CC BY
422
Е. Р. Сухарева,
кандидат юридических наук, доцент
ПРАВОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННЫХ РЕПРОДУКТИВНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ: ГЕННЫЙ МАТЕРИАЛ И АНОНИМНОСТЬ ДОНОРОВ
JUDICIAL PROBLEMS OF MODERN REPRODUCTIVE TECHNOLOGIES: GENETIC MATERIAL AND ANONYMITY
OF DONORS
Статья посвящена правовой регламентации генетического материала при осуществлении современных репродуктивных технологий. Рассматривается проблема анонимности доноров половых клеток. Анализируется зарубежный опыт. Исследуются современные проблемы российского семейного права. Автор предлагает пути по совершенствованию российского законодательства в рассматриваемой сфере отношений.
The article is devoted to legal regulation ofgenetic material at realization of modern reproductive technologies. Problem of anonymity of donors of sex cells is surveyed. Foreign experience is analyzed. Modern problems of the Russian family law are investigated. The author proposes the ways of improvement of the Russian legislation in the considered sphere of relations.
Применение вспомогательных репродуктивных технологий в нашей стране связано с решением многих неизвестных ранее проблем, к числу которых относится обсуждаемая на законодательном уровне проблема определения правового режима генного материала (эмбрионов, яйцеклеток и спермы, включая донорские), широко применяемого в рамках вышеназванных технологий, а также правового статуса доноров данного материала. Правовая база для решения данной проблемы весьма незначительна и в основном представлена пп. 77—82 Приказа Минздрава России от 30 августа 2012 г. №107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению» [1], ст. 55 Федерального закона от 21 ноября 2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья в Российской Федерации» [2], п. 4 ст. 51 и п. 3 ст. 52 Семейного кодекса Рос-
сийской Федерации [3] (далее — СК РФ), где также предусмотрена возможность применения методов искусственного оплодотворения и имплантации эмбриона, не исключая возможности использования при этом донорского материала. Вместе с тем именно донорский генный материал нередко является единственным способом решения проблемы репродуктивного здоровья.
Рассматривая гражданско-правовую сферу отношений, возникающих в связи с использованием генного материала, следует обратить внимание на проблему, которая, на наш взгляд, имеет особую актуальность. Она касается определения особенностей правового режима эмбриона, донорских яйцеклеток и спермы (генного материала), которые, как справедливо отмечают А.В. Майфат и В.С. Резник, могут быть использованы в рамках вспомогательных репродуктивных технологий [4]. Ре-
шение данной проблемы, во-первых, имеет значение в связи с определением правового режима данного объекта, а во-вторых, целесообразно с точки зрения определения ситуации с происхождением ребёнка.
Современные авторы высказывают различные точки зрения по данному вопросу. В частности, А.В. Майфат и В.С. Резник не определяют правовую природу яйцеклеток и спермы, а лишь делают попытку оценить эмбрион как правовое явление, с одной стороны, отрицая его принадлежность к имуществу, а с другой
— рассуждая о субъекте распорядительных действий в виде желания одного из родителей либо общего согласия [4].
В.В. Самойлова также не определяет правовую природу яйцеклеток и спермы (гамет), а лишь ограничивается ссылкой на австралийское законодательство, в соответствии с которым необходимо получение согласия доноров спермы и яйцеклеток на их использование с правом дальнейшего отзыва, который можно аннулировать, что, однако, как отмечает автор, уже нельзя будет сделать после начала процедур [6]. В связи с этим Г. Николаев констатирует соответствие австралийского законодательства практике Европейского суда, согласно которой любое лицо, предоставляющее половые клетки для целей искусственного оплодотворения, должно быть заранее уведомлено, что полученный генетический материал не будет использован без его согласия [6]. Законодательство Австралии также исходит из того, что дальнейшее вступление донора в брак или сожительство порождает право не только донора, но и супруга отзывать согласие. Это право прекращается, если супруги фактически не живут единой семьей.
