CC BY
95
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 27 2012
УДК 947
ПРАВОВОЕ ОБОСНОВАНИЕ ВВЕДЕНИЯ ВНЕСУДЕБЫХ ПОЛНОМОЧИЙ ОРГАНОВ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ В СОВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ В 1920-Е ГОДЫ
© К. А. КОЛОМИЕЦ
Всероссийский заочный финансово-экономический институт (филиал в г. Пензе), кафедра истории, экономики, политики и культуры e-mail: kolomietc06@rambler.ru
Коломиец К. А. - Правовое обоснование введения внесудебных полномочий органов госбезопасности в Советском государстве в 1920-е годы // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2012. № 27. С. 715-718. - В процессе анализа источников проблемы формулируется концепция об изначальной нацеленности большевиков на репрессивные методы удержания власти в стране. Показан процесс усиления репрессивного механизма Советского государства в связи с наделением органов госбезопасности внесудебными полномочиями.
Ключевые слова: репрессивный механизм, органы госбезопасности, внесудебные полномочия, формирование тоталитарного режима.
Kolomietc К. А. - Legal basis for the introduction of extrajudicial commission of the State Security organs in the Soviet Union in the 1920s // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im. V.G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 715-718. - In the
course of the analysis of the given problem the following concept is formulated: the Bolsheviks’ intention of repressive methods aiming at keeping their state power areobserved from the very beginning. The process of repressive mechanism intensification in the Soviet Union due to the fact that the State Security organs were imparted with extrajudicial authority is considered in the article.
Keywords: repressive mechanism, the State Security organs, extrajudicial authority (commission), formation of totalitarian regime.
Вся система власти, установленная коммунистическим режимом, была основана на насилии - физическом, политическом и моральном. Укрепление нового строя было поставлено в прямую зависимость от уничтожения «буржуазной государственной машины». Здесь большевики опирались на К. Маркса, который на опыте Парижской коммуны пришел к выводу, что рабочий класс не может просто овладеть государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей: «... не передать из одних рук в другие бюрократически военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее и именно таково предварительное условие всякой действительно народной революции.» [10, с. 443]. По Марксу поражение Парижской коммуны предопределило то, что она была слишком совестлива по отношению к контрреволюционерам.
Чтобы не повторить ошибки прошлого, большевики, в первое десятилетие своей власти сумели создать не виданную до сих пор карательную машину, деятельность которой была законодательно закреплена и одобрена на государственном уровне.
Для создания многоуровневого, безотказного репрессивного механизма пришлось не мало потрудиться, работая сразу в нескольких направлениях. Была
сформирована законодательная база, созданы репрессивные органы, но самым главным звеном в работе этой системы стало введение внесудебных полномочий для органов госбезопасности, причем закрепленных законодательно.
ВЧК изначально создавалась, в период захвата большевиками власти и Гражданской войны, как чрезвычайный орган, поэтому с переходом жизни на мирный лад объективная реальность требовала пересмотра положения о чрезвычайной комиссии, в частности сокращения штата и отмены внесудебных полномочий, однако советская реальность требовала иного.
Реорганизация ВЧК была проведена в конце января - начале февраля 1922 г., суть ее состояла в упразднении Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и ее местных органов. Реформа органов госбезопасности 1922 г. преследовала цель отменить внесудебные полномочия ВЧК, и это было сделано. Но уже 9 марта 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) рассматривает вопрос о предоставлении Главному политическому управлению при НКВД РСФСР права непосредственной расправы в отношении лиц, уличенных в преступлениях политических, контрреволюционных, шпионаже, бандитизме, а также в отношении дел сотрудников
ГПУ [1]. Таким образом, несмотря на смену вывесок, ГПу старается сохранить за собой право внесудебных приговоров, и его полномочия начинают расширяться.
