CC BY
19УДК 347.214.13
DOI: 10.17072/2619-0648-2022-2-36-49
ПРАВОВЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ОБОРОТА ЦИФРОВЫХ ПРАВ
Р. В. Чикулаев
Кандидат юридических наук, кандидат экономических наук, доцент, доцент кафедры предпринимательского права, гражданского и арбитражного процесса
Пермский государственный
национальный исследовательский университет 614990, Россия. г. Пермь. ул. Букирева, 15
E-mail: profur1@ngs.ru
Аннотация: в статье рассмотрены особенности и основные проблемы формирования общих и частных юридических режимов цифровых прав с концентрацией на правилах их гражданского оборота. В качестве базовой выступила идея системной взаимосвязи экономических и юридических оснований возникновения, обращения, прекращения цифровых прав как объектов гражданских прав, предусмотренных действующим российским законодательством. Сделан вывод о необходимости достижения баланса материальных потребностей и их нормативно-правовой оболочки. Рассмотрены примеры дисбаланса экономической эффективности и юридического регулирования гражданского оборота цифровых прав в действующей нормативной системе.
© Чикулаев Р. В., 2022
Ключевые слова: цифровые права; финансовые инструменты; бездокументарные ценные бумаги; утилитарные цифровые права; цифровые финансовые активы; токены; распределенный реестр
LEGAL AND ECONOMIC FOUNDATIONS OF DIGITAL RIGHTS TURNOVER
R. V. Chikulaev
Perm State University
15 Bukireva st., Perm, 614990, Russia
E-mail: profur1@ngs.ru
Abstract: the article discusses the features and main problems of the formation of general and private legal regimes of digital rights, with a focus on the rules of their civil turnover. The basic idea is the systemic interrelation of economic and legal foundations for the creation, circulation, termination of digital rights as objects of civil rights according to Russian civil legislation. Conclusions are drawn about the necessity to achieve a balance of material requirements and their regulatory framework. Examples of the imbalance of economic efficiency and legal regulation of the civil turnover of digital rights in the current regulatory system are revealed. Keywords: digital rights; financial instruments; paperless securities; utility digital rights; digital financial assets; tokens; blockchain
Одним из центральных в научном правовом исследовании можно считать вопрос о том, что первично - нормативная форма или доктринальная идея. В этом же русле решается вопрос относительно главной цели нового научного знания, определяющей ход исследовательского процесса: либо совершенствование действующего правового регулирования, либо развитие идеальных теоретических конструкций. Можно считать устойчивым мнение о том, что наука права не может быть сосредоточена лишь на выработке мер по развитию законодательства и обновлению юридических норм. Такое мнение, в частности, выражает В. М. Сырых: «...совокупность, систему фундаментальных проблем правоведения образует все, что может быть отнесено к основам правовой науки, что составляет современные теоретические и методологические подходы к познанию закономерностей права в рамках общей теории права и отраслевых юридических науках»1.
1 Сырых В. М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 2: Логика правового исследования (Как написать диссертацию). М.: Юстицинформ, 2004. С. 23.
Не менее важным видится вопрос о соотношении экономических и собственно юридических начал в механизмах правового регулирования тех отношений, которые имеют преимущественно экономическое содержание. Можно заметить, что к последним относится значительная часть гражданско-правовых процессов и явлений, связанных с предпринимательской, хозяйственной деятельностью, финансовыми рынками, объектами гражданских прав производственного назначения и т.п. М. Н. Семякин утверждает, что, несмотря на явную связь экономического базиса и правовой надстройки, говорить об их полном тождестве нельзя. По его мнению, «право, вырастая на почве экономических отношений, может обладать (и в действительности обладает) своей собственной природой, отнюдь не сводящейся только к экономическому базису»2. Он же отмечает такую особенность, как возможность «отрыва» правовой формы от экономического содержания: «В отдельных случаях... могут существовать те или иные экономические отношения, которые не имеют соответствующей правовой формы, и, наоборот, некоторые правовые формы без экономического содержания»3.