Особенности правовой охраны гамет закреплены и в Гражданском кодексе Турции, который не признаёт яйцеклетки в качестве объекта права собственности и исключает их использование в коммерческих целях. В Турции запрещено также дарение яйцеклеток и спермы. Запрещена и их криоконсервация [5].
Поскольку В.В. Самойлова, А.В. Майфат и В.С. Резник не определяют правовую природу рассматриваемого явления, допускаем предположение, что речь идёт всё же об имуществе особого рода как объекте гражданских прав. Данный вывод основывается на том, что в теории права не так много категорий, которые к этой ситуации можно было бы применить, это — субъект или объект права.
Полагаем, что законодательство Австралии в рассматриваемой сфере является положительным примером для российского законодателя. Вместе с тем с учетом ряда факторов (до-
роговизна процедуры, опасность для здоровья и т.п.) всё же следует сохранить императивное правило о возможности криоконсервации яйцеклеток и спермы. Срок хранения генетического материала законодательно ограничивать не стоит, поскольку это не имеет принципиального значения и соответствует интересам клиента. Кроме того, с точки зрения морали, распорядительную свободу донора яйцеклеток и спермы следует ограничить законом. В частности, следует нормативно запретить продажу генного материала, но исключать возможность его дарения нецелесообразно. Подобный подход соответствует принятому уже в 1987 г. Заявлению об искусственном оплодотворении и трансплантации эмбрионов (Мадридская декларация), в котором в числе провозглашенных этических принципов были принцип недопустимости любого коммерческого подхода, при котором яйцеклетки становятся предметом купли-продажи, а также возможности пациентов определять судьбу яйцеклеток, которые не будут немедленно использованы для лечения бесплодия (уничтожены, подвергнуты криоконсервации с целью сохранения в замороженном виде, оплодотворены и подвергнуты криоконсервации) [7].
Вместе с тем следует согласиться с В.В. Самойловой, что в отношении суррогатной матери необходимо сохранить в п. 10 ст. 55 Федерального закона от 21 ноября 2011 № 323 -ФЗ «Об основах охраны здоровья в Российской Федерации» ограничение на ее донорство при применении процедуры суррогатного материнства с целью избежания генетического родства с ребенком [5].
Что же касается наследования генного материала, то в законе такую возможность необходимо закрепить. Например, речь может идти о правах родителей наследовать генный материал своих умерших детей для использования в репродуктивных процедурах, включая суррогатное материнство. Именно так решили поступить три первые российские «суррогатные» бабушки — Екатерина Захарова (Екатеринбург, 2005 г.), Наталья Климова (С. -Петербург, 2010 г.) и Ламара Келешева (Москва, 2011 г.), ставшие матерями, за исключением Ламары Келешевой, «посмертных» детей своих безвременно ушедших из жизни сыновей [8].
Рассматривая правовую природу генного материала, следует обратить внимание и на оценку правовой природы эмбрионов. Как уже отмечалось, А.В. Майфат и В.С. Резник лишь отчасти решают данную проблему, допуская появление в данном случае субъекта распоряди-
тельных действий, в то время как В.В. Самойлова оценивает эмбрион с трёх точек зрения: как субъект, объект права собственности или особую категорию [4]. Итогом исследования автора является вывод об эмбрионе как категории особого рода. По мнению автора, эмбрион не может быть объектом права собственности, поскольку это будущий человек, живое существо. С другой стороны, В.В. Самойлова также отмечает, что международные соглашения и прецедентная практика Европейского суда по правам человека однозначно утверждают, что эмбрионы не обладают правом на жизнь [9], что вызывает сомнения относительно появления в данном случае субъекта права.
В этой связи можно отметить, что российское законодательство не разграничивает эмбрион и зародыш, закрепляя в целом за неро-дившимся ребёнком некоторые наследственные права, например, в части получения наследства (ст. 1116 Гражданского кодекса РФ) [10], т.е., по сути, признаёт за ним статус субъекта права. Трудно согласиться и с В.В. Самойловой относительно появления в данном случае категории особого рода, поскольку в теорию гражданского права такая особая категория не вписывается.