27 апреля 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о предоставлении ГПУ права «непосредственного расстрела на месте бандитских элементов (т.е. участников вооруженных ограблений), захваченных при совершении ими преступления», в том же положении говорится о необходимости юридической формулировки предоставления ГПУ права высылки уголовных элементов [2].
Первыми в жернова «сталинской мельницы» попали интеллигенция и меньшевики, работа по дискредитации которых шла уже давно. В записке
Ф.Э. Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) от 3 июня 1922 г. говорилось: «Антисоветская интеллигенция широко использует открывшиеся ей возможности организации и собирания своих сил, созданные мирным курсом Советской власти и ослаблением деятельности репрессивных органов, ослабление репрессий окрылило надежды антисоветской интеллигенции, и в последнее время различные ее слои в различных формах ведут против Советской власти упорную контрреволюционную работу. Главной ареной борьбы против Советской власти антисоветской интеллигенцией избраны: высшие учебные заведения, различные общества, печать, различные ведомственные съезды, театр, кооперация, тресты, торговые учреждения и в последнее время религия.» [2]. Далее в полном объеме раскрывалась вся так называемая антисоветская деятельность в каждой из выше перечисленных областей, не оставляя сомнений в крайне враждебных и захватнических целях существующих обществ.
Поводом к открытому развертыванию репрессий в этой области стал съезд врачей, в результате которого, Политбюро ЦК РКП(б) 8 июня 1922 г. издает постановление, в котором поручает ГПУ произвести «перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.)», а также запрещает созывать «съезд или Всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.). без соответствующего на то разрешения НКВД» [3], а 2 августа, т.е. за 8 дней до принятия Президиумом ВЦИК постановления об административных высылках, и.С. Уншлихтом уже был подготовлен список из 198 человек антисоветской интеллигенции Москвы и Петрограда, подлежащих высылке в административном порядке, что и было сделано в кратчайшие сроки.
16 октября 1922 г. на заседании Президиума ВЦиК был принят декрет, в котором отмечалось, что «на основании п. «Е» к статье 2 Постановления ВЦИК от 6 февраля 1922 г. о Государственном политическом управлении Президиум ВЦИК постановляет:
1. В целях скорейшего искоренения всякого рода бандитских налетов и вооруженных ограблений предоставить ГПУ право внесудебной расправы вплоть до расстрела в отношении всех лиц, взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях (статья 76, часть 2 статьи 183 и статья 184 УК).
3. ГПУ обязывается отчитываться о своей деятельности перед Президиумом ВЦИК один раз в 3 месяца» [9, с. 786].
интересной особенностью является то, что судимость до 7 ноября 1917 г. не засчитывалась, вне зависимости от того, какие преступления были совершены - уголовные или политические. Судимость можно было засчитывать только в исключительных случаях, когда судимый до революции не порвал связи с преступным миром.
В ранее принятом Постановлении Политбюро ЦК РКП(б) «О правах ГПУ» от 28 сентября признавалось, «что ГПУ вправе самостоятельно разрешать вопросы о возбуждении и прекращении следствия по подследственным ему делам». о вопросе контроля над законностью действий ГПУ в том же постановлении говорилось, что «прокуратура осуществляет надзор в полном объеме предоставленных ей по закону прав» по всем делам, кроме дел «о преступлениях политических и по обвинению в шпионаже», где надзор был ограничен «наблюдением за соблюдением органами ГПУ 14-дневного срока предъявления обвинения, двухмесячного срока содержания под стражей без передачи дел в суд, если за тот же срок не стребовано от Президиума ВЦИКа разрешения на продолжение изоляции, и за сообщением органами ГПУ о всяком произведенном им аресте по таким делам не позднее 2-х недель со дня задержания», а слушание дел по политическим преступлениям должно было проходить при закрытых дверях заседания [9, с. 65].
