CC BY
120
УДК 321(091)
ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ИНСТИТУТА ИСПОЛНЕНИЯ СУДЕБНЫХ РЕШЕНИЙ В СЕРЕДИНЕ - ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА
© 2014 В. В. Захаров
докт. юрид. наук, профессор, зав. каф. теории и истории государства и права e-mail: zaharov.72@mail.ru
Курский государственный университет
Статья посвящена анализу института исполнения судебных решений в России во второй половине XVIII века. Автор приходит к выводу о завершении складывания отечественной модели исполнения судебных решений по итогам судебных реформ Екатерины II. Исполнительное производство было зоной ответственности и полиции, и суда. Первая являлась основным органом, исполняющим судебные решения, а второй должен был контролировать исполнение, постоянно взаимодействуя с полицией или губернским правлением.
Ключевые слова: исполнение судебных решений, отдача «в зажив», обращение долга на личность, обращение взыскания на имущество.
Составным элементом судебных реформ Екатерины II стала модификация системы принудительного исполнения судебных решений. Императрица не сочла необходимым отказываться от той организационной модели, которая сложилась в результате реформ Петра I, несмотря на ее потенциальные проблемы. Они были связаны с тем, что суд оказался не в состоянии осуществлять системный контроль за полицией, исполнявшей большинство судебных решений, которая не находилась в его подчинении. Взаимоотношения судов с полицией носили характер координации, что минимизировало возможности суда в области контроля за деятельностью полиции во внепроцессуальном порядке. О возникших проблемах свидетельствует тот факт, что на протяжении второй четверти - середины XVIII в. периодически издавались указы, направленные на ускорение работы органов, обеспечивавших принудительное исполнение судебных решений по гражданским делам. Одновременно вводилась и неоднократно подтверждалась ответственность административных органов за неисполнение юрисдикционного акта и иные нарушения в процессе исполнительного производства. Например, в 1736 г. появился указ, которым устанавливалась ответственность за «неточное исполнение решений» (ПСЗ-I. Т. IX. № 7013). В 1765 г. было разъяснено, что решения Сената должны исполняться так же, как и императорские указы (ПСЗ. Т. XVII. № 12510).
Описанная ситуация требовала разрешения, которое последовало в 1766 г. Указом от 31 июня № 1271 был урегулирован порядок передачи судебного решения к исполнению и распределена ответственность за его реализацию. Согласно указанному акту решения суда первой инстанции сразу направлялись местной администрации для исполнения, решения суда второй инстанции пересылались для исполнения через суды первой инстанции. Аналогичным образом поступали в отношении решений Сената, которые сначала поступали в суд второй инстанции, затем пересылались в суд первой инстанции, после чего поступали в «места, коим поручено от судебных мест исполнение их решений». При этом в целях ускорения производства судам разрешалось пересылать решения самим, без ознакомления с ними участников
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
процесса (ПСЗ. Т. XVIII. № 13377). Суды первой инстанции должны были следить за ходом исполнения решений и «об учиненном исполнении доносить чрез две или по крайней мере три недели» (ПСЗ. Т. XVII. № 12710).
Отмечая как позитив попытки урегулировать взаимоотношения суда и административных органов в сфере исполнения судебного решения, стоит сказать и об увеличении нагрузки на суды первой инстанции. Указом от 31 июня 1766 г. № 1271 на них, помимо основных обязанностей, возлагалась функция контроля за исполнением судебных решений практически всех инстанций. Можно с уверенностью сказать, что данная норма не выполнялась судами. В противном случае не было бы необходимости уже в 1771 г. вновь возрождать практику стимулирования посредством угрозы привлечения к ответственности за неточное исполнение судебных решений (ПСЗ. Т. XIX. № 13561). Об этом же свидетельствует указ 1773 г., содержавший аналогичные с указом от 31 июня 1766 г. № 1271 предписания. Новеллами можно признать положения, согласно которым суды второй и третьей инстанций должны были стимулировать контрольную деятельность судов первой инстанции посредством посылки сначала «подтвердительных указов», а в случае отсутствия по ним отчетов -«понудительных указов» (ПСЗ. Т. XIX. № 14086).