Говоря об эмбрионе, можно предположить его двойственную правовую природу. Полагаем, что когда речь идёт об эмбрионе вне женского организма, то это такое же имущество как яйцеклетки и сперма. Кстати, Т.Н. Палькина признаёт за эмбрионом статус вещи особого качества, которая не принадлежит донорам материала. В этом случае, по ее мнению, право на эмбрион признаётся за женщиной, в организм которой он должен быть перенесен (трансплантирован) [11].
Считаем возможным согласиться с таким подходом, поскольку после приобретения донорского материала и его оплодотворения он уже становится собственностью лица, его приобретшего.
Что же касается определения правового режима эмбрионов, то можно допустить его сходство с правовым режимом яйцеклеток и спермы, который мы рассмотрели ранее. Следует лишь напомнить, что срок криоконсервации эмбрионов также не следует ограничивать, как это имеет место, например, в Турции, где эмбрионы подлежат уничтожению по истечении трёх лет, а досрочно — по желанию супругов либо в случае их смерти или развода [5]. Как яйцеклетка и сперма, эмбрионы не должны становиться предметом купли-продажи, что, кстати, тоже имеет место в Турции.
По отношению к эмбриону, прижившемуся в женском организме, возможны два варианта:
либо изменять европейскую практику, либо исключать из Гражданского кодекса РФ правила о наследственных правах неродившегося ребёнка. На наш взгляд, прижившийся эмбрион — существо живое, а поэтому следует говорить о субъекте права и его правовом статусе и при этом вполне можно допустить закрепление за женщиной, в организм которой должен быть перенесен (трансплантирован) эмбрион, право на его защиту, как это считает Т.Н. Палькина [11].
Заслуживает внимания и проблема целесообразности сохранения анонимности доноров половых клеток (гамет), которая имеет два аспекта: медицинский и нравственный. Медицинский аспект исследуемой проблемы заключается в исключении наследственных заболеваний, в связи с чем действующий СК РФ запрещает браки между родителями и детьми, дедушкой, бабушкой и внуками, а также между полнородными и неполнородными братьями и сестрами (ст. 14). Вместе с тем в рамках вспомогательных репродуктивных технологий дети, рождённые от одного донора, регистрируются как лица, рожденные от разных родителей, и формально родственниками не являются. Однако, по теории вероятности, они могут в дальнейшем стать генетическими родителями одного и того же ребёнка. Бесспорно, такая вероятность ничтожно мала, но её нельзя исключать.
Выход в сложившейся ситуации А.В. Май-фат и Е.С. Резник усматривают в необходимости установления особого режима хранения и обмена информацией о донорах и суррогатных матерях. Особый интерес в этой связи вызывает предложение А.В. Майфата и Е.С. Резника о создании банка генетических данных [4]. Сразу следует оговориться, что база данных, безусловно, необходима для клиник, занимающихся репродуктивным здоровьем граждан. В такой базе должна находиться вся необходимая информация о здоровье донора по тем показателям, которые утверждены Министерством здравоохранения, которое должно иметь общую базу данных по всем донорам, материал которых использовался в клиниках репродуктивного здоровья в Российской Федерации. Более того, в целях обеспечения здоровья лиц, рождённых с применением методов вспомогательных репродуктивных технологий, следует закрепить более жесткие требования в части отбора доноров (сдача генетических анализов и т.п.) и сократить число частных клиник, осуществляющих подобные процедуры, оставив лишь наиболее эффективные из них. Следует также увеличить число государственных медицинских учреждений, реализующих вспомогательные репродуктивные технологии на коммерческой основе.
Вместе с тем, ратуя за создание банка доноров, становится невозможным отрицать нравственный аспект проблемы, который заключается в сохранения или раскрытии анонимности донорского генного материала. Её решение имеет особую значимость и существенно затрагивает интересы доноров, ребёнка и его родителей.