Д. И. Степанов исходит из того, что экономический анализ права есть проявление «междисциплинарного подхода к изучению права, давно уже ставшего мейнстримом в западных правопорядках, однако у нас лишь пробивающего себе дорогу»4. С этих позиций он оригинальным образом рассматривает право как благо, подобное материальному, подчиняющееся законам спроса и предложения (а предположительно, и иным законам рынка). А. Г. Карапетов вполне взвешенно определяет место экономического анализа права как одного из прочих методологических инструментов, не претендующих на исключительность. Как и Д. И. Степанов, он активно использует такие экономические методы, как учет издержек нормотворчества, критерии Парето и Калдора - Хикса, закон убывающей предельной полезности и др.5 Отметим, что экономический анализ права, по мнению Р. А. Познера, возник в 1960-х гг. на основе анализа антимонопольного регулирования и некоторых иных частных явлений рыночной экономики, то есть изначально имел не общеметодологическое, а прикладное значение, в чем и проявлялась его цен-
6
ность .
2 Семякин М. Н. Экономика и право: проблемы теории, методологии и практики: моногр. М.: Экономика, 2006. С. 64.
3 Там же. С. 115.
4 Степанов Д. И. Спрос на право и диспозитивность регулирования: экономический анализ права // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2016. № 6. С. 68.
5 Карапетов А. Г. Экономический анализ права. М.: Статут, 2016.
6 Познер Р. А. Экономический анализ права: в 2 т. Т. 1 / пер. с англ.; под ред. В. Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 2004.
С наших позиций, научный поиск соотношения юридического и экономического начал в сложном процессе правового регулирования того или иного общественного явления возможен и необходим, однако требует соблюдения некоторых условий, в том числе:
- исследуемое явление должно иметь выраженный материально-экономический характер (таковы, к примеру, финансовые рынки, оборот ценных бумаг и иных финансовых инструментов, недвижимости, коммерческая деятельность и т.п.);
- методика и методология исследования должны быть выверены, строиться на паритетном соотношении экономических и правовых принципов, что требует междисциплинарного подхода на стыке специальностей, а стало быть, надлежащей компетенции исследователей в обеих названных областях (общей эрудиции и познаний в рамках вузовских ознакомительных дисциплин по экономике для юристов или по правовым основам для экономистов будет недостаточно);
- оценка реального «вклада» экономического базиса в механизм правового регулирования, равно как и степени воздействия регуляторного элемента на хозяйственный процесс, должна быть крайне осмотрительной и взвешенной, поскольку соответствующее взаимовлияние может иметь случайный характер, быть лишь внешним, кажущимся.
Понятие «цифровые права» в собственно нормативном смысле появилось в отечественном праве с 1 октября 2019 г., с момента вступления в силу соответствующего федерального закона7, установившего обновленные дефиниции гражданских прав (ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации, далее - ГК РФ) в целом и цифровых прав (ст. 141.1. ГК РФ) в частности. Особенностью можно признать отнесение цифровых прав, в общем множестве с безналичными деньгами и бездокументарными ценными бумагами, к имущественным правам, представленным в законе как разновидность «иного имущества». Тем самым с позитивно-правовых позиций цифровые права выступают явлением того же порядка, что и безналичные денежные средства и бездокументарные ценные бумаги, их правовые режимы предполагаются если не идентичными, то весьма сходными и базируются на представлении обо всех названных объектах как «имущественных правах».
Легальному закреплению цифровых прав предшествовал обширный дискурс, продолжающийся и в настоящее время. Так, Т. С. Яценко предста-
7 О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации: Федер. закон от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3: принят Гос. Думой 12 марта 2019 г.: одобрен Советом Федерации 13 марта 2019 г.
вил краткий, но довольно конкретный обзор основных точек зрения, и зарубежных, трактующих цифровые права (digital assets) предельно широко, и отечественных, сводимых к более узкой трактовке цифровых прав как электронных данных, которые удостоверяют права на объекты гражданских прав, и допускающих дискуссионность понимания цифровых прав либо как электронного способа оформления субъективных прав, либо как неустойчивой юридической фикции, либо как предмета, тождественного удостоверяемому объекту прав8. Можно согласиться с мнением, что цифровое право (также рассматриваемое и именуемое, в том числе в упомянутой работе Т. С. Яценко, как «токен») является объектом гражданских прав уже в силу прямого указания в статье 128 ГК РФ, однако его гражданский оборот сопряжен со значительными особенностями и не может восприниматься как оборот обычных материализованных объектов.