Как видим, базовые принципы, положенные в основу модели исполнения, в соответствии с которыми исключалось существование специального органа принудительного исполнения и допускалось такое распределение функций в исполнительном производстве между судом как органом, ответственным за исполнение, и местной администрацией как органом, выступавшим реальным исполнителем, но не состоявшим в подчинении суду, негативно влияли на эффективность исполнительного производства. Однако этот подход сохранился в ходе судебной реформы 1775 г.
В Учреждении для управления губерниями говорилось, что «самое исполнение производится или судом, поколику то зависит от его власти, или же полицией, если действия исполнительные принадлежат к числу тех, кои предоставлены оной» (ПСЗ-I. Т. XX. № 14392; ПСЗ-I. Т. XXI. № 15379; ПСЗ-I. Т. XXVII. № 20372; ПСЗ-I. Т. XXIX. № 22430; Свод законов 1832 г. Т. X. Ч. I. Ст. 2016; Свод законов 1842 г. Т. X. Ч. I. Ст. 2635; Свод законов 1857 г. Т. X. Ч. II. Ст. 640). Обязанность исполнять юрисдикционные акты была возложена на губернское правление - коллегиальный орган управления губернией. Это еще раз указывает на особенность понимания исполнения судебного решения в рассматриваемый период времени, которое не отделялось от исполнения закона вообще. Систематическое толкование норм позволяет утверждать, что правление только руководило процессом исполнения судебного решения и осуществляло контроль за ним. Непосредственной деятельностью по исполнению занимались самые разные органы: палаты гражданского и уголовного суда, управы благочиния, уездные суды, магистраты, земские суды, городская полиция и др. Как показывает анализ законодательства и практики его применения, реальным исполнителем в большинстве случаев являлась полиция.
В городах реализацией судебных решений занимались полицейские органы, в частности городничий, руководивший городской полицией. По Уставу благочиния все большие города делились на полицейские части - административные единицы, включавшие 200-700 городских дворов каждая, во главе с частным приставом. Части делились на кварталы, в каждом из них находились примерно от 50 до 100 дворов. Небольшие города сразу делились на кварталы. В каждый квартал назначался квартальный надзиратель, имевший несколько помощников. Именно они на практике производили непосредственные действия по исполнению судебного решения (Русский вестник. 1858. Т. 18. С. 387).
Auditorium: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 1
Захаров В. В. Правовое регулирование отечественного института исполнения судебных решений в середине - второй половине XVIII века
В уездах исполнение вменялось нижним земским судам (ПСЗ-I. Т. XX. № 14392). Согласно ст. 224 Учреждения для управления губерний нижний земский суд «один в уезде право имеет приводить в действие повеление правления, решения палат, верхних и уездных судов». Такой же формат компетенции повторялся в ст. 235, устанавливавшей, что нижнему земскому суду поручено в уезде «приведение в исполнение закона, приведение в действие повелений правления и проч.» (ПСЗ-I. Т. XX. № 14392).
Таким образом, в процессе судебных реформ Екатерины II в окончательном виде сформировалась организационно-правовая основа принудительного исполнения судебных решений. Законодательство делало исполнительное производство зоной ответственности и полиции, и суда. Первая являлась основным органом, исполняющим судебные решения, а второй должен был контролировать исполнение, постоянно взаимодействуя с полицией или губернским правлением.