Мнения ученых, законодателя и судей по данному вопросу разделились. Первая позиция связана с сохранением принципа анонимности доноров и информации о происхождении ребёнка. Следует признать, что в российском праве формулировалось предложение о закреплении тайны биологического происхождения ребенка при применении методов вспомогательных репродуктивных технологий, но этот вопрос до сих пор остается открытым [12]. Некоторые авторы настаивают, что право ребенка знать своих родителей имеет ряд исключений, в частности, при рождении ребенка в результате применения методов искусственной репродукции человека, в том числе при рождении ребенка суррогатной матерью [13]. Г.Н. Макаренко предлагает закрепить в действующем законодательстве тайну о зачатии своего ребенка таким же образом, как и тайну усыновления ребенка [14]. Авторы утверждают, что разглашение тайны следует рассматривать как вмешательство во внутрисемейные дела, которое не отвечает интересам ни усыновленного, ни, тем более, усыновителей.
Следует отметить, что зарубежное законодательство и судебная практика придерживаются схожей точки зрения. В отличие от наблюдаемой в настоящее время в Европе тенденции перехода от «закрытой» модели донорства к «открытой», предполагающей право ребенка получить информацию о своем генетическом родителе при определенных условиях, законодательство Украины, как и российское, не закрепляет такой возможности.
Подтверждение тому можно найти в украинской судебной практике. Так, дата рождения ребёнка генетической матерью не совпадала с датой рождения его брата и сестры, рождённых суррогатными матерями. С целью защиты тайны искусственного оплодотворения и рождения детей суррогатными матерями супруги обратились в суд, который согласился с утверждениями супругов в том, что изменение в актовой записи даты рождения их сына на дату, которая будет соответствовать дате рождения их же сына и дочери, рожденных суррогатными матерями, необходимо совершить с целью сохранения тайны их рождения. Применив по аналогии правила, предусмотренные для изменения даты рождения
при усыновлении ребенка, суд удовлетворил требования супругов [15].
Вместе с тем есть и иная точка зрения. Так, Г.Б. Романовский ссылается на ч. 2 ст. 54 СК РФ, в соответствии с которой каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам [16]. По мнению автора, право ребенка знать своих родителей должно иметь приоритет перед анонимностью донора, что повысит социальную ответственность не только доноров, но и сотрудников медицинских учреждений, специализирующихся на ВРТ. Распространение ВРТ приведет к тому, что проблема анонимности рано или поздно станет предметом исследования в том или ином судебном процессе [16].
Кстати, ст. 136 Кодекса Республики Беларусь о браке и семье предусматривает, что усыновленный ребенок по достижении совершеннолетия вправе получить от органов, осуществляющих функции опеки и попечительства, а также от суда сведения, касающиеся его усыновления. Г.Б. Романовский полагает, что подобное правило по аналогии может быть распространено и на ребенка, родившегося с помощью вспомогательных репродуктивных технологий.
Как уже отмечалось ранее, проблема анонимности доноров затрагивает не только их интересы, но и серьёзно влияет на интересы родителей и ребёнка, рождённого посредством репродуктивных технологий. Тайна донорства (сохранение анонимности) и зачатия, на наш взгляд, имеет сходство с проблемой сохранения тайны усыновления, закреплённой в статье 139 СК РФ. Данное правило основывается на положении ст. 23 Конституции Российской Федерации о праве граждан на личную и семейную тайну. Не раскрывая содержания понятия «тайна усыновления», законодатель тем не менее распространяет сохранение тайны усыновления не только на должностных лиц, но и на любого гражданина, имеющего информацию о факте усыновления ребёнка. В связи с этим следует согласиться с учеными, которые отмечают, что данное законодательное положение не только способствует созданию подлинно родственных отношений между усыновителем и усыновленным [17], но и в противном случае, при разглашении данной тайны, может отрицательно сказаться на психическом состоянии ребёнка, отрицательно повлиять на его воспитание и сохранение прежних отношений с усыновителями [18].