Представляют интерес позиции экономистов, рассматривающих цифровые права в двух основных выражениях - как токен и криптовалюту, соответственно легализованных в законодательстве как «цифровой финансовый актив» и «цифровая валюта». Несмотря на встречающиеся неточности чисто юридического свойства, заслуживают внимания суждения о неравнозначности понятий «цифровое» и «криптографическое», о невозможности взаимного перехода категорий «токен» и «криптовалюта», об основаниях выделения непересекающихся подмножеств расчетных единиц x-типа (коин) и y-типа (токен), о классификации цифровых денег на частные, фиатные (безналичные и электронные) деньги и государственную криптовалюту, о «парадоксе алгоритмического гаранта»9. На фоне довольно глубокого сущностного экономического анализа выглядят несколько поверхностными «чисто юридические» выводы, к примеру, о том, что «принятие новых норм позволит снизить риски в части обращения цифровых прав, покупки финансовых активов и использования новых средств платежа»10. Само по себе принятие все новых и новых нормативных актов может привести не к упорядочению, а к разбалансирова-нию регуляторного поля, к повышению общей степени риска гражданского оборота тех или иных объектов.
Широко употребительное в профессиональной терминологии, в том числе на этапе дискуссий, понятие «токен» (англ. token - знак, символ, жетон, фишка) не нашло отражения в позитивном праве. Вместо него законодатель
8 Яценко Т. С. Наследование цифровых прав // Наследственное право. 2019. № 2.
9 См. об этом: Варнавский А. В. Токен или криптовалюта: технологическое содержание и экономическая сущность // Финансы: теория и практика. 2018. Т. 22, № 5.
10 Шестакова Е., Жиркова А. Цифровые права и электронные сделки. Какое будущее у цифро-
визации юридического сопровождения бизнеса // Финансовая газета. 2019. № 28. С. 11.
применил конструкцию «цифровые права», состоящую из следующих главных элементов: а) прямое поименование объектов в законе именно в таком качестве; б) включение в их состав обязательственных и некоторых «иных» прав, в) определение их содержания и условий осуществления исключительно правилами информационной системы, отвечающей признакам, установленным специальным законом, г) их осуществление, ограничение и распоряжение ими лишь внутри информационной системы. Тем самым юридический режим цифровых прав оказался поставлен в прямую зависимость от специального законодательства об информационных технологиях. В свою очередь, соответствующий закон определяет информационную систему как совокупность содержащейся в базах данных информации и обеспечивающих ее обработку информационных технологий и технических средств11, но, будучи направлен в большей степени на общее регулирование распространения информации в широком смысле, этот закон специально не устанавливает статус информационных систем, в которых учитываются цифровые права.
Нетрудно заметить, что юридическая конструкция цифровых прав в ее легальной дефиниции (ст. 141.1 ГК РФ) построена на основе конструкции бездокументарных ценных бумаг (ст. 142 ГК РФ), с той разницей, что «обязательственные и иные» права, составляющие ценные бумаги, закрепляются в решении или ином акте об их выпуске, а осуществляются и передаются по специальным правилам на основе учетных записей. Тем самым по сравнению с бездокументарными ценными бумагами цифровые права видятся объектом более мягкого регулирования, поскольку практически все правила их гражданского оборота отнесены к ведению информационной системы и федеральным законом специально не раскрыты. Очевидно, в этом нашла отражение сама логика легального учреждения цифровых прав как особых юридических средств, позволяющих максимально упростить возникновение, учет, переход, осуществление соответствующих субъективных прав и корреспондирующих им обязательств. Согласно этой логике цифровые права, в отличие от ценных бумаг, не требуют сложных процедур эмиссии, государственной регистрации выпуска, отчета о выпуске, проспекта и т.п., а также обязательной фиксации в учетных системах отечественного финансового рынка (регистраторы, депозитарии), которые на сегодня приходится признать громоздкими и неэффективными. Однако может быть поставлен вопрос: насколько достижима цель упрощения гражданского оборота с использованием цифровых прав?
11 Об информации, информационных технологиях и о защите информации: Федер. закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ: принят Гос. Думой 8 июля 2006 г. : одобрен Советом Федерации
14 июля 2006 г. (в ред. от 30.12.2021).