Во второй половине XVIII в. проводилась модификация отдельных способов принудительного исполнения судебных решений. По-прежнему большое внимание требовали меры понуждения к исполнению и меры исполнения, предполагавшие обращение взыскания на личность. На протяжении второй четверти - середины XVIII в. власть пыталась решить институциональные коллизии, порожденные реформами Петра I, направленными на ликвидацию отработки долга должником у взыскателя (по терминологии XVIII в. - «в зажив»). Эта проблема, как и многие другие, решалась посредством частичной институциональной контрреформации. Ключевым является указ от 19 июля 1736 г., которым был установлен окончательный порядок отдачи должника «в зажив». В случае если должник заявлял о невозможности уплаты долга и о готовности его отработать, он мог быть отдан частным лицам для отработки долга из расчета 24 руб. в год. Из них 12 руб. шли на уплату долга, а оставшиеся 12 руб. -на содержание должника. Должники, которые не выплачивали долг в сроки, установленные судом, или объявившие себя несостоятельными, подлежали ссылке на каторгу в Петербург, на строительство Кронштадского и Ладожского каналов. Эта работа засчитывалась им из расчета 12 руб. в год (ПСЗ-I. Т. IX. № 7013). В отношении таких должников сохранялось право их выкупа частными лицами, при условии уплаты долга. Таким образом, ссылка приобрела вспомогательное значение и применялась впоследствии скорее как исключительная мера. На первый план вновь выступил институт отработки долга в хозяйстве взыскателя без права ухода под страхом каторги.
Екатерина II подтвердила эту меру. Например, в указе от 15 сентября 1763 г. использовался традиционный для отечественного правового сознания оборот -«отдать за долги в работу» (ПСЗ-I. Т. XVI. № 11921). Практика отдачи «в зажив» получила, как показывают исследования, достаточное распространение и некоторые модификации. В экономически развитых районах встречались случаи значительного отхода от узаконенных порядков. В Петербурге и Владимире «искупители» предпочитали сокращать срок «зажива», повышая заработок должника против установленного по закону, отчего увеличивалась и та его часть, которая шла в уплату долга. Прежде всего это было выгоднее кредитору, так как в этом случае он скорее мог надеяться получить одолженные деньги с процентами сполна или значительную их часть; труд же подневольного работника, требующего беспрестанного надзора, не был столь ценен [Рындзюнский: 1958: 49].
Исследование материалов магистратов позволило историку П.Г. Рындзюнскому доказать, что за должником, отданным «в зажив», сохранялась гражданская правоспособность, и в момент решения его судьбы он не оставался совершенно пассивным. Иногда «искупитель» выступал в некоторой мере как
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
покровитель должника, спасающий его от более суровой меры воздействия. Это случалось, в частности, тогда, когда должник занимал ответственное место в хозяйстве «искупителя». Известны случаи, когда «искупитель» отпускал попавшего к нему «в зажив» человека в свободный отход на заработки, и тогда выплата требуемых по закону денег становилась совершенно фиктивной [Рындзюнский: 1958. C. 49].
Одновременно имели место и злоупотребления о стороны взыскателей иного характера. Дело в том, что модель отработки предоставляла неоправданно большую власть взыскателям и тем самым существенно ущемляла интересы должников. Взыскатели, злоупотребляя своими правами, получили возможность существенно продлить отработку долга, фактически возвращая кабальное положение должников [Кушева 1952]. Конечно, взыскатели не замедлили этим воспользоваться. В доказательство приведем два красноречивых примера, датируемых 1765 г. и, соответственно, отражающих вполне распространенную практику. Так, в одном из указов говорилось, «что многие крестьяне для своего пропитания отлучаются от домов своих в разные города, и быв у купцов в работах и услужениях, обязываются векселями, а купцы долго держат векселя без предъявления для накопления процентов и по несостоянии в платеже доводят бедных крестьян до ссылки в каторжную работу, откуда в силу указа 1736 г. те же самые заимодавцы этих крестьян скупают за положенную плату и удерживают их вечно в своих услугах» (ПСЗ-I. Т. XVII. № 12498). В другом указе пересказывалось одно дело, согласно которому купец держал в отработке за долг в 24 руб. должника до смерти, потом его сына с семьей 11 лет, и после этого срока долг не только не уменьшился, но еще и увеличился до 47 руб. Этот же купец за восемь четвертей хлеба заставлял отрабатывать долг сына должника на протяжении 8 лет (ПСЗ-I. Т. XVII. № 12498).