Вместе с тем следует отметить, что по вопросу сохранения тайны усыновления существует и диа-
метрально противоположная научная позиция, целесообразность которой определяется, во-первых, статьёй 7 Конвенции о правах ребенка, согласно которой ребёнок вправе знать своих родителей, насколько это возможно, и, во-вторых, возрастом ребёнка, по достижении которого он может осознавать свой статус усыновлённого лица. Кроме того, этот вопрос имеет и нормативное решение в международной юридической практике: в законодательстве США, Канады, Италии и ряда других государств отсутствуют нормы, ограждающие тайну усыновления. Не случайно в целях приведения национального законодательства в соответствие с международной практикой и ст. 23 Конституции Российской Федерации о праве граждан на личную и семейную тайну в п. 2 ст. 139 СК РФ всё же допускается раскрытие тайны усыновления с согласия усыновителей.
В связи с этим можно провести аналогию с тайной доноров генетического материала и тайной зачатия законодательно закрепить возможность разглашения тайны зачатия ребёнка только с согласия его родителей, в том числе и в случае создания банка доноров. Хотя, как показывает зарубежный опыт, родители в подобной ситуации не выражают особого желания раскрывать тайну зачатия, поскольку это крайне отрицательно сказывается на взаимоотношениях с детьми, которые узнают о своих генетических родителях, считая таковыми иных лиц. Не случайно исследование, проведенное в Швеции, показало, что 89% пар, воспользовавшихся донорским материалом, не раскрыли ребенку истину его происхождения.
В Нидерландах на 45 тысяч детей, зачатых с помощью искусственного осеменения, только 10 обратились в суды, требуя раскрытия медицинской информации о своих истинных родителях [19].
Другое дело, когда речь идёт непосредственно об интересах доноров генного материала. Как показывает анализ зарубежной практики, отказ от анонимности доноров привёл к существенному снижению их количества [16], что применительно к российской действительности будет отрицательно сказываться на развитии вспомогательных репродуктивных технологий.
Кроме того, трудно согласиться и с позицией Г.Б. Романовского относительно того, что право ребенка знать своих родителей должно иметь приоритет перед анонимностью донора, что, по мнению автора, повысит социальную ответственность не только доноров, но и сотрудников медицинских учреждений, специализирующихся на вспомогательных репродуктивных технологиях [16]. Так, когда речь идёт о тайне усыновления, законодатель учитывает ст. 23 Конституции
Российской Федерации о праве граждан на личную и семейную тайну. Логично данное конституционное право применить и к донору генного материала.
Таким образом, отказ от анонимности доноров в качестве общего правила в целом приведёт к нарушению интересов доноров, родителей и детей. Однако при этом допустимо отступление от принципа анонимности доноров при наличии их согласия и желания родителей детей, рожденных методом репродуктивных технологий. Кроме того, следует признать необходимым создание банка генетических данных, против открытости которого мы также возражаем. Доступ к данному банку должны иметь медицинские организации, занимающиеся вспомогательными репродуктивными технологиями, Министерство здравоохранения Российской Федерации и родители, лишь по желанию которых должно стать возможным раскрытие тайны зачатия и рождения ребёнка с использованием репродуктивных технологий.
ЛИТЕРАТУРА
1. О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению: Приказ Минздрава России от 30 августа 2012 г. №107н // СПС «КонсультантПлюс».
2. Об основах охраны здоровья в Российской Федерации: Федер. закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ // Российская газета. —23 нояб. — 2011.
3. Семейный кодекс Российской Федерации: Федер. закон от 29 декабря 1995 г. № 223-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1996. — № 1. — Ст. 16.
4. Майфат А.В., Резник В.С. Современное состояние и перспективы развития законодательства в сфере использования репродуктивных технологий // Семейное и жилищное право. —
2010. — №3.
5. Самойлова В.В. Российское и зарубежное семейное законодательство о применении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) // Семейное и жилищное право. — 2010. — № 3.
6. Николаев Г. По материалам Постановления Европейского суда по правам человека от 10 апреля 2007 г. № 6339/05 // Бюллетень Европейского суда по правам человека. — 2007. — № 10.