А. М. Эрделевский справедливо замечает, что определение «обязательственные и иные» не способствует раскрытию понятия цифрового права; он же отмечает ряд иных дефектов соответствующих правовых норм, а также проблемы, вызванные отсылкой к законодательству об информации12. С. В. Потапенко и Е. А. Павлов приходят к выводу, что цифровые права могут существовать исключительно «в информационной среде», а по своему характеру являются имущественными, но также могут быть «обязательственными и иными», если обозначены в таком качестве законом13. А. И. Овчинников и В. И. Фатхи, обращаясь к зарубежному опыту, справедливо замечают, что, к примеру, в США токены (очевидно, как аналог отечественных цифровых прав) признаются ценными бумагами (в нашей трактовке более правильным видится перевод «финансовыми инструментами»). Эти же авторы отмечают, что нормы ГК РФ о цифровых правах декларативны, не раскрывают содержания понятия, а отсылают к иным законам, и, рассматривая широкий спектр виртуальных объектов цифровой экономики, даже высказывают предложение о принятии «Цифрового кодекса РФ»14. О. В. Тани-мов и А. Р. Шевченко отмечают фикционный характер категории «цифровое право», ее близость к понятию ценной бумаги, рациональность сопряжения с легализацией понятия «блокчейн», а также вполне обоснованно ставят вопрос о том, есть ли смысл во внедрении цифрового права, когда существуют и иные (договорные) институты, способные урегулировать те же отношения15.
Своего рода обобщением центральных проблем оборота цифровых прав нам видится работа А. Г. Дейнеко, в которой автором были раскрыты основные тенденции: избрание Россией одного из трех возможных путей развития законодательства, известных мировому опыту (запрет, легальное игнорирование, специальное регулирование цифровых прав - последний вариант принят в нашей стране); ориентация на опыт Швейцарии в части выделения платежных, капитальных и утилитарных токенов (в отечественном законодательстве последние представлены утилитарными цифровыми правами); необходимость и одновременная трудность отграничения цифровых прав от иных сходных явлений, таких как электронные игровые единицы, бонусные баллы, а также более традиционные объекты - ценные бумаги, информация, элек-
12 Эрделевский А. М. О цифровых правах. (Подготовлен для системы «КонсультантПлюс», 2019). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
13 Потапенко С. В., Павлов Е. А. Цифровые права в системе объектов гражданских прав // Юридический вестник Кубанского государственного университета. 2021. № 2.
14 Овчинников А. И., Фатхи В. И. Цифровые права как объекты гражданских прав // Философия права. 2019. № 3.
15 Танимов О. В., Шевченко А. Р. Цифровое право: основные сущностные аспекты // Российская юстиция. 2019. № 10.
тронные деньги; концепт цифрового гражданского оборота как «параллельного» обычному обороту; уникальный характер юридических механизмов киберпространства как сферы существования цифровых прав; главные направления дискурса в понимании цифровых прав (новый вид имущественных прав либо один из способов фиксации уже известных видов прав)16.
Существуют и иные научные исследования экономического и юридического существа цифровых прав, выполненные с той или иной степенью глубины погружения в проблему, и число их постоянно растет.
Наряду с этим поднимаются вопросы о соответствии правовой формы материальному содержанию (иными словами, об определении комплекса реальных экономических потребностей, которые должны удовлетворяться с использованием цифровых прав), а также о степени рациональности нормативной регламентации соответствующих процессов и процедур. В самом деле, если задаться вопросом, для чего нужны цифровые права, можно, с определенными допущениями, прийти к разным выводам. Например, о том, что соответствующие права вполне могут быть закреплены и обращаться уже имеющимися юридическими средствами - ценными бумагами, финансовыми операциями, либо о том, что цифровые права предполагают не просто особую (цифровую) форму закрепления, а принципиально новый объект гражданских прав, требующий формирования собственного режима, правил гражданского оборота, отрасли законодательства. Так или иначе нормы статьи 141.1 ГК РФ имеют исключительно рамочный характер и не могут применяться, не будучи опосредованы более специальными правилами. Соответствующие правила на сегодня установлены в иных федеральных законах.
В частности, Федеральным законом «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте...»17 предусмотрены особые разновидности цифровых прав, которые, по существу, и легализуют конкретные права, трансформируя их из условного понятия, предусмотренного в статье 141.1. ГК РФ, в юридически, а значит, и фактически существующие объекты. Указанные цифровые права имеют собственное наименование «цифровые финансовые активы» и подразделяются по типу закрепленных правомочий на: а) денежные требования;
б) возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам;
в) право участия в капитале непубличного акционерного общества; г) право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, предусмотренных решением
16 Дейнеко А. Г. Цифровые права в Гражданском кодексе: ближайшие последствия и отдаленные перспективы // Труды Института государства и права РАН. 2020. Т. 15, № 2.