Без всякого сомнения, такого рода злоупотребления взыскателей, если можно так выразиться, принимались безропотно должниками, которых не устраивала перспектива каторжных работ, в большинстве случаев заканчивавшихся смертью. Как удачно выразился Д. Пихно, «угроза каторгой была настолько страшна, что отдавала всякое несостоятельное лицо в полную власть кредитора и фактически всегда делала его вечным рабом, даже за самый ничтожный долг» [Пихно 1874: 51].
Трагизм ситуации усугублялся тем, что с течением времени ссылка на каторгу применялась все меньше и меньше. Сохранению института отработки долга на каторге мешали экономические условия. Для такого вывода дают основание ходатайства, поступавшие с казенных заводов в которых содержались просьбы прекратить присылку должников, поскольку в силу дороговизны жизни они не могли отработать долг (ПСЗ-I. Т. XVIII. № 13353).
В правление Екатерины II ссылка на каторгу практически прекратилось. Вместо этого получил развитие арест должника. Данный институт уже был известен отечественному законодательству и правоприменительной практике. Указом от 15 января 1718 г. допускался арест должников, которые не имели возможности заплатить долг и не указывали средств для удовлетворения взыскателя (ПСЗ-I. Т. V. № 3140). Позднее были урегулированы порядок ареста и условия содержания должников: их подвергали задержанию по инициативе взыскателя или полиции и только на основании решения суда. Содержались должники в приказе или тюрьме за счет взыскателя, причем средства он должен был авансировать. Например, в указе от 13 сентября 1722 г. говорилось: «Должников должны содержать истцы, а именно в Москве по копейке, а в Санкт-Петербурге по 2 копейки в день. Если истец приведет должника и будет просить о том, чтобы его держали в приказе или тюрьме, то он его и кормить должен. А если истец платить не станет, то должника выпустить» (ПСЗ-I. Т. V. № 4091).
Auditorium: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 1
Захаров В. В. Правовое регулирование отечественного института исполнения судебных решений в середине - второй половине XVIII века
В том же году указом от 17 октября было подтверждено правило, по которому «частных должников должны содержать истцы, а если они их содержать не будут, то из казны давать должникам «по 4 деньги человеку на день», а с истцов взыскать в казну этих денег вдвое» (ПСЗ-I. Т. V. № 4111). В отношении должников, которые подвергались аресту по казенным или общественным1 взысканиям, применялась норма, устанавливавшая их обязанность работать из расчета «6 денег на день человеку». «А если эти должники на казенные работы не будут требоваться, то отпускать их для прошения милостыни, а чтобы они не смогли сбежать - сделать длинные цепи» (ПСЗ-I. Т. V. № 4111).
Впоследствии эти правила подтверждались неоднократно (ПСЗ-I. Т. IX. № 7013; Т. XVIII. № 12894; Т. XIX. № 14203; Т. XXI. № 15189; Т. XXIV. № 18140). Оценивая их, следует сказать, что перед нами институт процессуального принуждения, или, как его называл К.И. Малышев, понудительный арест. Его задача состояла в том, чтобы «дать должнику сильный мотив, который расположил бы его к указанию источников для удовлетворения взыскателя» [Малышев 1874: 160]. Таким образом, тюремное задержание не являлось мерой исполнения, а выступало в роли способа принуждения. Об этом говорит и тот факт, что арест прекращался полной уплатой долга (ПСЗ-I. Т. V. № 3140), и сведения исторических источников о большом числе арестованных должников. Например, в 1766 г. в Астраханском магистрате содержалось известное число колодников, находившихся там с 1749 г. Среди них совершенно незаконно находились жены и дети умерших должников, не получившие наследства и, следовательно, не отвечавшие по обязательствам своих мужей и отцов [Законодательство Екатерины II]. В 60-х гг. XVIII в. сама Екатерина II указывала на многочисленность арестованных должников. Так, в письме генерал-прокурору А.И. Глебову она писала: «Слышу я, что много людей по долгам сидят в тюрьмах и на иных уже выросли втрое и вчетверо суммы их долга» [Сб. Рус. ист. о-ва 1871: 297].