7. Борисова Т.Е. Суррогатное материнство в Российской Федерации: проблемы теории и практики // СПС «Гарант».
8. Свитнев К.Н. Обзор правоприменительной практики по делам, связанным с оспариванием отказов органов загса в регистрации детей, рож-
денных в результате реализации программ суррогатного материнства // Семейное и жилищное право. — 2012. — №1.
9. Information Noteon the Case-law of European Court of Human Rights. №. 84.
10. Гражданский кодекс Российской Федерации, часть третья: Федеральный закон от 26 ноября 2001 г. № 146-ФЗ (с изм. и доп.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 49. — Ст. 4552.
11. Палькина Т.Н. Проблемы реализации права на искусственное оплодотворение, право на имплантацию эмбриона // Семейное и жилищное право. — 2008. — № 427.
12. Власова М.В. Постатейный комментарий
к Семейному кодексу Российской Федерации. Комментарий к ст. 54 — М.: ГроссМедиа;
РОСБУХ, 2007.
13. Постатейный комментарий к Семейному кодексу Российской Федерации / В.В. Андропов [и др.]; под ред. П.В. Крашенинникова. Комментарий к ст. 54. — М.: Статут, 2006.
14. Макаренко Г.Н. Правовое регулирование отношений установления отцовства и материнства при применении методов вспомогательных репродуктивных технологий // Медицинское право. — 2007. — № 2.
15. Рішєння Голосівського районного суду м. Киіва від 22 жовтня 2009 р. (справа №2-5254/09).
16. Романовский Г.Б. Анонимность доноров половых клеток и современное семейное право // Семейное и жилищное право. — 2010. — № 5.
17. Летова Н.В. Усыновление в Российской Федерации: правовые проблемы. — М.: Вол-терсКлувер, 2006.
18. Немежиков А.П. Тайна усыновления. Обеспечивается ли она при принятии заявления в суде? // СПС «Гарант».
19. Patrizio P., Mastroianni A.C., Mastroianni L. Gamete donation and anonymity // Human Reproduction. 2001. — Vol. 16. — № 10.
REFERENCES
1. O poryadke ispolzovaniya vspomogatelnyih reproduktivnyih tehnologiy, protivopokazaniyah i ogranicheniyah k ih primeneniyu: Prikaz Minzdrava Rossii ot 30 avgusta 2012 g. № 107n // SPS «Kon-sultantPlyus».
2. Ob osnovah ohranyi zdorovya v Rossiyskoy Federatsii: Feder. zakon ot 21 noyabrya 2011 g. № 323-FZ // Rossiyskaya gazeta. —23 noyab. —
2011.
3. Semeynyiy kodeks Rossiyskoy Federatsii: Feder. zakon ot 29 dekabrya 1995 g. № 223-FZ // Sobranie zakonodatelstva Rossiyskoy Federatsii. — 1996. — № 1. — St. 16.
4. Mayfat A.V., Reznik V.S. Sovremennoe sos-toyanie i perspektivyi razvitiya zakonodatelstva v sfere ispolzovaniya reproduktivnyih tehnologiy // Semeynoe i zhilischnoe pravo. — 2010. — № 3.
5. Samoylova V.V. Rossiyskoe i zarubezhnoe semeynoe zakonodatelstvo o primenenii vspomogatelnyih reproduktivnyih tehnologiy (VRT) // Semeynoe i zhilischnoe pravo. — 2010. — № 3.
6. Nikolaev G. Po materialam Postanovleniya Evropeyskogo suda po pravam cheloveka ot 10 aprelya 2007 g. № 6339/05 // Byulleten E vrop-eyskogo suda po pravam cheloveka. — 2007. — № 10.
7. Borisova T.E. Surrogatnoe materinstvo v Rossiyskoy Federatsii: problemyi teorii i praktiki // SPS «Garant».
8. Svitnev K.N. Obzor pravoprimenitelnoy praktiki po delam, svyazannyim s osparivaniem otkazov organov zagsa v registratsii detey, rozhdennyih v rezultate realizatsii programm surrogatnogo mate-rinstva // Semeynoe i zhilischnoe pravo. — 2012. — № 1.