17 О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федер. закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ: принят Гос. Думой 22 июля 2020 г.: одобрен Советом Федерации 24 июля 2020 г.
о выпуске таких активов в специальном порядке. По своей сути указанные цифровые права наиболее приближены к производным финансовым инструментам, однако не договорного (принятого в российском законодательстве), а объектного типа (схожего с «производными ценными бумагами», хотя такое понятие и не выделено отечественным законодателем). Ряд вопросов пока представляются открытыми, а именно: какого рода могут быть денежные требования (по договорам кредита, займа, поставки и т.п.); какие права по эмиссионным ценным бумагам могут осуществляться (право на процент, дивиденд, на участие в общем собрании и т. п.); почему невозможно удостоверить право участия в капитале публичного акционерного общества и будет ли право на участие в непубличном обществе заменять собственно долю-акцию; какое лицо может быть обязанным по требованию о передаче эмиссионных ценных бумаг (эмитент или иное лицо).
Весьма важным, на наш взгляд, является вопрос о способе существования цифровых прав, ведь ключевым моментом в их юридическом понимании традиционно служит их связь с распределенным, то есть децентрализованным, реестром (блокчейн). В отношении рассматриваемых цифровых прав -цифровых финансовых активов - законодатель использовал альтернативный способ регулирования: их выпуск, учет и обращение возможны как в информационной системе на основе распределенного реестра, так и в «иных» информационных системах. Тем самым принцип, предполагающий отождествление цифрового права с токеном - электронным кодом распределенного реестра, отечественным законодателем воспринят не был. Вопрос о том, что такое «иные» информационные системы (очевидно, централизованные реестры), остается открытым.
Другой разновидностью нормативно закрепленных цифровых прав выступают объекты, предусмотренные иным актом - Федеральным законом «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных плат-форм...»18. Аналогично упомянутым выше цифровым финансовым активам рассматриваемые цифровые права также получили собственное наименование - «утилитарные цифровые права». По типу правомочий они подразделяются на права требования: а) передачи вещей; б) передачи исключительных прав, связанных с результатами интеллектуальной деятельности; в) выполнения работ (оказания услуг). Исключение составляют права требования
18 О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федер. закон от 2 авг. 2019 г. № 259-ФЗ: принят Гос. Думой 24 июля 2019 г.: одобрен Советом Федерации 26 июля 2019 г. (ред. от 31.07.2020).
имущества, подлежащего государственной регистрации или передаваемого по нотариальным сделкам (главным образом это относится к недвижимости).
Принципом выделения утилитарных цифровых прав является не только объем правомочий, но и способ их возникновения: такие права могут возникать и обращаться только в рамках инвестиционной платформы, признаки которой предусмотрены соответствующим законом. В действующем законе эти признаки сформулированы таким образом, что однозначный вывод об их соответствии критериям распределенного или централизованного реестра сделать весьма трудно (по крайней мере, прямое указание на распределенный реестр отсутствует). Само по себе понятие «инвестиционная платформа» тождественно понятию «информационная система» в смысле статьи 141.1 ГК РФ, что, собственно, и приводит к легализации утилитарных цифровых прав в качестве разновидности цифрового права. Определенный круг вопросов прогнозируется в части содержания прав требования передачи вещей или результатов работ (услуг), в том числе: какие это могут быть вещи, работы и услуги (любые, за исключением недвижимости и требующих нотариального удостоверения, или же отвечающие каким-то критериям выделения), по каким основаниям могут возникнуть такие права требования (договор, закон, отдельные сделки, внесделочные обязательства).
Самостоятельным вопросом, специально не исследуемым нами здесь, является правовое содержание цифрового свидетельства - особой ценной бумаги (неэмиссионной, бездокументарной, не имеющей номинала), удостоверяющей право на утилитарные цифровые права, выпускаемой, обращающейся и погашаемой особым образом только в рамках депозитария. Если рассмотренные выше цифровые финансовые активы сходны с условными «производными ценными бумагами», то цифровое свидетельство предстает как инструмент второго порядка «производности», удостоверяя права на другие права, которые со своей стороны также предусматривают правомочия. В сегодняшних условиях оценить рациональность такой архитектоники цифровых прав сложно, однако многое наводит на мысль о ее излишней усложненности, многоступенчатости, затруднительности регулирования. Иных цифровых прав, помимо цифровых финансовых активов и утилитарных цифровых прав, действующим законодательством пока не предусмотрено. С учетом заложенного в части 1 статьи 141.1 ГК РФ принципа жесткого легалитета, предусматривающего обязательность прямого указания в законе любых цифровых прав как условия их юридического существования, можно предположить, что соответствующие объекты (права) будут закрепляться в иных законах.