На ликвидацию этой негативной практики был направлен манифест от 7 августа 1782 г., которым предписывалось «как по казенным, так и партикулярным долгам более 5 лет в тюрьме содержащихся людей, кои действительно найдутся не в состоянии платить, освободить» (ПСЗ-I. Т. XXI. № 15488). Аналогичные акты принимались в 1786 г., 1793 г., 1798 г. (ПСЗ-I. Т. XXII. № 16557; Т. XXIII. № 17149; Т. XXV. № 18320). С их помощью правительство пыталось решить проблему арестованных должников и устранить неопределенность их правого положения.
Вторая половина XVIII в. стала временем совершенствования имущественных взысканий. Прежде всего стоит сказать об обращении взыскания на имущество. В 1729 г. была создана Канцелярия конфискаций для взысканий имущества в казну за недоимки или за политические преступления, а также для продажи недвижимого имущества по судебным решениям, вынесенным по спорам частных лиц. Для регулирования ее работы была принята Инструкция, разработанная на основе законодательства, действовавшего в германских государствах, которая вплоть до 1832 г. стала основополагающим нормативным актом, регламентирующим обращение взыскания на имущество должников (ПСЗ-I. Т. VIII. № 5601), тем более что указами 1732 и 1739 гг. действие Инструкции было распространено на все случаи принудительного исполнения, в том числе с участием частных лиц (ПСЗ-I. № 6005; Т. X. № 7864, № 15488).
Согласно закону взыскание обращалось сначала на движимое имущество. Его опись производилась местными чиновниками или представителями Канцелярии
1 В данном случае имеются в виду споры, в которых одной из сторон выступало сословное общество (купеческое, мещанское, дворянское).
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
конфискаций. Во время описи мог присутствовать должник или его поверенный, но если они не являлись, то обязательным условием проведения описи выступало присутствие двух свидетелей. Кроме того, приглашались все лица, интересы которых могли быть затронуты при отчуждении имущества. Впервые в российском законодательстве появляется норма, которая вводила имущественные иммунитеты. В частности, запрещалось арестовывать «инструменты и орудия, доставлявшие средства пропитания», а в сельской местности предметы «крестьянских обиходов», к которым относились скот и инструменты, необходимые для сельскохозяйственных работ. После описи следовала оценка, производимая людьми «знающими и искусными». Затем производилась публичная продажа имущества в присутствии должника, нотариуса, чиновников администрации. Если в процессе продажи стоимость вещей оказывалась ниже оценочной, то должнику, при наличии поручителей, могли предоставить отсрочку по уплате долга длительностью от полугода до года.
Недостаток движимого имущества служил основанием для обращения взыскания на недвижимое имущество. Его опись и оценка производились по тем же правилам, с той лишь разницей, что при оценке полагалось учитывать доходы с недвижимой собственности за последние десять лет. Причем продавать имущество ниже полученной цены разрешалось только с согласия Сената. Публичная продажа недвижимой собственности никакими принципиальными особенностями не отличалась.