9. Information Noteon the Case-law of European Court of Human Rights. № 84.
10. Grazhdanskiy kodeks Rossiyskoy Federatsii, chast tretya: Federalnyiy zakon ot 26 noyabrya 2001 g. № 146-FZ (s izm. i dop.) // Sobranie zakonodatelstva Rossiyskoy Federatsii. — 2001. — № 49. — St. 4552.
11. Palkina T.N. Problemyi realizatsii prava na iskusstvennoe oplodotvorenie, pravo na implantatsi-yu embriona // Semeynoe i zhilischnoe pravo. — 2008. — № 427.
12. Vlasova M.V. Postateynyiy kommentariy k Semeynomu kodeksu Rossiyskoy Federatsii. Kommentariy k st. 54 — M.: GrossMedia; ROSBUH, 2007.
13. Postateynyiy kommentariy k Semeynomu kodeksu Rossiyskoy Federatsii / V.V. Andropov [i dr.]; pod red. P.V. Krasheninnikova. Kommentariy k st. 54. — M.: Statut, 2006.
14. Makarenko G.N. Pravovoe regulirovanie otnosheniy ustanovleniya ottsovstva i materinstva pri primenenii metodov vspomogatelnyih reproduktivnyih tehnologiy // Meditsinskoe pravo. — 2007.
— № 2.
15. Rishennya Golosivskogo rayonnogo sudu m. Kiiva vid 22 zhovtnya 2009 r. (sprava №2-5254/09).
16. Romanovskiy G.B. Anonimnost donorov polovyih kletok i sovremennoe semeynoe pravo // Semeynoe i zhilischnoe pravo. — 2010. — № 5.
17. Letova N.V. Usyinovlenie v Rossiyskoy
Federatsii: pravovyie problemyi. — M.:
VoltersKluver, 2006.
18. Nemezhikov A.P. Tayna usyinovleniya. Obespechivaetsya li ona pri prinyatii zayavleniya v sude? // SPS «Garant».
19. Patrizio P., Mastroianni A.C., Mastroianni production. 2001. — Vol. 16. — № 10.
L. Gamete donation and anonymity // Human Re-
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Сухарева Елена Ромуловна. Доцент кафедры гражданского, трудового и финансового права. Кандидат юридических наук, доцент.
Воронежский институт МВД России.
E-mail: elenasuh65@mail. ru
Россия, 394065, г. Воронеж, проспект Патриотов, 53. Тел. (8473) 200-53-02.
Sukhareva Elena Romulovna. Assistant Professor of the chair of Civil, Labor and Financial Law. Candidate of Sciences (Law), Assistant Professor.
Voronezh Institute of the Ministry of the Interior of Russian.
Work address: Russia, 394065, Voronezh, Prospect Patriotov, 53. Те1 (8473) 200-53-02.
Ключевые слова: репродуктивные технологии; репродуктивные права; донор половых клеток; анонимность; суррогатное материнство; суррогатная мать; генетический материал; репродукция человека; семейные отношения.
Key words: reproductive technologies; the reproductive rights; the donor of sex cells; anonymity; surrogate maternity; surrogate motherhood; genetic material; human reproduction; family relations.
УДК 342
ИЗДАНИЯ ВОРОНЕЖСКОГО ИНСТИТУТА МВД РОССИИ
Кружилин В.С.
Оперативно-розыскные особенности борьбы с кражами на металлургических предприятиях: монография / В.С.
Кружилин, А.В. Тямкин, А.Л. Осипенко. — Воронеж: Воронежский институт МВД России, 2013. — 128 с.
В монографии комплексно исследована специфика деятельности оперативных подразделений органов внутренних дел по борьбе с кражами на предприятиях металлургии.
Предназначена для профессорско-преподаватель^ого состава, курсантов и слушателей образовательных учреждений МВД России, сотрудников оперативных и следственных подразделений органов внутренних дел.