Наконец, важнейшим и имеющим особый характер вопросом является не только объектная характеристика, но и субъектный состав отношений,
связанных с оборотом цифровых прав. В юридических и экономических исследованиях акцент смещен на свойства объекта (что в целом вполне объяснимо), тогда как в позитивном праве нашла отражение целая система специальных субъектов, вне которой цифровое право не может ни возникнуть, ни обращаться. Некоторое объяснение этому можно найти в теориях рынка финансовых инструментов, предполагающих разделение функций эмитента, коммерческого посредника, организатора торговли, учетной системы.
В действующем российском законодательстве на сегодняшний день реализована сложная инфраструктура, в которую включены следующие основные субъекты:
1) операторы инвестиционных платформ. Предусмотрены упомянутым выше Федеральным законом «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ...». По данным официального интернет-сайта Банка России19, на сегодня в реестр включено свыше пятидесяти операторов инвестиционных платформ (состав реестра периодически пересматривается), из них семь имеют лицензию регистратора, остальные представлены в основном микрофинансовыми организациями. Тем самым деятельность этих субъектов представляется связанной не столько с рынком финансовых инструментов, сколько с суббанковским кредитованием и микрофинансированием, одной из форм реализации которого становится краудфандинг;
2) депозитарии, осуществляющие учет утилитарных цифровых прав и выдачу удостоверяющих их цифровых свидетельств. Указаны в том же Федеральном законе «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ...» без каких-либо особых требований к их субъектному статусу или правилам осуществления деятельности (за малыми исключениями). Можно предположить, что такие требования и особенности все же имеют место и должны регулироваться специальными нормами в рамках правоспособности депозитария, предусмотренной в статье 7 Федерального закона от 22.04.1996 № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг». Отметим, что в указанную норму закона были внесены формальные дополнения, лишь упоминающие возможность проведения депозитарием операций с цифровыми правами20. Одним из проблемных представляется вопрос о том, почему прерогатива осуществлять принадлежащее лицу субъективное право (утилитарное цифровое право) передана звену учетной системы - депозитарию;
19 Операторы инвестиционных платформ // Центральный банк Российской Федерации: офиц. сайт. URL: https://www.cbr.ru/admissionfinmarket/navigator/oip/.
20 См.: О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федер. закон от 2 авг. 2019 г. № 259-ФЗ. Ст. 18.
3) операторы финансовых платформ. Предусмотрены специальным Федеральным законом от 20 августа 2020 г. № 211-ФЗ «О совершении финансовых сделок с использованием финансовой платформы». По данным официального интернет-сайта Банка России21, на сегодня в реестр включено шесть операторов финансовых платформ. Это ПАО «Московская биржа», АО «ВТБ Регистратор», АО «Специализированный депозитарий "ИНФИНИТУМ"», АО «Финансовый маркетплейс Сравни.ру», АО «Открытый финансовый мар-кетплейс», АО «Открытые цифровые решения». По существу, все финансовые платформы, как крупные биржи и регистраторы, так и организации, прямо позиционирующие себя в качестве маркетплейсов, исполняют функцию организатора, посредника на рынке финансовых услуг, наиболее приближенную к деятельности кредитного брокера. Серьезным представляется вопрос соотношения специальной правоспособности операторов финансовых платформ и профессиональных участников рынка ценных бумаг;
4) операторы обмена цифровых финансовых активов. Предусмотрены упомянутым выше Федеральным законом «О цифровых финансовых активах...» как специализированные организации (организаторы торговли, кредитные или иные организации, соответствующие некоторым специальным требованиям). Субъект призван обеспечить заключение сделок с цифровыми финансовыми активами путем сбора и сопоставления разнонаправленных заявок на совершение таких сделок либо путем участия за свой счет в таких сделках в качестве стороны, но в интересах третьих лиц. По данным официального интернет-сайта Банка России22, на сегодня в реестр не включено ни одного оператора обмена цифровых финансовых активов;
5) операторы информационных систем. Предусмотрены соответствующим Федеральным законом «О цифровых финансовых активах...» как специализированные организации, несущие ряд функций, направленных на правомерное и бесперебойное осуществление процедур выпуска цифровых финансовых активов, в том числе на основе распределенного реестра. По данным официального интернет-сайта Банка России23, на сегодня в реестр не включено ни одного оператора информационных систем.