Итак, Инструкция Канцелярии конфискаций представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с предыдущим законодательством. Однако она была больше похожа на основы законодательства, поскольку определяла лишь в самом обобщенном виде параметры правового регулирования, оставляя правоприменительной практике возможность для выработки прецедентов, регламентировавших частные моменты. В действительности такой подход имел существенные негативные последствия, поскольку предоставлял конкретным должностным лицам заметные дискреционные полномочия, которыми они не замедлили воспользоваться в своих интересах. В 1737 г. были вскрыты серьезные злоупотребления в Канцелярии, связанные с присвоением имущества должников. Оказалось, что наиболее ценное имущество зачастую не продавалось, а переходило в руки чиновников. Даже такие мелкие служащие как секретари владели небольшими деревнями (ПСЗ-I. Т. X. № 7372). По итогам устранения выявленных злоупотреблений были изданы достаточно подробные правила, которые восполнили некоторые отмеченные нами пробелы (ПСЗ-I. Т. XXI. № 7470). Указанный нормативный правовой акт положил начало достаточно интенсивным корректировкам Инструкции, которые продолжались вплоть до ее отмены в 1832 г. (ПСЗ-I. Т. IX. № 6297; Т. XI. № 8592, 8755; Т. XX. № 13618, 13811; Т. XXIV. № 18098; Т. XXV. № 18932; Т. XXVI. № 19772; Т. XXVII. № 20953; Т. XXIX. № 22035, 22488; Т. XXX. № 23626; Т. XXXII. № 25366; Т. XXXIV. № 27041; Т. XXXV. № 27288; ПСЗ-II. Т. I. № 682; Т. III. № 1692; Т. IV. № 2759; Т. VI. № 4370).
Рассмотрим основные изменения в правовом регулировании обращения взыскания на имущество с учетом названных новелл. Менее всего подверглась корректировке процедура обращения взыскания на движимое имущество в силу его несложности и меньшей значимости для жизни и деятельности должника. Стоит отметить введение в 1743 г. формы описи, а в 1799 г. правила, по которому продажей вещей занималось губернское правление «с молотка», то есть по той цене, которая была предложена на торгах. Исключение делась только для громоздких и малоценных вещей, которые продавались в уездных городах под контролем членов либо уездного суда, либо магистрата (ратуши).
Auditorium: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 1
Захаров В. В. Правовое регулирование отечественного института исполнения судебных решений в середине - второй половине XVIII века
Гораздо больше внимания было уделено устранению неточностей и пробелов в правовом регулировании обращения взыскания на недвижимое имущество. Традиционно этот способ принудительного исполнения является более сложным и дорогостоящим, чем обращение взыскания на движимое имущество. Его реализация вызывала и вызывает до сих пор наибольшие судебные споры, что также служило причиной специфики правового регулирования данного способа принудительного исполнения. К тому же российское законодательство признавало особое значение недвижимости как основного элемента имущественного актива должника. Гарантиями обеспечения его интересов, по мнению законодателя, должны были выступать сложность и длительность процесса обращения взыскания.
Опись недвижимой собственности сопровождалась теперь наложением запрещения, которое означало ограничение возможности отчуждения имущества, растраты и любых других форм сокращения его стоимости. Запрещения налагались только на ту часть имущества, которая была достаточна для погашения долга, и в первую очередь на крепостных крестьян. С 1797 г. одна ревизская душа стоила 40 руб. Важным моментом ареста собственности была ее оценка, поскольку от нее зависела продажа. По этой причине от работы оценщиков напрямую зависела успешность последующих исполнительных действий. В связи с этим и взыскатели, и должники, преследуя свои интересы, стремились повлиять на работу оценщиков (взыскатели старались обеспечить адекватное или в лучшем случае заниженную оценку, а должники, наоборот, завышенную, чтобы минимизировать перспективы продажи имения или дома). Видимо, это удавалось сделать, что заставило правительство в 1799 г. для оценки и продажи недвижимой собственности ввести специальных должностных лиц - публичных аукционистов.