При обсуждении проекта этого постановления возникли разногласия. Н.В. Крыленко возражал против особой подсудности по преступлениям, совершенным сотрудниками ГПУ. В записке И. В. Сталину от 9 октября 1922 г., по вопросу о редакции прав ГПУ на вынесение внесудебных приговоров, он настаивал на оговорке, что: «1) такие права ГПУ имеет лишь в исключительных случаях, «а не как общее правило» и 2) всякий раз не только с ведома, а и с «санкции» НКЮ» [9, с. 66]. Его возражения не были учтены. Ф. Э. Дзержинский также предвидел опасность положения, когда сотрудники госбезопасности могли превратиться в особую неподсудную касту, однако выход из него он нашел в активной разъяснительной работе. В день принятия постановления Политбюро он высказал по этому поводу свои соображения Г. Ягоде: «Сегодня приняло ПБ постановление о расширении наших прав, в том числе прав ведения нами следствия, вынесения приговора по должностным преступлениям наших сотрудников. Цель этого права
- суровость наказания должна быть нами разъяснена всем Губотделам, иначе опасения Крыленки могут оправдаться, и это право может превратиться в безнаказанность» [8].
Тем не менее, несмотря на все доводы против предоставления ГПУ свободы в ведении внесудебных дел, рамки вседозволенности его работников продолжают расширяться.
29 января 1924 г. Ф. Э. Дзержинский направляет в Политбюро ЦК РКП(б) записку, в которой настаива-
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ►►►►>
ет на необходимости усиления мер по борьбе с бандитизмом. В частности, он предложил:
«3. Предоставить право ОГПУ внесудебного разрешения дел по обвинению в бандитизме не только лиц, захваченных с оружием, но вообще принимавших участие в бандналетах» [9, с. 88].
14 февраля 1924 г. Политбюро принимает эти предложение, обязуя комиссию в составе Дзержинского, Крыленко и Белобородова предоставить план расширения прав оГПУ на внесудебные репрессии с указанием районов, сроков и методов борьбы [5].
На деле, предложение Дзержинского вело к внесудебной расправе со всеми, в отношении которых «по агентурным данным» имеется подозрение в том, что они причастны к бандитской шайке (наводчики бандитов, укрыватели, пособники и т.д.), а это в разы увеличивало количество жертв террора.
Предоставление ОГПУ права внесудебного ведения дел связанных с бандитизмом, с легкой руки Политбюро ЦК РКП(б), стало дурным и на редкость заразительным примером, уже 13 ноября 1924 г. В. Р. Менжинский предложил расширить права оГПУ «в отношении внесудебного разбора дел о лицах, занимающихся подделкой денежных чеков с применением санкции по ст.ст. 10 и 85 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г.». К счастью, это предложение было отклонено Сталиным, который сослался на отсутствие необходимости вподобного рода действиях, ввиду того, что преступление не слишком распространено [9, с. 790].
Результат, к которому привело наделение оГПУ внесудебными полномочиями, хорошо виден в записке
Н. В. Крыленко, адресованной Политбюро 1 февраля 1924 г. Крыленко пишет, что «.за десять месяцев прошедшего года приговорено к расстрелу судами - 971, трибуналами - 296, а всего 1267 человек, причем за разбой и участие в бандах 721 человек или 57%. Приговор утвержден в отношении 497 человек или 39% к общему числу. За то же время ГПУ осужден 121 человек, из них за разбой и бандитизм 16 человек. Общее число осужденных, в отношении коих приговор приведен в исполнение, равняется 604 человека, что дает в среднем по два человека в сутки. Этот процент не может считаться низким, и, наоборот, должен быть признан чрезмерно высоким. Если же приводились в исполнение все приговоры, то он увеличился бы в два раза и достигал бы 4-х человек в сутки. Таким образом, пожаловаться на слабость репрессий в отношении борьбы с бандитизмом нельзя.
