century. Moscow, 2008.