Для привлечения большего числа потенциальных покупателей и пресечения злоупотреблений с 1743 г. было введено правило, по которому о предстоящих публичных торгах сообщалось через публикации в газетах и специальных объявлениях. Правда, это задерживало продажу недвижимой собственности небольшой стоимости. В конце XVIII в были внесены существенные коррективы в процедуру публичной продажи имущества. Теперь ее организовывало губернское правление, и торги проходили при участии его представителя и губернского прокурора. Недвижимая собственность продавалась посредством проведения нескольких торгов. Если на первых торгах ее не удавалось продать по стоимости, определенной при оценке, то местной администрации разрешалось проводить повторную оценку без получения на то специального разрешения Сената. Если на вторых торгах покупатели предлагали цену, которая была ниже оценочной, что часто и случалось, поскольку находилось мало желающих покупать по оценочной стоимости, то полагалось сообщать об этом факте Сенату, который проводил проверку законности действий губернского правления при оценке и продаже недвижимой собственности. При отсутствии нарушений в порядке исполнительных действий недвижимость поступала в собственность покупателю, предложившему последнюю цену.
Административные реформы XVIII в., особенно проведенные Екатериной II, сопровождались ростом численности гражданских чиновников [Каменский 2001: 431], для которых жалование за службу являлось главным, а порой и единственным источником дохода. Вследствие этого встал вопрос о возможности применения такой меры принудительного исполнения, как обращение взыскания на жалование должника, которая применялась только в отношении военных. В 1758 г. впервые был установлен более точный размер вычета - от трети до половины жалования, «смотря по состоянию персоны» (ПСЗ-I. Т. XV. № 10789).
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Сенат, опираясь на практику использования норм военного законодательства для регулирования гражданских отношений, вынес в 1768 г. положительное решение, то есть разрешил обращать взыскание на жалование гражданских служащих. При это было указано, что конкретная сумма вычета должна определяться тем органом, который осуществляет принудительное исполнение. Не замедлили сказаться негативные стороны такого правового решения, поскольку некоторые чиновники стали злоупотреблять своими дискреционными полномочиями. Это послужило причиной, по которой законодатель указом от 19 июля 1784 г. установил максимальный размер удержания - половина жалования любого государственного служащего (ПСЗ-I. Т. XVIII. № 13212).
Итак, во второй половине XVIII в. завершилось правовое оформление практически всех основных способов принудительного исполнения судебных решений по гражданским делам. Во многом правовые решения, использовавшиеся при регулировании отдельных способов и процедур исполнения, носили компромиссный характер, поскольку наблюдается сочетание традиционных и современных для того времени подходов. Анализ процессуальных аспектов подтверждает сделанный ранее вывод о публично-правовом характере модели исполнения. Государство в лице своих органов выступало активным началом и принимало меры к полному исполнению судебного акта. Возбуждение процесса исполнения и его динамика за редкими исключениями не зависели от инициативы сторон. Это было результатом доминирования следственных элементов в гражданском судопроизводстве. Публичность принудительного исполнения не означала полного исключения сторон из исполнительного производства. Взыскатель и должник обладали некоторыми возможностями для охраны своих прав и законных интересов. Они могли лично участвовать в совершении исполнительных действий, делать по поводу них замечания, приглашать свидетелей, обжаловать действия исполнительного органа и т.п. Но в законодательстве не удалось установить оптимального баланса интересов взыскателя и должника.
Библиографический список
Законодательство Екатерины II. Т. 2. М., 2001. № 194.
Каменский, А.Б. От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII века: Опыт целостного анализа. М.: РГГУ, 2001. 575 с.
Кушева Е.Н. Одна из форм кабальной зависимости в России XVIII в. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952. С. 249-260.
Малышев К. Курс гражданского судопроизводства. Т. I. СПб.: Тип.
Стасюлевича, 1874. 457 с.
Рындзюнский П.Г. Городское гражданство дореформенной России. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1958. . 556 с.
Сборник Русского исторического общества. Т. 7. СПб., 1871. С. 297.
Судебно-статистические сведения и соображения о введении в действие Судебных уставов 20 ноября 1864 года. Ч. I. С. 50; R. Торговое судопроизводство // Русский вестник. 1858. Т. 18. С. 387.
Auditorium: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 1