Принимая же во внимание, что за последнее время ОГПУ усвоил себе практику расширять свою подсудность путем обращения к Президиуму ЦИКа за разрешением рассмотреть то или иное дело во внесудебном порядке, причем сначала рассматривает дело и выносит приговор, а потом просит ВЦИК утвердить этот приговор, - становится совершенно ясным, что и в пределах действующего законодательства и практики ГПУ имеет достаточный простор и достаточно возможностей для принятия экстренных мероприятий по борьбе с бандитизмом» [9, с. 89].
Наделяя ОГПУ полномочиями, которые могли бы привести к неограниченной власти его сотрудников, партийное руководство оставляло за собой право вето на все принимаемые решения по этому вопросу. Для этого 5 ноября 1924 г. было принято решение о созыве комиссии Политбюро ЦК РКП(б) в составе Курского, Куйбышева и представителя ОГПУ, первоначально это был Дзержинский, затем Менжинский, потом Ягода. Одна из главных задач комиссии состояла в том, чтобы держать под централизованным контролем карательную политику при рассмотрении политических дел и приговоров о ВМН [4].
Так, например, 18 сентября 1926 г. Менжинский сообщил в докладной записке И.В. Сталину о перегибах в работе Политкомиссии при ЦК Украины, которая, по его мнению, распространила свои полномочия почти на все дела, причем не только разрешает вопрос относительно того, как должно слушаться то или другое дело, показательным процессом или нет, но и вопрос, какие меры репрессии должны быть применены к отдельным обвиняемым. Другими словами, эта комиссия фактически присвоила себе функции, которые до сих пор принадлежали только Политбюро ЦК ВКП(б) [6].
31 марта 1927 г. выходит постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах борьбы с диверсиями», основные положения этого решения нашли отражение в многочисленных приказах, циркулярах ОГПУ, связанных с перестройкой их деятельности, и резком усилении репрессий в борьбе с диверсиями и преступной халатностью. Для обеспечения нормальной работы в первую очередь крупных промышленных предприятий, военных заводов, сооружений железнодорожного транспорта контрразведывательному отделу поручалось полностью использовать аппарат экономического, особого и транспортного отделов для предупреждения попыток диверсий и вредительства. На ОГПУ были возложены ответственность за борьбу с диверсией и за состояние пожарной и общей охраны, при этом было решено «приравнять небрежность как должностных, так и всех прочих лиц, в результате халатности которых имелись разрушения, взрывы и пожары и т.п. государственной промышленности, к государственным преступлениям», и, как следствие, «предоставить право ОГПУ рассматривать во внесудебном порядке вплоть до применения ВМН и с опубликованием в печати дела по диверсии, пожарам, взрывам, порче машинных установок». На каждое крупное предприятие заводилось специальное дело, в котором должны были группироваться все информационные материалы о взрывах, пожарах, состоянии общей и пожарной охраны, характеристики личного состава, вызывающего подозрения [7].
Таким образом, мы видим, что уже в начале 1927 г. в руках у органов госбезопасности находился мощный карательный механизм, фактически закрепивший в правовом плане внесудебную расправу над представителями любой категории населения в зависимости от их социальной благонадежности и партийной линии.
Это был закономерный процесс формирования тоталитарной системы в стране. Для проведения массовых чисток в обществе был необходим четко действующий репрессивный механизм, подчиняющийся одному человеку, наделенный достаточной властью и имеющий в своем распоряжении ряд средств к осуществлению поставленной задачи.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Российский государственный архив социальнополитической истории (РГАСПИ) Ф.17. Оп. 3. Д. 270. Л. 2-3.
2. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 290. Л. 4.
3. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 296. Л. 2-3.
4. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 313. Л. 2.
5. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 418. Л. 3.
6. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 3. Л. 120-122.
7. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 4. Л. 89, 94-96.
8. РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 402. Л. 57.
9. Лубянка. Сталин и ВЧК - ГПУ - ОГПУ - НКВД.
Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 - декабрь 1936 / под ред. акад. А. Н. Яковлева. - М., 2003.
- С. 786.
10. Маркс К. Сочинения. М., 1966. Т. II. С. 443.