Сказанное выше позволяет сделать некоторые выводы, безусловно не исчерпывающие всей проблематики оборота цифровых прав:
21 Операторы финансовых платформ // Центральный банк Рос. Федерации: офиц. сайт. URL: https://cbr. ru/ fmm_infrastructure/ fmancial_platfbrm_operators/?
22 Операторы обмена цифровых финансовых активов // Центральный банк Рос. Федерации: офиц. сайт. URL: https://cbr.ru/finm_infrastructure/otsfa/.
23 Операторы информационных систем // Центральный банк Рос. Федерации: офиц. сайт. URL: https://cbr.ru/finm_infrastructure/bis/.
1. Нормативно-правовая база выпуска и обращения цифровых прав находится в прямой и обратной связи (с элементами взаимного влияния) с экономической обстановкой, материальной «почвой», на которой возникают как соответствующие имущественные блага, так и корреспондирующие им цифровые права, которые по тем или иным причинам стало необходимо объективировать.
2. Выпуск цифровых прав должен приводить к упрощению и снижению издержек оборота закрепленных ими правомочий (прав, обязательств), однако в действующих координатах регулирования усматриваются обратные тенденции: излишнее усложнение, умножение сущностей, инфраструктурная избыточность, «зарегулированность».
3. Необходимо достижение доктринальной и легальной определенности по целому ряду ключевых положений: о нормативной форме цифровых прав (numerus clausus или numerus apertus, жесткий или мягкий легалитет); об отнесении к числу цифровых прав также и цифровых (крипто-) валют; о понимании цифровых прав как токенов - индивидуальных электронных кодов, обеспечивающих индивидуализацию самих цифровых прав вплоть до обретения ими вещно-правового режима; о соотношении понятий «цифровые права» с понятиями «финансовый инструмент» или «цифровой финансовый инструмент».
Библиографический список
Варнавский А. В. Токен или криптовалюта: технологическое содержание и экономическая сущность // Финансы: теория и практика. 2018. Т. 22, № 5. С.122-140.
Дейнеко А. Г. Цифровые права в Гражданском кодексе: ближайшие последствия и отдаленные перспективы // Труды Института государства и права РАН. 2020. Т. 15, № 2. С. 175-198.
Карапетов А. Г. Экономический анализ права. М.: Статут, 2016.
Овчинников А. И., Фатхи В. И. Цифровые права как объекты гражданских прав // Философия права. 2019. № 3. С. 104-112.
Познер Р. А. Экономический анализ права: в 2 т. Т. 1 / пер. с англ.; под ред. В. Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 2004.
Потапенко С. В., Павлов Е. А. Цифровые права в системе объектов гражданских прав // Юридический вестник Кубанского государственного университета. 2021. № 2. С. 9-14.
Семякин М. Н. Экономика и право: проблемы теории, методологии и практики: моногр. М.: Экономика, 2006.
Степанов Д. И. Спрос на право и диспозитивность регулирования: экономический анализ права // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2016. № 6. С. 65-124.
Сырых В. М. Логические основания общей теории права.: в 2 т. Т. 2: Логика правового исследования (Как написать диссертацию). М.: Юстиц-информ, 2004.
Танимов О. В., Шевченко А. Р. Цифровое право: основные сущностные аспекты // Российская юстиция. 2019. № 10. С. 6-9.
Шестакова Е., Жиркова А. Цифровые права и электронные сделки. Какое будущее у цифровизации юридического сопровождения бизнеса // Финансовая газета. 2019. № 28. С. 10-11.
Эрделевский А. М. О цифровых правах. (Подготовлен для системы Кон-сультантПлюс, 2019). Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».
Яценко Т. С. Наследование цифровых прав // Наследственное право. 2019. № 2. С. 11-14.
V U
3
Информация для цитирования
Чикулаев Р. В. Правовые и экономические основания оборота цифровых прав // Ex jure. 2022. № 2. С. 36-49. DOI: 10.17072/2619-06482022-2-36-49.
X
hrï Chikulaev R. V. Legal And Economic Foundations of Digital Rights Turnover. Ex jure. 2022. № 2. Pp. 36-49. DOI: 10.17072/ 2619-06482022-2-36-49.
